Лавандовый раф. Истории южных гор

Необъяснимое

Необъяснимое

Шел снег. Белый, чистый. Снежинки кружились вокруг Овлура, ложились на черную шапку, на плечи, на руки в шерстяных перчатках. Они падали и в темную воду еще не замерзшей реки. Но если на земле снег выбелил природу, словно подготавливая ее к свадьбе, то в воде он исчезал без следа, как в могиле.

«Всем нам там лежать», - подумалось Овлуру.

Тишина и покой вокруг способствовали позитивно-философскому настрою души, но мысли Овлура были тяжелы и печальны. Для него этот легкий снег знаменовал смерть. Он шел из больницы, где в реанимации лежала его любимая девушка. Настолько любимая, что слезы наворачивались на глаза, когда он просто вспоминал о ней. А ведь все шло к свадьбе… Вот как оно бывает… Овлур сжал перила ограждения такими сильными с виду руками, но совершенно беспомощными в сложившейся ситуации. Если бы мог, он бы вырвал ее из рук смерти, подступившей гораздо раньше времени. Овлур вспомнил ее вечно улыбающееся милое лицо. Как они могли поднять на нее руку?! В голове не укладывалось, как вообще можно поднять руку на женщину. Хотя от них ожидать можно чего угодно.

Невесту Овлура избили скины. За то, что чеченка. За то, что в платке. За то, что живет в их Москве. За то, что посмела указывать им, как себя вести у них дома. Она всегда была такой: ратовала за права других и, не думая, выдавала людям в глаза все, что было на уме. Вот и нарвалась. Как рассказал ее младший брат, находившийся в то время дома, она пошла на улицу просить сделать потише музыку, доносившуюся из машины - у соседки не мог заснуть маленький ребенок. Эти русские сами боялись пойти, а она пошла. Овлур даже злился на нее за этот глупый поступок. Ну чего она полезла не в свое дело?! Он нарочно старался разозлиться на нее, чтобы хоть как-то заглушить боль, терзавшую сердце. А вдруг?… Нет, он не один, у него есть мама, отец, братья и сестренка, четыре дяди, шесть теть, а дома – бабушка. Он совсем не один. Но если она умрет, он станет безмерно одинок среди близких.

Как бы он поступил на ее месте? Конечно, наплевал бы! Что ему до проблем врагов. А русских он не просто не любил, он презирал их изо всех сил. Хотя вынужден был жить среди них, учиться, работать. Он никогда бы не протянул русскому руку помощи, это уж точно. А вот она протянула. Это обостренное чувство справедливости или сильная вера - он не понимал до конца. И это тоже ему нравилось – ее отзывчивость и доброта. За что она и поплатилась.

У Овлура чесались руки добраться до тех, кто к ней притронулся. И он уже навел кое-какие справки, теперь оставалось только ждать. А ожидание выводило его из себя. Вот он и пришел в тихое место этим вечером, так как чувствовал, что уже на грани, что скоро «почешет» руки о первого встречного.

Он стоял и смотрел вглубь Москвы-реки. Такая же тихая, течет себе покорно по проложенному руслу, как люди, живущие на ее берегах. То ли дело его Терек, Кура и народы, населяющие его край! Но одна польза в этой воде – хорошо успокаивает. Мерное колебание поверхности обволакивало мысли туманом, приглушало метание чувств. И хотя было холодно, Овлур готов был стоять здесь до утра и смотреть, смотреть в черноту реки.

Удар в бок вывел Овлура из оцепенения. Кто-то попал в него резиновым мячиком. Мяч отскочил от куртки и упал в снег рядом с ногами Овлура. Тот поднял его и огляделся по сторонам. Кто такой «умный» решил поиграть в мяч в декабре? Да еще осмелился запустить им в человека? А он едва начал успокаиваться…

Навстречу Овлуру бежал мальчик лет пяти на вид, в толстом пуховике, замотанный шарфом по самые серые глазенки.

- Это мой мячик, отдай! – закричал он издалека.

Овлур почувствовал, как волна гнева накрывает мозг. Пока он соображал, что лучше: запустить мячом маленькому невежливому отроку по лбу или просто как следует обругать, появилась его мать.

