– Я была для тебя только игрушкой, объектом мести, все это время!
Слезы жгли глаза, мерзко холодили щеки. Девушка ненавидела себя за эту слабость и Дэмина, растоптавшего ее сердце – за то, что он стал ей свидетелем, и все же не скрывала рыданий. Пусть смотрит, пусть подавится!
Великий лекарь был таким же красивым, как и всегда: высокий, статный, в шелковом одеянии цвета ночного моря, с идеально собранными в высокий узел белыми волосами – словно не он только что уничтожил часть дворца и продрался с ней сквозь ядовитый пепел, словно ничто не могло выбить его из колеи.
И все же глаза цвета грозового неба смотрели будто бы с болью.
– Это не так, - тихо ответил Дэмин, и Кьяра запретила себе покупаться на его нежный шепот: он играючи уничтожил почти всю ее семью и, каким бы раскаивающимся сейчас ни казался, оставался монстром, которого следовало уничтожить в ответ. – Я полюбил тебя вопреки ненависти к твоей семье, вопреки всему, чем жил раньше.
– Вопреки! – воскликнула Кьяра, не веря, что Дэмин смеет делать это аргументом. – Вот уж спасибо! Какая честь!
Дэмин Лоани – один из сильнейших и опаснейших магов мира, смертоносный властитель жизни и смерти, умеющий справиться с любой ситуацией, – и играет беспомощность?! Делает вид, что не лгал ей все это время, что не влюбил в себя ее, дочь своего врага, специально!
«А вдруг он и правда?..»
Кьяра заставила свой внутренний голос замолчать, прячась от иссушающей боли в спасительной злости.
– Кьяра, дай мне шанс объяснить, прошу. – Дэмин попытался ее обнять, но Кьяра вывернулась, отшвыривая от себя его руки. – Была война, в которой погибла моя семья. Я делал то, что делал, но с момента, как узнал тебя, как полюбил тебя…
– Замолчи! Я не хочу тебя видеть! Убирайся!
Cловно избегая еще одной ловушки, Кьяра молниеносно пронеслась под его рукой – удивилась лишь, что Дэмин не поймал, – к двери. Распахнула ее с такой силой, что медная ручка с грохотом ударилась о деревянную обивку стены, и застыла, тяжело дыша, мысленно умоляя великого лекаря скорее убраться прочь.
– Тебе придется выслушать меня, – снова обратился к ней своим мелодичным, успокаивающим голосом Дэмин. – Я люблю тебя. Мы связаны эр-лливи, истинной связью. И не можем просто игнорировать друг друга.
– Я – могу! – бросилась на великого лекаря Кьяра. Не помня себя, она била его раскрытыми ладонями, кулаками, а он даже не уворачивался, будто ее попытки были для него не страшнее дуновения ветра. Когда разъяренная девушка в очередной раз бросилась вперед, Дэмин Лоани легко остановил ее, мягко сжал запястья и поднял их над головой, удерживая. Предательские слезы все лились по щекам, и величественный лик лекаря расплывался. – Если все так, как ты говоришь, ты не должен был позволить мне влюбиться в тебя! Не имел права! Не должен был разворачивать проклятую нерушимую связь! Если бы хоть на миг подумал обо мне!.. Отпусти!!!
Наверно, это был миг его триумфа. Влюбилась, идиотка, да еще и призналась. Ну и пусть! Пусть думает, что хочет, а она больше не даст собой вертеть!
Мужчина разжал сильные пальцы, не ожидавшая этого Кьяра упала прямо ему на грудь, и он тут же обхватил ее спину руками. Этими восхитительно сильными, теплыми, защищающими от всего на свете руками…
Сердце его быстро билось совсем рядом с ее щекой.
И даже сейчас, после всего этого, Кьяре хотелось быть к нему еще ближе – и она ненавидела себя за эту слабость даже сильнее, чем за то, что Дэмин увидел ее слезы. Через связь она ощущала отчаяние и любовь и не могла понять, кому они принадлежат – ему или ей самой.
– Пусти, - прошептала Кьяра, понимая: не отстранится сейчас – уже не сможет.
И Дэмин разжал объятия.
Бежать, бежать от него, забыть его, отомстить – что угодно, лишь бы только не ощутить снова этого непреодолимого желания остаться. Она сильнее, чем он думает.
Плевать на Дэмина Лоани.
Да, она зависела от него. Он все продумал. Плевать, даже если это будет стоить ей жизни.
– Раз не хочешь уходить ты, уйду я, – озвучила свое решение Кьяра. – Оставайся, сколько хочешь. Я покидаю дворец завтра. Если ты все-таки хочешь вылечить меня – лечи. Если нет – прекрасно, я лучше умру, чем и дальше буду видеть твое лицо.
– Я люблю тебя, - донеслись до нее его слова, но девушка твердо взглянула на него и ответила:
– Нет.
И прежде чем великий лекарь успел завлечь ее в новую паутину лжи, Кьяра, не слушая больше, выскользнула из покоев, оставляя любовь позади.
Ранее
В Синих землях было холодно и тесно. Кьяра привыкла к жару пустыни Хурлах, к просторам бескрайних Красных степей, к свободе от всех этих глупых правил, пронизывающих этикет дома Ива Стелера так, что здравого смысла за ворохом помпезных действий было уже и не видно.
Теперь ей полагалось носить платье с тесным корсажем и пышной юбкой, поднимаемой у бедер специальными ватными валиками, увидев которые впервые, Кьяра подумала, что служанка шутит. Отец, прибывший в Синие земли вместе с ней, был непреклонен: вместо удобного кожаного колета поверх тонкой батистовой рубашки и кожаных же брюк, сверху чуть прикрытых ворохом красной ткани, Кьяру облачили в плотную душную ткань расшитого золотом и серебром голубого одеяния, сделавшего ее гибкую фигуру вдвое толще и впятеро неповоротливее. Когда отец, Сфатион Теренер, увидел ее в таком виде, даже он не сдержал смешка. Кьяра так и думала: нелепое одеяние на ней, дочери степи, было смехотворным.
– Я не буду это носить, – заявила Кьяра, сбрасывая жесткий кружевной воротник и ища на ощупь завязки корсажа.
– Будешь, – отрезал Сфатион, обходя дочь по кругу и поднимая с пола этот искусный тканый ошейник. – Выйдешь замуж, родишь минимум двоих наследников, одного из которых отошлешь в Красные земли, чтобы я мог его воспитать, тогда и будешь выглядеть как захочешь.
– Это не та судьба, которая... – Кьяра хотела закончить шуткой, не бросая вызова отцу, которого боялась до дрожащих поджилок, но Сфатион ее перебил, мигом посуровев:
– Кто ты такая, чтобы рассуждать о судьбе? Привыкла прятаться за нашими спинами, моей и братьев, и выросла избалованной. Но они мертвы, игры закончились, и это первый раз, когда ты можешь быть хоть сколько-то полезной Красным степям.
Как и всегда, он говорил так, будто резал. Ни капли любви, ни капли тепла, скорее в его голосе звучало желание сломать недостаточно покорную дочь — как и во время всех тех бесчисленных бесед, в которых он учил ее жизни. Однако в этот раз его суждения были еще и жестоки. Кьяра объясняла себе это тем, что после смерти троих сыновей, отец пошатнулся в своем ментальном здоровье. Она почти принимала мысль, что ее присутствие злило отца, ведь Сфатион явно жалел о невозможности обменять жизнь Кьяры на жизнь любого из ее братьев, — и это вызывало у нее глухую боль — так болят отбитые гибкой тростью, уже онемевшие руки.
Кьяра бросилась бы отцу в ноги и умоляла не оставлять ее в Стратаците, если бы это имело смысл. Но Сфатион Теренер скорее предупредил бы охрану замка, что следить за невестой нужно внимательнее, чем отменил свой приказ — и слезы, и слабость он глубочайше презирал. Кьяра в который раз глядела на его смуглое, исчерченное морщинами лицо, на заплетенные в сложные косы длинные седые волосы с редкими рыжими прядями, на холодные карие, почти черные глаза и глубокие тени, залегшие под ними, на болезненный разворот плеч... Нет, отец не сжалился бы. Он страдал и нес это страдание всем, кто оказывался рядом, он был уверен в своей правоте и покарал бы дочь за любые признаки несогласия.
Поэтому Кьяра проглотила свое негодование, поправила на себе дутый полумесяц накладок на бедра и улыбнулась, будто это было легко:
– Хорошо, отец, как скажешь.
Сфатион удовлетворенно кивнул, не распознав за покорностью правды: Кьяра не собиралась смиряться со своим положением — ни ради отцовского признания, до которого было дотянуться сложнее, чем до горизонта, ни ради какой-то эфемерной пользы Красным землям, из-за глупости братьев впавшим в немилость ко всем важным фигурам Империи.
Молчаливое согласие, жертвенная поза, выводок светловолосых детей — это недоразумение не могло быть ее судьбой. Кьяра хотела стать гордой воительницей степей, быстрой и ловкой, она уже умела в бою поставить на колени противника вдвое больше себя!
Никогда еще Кьяра не встречалась с ситуациями, из которых не было выхода — и эту таковой не считала.
Если бы отец не грозил казнью Гэрэле, вырастившей Кьяру после смерти матери, Кьяра покинула бы замок в тот же миг, что отец шагнул в портал. Но раз ей пришлось задержаться, то она была готова искать достойный повод улизнуть из-под венца.
.
Сфатион покинул замок, даже не поговорив с Таном Стелером, которому Кьяра была назначена в жены. Иногда Кьяра задумывалась: дрогнуло бы отцовское сердце хоть чуточку, если бы она в письме рассказала, как Тан распускает руки, какие оскорбительные и уничижительные высказывания себе позволяет, что относится к ней как к вещи для удовольствия, требуя близости для проверки ее намерений? И приходила к выводу: нет. Отец мог лишь сказать, что женская доля непроста, и велеть ей терпеть. Поэтому раз в два дня она отсылала портальной почтой формальную краткую весточку, терпеливо ожидая возможности покинуть Стратацит.
И, несмотря на страшный статус одного из влиятельнейших людей Империи, великого лекаря Дэмина Лоани, Кьяра хотела попробовать.
________________________
Дорогие друзья!
Добро пожаловать в "Лазурь и Пурпур"! Она закончена.
Это история об опасном императорском лекаре и его мести - семье девушки, которая разрушила его планы. Вас ждет магия, закрученный сюжет, дворцовые интриги, нежная романтика, постепенное развитие отношений, сильный темный и ироничный лекарь, адекватная неунывающая героиня - и любовь, побеждающая все.
Приятного чтения!
Пожалуйста, поддержите ее "лайком" на главной странице - всем историям это очень важно :)
С любовью, Энни Вилкс ❤️
Великий лекарь Дэмин Лоани прибыл в замок Стратацит уже ночью.
Резиденция герцогов Синих земель к его очередному приезду была украшена живыми огнями и, конечно, цветами. Тяжелые каменные стены, холодные, как земля, вглубь которой они уходили, и незыблемые, как горы, теперь изнутри мерцали сотнями дрожащих желтых и зеленых светлячков. Очертания неприступной крепости скрывались за этим светом, будто вместо неровной кладки за пологом огней простиралась бескрайняя и черная пустота. Деревья во дворе тоже преобразились: почти голые ветви обвили пушистые красные гирлянды, стекавшие вниз яркими бумажными фонарями. У входов в крытые мраморные галереи слуги установили большие вазы с пышными шарами гортензий и облаками гипсофилы. Теперь эти цветы трепетали на холодном осеннем ветру, теряя лепестки, и усеивали мощеные дорожки розовым и белым снегом.
Малый внутренний двор Стратацита магическими огнями не освещался. Тяжелые масляные лампы свисали с узорных кованых столбов и чуть покачивались. Горящее в них пламя дрожало, разбрасывая отблески и причудливые тени, изменяя и заостряя лица собравшихся во дворе синеземельцев. Люди теснились около фонтана, без смущения опираясь на грифонов, поддерживающих над круглым бассейном остроконечную башенку из обсидиана.
Кьяра не понимала, почему нельзя было приветствовать гостя в главном зале, но церемониймейстер герцога Стелера настоял, чтобы все вышли именно во двор, таким образом выказывая великому лекарю уважение. Он же объяснил, что в Пурпурных землях, откуда Дэмин Лоани родом, именно так встречают почетных гостей, и добавил, что императорский лекарь и так оказывает им услугу, приезжая раз в год и излечивая всех тяжело больных подданных герцога Стелера. Встречать благодетеля по обычаю его родины было малой платой за милость целителя такого высокого уровня.
Никого, кроме Кьяры, перспектива ждать на холоде не смущала. То и дело девушка слышала вокруг себя радостные разговоры: бароны обсуждали, в чьи владения пригласить императорского лекаря первым, и как угодить ему. Кьяра не ожидала такого ажиотажа — вообще-то она надеялась, что в течение трех дней, которые целитель обещал провести в Стратаците, он заскучает и будет открыт к общению.
.
Великий лекарь выглядел не так, как Кьяра, никогда не бывавшая в императорском дворце, представляла его себе: мужчина оказался не пожилым, а молодым, и только его спокойный и тяжелый взгляд выдавал немалый возраст — маги-шепчущие почти не старели, это было всем известно, и все же девушку поразило, что грозный великий лекарь так красив. Он был высок, легок в кости, светловолос и темноглаз и носил не обычный камзол, а что-то вроде удлиненной накидки поверх рубашки и брюк из плотной шелковой ткани. Голос Дэмина был мелодичным, он говорил негромко и неспешно, будто привык, что все вокруг чтут за счастье молчать и слушать его короткие и хлесткие фразы.
И даже когда лекарь чуть склонил голову перед разряженным в пух и прах герцогом Ивом Стелером — качнулся высокий хвост белых как луна тяжелых волос — он не потерял этого странного величия. Они выглядели карикатурно: высокая стройная фигура Дэмина Лоани в однотонном и простом одеянии цвета сосновой хвои — и низенький, полный Ив Стелер, сияющий алмазами и сапфирами бархатного камзола. Герцог Синих земель засуетился, предлагая гостю пройти дальше, но Дэмин остался стоять, а вместе с ним и остальные гости. Лекарь вежливо коснулся губами руки Даники, супруги Ива, затем окинул равнодушным взором собравшихся людей. Проницательный и холодный взгляд его бесстрастно мазнул по Кьяре, по ее охране, по маркизам и их женам и детям, по суетящемуся барону и по прислуге, не остановившись ни на ком.
– Ведет себя как император, не меньше, – шепнула Кьяра Арвану, своему другу и телохранителю.
– Он и есть император, – отозвался Арван. – Вспомни, как называл его твой отец. Чревовещателем.
– Помню, – ответила Кьяра с дрожью. – Что безумный император просто делает все, что великий лекарь говорит ему сделать. И что сам император – только перчатка на жесткой руке, так отец его называл. Я думала, лекарь старше. Ладно, это ничего не меняет.
Арван хмыкнул и покачал головой.
– Да не слышит он нас, – добавила Кьяра нервно. – Он захвачен собственным величием.
– Будь аккуратнее в словах, сильные шепчущие могут использовать заговоры, чтобы слышать за лигу. Не ссорься с ним заранее, – тихо отозвался Арван, тихонько толкая ее в спину. – И помни, он еще и лекарь. Хочешь, выпивая стакан воды, каждый раз гадать, не эликсир ли это? И Кьяра, вдумайся, что значит чревовещатель при императоре! Перед тобой один из самых опасных людей мира. Будь почтительна и осторожна.
Кьяра чуть пошатнулась от этого мягкого толчка, переступила ногами. Тут же темные глаза Дэмина Лоани выцепили ее фигуру из общей массы и чуть сузились, изучая лицо. Кьяре мигом стало не по себе. Конечно, наставница Гэрэла рассказывала много сказок о сильных целителях, равняя их чуть ли не с богами, но вряд ли великий лекарь Дэмин мог читать мысли, вряд ли он мог убить взглядом или заставить человека зачахнуть, лишь посмотрев на него. И все же что-то опасное в темно-синей глубине сдуло с Кьяры остатки веселья, и она потупилась, думая лишь об одном: нет, человек с такими глазами ее не пожалеет, какую бы красивую драму перед ним она не разыграла. Нужно было срочно придумывать запасной план или же вообще искать другую возможность покинуть замок.
– У нас сейчас гостит Кьяра Теренер, дочь и, после недавних трагических событий, наследница герцога Красных земель, – прокаркал герцог Ив Стелер, промакивая потный от волнения лоб батистовым платком. – Она прибыла сюда на той неделе, чтобы выйти замуж за моего брата.
Дэмин Лоани решил получить чин великого императорского лекаря, когда понял: со временем первый человек Империи станет немощным, а значит, власть перейдет в руки того, от кого зависит умирающий. Люди без таланта к направлению потоков мира жили мало, они боялись смерти и были жалки в окончании своего жизненного пути, и представители рода императора не являлись исключением, несмотря на свое высокое положение и – формально – почти абсолютную власть.
Дэмин видел, как цеплялся за жизнь прежний император, как он хватался за руки ранее служившего ему великого лекаря, каким больным огнем горели его несчастные глаза — и насколько он был открыт влиянию человека, спасавшего его раз за разом, готовившего ему снадобья и шептавшего над его трясущимся тщедушным тельцем исцеляющие заговоры. Привязанность императора к целителю была инстинктивной, животной, непоколебимой. Вот только прошлый великий лекарь был глупцом и не пользовался данным ему шансом.
Дэмин, тогда находившийся на распутье, решил, что обладание политическим могуществом станет интересным и полезным. Подобная власть открывала ему еще одну дорогу к давно лелеемой цели: уничтожить Красные земли, наполнить их ядом изнутри, превратить красного герцога и всю его ненавистную семью в изгоев, растоптать их гордость и в конце концов убить, не пачкая собственных рук. Как и красный герцог когда-то походя уничтожил все, что было дорого Дэмину, лекарь хотел истребить и низвергнуть в грязь все, представлявшее ценность для Сфатиона Теренера.
Но убить красного герцога и его детей было слишком просто, и он заслуживал судьбы более страшной, чем обычное умерщвление.
Рень-Ци, крупный город на границе Красных и Пурпурных земель, постепенно отстраивался, пока Дэмин играючи поднимался по чужим головам к трону. Лекарь не позволял себе возвращаться в родные места, чтобы не вызывать подозрений, и целиком посвятил себя новому положению: будучи самым талантливым лекарем Империи Рад — и отравив предыдущего великого лекаря, — Дэмин в одночасье стал самым влиятельным человеком при императорском дворе.
Могущество великого лекаря росло – а вот Красные земли начали чахнуть. Дэмин управлял процессом издалека, не посвящая ему всего себя, но с большим удовольствием.
Удивительным образом степи лишились армии шепчущих в глупейшей атаке на семью белых герцогов, а после — и своего правителя, на смену которому пришел его не менее жестокий брат, тоже когда-то участвовавший в уничтожении Рень-Ци, а значит, уже приговоренный к смерти и позору.
Дэмин легко наладил связь со всеми сильными правителями земель — с бесстрастным черным герцогом, не так много требовавшим за свое невмешательство; с гордой и справедливой желтой герцогиней, которой он готовил сотни снадобий и помогал императорской армией; с серой семьей, которой Дэмин милостиво предложил скрыть им же обнаруженного бастарда; со своевольным и трусливым коричневым герцогом, не доверявшим собственным целителям и боявшимся, что те преданы его магически одаренной сестре больше, чем ему. И даже семья синих герцогов, этих не способных к магии, но родственных императору простаков, разве что не молилась на изредка лечившего их подданных Дэмина, искренне считая, что лекарь наведывается в Стратацит ради них самих — и готова была развеять любые сомнения императора в его верности, что было особенно ценно в самом начале его пути.
