Ласточки

Огненное крещение

- А ты кем до войны был, Андреич? - спросил молодой солдат по прозвищу Киря, без нужды протиравший тряпкой пулеметный диск.

- Священником.

- Попом что-ли!?

- Да.

- А здесь как? Ваших ведь не берут, вроде.

- Берут. Но я добровольцем пошел.

Пожилой старшина затянулся в очередной раз самокруткой и передал ее по кругу. Самокрутка была толстой, махорки на нее не пожалели. Чего экономить? После боя покурить может уже и не придется, а бой предстоял страшный - это все понимали. Вчера немцы весь день грызли оборону перед ними, сегодня возьмутся за них. Немец - он такой! Его хлебом не корми, а дай чего-нибудь погрызть. Хуже было другое: с юга "солдатское радио" принесло весть, что и там немцы начали наступление. В окопе не мальчики сидели, вернее: не только мальчики. Понятно было, что если немцы давят с двух сторон, то значит пытаются в окружение взять. Как под Харьковом, в прошлом году. Оттуда мало кто выбрался.

- Первый раз вижу попа-добровольца.

- Так ты и воюешь-то еще первый месяц, салага!

Это сказал ефрейтор, пять минут назад подошедший на запах дыма. С ним поделились, конечно. Дело житейское. Сегодня ты нам на хвост сел, а завтра мы тебе. А может быть, и не будет никакого завтра… Но с другой стороны: может быть, и у кого-то из немцев этого самого "завтра" не будет? Не сорок первый год на дворе, когда он по свистку воевал. Буквально ведь, по свистку. У фельдфебеля стреляная гильза, он в нее дует, свистит и отделение делает перебежку. Снова свист - второе перебегает. Сзади, из-за цепи, лупит десяток пулеметов, да еще миномет накидывает. А у тебя - "трехлинеечка" и три обоймы. Сейчас же они запасли и бутылок с бензином, и гранат, и даже пару противотанковых мин саперы оставили. Патронов - вообще валом. Пушкари левее в землю зарылись, минометы есть… Было, короче, чем встретить дорогих гостей.

- Сейчас, после Сталинграда, полегче стало. Фриц уже пуганый. Зимой-то им хорошо врезали, так что тебе, считай, повезло, что только нынче призвали.

- Да я ничего… Просто удивительно как-то.

- Чего же тут удивительного? - спросил старшина. - Место священника где? Там, где его паства. А паства на фронте, в приходе одни бабы остались. Таких, как я, не один и не два, только не звонят о себе, почем зря. Замполит не одобрит.

- Он про тебя знает?

- Конечно. Зачем мне скрывать?

- Расстрига, значит?

- Дура! - ефрейтор приподнялся, выглянул из окопа и снова сел на место. - Расстрига - это когда выгнали. Вот Гришка Отрепьев, к примеру, расстригой был. А он сам ушел.

- Ты бы, Петро, не высовывался так, - сказал старшина. - Мало ли, снайпер… Вообще-то я сан не складывал, но согласно Уставу духовному, имел право просить об этом. Греха в том нет. Осуждается, когда священник о сложении сана просит из страха, или по нужде, но если кто из епископов считает, что я из страха в военкомат пришел, то пусть сюда в траншею придет и о том мне скажет. С охотой приму епитимью, но пока я что-то никого из них здесь не видел.

Остальные рассмеялись. Им епископы на фронте тоже пока не попадались. Молодой сказал:

- А я вот в церковь не ходил. Вернее был там, только давно очень. Бабка носила, крестить. С тех пор ни разу.

Старшина махнул рукой.

- Это ничего… Даже если бы и не крещен - что с того? Про крещение огнем не зря сказано. Ведь что это такое? Это обряд, во время которого человек меняется, утверждаясь в вере своей. Вера важнее всего. Верь, что победишь. Большего, я думаю, никто не потребует от тебя.

За перелеском на востоке шла вялая перестрелка, иногда начинал молотить короткими очередями немецкий пулемет, а у них пока было тихо. Потом за речкой раздался громкий, но довольно быстро стихший вой. Киря аж подскочил.

- Что это!?

- Сиди ты спокойно. Чего испугался? - Петр придавил его за плечо к земле. - "Скрипуха" это. Миномет ихний реактивный. Не слышал что-ли ни разу?

