Лебяжье озеро

Было мне тогда лет пятнадцать или чуть больше. Так уж получилось, что пришлось мне жить с бабушкой. Не родной, квартиру она мне сдавала. И долгими зимними вечерами частенько рассказывала она истории из своей жизни. Странные это были истории. Страшноватые и чудесные. Такие хорошо бы слушать при лучине или свече, при треске дров в печи, а не в комнате, залитой электричеством. Но меня тогда это не смущало. Одна из её историй сильно запала в мою юную тогда душу. И обидно было, когда свой рассказ бабушка Наташа прерывала словами: «Что-то я уж и не помню, что там дальше было?» И так хотелось сказать ей: «Просто придумай и продолжай, только не прерывай рассказа!» Но приходилось молчать и ждать продолжения, которое она неизменно начинала со слов: «А, так вот ведь…»

Выдумка это старой женщины, её запутавшегося за годы долгой жизни сознания, или истина, только история эта полна необъяснимых загадок. Не судите строго, если в голове вашей, как и у меня, будут роиться мысли: «Врёшь, не бывает такого!» Я же буду рассказывать, как было передано мне.

Село стояло на берегу большого лесного озера, которое одним только краешком цеплялось за лесную полянку, всё остальное же уходило вглубь леса. Озеро называлось по-разному. Кто его Лесным звал, кто Девичьим, кто-то Пенным, а кто и Русалочьим. Но все эти названия сплетались в одной единственной истории. О ней знали все селяне, хотя попроси рассказать – не будут. Скажут: «Грех там один, да позор», – насупятся и уйдут. И всё же как-то эта история переходила из уст в уста и дошла до меня, а я уж расскажу вам.

В те дни озеро называлось Лебяжьим, так как много этой птицы прилетало, обустраивало гнёзда, выводило птенцов, ставило на крыло, а на зиму, сменив перья, улетало в неведомые страны. Девушки ходили на то озеро собирать пух в подушки на приданое. Была среди них Алёнка, озорная девчонка. Годам к шестнадцати превратилась она в девицу-красавицу. Каждый рассказчик описывал её по-своему вкусу, поэтому я тут не буду писать ни о глазах её, ни о волосах. Каждый пусть её сам себе придумает. Но было у неё особенное умение – пела девушка, что соловей! Многие песнями её были очарованы.

Пришла пора ей выбирать мужа. А сильнее всех бегали за ней два сельских парня – Фёдор и Игнат. И они были приятны Алёне. Статный Фёдор был силён, красив, молодцеват и весел. Как пахать – так он первый. Косить – тоже. Охота и рыбалка – всегда удачные! Игнат, напротив, больше мечтал. Было у него и занятие под стать – вырезал кружевные наличники на окна односельчан. Ни разу рисунок не повторился! А пока работал стареньким ножичком по дереву, рассказывал сказки дивные, которые собирали вокруг него не только ребятню, но и взрослых девушек и даже баб, старавшихся поскорее закончить дела свои, чтобы послушать, «как ладно врёт Игнат». Вскоре поняла Алёнушка, что из двоих больше ей люб сказочник, а не хохмач. Ему она и дала согласие засылать к ней сватов. Фёдор же получил горький отказ.

Родители молодых не были против, решили на Покров сыграть свадьбу. Тут уж Алёнка и Игнат стали бегать друг к дружке – то она к нему в поле с молоком придёт, то он её из леса встречает, помогает грибы-ягоды нести. И норовят отстать от остальных, спрятаться. Никто их и не осуждал – свадьба на носу. И было бы всё, да только Фёдор, как получил от Алёны отказ, совсем перестал смеяться, а, напротив, хмурился и злился. Многие мужики пытались его урезонить, а бабы стращали друг друга: «Так и до беды недалеко!». Но случилось, что случилось…

…– О чём, бишь я? Ить, три петли спустила, то-то вижу, что рисунок не выходит! Заболтала ты меня совсем! Одна, две… Ага, так вот…

…Ходила Алёна по берегу Лебяжьего озера, собирала пух и лёгкие пёрышки в сумочку, пела песню. Остальные девушки, устав, вернулись домой. Алёна же ждала Игната. Должен был он к ней прийти, чтобы вместе им домой вернуться. А его всё не было. Не знала девушка, что Фёдор зазвал Игната к себе, попросил помочь в погребе замерить сусек, да и закрыл его там. А сам, окаянный, пошёл на озеро и стал ждать, пока остальные девки уйдут. Потом вышел, подошёл к Алёне и потребовал: «Добром иди за меня или силой возьму!» Бросилась девушка от него бежать, уронила свою сумочку, матушкой с любовью расшитую, заметалась по берегу озера, да куда там! Свалил её детина в канаву возле озера и опозорил девицу.

Опомнившись, испугался Фёдор сделанного. Виданое ли дело, чужую невесту бесчестить? Не будет ему житья на селе, если кто узнает. Посмотрел он в последний раз в глаза своей любимой, накрыл ей лицо своими огромными ладонями и держал, пока она не перестала трепыхаться. А затем нашёл камень, положил девушке за пазуху, перетянул поясом и бросил в озеро с берега покруче, где дно ни один ныряльщик ни разу не достал. Вернулся в село, как ни в чём не бывало, выпустил Игната, извинился, мол, по делам заспешил, случайно его закрыл. Побежал Игнат на Лебяжье озеро к своей ненаглядной, а её нет, только сумочка, полная невесомого пуха, на берегу лежит. Понял Игнат, что беда с его невестой случилась, стал бегать по берегу, звать её. Набрёл на канавку, где трава была примята, а от неё след тяжёлый вёл на крутой берег. Словно сам всё увидел Игнат. Горько ему стало, до самой ночи просидел он на берегу озера.

Там его и нашел отец Алёны, который, переживая за дочь, пошёл искать кровинушку. Не сразу признал он зятя: стал парень седым, как старик ста лет, и всё говорил: «Сгубил Фёдор нашу Алёнушку и утопил!» «Откуда знаешь?» – пытался выспросить отец, а Игнат в ответ: «Сама рассказала. Русалка она теперь. Меня зовёт, сама выйти не может, говорит, камень за пазухой её не пускает. Она руками плещет, отчего на озере пена делается». Посмотрел отец – и правда, пена по берегу плавает, а раньше не было.

Загрузка...