Единственный же род сильных шепчущих, никого не пускавших в Белые земли и никогда не доверявших великому лекарю, был уничтожен около тридцати лет назад, так что уже к пятнадцатому году своего пребывания за императорским троном – или на нем – великий лекарь чувствовал себя вполне свободно.
Это оказалось даже слишком легко. Если, конечно, получать удовольствие от процесса.
Дэмин сосредотачивал в своих руках власть, оставаясь в тени. Это оказалось куда интереснее простого оттачивания магических навыков: умение действовать чужими руками требовало чуткости и вкуса. Великого лекаря боялись все, кто хоть что-то смыслил в расстановке сил, но мало кто знал, как легко Дэмин, не прибегая ни к каким угрозам и даже прямому контакту, создавал у правителей земель иллюзию, что они сами принимают решения.
.
Совсем недавно Теренер потерял своих наследников и влияние и стал изгоем — именно так, как и планировал Дэмин.
В Красных землях стало небезопасно, шепчущие бежали из них в поисках лучшей жизни, делая степи все более уязвимыми. Поговаривали, что даже Пар-оол, агрессивное островное государство, не боится вторгаться в Красные земли, и что никто из соседей мечущемуся Теренеру более не помогает, словно забыв о его существовании.
И что Сфатион медленно сходит с ума, разрушая все, к чему притрагивается.
Справедливый конец.
.
Месть не была смыслом жизни великого лекаря, но она придавала существованию вкус, как розовый перец оттеняет терпкость не до конца прожаренного мяса. Все шло своим чередом, развиваясь согласно задумке Дэмина.
Чтобы получить наслаждение от мести, с ней нельзя торопиться, так говорил ему отец. Дэмин Лоани дал себе на нее пятьдесят лет — и шел сорок пятый год, когда он встретил младшую дочь Сфатиона Теренера, Кьяру.
Дэмин Лоани, великий лекарь, поддерживающий в императоре жизнь, не любил шумных пиршеств, но регулярно присутствовал на них в роли почетного гостя. Иногда он соглашался сопровождать императора, но куда чаще его собственный приезд становился поводом для праздника.
В Синих землях не бывало иначе: Ив Стелер, не обладавший и отсветом способности направлять потоки мира, и его простецкая семья — жена, младший брат, двоюродная сестра и двое ее малолетних сыновей, его окружение — слабые, мнящие себя великими политиками люди — все они были готовы расстелиться у Дэмина под ногами, лишь бы он продолжал появляться хотя бы раз в несколько лет и исцелять страждущих там, где других целителей боялись и недолюбливали. Иного не стоило ждать в герцогстве, управляемом простаками, боявшимися приблизить к себе шепчущих. Стелеры стали заложниками собственного ограниченного кругозора, и Дэмин пользовался этим уже много лет.
Синеземельцы думали, что Дэмина радуют пиры, мерзнущие цветы и почитание. Это было банально, но лекарь поддерживал их заблуждения: подданные Ива Стелера должны были верить, что он возвращается из-за их радушия, требовался повод, который они сами сочли бы достаточным, чтобы не задавать вопросов об истинной цели его появлений. «Великому лекарю у нас нравится, – гордо говорили они, произнося его чин с придыханием. – Он приезжает к нам втрое чаще, чем в другие земли».
Чистая правда. Великий лекарь был необходим Синим землям, а то, что крылось в глубинах плато, на котором стояла Страца, оставалось синеземельцам неизвестным.
.
Но в этот раз судьба по-настоящему позабавила Дэмина. Встретить в Стратаците дочку Теренеров оказалось приятной неожиданностью — и даже подарком провидения, давшим возможность не только скрасить скучную поездку, но и разобраться с Теренерами до конца одним красивым махом. Последнее дитя жестокого Сфатиона, последняя отрада мятущейся души, последняя надежда всех Красных земель. Брак Кьяры Теренер был единственным шансом ее отца не только сохранить хоть какую-то власть, но и избежать аннексии.
И вот девчонка здесь. Девчонка не хочет замуж, в ней кипит непокорность юности и, без сомнения, горячая кровь. Вряд ли она понимает, насколько важен для ее отца этот брак, и что от нее зависит так много.
Дэмин знал: Кьяра выросла вдали от отца, а Сфатион всегда пренебрегал мнением тех, кого просто использовал. Для начала девчонку можно направить к бунту, помочь ей и взять над ней контроль. Это не выглядело сложным.
Дочку Сфатиона стоило подтолкнуть. Сделать для нее перспективу брака абсолютно невыносимой, даже больше — невозможной. Сейчас она вполне могла протестовать исключительно ради самого протеста, как зачастую упираются юнцы, а столкнувшись с необходимостью заслужить гордость своего аспида-отца — проглотить боль и смиренно принять свою судьбу.
Девчонка, несмотря на красивое личико, была еще невинна и, скорее всего, избалована и своенравна. Быть может, ее хорошенькую головку забили какой-нибудь романтической чепухой, в которую настолько приземленный человек, как ее жених, совсем не вписывался — если так, тем лучше. То, как ее передернуло от прикосновений Тана Стелера, говорило лучше любых слов. Чуть подогреть отвращение, породить страх, ненависть, чувство несправедливости и раздуть силы сопротивляться отцу можно было всего одним простым приемом.
Брат Ива Стелера, маркиз Тан Стелер, разбирался в политике, но был нетерпелив во всем, что касалось битв и удовольствий.
.
Ив Стелер посадил свою будущую невестку далеко великого лекаря, рядом со своим братом, и тот то и дело подливал ей вина, касаясь покровительственным жестом ее рук, поправлял на ней платок и что-то многозначительно шептал. Кьяра же постоянно что-то вертела в пальцах, пытаясь избежать неприятных ей прикосновений, раздраженно улыбалась и едва заметно отсаживалась, когда Тан отворачивался. Она не пила алкоголя, изредка без всякого смущения опустошая кубок прямо в вазу, почти не ела и ни с кем не разговаривала. За ней нависал ее страж с больными влюбленными глазами — сильный воин и посредственный шепчущий, о чем, похоже, Ив Стелер не знал.
Кьяра Теренер совсем не походила на своего отца внешне. Кожа ее была светлее, будто в жилах девчонки текла не только кровь степняков, но и кровь жителей Пурпурных земель, а глаза оказались не темными, а светло-карими, почти желтыми. Ее нетерпеливые, быстрые движения выдавали в ней человека импульсивного, не умеющего достаточно сдерживать себя, что было не странно для ее возраста и очень удобно для Дэмина. Пышное платье явно причиняло Кьяре неудобства, она поводила плечами, будто стараясь ослабить хватку корсажа, и все время откидывала назад узорный платок, скрывавший темно-рыжие волосы и делающий ее лицо каким-то блеклым.
Дэмин наблюдал за Кьярой со смесью ненависти и интереса, но девушка не бросила в его сторону ни одного взгляда, будто боялась пересечься с ним глазами, и откидывалась на спинку кресла так, чтобы громадная фигура Тана становилась между лекарем и ней.
Это было любопытно, ведь пока она не знала, что Дэмина Лоани стоило бояться.
В конце концов, Кьяра стала первой, кто откланялся. Когда она выходила, глаза ее наконец скользнули по лицу Дэмина, и в них читалось плохо сыгранное отчаяние. Он улыбнулся и кивнул ей, и девушка неожиданно смутилась и выскользнула, не прощаясь.
– Простите ее, что не извинилась, – уязвленно проговорил Ив Стелер. – Этикет в Красных землях очень отличается от более цивилизованной части Империи. Она не привыкла вести себя вежливо.
Вкус синих герцогов был свободолюбивой Кьяре не близок: будь ее воля, эти массивные стены с врезанными в них позолоченными светильниками она заменила бы на легкий, колышащийся на ветру лен или хотя бы на теплое, живое дерево, стерла бы всю эту витиеватую металлическую мишуру и прорубила бы еще одно окно — такое, чтобы сквозь него комнату освещал чистый солнечный свет, не искаженный мудреными витражами.
Конечно, Кьяра знала, что герцоги выделили ей одни из лучших гостевых покоев, она видела следы старания прислуги: в тканых картинах, привезенных с ее родины, в плетеных хлопковых половиках, вместо узорных ковров прикрывавших холодные каменные плиты, даже в глиняной посуде вместо металлической ощущались попытки создать пространство, которое было бы приятно будущей госпоже. И все же комната душила ее своей восторженной мрачностью.
Кьяра отодвинула красный занавес, спадавший с высокого балдахина, и села на кровать, поджав ноги. В тяжелой юбке имелся лишь один плюс: ноги под ней не мерзли, как если бы Кьяра завернула их в одеяло. Несмотря на закрытые окна, воздух оставался стылым: такой холод, похоже, не считался обитателями замка достаточно неприятным, чтобы разжечь камин.
Не желая никого видеть, Кьяра неохотно соскользнула с кровати, чтобы побросать в камин поленьев, и присела перед витиеватой решеткой на колени, вспоминая нужное слово на тайном языке. Огонь опалил ее жаром, и Кьяра довольно отодвинулась, не желая, чтобы искры прожгли подаренное ей женихом платье: глубокий цвет морской волны хотя бы шел к рыжим волосам, в отличие от того мрачного серо-бежевого, в который одели ее поначалу. С десяток платьев сейчас застряли в работе у швей, но даже на пару дней облачаться в цвет грязи Кьяре не хотелось. Кроме того, бархат ощущался куда приятнее колючего сукна.
Девушка бросила взгляд в мерцавшее отсветами пламени зеркало в серебряной раме. Да, именно так выглядела мама на единственном портрете, который сохранила для Кьяры наставница Гэрэла: рыжеволосая, светлокожая, желтоглазая, высокая и стройная. Маме тоже шли все оттенки зелени, и винно-красный, и глубокий сине-фиолетовый.
Только мама никогда бы не позволила надеть на себя эти смехотворные тяжелые тряпки, перехваченные жемчужными нитями, не дала бы завернуть рыжие косы в серебряное кружево.
Как же глупо она выглядела на празднике! Эта увешанная серебром и жемчугами благопристойная матрона в зеркале никак не могла быть легкой, как ветер, и неуловимой, как змея, Кьярой!
Девушка стянула с себя узорный платок и, подавив желание бросить его в огонь, швырнула на пол. Затем встала во весь рост и, потянувшись, распустила завязки корсажа. Платье упало к ногам пышным бирюзовым облаком, и Кьяра переступила через него, на ходу развязывая ленты, держащие карикатурные валики. Теперь, когда грудь не стягивал бархат, дышать стало намного легче. Кьяра сбросила туфли, не обращая внимания на пронизывающий холод каменных плит. Зеркало послушно отразило довольное лицо в обрамлении растрепанных кос, и, увидев собственную улыбку, Кьяра пошла дальше: вытащив из сундука свои брюки и рубашку, она надела их, а после закрепила кожаными шнурами поверх и колет. Сделала широкий шаг, подпрыгнула, наслаждаясь свободой движений.
– Шааис, – шепнула она, выхватывая из воздуха незримое лезвие, а после ударила им наотмашь несколько раз, словно поражая невидимого соперника.
Да, такой Кьяра нравилась себе намного больше! Всего лишь одежда, почему-то превратившаяся в постыдный секрет. Но это был не только костюм: за удобными брюками и легкой рубашкой тянулись ее родные степи, свобода соколиной охоты, солнце и прохваченный травой песок. Кьяра закрыла глаза, представляя себе стены Нор-Хуре, столицы Красных земель, и улыбнулась.
– Кьяра, тебе нужно поторопиться, – раздался из-за двери голос верного Арвана. – Я видел Тана Стелера на лестнице. Он сегодня еще и пьян. Слышишь?
– Слышу, – ответила Кьяра, переводя дыхание. – Сиааша, – спрятала она лезвие обратно. – Заходи.
Арван послушно вошел в комнату. Взгляд его метнулся от полыхающего камина к сброшенному наспех платью и, наконец, остановился на Кьяре, устроившейся на полу так, чтобы босые ступни грел огонь.
Любого другого мужчины Кьяра бы постеснялась, но Арван был ее телохранителем с самого детства, он знал Кьяру, еще когда она была ребенком, и следовал за ней сколько она себя помнила. Арван видел ее раненой и почти обнаженной, помогал ей выбраться из зыбучего песка, купался рядом в холодных озерах и не раз спал с ней в одном шатре, сторожа. В Арване Кьяра была уверена: она могла голышом перед ним плясать, и этот невозмутимый веселый мужчина и бровью бы не повел. Она любила его даже больше, чем наставницу Гэрэлу.
Поэтому сейчас, когда Арван осуждающе посмотрел на нее в упор, Кьяра только развела руками:
– Надоело мне быть леди. Ты вот это видел? – Она подняла с пола злополучный ватный валик. – Не хочешь примерить? Вот и не осуждай меня тогда.
– Леди Кьяра, – поддел ее Арван. – Вам пристало носить платье, а будете бегать босиком — простудитесь.
Не дожидаясь ее приказа, Арван опустил тяжелый засов, а затем придвинул к двери громадный сундук, из которого Кьяра только недавно достала свои вещи.
Девушка благодарно кивнула:
– Отлично. Сколько сегодня будет биться, твои идеи?
Именно так они справлялись: делали ставки, обесценивая смысл отвратительного каждодневного пыла Тана Стелера. Так можно было посмеяться, а не дрожать, ожидая, что этот похожий на медведя человек вышибет дверь и примется насиловать свою невесту.
Великого лекаря поселили в покои, которые он любил: на среднем этаже главной башни, с видом на бескрайние поля, напоминавшие ему о просторах Пурпурных земель.
Саму спальню еще в первый свой приезд Дэмин обставил по своему вкусу: закрыл каменную кладку стен легким светлым шелком, заменил тяжелые светильники на затянутые тонкой бумагой узорные сферы, устелил холодный пол шерстяными коврами, закрыл мрачный камин полупрозрачной рисовой ширмой. Узкие овальные окна теперь были задернуты белой вуалью. Вместо тяжелой, занимавшей большую часть комнаты кровати с балдахином Дэмин попросил — и Ив, конечно же, удовлетворил эту просьбу, — широкий жесткий топчан с резным бортиком и плоскими подушками.
Стараясь угодить гостю, слуги принесли и поставили рядом с дверью большие кадки с живыми растениями, в холодное время года обычно содержавшимися на теплой кухне. Это были кустарники, которые не должны были цвести осенью, но Дэмин привычно вдохнул в них жизнь: пожелтевшие от отсутствия солнечного света листья налились сочной влагой и зазеленели, и на ветвях вздулись и взорвались желтыми лепестками бутоны. Воздух теперь полнился тонким ароматом, а не запахом пыли и угля.
Ив с супругой жили в этой же башне, на самом верху, а дочку Теренера поселили, насколько Дэмину донесли слуги, на нижнем этаже.
Дэмин ждал, что Тан начнет биться в его дверь утром, когда горе-жених, изнасиловавший невесту, протрезвеет и поймет, что причинил ей серьезный вред. Учитывая кровь девушки, вряд ли она не стала бы сопротивляться, а принимая во внимание силищу маркиза и некрупное телосложение дочки Теренера, вряд ли обошлось бы без травм при сопротивлении, так что замять это дело, не обращаясь к лекарю, скорее всего, не вышло бы. Именно тогда, излечивая раны, Дэмин собирался предложить девушке побег — и она не могла не согласиться.
А до этого момента можно было поспать: в замке Ива Стелера лекарю ничто не угрожало.
Поэтому Дэмин отослал симпатичную девушку-безымянную, которую Ив как всегда прислал согреть постель и помочь раздеться, запечатал заалевшую дверь, распустил волосы, облачился в спальный халат и уже ложился в постель, когда кто-то заколотил в его дверь — быстро и очень громко.
– Пожалуйста, пожалуйста, откройте! – раздался женский, а не мужской голос. – Пожалуйста! Мне очень нужна ваша помощь!
И какое-то шебуршание, будто она обращалась еще к кому-то.
Неужели Тан уже успел не только завершить свое дело, но и бросил девчонку искать помощи самостоятельно? Или она бежала?
Не одеваясь, но и не торопясь, Дэмин снял с двери заговор и распахнул ее настежь.
– Давай его сюда, – шептала девушка. – Нас никто не видел, надеюсь... Проклятие, какой же он тяжелый!
Они внесли похожего на белого медведя мужчину вдвоем. Воин, охранявший Кьяру, держал громадную фигуру Тана Стелера под мышки, а девушка, одетая по-мужски, зажала в охапку его ноги. Тан не шевелился и еле дышал: торс его был прорезан почти насквозь, и сделали это не металлом. За ним тянулся плотный кровавый след, а сквозь разрез можно было видеть массу всего, что только чудом держалось внутри. Дэмин не стал мешать им — Тана сгрузили на кровать, после чего девушка с усилием распрямилась.
Она задыхалась.
– Сможете его вылечить? – напрямую, не утруждаясь вежливостью, спросила Кьяра. – Пожалуйста. Он при смерти.
Дэмин, прислонившийся к дверному косяку, усмехнулся. Ситуация становилась куда любопытнее, чем он предполагал.
– Смогу.
– Отлично! – просияла девушка, и ее желтые глаза благодарно заблестели. Она откинула назад растрепанные красные косы и обратилась уже к своему слуге: – Арван, пожалуйста, сейчас же иди и убери кровь, – распорядилась она. – Если понадобится, заговорами, придумай причину, лишь бы ничего не осталось. Потом встань у комнаты, будто меня охраняешь. А я пока поговорю с великим лекарем.
Арван блеснул глазами в сторону Дэмина, будто почуяв опасность. Лекаря рассмешила его беспомощная проницательность. Он кивнул на дверь, и Арван, не кланяясь, растворился в темноте коридора. Кьяра тут же захлопнула за ним дверь — дверь своей ловушки — и оперлась на нее спиной, все еще переводя дыхание.
Дэмин улыбнулся себе под нос и собрал волосы, приступая к лечению. Целиком исцелять Тана было незачем, и Дэмин лишь запечатал сосуды, а затем восполнил запас крови — бледные щеки маркиза чуть потеплели, но в себя он не пришел.
Лекарь же сел рядом с раненым Таном и воззрился на озиравшуюся с открытым ртом Кьяру. На белой шее краснел след от пальцев, губа девушки опухла, хоть и не выглядела рассеченной, а брюки были продраны в районе икры — и под ними виднелись свежие царапины. Неожиданная для самого лекаря жалость шевельнулась в его душе, но он остановил ее, напомнив себе, кто перед ним.
– Объясняй, – потребовал Дэмин.
– Да, – выдохнула девушка, потирая шею. – Ничего себе, мы как будто не в Стратаците... А откуда тут живые растения?
– Кьяра Теренер, – привел ее в чувство Дэмин. – Я жду.
– Гхм, – прочистила горло девушка. В свете единственного бумажного фонаря она выглядела совсем юной, и лекарь зажег еще три. – Я его невеста. Вроде как. Он был пьян и попытался меня изнасиловать. И я... не рассчитала силы.
Кьяра не находила себе места от волнения.
Ранним утром, пока она еще спала, Дэмин Лоани уехал с Ивом Стелером в столицу Синих земель, Страцу — и тем лишил ее возможности услышать ответ.
Чтобы не мерить шагами свою роскошную, но такую тесную комнату, она выбралась на воздух. Покидать замок до свадьбы ей было запрещено: это считалось и неуважением к дому жениха, и плохим знаком. Поэтому она уныло бродила по внутренним дворам и вдоль каменных стен, то и дело ловя на себе любопытные взгляды разъезжавшихся гостей замка.
В Синих землях доверять магии и пользоваться порталами было не принято, поэтому Кьяра с интересом наблюдала за претенциозными открытыми повозками, больше похожими на кареты без крыш, в которых элегантно восседали наряженные в тяжелые платья дамы и укутанные в меха их кавалеры. Лица их были довольными, румяными от первого мороза.
