Лазетт - маленькая ведьма

Глава 1. Метель и шлейф

Зима в этом году выдалась внезапной, снежной и чересчур холодной. Как бы тепло ни одеться, было невозможно находиться на улице дольше часа, начинали замерзать руки и ноги, а от ветра, забирающегося за воротник и «ласкающего» своими ледяными прикосновениями, хотелось взвыть.

Сегодняшний день не был исключением, разве что к холоду добавилась метель. Снег комьями летел в лицо, мешая смотреть на дорогу. Кожу практически сразу начало щипать от мороза. Хотелось поскорее добраться до места встречи и заказать чего–нибудь горячительного. А потом просидеть в тепле до утра, пока погода не улучшится. Эх, мечты…

Хорошо бы вызвать повозку и добраться до места встречи с комфортом, но нельзя. Слишком приметно это будет в столь маленьком городишке. Приезжий мажор, что разъезжает в повозке — выглядит весьма подозрительно, не правда ли?

Припорошенные внезапной метелью травинки и едва замерзшие лужи скрипели и трещали под ногами. Дворы сменяли друг друга и казались бесконечными. До таверны, в которой назначена встреча, идти оставалось еще минут десять, не меньше. Приходилось постоянно придерживать шляпу, чтобы ее случайно не унесло, кутаться в широкий шарф и поправлять воротник, как только ледяные прикосновения ветра начинали лизать шею. И ведь надо было именно сегодня разыграться метели! Даже собаки предпочитали не показываться лишний раз, все отогревались в домах или своих теплых конурах. А вот над ним злой рок висит, не иначе…

Мужчина усмехнулся своим мыслям и поспешил вперед. Нужно быть позитивным в этот приятный, совершенно не предназначенный для прогулок по улицам, день. Его впереди ждет теплая таверна, горячий грог и встреча со старым другом. Что может быть лучше? Только сидеть дома у камина с бокалом вина, когда знаешь, какой ужас творится на улице.

Среди завывания ветра, снега в лицо, громких мыслей и сетования на свою судьбу, послышалось тихое чертыханье и слабый отголосок использования магии. Мужчина резко остановился, определяя его источник. Чтобы так неосмотрительно практиковаться на улице, пусть и в метель — это насколько нужно быть глупым? Хотя поблизости не было ни одного человека, а значит негромкие ругательства ему послышались. Ну не мог он сквозь метель услышать кого–то, если этот «кто–то» не стоит прямо перед его носом…

Сейчас ему совершенно некогда было разбираться, что происходит, но любопытство взяло верх. Друг, который уже наверняка ждет его в таверне, вздохнет и покачает головой на это любопытство. И будет прав. Именно потому, что его друг умеет смолчать, когда надо, и не сунуть нос в чужие дела, опять же, когда надо, ему живется сейчас куда спокойнее… Однако путнику все равно было любопытно. Количество магов за последние двадцать лет резко сократилось, и взглянуть хотя бы одним глазком на того, кто решил таким неоригинальным способом заявить о себе инквизиции, было бы интересно — хотя бы чтобы после вспомнить этого не слишком умного человека, когда станет известно об очередном «подвиге» доблестных защитников божественной веры.

Господи, и смешно, и плакать хочется.

Следуя за слабым магическим шлейфом, мужчина сошел с дороги в лабиринт из домиков. Чем дальше он заходил, тем более старые и обветшалые жилища ему встречались. Среди домов снег не так сильно бил в глаза, ветер здесь был слегка слабее…

«Людям для счастья нужна лишь вера и любовь к Богу, — мужчина с раздражением вспомнил последние слова проповедника на одной из недавних поучительных казней, подмечая каждую мелочь в этих старых, слегка покосившихся домах. — Ну да, как же…»

Шлейф от использования магии становился все заметнее, и мужчине пришлось остановиться, чтобы определить, от какого двора он идет. Хоть ветер здесь был не такой сильный, все равно заставлял продолжать кутаться в шарф. Пока мужчина определял источник, ему казалось, что он слышит какие–то голоса. Это было похоже на обман слуха. Кому могло бы понадобиться в такую погоду работать на улице? Неожиданное открытие удивило его еще больше: голос и магический шлейф идут из одного и того же места.

В этой части города было много старых, покосившихся домишек, заборы вокруг которых уже давно опасно накренились, а где–то даже завалились. Калитки и ворота были лишь для красоты, потому как любая дыра в заборе могла служить входом и выходом со двора.

Во дворе прямо перед ним рыдающая девочка пыталась что–то сделать с собакой и ее щенками. Одетая в какие–то рваные лохмотья, она сидела прямо на снегу. От одного взгляда на нее по телу мужчины прошелся холодок. И как она только не замерзает?

Приглядевшись получше, он все же разглядел мурашки на её коже и покрасневшие от холода участки кожи. А девочка все также выводила руками в воздухе какие–то странные символы, прикасалась к неподвижным животным. Создавалось впечатление, что она не чувствует холода. А ведь это может серьезно сказаться на ее здоровье!