- Не-а!

- Ну вот теперь знаешь, как он бьет. Осколков после него - не собрать, так что не высо…

Слитно, один за другим, на противоположном от них скате высоты ударили разрывы. Старшина посмотрел на взлетевшие в небо бревна, вздохнул и сказал:

- Прямо в блиндаж положил. Опять мне взводом командовать.

- Думаешь, хана взводному?

- Да кабы не ротой… Ротный-то там же мог сидеть. Петро, давай за пулемет, первым номером. Схожу, проверю. Если не вернусь, значит за командира пришлось побыть. Вот же падла! Этот шестиствольник теперь задаст нам по самое не хочу. Там овраг и видимо фрицы ночью его туда закатили, а мы это дело прощелкали. Теперь его не выковырять.

Он поднялся, поправил ремешок каски и пригнувшись побежал по ходу сообщения.

* * *

От блиндажа осталась глубокая яма, заваленная бревнами и землей. Двое знакомых солдат из первого взвода тупо смотрели в нее, не зная, что делать.

- Ротный где? - спросил он.

Баранья битва

Кирю разбудил вкусный запах жарящегося хлеба. Он даже подумал, что это ему снится и что сон слишком хорош, чтобы просыпаться. Потом запах стал еще вкуснее, он понял, что ему не мерещится и открыл глаза.

В выбитые окна полуразрушенного фольварка, в котором обосновался их дозор, светило веселое мартовское солнце. Задача у дозора была очень простой: предупредить, если на ведущих к перекрестку дорогах появятся немцы, или кто-то из начальства. О немцах они должны были сообщить красной ракетой, а о начальстве зеленой, продублировав сигнал парой выстрелов. Ничего сложного. Двое спят, третий смотрит в бинокль. Вот только почему его не разбудили? И откуда этот запах?

Он поднялся, надел шинель, которой укрывался и перетянул ее ремнем. Потом поднял лежавший рядом с ним ППШ и выглянул в дверной проем.

- О! Проснулась наша Спящая красавица, - прокомментировал его появление сидевший у костра и что-то жаривший старшина. - Никак выспался?

- Дык это… - Киря шмыгнул носом. - Сплю и чую: где-то жрут без меня. Чем это пахнет, Андреич?

- Тебе не все равно? Иди лучше, Петра смени. Он тебя утром будить не стал. Сказал, что сам постоит.

- Ага, ладно. Сейчас. А чем пахнет-то? Опаньки…

Подойдя ближе, Киря наконец разглядел, что делает старшина. Тот жарил на саперной лопатке яичницу. Вот откуда шел запах.

- Нифига себе! Где взяли?

Старшина усмехнулся и ответил:

- Ты ночью снес! Я мимо шел - лежит яйцо рядом с тобой.

- Андреич, не гони!

- Я тебе хоть раз врал? Вон и Петька подтвердит. Эй, Петруха!

- Чего? - ответили сверху.

- Скажи, что яйцо рядом с Кирей нашли!

- Без базара! Рядом лежало.

- Слышал?

Киря удивленно хлопал глазами. Старшина раньше в подобных розыгрышах замечен не был, но яйцо, поджаривающееся на малой саперной лопатке, говорило само за себя.

- Ты проверь по карманам, может там еще есть.

Он действительно сунул руки в карманы шинели, но тут его взгляд упал на лежащую в углу белую курицу с отрубленной головой. Киря сразу все понял и рассмеялся.

- Ну, Андреич! Подколол…

- Заметил наконец? Курятник здесь "тридцатьчетверка" переехала, всех курей пехота переловила, а эта как-то уцелела. Пришла ночью к тебе и снесла яйцо. Петр ее заметил и - штыком, а ты сопел в две дырки и ничего не услышал. Петруха!

- О-у?

- Комм цу мир, делить будем. Киря, отвернись!

Поджаренное яйцо было аккуратно переложено с лопатки на кусок хлеба, накрыто вторым куском и этот бутерброд двумя взмахами ножа был поделен на три примерно равные части.

- Кому? - спросил старшина, указывая ножом на один из кусков.

- Мне.

- Ха! Прогадал. Кому?

- Тебе.

- Молодчик!

Кусок был самым большим.

- Ну, бери свой и топай на пост, а я этот подарок судьбы ощипывать буду.