– Ни одной закрытой повозки, – вздохнула Кьяра.
– Даже не думай, потом проблем не оберешься, – хмыкнул следовавший за ней тенью Арван.
– А порталом можно было бы ненадолго сходить в Страцу или Нор-Хуре и вернуться до того, как мое отсутствие обнаружили бы. И это они считают нас дикарями. Но что самое обидное, отец не оставил мне даже возможности быстро вернуться к нему.
– Герцог Теренер решил, что здесь ты в безопасности, и портальные окна тебе не нужны, – веско отрезал страж, уступая дорогу бегущей с изящным ящичком служанке.
– Лекарь меня выдаст. Все расскажет герцогу Иву. «Кстати, а вы знаете, почему ваш брат оказался в лазарете? Ваша невестка-шепчущая порезала его с помощью тайного языка». Ты бы видел его вчера, – вздохнула Кьяра. – Отчитал меня, как девчонку, чуть не высмеивал, а потом заявил, что ему нужно подумать, и выставил за дверь, не сказав ничего конкретного. У него змеиные глаза холодного и расчетливого человека. Если он посчитает, что выгоднее будет рассказать — расскажет. Сейчас мне кажется, что он просто хотел от меня избавиться.
– Даже если ты права, в интересах герцога Стелера замять это дело, – заметил Арван. – Герцог Теренер никогда не сближался со Стелерами, они не знают его. Мало кто может предположить, что отец не заберет свою дочь в таких условиях, а именно этого синий герцог и боится. Если великий лекарь ему и расскажет, он сам будет тебя просить простить... – Он запнулся. – Этого мужчину.
– Мне нечего предложить Дэмину Лоани, – с досадой проговорила Кьяра, опускаясь на мраморный борт и погружая ладони в ледяную воду фонтана с грифонами. – Отец не даст мне никакой власти, женщины никогда не правили Красными землями. Я могу попробовать обмануть лекаря, но и он может не съесть эту уловку. И потом, лекарь же Лоани, а значит как минимум дальний родственник пурпурных владык Вэй и Лао Лоани. Мы же их вечные враги и соседи. Он точно знает наши обычаи.
– Тут ты права, пурпурные не любят красных, – заметил Арван, садясь рядом с Кьярой. – Будь очень осторожна. Возможно, этот человек — не тот, кому можно доверять.
– Я скажу ему, что моя мама была из Рень-Ци, – пожала плечами Кьяра.
– Захваченная наложница, которую красный герцог даже не представлял своей женой — плохой аргумент.
– Но все же это делает меня частично своей! – воодушевилась Кьяра. – Да, лекарь меня вряд ли пожалеет, но если я сыграю нежелание следовать по стопам отца... Да что там, не сыграю, а покажу нежелание, он может и смягчиться! Скажу, что хотела бы больше узнать о культуре матери, что хочу восстановить мир между нашими землями, попрошу его помочь... Как думаешь?
Арван только покачал головой, словно она говорила глупости. Кьяра положила голову ему на плечо и протяжно выдохнула. Да, это звучало глупо, друг был прав.
– Герцогиня, – кивнул Арван в сторону дорожки.
Кьяра тут же распрямилась, внезапно поняв, как двусмысленно выглядела для герцогини Даники подобная сцена: будущая невеста ее деверя сидит чуть ли не в обнимку со своим земляком, да еще и во внутреннем дворе замка. Объясняй потом, не объясняй — а могли пойти ужасные слухи, из-за которых отец забрал бы Арвана домой, оставив Кьяру в одиночестве.
Девушка вскочила навстречу герцогине, старательно улыбаясь:
– Герцогиня Даника!
– Ваш жених пришел в себя, леди Кьяра, – негромко оповестила ее хмурящаяся Даника. – Нам нужно поговорить наедине. Отошлите своего слугу.
Арван беспрекословно отступил в тень ясеней, пропав из вида. Кьяра с тоской проводила друга взглядом: без него она чувствовала себя куда менее уютно.
Даника показала девушке на скамью с резной деревянной спинкой, и Кьяра послушно села, не забыв скромно скрестить ноги и опустить глаза. Супруга Ива Стелера ей нравилась, и все же Даника производила впечатление жесткой и сильной женщины, абсолютно лояльной своей семье, а значит, нужно было приготовиться оправдываться.
– Арван со мной с самого рождения, он мне как нянька, я привыкла... – начала было Кьяра, но Даника остановила ее взмахом руки.
– Ты умная девушка и сама все знаешь. Я не собиралась тебя отчитывать, но лучше подобного не допускать. В этот внутренний двор выходят окна и проемы крытых переходов малого корпуса, и даже если вас не видел никто из знати, слуги увидели точно. Тан очень горд, если он услышит об этом, тебе будет тяжело. И он может навредить твоему слуге.
Покои Тана занимали два этажа западной башни, спальня находилась на самом верху. На остальных уровнях расположились воины его личной стражи и прислуга. Кьяра никогда не была в этой части замка, предпочитая не забредать на территорию, которую для себя пометила как вражескую, но стоило ей оказаться у одного из входов — и молчаливые стражники как по команде склонили свои большие головы, словно она уже была их госпожой. Подняв подбородок, Кьяра шагнула внутрь, не показывая волнения: почему-то ей казалось, что она сама заходит в ловушку, и сейчас решетка опустится за ее спиной.
Это чувство усилилось, когда у Арвана забрали клинки, и еще больше — когда молчаливая служанка не столько приняла ее плащ, сколько сдернула его с плеч — и тут же пропала, тихая как мышка. И заорало тревогой, когда Кьяра обнаружила, что два стражника шагнули внутрь вслед за Арваном, вооруженные, все так же молчаливые. Держались они, правда, поодаль.
– Нас ведут как под конвоем, – шепнула она другу.
– Маркиз внимательно относится к своей безопасности, и это трезвое решение, – пожал плечами невозмутимый Арван. – Они не шепчущие.
В доме Тана было... мрачно. И, пожалуй, по-военному аскетично: вытершиеся холодные плиты не укрывали ковры — каблуки стучали по камню так громко, что эхо разносилось по этажу; мебель была простой и преимущественно деревянной.
Кьяра прошлась по стылому залу первого этажа, предназначенному для приема гостей, мимо грубых длинных столов и похожих на пыточные жестких кресел, и остановилась у зияющего провала камина. Над очагом, чуть выше ее макушки, были прибиты какие-то старинные узорные латы, совсем не похожие на те, что когда-либо носили жители Империи Рад — она никогда не видела таких в книгах по военной истории. Этот кусок резного золота выбивался из окружающей обстановки, как будто его приляпали сюда по ошибке.
– Это что? – спросила она у служанки, протиравшей стол.
– Это доспехи мастера из Итлиса, – склонилась девушка, и вдруг Кьяра заметила на шее служанки кровоподтеки. Предполагать, откуда они взялись, она не стала, только кивнула Арвану и показала на собственную скрытую высоким кружевным воротником шею — и поймала стеклянный от злости взгляд в ответ. – Господин принимал участие в разгроме их столицы, и лично забрал латы из дворца тамошнего короля.
– Замечательно, – хмыкнула Кьяра. – Надеюсь, хоть кровь смыли.
Служанка испуганно посмотрела на нее, будто она произнесла что-то запретное, а потом перевела взгляд на застывших у дальнего конца стола воинов. Затем дрожащим голосом ответила, не видя, похоже, возможности промолчать:
– Г-господин велел их почистить и отполировать, конечно.
– Ты зря меня боишься, – попыталась успокоить девушку Кьяра. – Я тебе ничего не сделаю. И ему не скажу.
Служанка снова склонилась, избегая смотреть Кьяре в глаза.
– Простите.
– Он вас наказывает? Бьет? – Кьяра перешла на шепот.
Служанка активно замотала головой с абсолютно несчастным видом.
– Мой добрый будущий супруг, – обернулась Кьяра к Арвану. – Не удивлюсь, если у него тут где-нибудь в бочках головы врагов, а в подвале — пыточная.
– Господин очень добрый, – залепетала служанка. – Госпоже тут понравится.
– Укажи мне путь в его спальню, – насколько могла мягко попросила Кьяра. Она хотела спросить у девушки имя, но подумала, что та решит, что Кьяра решила на нее донести, и не стала.
Башня была устроена совсем не как та, в которой жили герцоги. Наверно, это необычное строение было много древнее. Оно скорее напоминало донжон. Только широкая лестница, похожая на вытянутый каменный мешок, шла не по периметру, а вилась в центре строения и пронизывала этажи, как вертел.
Стражники следовали за ними, едва слышно позвякивая легкими доспехами, но в крутом витке лестницы их было не видно.
Кьяра поскальзывалась на вытертых ступенях и то и дело хваталась за стену: о перилах для женщин в неудобных туфлях древний архитектор, конечно, не подумал. Зато при выходе на каждый этаж она наблюдала одну и ту же картину: между глухими дверями, за которыми скрывались полукруги комнат, обычно находились композиции из оружия и доспехов — единственный элемент декоративной отделки, если не считать таковыми тяжелые черные цепи, на которых качались чадящие угловатые лампы.
– Уютно, – хмыкнула она, рассматривая очередную композицию: ритуальные бусы и какие-то деревянные, обмотанные кожаными шнурами с глиняными бусинами шесты. – Эти точно из Пар-оола. Смотрите, как я силен, я убивал людей на всех континентах.
– Ты же понимаешь, что тебя слышат? – поинтересовался Арван.
– Я назвала его сильным, – пожала плечами Кьяра.
Наконец, они уткнулись в тяжелые кованые двери с громадными кольцами-ручками. Стражники остались внизу: похоже, так высоко подниматься им было запрещено.
Кьяра, шедшая первой, без сомнения толкнула тяжелые кованые полотна внутрь — и, неожиданно пошатнувшись, упала бы на пол, если бы Арван не успел подхватить ее за пояс. В голове шумело, словно кто-то одномоментно выкачал из нее все силы, превратив тренированное тело в тряпичную куклу.
– Что за... – выдохнула она, пытаясь прийти в себя.
Ив Стелер считал, что чем точнее восстановит атмосферу родных Дэмину Пурпурных земель, тем более великий лекарь будет доволен. Каждый год он пытался удивить Дэмина, приобретая все больше безделушек, которые должны были напомнить великому лекарю о доме. Так мог рассуждать только абсолютно не привыкший к порталам человек, простак до мозга костей. Куда легче было бы поужинать в одном из закрытых постоялых дворов Панчлина, чем превратить каменные стены с деревянными настилами в подобие чайного дома, попытавшись бумажными пионами создать легкую атмосферу здесь, в столице холодных Синих земель.
Но и лист лашихи, и сушеные хризантемы, и даже сам чай были, несомненно, привезены услужливым синим герцогом с родины Дэмина, так что лекарь великодушно поддерживал игру титулованного простака. Ив потирал свои пухлые руки, взахлеб рассказывая о том, каким был урожай в этом году, и каких замечательных детей родила баронесса Аристик после того, как великий лекарь не дал ее близнецам умереть в утробе матери, и как рано в этом году пришла зима, словно Дэмин был слушателем, которого он ждал целый год.
Лекарь внимал ему вполуха. Мысли его вились далеко, потревоженные недавней встречей с дочерью Теренера. Он думал о том, как прошли похороны сыновей Сфатиона — тихо, без гостей и общего траура, — так хоронили предателей.
Кому, как не великому лекарю, знать: ни как две капли похожий на отца Сфатион-младший, ни рассудительный Талион, ни тем более безобидный и даже слишком пугливый для сына красного герцога Аион предателями Империи Рад не являлись. То, что представили всем как их глупый бездумный план, являлось лишь хорошо расставленной ловушкой, захлопнувшейся благодаря череде выверенных действий великого лекаря, сумевшего и у самого Сфатиона создать иллюзию непокорности и своенравности некогда лояльных сыновей. И когда они оказались в центре бойни, все прошло как по маслу — даже красноземельцы кляли их необдуманную агрессию, не сомневаясь.
И Сфатион, всегда мечтавший видеть в сыновьях амбициозных завоевателей, тоже обманулся.
Сработано было чисто. Сокрушающиеся наставники и наставницы, пускавшие слухи слуги, будто бы возмущенные поведением молодых мужчин подданные других герцогств, пьяные драки и случайно брошенные Талионом слова, о которых он забыл наутро... Теперь сыновей красного герцога считали позором степей.
Но что еще важнее, Синие и Желтые земли, подданные которых также пострадали во время недавней резни, отказались посылать в обширные и безлюдные Красные степи свои войска, необходимые для охраны длинной прибрежной линии. И Пар-оол, соседнее островное государство, начал совершать вылазки на территорию Красных, забирая и людей, и ценности. Говорили, что даже в Нор-Хуре – хорошо охраняемой столице! – стало небезопасно.
Хотя Сфатиону оставалась верна его армия, но и она редела в стычках с хорошо организованными пар-оольскими пиратами, а герцог стремительно терял власть и уважение.
Нарастающий хаос разделил красноземельцев, подарив локальную власть самым сильным и наглым из них. Испуганные безымянные пешком пересекали границы с Пурпурными и Коричневыми землями, соглашаясь на любую работу за возможность быть в безопасности и от иноземных захватчиков, и от вышедших из-под контроля обессиленного горем Теренера местных кочевых банд.
В степях не осталось больше знатных семей, которые могли бы занять место Теренеров. Хоть какой-то властью обладали лишь «дети скорпиона» Кадана – по сути, разбойники.
Император иногда хотел послать в степи кого-то в помощь не справлявшемуся Сфатиону, но каждый раз Дэмин мягко убеждал его в необходимости подождать еще немного.
И тут девчонка. Последний шанс Теренера на заступничество не только Тана Стелера, но даже в каком-то смысле черного герцога — пошли они в степи свои войска, это изменило бы все. Отчаянная, смешная девчонка, сейчас маявшаяся в Стратаците и ожидающая решения великого лекаря.
Из нее стоило сделать символ падения. Беглянки, отступницы, возможно — простецкой подстилки с выводком незаконнорожденных детей. Разрушить романтичный образ доброй принцессы в изгнании, которым утешались красноземельцы. Растоптать, как и остальных.
Или просто убить руками ревнивого жениха.
Да, стоило.
«Я хотела разыграть из себя убитую горем юную деву в беде... Ведь не получилось бы, да?»
Дэмин повертел в пальцах аккуратную круглую чашку из гладкой керамики, любуясь чаинками на дне.
– Вам стало скучно, – сокрушенно покачал головой Ив Стелер. – Я совсем вас утомил своими заботами.
– Что вы, – холодно отозвался Дэмин. – Я думал о постигшем Сфатиона Теренера страшном несчастье.
Глаза Ива забегали. Похоже, этот человек, уже присвоивший себе половину ресурсов степей, решил, что Дэмин на что-то намекает, и это было жалко. Ив Стелер так доверял лекарю и был так невоздержан в его присутствии на язык, что даже пузырчатка не требовалась. И этот раз, конечно, не стал исключением.
– Его сыновья — предатели. Они убили семью зеленых герцогов, подобное не зря карается смертью.
«И очень хорошо расследуется, – добавил про себя Дэмин. – Именно поэтому ты можешь спать, не запирая свою спальню тысячей замков на ночь. Твой брат бы давно убил тебя, не бойся он казни». Но вслух он сказал другое:
– Да. Это вопрос воспитания. – Дэмин поставил чашку на стол, и она звякнула о нефритовую пластину. – Но дочь Теренера не выглядит подавленной. Это ли не удивительно?
Вместо того чтобы ночевать в Страце, Дэмин решил вернуться в Стратацит. Мысль, которую он все гнал от себя, не давала ему покоя, зудела где-то в глубине.
Сберегая покой Стелеров, обычно он открывал портал между специальными столбами перед главными воротами, но в этот раз ему хотелось избежать привычного ритуала приветствия прислуги, которой, конечно же, велено было будить герцогов при его появлении.
Стояла глубокая ночь, до рассвета оставалось несколько часов. Все обитатели замка уже спали, и это было Дэмину на руку: с одной стороны, тайное возвращение не сделало бы его мишенью удушливого внимания, с другой — не вызвало бы вопросов: после исцеления подданных каждой знатной семьи Синих земель лекарь вполне мог желать отдохнуть.
Кроме того, с девчонкой можно было поговорить ночью: сложно переоценить эффект, который на мятущиеся юные души оказывают тайные ночные разговоры, и то, какими податливыми романтике и необычности момента эти души становятся. Уже сейчас ее стоило раскачивать, удивлять, выбивать опоры из-под ног — и предлагать опереться о его руку. Подогретое появлением Дэмина ощущение, что она не находится в Стратаците в безопасности, должно было смениться сильнейшим облегчением от его слов — и доверие девушки быстро возросло бы, даже не пойми она этого. Подобные эмоциональные качели позволяли в короткий срок приручить почти кого угодно, что уж говорить о верящей в сказки о добрых лекарях девушке минимум в пятнадцать раз моложе его самого.
Как давно он не занимался подобными вещами сам! Это было почти волнительно.
.
Как и все резиденции правителей земель, Стратацит был хорошо защищен от перемещений из-за его пределов. Открыть портал из Стратацита было можно, но внутрь замка нельзя было попасть с помощью портального окна — именно такие артефакты использовали простаки и большинство шепчущих. Талантливые шепчущие, умевшие открывать порталы с помощью многоуровневых заговоров, тоже столкнулись бы со сложностями: силовой купол не пропустил бы заклятие вглубь, так что им пришлось бы довольствоваться проемом где-то в небе над замком, что, скорее всего, привело бы к смерти неосторожного гостя.
Но Дэмин не был ни тем, ни другим. Открывая портал, он не шептал — а прорезал пространство мыслью. Даже имей синие герцоги представление о том, что и такое бывает, они бы не смогли позволить себе защиту от подобного. Для этого нужно было договориться с другим владеющим этой системой магии шепчущим, а их в Империи насчитывалось не больше двух десятков — и ни один не работал за деньги.
Поэтому Дэмин просто открыл портал прямо в покои дочки Теренера — и, ожидаемо не встретив сопротивления защитного купола, ступил в тишину крупной и унылой комнаты.
В спальне было жарко натоплено, в очаге камина за кованой решеткой все еще тлели поленья. Дэмин оглянулся: такие же неуютные покои, как и все остальные, мрачные и тесные, несмотря на высокий потолок.
На деревянной скамье у двери было сложено плетеное шерстяное одеяло, и почему-то лежали две явно взятых с кровати безвкусных подушки с кисточками по всем четырем углам. Рядом со скамьей стояла стойка с оружием, так не подходившая к остальному убранству, причем мечи на ней были закреплены не только остриями вниз, но и вверх и вбок. На вычищенных и отполированных до блеска клинках играли отсветы пламени.
«Молодец, девчонка! – усмехнулся лекарь. – Только мечи нужно было взять не такие бутафорские, Тан мигом раскусит».
Дэмин прошел вглубь комнаты, бесшумно ступая по тонкому, похожему на покрывало ковру. К дверям тяжелого шкафа с резными дверцами было небрежно придвинуто низкое кресло, перед ним стоял тяжелый сундук, словно служивший своей хозяйке пуфиком для ног. Похоже, дочка Теренера совсем не рассчитывала задержаться в Стратаците и использовала сундук вместо шкафа.
Остальная комната была почти пустой. Дэмину бросилось в глаза, что перед камином на пол брошена медвежья шкура, а поверх нее, словно прикосновение шерсти было девушке неприятно, лежало снятое с кровати покрывало. На краю полотна стоял еще один сундук, в этот раз, судя по мудреной золоченой резьбе, явно принадлежавший Стелерам. Еще несколько пузатых подушек с золотыми кисточками закрывали его обращенную к камину стенку почти целиком и явно должны были служить сидящему спинкой. Это напоминало место для отдыха, и выглядело оно куда более уютным, чем все остальное здесь. Рядом со шкурой ютился низкий столик, а на нем — прозрачный графин для вина с мерцающей в свете огня водой и глиняный стакан. Дэмин вспомнил, как на пиру Кьяра выплескивала вино в вазу. Похоже, алкоголь девушка не любила.