«Какое безумство! Мало того, что её собственная жизнь сейчас под угрозой из–за разыгравшейся непогоды, так еще она практикуется в магии прямо на улице. Куда смотрят её родители!» — со злостью и раздражением подумал он мужчина. Он уже понял, что источником магического следа, что привел его сюда, была эта девочка, и оставлять всё как есть, он не собирался. Нужно для начала узнать, почему она на улице в таком виде и отправить домой — греться, а уж потом, возможно, прочитать родителям лекцию о том, что использовать магию нельзя, тем более на улице, где любой может увидеть и сообщить господам из инквизиции.

Его мысли будто материализовались: дверь дома открылась, и на пороге показался мужчина. Вероятно, её отец… Пьяное, перекошенное злостью лицо, красные от недосыпа глаза и прохудившаяся рубаха. Рассмотреть что–либо еще не хватило времени, потому как отец схватил девочку за руку, рывком поднял на ноги и поволок в дом. Она вырывалась, что–то кричала и тянулась к животным, которые неподвижно лежали на снегу. Присмотревшись, мужчина понял, что они даже не дышали, а девчонка продолжала рваться к ним. Только силы были не равны, и девочка оказалась насильно затащена в дом.

Глава 2. Грог и догадки

Тяжёлая дверь приветливо открылась, и тут же в нос ударил запах выпивки и горячей еды. Мимо порхнула милая официантка, кокетливо улыбнувшись. Теперь путник мог передохнуть и отогреться в приятной обстановке. Чего греха таить, после такой прекрасной погоды на улице любое теплое помещение, да еще с едой и напитками, покажется «приятной обстановкой».

Снимая с замерзших рук плотные кожаные перчатки, мужчина рассматривал посетителей. Их было не слишком много. Ну, оно и понятно… Только самые отбитые пьянчуги захотят сегодня покинуть дом и тащиться в таверну за выпивкой. Недалеко от двери сидела молодая пара и о чем–то негромко переругивалась. Наверняка радуются внезапной метели… Мужчина усмехнулся своим мыслям. После светлой заснеженной улицы было сложно что–либо разглядеть, пришлось слегка потоптаться у двери, пока глаза привыкали к легкому полумраку.

Однако желание поскорее выпить или съесть чего–нибудь горячего перебороло желание дожидаться, когда полумрак перестанет быть для него помехой. Это была первая причина поспешить. Вторая — его здесь ждал старый друг, пунктуальный до невозможности. Чем скорее он отыщет нужный столик, тем меньше недовольства придется выслушивать.

Аккуратно обходя столики с немногочисленными посетителями, он рассматривал чужие лица, пока, наконец, не отыскал взглядом друга. На пути официантка снова ему кокетливо улыбнулась. На секунду мелькнула мысль, будто они уже встречались раньше. Ну, кто знает, это вполне возможно… Ему настолько часто приходится посещать подобные места, что он уже практически перестал различать лица работающих здесь девушек. Сейчас мужчине ничего не оставалось, кроме как приветливо улыбнуться в ответ. Венок из волос красиво обрамлял круглое личико, а приоткрытые губы, подкрашенные тёмной помадой, манили, будто спелая вишня. Будто случайно девушка слегка задела его плечом, и взгляд мужчины не без удовольствия огладил красивое плечико и плавно перешел к декольте…

Мужчина мысленно дал себе пощечину. Фантазии, что уже начали пробираться в голову, сейчас не должны его отвлекать. Его в этой таверне ждали дела, дела — превыше всего. А вот потом можно будет подумать о приятном вечере с этой аппетитной девушкой…

За одним из дальних столов его действительно уже ждали, и, судя по нахмуренному лицу, давно.

— Рад тебя видеть в добром здравии, Эдмонд, — старый друг поднялся и протянул руку.

Эдмонд скривился. Друг всегда называл его полным именем, когда был раздражен и причиной раздражения являлся именно Эд. В последний раз такое было при их прошлой встрече, на которую, помнится, Эд тоже умудрился опоздать. Похоже, пунктуальность — это не для него…

— А я–то как раз тебя видеть, Генри. Брюзжание тебе совсем не идет, — Эд с удовольствием пожал протянутую руку. Как давно они виделись в последний раз? Кажется, это было…

— Два года прошло, а ты не изменился, все тот же напыщенный хлыщ, — Эдмонд усмехнулся словам друга. При каждой встрече в голову приходит мысль, что ничего не меняется. Ни он сам, ни Генри.

— Вот уж спасибо, ты как всегда прямолинеен, — добродушно улыбнулся мужчина, повесив свое тёплое пальто на спинку стула, а шляпу и перчатки аккуратно сложив на край стола. Наконец–то он может заказать себе чего–нибудь горячительного и расслабиться.

