Когда я услышал, что она наконец-то выходит с больничного, мое сердце забилось быстрее. Руки стали подрагивать от радостного предвкушения встречи, а по спине щекотно бежали мурашки. Сразу же запустился мыслительный процесс, чтобы вспомнить все, что ей уже рассказали, – чтобы я сам мог сообщить все, что ей еще неизвестно. Вот только не знаю как, ведь мы с ней практически не общаемся…
Она – это Инга Титова. Моя одноклассница. И с недавних пор – девушка, которая не покидает мои мысли даже ночью.
В принципе, именно после того, как Инга мне приснилась, я поймал себя на том, что стал чаще думать о ней. А вслед за этим – на том, что мое сердце заходится в динамичном ритме ирландского степа, когда я думаю об Инге. Не знаю, как меня угораздило почувствовать что-то к человеку, который, казалось, не чувствовал ничего, но так получилось. И нельзя было сказать, что я этому не радовался.
Поначалу меня немного пугало, что объектом моих нежных чувств стала именно Инга. С самой начальной школы она производила впечатление замкнутой девчонки, которую никто и ничто не интересовало. Друзей у нее в классе не было, и даже простую приятельскую беседу Инга поддерживала неохотно. Из обсуждений других наших одноклассниц я узнал, что друзья у Инги есть, просто в параллельном классе или вообще не в школе.
Кстати, об этом: помимо учебы Инга занималась спортом. Кажется, она перепробовала все, что только можно. И плавание, и легкую атлетику – даже пару раз выступила за честь школы, – и баскетбол с волейболом, даже в гандбол играла. Сейчас, насколько мне было известно, Инга занималась настольным теннисом. Или, как все его называют, пинг-понгом. Ее выбор многих удивил, но не меня. Мне всегда казалось, что Инге хочется быть не такой, как все.
Серьезная, суровая и холодная, она была под стать своему месяцу рождения – январю. Меньше чем через месяц Инге уже должно было исполниться восемнадцать. В нашем классе она была чуть ли не самой старшей. Вряд ли Инга переживала из-за этого – ей было плевать на мнение окружающих. Попытки учителей с помощью шантажа и манипуляций заставить ее сделать что-то на благо школы не увенчивались успехом.
На разговорчики и глупые приколы одноклассников Инга тоже не обращала внимание. Максимум, что могла сделать, – поднять брови или поинтересоваться, не роняли ли горе-шутника в детстве. Потом, как правило, все сходились на том, что Инга снова не в настроении, и переключались на того, кто выдаст более эмоциональную реакцию.
Меня же не трогали. Только называли немного насмешливо Артистом. А все потому что я уже несколько лет хожу в театральную студию и мечтаю поступить в театральный вуз. Очень хочу стать профессиональным актером! Мне повезло, что мама поддерживает меня в этом: начиная с оплаты моих занятий и заканчивая регулярными выходами в театр на какую-нибудь постановку. Она говорит, нужно и важно не только искать свое в творчестве, но и наблюдать за другими.
Мама у меня, кстати, тоже большая театралка несмотря на то, что работает бухгалтером. По-моему, до ужаса скучная профессия. Не знаю, почему мой папа так хочет, чтобы я пошел по стопам мамы. Сам-то он программист, а недавно открыл небольшую фирму – вроде по-умному это называется стартап. Ведение бизнеса тоже требует определенной творческой жилки. И папа эту возможность заниматься творчеством так или иначе использует. Почему же он хочет отказать в этом мне?
Ну ладно, сейчас не об этом. Гораздо важнее, что Инга вышла с больничного. В начале учебного года она неудачно упала и сломала ногу. Несколько месяцев Инги не было в школе, и учителя передавали ей задания через одноклассников. Кстати, очень любопытно, как они оценивали знания Инги по теме. Неужели ходили с тестом прямо к ней домой?
Так хотелось спросить, но я почему-то стеснялся. Наверное, потому что мы с Ингой почти не общаемся. Кто-то наверняка мог сказать, что это невозможно, но я бы тогда ответил, что наш класс никогда не был особо дружным. Классные руководители не слишком интересовались атмосферой в нашем коллективе. Учимся хорошо – и ладно. Кстати, наш класс был на редкость успешен в учебе: десяток отличников, всего один троечник, а все остальные – хорошисты. Кто-то получает больше пятерок с четверками, а кто-то склоняется к четверкам и тройкам. Не знаю, как так получилось. Наверное, нас можно назвать своего рода феноменом.