Громадная кровать, укрытая, как и почти все кровати здесь, балдахином из красного бархата, располагалась у дальней от входа стены, между высокими окнами с аляповатыми витражами. Полы балдахина оказались опущены, что удивило Дэмина: неужели девчонка решила, что это красное чудовище похоже на шатер? Он обошел сундук, ощутив тянувшуюся из камина полосу жара, подошел к кровати и прислушался.
Нет, Кьяры внутри не было. Ни звука дыхания, ни ее слабой магической ауры. Только пустое ложе.
Тихо скрипнула дверь. Дэмин тут же отступил в тень, чтобы служанка, пришедшая с большой кадкой дров, не заметила его. Впрочем, женщина не обратила бы на него внимание и без этого: с грохотом она опустила свою ношу у очага и, что-то приговаривая, начала помешивать угли кочергой.
– Будет жарко, как в степях, – с неожиданной нежностью сказала служанка, вытирая лоб и размазывая по нему сажу.
Визуализация













Обсуждение было коротким, вердикт — предсказуемым и быстрым. Все это выглядело фарсом, и фарсом и было. Решение, подогнанное под ответ. Кьяра не удивилась — они с Арваном обсуждали такую возможность, — но была разочарована и в Иве, и в Данике.
Кьяре дали лишь бегло высказаться, описывая ситуацию, как она ее видела. Кьяра объяснила, что боялась унижения, но Тан только хмыкнул и развел руками, будто хотел сказать всем присутствующим: «Видите, с ней все понятно». С каждой отрепетированной фразой Кьяра чувствовала себя все менее уверенно: Тан разве что не зевал и как-то странно переглядывался со своим старшим братом, который несколько раз прерывал Кьяру на полуслове фразой «это не относится к делу».
Но все, что Кьяра говорила, еще как относилось к делу! Она кусала губы — и оставалась вежливой, но снова ее мягко, но бескомпромиссно осаживали.
К ее удивлению, ни Ив, ни Тан не дрогнули, когда она сказала, что напишет о произошедшем отцу, словно были готовы к такому повороту и уже знали, что Сфатиону наплевать. Но кто мог их предупредить?
Вместо того чтобы испугаться, Ив промокнул платком свой влажный от плотного завтрака лоб, быстро посмотрел на сидевшего напротив Кьяры Тана, будто спрашивая разрешения, и, наконец, озвучил именно то, о чем предупреждал ее страж:
– Все ясно. По нашим законам Арвана сына Ашкера должны казнить. – Он прочистил горло. – Но он не является подданным Синих земель. Так что я считаю справедливым изгнание. Что с ним делать, должен решить Сфатион Теренер, а не мы.
В главной пиршественной зале, ставшей этим утром залом суда, повисла тишина. Кьяра слышала, как вздохнула Даника, как перебросил копье из руки в руку один из стоящих за Арваном стражников, и как пошевелился в кресле выглядящий расслабленным и довольным Тан. Именно выражение его лица насторожило Кьяру больше всего: она мало успела узнать своего жениха, но уже могла с уверенностью сказать, что он не привык просто отпускать тех, кого считал нанесшими ему оскорбление.
– Я бы хотела спросить вас, герцог Стелер, – упрямо поднялась Кьяра с места. Ив посмотрел на нее зло и устало, но Кьяру это не смутило. – Почему Арвана не могу в таком случае судить я, раз моего отца нет здесь?
– Кьяра, сядь, пожалуйста, – неожиданно твердо осадил ее Ив. – Не надо со мной спорить.
– Я не спорю, – попыталась поймать бегающий взгляд его рыбьих глаз Кьяра. Он был ей сейчас мерзок: полный, дышащий с каким-то свистом, потный и весь увешанный драгоценностями. Неудивительно, что этот бесхарактерный человек проигрывал во влиянии брату-садисту, которого уважали воины и боялись, кажется, все, кто его знал. Всего этого Кьяра никогда не сказала бы синему герцогу, поэтому она вежливо склонила голову, скрывая за платком ходящие на скулах желваки: – И не считаю ваше решение неверным. Но я думаю, что если вы отошлете Арвана прочь до моей свадьбы, это будет превратно понято. Я войду в вашу семью, и тогда на вас ляжет ответственность за мою безопасность, но пока за нее отвечает отец. А он послал со мной Арвана. И уверяю вас, Арван отлично справляется со своими обязанностями, даже когда на кону стоит его жизнь. Поэтому отец и выбрал именно его. – Кьяре хотелось сказать еще много, много всего о том злополучном дне, но она старалась хотя бы выглядеть так, будто уважает слабого синего герцога. – Я не прошу изменить решение, лишь предлагаю привести его в исполнение позднее.
– На это не согласен я, – вслед за ней поднялся Тан. Теперь он нависал над столом, громадный, угрожающий, уверенный, так не похожий на своего старшего брата, и вдруг Кьяра почувствовала себя маленькой, что разозлило ее еще сильнее. – Уже идут слухи. Мне не нужна в жены девушка, запятнавшая свою честь со стражником. Конечно, – недобро улыбнулся он, – я не верю в слухи. Но другие верят. Вышвырните безымянного из Стратацита сегодня же, иначе над нашей семьей будут смеяться во всех девяти землях.
– Ждать незачем, он отбудет сейчас же, – согласился Ив. – Кьяра, сядь и не позорься больше. Тан прав, и так идут слухи. Твоя ночевка в темнице была позорной.
– Ив, – положила ему на руку свою узкую ладонь Даника, и герцог замолчал.
– Да при чем тут слухи? Вы... – Кьяра снова сжала зубы, а затем с силой выдохнула, собираясь, и опустилась на скамью. Арван всю ночь просил ее не сделать хуже, но сдержаться было так тяжело! Она встретилась глазами с Даникой, грустно покачавшей головой, и стало немного легче. На скованного спинелью Арвана смотреть сил не было. – Я поняла. Снимите с него спинель и дайте прийти в себя, чтобы он мог своими ногами войти в портал.
– Спинель нужна, чтобы он не колдовал тут, – снова ухмыльнулся Тан. – Беспокоящийся о своей безопасности правитель всегда уравняет шансы, встречаясь с шепчущим, душа моя. Ив, давай заканчивать. Я и так пошел на уступки, – обратился он к брату.
– Снимите браслет, – махнул рукой Ив. – Кьяра права. Пусть уходит сам. Он все-таки отличный страж, хоть и оступился.
Один из охраняющих Арвана воинов стянул с его запястья тонкое металлическое кольцо. Кьяра с болью наблюдала, как друг открывает глаза, и как его обычно такой внимательный взгляд рассеянно блуждает. Вот он остановился на ней, на ее лице, и потеплел. Арван слабо улыбнулся — уголком рта, как и обычно — и тихо спросил, еле ворочая языком:
– К чему меня приговорили?
– К изгнанию, – поднялся со своего похожего на трон кресла Ив. Он выглядел так, будто не спал и словно что-то тяготило его. – Принесите портальное окно, ведущее в Нор-Хуре. Ты отправляешься в Красные земли сейчас же. Если вернешься в Синие земли, тебя ждет смерть, – скороговоркой пробормотал синий герцог, даже не глядя на стража. – Сегодня вечером я лично поговорю со Сфатионом, он будет судить тебя.
Вдох.
Кьяра резко открыла глаза, словно что-то выбросило ее из темной глубины волн наверх. Оранжевый свет ударил по глазам, но она не зажмурилась, ожидая, когда слезящиеся глаза привыкнут. Постепенно размытые желтые пятна превратились в горящие свечи, и воздух перестал казаться неподъемным и слишком густым.
Во рту горчило.
В голове было пусто, мутно, и в ушах словно что-то звенело. Было сложно понять, где верх, а где низ, и лежит она или стоит. Кьяра подняла ватную руку, чтобы коснуться собственного разгоряченного лба, но это движение вышло каким-то необычно плавным и медленным. Пальцы скользнули по одеялу. Кьяра поднесла запястье к лицу: тонкая полоска знакомого металла светилась на коже.
– Какого... – выдавила она из себя.
– Работает, – услышала девушка довольный голос Тана. – Лекарь не обманул.
– Лекарь что?.. – сквозь зубы переспросила Кьяра, прекрасно расслышав фразу Тана.
Ублюдок!
Тан сидел на краю постели — своей собственной постели! — и покровительственно смотрел на укутанную до подбородка одеялом Кьяру. Паническая мысль, вдруг он мог сделать с ней что-то, наверно, отразилась на лице девушки, потому что Тан усмехнулся:
– Ты чего испугалась? Не трогал я тебя. Ты спала так долго из-за спинели. Но я дал тебе это снадобье — и ты проснулась. До этого дня, – Тан взял ее обессиленную руку своими громадными ручищами, – я не знал, что такое возможно. Чтобы слабый шепчущий был в сознании, когда его касается спинель. Но главное — поставить верную задачу верным людям и предложить хорошую цену, правда? Вот это, – он потряс перед лицом Кьяры непрозрачным пузырьком, – позволит тебе не терять себя, даже если на тебе спинелевый браслет. Слабость тоже должна постепенно пройти. Совсем скоро ты почувствуешь себя лучше.
– Сними, – только и смогла угрожающе выплюнуть Кьяра. Ненависть, которую она сейчас испытывала, почти ослепляла ее, и трезво мыслить было невероятно сложно. – Когда герцог Ив узнает, что ты меня пытаешь, а это пытка, он разорвет нашу помолвку.
– Герцог Ив... – пропел Тан, вставая. – Ты долго спала, Кьяра.
– Как долго? – прочистила она горло, уже пытаясь стянуть браслет с руки, но застежка была какой-то мудреной, и ей никак не удавалось понять, как ее открыть.
Тан был прав: шум в голове постепенно схлынул, и сейчас она чувствовала себя так, будто пробежала несколько лиг, но в остальном — собой. И мыслить было все проще, словно кто-то, перекрывавший раньше воздух, позволил ей дышать. И тело не болело... нигде. Действительно не трогал, даже не раздевал.
– Почти сутки, – отозвался Тан. – За это время многое произошло.
-З ачем было держать меня спящей столько времени?! Где герцог Ив и герцогиня Даника?
– Далеко, – усмехнулся Тан, ставя пузырек на подоконник к минимум двум десяткам таких же.
Кьяра резко выдохнула, поняв, что это значит. Лекарь, сволочь... Она бы растерзала его прямо сейчас!
– Тан, пожалуйста, объясните мне все, – постаралась спокойно сказать она. – Я ничего не понимаю.
– Хорошо. – Тан обернулся к ней и оперся о подоконник. Его громадная фигура почти закрывала черноту окна. – У тебя была истерика, поэтому лекарь усыпил твой разум. Тебя отнесли в твои покои. Ив и Даника отбыли на праздник. Три часа назад мне пришло письмо, после которого ты и переехала ко мне. Пожалуй, я покажу его тебе, не читать же. Встань, подойди ко мне, как хорошая девочка.
Кровь бросилась Кьяре в лицо. Девушка сжала зубы до боли.
– Спинель меня обессилила, душа моя, – копируя его издевательскую манеру, ответила она.
– Лекарь сказал, ты можешь двигаться, – холодно заметил Тан. – Мне нужно проверить это до его отъезда, так что вставай.
– Мне нужна помощь.
– Нет.
Кьяра оскалилась. Ненависть придала ей сил: она села, а затем и встала, неуверенно ощутив под босыми ногами волокна ковра и радуясь, что платье было таким же закрытым и плотным, как и утром. Распрямилась, не давая Тану насладиться своей слабостью — один Свет знал, каких усилий ей стоило разогнуть спину! — и сделала к окну несколько торопливых, неровных шагов.
Не то что напасть на него, даже стоять ровно было сложно.
Мелькнула мысль об Арване, и Кьяра набрала в грудь воздуха, собираясь. Друг точно не похвалил бы ее за то, что она размазалась, находясь в опасности.
Эта сволочь пробудила ее — хорошо. Тайного языка она и так почти не знала, этот параноик зря перестраховывался. Рука скользнула за спину — туда, где за валики был обычно заткнут кинжал. Сейчас оружие пропало.
– Ты не хочешь спросить о судьбе стража? – потянул Тан. – Ты внимательная, мне это нравится, ты даже можешь быть неплохой герцогиней, если немного укоротишь свой язык. Уж не хуже Даники.
– И что с Арваном?
– Он был жив, когда вернулся в Нор-Хуре. Я дам тебе написать ему, если будешь хорошо себя вести. Покружись, взмахни руками.
«Обманывает?! Но он же понимает, что почерк Арвана не подделать...»
– Великий лекарь — серьезный мужик, – уважительно кивнул Тан, осматривая уже хорошо двигающуюся Кьяру. – Отличная работа.
Император в очередной раз пытался испустить дух, и в очередной раз нужно было не дать ему достичь в этом успеха, а оставшиеся с отцом Империи целители забили тревогу, осознав, что Дэмин не может появиться по мановению руки, чтобы исправить их ошибки. Их письма носили почти истерический характер, ведь лекари понимали, что если правитель Империи Рад умрет еще до того, как его наследник хотя бы научится говорить, это обернется катастрофическими последствиями для всего континента.
Дэмин был не склонен поддаваться панике, но признавал: доля правды в озабоченности Тинека, Йоланы, Джеана и Шена имелась, так что и спешка была оправданной.
Дорогу от Стратацита до дворца простаки поддерживали широкой и ухоженной, на ней было мало поворотов и сложных участков, так что прямой путь должен был занять чуть меньше двух дней при условии, что четверка лошадей шла полным ходом, останавливаясь лишь изредка. Каждые двенадцать-пятнадцать лиг была возможность сменить лошадей на постоялых дворах, чтобы не прекращать движения.
Обитую железом и выглядящую весьма воинственно карету сопровождали четверо всадников с оружием. Они были бесполезны в этих безопасных местах, но Дэмин понимал: Тан послал с ним своих людей вовсе не для того, чтобы защитить. Вряд ли кому-то пришло бы в голову, что великий лекарь не сможет позаботиться о себе и своей спутнице сам.
Привыкшего к порталам Дэмина раздражала дорога: карету мерно трясло, пейзаж за резным, закрывавшимся подвижной пластиной окошком почти не менялся, только лишь становилось светлее: поля, фермы, редкие сады, разрозненные группы домиков были совершенно типичными для этой местности. Дэмин привык перемещаться налегке, так что не взял с собой даже рабочего журнала, чтобы занять это время исследованиями, и теперь, когда закончил с письмами, был вынужден довольствоваться наспех выбранными в библиотеке Тана книгами о военной стратегии в жаркой и засушливой местности, оказавшимися на удивление занимательными.
Девчонка, только что отправившая его портальной почтой весточку своему осужденному стражу, теперь сидела, откинувшись на мягкую спинку скамьи. Дэмин думал, что Кьяре тоже не по себе, но стоило им выехать из ворот Стратацита, она, счастливо улыбнувшись, перебралась из кареты на ее козлы. Дэмин слышал, как девчонка рассказывала правящему повозкой воину о красных рассветах и желтых закатах ее степей и как с интересом расспрашивала его самого о родных ему местах. Воин отвечал угрюмо, но она не отставала, и он был вынужден поддерживать этот бессмысленный, легкий разговор.
Как только рассвело, девчонка вскочила в седло, упросив одного из всадников сесть вместо нее на козлы. Дэмин, отложивший книгу, смотрел на нее в резное окно: не боясь отстать, она пускала лошадь прямо по полям, игнорируя дорогу, и с наслаждением пригибалась, когда послушное животное перемахивало невысокие деревянные заборы.
Верхом, с развевающимися на ветру и все такими же растрепанными рыжими косами, счастливая, со светящимися глазами, она выглядела совсем не так, как он привык. Бледную и потухшую лицом нелепую даму в не идущем ей объемном платье, уставшую и несчастную, сменила настоящая степнячка. Она задыхалась от холодного ветра, жмурилась на встающем солнце, вытягивая свой стройный стан в струнку, на ходу срезала воздушным клинком сухие стебли уже пожелтевших высоких цветков золотырника и, не жалея лошади, неслась дальше, оставляя за собой шлейф лепестков.
Наскакавшись в одиночестве, Кьяра втянула еще одного всадника в нехитрую игру: заметив пугало, коих здесь было полно, они устремлялись к нему во весь опор, и тот, кто первым касался его соломенных рук, мнил себя победителем, пока на горизонте не возникало еще одно. Похоже, они считали очки и шутя ссорились, упрекая друг друга в нечестности.
Дэмин почти ощущал ее искрящееся счастье ускользнувшей из смертельной ловушки птички – птички, которая не знает, что крылья ее подрезаны беспощадным ловчим. Ему почти было жаль наивную девушку. Нет, рука его не дрогнула бы снова сделать то, что он уже сделал. И все же ощущение причастности к этому моменту искреннего и такого осязаемого счастья отзывалось внутри чем-то похожим на умиротворение.
.
На очередном дворе Кьяра, наконец, снова забралась в повозку. От нее тянуло холодом. Сердце ее билось быстро, гулко, счастливо. Дэмин устало посмотрел на раскрасневшиеся на ветру щеки, на выбившуюся из ворота бурого кожаного колета рубашку, на наспех узлом намотанный на шею шерстяной шарф – и, словно гоня что-то от себя, вернулся к чтению. Но сам не понимая зачем, уточнил:
– Наигралась?
– Да! – довольно ответила девушка. – Я давно не ездила верхом. Дома я охотилась с соколом. У меня был крупный кречет. Я проезжала десятки лиг, а он сидел у меня на руке. – Кьяра с удовольствием потянулась. – Вы когда-нибудь охотились с соколом?
– Нет, – отрезал Дэмин. – От тебя пахнет лошадиным потом. Веди себя прилично, степнячка, ты не дома. Твое мельтешение меня отвлекает.
– Прошу прощения, – бодро ответила Кьяра и замолчала.
Она открыла оконную пластину, и блики только поднявшегося солнца заполнили карету. Некоторое время Дэмин продолжал читать о противостоянии техникам подкопа, пока Кьяра снова не нарушила тишину:
– Я предлагаю на следующем дворе перекусить, – как ни в чем не бывало сказала девушка.
– Мы спешим. У того, что на козлах, есть вяленое мясо и вино, если тебе нужна еда, – отозвался Дэмин.
Дворец оказался пронизан сотнями гласных и негласных правил даже больше, чем Стратацит. Служанка по имени Двинка, милая девушка родом из Коричневых земель, которой Дэмин приказал ввести Кьяру в курс дела, говорила никак не меньше часа, и почти все ее рекомендации касались обращений, жестов, права на заинтересованность теми или иными событиями – в общем, «правильного» поведения. Двинка перечисляла десятки имен, которые Кьяра, думавшая о своем, запоминала лишь вскользь, и показывала, как низко нужно кланяться императору, как приседать перед его бесполезными, разодетыми в пух и прах наложницами, как приветствовать лекарей.
Так Кьяра узнала, что при встрече Дэмина Лоани даже высокопоставленные особы склоняли голову и прятали взгляд до момента, пока он с ними не заговорит. Это ее разозлило, но и на многое пролило свет, объяснив надменность и заносчивость лекаря привычностью подобного обращения.
Иерархия дворца была довольно смутной. Пожилой, почти выживший из ума и по традиции не имевший имени император находился во главе этого порядка, но лишь формально, по сути же делами занимались его советники по разным вопросам, к которым и обращались герцоги, когда возникала необходимость привлечь третью сторону к разрешению возникших в их землях проблем. Эти советники тоже жили во дворце в надежде, что когда-нибудь понадобятся – все-таки герцоги обычно справлялись сами, – и Кьяра подозревала, что просто предавались праздности, чревоугодию и общению с одинокими прекрасными дамами.