— А ещё ты опоздал. Как и на многие встречи до этого, — слегка не тактично произнес друг, поднося к губам кружку. — Очередная милашка потерялась и ты по доброте душевной вызвался проводить её до дома?

Эдмонд тяжело вздохнул. Сейчас ему придется какое–то время слушать ворчание Генри по поводу своей непунктуальности. Это было не страшно, всего лишь пять–десять минут потерпеть, но забавлять перестало еще лет шесть назад, когда им приходилось практически каждый день пересекаться по работе. А еще, у Эда складывалось впечатление, что друг сейчас над ним –напросто смеется.

— Твоя интуиция меня порой поражает, — с восхищением проинес Эд, подзывая к столу официантку. Организм срочно требовал чего–нибудь горячительного, и поскорее. — Я стал свидетелем одной интересной сцены, пока шёл. В одном из дворов сидела девчушка. Я б дал ей навскидку лет двенадцать. Прямо на снегу, представляешь?

Генри едва сдерживал смех. Почему–то ему было совершенно несложно угадать очередную причину опоздания.

— Никогда бы не подумал он, что тебе нравятся маленькие ягодки, — друг хитро прищурился. Он всегда так делал, когда шутил. И даже зная, что это всего лишь безобидная шутка…

— Господи боже, нет! За кого ты меня вообще принимаешь? — Эдмонд все равно слегка вспылил, чем ещё больше веселил старого друга.

Девушка пыталась не обращать внимания на происходящее, пока принимала заказ. Когда официантка отошла на достаточно далекое расстояние, друг отсмеялся и ответил:

— Всего лишь за того, кем ты являешься, мистер «помял груди всех окрестных девушек», — поймав недовольный взгляд Эдмонда, примирительно поднял руки. — Так что именно было интересным? Насколько я знаю, это очень бедный район. Подобное здесь не редкость.

— Не могу не согласиться, только… — Эдмонд постарался внимательно, и как можно незаметнее, осмотреться. — Девочка сидела на снегу и пыталась использовать магию, понимаешь? — заметил он быстро, на всякий случай понизив голос.

— Ты меня разыгрываешь, — с недоверием произнес друг, вновь отхлебнув из кружки.

Он явно хотел сказать что–то ещё, но тут подошла официантка с подносом. Ловкие ручки быстро расставили посуду на столике. При этом девушка так соблазнительно наклонилась, что Эдмонд вновь невольно обратил внимания на небольшую, но привлекательную грудь. Он тут же заставил себя отвести взгляд, подавляя неуместные желания.

Стоило девушке отойти, как голос друга нагло выдернул его из фантазий. А ведь у нее ещё и ножки были ничего.

— С чего ты это взял? — также понизив голос до шепота, спросил друг. Его серьёзный взгляд заставлял и Эдмонда стать более серьезным.

— За кого ты меня принимаешь? — фыркнул Эд, протягивая руки к полной кружке горячего грога. Он держал её так бережно, будто она сейчас самое важное в его жизни. — Разумеется, я почувствовал магический шлейф и шёл по нему до самого двора.

Глава 3. Дом в огне

Эдмонд продолжал идти, невзирая на погоду. Ориентироваться в метели было невозможно, но откуда–то он точно знал, где находятся нужные повороты.

Спереди вдруг запахло дымом. Ветер гнал неприятный запах прямо в лицо мужчинам, и спрятаться от него было невозможно. Поблизости явно что–то горело. Вскоре показался и источник дыма — горел один из домов.

Эд ускорил шаг, стараясь разглядеть хоть что–то сквозь метель. Меж завываниями ветра можно было расслышать голоса. Видимо, это соседи повыскакивали из своих домов. Чем ближе Эдмонд подходил к пожару, тем лучше было видно. Снег таял еще до того, как подлетал к горящему дому. Двор был залит светом пламени, но взгляд мужчины уже блуждал по горящим провалам окон, в надежде отыскать девочку.

Ее нигде не было видно, и Эдмонда охватил страх. Вдруг ей прямо сейчас нужна помощь? Она могла надышаться дымом или оказаться в самом сердце пожара, илибыла не способна самостоятельно выбраться наружу. Да мало ли что!

Эдмонд ускорил шаг. Почему он так рвется за ней, можно подумать и позднее, сейчас важно спасти её! Хотелось броситься вперед, но из–за бьющего в лицо ветра ноги с трудом передвигались.

Когда Эда уже потянулся к покосившемуся забору, его неожиданно схватили за плечо.

— Какой черт тебя туда несет?! — пытался перекричать ветер Генри, крепко удерживая друга на месте. Большую глупость, чем броситься за незнакомой девчонкой в горящий дом еще придумать надо! Ну а остаться без друга из–за подобной выходки совершенно не хотелось. — Остановись! Одумайся!