По дороге в школу я гадал, как стоит общаться с Ингой и о чем. Да и стоит ли вообще? Она может счесть мой внезапный интерес подозрительным. И еще… Мне кажется, я не очень ей симпатичен.
Инге скорее по душе парни, с которыми она пересекается на спортивных секциях: крепкие, сильные, подтянутые, никогда не унывающие и не дающие слабины. Уверен, таких, как я, Инга хотя бы про себя называет нытиками. Ну, по крайней мере, несколько лет назад точно называла.
Вдруг я увидел перед собой фигуру с надетым на спину рюкзаком и с тростью в руке. Сначала подумал, что это взрослая женщина, но потом до меня дошло, что это молодая девушка. Несмотря на то, что она шла с трудом, двигалась она быстро. Прямо как… Инга. Это же она!
Мимо нее пробежала стайка веселых первоклашек. Инга неуклюже подалась вперед, быстро поставила трость и оперлась на нее, но уже через мгновение упала. Думаю, не надо объяснять, что я тут же помчался к ней.
– Ты в порядке? – поинтересовался я, протянув руку Инге.
Все еще лежа на отполированной ледяной поверхности того, что еще не так давно было лужей, Инга подняла на меня взгляд. Мне показалось, что она удивилась, увидев меня.
– Все норм, – успокоила она и все же попыталась встать. – Блин, че ж так скользко-то…
Странный сегодня денек. Можно начать с того, что за сегодня мне два раза потребовалась помощь, и закончить тем, что в Тайном Санте мне выпало имя того, с кем я даже никогда не здоровалась.
Каким-то образом мне попалось имя Валентина Шершнева, моего одноклассника. Он так и представлялся всегда – Валентин. Учителя и даже весь наш класс тоже называл его только полным именем. Для меня это было странно, но если он предпочитал называться так, – дело его.
В конце концов, мне откуда знать? У меня одна-единственная форма имени – Инга. Четыре буквы и в полном, и в уменьшительном варианте. Так что уж точно не мне предъявлять Шершневу за то, что он зовет себя полным именем. Я сама такая же, получается.
Парень он неплохой, но очень зажатый и стеснительный. Это бесит. Мне всегда казалось, что мнение окружающих значит очень много для Шершнева. Для меня же не было ничего важнее одного-единственного мнения – своего собственного.
Я не очень много знала о Валентине. Семья у него явно была благополучная, учится он хорошо, увлекается театром. Постоянно участвует в школьных постановках. Я на них не хожу класса так с шестого, но знаю, что стоит только сказать «мы ставим спектакль к…» – и Шершнев будет тут как тут. Творческий, короче, человек.
Не знаю, как так получилось, но за все предыдущие десять лет учебы в одном классе мы почти не разговаривали. Могу выдвинуть свою версию, почему так случилось: такие парни, как Валентин, всегда вызывали у меня раздражение. Слишком мягкие, аккуратные, услужливые… Брррр!
Я довольно старомодна, потому что считаю, что мужчина должен быть жестче и сильнее женщины. Даже самой сильной. Потому что как бы мы это ни отрицали, физически даже такой мужчина, как Валентин Шершнев, будет сильнее любой женщины. Даже сильнее меня. Но вот внутренняя сила и стойкость была не у всех.
Нехорошо вешать ярлыки на людей, особенно когда плохо их знаешь, но у меня сложилось такое впечатление, что Шершнев – слабак. Именно духовно, но и физически тоже. Он никогда не спешил защищать себя, избегал драк, а на каждую девушку смотрел щенячьими глазами и прямо-таки кричал ими: «Выбери меня! Меня выбери!»
Не люблю таких. Даже если учесть, что как человек он неплохой.
Сегодня же все мои шаблоны насчет Валентина полетели на хрен. Он не только проявил благородство, решив дважды за день выручить меня, но и продемонстрировал неожиданную физическую силу. Так легко поднял меня под мышки, когда я на лестнице упала. Вообще неждан! Надеюсь, его несильно рассмешило мое изумление.