- Извините, пожалуйста, он не нарочно! Денис, быстро попроси прощения у дяди и пошли домой, доигрался!

- Извините, - буркнул подбежавший Денис. Видимо, он не привык извиняться.

- Давайте сюда мяч, - он требовательно протянул руку.

Овлур не выдержал и схватил мальчика за шарф:

- Слушай, ты как со старшими разговариваешь?! Не научили тебя родители, как себя вести? Возьми свой чертов мяч и убирайся с глаз долой, а то я тебе всыплю по первое число!

Глаза Дениса полезли на лоб от удивления, потом заблестели слезами.

- Мама! – запричитал он. – Дядя меня обзывает!

Овлур закатил глаза. Он еще и ябеда. Хотя чего от него можно ожидать? Чеченец жаловаться бы не стал. Мать Дениса спешно подошла к ним, и Овлур быстро выпустил мальчика.

- Молодой человек, как вам не стыдно! Это же ребенок, он не нарочно.

- Пошли вы оба знаете куда! – огрызнулся Овлур. – Не надо мне поучений, забирайте вашего отморозка и идите, куда шли!

Женщина открыла было рот, чтобы возразить, но потом лишь холодно сказала:

- Идем, Денис, - взяла за руку сына и пошла обратно.

- Русские свиньи, - процедил им вслед Овлур достаточно громко, чтобы можно было услышать, но женщина не обернулась. И правильно сделала, а то получила бы еще порцию ругательств. Он снова уставился на реку, но все было испорчено. Злость одержала верх, и он уже думал, кого и за что порвет на британский флаг в ближайшие полчаса. Или он сойдет с ума. Но ему снова помешали…

Джинны любят селиться в горах

«А ты знаешь, что джинны любят селиться в горах?»

В голове далеким эхом прокручивались слова сестры. Саида подняла глаза к застывшим волнам Кавказского хребта, взметнувшимся над селом. В ночной тьме иссиня-черные горы выглядели еще более пугающими.

Из окна комнаты, где они жили с двоюродной сестрой Айшей, было хорошо видно противоположную часть ущелья. Ярко-белая луна освещала покрытые густым лесом пики, а у подножия, где расположилось соседнее село, тут и там светились крошечные призрачные огоньки домов и фонарей. Саида хотела отвернуться от окна, лечь на другой бок и заснуть, но не могла отвести взор от величественного и пробиравшего до мурашек вида ночных склонов.

Джинны любят селиться в горах.

Все это знали. Повторив известную истину, Айша не хотела ее напугать, скорее пыталась развлечь, когда еще не оправившаяся от смерти родителей Саида появилась на пороге их дома.

«Ничего-ничего, - сказала тогда тетя Аминат, - они у нас не злобные. А если ты будешь бояться, Абдулла почитает тебе Коран. Недаром он три года ходил в медресе. Всем нравится его чтение».

Адбулла, брат Айши, тогда улыбнулся Саиде и кивнул, мол, обращайся.

Джинны… Создания из чистого пламени, живущие в параллельном мире, который лишь отчасти пересекается с миром людей. По поверью, джинны, пробравшись на чужую «территорию», могли пакостить людям, а еще хуже – вселяться в них, овладевая разумом и заставляя совершать ужасные вещи. Саида немало слышала подобных историй: о том, как люди начинали разговаривать на иностранных языках, приобретали невероятную силу, становились агрессивными или плаксивыми, а то и вовсе сходили с ума. Теперь она убедилась лично, что сказкой тут и не пахнет. Это доказал ей Абу Джафар - так с недавнего времени он себя называл.

Если бы Айша не поехала к бабушке, Саиде не пришлось бы ночевать в одиночестве. Когда сестра спала на соседней постели, ОН не приходил. В присутствии Айши девушке порой бывало душно, на сердце тяжелым камнем опускалась тоска. Ее могли охватить крайнее отчаяние и непонятные ощущения, словно кто-то тянул ее за собой – иногда это случалось. Но ОН являлся, только когда в комнате никого не было. Значит, сегодня он явится снова.