— Отпусти! Если мы ничего не сделаем, она же погибнет! Люди погибнут! — ответил Эдмонд и вновь собрался перелезть через низкий косой заборчик, но его дернули обратно. В любой другой ситуации Генри было бы непросто с ним сладить, но сейчас ему помогал ветер.

Быть может, им обоим послышалось, но дом заскрипел. Похоже, он вот-вот начнет разваливаться.

— Ты совсем спятил?! — закричал Генри, намереваясь силой заставить друга повернуть назад, но Эдмонд опередил его. Больно сжав чужое запястье, Эд силой убрал удерживающую его руку.

Генри наконец уступил. Если хочет дурак вот так вот умереть — вперед. В конце концов, кто он такой, чтобы вставать на пути? Эд настроен решительно, а значит, он все равно исполнит задуманное. Так же будет хоть какой–то шанс, пусть даже он мизерный, что все останутся живы… Нужно верить, что все будет хорошо.

— Я скоро вернусь, — бросил Эдмонд, прежде чем перемахнул через забор. Где–то позади стали кричать люди, он даже сумел расслышать, что его называют дураком, и просят кого–то принести воды.

Старый дом снова заскрипел, совсем уже намереваясь обрушиться, когда Эдмонд, наконец, вышиб дверь. Внутри практически ничего не было видно, глаза щипало от дыма, было жарко, будто у огромной растопленной печи. Дышать было практически невозможно. Однако отступать сейчас, когда он уже внутри дома, Эд не собирался.

Внимательно, насколько это вообще было возможно, он всматривался во все вокруг. Он оказался в небольшой комнатушке с минимумом мебели — да и минимум этот уже почти успел догореть. Эдмонд закашлялся, неосторожно сделав глубокий вдох. Легкие и глотку обожгло горячим отвратительным воздухом, дымом с примесью паленой плоти, и, похоже, чего–то еще.

— Здесь кто–нибудь есть?! — крикнул он, молясь про себя, хотя и не вполне понимая, о чем именно — чтобы девочка и её семья нашлись, и он их спас, или чтобы дома никого не оказалось. Разумеется, никто не ответил. Иначе было бы слишком …

Около одного из окон что–то пошевелилось, или показалось, что пошевелилось. Из–за дыма и слезящихся глаз было невозможно рассмотреть, нечто происходит, и Эдмонд поспешил проверить… Вдруг там кому-то нужна помощь? Он поспешно обошел горящую мебель и присел, разглядывая фигуру. Но это оказалась не девочка, а мужик — вероятно, ее отец. Он не двигался, его руки были сильно обожжены — настолько, что вряд ли их можно было бы вылечить даже с помощью магии. Ноги также были обожжены, но не так сильно. Скорее всего, он потерял сознание от болевого шока, потому и не успел вылезти в окно.

Над головой все начало трещать, нагоняя страху. Дом был готов вот–вот обвалиться. Черт!

Крепко сжав кулаки, Эдмонд заставил себя отойти от лежащего мужчины и огляделся в поисках прохода в другую комнату. Ему явно нужно было поторапливаться. Где же мать девочки или её братья или сестры? Неужели в доме только отец с дочерью? Еще когда он только вошел, не было похоже, что здесь окажется много жильцов…

Сделав еще несколько шагов, Эдмонду пришлось опереться рукой о стену. Из–за жары и дыма начала кружиться голова. Было бы неплохо уже выбраться на свежий воздух…

«Соберись, тряпка!» — дал себе мысленную пощечину мужчина. Раз стал — надо заканчивать. Собравшись с силами, он перебрался в другую комнату и замер. Девочка лежала на полу, окруженная пламенем. Огненные языки танцевали вокруг нее, корчились, будто змеи, околдованные волшебной дудочкой, но не причиняли вреда. Ей — нет, а вот ему, скорее всего, несдобровать, если он так кинется в огонь.

Пока Эдмонд пытался прикинуть, с какой стороны можно подступиться, раздался оглушительный треск, от которого заложило уши. Дом стал разваливаться. Еще слегка, и эта комната тоже окажется погребенной под обломками. Времени на обдумывание больше не было.

Бросившись вперед, Эдмонд подхватил девочку на руки, наплевав на всё. Язычки пламени лизнули его, заставив застонать сквозь стиснутые зубы. Бросив на девочку быстрый взгляд, мужчина не заметил каких–то серьезных повреждений. Синяк на лице, разбитая губа… Все это быстро пройдет. Однако от девочкиразило магией.

Теперь хотя бы была понятна причина пожара… Впрочем, ситуацию это нисколечко не облегчало, и подумать об этом можно будет и позже. Эдмонд стащил с себя пальто и накинул его на девочку, а после поспешил к окну, пока их, чего доброго, обоих не придавило обвалившейся крышей — над головой вновь начало трещать, предвещая скорое обрушение.