Спустившийся вниз Петр двумя глотками проглотил свою долю и запил водой из фляги. Спать он не стал, а вытащил из кармана гимнастерки нитку с иголкой, снял шинель и начал зашивать дырку.

- Курица - это еще ничего, - сказал он. - Вот у нас той зимой случай был, это еще до того, как я в этот полк попал. Мы тогда наступали на Сальск…

* * *

Калмыцкие степи ровные, как стол. Наступать по ним - одно удовольствие, если конечно идти по дороге и если танки есть. На танк забрался, встал, как суслик - и все видно километров на десять. Немцу никак не спрятаться, хоть ты весь бинтами обмотайся. Сплошной линии фронта нет, но зато если впереди высота, то можно быть уверенным: там у них опорный пункт. Сходу сбить вряд-ли получится. Не для того фриц окапывался, чтобы дать себя с налету сковырнуть парой танков. Торопыг, пытавшихся показывать подобные фокусы, похоронили еще в сорок первом году.

Значит надо разворачиваться, подтягивать артиллерию и, как говориться, начинать боевые действия. Лучше всего конечно попробовать противника окружить. Вот так и вышло, что два батальона стрелкового полка завязли, а третий, с приданной ему минометной и артиллерийской батареями и танковым взводом получил приказ вырваться вперед с тем, чтобы обойти обороняющихся немцев, перерезав им пути отступления.

Ночью по степи особо не побегаешь. Пришлось остановиться и заночевать в поле. Красноармейцу не привыкать, лошадкам монгольской породы - тоже. Присмотрели подходящую балку, где кусты кое-как защищали от ветра, выслали дозоры, как полагается и расположились на ночевку…

- Товарищ старший лейтенант! Ракета!

- Чего!? - Командир минометной батареи хлопал со сна глазами, не понимая, чего от него хочет вестовой.

- Ракета! Немцы!

- Где!? Мать твою! Батарея, к бою!!!

Заградотряд

Высунувшись по пояс из люка, старшина угрюмо изучал физиономию стоящего на дороге капитана. Он бы, может, и вообще не стал бы на него смотреть, а объехал бы по полю (как-никак он на танке, который как раз и приспособлен по полю ездить), но в сотне метров от дороги стояли две кое-как замаскированные "сорокопятки". Стволы пушек смотрели прямо на него и расчеты были на месте. С такого расстояния бронебойный снаряд прошил бы его БТ-шку навылет.

Про себя он уже прикинул, что этот капитан с синими кавалерийскими петлицами никак не может быть немецким шпионом. Во-первых: невелика птица - старшина, чтобы на него диверсантов натравливать, а во-вторых: диверсант с собой батарею не потащит. Пушки ему, так подумать, ни к чему.

Он молчал, капитан тоже молчал, а потом старшина вспомнил, что на свете имеется Устав и согласно ему младший по званию при встрече должен первым приветствовать старшего. Он поднял руку к виску. Капитан кивнул и представился:

- Капитан Иванов, командир сводного заградотряда.

- Старшина Петров, старший по команде.

- Куда ведете танки, старшина?

- В ближайшую комендатуру, за указаниями. Мне нужно найти свою часть.

- Как же вышло, что вы ее потеряли?

Старшина вдруг понял, почему этот Иванов так странно, будто нехотя, выдавливает из себя слова. О попросту смертельно устал. Вон и глаза красные…

- Мы должны были получить танки после ремонта, погрузить их на платформы и разгрузиться на станции. Приказ я выполнил, но когда прибыли на место и разгрузились, полка там уже не было. Куда он ушел, никто не знал. Комендатура тоже была пустой, видимо уже эвакуировались. Мы с сержантом посоветовались и решили двигать в райцентр. Если и там никого бы не найдем, то хотя бы бензином разживемся.

Капитан кивнул.

- Понятно… Ну что же, старшина, вам очень повезло. Это я и есть - комендант города. Хотите знать, почему я здесь? Потому, что в городе идет эвакуация двух заводов. Чтобы закончить ее, нужно еще три дня, включая этот. У меня есть приказ командующего армией подчинить себе отступающие разрозненные подразделения, сформировать из них заградительный отряд и задержать немцев. Только что я довел этот приказ до вашего сведения. Он вам понятен?

- Так точно.