К советникам предлагалось обращаться по имени, но почтительно добавляя «сановник». Сановник Сефа, сановник Акрид, сановник Вервана… Двинка перечисляла должности, а Кьяра старалась не смеяться. Это было не так просто: советник по рекам и озерам, советник по празднествам и даже советник по виноградникам и винотворению звучали как шутка.
Единственными, кто требовался империи постоянно, были три советника по судебному делу, двое – по военному и двое – по распределению ценностей, так здесь называли казну.
Поток имен Кьяра даже не пыталась запомнить. «Глупо ожидать, что новенькая во дворце будет знать все эти имена, так что если им что-то от меня понадобится, они все равно представятся», – рассудила она.
Конечное решение по любому вопросу всегда принимал и озвучивал император, и никто не смел спорить с ним. Двинка утверждала, что если он отдаст приказ, ему под страхом потери земель подчинится любой герцог – хоть красный, хоть черный. Кьяра мало в это верила, но не спорила, как не спорила с Гэрэлой, искренне считавшей трех летящих воронов знаком раскрыть кому-то неудобную правду или рождение двух разномастных жеребят предвестником засушливого лета. В конце концов, Двинка не встречалась ни со Сфатионом Теренером, ни с Даором Карионом.
У императора было два десятка наложниц разного возраста, что звучало смешно: он и ходить-то мог, только опираясь на силовые потоки, ел сугубо предварительно перемолотую пищу и имел помощника по посещению клозета.
Но гарем предлагалось тоже уважать, потому что теоретически каждая из женщин могла однажды принести в этот мир наследника нынешнего правителя. Кьяра, мельком уже увидевшая подозрительно приветливых с Дэмином Лоани дам, прониклась к ним большой неприязнью. В своих разноцветных, пышных, расшитых драгоценностями платьях они были похожи на красочных птичек, вспорхнувших с ветки, да и ворковали примерно так же. «Счастливы видеть великого лекаря!», «Без вас дворец пуст, великий лекарь Лоани!», «Император будет рад узнать, что вы вернулись!», «Вы привели нам еще одну служанку? Она совсем юная, такие обычно глупые», «А вы слышали, что начальник стражи Олтар пригласил троих шепчущих для усиления защиты дворца? Они никак не могли попасть в ваши покои...», «Какая эта девушка невоспитанная! Великий лекарь, отругайте ее».
И вот их требовалось почитать?
Одно радовало – Дэмин Лоани их щебетания, похоже, не замечал. И Кьяре он только мимоходом бросил, не стесняясь присутствия наложниц: «Этот серпентарий может сожрать такую, как ты, живьем». Женщины засмеялись, будто услышали милую шутку, а Кьяра оскорбилась: он что же, всерьез решил, что она могла бы довериться кому-то такому?
.
– Ладно, – в конце концов, остановила Кьяра Двинку, только что закончившую с обмеркой: лекарь распорядился, что его подопечная должна выглядеть «как положено придворной даме», так что швея должна была приняться за заказ в самое ближайшее время. – Могу я спросить предметно?
– Конечно, леди Теренер, – присела девушка.
– С кем тут нужно быть осторожной? Самый главный – император, но раз он почти ничего уже не решает…
– Не говорите так! – испуганно зашикала на нее служанка, доставая из тяжелого гардероба полосы восхитительной шелковой ткани цвета сочной зелени, красного вина и синеватого пепла.
Кьяра приняла материал у нее из рук и приложила его к лицу: оба цвета выглядели замечательно, а сама ткань на ощупь была плотной и гладкой. Двинка достала еще два отреза – парчовых, расшитых золотыми цветами и птицами, а за ними – тончайший белый батист. Помпезную парчу Кьяра, конечно, отвергла: ей хватило того недоразумения, что ее вынудили носить в Стратаците – и что сейчас было на ней, ведь ее удобный костюм забрали в чистку, чтобы он не пах скачками, по словам лекаря. Кьяра всерьез подозревала, что так просто его не вернут. Но раз уж швея шила платье специально для нее, то можно было обернуть это себе на пользу и избавиться, наконец, от глупых оборок и сдавливающих ребра конструкций.
Это место никогда не казалось Лиамее ни уютным, ни радушным. Ложь и интриги пронизывали его насквозь, неслись по пустынным длинным галереям вместе со сквозняками, вгрызались в каждый угол, расцветали под потолками тысячей глаз и ушей.
Лиамея никогда не оставалась одна. Другие наложницы сочились ядом, когда она заходила в покои императора, и давно убили бы ее, если бы не боялись покровительствующего ей Олтара. Никто не заблуждался: немощный, но обладавший абсолютной властью старик не был способен на романтические чувства, и его привязанность к сорокалетней Лиамее напоминала детскую – он искал поддержки, утешения, ласки, доброты и отсутствия осуждения и жалости. Лиамея выслушивала его путанные маковым молоком рассуждения о приходящей зиме с той же почтительностью, что и рассказы о судебных тяжбах. Император был доволен.
Олтар был доволен.
Не так часто глава службы безопасности дворца спрашивал ее о чем-то, но каждый раз, когда все же обращался к ней, Лиамея рассказывала ему все. Она была готова душу наизнанку вывернуть, лишь бы этот суровый человек, которому она была обязана всем, улыбнулся. Он всегда был с ней внимателен, но не нежен, серьезен, но не жесток. Их разговоры больше напоминали совет.
И все же Олтар, державший в стальном кулаке весь дворец, следивший, казалось, за каждый его углом, делал для Лиамеи множество исключений. Как и все сановники, она, даже не будучи одной из пяти старших наложниц, носила глубоко под кожей запястья спрятанный амулет, отслеживавший любое обращенное к ней магическое действие. Память ее была запечатана блоком. Во время регулярных обходов с поисковыми заклинаниями ее комнатам позволено было не открывать дверей. По настоянию Олтара именно Лиамею лечили первой, если что-то происходило. Он приставил к ней, безродной наложнице, двух служанок, одна из которых была шепчущей и выполняла все капризы своей госпожи, а когда потревоженные тайным языком защитные контуры взрывались громкой тревогой, приходящие стражники просто уходили прочь, не задавая вопросов.
Словом, для всех, кроме самой Лиамеи, было очевидно: Олтар ей благоволит. Эта ложь, за последние восемнадцать лет многократно раздутая, стоила ей возможности дружить с другими наложницами и считаться своей среди скучающих сановников, но сколько бы раз ее ни повторили все, кому не лень, правдой она от этого не стала.
Все видели в Лиамее лишь его тень – тень, вслед за своим хозяином окружившую умирающего старика плотной пеленой искусственного покоя.
Лиамее не нравилось считать себя лишь марионеткой Олтара, какой бы силой и влиянием он ни обладал, и как бы отчаянно она ни была ему предана. Эта роль, из которой ей не представлялось возможности выбраться почти двадцать лет, уничтожала ее шансы на взаимность.
Год за годом она следила за ним, нисколько не менявшимся – шепчущие почти не старели, – и провожала собственную молодость и красоту, а вместе с ними и шанс заинтересовать Олтара не только своими беседами с императором. Даже постоянно изменяемое с помощью лекаря Йоланы красивое лицо Лиамеи теряло контуры, опускалось, фигура становилась менее точеной, и глаза теряли блеск. Лиамея знала: Олтар не падок на внешность, и все же ей было грустно – сейчас она, прибывшая когда-то во дворец совсем девчонкой, выглядела как его старшая сестра.
Лиамея любила Олтара всем сердцем. Он отвечал лишь равнодушным теплом, Лиамея видела это ясно и была благодарна ему за то, что ничего не слышала о его увлечениях – Олтар никогда не использовал ее чувства против нее. Он и не стал бы: этот принципиальный, честный, сильный духом человек в жизни не опустился бы до унижения влюбленной женщины даже намеком.
И он заботился об ее сыне.
Фактически, Олтар спас Лиамею тогда: забеременевшая не от императора наложница могла быть с позором отлучена от двора или казнена. Семнадцать лет назад, когда десять наложниц стали жертвами сошедшего с ума лекаря Варра, использовавшего для оплодотворения не только семя императора, но и свое, правитель велел задушить всех, кто родил детей от Варры, вместе с их отпрысками.
Лиамея произвела на свет ребенка раньше срока и точно знала, от кого он – и Олтар знал. Но он не только скрыл правду от императора, но и сумел убедить всех, что женщина вынашивала дитя правителя и потеряла его, не успев разродиться. Великого лекаря Дэмина Лоани тогда не было при дворе, а с почтенным лекарем Шеном, осматривавшим Лиамею, Олтар сумел как-то договориться: тот подтвердил, что сын императора умер в утробе.
Лиамея осталась во дворце, полная благодарности и готовая боготворить главу службы безопасности. Поначалу у нее даже была возможность изредка видеться с сыном, но когда мальчику исполнился год, Олтар отдал его на воспитание в семью, которой доверял, и запретил встречи. Лиамея часто расспрашивал его о сыне, и Олтар с охотой рассказывал, что любит этот мальчик, нынешнего имени которого она не знала. Иногда Олтар даже показывал ей отрывки собственной памяти: Лиамея знала, что сын растет красивым, здоровым и сильным, что он хорош в охоте, что прекрасно и всесторонне образован, что когда он улыбается, у него, как и у нее, расцветают ямочки на щеках.
И знала, что, пока за сыном приглядывает Олтар, с ним все будет хорошо.
.
А недавно Ассая обмолвилась, что ее друг видел Олтара в Страце с молодой девушкой, не больше двадцати лет от роду, и что мужчина обнимал эту девушку весьма недвусмысленно. Это было сказано в банных залах, громким сокрушенным шепотом – и хотя Лиамея предполагала, что ее пытались уязвить, все же не могла не засомневаться, ведь сама в этот момент находилась в круглом зале, и никто из обсуждавших новость об этом не знал.
Лиамея любила оранжереи.
Десятки теплиц, каменных, необычных, с покатыми крышами и громадными, во все стены окнами, разбитыми на хитрые фигурные секции, были построены дедом нынешнего императора, считавшим, что в травах заключено больше магии, чем в тайном языке. Он же положил начало традиции: теперь императору служили не целители – обладающие особыми знаниями или склонностью к лечащей магии, но только лекари – целители, умеющие создавать снадобья и использовать для этого травы. Говорили, что раньше в закрытых садах весь год поддерживалось тепло и росли тысячи заморских растений, цветов, трав, даже деревьев. Сейчас же лекари использовали всего пять или шесть из них, причем большую часть времени эти оранжереи были закрыты магическим замком, чтобы никто лишний не мог навредить травам, которые они брали для снадобий.
Теплицы находились в стороне от основных построек дворца, и народу здесь почти не было, только любители тишины и одиночества иногда гуляли между полузаброшенными оранжерейными домами по заросшим дорожкам. Здесь было очень тенисто и восхитительно прохладно летом, но сейчас, когда высокие, оплетенные вьюнком деревья скинули листву, а снег еще не выпал, стало по-осеннему печально. Плющ, застилавший высокие окна уже не используемых теплиц, придавал им вид неземной, стекла чуть бликовали на солнце, а промерзшая земля под ногами хрустела при каждом шаге.
Действующие оранжереи едва заметно светились: красный ореол выдавал наличие магической защиты. Здесь, во дворце, магию хоть и почитали, но предпочитали делать максимально явной. Каждое заклинание оставляло долгий красный ореол места, где оно было произнесено, а если кто-то использовал тайный язык, то срабатывала тревога – и люди Олтара, сильные шепчущие, почти сразу оказывались рядом с тем, кто творил заговор.
Лиамея осмотрелась: скрытая за зарослями падуба небольшая теплица, обычно краснеющая сквозь колючие листья, сейчас не светилась.
Когда женщина вошла внутрь, все еще гоня от себя ощущение, что совершает что-то запретное, то задохнулась от неожиданного парного, плотного водой и горячего воздуха. Лиамея аккуратно прикрыла за собой дверь – тепло не стоило выпускать наружу, – и тут же сбросила теплый плащ. Справа от входа были навалены какие-то доски, и поверх них уже лежала шерстяная накидка. Лиамея аккуратно сложила свой плащ, чтобы мех не касался земляного пола, и пошла внутрь, засучивая широкие рукава тяжелого платья. Лицо почти сразу покрылось испариной, и дышать было непросто.
Ее окружали растения, которых она, выросшая в Белых землях, никогда не видела: многоярусные голые стволы, взрывающиеся зеленью где-то под высоким потолком, обвивали толстые, покрытые мелкими листиками и какими-то коричневыми паутинками лианы, на которых, в свою очередь, росли разные цветы. По бокам от петляющей в этой чаще узкой дорожки текли ручьи, иногда расходившиеся небольшими озерцами, в которых вольготно себя чувствовали как кувшинки, так и мелкие, похожие на помесь лягушки и тритона животные и целая куча мошкары. Над головой чирикали разноцветные птицы, и это удивило Лиамею больше всего.
Она вгляделась в стрельчатый, глухой потолок, по которому тоже стелились лианы.
– Добрый день! – звонкий девичий голос заставил Лиамею вздрогнуть. – Я невероятно рада, что вы женщина.
– Почему? – обернулась Лиамея и тут же поняла: навстречу ей вышла молодая девушка, одетая настолько смешно и неприлично, что женщина даже растерялась.
Корсет был целиком расшнурован, и верх тяжелого бархатного платья восхитительного цвета морской волны был сброшен на бедра, создавая поверх и так пышной юбки дополнительные слои драпировки и превращая наряд девушки в пародию на костюм танцовщиц. Из-под так небрежно сброшенного платья выглядывала белая нижняя рубашка с распущенным воротом и завороченными до самых плеч рукавами. А пышная юбка и вовсе превратилась в шаровары: подол девушка пропустила между ног вперед, вывела вверх и связала с рукавами на поясе, так что тонкие лодыжки ее оказались открыты. Зато атласные туфли с острыми носками смотрелись даже органично.
Растрепанные темно-рыжие косы девушка завязала в немыслимый узел на макушке. Лицо ее было очень живым, раскрасневшимся, довольным.
– Вы похожи на тасскую танцовщицу, – почти против воли рассмеялась Лиамея. – Не боитесь, что кто-то из мужчин увидит?
– Нет, – махнула рукой девушка. – Там, у входа, дорожка очень шуршит, так что я начеку. Слежу из-за деревьев, пока меня не видно, как тасский охотник, а если сюда заглянет мужчина – я в мгновение ока могу натянуть рукава и распустить подол. Выглядеть буду плохо, но ничего лишнего никто не увидит. Просто тут же жарко как в бане, а мое единственное платье, которое здесь считается приличным, похоже на ватное одеяло. Но если вас смущает мой вид, я могу одеться.
– Ну что вы, – покачала головой Лиамея. Девушка ей уже нравилась, она отличалась от дворцовых, как отличается цветок от камня. – Меня зовут Лиамея, я наложница императора.
– Я так и поняла, – серьезно кивнула девушка. – По платью. Только наложницы носят такие. Я Кьяра, помощница Дэмина Лоани.
– Просто Кьяра? – уточнила Лиамея.
– Ну, по фамилии мне представляться не велено, – пожала плечами девушка.
– Вы именитая? – недоверчиво протянула Лиамея. Кто же из знатных вел себя так? – Постойте, неужели Кьяра Теренер? – выудила она из памяти имя.
Когда красивая, как настоящая королева, и печальная, как носящая траур вдова, наложница ушла, Кьяра грустно опустилась обратно на скамейку. Она не понимала, чем обидела новую знакомую.
Гэрэла всегда говорила, что у ее подопечной слишком длинный и острый язык. Но разве сейчас Кьяра острила? Она не пыталась задеть женщину. Вообще-то Лиамея сильно отличалась от других наложниц, она выглядела очень одиноко и вызывала совершенно другое желание: защитить, поддержать. Усталые зеленые глаза, словно видевшие массу горя, смотрели так обреченно! Кьяре только сейчас пришло в голову, что бессмысленная судьба наложниц старика не только смешна, но и невероятно трагична.
Кьяра вертела в руках нож, которым пользовалась вместо ножниц. Какое-то смутное неудовольствие произошедшим угнетало ее, словно недоразумение повисло между ней и Лиамеей.
Скрипнули петли двери, зашуршал гравий. Шаг был тяжелым, куда увереннее невесомой поступи Лиамеи. Кьяра тут же юркнула за один из обвитых лианами стволов и спешно начала распутывать хитрую конструкцию, закрепленную на поясе. Рукава никак не поддавались, и когда она, справившись, с силой натянула их прямо поверх влажной от пота и пара кожи, противно осаднили плечи.
– Кьяра Теренер, – позвал ее низкий мужской голос. Похоже, его обладатель остановился как раз у скамейки. – Прятаться глупо.
– Да я не прячусь, – уязвленно заявила Кьяра, выступая вперед. Платье не было зашнуровано сзади, так что спереди висело пузырем, но девушка гордо подняла голову и посмотрела прямо в глаза незнакомцу. – Вы, должно быть, всеведущий Олтар?
Мужчина, сейчас изучавший ее нож, неторопливо, словно все время мира принадлежало ему одному, отвлекся от резной змеи на рукоятке и посмотрел на Кьяру. Ей не понравился тяжелый, пронизывающий взгляд черных глаз, и как его тонкие губы искривились в едва заметной кривой ухмылке. Ему на вид было столько же, сколько Лиамее, а может, и больше, но если Кьяра что-то понимала в том, как выглядят шепчущие, перед ней стоял именно маг.
Мужчина был достаточно высок, плащ с массивными металлическими накладками делал еще более широкими и так немаленькие плечи, неброская коричневая одежда выглядела удобной и казалась принадлежащей не утонченному вельможе, а опытному следопыту. Простой кожаный ремень с бронзовой пряжкой, почему-то приковывающей к себе взгляд, перехватывал свободную рубашку и держал перевязь скрытого под тканью меча, который Кьяра и не заметила бы под плащом, если бы по настоянию Арвана не была внимательна к подобным мелочам. В отличие от Дэмина, темные волосы незнакомец не собирал, они свободно обрамляли его безразличное лицо.
Он не понравился ей до чрезвычайности.
Кьяра видела таких людей. У отца был целый отряд наемников, глядящих вот так спокойно – и готовых по приказу раздавить лошадью хоть собаку, хоть маленького ребенка.
Мужчина снова усмехнулся, взвешивая на руке ее любимый нож, и положил его на сидение скамейки. Затем кинул Кьяре в руки что-то серое. Она инстинктивно поймала мягкий предмет, оказавшийся ватным валиком.
– Вы думаете, я его при вас сейчас надену? – осведомилась Кьяра, как ни в чем не бывало бросая его поверх ножа. Унизительный элемент гардероба прошуршал по дереву скамейки и упал за ее спинкой.
Мужчина не ответил, только красноречиво посмотрел на юбку Кьяры. Вслед за его взглядом и она опустила глаза: подол все еще как-то держался подвязанным на поясе. Наверно, голые лодыжки, выглядывающие из получившихся широких штанин, считались дворцовыми верхом неприличия, но Кьяра только пожала плечами и распустила узел, и юбка тут же упала, вмиг собирая под собой жар.
– Меня зовут Олтар, я отвечаю за безопасность императора и тех, кто имеет право находиться во дворце, – проговорил мужчина, и в его словах Кьяре послышался намек. – Можешь обращаться ко мне мастер Олтар.
– Да, я догадалась, кто вы, – скрывая неприязнь, улыбнулась девушка. – Вы будете меня допрашивать?
Мужчина покачал головой:
– Побеседуем.
– Беседы – это замечательно, – продолжила улыбаться Кьяра. Не поворачиваясь к Олтару голой, прикрытой лишь мокрой от пота рубашкой спиной, она проскользнула между своим собеседником и скамейкой и села.– Я вас слушаю и готова говорить, сановник Олтар.