Глава 4. Травы и воспоминания

Старушка привела незнакомцев в свой маленький домик, абсолютно не беспокоясь о безопасности или сохранности своих немногочисленных вещей. Во–первых, отнимать у нее было практически ничего. Во–вторых, она только что видела, как один из них рискнул жизнью, спасая девочку. Разве после этого стоит опасаться разбоя? И в–третьих, от девочки несло магией. Не то, чтобы старушка сама практиковала нечто подобное… Однако какой–никакой опыт у неё был. И теперь, глядя в беспокойное лицо одного из мужчин, старушка позволила себе расслабиться. Кем бы они ни были — у них есть дела поважнее, чем нападать на нее.

Домик пропах травами. Пропах настолько, насколько это вообще было возможно. Тут и там пучки травы свисали с потолка, их запахи смешивались между собой в странную, совершенно непонятную смесь, от которой у непривычных людей сразу начинала болеть голова.

Мужчины старалась сохранять спокойные лица, но то и дело морщились. Старушка наблюдала за ними с хорошо скрываемым весельем, видя, что они все еще не догадались о причинах, по которым она развесила повсюду траву. Молодые еще, да неопытные…

Девочку заботливо уложили на скамью и осмотрели. Как и надеялся Эдмонд, серьезных травм у нее не было. Это знание принесло ему огромное облегчение. У старушки, правда, вызвала беспокойство шишка на голове, но волшебник не считал ее чем-то серьезным. Как случился пожар — вот что на самом деле важно. Точнее, не так уж сложно понять, что произошло, но хотелось бы знать, как все это выглядело в глазах девочки. Как много она будет помнить, когда очнется? Не испугается ли того, что натворила?

В любом случае, вопросы подождут. Вот и старушка, похоже, так же решила, потому что, не задавая лишних вопросов, стала неспешно перебирать свои травы. Некоторые она снимала с потолка, и ступой растирала в миске, время от времени подливая в получающуюся массу немножко воды.

— Ты ведь знаешь, что с этим делать? — спросила она у Эдмонда, наконец протягивая ему миску с травяной кашицей.

Мужчина послушно взял в руки миску, но на самом деле он понятия не имел, что с этим делать. Запашок от этой каши шел такой, что глаза начинали слезиться. Действительно ли на воде старуха замешивала это? Складывалось ощущение, что на спирте каком-то… Это еда? А если лекарство, то его принимают внутрь или втирают?

— Дай сюда, — ворчливо произнес Генри и забрал миску.

Эд без возражений отдал, и сел, прислонившись спиной к стене. Силы покидали его. Хотелось отключиться прямо сейчас, но вместо этого он боролся со сном, наблюдая, как друг наносит кашицу (похоже, это оказалась мазь) девочке на руки. Сейчас сам Эдмонд вряд ли бы мог справиться даже с таким простым действием. Лишь сейчас, когда он посмотрел на это со стороны, до него начало доходить — задачей этой травы было перебить магический шлейф вонью. Не в прямом смысле, конечно, ведь обоняние не способно почувствовать магию. Расчет был на то, что, почуяв такой запах, ни один человек не захочет искать поблизости нечто еще. И, в общем–то, расчет был неплохой. У Эдмонда вот уже голова начинала болеть от вони.

Генри вернул опустевшую миску старушке и встал подле друга. Повисло неловкое молчание. Мужчины не знали, стоит ли говорить нечто сейчас. Спрашивать бабку о причинах её поступков не хотелось, да и рассказать о себе, пожалуй, не стоило. А старушка хлопотала у печи, от которой шел приятный аромат, к сожалению практически не заметный среди травяной вони.

Вскоре на столе появились пирожки с капустой да какой–то простенький супец. Из–за метели сложно было определить, который сейчас час, но Эдмонд понимал, что им придется здесь задержаться. По крайней мере, ему, пока девочка не придет в себя, погода не улучшится и не исчезнет шлейф. Генри, если у него есть важные дела, может идти — он и так уже влез в неприятности из-за него.

Генри вежливо поблагодарил старушку, и та расцвела в улыбке. Давно у нее не было таких хороших гостей, только внучок–оболтус захаживает иногда… А сейчас вон какие люди. Девочку спасли запросто так, хотя она им и чужая. Да и друг за друга, сразу видно, стеной стоят. Старушка даже расчувствовалась, вспоминая что–то из прошлого.

В итоге у них завязался небольшой разговор о том, что они будут делать дальше и как поступить с девочкой. Старушка сетовала на болезнь, из–за которой она не сможет приглядеть за малышкой, хотя очень хотела бы. Все что она может — это предложить мужчинам переждать метель у нее, а то поговаривают, что она еще пару дней может продлится… Несколько раз она упомянула лекарства и то, что мазь в ближайшие дни надо втирать постоянно. Наконец, видя, что намеков они не понимают, старушка спросила прямо в лоб — уж не балуют ли они магией?