Действительно: чего тут непонятного? Приказ, в общем, был правильный. Если немца не задерживать, то он до Урала дотопает, вот только чем задерживать-то? Боеприпасов в танках не было. Капитан предугадал его вопрос.

- Снаряды возьмете у артиллеристов. Поделятся, у них есть. Бензин вон в том перелеске. Там три моих машины и кухня. На машинах ящики с патронами и бочки с горючим. Когда заправитесь, замаскируйте танки на опушке, чтобы их не было заметно с воздуха. Вообще-то вам очень сильно повезло, что погода пасмурная и немцы не летают.

Это и так было понятно, что повезло. Не каждый день вот так, на дороге, на обед наткнешься, а то, что повоевать придется - так на то она и армия, чтобы воевать. Подумав так, старшина скрылся в люке, но сразу снова вылез оттуда, держа в руке топор. Капитан удивленно смотрел, как он срубил под корень несколько молодых березок, растущих на обочине, а потом вместе с командиром второго танка привязал их у него за кормой. Потом понял.

- Следы замести? Молодцы, правильно. Я и не подумал об этом.

- Немец не дурак, - кивнул старшина. - Увидит, что следы в лес пошли, вызовет бомбардировщики, иди дивизионную артиллерию наведет и все… Поужинать уже не получится.

Кроме машин и кухни в роще оказалось еще около сотни человек пехоты. Сброд из разбитых, не успевших толком повоевать частей. Капитан здесь не зря на дороге стоял. Правда, на всех был всего один лейтенант и старшина прикинул, что под таким командованием они много не навоюют. Впрочем, с батареей пушек и двумя танками все не так уж безнадежно. Продержаться можно, тем более, что уже были выкопаны неглубокие окопчики, да и пехтура при виде их машин явно повеселела. Он отправил сержанта промышлять насчет еды, а сам взял еще трех человек и пошел за бензином.

* * *

- Да, поиздержались фрицы…

- Почему? - спросила заряжающий.

- У них в танковом батальоне должно быть семьдесят танков. В роте, следовательно, около двадцати. Я вижу шесть штук, а меньше роты они в бой обычно не посылают. И артподготовки не было, значит со снарядами проблема.

- Наступают, черти. Подвозить не успевают. Но шесть штук - тоже неплохо.

- Это точно…

Немцы появились рано утром, как и предположил капитан. Хоть и кавалерист, а в войне мужик разбирался. Немцы вчера заняли городок, в котором они выгрузили два дня назад свои машины, выспались, поднялись на рассвете, пожрали своей немецкой колбасы, погрузились и - вперед, "дранг нах остен". Иди "вестен"? Черт его знает, как по-ихнему.

Что для мотопехоты и танков тридцать километров? Один-два часа.

Разведку на мотоциклах капитан приказал пропустить. Так и сделали, но один из мотоциклов свернул к их перелеску, а второй остановился на перекрестке. Проверить решили, значит сами виноваты… С пятидесяти метров из кустов заработал "дегтярь", фриц кувыркнулся в канаву. Второй развернулся было, но и его достали очередью. Командир немцев сделал очевидный вывод и вот теперь танкисты наблюдали из замаскированных танков за тем, как его две немецких роты разворачиваются для атаки.

Закат в оптическом прицеле

Немецкий снайпер свои огневые позиции обычно в глубине своей обороны устраивает. Не всегда, но чаще бывает так. У них снайпер - аристократ. Рядовой с офицерами за ручку здоровается. В наградах весь. Берегут его, кормят по расписанию, будят тоже вовремя, а не в ночь-полночь и за передний край не гонят. Ничего удивительного, если подумать. У них ведь снайперское дело еще со Второй мировой началось, даже еще раньше, когда они с французами воевали в прошлом веке. Уже с тех пор, значит, жить людям не давали, причем били с открытого прицела. Оптики тогда и не было ни у кого. Это сколько же патронов нужно спалить, чтобы так натренироваться? Сколько раз в холостую курок спустить? Ведь на одной практической стрельбе боевыми метко стрелять не научишься - это известный факт. Нужно научиться не просто винтовку правильно держать, но и курок спускать, не отвлекаясь от прицела на движение пальца, иначе будешь мазать, хоть ты тресни.