– Мастер.
– Мастер Олтар.
Теперь мужчина возвышался над ней, но так все равно было лучше: спинка удерживала расходящиеся детали платья.
– Ты приехала с Дэмином Лоани.
– Да.
– Зачем?
– Чтобы стать здоровой.
– Причина не только эта? Ты была рада оказаться здесь. Вдали от своего жениха и жизни, которая тебе уготована.
Вот теперь Кьяра напряглась. Откуда он знал?
– С чего вы взяли? – невинно уточнила она. – Если бы не мое больное сердце, я бы уже стала леди Стелер.
– Я поговорил с воинами Тана Стелера и связался с самим Таном.
Так просто!
– Ну… – Кьяра вздохнула. С каждой минутой ей становилось все больше не по себе, а ведь он задал всего один вопрос! Понятно теперь, о чем говорила Двинка. По лбу тек пот. Кьяра машинально вытерла его рукавом и посмотрела вверх: несмотря на зимнюю одежду, Олтару, похоже, жарко не было. – Ладно. Вы правы, я очень рада оказаться здесь. Могу я быть с вами откровенна?
Пятый день. Меньше недели! Так почему же?..
Сердце Кьяры Теренер билось чуть быстрее, чем должно было. А когда Дэмин невесомо прикасался к ее ключицам, оно заходилось резкими, сильными, частыми толчками. Кьяра боялась его? Злилась? Смущалась? Ее красивое, живое лицо в эти моменты приобретало дрожаще-безразличное выражение, словно девушка все силы бросала на то, чтобы не показать лекарю своих переживаний.
Каждый вечер Кьяра приходила к нему в покои, вцеплялась в подлокотники рабочего кресла и сидела так, недвижимая, напряженная, ждала его милости. В глаза Дэмину в такие моменты девушка не смотрела, взгляд ее блуждал по резным стенам с полосами невесомого шелка, по узору костяных ставен, по цветущему в зимнем саду бересклету. Высокая грудь вздымалась в такт дыханию.
И она молчала.
А Дэмину нравилось, когда Кьяра говорила. Он перестал прятать от себя эту неожиданную легкость, еще когда она вернулась после беседы с Олтаром – и метко охарактеризовала цепного пса дворца как проламывающего стены манипулятора со стажем. Кьяра тогда спросила Дэмина, что он думает об Олтаре, и торжествующе кивнула, услышав ответ, такой близкий к ее собственной неприязни.
Девчонка была неглупа. Она, конечно, все равно оставалась наивна, и Дэмин с умилением следил за ее, нужно признать, успешными попытками выстроить правильные отношения с дворцовыми. Кьяра обходила поливающих ее за спиной грязью наложниц, общаясь только с Лиамеей, которую считала одиноким, но отзывчивым человеком, а потому более безопасной – и была бы права, если бы не фанатичная преданность любимой наложницы императора Олтару. Кьяра уважительно обращалась с ошарашенной таким отношением прислугой и была мила и почтительна с лекарями, предлагая им свою помощь, когда заканчивала с несложными заданиями Дэмина, и хотя ей мало кто доверял, успела установить вполне теплые отношения с простодушным Тинеком, нейтрально-доброжелательные – с напряженно приглядывающимся к ней почтенным лекарем Шеном, поверхностно-дружелюбные – с замкнутым Джеаном и настороженные с расчетливой, как змея, Йоланой.
Пока Дэмин был занят – каждый день император посещал военные советы, на которых решалось, в каком составе и какие города и земли будут оцеплены неплохо справлявшимися со вражескими шепчущими охранительными отрядами, и Дэмин часто подсказывал императору нужные слова, – Кьяра занимала себя сама.
Двинка по-прежнему докладывала Дэмину о каждом шаге Кьяры, но лекарь видел, как служанка переживает. Двинка не посмела бы перечить ему, она боялась Дэмина до обморока, и все же щеки ее несогласно алели, когда она рассказывала, с кем сегодня разговаривала ее госпожа.
«Подробнее».
Зачем он это приказал? Почему не ограничился общими штрихами, как обычно?
Двинка усердно описывала, в каком настроении Кьяра возвращалась домой, а Дэмин не останавливал этот дрожащий поток слов. Говорил себе, что просто изучает девчонку, пытаясь понять лучше, но стоило ему спросить себя, зачем он это делает, и оправдание переставало звучать убедительно. Она вызывала в нем не только желание смотреть на вечно растрепанные косы, не только веселье, не только похоть. Дэмин мог бы взять ее в любой момент – но он не хотел. Лучше было завоевать лояльность Кьяры, сделать ее не только вынужденной, но и по своей воле послушной игрушкой, как всех тех женщин, что стелились ему под ноги, желая оказаться замеченными.
Но Кьяра никогда не повела бы себя так. Ее кажущаяся простота скрывала неунывающий, сильный дух, а смешливость – умение смотреть на мир с добротой. Конечно, девушку легко было сломать, как и всех подобных юных романтичных и дерзких особ. Но вместо угроз и насилия Дэмин изучал дочь своего врага, оставаясь в стороне, как и обычно.
Девчонка не замечала его. Она вообще видела не дальше собственного носа, не задавалась вопросами безопасности и была слишком легкомысленна.
Это интриговало. Знание давало ему преимущество.
«Девчонка и так принадлежит тебе».
Двинка рассказывала, как Кьяра любит тепло, что топит в своей комнате до жары, что, засыпая, всегда подпирает дверь чем-нибудь тяжелым – и Дэмин понимал, почему. Что Кьяра пишет отцу каждый день, но не получает от него вестей. Что в свои покои, как он и приказал, никого не водит. Что избегает церемониймейстера, чтобы тот не отругал ее за неподобающий вид: девчонка, конечно же, носила брюки и накидку, так похожие на его – «Зато все видят, что я с вами», так она говорила.
Дэмин не понимал, как Кьяре хватало времени и на то, чтобы копаться в земле с Тинеком, и на прогулки с Лиамеей, и даже на тренировки: по утрам девушка переодевалась в свой простецкий костюм и бежала на плац, где обучались мужчины-охранники – как ей удалось договориться с учителями, Дэмин не знал. Кьяра возвращалась довольная, потрепанная, со ссадинами на руках и даже лице, но ее это не беспокоило.
Среди опостылевших Дэмину до зубной боли, причесанных волосок к волоску и степенно и изящно выхаживающих по коридорам дворца наложниц Кьяра выглядела настоящей белой вороной.
Девчонка замечала, что, леча ее каждый вечер, лекарь заодно сращивает эти небольшие ранки, растворяет синяки? Она благодарила, выдавливая из себя улыбку, каждый раз шутила: «Как заново родилась!», осведомлялась о поручениях на завтра и убегала, стараясь дольше не раздражать лекаря своим присутствием, не видя, что раздражения давно не было и в помине.
Обычно Кьяра не слишком пряталась, словно и не пыталась быть осторожной. Она открывала дверь энергично и закрывала со стуком, шаги ее были по-мужски уверенными, и, если честно, девушка часто была довольно неловкой. Широкие брюки, к которым она привыкла не сразу, и длинная накидка иногда даже цепляли мебель.
Сегодня она зашла бесшумно. И дверь закрыла за собой тихо и аккуратно.
Ее прическа из кос выглядела необычно: небольшие косички, идущие от висков назад, в этот раз были распущены, и темная рыжина падала чуть вьющимся пологом прямо на белое лицо.
– Садись, – предложил ей Дэмин, отмечая, что девушка не смотрит на него – в отличие от большинства обитателей дворца, понимавших, какую власть он имеет над их смертными и бессмертными телами даже на расстоянии в несколько десятков шагов, она его взгляда обычно не избегала.
Но вот девчонка привычно мазнула взором по окну, и Дэмин понял: белки глаз были красными, да и сами веки, которые сегодня девушка завесила несколькими распущенными прядями, опухли. И вздернутый носик тоже порозовел, словно она терла его. При этом обычно расслабленные губы девчонка плотно сжала.
Дышала Кьяра мерно, контролируя себя, но сердце билось неровно, словно она пробежала весь путь до его покоев.
Дэмин ждал, что Кьяра осведомится его о причине такой ранней встречи, но она молчала.
– Что произошло? – спросил он прямо.
– Ничего особенного, – вымученно улыбнулась девушка, и неожиданно для себя Дэмин снова ощутил холодную спицу в груди. Поняв, что лекарь разглядывает ее в упор, она со вздохом откинула назад мешающие ей волосы и подняла лицо, будто сдаваясь. – Наша Теренеровская скукотища. Интриги степей и все такое.
– Есть вести от твоего отца? – спросил он мягко, кладя ладонь Кьяре на ключицы.
– Вроде того. – Девушка, как и обычно, замерла. Когда Дэмин убрал руку, она вздохнула и продолжила: – Вообще-то, наверно, я должна вас предупредить. Тан хочет меня обратно.
Дэмин сел рядом с Кьярой.
– Объясни.
– Ну… – Девушка глубоко вздохнула. – Отец написал завещание на случай своей смерти. На одного из своих военачальников, которому передаст власть над степями, раз мой брак не свершился. Тан об этом узнал, и хочет, чтобы я стала его женой до того, как красный герцог умрет. Тан никак не может бросить армию, но ждет меня в Стратаците, ибо не может больше оттягивать, и его сердце стремится воссоединиться с моим больным сердечком. От его письма несло патокой, похотью и возвышенными надеждами.
– Ты боишься Тана? Или тебя так расстроило, что ты не наследуешь степи?
– Не в Тане дело, – тихо ответила девушка и снова уставилась в окно. – И не в степях. Отец всегда так делал, но каждый раз больно. Я писала ему, но он не посчитал нужным ответить ни слова. И Тан узнал о том, что отец в опасности, раньше меня. Как и о том, что отец считает меня недостойной. Я никогда не хотела править степями, это была не моя судьба, а моих братьев. И все же… – Она вздохнула, и Дэмин понял, что девушка еле сдерживает слезы. Лекарь и сам был поражен бурей, зародившейся где-то в глубине его груди, когда он услышал дрожание ее обычно уверенного голоса. – Если я исчезну, умру здесь, то он заметит это только потому, что Тан возмутится. И мне грустно, когда я думаю об этом. И о том, что, выбирая, кому послать весточку, обо мне отец даже не вспомнил. Ладно, – вдруг вскочила она, поворачиваясь к Дэмину спиной, пряча слезы, вытирая их ладонями.
Лекарь глядел на ее вздрагивающую спину. Его собственное дыхание сбилось. Это было так ярко, что, хватаясь за новое ощущение, он поднялся вслед за Кьярой, еще не зная, что собирается сделать. Но Кьяра опередила его: вытерев слезы, она повернулась и с вызовом, не пряча больше красных глаз, вгляделась в лицо Дэмина. А затем вдруг смешно сощурилась:
– А вы почему расспрашиваете меня?
Что Дэмин мог ей ответить? Что ему не все равно? Что ее слезы отзываются в нем желанием обнять узкие плечи?
– Хочу понять, не скрываешь ли ты от меня еще что-то.
– Нет, – выдохнула Кьяра, мигом поверив в эту невинную ложь, и почему-то Дэмина это задело. – И я предпочла бы не портить вам настроение своими переживаниями. И вообще, тактично сделать вид, что не заметили слез.
Она возвращалась в себя. Вот такой Дэмин ее знал. Раньше он оборвал бы подобные неуважительные речи, но сейчас еле сдержал улыбку.
– Ты хорошо разбираешься в этикете, раз просвещаешь меня, – иронично улыбнулся лекарь, наслаждаясь ее несогласно вытянувшимся лицом.
– Только напоминаю то, что вы и так знаете, разумеется, – вздернула Кьяра подбородок. Вдруг в желтых глазах ее промелькнул страх, и она отвернулась, словно поняла, что не имела права говорить и смотреть так вольно. – Я не все вам сказала. Думаю, Тан врет и приедет сюда. И я хочу убраться из дворца до его появления. Не прошу помощи, просто… вылечите и не задерживайте. Вам же и лучше: меньше хлопот, верно?
– И куда ты собираешься?
– Я не знаю. Наверно, тайно вернусь в степи. Свяжусь с Арваном, если он еще... – Она запнулась. – Знаете, довольно смешно, что единственный человек, который заметит мое отсутствие – это Тан.
– Нет.
Кьяра выскочила из покоев великого лекаря как ошпаренная. Нет, она, конечно, старалась не показать, что выбита произошедшим из колеи, и шла медленнее, чем ей хотелось бы, но все равно получилось резко.
Дэмин Лоани только насмешливо приподнял брови, когда она скомканно попрощалась. Наверно, он видел ее слабость, и это показалось ему смешным. Да и самой Кьяре это представлялось глупым и постыдным: надо же, как девчонка расколыхалась по такому глупому поводу!
Скорее всего, в его объятии не было ничего двусмысленного. Может, эта мягкая хватка и объятием для лекаря не была, и только Кьяра восприняла его попытку образумить ее именно так, через призму того, каким близким и не зависящим от нее этот контакт был.
Кьяра ощущала на своих покрытых шелком плечах запах пьянящих трав. Щеки горели.
Она неслась по коридорам северного лекарского корпуса, накидка била по живым цветам – только здесь, в его владениях, даже посреди начала зимы в коридорах росли благоухающие бутонами кустарники. Дэмину Лоани принадлежал целый маленький дворец внутри дворца, восхитительное четырехэтажное строение, частично возведенное прямо над узким, похожим на реку озером. Длинные открытые галереи высокого второго этажа, парящие над водой на тонких опорах-ножках, стрелой сливались в открытую площадку, с которой открывался невероятный вид на систему озер и мостиков, узорных песчаных тропинок в зарослях и даже сейчас зеленых кустарников, на низкую, покрытую красной черепицей стену – и на увитые плющом оранжереи где-то вдалеке за ней.
Сама площадка была бы совсем открытой, если бы не неожиданная деталь – громадная, растущая прямо сквозь деревянный пол вистерия, раскинувшаяся живым пологом, почти скрывавшим небо. Она явно недавно отцвела, но засохшие белые соцветия с частично опавшими лепестками все равно живописно свисали вниз, создавая изысканный уют, а ветер гнал по доскам пожухлый снег лепестков. Прямо у черного ствола располагалась широкая скамья с сидением, обитым мягкой кожей, а рядом – легкий деревянный столик на широких резных ножках. На столике, как и всегда, стояли два графина – один наполненный травяным напитком, на вкус напоминавшим медовую мяту, другой – с кристально чистой водой. И два высоких стакана.
В первый день, когда Кьяра набрела на это удивительное место, стакан был всего один. Прибежавшая после вечерней тренировки девушка очень хотела пить и, не удержавшись, попробовала воду, а затем и травяной настой. Наверно, лекарь заметил ее, или прислуга донесла, но с тех пор стаканов стало два.
Кьяра иногда видела здесь спешно прибирающихся, словно им нельзя тут находиться, служанок, но никогда – самого Дэмина, хотя была уверена, что великий лекарь лично создал этот чудесный уголок для своего отдыха.
Девушка рухнула на скамью так, что кожа обивки заскрипела, откинулась назад на мягкую спинку. Бело-желтые сухие соцветия качались на ветру, а сквозь них пробивалось солнце. Она вдохнула полной грудью, успокаиваясь.
Надо было окончательно признать, что объятиями произошедшее не было. И что если бы Дэмин Лоани действительно хотел разделить с ней ложе, то никаких серьезных преград на его пути не возникло бы. За эти дни она такого наслушалась о нем – куда там сказкам Гэрэлы! Оказывается, лекарь был страшнейшим соперником, потому что, как говорили стражники, ему не приходилось атаковать, чтобы забрать жизнь человека, а значит, его удары было не отразить. «Изменить тело» вовсе не оказалось бахвальством – Дэмин Лоани был известен тем, как легко убивал подосланных к нему наемников, коих до введения новой системы безопасности дворца по его душу приходило немало. Обычно, как шептались воины, он просто разрывал жилы прямо внутри тела, даже не прикасаясь к нему, и нападавший мгновенно умирал, а лекарь шел дальше.
Так что пожелай он обездвижить Кьяру, ей оставалось бы только терпеть.
Но Дэмин не хотел. На самом деле, он был прав: своей абсолютной над ней властью лекарь и не пользовался. Хотя иногда, когда Кьяра ловила взгляд глаз цвета грозового неба, ее словно молнией пронзало, такая буря чудилась ей в глубине. «Опасен, опасен, опасен! – кричал ей внутренний голос. – И в тысячу раз сильнее тебя».
И все же сильный, безразличный, опасный, ничем не обязанный Кьяре Дэмин подсказал, как вылечить Арвана – в сегодняшнем, взволновавшем ее куда больше вестей от Тана письме друг описывал свое состояние как сносное. Кьяра была очень благодарна и обязательно сказала бы об этом лекарю, если бы не такой неподходящий момент.
Дэмин дал ей много свободы. Пара поручений в день – чаще всего что-то узнать или что-то кому-то передать, будто исключительно ради формальности, – и девушка была предоставлена сама себе. Лишь вечером служанки провожали Кьяру в просторный кабинет, где великий лекарь излечивал ее сердце, и после девушка снова была свободна. Даже гнать ее из своего дома он не стремился – можно было гулять по зимним садам и открытым галереям, разве что все двери, которые она пыталась открыть, оказывались заперты.
Обычно Дэмин ни о чем ее не расспрашивал. Кьяра сказала бы, что он вообще не интересуется ее делами, но как-то Двинка призналась, что великий лекарь иногда спрашивает, как у Кьяры дела. Это была всколыхнувшая, абсолютно лишняя информация. Кьяра тут же себя осадила: конечно, Дэмин следил за ней, ведь она была чужаком. И все же…
То, что он нравился Кьяре, было настоящей пошлостью. Если послушать Лиамею, женщин, восхищавшихся великим лекарем, было предостаточно, и становиться одной из таких, провожавших его фигуру взглядом, Кьяра не собиралась. Девушка помнила колкие замечания Дэмина по пути во дворец, они все еще немного злили ее – и они же удерживали от глупостей вроде поиска признаков интереса к ней в его рутинных действиях.
– Не представляю, как ты меня уговорила, – вздохнула Лиамея, оправляя пышную юбку, под которой в этот раз скрывались брюки для верховой езды. Носки простых, но хорошо подходящих для затеи сапог, выглядывающие из-под расшитого лилиями и хризантемами подола смотрелись смешно. – Я тут единственная женщина.
– Ну, тут еще я, – улыбнулась Кьяра, подтягивая стремена лошади.
– И все на меня смотрят.
– Потому что ты одета так, будто на пир собралась. Я же говорила, что надо выбрать что-то удобное.
– То, что в твоем понимании удобно, в моем – неприлично, – возразила Лиамея, смеряя колет Кьяры весьма красноречивым взглядом.
За ночь ветер нагнал облаков, и утро было холодным и пасмурным. Иногда принимался моросить дождь, больше похожий на мелко наструганный лед, под ногами хрустел песок. Лошади нетерпеливо переступали копытами, капли россыпью темнели на кожаных седлах, пахло мокрой шкурой.
Кьяра, договорившаяся с Вартаном, опытным бойцом, тренировавшим не обладавших способностями шепчущих воинов, теперь закрепляла седло на лошади, которую привели для Лиамеи. Наложница, никогда не ездившая верхом, подготовилась основательно и выглядела великолепно – Кьяра подозревала, что на тренировке Лиамея надеется увидеться с Олтаром, который явно был ей небезразличен, – но напрасно: дождь уже прибивал к голове тщательно уложенные в высокую прическу волосы, и золотые украшения поверх голой кожи наверняка холодили руки и грудь. Один из воинов предложил Лиамее свой плащ, но наложница отказалась.