Эдмонд, начавший уже клевать носом после ужина, резко пробудился. Ему-то уже начало казаться, что бабушка — божий одуванчик и ничего не понимает, а тут такое! Генри, который был чуть посообразительней друга, давно уже понял, что их раскрыли — неспроста же старушка приготовила вонючую мазь, скрывающую магический шлейф, и так настойчиво им ее втюхивала — и лишь печально вздохнул. Теперь догадливую бабку точно придется убить… Старушка, однако, поспешила заверить обоих волшебников, что никому ничего не расскажет, ей, мол, это ни к чему. По ее словам, её дочь в молодом возрасте тоже баловалась магией, за что была схвачена инквизицией и показательно сожжена. После смерти дочки остался ей внучок — выросший, правда, детиной необразованной и, как честно призналась старушка, чересчур глупой, даже по меркам их деревни. После такого рассказа мужчины почувствовали к старой женщине некоторое сочувствие — Эдмонд — искреннее, а Генри — приправленное некоторым скептицизмом.

Эдмонд в ответ на искренность старушки, рассказал про то, как увидел эту девочку во дворе, когда та пыталась использовать магию. А после его привело обратно предчувствие беды. На вопрос старушки о том, почему он так спешил помочь, мужчина откровенно растерялся. Зато за него ответил Генри, беззлобно отметив, что он всегда был слегка дурной на голову и всем стремился помогать. Старушка долго потом смеялась от этих слов, пока сам Эдмонд недовольно зыркал в сторону друга, а тот довольно лыбился.

Глава 5. Разговоры и шутки

Наутро, когда друг проснулся бодрым и относительно выспавшимся, Эдмонд пожелал ему сгинуть. Совершенно не отдохнувшее за ночь тело слушалось отвратительно, а голова, похоже, вот-вот должна была взорваться. От навязчивых, будто мух, мыслей, от застоявшихся ароматов трав, от голосов вокруг. А еще друг с его беззлобными шутками по поводу его состояния… Давненько уже Эдмонду не хотелось так сильно от него избавиться.

Старушка лишь посмеивалась над всем этим, явно наслаждаясь компанией. Как же давно у нее не было так шумно и весело в доме. Ах, вот бы еще Лазетт очнулась… Но девочка не спешила приходить в себя, так же как и не спешила утихать метель за окном.

Впрочем, нужно отдать им должное, Эдмонда практически не трогали. В основном со старушкой общался Генри, рассказывал какие–то истории из жизни… Во время одной из которых, Эдмонд уже почти смирился с тем, что совершит убийство. «Будучи неспособным сдержать нахлынувшие чувства…», — даже стал придумывать он оправдание. Это ведь надо — рассказывать малознакомой женщине о том, как он, Эдмонд, в юности за девушками в баню бегал! Совсем ни стыда, ни совести у человека нет! От убийства друга спасло лишь то, что старушка не поверила его словам, долго смеялась и после назвала его обманщиком… Зато сам Эдмонд пообещал себе и другу, стоило женщине отвернуться, что обязательно поквитается с ним за подобное унижение.

Стоит ли говорить о том, насколько настроение у невыспавшегося мужчины было отвратительным. Порадовать его смогло только одно — ближе к вечеру очнулась девочка… Поначалу она лишь смотрела на всех, ничего не отвечая на вопросы, а после вообще расплакалась. В конце концов она сквозь слезы сообщила им, что ничего не помнит. Если не помнишь, то чего рыдаешь тогда? Даже доверчивому Эдмонду показалось, что она нечто от них скрывает.

Ну, по крайней мере, она жива, здорова и в сознании — это главное… Старушка окружила девочку заботой, ненадолго даже забывая о других своих вынужденных гостях. Сытно ее накормила, а после обмыла. Высунуть нос за дополнительными дровишками она заставила Эдмонда, чем дала его другу еще один маленький повод для шутки, мол, Эд ни одной женщине отказать не может, будь она хоть млада, хоть стара. Чем заслужил честь сделать еще мази из трав… Эдмонд в это время торжествовал, наблюдая за непередаваемыми эмоциями на лице друга. Настигла все-таки его кара!

Позже, когда старушка сама натерла руки девочки мазью и шаловливо мазнула ей еще и кончик носа, девочка, наконец, смогла как следует рассмотреть мужчин. Каких–то особых мыслей по поводу пожара у нее не было. Сказать о том, что она любила свой дом и своего отца она не могла — слишком уж неприятные воспоминания об этом месте, но даже так… Даже сама мысль о том, что из–за нее погиб человек, внушала ей ужас. Неужели она убила отца? Что будет дальше? Куда ей теперь податься?

Чтобы не дать девочке погрузиться в подобные мысли, Эдмонд старался с ней разговаривать. Старался. Потому как даже не представлял, о чем можно было бы с ней заговорить. Задавал какие–то странные, как потом выразился друг, вопросы, принимая Лазетт за маленького неразумного ребенка. Тут уж Эдмонд возмутился, мол, а как еще он может ее воспринимать? Друг на это лишь закатил глаза и предпочел не развивать тему, а старушка вновь улыбалась каким–то своим мыслям.