В общем, у фрицев снайпер пользуется почетом и уважением, в отличии от русского Ваньки. У нас как? "Умеешь стрелять? Отлично! Иди и стреляй." И Ванька идет стрелять, а чтобы подальше от начальства - выбирается вперед, за линию окопов. Снимет какого-нибудь фашиста, его накроют минами и на этом все. Так оно и идет. Свои ребята с передовой помогут и огнем, и окопчик отрыть, но мало у нас людей с большим счетом. Очень мало.

Конечно есть такие, которых весь фронт уважает, которые наставления пишут - спору нет. Но пока ты сто немцев положишь… В общем, Киря, ты сам знаешь, что простого солдата у нас не шибко ценят. Ты, когда танк подорвал, тебе хотя бы медаль дали? Вот то-то и оно, что нет. Зато комбат, которого с НП полкового танком не вытащишь, весь в орденах и баба его, санинструктор из третьей роты - тоже с "Красной звездой" бегает.

* * *

- …мне может быть и есть, что рассказать и чем поделиться, но меня никто на курсы снайперов почему-то не зовет.

- А ты бы не посылал замполита регулярно на три буквы - глядишь и позвали бы. Но ты не расстраивайся. Меня тоже забыли позвать.

Генка сказал это, не отрываясь от перископа, в который рассматривал передний край немцев. Сегодня они, вопреки своему обыкновению, расположились в траншее. На огневую не полезли. Петр приболел. Поползал, называется по росе… Глотать было больно, из носа текли сопли, глаза слезились и вид у него был неважнецкий. Двойная порция водки и сон под тремя шинелями в теплой землянке помогли, но до выздоровления было далеко.

Поэтому и наблюдение вел напарник, и стрелять должен был он же, если неосторожный немец высунется. Но никто не высовывался и вообще было очень тихо. Даже пулемет на той стороне дал утром пару очередей и заткнулся, будто немцу надоело воевать. От этой тишины клонило в сон.

- В тыл бы сейчас… - мечтательно протянул Петр. - В баньку… Сразу бы болячка прошла.

- Ага. И пива литра три! - поддакнул Геныч.

- Ха-ха! Хорошо бы! Эх, знал бы ты, Генка, какое у нас в Севастополе пиво было… А какое вино! Пьешь и не пьянеешь.

- Ты там призывался?

- Да, в тридцать восьмом. Отправили под Тулу в учебку, а потом на Халкин-Гол этот сраный. Я там и научился стрелять как следует.

- Говорят, как фрицев заборем, с японцами снова война будет.

- Может быть… Только ты забори его сначала. А-а-апчхи!!!

Солдат, сидевший в окопе неподалеку оглянулся на этот богатырский чих и рассмеялся.

- Петро, вижу немца! Снайпер.

- А-а-ап… Что? Где он!?

- У них в тылу три сгоревших избы. На средней. На печке. Присмотрись.

Петр, сразу забыв про чихание, и приник к перископу, шмыгая носом.

- Средняя?

- Да. Из-за трубы ствол торчит и плечо видно за кирпичами.

- Ты смотри, какой паршивец! Ловко укрылся, и маскхалат сажей вымазал, чтобы черное на черном не видать было. Ты ствол винтовки разглядел?

- Ага.

- Давай тогда, делай его.

Геныч отодвинулся, приник к прицелу лежащей в амбразуре винтовки, несколько секунд целился и выстрелил.

- Попадание, - проконстатировал Петр.

- Ну дык пусть знает наших! - тот передернул затвор и полез в карман за патроном.

В следующее мгновенье кулак Петра вдруг с силой ударил его в бок, под ребра, а "трехлинейку" вырвало из рук и швырнуло вверх. Следом долетел приглушенный звук выстрела.

- Ты чего дела… Опа!

Геныч, потирая бок, смотрел на свою винтовку, ложе которой было расщеплено попавшей в него пулей.

- С тебя причитается! - сказал ему Петр. - Чуть-чуть он тебя не уделал. Пуля уже летела, когда я тебя отбросил.

- Что это было?

- Подловили нас. На печку положили куклу, замаскировали и стали ждать, когда ее заметят и выстрелят. Я в перископ-то гляжу: "маузер" вниз упал, а прицела-то на нем и нет! Ясно, что манекен. Ты в придачу еще и ошибся: сразу винтовку заряжать начал, подставился.

- Винтовка - все… Жаль. Пристрелянная была, царская.