Стражи разделились на две группы, как и всегда на время тренировок: одна оставалась нести вахту во дворце, вторая – совершенствовала боевые умения. Шепчущие тренировки Вартана почти не посещали, они оттачивали мастерство по каким-то своим программам, так что Олтара Лиамея надеялась встретить зря. Мастер безопасности сам присутствовал только на обучении шепчущих, а когда Кьяра попробовала сунуться в закрытый магически двор, была мигом им обнаружена – Олтар выпроводил ее, наказав больше не появляться. Вышло досадно, но Кьяра надеялась подговорить одного из стражников показать ей пару приемов позднее, когда мрачный возлюбленный Лиамеи немного забудет о наглости Кьяры.
– Наложница Лиамея, – вежливо обратился Вартан к неуверенно топчущейся у лошади женщине. – Позвольте, помогу вам.
Лиамея охнула, поднимаясь в седло, но руки мужчины удержали ее, покачнувшуюся от непривычки. Кьяра заметила, как неуверенно Вартан снял ладони с узкой талии и улыбнулась этому смущению. Воин словно ощутил взгляд и повернулся:
– Кьяра, лошадь наложницы ведешь ты. Никто из моих парней ее не возьмет.
Он очень нравился Кьяре, простой и приятный мужчина, добрый, суровый и все равно веселый. В его жилах явно с чем-то мешалась кровь степняков, хоть он и не носил традиционных причесок и бороды. Загорелое лицо, исчерченное глубокими морщинами, было живым и приятным, а коротко обрезанные каштановые волосы с проседью не закрывали внимательных, узких глаз. Стражники любили и побаивались Вартана, как строгого отца. От него и правда веяло домом.
– Конечно, как и договаривались, – улыбнулась Кьяра.
– Ты из-за меня еще и на лошади не поездишь? – зашевелилась в седле Лиамея.
Кьяра подождала, пока Вартан отойдет, и ответила:
– Свою я тоже веду. Просто сначала научим тебя, а потом и я успею.
– Не стоило, – грустно заметила Лиамея, оглядываясь.
– Еще как стоило, – отрезала Кьяра. – Твоя жизнь разделится на до и после. Станем совершать конные прогулки вокруг дворца. Все наложницы будут завидовать твоей королевской стати.
– Да вас не выпустит никто, – хмыкнул Эфи, один из молодых парней-желтоземельцев, которого часто ставили с Кьярой в пару в бою. Он был быстрым, ловким, сметливым, бил больно и смешно шутил. – За пределами дворца сейчас находиться запрещено. Без нас, имею в виду.
– Подожди, – уточнила Кьяра. – Вартан говорил, что сам дворец очень хорошо защищен, а за внешними стенами располагается полоса лесов и полей, тоже закрытая магическим периметром. В ней же можно гулять?
– Сама у него спроси, – потянулся в седле Эфи, тряхнув золотыми кудрями. – Себя-то в бою покажешь, степнячка?
– Еще как! – хохотнула Кьяра. – Могу поспорить на метательный нож, что собью тебя с лошади дважды еще до того, как ты сможешь стащить меня.
– По рукам! – Эфи ударил каблуками бока коня и присоединился к шеренге, уже выходившей из ворот.
Кьяра, ведущая под уздцы двух лошадей, на одной из которых хваталась за луку седла Лиамея, шла предпоследней: за ней, как и обычно, ехал Вартан.
– Мастер Вартан, – обратила к нему Кьяра. – А что, за дворцовые стены и правда выходить нельзя?
– Пока идет война, Кьяра, мастер Олтар считает правильным перестраховаться. Внешний периметр, который упомянул этот во все сующий свой нос непоседа, скорее служит защитой от случайных путников, чем от подготовленных магов. Пока пар-оольцы не перемещаются порталами, все довольно спокойно, разведка доносит, что в Синих землях их почти нет. И все же мастер Олтар ожидает нападений на дворец. Так что тренируемся под самыми стенами. И если зазвенит защита – мигом внутрь, поняла?
– Поняла, – с сожалением протянула Кьяра, надеявшаяся на лиги свободного галопа. – Но я так поняла, пар-оольцам нужны только шепчущие?
У Лиамеи неплохо выходило. Как Кьяра и надеялась, женщина быстро ухватила суть: она держалась прямо и даже расслабленно и хоть хваталась за седло, когда лошадь проскальзывала копытами по оледеневшей траве, ухитрялась не зажимать при этом повод.
Лиамея послушно выполняла детские упражнения на равновесие, поднимая ноги над шеей лошади и вертясь на седле, забыв о том, что выглядит не как леди. Она давно закуталась в плащ, сняла украшения и теперь смотрелась более уместно. Уставшие ее глаза светились интересом, и Кьяра улыбалась, глядя на весьма успешные старания наложницы. Еще девушка иногда ловила быстрый взгляд Вартана, завороженно следящего за даже в тренировке не терявшей своего изящества Лиамеей, и усмехалась себе под нос: вот, значит, как – а подруга и не замечает.
Наконец, довольная и раскрасневшаяся от холодного ветра Лиамея послушно соскользнула с седла, чтобы передохнуть, и Кьяра получила долгожданную свободу и для себя. Вскочив в седло, она откинула назад распущенные ради тепла волосы и пустила коня галопом прямо к тренировочным столбам с узкими кольцами, в которые стражники пытались попасть копьями, не сбавляя хода. Диаметр колец был совсем небольшим, располагались они на разной высоте и под разным углом, а Вартан все время менял их положение. Пытаясь ударить точно в цель, парни свешивались с седел и все равно промахивались, особенно если кольцо было обращено к земле и находилось низко. Эфи так и вовсе упал, пытаясь поразить цель на уровне копыт, и сейчас хмуро сидел на земле, отряхиваясь.
– Решил отдохнуть? – хохоча, воскликнула Кьяра, подхватывая воткнутое в землю копье, отозвавшееся в руке приятной тяжестью. – Смотри внимательно! Я покажу, как нужно!
И свесилась с седла почти до земли. Наконечник скользнул по траве, воткнулся в кочку перед кольцом. Отдачей его вырвало у Кьяры из рук, а сама она чуть не слетела прямо под копыта, лишь чудом успев ухватиться даже не за стремя – за тут же поползшую попону. Эфи расхохотался, поднимаясь.
– Кьяра, начни с уровня груди! – крикнул пристыженной девушке Вартан. – Переоценила себя!
– Ну нет! – упрямо заявила Кьяра, уже вернувшаяся в седло. Ветер бил ее по лицу, с которого не сходила счастливая, свободная улыбка. – Хоть с колен, что ли…
И подхватила еще одно оставленное кем-то копье, вскинула его на плечо, сосредотачиваясь, не глядя на ехидно скалящегося Эфи. Один из стражников поразил нужное ей кольцо ближайшей стойки, и древко теперь покачивалось в тонкой металлической петле, так что Кьяра развернулась и направилась к следующей, к которой с другой стороны несся Илей, бывалый воин и очень хороший наездник.
– Я первая! – крикнула ему Кьяра: тут всегда так общались, по-доброму чуть подначивая соперника, это разжигало кровь и веселило стоящих друг за друга горой парней.
Илей удобнее перехватил древко и ударил своего коня сильнее, отчего тот рванулся вперед.
– Посмотрим, малявка! – засмеялся он.
Илей оказался у стойки быстрее, но ударил выше, а Кьяра, снова наклонившаяся к земле, пустила копье слишком низко и под неправильным углом. В этот раз ей удалось удержать оружие.
– Кьяра, уровень груди! – напомнил Вартан грозно. – А то отправлю отсюда!
Угрозу Кьяра восприняла серьезно. Вздохнув, она ударила копьем в соседнюю стойку, опередив Джесга, копье прошло точно в центр блестящего круга…
И воткнулось в человека.
.
Воздух наполнился криками и звоном. Кьяра, выпустившая из рук свое оружие, с такой силой сжала повод, что конь почти встал на дыбы, пропахав траву копытами. Девушка оглянулась: за ней, держась за разбитое копьем плечо, лежал темнокожий и темноволосый пар-оолец. Его горячая кровь, опалившая траву, парила на морозе, и почему-то Кьяре несколько мгновений не удавалось отвести взгляд от этого облака. Мужчина пытался выдернуть копье, не издавая ни звука, лишь бешено вращал вытаращенными от боли глазами. У его ног зиял открытый портал – самый настоящий, будто это возможно! – и оттуда быстро появлялись люди. Эти пар-оольцами не были, обычные радчане, только на шее каждого сверкало что-то вроде плотного ожерелья с большим камнем по центру.
– Врассыпную! – услышала она голос Вартана. – Десять! Сражаться после!
«С кем сражаться? Что такое десять?» – хотела было уточнить Кьяра, но к своему ужасу увидела, как те, кого она считала своими земляками, бросают мерцающие воздушные сети на пытающихся избежать соприкосновения с ними охранников, без вопросов направивших лошадей прочь от пар-оольцев.
Кьяра хотела возмутиться тому, что никто не пытается биться, но увидела, как одна из сетей режет потерявшую всадника лошадь – и обомлела.
Шепчущие. Из империи Рад. «Марионетки», ведомые хозяевами из Пар-оола.
Кьяра увернулась от одной из сетей, проскользнула под неведомым ей горячим заговором, плотно прижавшись к шее испуганной лошади, и попыталась ближайшим копьем пронзить одного из врагов, но тот увернулся, а растерявшаяся, никогда еще не бывавшая в битвах девушка потеряла равновесие.
Сердце билось о ребра.
Кьяра оглянулась: позади искаженными зеркалами рвали пространство два портала, и на двадцать стражников было никак не меньше двадцати врагов. Темнокожих, правда, оказалось всего двое, и эти пар-оольцы держались далеко, за спинами своих слуг. Тот, кого Кьяра случайно задела, уже был на ногах, его поддерживали двое крупных мужчин.
Паника лавой текла по коридорам дворца. Сытые, ленивые, довольные жизнью, не верящие, что с ними может что-то случиться, вельможи и наложницы, даже простые слуги – все были напуганы. В их маленьком, уютном уголке на вершине мира подобное случившемуся утром просто не могло происходить, дворец казался им неприкосновенным даже во время войны.
Строго говоря, за масштабную, еще черным герцогом установленную защиту дворца никто из пар-оольцев и их рабов пройти и не сумел. Дэмин не сомневался, что ловушку для врагов устроил Олтар: в том, как потерявшие всего двоих своих стражники убили почти два десятка врагов, несмотря на засаду, чувствовалась его рука.
Дэмин недолюбливал Олтара, но нужно было признать, что дело свое мастер по безопасности знал. Активация глушащих возможность пользоваться тайным языком амулетов во время боя пар-оольских шепчущих с отлично подготовленными простыми, не привыкшими полагаться на магию воинами, еще и имевшими преимущество за счет древкового оружия и лошадей, была отличной идеей. Как и то, что одному из пар-оольских хозяев не дали уйти и взяли живым.
Скорее всего, Олтар распространил слухи о готовящейся тренировке, умолчав, что тренируются не шепчущие. Дэмин сделал бы так на его месте.
Однако отсутствие и Олтара, и Вартана пробивало в безопасности дворца значительную брешь.
.
– Это все? – дребезжаще осведомился император у Илея, одного из воинов Вартана.
Сегодня правитель Империи Рад выглядел даже неплохо. Иссушенное, смятое морщинами лицо имело цвет желтоватый, но почти здоровый, а руки, которые придерживали Тинек и Шен, почти не дрожали. Сам старик сидел на троне, безвкусном золотом кресле со спинкой, возвышавшейся позади его прижатой подбородком к груди маленькой птичьей головой минимум на полтора человеческих роста. Над изможденным, похожим на живую смерть ликом расцветало вплавленное в спинку огромное солнце, лучами своими почти цеплявшее знамена земель, развешанные за этой торжественной инсталляцией.
Вплотную к трону, чуть позади, стояли верные лекари.
Сам Дэмин сидел справа от трона в удобном жестком кресле. Здесь, на возвышении, больше никто права находиться не имел.
Десятью ступенями ниже распахнулся похожий на арену тронный зал, не меньше ста шагов в длину, не меньше пятидесяти в ширину. Сейчас он был почти пуст: только в дальнем углу, у широкого окна, толпилось около десятка стражников, да напротив них стояли трое шепчущих, подчинявшихся Олтару. Двое из них держали цепи, которыми был скован тяжело дышащий от боли пар-оолец – его окровавленное плечо говорило само за себя. Он то и дело пытался осесть на пол, но его продолжали держать на весу.
Император всегда принимал своих подданных именно здесь, под рукотворным светилом, словно пытался напоследок ухватить остатки величия.
– Не все, – не осмеливаясь глядеть на правителя, ответил принявший теперь на себя обязанности начальника стражи мужчина. Он держал руки за спиной, но Дэмин видел, с какой силой Илей от волнения сжимает собственные пальцы. – С ними исчезли женщины, которые были с нами.
– Вы снова потащили с собой служанок? – выступил вперед Екат, который принял на себя управление магической службой в отсутствие Олтара.
О том, что стражники приглашали на тренировки девок из прислуги, на которых хотели произвести впечатление, было известно давно. Иногда под их мужественные чары попадали даже скучающие наложницы, и обычно на это смотрели сквозь пальцы. Однако сейчас ситуация была иной: знавшие дворец как свои пять пальцев женщины могли стать неплохими информаторами.
– Нет, – сглотнул Илей. – С нами были наложница Лиамея и помощница великого лекаря Кьяра.
За ударившимся в ребра сердцем Дэмин почти не услышал возгласа императора.
Кьяра! Далеко, вероятно, в Пар-ооле! Неугомонная девчонка... Ее уже могли убить или же пытать, а если этого и не произошло, то она продержится максимум до послезавтра – и то если у нее не отобрали эликсиры, – и все это время будет страдать от нарастающей боли: именно так Дэмин задумал создать у Кьяры ощущение беспомощности и зависимости от лекаря.
Осознание, что девчонка вполне может не вернуться, захватило Дэмина целиком. Ее яркий, живой образ, улыбающееся лицо, растрепанные косы, звонкий смех обрушились на лекаря разом, словно выдирая из души куски. Впервые в жизни его окатывало волнами такого леденящего ужаса – и ярости на самого себя.
«Я сам лишил ее возможности выжить».
– Наложница Лиамея! – прокряхтел поднявшийся на дрожащие ноги император. – Расскажи, приказываю! Она была ранена?
Дэмин и сам не заметил, как тоже встал со своего места. Он спустился вниз, чтобы встать ближе к говорящему – и Илей дернулся, будто желая убежать от хищника, но удержал себя на месте.
– Насколько я видел, нет. Кьяра ударила ее в живот, но крови не было. Наложница сама зашла в портал за мастером Олтаром.
– Кто посмел ударить мою Лиамею?! – пророкотал император, обессиленно опускаясь в кресло. – Я покараю...
– Прекратите, – вполголоса остановил его Дэмин, и император замер, как загипнотизированный кролик. Лекарь обернулся к Илею, с трудом не давая себе схватить того за грудки. – У Кьяры должна была найтись причина. Илей, с начала и подробнее.
Было очень душно, пахло жарой и песком, где-то за пологом шатра пищала степная пустельга. Лицо холодила вода. Кьяра пошевелилась и тут же ощутила, как ноют руки, и что вдохнуть не получается – губы что-то крепко связывало.
Девушка дернулась в веревках, врезавшихся в ноги, пояс и руки, но так рыба дергается в сетях на берегу: бесполезное, мучительное действие. Пальцы рук онемели, предплечья тоже были ледяными и мертвыми – веревка, обхватившая локти, разве что под кожу не залезала.
– Сейчас я верну тебе возможность говорить и двигаться. Не ори, поняла? – раздался рядом не слишком дружелюбный голос Олтара.
Кьяра задрала голову: мужчина стоял над ней и почти брезгливо смотрел на ее попытки вывернуться. Его суровое лицо сейчас было окрашено раздражением. Через бровь тянулся еще кровящий порез. В зажатом кулаке мужчина держал полупрозрачные нити, червями извивающиеся и падающие вниз, ползущие к ней и куда-то за ее левое плечо.
Шея затекла, но Кьяра с наслаждением повернулась: совсем рядом с ней сидел, подогнув под себя ноги, пар-оолец на удивление небольшого роста, в красных шароварах и красной же жилетке, расшитой драгоценными камнями. Цветной костюм только подчеркивал почти угольную черноту кожи и дрожащие белки испуганных глаз. Перед его коленями лежало похожее на ошейник ожерелье. Губы пар-оольца были перехвачены полупрозрачным полотном, каких Кьяра раньше не видела. Наверно, тоже какой-то заговор, и скорее всего, ее кляп смотрелся так же.
Они находились в большом, пахнущем лошадиным потом шатре. Кьяра была привязана к центральному столбу, державшему высокий свод. Ткань просвечивала потертостями и дырами, по ногам стелился теплый сквозняк. Мебели в шатре почти не было: два валявшихся прямо на земляном полу широких травяных матраса, пара подушек. На одной из кроватей без движения лежал кто-то, повернутый к Кьяре спиной. Приглядевшись, она заметила знакомую прическу: такую носил Вартан. У ног мастера охраны сидела Лиамея в подранном платье, от которого были оторваны рукава – вероятно, чтобы сделать его более легким. Наложница держала в руках чашу с водой и мокрую тряпку.
Олтар в этот раз выглядел иначе: без плаща, в рубашке без рукавов, открывавшей широкие плечи и массивные, мускулистые руки; с собранными в простую косу волосами. За расстегнутым воротником виднелась белая ткань, словно Олтар был ранен и кто-то перевязал его. На поясе в простой перевязи он носил длинный, похожий больше на рапиру, чем на меч, клинок.
Смутно Кьяра вспомнила, как напала на Олтара, стремясь порвать вены на его шее. Зачем?
– Ты поняла? – напомнил о себе мужчина.
Кьяра с энтузиазмом закивала, растягивая одеревеневшие мышцы – и мгновение спустя с удовольствием приоткрыла рот, вдыхая жаркий воздух.
– А руки? – улыбнулась она Олтару.
Путы исчезли вмиг. Кьяра хотела с наслаждением потянуться, но плечи так онемели, что ей удалось только сложить руки на коленях и аккуратно начать разминать локти. Пальцы были совсем холодными.
И ноги тоже плохо слушались. Не обращая внимания на тысячи пронзивших икры игл, Кьяра неуверенно поднялась, пошатнувшись, и чуть не упала на Олтара, вовремя подхватившего ее под живот и отбросившего обратно к столбу, за который Кьяра уцепилась. Тут же рядом оказалась Лиамея, но Олтар отодвинул наложницу одним повелительным жестом, и та опустилась на пухлый от травы тюфяк, не говоря ни слова. Кьяра с болью отметила, что на скуле женщины расцвел багрянцем большой синяк, и кожа была содрана.
– Ты как? – одними губами спросила Кьяра, и Лиамея с робкой улыбкой кивнула. На душе сразу стало спокойнее.
– Не хочется меня убить? – усмехнулся Олтар.
– Пока не дали повода, – ответила Кьяра. – Если, конечно, нужно было так крепко меня связывать. Что произошло? Это же степи?
Некоторое время Олтар вглядывался в ее лицо, словно прожигая насквозь. Наконец, он решил ответить:
– Ты повела себя глупо. – Олтар не ругал, только констатировал факт. – Показала охотящимся за шепчущими врагам, что ты шепчущая.
Кьяра вспомнила, как попыталась вызвать клинок. А что ей было делать? Безоружной встречать врагов?!
– У меня же не получилось, – буркнула она, сгибая и разгибая колени.
– Конечно, не получилось. Лиамея, – неожиданно обратился Олтар к подпрыгнувшей женщине. – Выйди и подожди снаружи, я позову тебя.