Признаться честно, Эдмонд пытался не воспринимать Лазетт как ребенка, но это было тщетно… Уже скоро она станет взрослой и абсолютно самостоятельной девушкой, всего лишь через пару тройку- лет… Но как, прикажете вы, относиться к тому, кто так неосмотрительно практиковал магию на улице? Эдмонд не мог иначе… Однако сейчас у него, по крайней мере, была возможность рассмотреть девочку. Хотя, признаться честно, ничего необычного в ней не было. Рыженькая, зеленоглазая, худоватая, что не удивительно — и, пожалуй, все.

К вечеру метель пошла на убыль, и старушка предположила, что к утру она совсем стихнет. Эти слова невероятно обрадовали мужчин, так уставших от вынужденного безделья. Старушка поинтересовалась у девочки, есть ли ей куда податься? Может, родственники какие дальние имеются? На что Лазетт отрицательно покачала головой. Даже если они и есть, ей о них ничего неизвестно, поэтому она не знает, куда пойдет. Она вообще говорила мало, больше слушала и думала. Эдмонд решил, что все это нормально после всего пережитого. Еще бы, ведь она чуть не сгорела заживо!

Как бы невзначай Эдмонд поинтересовался, не хочет ли она пока побыть его гостьей? До тех пор, пока сама не решит уйти, — тут же уточнил он, скорее для себя и остальных взрослых, чем для девочки. Она, казалось, последние его слова не услышала вовсе или не обратила на них внимания. Кто ж знает.

Старушка сказала, что это, возможно, неплохое решение. Хоть мир слегка посмотрит — не всю жизнь ведь в этом захолустье прозябать. Ни Эдмонд, ни Генри не стали возражать против такого комментария, и девочка согласилась.

Женщина тут же засуетилась, начала рыться в прикроватном сундуке. Спустя пару минут она выудила оттуда маленькое платье, заявив, что когда–то его носила ее дочь. Вещь была не новой, но хорошо сохранилась. За ней явно бережно ухаживали, а после старались лишний раз не тревожить.

Лазетт улыбнулась старушке. Ей было невозможно не улыбаться, столько радости было на ее добродушном, морщинистом лице. Женщина настояла, чтобы девочка обязательно надела это платье, ведь все ее вещи сгорели, а лохмотья, которые та все же предпочла надеть — могли быть неправильно поняты окружающими — будто мужчина купил ее на невольничьем рынке. Да и негоже будущей девушке носить подобное! Сам Эдмонд не мог не согласиться с таким заявлением.

Из того же сундука на свет была вытащена книга. Вероятно, та самая, о которой рассказывала старушка днем ранее. Она действительно видела лучшие времена и, честно говоря, была уже практически непригодна для чтения, но женщина так настаивала на том, чтобы ее тоже взяли, что ни девочка, ни Эдмонд не смогли бы ей отказать… Старушка даже потребовала от мужчины слово, что он будет хорошо заботиться о Лазетт и смотрела так проникновенно, пытливо, будто могла читать мысли, и Эдмонд снова не смог отказать.

Глава 6. Дорога в неизвестность

Почти вся дорога до города прошла в молчании. Генри остался организовывать похороны, а Эда и девочку выпроводил, сославшись на то, что не стоит травмировать хрупкую детскую психику еще больше. С этим Эдмонд был согласен. Он вызвал дилижанс, чтобы побыстрее и с комфортом добраться домой, а заодно поднять девочке настроение. Ну, или хотя бы попытаться сделать это, потому как ни кучер, ни лошади не заставили девочку сказать хоть слово, не говоря уж о том, чтобы улыбнуться. Лазетт, хотя и смотрела в окошко, но с явным безразличием — и не липла к стеклу, как обычно делают дети. Эдмонд безуспешно пытался разговорить ее. Если ей задавали вопросы — она односложно отвечала, если мужчина что–то комментировал, то и вовсе никак не реагировала.

Хотелось, конечно, списать все на шок. В самом деле, слишком много ужасных событий произошло — оставалось надеяться, что это не окажет на психику девочки необратимых последствий. Ну да, как же… Она же отца родного сожгла. Кратковременный шок может оказаться меньшей из проблем после такого.

Заниматься в дилижансе было особо нечем. Все виды из окна он десять раз уже видел, а поговорить с девочкой никак не получалось. Оставалось либо думать — а он уже начинал бояться это делать — либо рассматривать Лазетт.