Саида беспокойно вслушивалась в темноту маленькой комнаты. Только благодаря луне мрак не был таким плотным и почти невыносимым. У нее появилось острое желание вскочить с постели и уйти спать в зал, но стеснение перед кузеном и дядей, которые могли ночью пройти через комнату по нужде, было еще больше страха перед джинном. Она должна оставаться в своей комнате. Вдруг пронесет?

Саида с опаской легла на спину, чтобы не таращиться на горы, гипнотизировавшие взгляд, и сразу же почувствовала: началось. Сначала в груди встрепенулось волнение. Сердце девушки забилось чаще. С виду в комнате не происходило ничего необычного, только подозрительно глубокая и вязкая, как черный «лизун», тишина окутывала ее кровать.

Постепенно тело Саиды начало наливаться тяжестью, руки и ноги будто превратились в бетонные столбы, воздух в комнате стал спертым и липким. Саиду охватил настоящий страх. Она хотела открыть рот, чтобы закричать, но губы, как выкованные из железа, отказались подчиняться. Из ее горла вырвался лишь слабый хрип, но ближайший человек в доме – Абдулла в соседней комнате – наверняка крепко спал или слушал что-нибудь в наушниках и вряд ли ее бы услышал. Не говоря уже об остальных.

Давление на грудь усилилось. Саиде показалось, что кто-то нарочно придавливает ее к постели, стараясь задушить. Она толком не могла разобрать, есть ли кто-то еще в комнате или нет – все перед глазами смазывалось от темноты, ужаса и нехватки кислорода.

«Помогите! Абдулла! Дядя! Тетя! Кто-нибудь!» - мысленно закричала она, но никто в доме не обладал даром телепатии, чтобы ее услышать.

Саида сделала еще несколько безуспешных попыток хотя бы повернуться на бок, чтобы избавиться от ощущения, что кто-то навалился ей на грудь, но тело все также не слушалось. Ей показалось, что сейчас она задохнется, и страх смерти окатил ее холодной волной.

В голове запульсировало жалобное «Пожалуйста… Не надо… Пожалуйста…»

«Ты моя».

Промелькнувшая в сознании мысль была настолько четкой, что Саиде показалось, что кто-то произнес ее вслух. Она вздрогнула всем телом и смогла прохрипеть:

- Помогите!

Слишком тихо.

«Моя. Моя. Моя».

Теперь Саида явно ощущала в комнате чье-то присутствие. Рядом с кроватью она различила темный силуэт, и отпрянула на другую половину постели. Точнее, хотела отпрянуть, потому что налитое свинцом тело шевелилось в сотню раз медленнее обычного, и она едва смогла отодвинуться хотя бы на сантиметр.

Сознание Саиды будто затягивало в черную дыру ночи. Она сопротивлялась, боролась, но ощущение, что ее куда-то тащит, было сильным, как тягун в море, в который она однажды попала и еле выбралась живой. С каждым мгновением желание сопротивляться угасало, подчиняясь чужой воле.

Как через пелену, Саида внезапно почувствовала прикосновение к своему телу. Неизвестная темная фигура все еще находилась в метре от ее постели, но в то же время чьи-то пальцы легко коснулись шеи.

«Нет!»

Нет, только не это! Пожалуйста!

Где-то на границе сознания блеснул и угас стыд, у Саиды не оставалось сил даже на эмоции.

Между тем, холодные пальцы спустились ниже, уже легко гладили по ночной рубашке ее грудь. Пугающие и смутно-сладостные ощущения.

«Не надо…»

Она это подумала или произнесла вслух? Саида пыталась вспомнить хоть пару строк из Корана, которые могли бы спугнуть джинна, но не могла сосредоточиться, сознание едва касалось реальности. Ей показалось, что фигура стала больше и ближе, а шею будто бы обдало теплым дыханием, несмотря на то, что неведомые руки, пробравшиеся под подол ее рубашки, были все также холодны.

«Я Абу Джафар. И ты моя», - прозвучал в ее голове холодный ответ. Или не ответ? Ведь она не задавала вопрос. Или задавала? Или ответ прозвучал не в голове?