Лиамея с сомнением поглядела на Кьяру, затем на мужчину. Взор ее дрогнул, и она, спрятав лицо за водопадом упавших волос, выскользнула из шатра. На миг приоткрылся полог – опалило золотым закатным солнцем, свежим воздухом и вечерним жаром, – и снова стало душно.
– Ты помнишь, что тебе приказывали, когда на тебе был ошейник? – не утруждаясь рассказом, спросил Олтар.
«Ошейник». Отличное название. Кьяру передернуло.
– Смутно. Я просто делала то, что было нужно. Но не мне, а кому-то другому. Ой, я же порезала Вартана! – испуганно воскликнула она, бросаясь к кровати, но Олтар легко остановил девушку. Воздухом ее отбросило обратно к столбу. – Зачем? – возмутилась она. – И как Вартан?
– Потерял много крови. Пусть отдохнет.
– Я не специально, – протянула Кьяра с сожалением.
Стоило им отойти от шатра, тот пропал из вида. Кьяра силилась различить в оранжевом мареве хотя бы колышащуюся ткань, но песок выглядел нетронутым. Она пригляделась: хотя они шли по пологому подъему одного из причесанных ветром барханов, и почва уходила из-под ног, следов не оставалось.
– А научите меня так скрываться? – крикнула девушка в спину Олтару, державшемуся впереди.
Мужчина покачал головой, не оборачиваясь.
Он шел очень быстро и почти не проваливался, тогда как Кьяра, привыкшая бродить по пескам, ковыляла, чуть подволакивая больную ногу. Левое колено ныло от напряжения, и девушка понемногу отставала. Она задыхалась, словно бежала, а перед глазами плясали красные и золотые мушки. В конце концов, Кьяра упала на колени, ощутив подступление обморока.
Ветер гнал песок, взметал его в воздух. Массивная фигура Олтара казалась подернутой желтой пеленой, смотреть ему вслед было больно: песок норовил пробраться сквозь ресницы к глазам. Кьяра поплотнее завернула ткань, которой скрыла нос и рот, и запустила руку за пазуху.
Почему она раньше не проверила? Неужели эта информация – о том, сколько ей осталось времени! – совсем неважна? Или все-таки было страшно сунуть руку и обнаружить там осколки вместо пузырьков с целительными эликсирами, которые могли продлить ее существование?
Пальцы укололи острые края. Кьяра выбросила два отбитых горлышка с деревянными пробками, аккуратно вытащила расколовшиеся на несколько частей сосуды. Жидкость давно впиталась в колет, так что мутные стекла были только немного липкими.
– В чем дело? – спросил ее Олтар, возвращаясь. Кьяре даже показалось, что он озабочен, но эта иллюзия сразу пропала, когда она увидела раздраженное промедлением лицо. – Ты же Теренер, должна уметь ходить по песку.
– Момент, – выдохнула Кьяра, вынимая пробку из единственного оставшегося пузырька и залпом выпивая содержимое. – Сколько сейчас часов?
– По времени дворца? – тут же понял Олтар. – Около полуночи.
– Ясно, – ответила Кьяра, снова наматывая шарф.
– Тебе плохо?
– Нормально.
Кьяра сделала усилие и поднялась, ощущая, как эликсир золотым теплом разливается по жилам. Ветер качнул ее, и как-то рядом оказался Олтар. Он положил руку девушке на лопатки, и несколько секунд Кьяра опиралась на него, но потом качнулась вперед и поспешила на заплетающихся ногах к вершине бархана, старательно не показывая, как болит нога – не хватало еще быть хромой собачкой, достойной жалости!
Теперь Олтар не уходил вперед, а наоборот, держался немного позади, так что Кьяра сама задавала темп. Понимая, что мужчине нужно вернуться как можно скорее, она спешила, поэтому то и дело спотыкалась, проскальзывая на бегущем песке.
– Плохо дышишь, – заметил Олтар отстраненно, в десятый раз помогая ей встать. – Твоя болезнь?
– Ближайшие сутки я буду на ногах, – успокоила скорее себя, чем его Кьяра. – Великому лекарю приходится исцелять меня каждый день. Вчера он лечил меня около шести часов. Но на его эликсирах я еще продержусь.
– Когда кончится действие снадобья?
– Каждая баночка дает мне день, – не стала вдаваться в подробности Кьяра.
– Сколько ты носишь с собой?
– Три.
– И что будет, если запаса не останется?
– Я точно не знаю, – соврала Кьяра.
– Лжешь, – заметил Олтар.
– Я умру, – зло ответила Кьяра. – И я не хочу это обсуждать. Планирую выбраться отсюда раньше.
– Две разбиты, у тебя всего сутки. Почему сразу не сказала, что твое время ограничено?
– Решила, что это – не аргумент. Только не говорите, что теперь, проникнувшись моей болью, вы решили меня спасти, хотя раньше собирались бросить.
– Вроде того, – усмехнулся Олтар. – Ползи медленнее, змейка, мне надоело тебя ловить.
Кьяра покраснела от стыда, радуясь, что воин не видит ее лица.
Олтар вернулся то ли раздраженным, то ли расстроенным. Лиамея встретила его у полы шатра, но Олтар глянул на нее коротко и зло. Это так не вязалось с его обычным благодушным расположением духа!
Как и тот несильный, но такой болезненный и унизительный удар, которым он отметил ее прохождение через портал.
«Как в твою глупую голову пришла мысль, что нужно пойти за нами?!»
Ссадина на скуле ныла, Лиамея почти ощущала, какой большой и горячий налился синяк, как он выпирает на коже. Прежний Олтар никогда бы не позволил себе такого! Что же с ним произошло? Что его так угнетало?
– У Вартана спал жар, он хорошо спит, – обратилась Лиамея к любимому. – Вы спасли его своими целительными заговорами, даже щеки порозовели. А пар-оолец в сознание без вас не приходил. Я не приближалась к нему, как вы и велели.
Олтар кивнул. Он подошел к пленнику, как колбаса перевязанному воздушными путами, наклонился к нему, положил руку на скрюченную спину. Темнокожий мужчина не пошевелился.
– Он не мертв? – нервно спросила Лиамея.
– Нет, – ответил Олтар. – Он нужен во дворце живым, так что будет доставлен живым. Сейчас ни у нас, ни в Приюте Тайного знания не умеют снимать ошейники так быстро.
– А он справился всего за пару минут, – с готовностью подхватила наложница. – Как себя чувствует Кьяра?
Олтар повернулся:
– Достаточно хорошо, чтобы следить за пар-оольцами. Я бы сказал, ее чувства немного приглушены, но на язык она такая же бойкая, как и всегда.
– Не судите ее строго, – попросила Лиамея. – Она воспитывалась…
– Ее воспитание меня не волнует, – вдруг перебил ее Олтар. – Никто из хорошо воспитанных вельмож не позволил бы себе говорить так прямо, и только потратил бы мое время.
– Да, в прямоте ей не откажешь, – согласилась женщина. Почему-то комплимент Кьяре задел наложницу, и задумчивое, чуть смягчившееся лицо Олтара растревожило давно грызущего ее змея ревности. С момента, как она увидела, как любимый кладет спящую Кьяру на тюфяк, как аккуратно придерживает голову, этот аспид почти не засыпал, а когда Олтар совершил опаснейшую вылазку за мастером по артефактам, стало совсем плохо. Конечно, Лиамея понимала, что пар-оольский мудрец был нужен не только для освобождения Кьяры, и все же Олтар оставил ее и Вартана без сомнений. Сейчас, пока никто не слышал их, женщине хотелось выяснить, права она или нет, будто это что-то могло поменять. – Она яркая и умная девушка. Мне повезло, что мы дружим.
– Если бы не ваша дружба и не ее неуемное желание сделать твою жизнь лучше, тебя бы здесь не было, – отрезал Олтар.
– Правда… – тихо ответила Лиамея. – Но я рада, что я с вами. Знаю, вам это не нравится, но я не могла не пойти. И Кьяра бы пошла.
– Кьяра полезна. Она плохой воин, но быстрая и ловкая и хорошо соображает. Ты же –лишь обуза.
– Почему вы так жестоки сегодня со мной? – с болью проговорила Лиамея. – Я не понимаю. Вы ушли, а я ухаживаю за Вартаном. Разве это не польза?
– Что ж, – усмехнулся Олтар. – Считай пользой, если это тебя успокаивает. – Он немного помолчал, словно что-то взвешивая. – Прости меня, Лиамея. Я расстроен, и мои сегодняшние слова и действия импульсивны. Но я доставлю вас всех обратно во дворец, обещаю.
И стоило ему произнести эти слова, сердце Лиамеи потеплело. Олтар еще никогда не извинялся перед ней.
– Что вас расстроило? – нежно спросила она.
– Лекарь Джеан или кто-то из его слуг докладывает пар-оольцам о происходящем во дворце.
– Как вы узнали? – выдохнула пораженная Лиамея.
– Я рассказал о застенной тренировке защищающих дворец шепчущих всем, кого счел подозрительными, и назвал разные дни и разное время. Пар-оольцы пришли за пополнением своей армии по его указке. Они попали в ловушку, как и должны были, и все же предательство Джеана могло пустить корни во всех, с кем он общался, и поставить под угрозу жизнь императора.
– Вы казните его?
– Я уже сделал это, – хмыкнул Олтар. – Позвал лекарей врачевать раненых. Джеан пришел одним из первых, чтобы не вызывать подозрений. Так что у меня была возможность пойти за Вартаном.
Лиамея молчала, переваривая услышанное. Джеан всегда казался таким закрытым, нелюдимым – и благонадежным! Даже наложницы не могли сказать о лекаре ничего плохого: он всегда был вежлив, готов помочь, спокоен. Неужели его больше нет в живых? Но ведь Олтар никак не мог ошибиться, и ей не стоило ставить под сомнения его решения!
Наконец она посмотрела на прикрывшего глаза мужчину:
– Простите, что пошла с вами, а теперь вы вынуждены защищать меня. Тогда, в лагере, когда вы закрыли меня, я поняла, как мне на самом деле повезло, что вы здесь. Но прошу вас понять: я не могла бросить подругу.
«И вас», – не сказала Лиамея. И правда, на что она надеялась? Что ее жертвенность растопит суровое и благородное сердце?
– Она не так проста, как кажется. Стойкая змейка. Ее сердце бьется не в такт и наверняка приносит сильную боль, а она делает вид, что все хорошо. Ей нужно во дворец как можно скорее, – словно сам себе сказал Олтар, подтверждая худшие страхи Лиамеи. И словно очнулся, становясь прежним: – Ты узнала, доверяет ли ей Дэмин достаточно, чтобы пустить в свою лабораторию?
Мгновенно пробуждающий визг заговора вырвал Лиамею из неспокойного сна. Стояла глубокая ночь, в шатре было бы совсем темно, если бы не облако желто-зеленых светлячков, роившихся у самой земли – так шепчущие освещали себе путь в ночи, если не требовалось ничего разглядывать. Женщина несколько раз моргнула, ощущая лихорадочное биение сердца.
– Идем? – спросила она Олтара.
– Немедленно, – ответил мужчина, уже спеленавший и поднявший в воздух Вартана и пар-оольца. Вздрогнул и пошел рябью воздух: открылся портал. – Шевелись.
Лиамея подхватилась, спотыкаясь, бросилась к Олтару. Он подтолкнул ее к проему, пропуская перед собой. Наложница пошатнулась, сжатая переходом – и рухнула на песок, мазнув юбкой по лежащей ничком Кьяре.
Подруга была очень бледна, губы крепко сжимала, словно глушила в себе вопль. И поза выглядела неестественно, будто Кьяра до этого удобно устроилась, а потом что-то заставило ее свернуться в комок и повалиться на бок. Длинные рыжие косы, разметавшиеся вокруг головы солнцем, присыпал песок, песок же покрывал колет и рубашку, так что казалось, что девушка вросла в пустыню и стала ее частью.
Кьяра мелко дышала.
– Свет! – воскликнула Лиамея, бросаясь к ней. – Кьяра! Как ты?
– Бывало лучше, – выдавила из себя девушка. – Двигаться не могу, ни руки поднять, ни встать. Не волнуйся, меня починят, буду бегать, – с трудом улыбнулась она, увидев выражение лица Лиамеи.
Олтар, появившийся из портала, хмуро оглядел женщин и, отодвинув наложницу, наклонился к Кьяре.
– За шею меня возьми, – жестко приказал он, но она только шевельнула кистями в ответ, и Олтар поднял ее так. С девушки посыпался песок. Задыхаясь, Лиамея смотрела на это зрелище, и в ней боролись страх за подругу и обида.
Светло-карие глаза Кьяры с расширенными заговором зрачками скользнули по лицу Олтара, и девушка скривилась, словно прикосновение мужчины могло оказаться неприятным. В руках Олтара она смотрелась миниатюрной. Вот Кьяра с усилием отвернула лицо, обращая взор за бархан – туда, где копошились похожие на муравьев воины.
– Подождите! – крикнула Кьяра. – Отпустите! Там Дэмин Лоани! Вон же, почти по центру площадки! Смотрите!
Мужчина проследил за ее взглядом и усмехнулся каким-то своим мыслям.
– Пришел за тобой. Хочешь остаться? – уточнил он, уже открывая портал. – Ты до него даже не доползешь сама, змейка.
– Пошлите сигнал, – бледными сухими губами шевельнула Кьяра. – Пожалуйста. Если его нет во дворце, мне там все равно не жить.
Внизу что-то грохнуло, а затем пламя прорезало ночь. Лиамея испуганно прикрыла голову руками. До нее донеслись крики на незнакомом языке, и треск творимых заговоров. Лиловые, красные и синие вспышки озарили воздух, слепя не привыкшие к свету глаза.
Инстинктивно наложница прильнула к Олтару, и он повел плечом, отбрасывая женщину прочь. Он все еще держал Кьяру, словно не хотел отпускать ее, и смотрел в упрямо расширенные глаза в упор.
– Пожалуйста, – повторила Кьяра.
– Хорошо, – медленно проговорил Олтар, словно они не теряли драгоценное время.
И бережно, как хрупкую вазу, положил Кьяру на песок.
Он постоял, глядя на нее, еще пару секунд и открыл портал. Юркнувшая в проем Лиамея с облегчением успела заметить, как блеснула за ее спиной вспышка – и расплакалась.
Великий лекарь выжал оставленного Олтаром для допроса пар-оольца досуха. Дэмин не беспокоился о сохранении рассудка мудреца: тот оказался почти бесполезен, он мало знал о веле – плавучих поселениях, куда поначалу прибывали захваченные шепчущие; почти ничего – об общих планах Пар-оола. Назначение пар-оольца оказалось скудным: лишь повелевать порученной ему дюжиной марионеток, вовремя использовать портальное окно и следить, чтобы его рабы прошли в проем и не потерялись по дороге.
Пар-оольцу было известно и время, и даже место следующей отправки войск. Прямо сейчас ожесточенная битва разворачивалась у стен Приюта Тайного знания – магического ордена, укрывавшего остатки тех, кто не попал в ловушку сразу после праздника, во время которого и началась война. Именно тогда множество знатных семей потеряли своих отпрысков, о чем до сих пор сокрушались. Пар-оольцев же куда более интересовали не до конца обученные шепчущие, чем имперская знать. Этому мелкому военачальнику, как и десяткам других, передали приказ об абсолютном приоритете пополнения армии.
А еще захваченный мудрец был отлично осведомлен, как быстро и неотвратимо работают артефакторные ошейники – и это его знание отозвалось в Дэмине новой волной ледяной ярости.
Ошейник Кьяры связывал ее с ушедшим военачальником, а значит, воля девушки если и оставалась где-то внутри, значения уже не имела. Память извивающегося от мучения пар-оольца вспыхивала картинами одна другой безжалостнее: поначалу ни он, ни другие мудрецы не верили, что власть, даваемая артефактами, безгранична, и проверяли ее разными способами, ища предел – будь то боль, страх за свою жизнь или неприемлемые для раба действия.
Предела не находили.
Симпатичных девушек-шепчущих пар-оольцы считали почти за животных, но пользовались ими для снятия напряжения. Ощутив отдаленное брезгливое презрение с примесью похоти, Дэмин сжал пар-оольцу сердце – тот закашлялся, синея, – но вовремя остановился.
Дэмин хорошо умел держать себя в руках. Однако происходящее выбило из него дух своей неотвратимостью и разворотило в душе что-то, о чем он даже не знал.
Мысль о Кьяре, попавшейся в лапы этих животных, Кьяре на грани смерти, теряющей, возможно, свою честь прямо сейчас, вылилась в силовой всплеск: охнул и прижался к спинке император, вскрикнули лекари, и только парни Олтара выставили перед собой щиты, спасаясь от дробящей трещинами камень волны. Лестница раскололась натрое, но волна миновала трон, лишь отрезав от золотого солнца лучи, которые тут же рухнули за спинами Тинека и Шена, с треском хватая острыми гранями ткань знамен. Вокруг императора и лекарей и по стенам заплясали сполохи заговоров: это Екат и его подчиненные не дали всплеску навредить ни людям, ни зданию.
– Все? – осведомился Екат, очевидно, решивший, что волна – след неизвестного ему заговора. И тихо, так, что только Дэмин услышал, добавил: – Отлично, меня всегда раздражало это солнце.
– Все, – отрезал Дэмин, не реагируя на то, что раньше счел бы забавным.
.
– Следующее открытие порталов? – несколько минут спустя осведомился Екат, когда великий лекарь отпустил уже остывающее тело.
Эта информация была почти бесполезна.
– Ранним утром, в шестой час здесь.
– При захвате того, у кого есть подобные сведения, они могут поменять время, – понятливо протянул Екат, обращаясь к Дэмину и игнорируя императора. – Мы бы поменяли, верно? Я сейчас же напишу в Приют, но, думаю, они не рискнут своими людьми. Так что это мясо бесполезно.
Дэмин слышал его слова словно через пелену.
– Да, – отозвался он. – Напиши.
– А зачем убили этого? – поднялся с трона император и блеснул по-детски пустыми глазами. – Он теперь вонять будет. Можно же было…
– Нельзя, – оборвал его слабоумное брюзжание Дэмин, не озаботившись даже формальной вежливостью.
Быстрым шагом он вышел из тронного зала, не прощаясь и не оборачиваясь.
.
.
Заместитель Олтара был прав. Скорее всего, пар-оольцы изменили время, если могли так оперативно делать это. Дэмин не присутствовал на заседании, но знал решение военного совета: шепчущими не рисковать. Никто не собирался открывать портал в назначенный час, столь ничтожна была вероятность избежать ловушки.
Никто, кроме Дэмина.
Сложно оказалось не принять решение последовать за девчонкой, а не пойти раньше, понимая, что время идет, и все эти часы Кьяра в опасности. Лекарь останавливал себя очевидным: вне озвученного окна шанс оказаться там же, где она, и вовсе нулевой. Попадание в силовую мясорубку, недавно почти уничтожившую сильнейшего из директоров Приюта, ничего бы не изменило.
Олтар находился там же. Дэмин мог не любить мастера безопасности, но тот был сильным и расчетливым шепчущим, умеющим повернуть себе на пользу почти любую ситуацию. Сейчас его заинтересованность Кьярой – пусть и применительно к получению информации о великом лекаре, – сулила надежду, что девушка жива и цела. Дэмин предполагал, что Олтар, если его самого не захватили, попытается отбить и Вартана, и Кьяру, и искренне желал ему успеха.
Но воин не знал, насколько сильно Кьяра больна, как и то, что ей нужно пить снадобье, чтобы не чувствовать боли и оставаться на ногах. Хорошо хоть, Дэмин не сказал Кьяре правды, опасаясь, что она отнесется к ней несерьезно – у нее в любом случае было в запасе три дня. Но если девушка не вспомнит, что нужно использовать эликсир, быстро потеряет возможность двигаться. Увидев, что она больна, пар-оольцы просто бросят ее? Или…