Сама девочка, казалось, никакого внимания на него не обращала и равнодушным взглядом пялилась в окно, спрятав нос в воротник пальто — его, Эдмонда, пальто, между прочим. В повозке было довольно прохладно, но мужчина успокаивал себя тем, что ехать им не особо далеко — замерзнуть он успеть не должен. Наблюдая за тем, как она кутается в воротник в неуклюжих попытках согреться, он стал обдумывать все вопросы, вызванные их будущим совместным проживанием… Первым делом необходимо купить девочке одежду. И не только теплую — домашние вещи, подаренные покойной старушкой, смотрелись слишком уж мешковато.

Эдмонд мысленно застонал — оставалось надеяться, что девочка проявит в этом некоторую самостоятельность. Потому что покупать ей белье он явно не был готов…

Еще было необходимо заняться обучением Лазетт. Из разговоров со старушкой Эдмонд понял, что девочке сложно давалось все это, и особых успехов в чтении и письме у нее не было… Придется наверстать упущенное. К счастью, уж учитель-то из него выйдет получше, чем из бабки… Хотя, если Лазетт в будущем захочет овладеть магией — в чем Эдмонд пока не был до конца уверен — то одними чтением и письмом дело не ограничится…

Ну, и самый большой вопрос вызывали пока мысли о ее дневном досуге. Понятное дело, держать ее взаперти он не станет, а значит, было бы неплохо помочь девочке с выбором занятий… Чем вообще занимаются в ее возрасте? Вроде как, она была уже слишком большой для детских игрушек — кукол там всяких — и слишком маленькой для походов в гости к друзьям.

«Которых у нее и нет», — мысленно добавил Эдмонд и вздохнул.

За размышлениями Эдмонд и не заметил, что девочка перестала рассматривать одинаково зимний пейзаж и теперь также смотрит на него. Спокойно, без улыбки, без слез…

«Как кукла», — великодушно подсказало сознание, и мужчина не мог не согласиться с подобным сравнением.

«А может она всегда такой и была», — пронеслась в голове еще одна мысль. Вряд ли это действительно было так, и он сейчас сидит и придумывает небылицы… Дети так себя не должны вести. Однако, если бы кто–то спросил сейчас, как же по его мнению должны вести себя дети, он бы тоже не ответил. Потому что слишком плохо себе это представлял и никогда не интересовался.

Что же творится сейчас в этой маленькой головке? О чем она думает? Не жалеет ли, что согласилась поехать в неизвестность с незнакомым человеком? На мгновение, всего лишь на краткий миг, Эдмонду показалось, что он увидел тоску на ее лице… Эх, не такие эмоции должны испытывать дети. Их удел — радость, веселье, восторг и мечты. Особенно последнее.

Интересно, о чем могла мечтать Лазетт до их встречи?

Неожиданно в памяти всплыла картина того, когда он впервые ее увидел. Тогда, на снегу, лежали… Какие-то собаки? Вроде бы это были собаки… Что же произошло в тот день?

Последний вопрос он произнес вслух, внимательно наблюдая за реакцией девочки. Лазетт слегка поморщилась, явно раздумывая, отвечать ли ей. Потом вновь уткнулась носиком в воротник и отвернулась к окну… Да уж, чему тут удивляться? Полез в личное, да еще и ответа какого-то ждал…

Каково же было его удивление, когда ответ он все-таки услышал. Тихий, и до невозможного короткий: «Хотела согреть».

Это не было ответом на вопрос, что он задал. Это был ответ на другой, невысказанный им вопрос: «Для чего ей понадобилось пользоваться магией?».

А еще Эдмонд сейчас чувствовал себя глупым и обманутым. Причем обманул себя сам, что обидно вдвойне, а то и втройне.

Если бы он знал, что Лазетт ответит ему, спросил бы что–то другое. А так получалось, что он ничего нового для себя не узнал, а лишь подтвердил очевидное… Хотя, может девочка потому и ответила, что ей не пришлось много и долго объяснять. Можно ли считать, что для первого раза это тоже сойдет? Можно — решил успокоить себя мужчина. У них еще будет время узнать друг друга получше, нет смысла торопиться.

В прочем, «время» всегда было для Эдмонда весьма растяжимым понятием, ни к чему толком не привязанным. И именно поэтому он всегда опаздывал на все свои встречи, даже если выходил на них заранее. То, что жизнь у жизнь у большинства людей была расписана буквально по минутам, его особо не заботило.

А сейчас Эдмонд решил попробовать снова. И, кто знает, вдруг у него получится. Потому как в их отношении Лазетт «время», похоже, было одно из важнейших составляющих.

Однако погрузиться в свои мысли ему не дали, потому как дилижанс наконец прибыл в пункт назначения. Девочка сидела, закутавшись в пальто настолько, что из–за поднятого воротника видно было лишь одни глаза, и вопросительно смотрела на Эдмонда. Он догадался, что девочка не знает, добрались ли они до места, могли ведь и остановиться… Эдмонд первым выбрался на улицу и подал девочке руку. — По этикету тебе нужно взять меня за руку, — подсказал мужчина, наблюдая за ее растерянной мордашкой. Смутилась, но взялась за руку.