И вот теперь мне выпало его имя в Тайном Санте, которого организовала Вика Плетнёва. Я столкнулась с Валентином целых три раза за сегодня. Разве это можно назвать обычным совпадением?
При мысли о том, что это судьба, мне стало нехорошо. Еще когда некоторые девчонки в пятом классе начали гулять с мальчишками, я себе сказала: никаких связей с одноклассниками. Потому что если мы расстанемся, мы не сможем нормально общаться. Да и не хотелось делать отношения достоянием общественности. А это гарантировано, если встречаешься с одноклассником.
Спрятав бумажку с именем своего адресата в Тайном Санте, я погрузилась в раздумья. Мысли лихорадочно вертелись, будто торнадо, и мешали мне выбрать одну, на которой можно было сконцентрироваться. В конце концов, я составила из своих мыслей одно только имя.
Валентин.
Черт! Да что со мной не так?!
Мы никак друг к другу не относились. Не дружили и даже просто не общались. А тут он целых два раза за день помог мне подняться: даже после основного этапа восстановления после перелома ноги мне по-прежнему пока требовалась трость, чтобы передвигаться на далекие расстояния – без нее я быстро уставала. А еще раз Шершнев пришел ко мне в виде листочка с его именем.
Что же ему подарить?
Украдкой повернувшись, я увидела, что Валентин что-то лихорадочно печатал на своем смартфоне. Его глаза внимательно смотрели на экран, ресницы немного подрагивали, а губы изгибались в легкой улыбке. Только когда Шершнев вдруг поднял голову и наши взгляды встретились, я поняла, что пялюсь на него слишком долго. Я отвернулась, но это не помогло мне найти ответ на вопрос, какой небольшой и недорогой подарок мог порадовать Валентина.
Так-с, ну начнем с того, о чем я уже говорила. Он творческий человек. Актер. Вроде рисует еще. И… это по сути все, что я о нем знала. Блин, ну если речь идет о хороших карандашах, это вряд ли уложится в бюджет. Дорогие, сволочи! То же самое касалось и других художественных принадлежностей. А вообще, рисует Шершнев или я его с кем-то путаю?
Я неосознанно хлопнула ладонью по парте и тем самым привлекла несколько удивленных взглядов одноклассников. Валентина – в том числе. Поспешив уткнуться в учебник, я услышала звук уведомления и вытащила телефон. Увидев, от кого сообщение, я едва заметно улыбнулась.
Скажи потом, что Евстафьева скажет по поводу самостоялки. От этого зависит, буду ли я с Тимуром в кино или дома с домашкой
После того, как я пообещала выполнить просьбу, я отключила звук и убрала телефон в рюкзак. Евгения Владимировна очень не любит, когда на уроках у кого-то звонит или пиликает телефон.
Уперев локоть в парту и положив голову на руку, я меланхолично обвела взглядом класс. В голову теперь лезла еще одна назойливая мысль, которую я старательно гнала от себя класса, наверное, с восьмого.
Я всегда представляюсь полным именем, потому что уменьшительное Валя больше подходит девушкам. По крайней мере, так считаю я.
Для меня Валя – это что-то связанное с теплом, пирогами, летом в деревне. Мягкость, нежность, любовь. Плохо сочетается с качествами, которые традиционно приписываются мужчинам. Валя – это имя для женщины. Для мамы или бабушки. В честь последней меня, кстати, и назвали.
К сожалению, сейчас мы с бабушкой Валей не общаемся. Она жива-здорова, но вот отношения у нас разладились, когда я объявил, что буду поступать в театральный институт. Бабушка Валя почему-то очень хотела видеть меня бизнесменом, а мне это вообще неинтересно. Как и экономика, к которой меня то и дело подталкивал отец.
Ненавижу цифры! Зато мне всегда нравилось представлять себя кем-то другим. Кем-то лучше, чем я настоящий: общительнее, увереннее, раскованнее. Мне нравится перевоплощаться, перенимать мышление своих персонажей и таким образом находить ключ к душам других людей.
Помню, однажды во время репетиции я настолько проникся своим персонажем, что по окончании прогона своей сцены спрятался в гримерке и плакал. Когда мои товарищи нашли меня, они очень испугались. Сказали, не ожидали, что я так расчувствуюсь. Да я и сам от себя такого не ожидал! Но режиссер заверил, что со мной все в порядке и мои эмоции – это верный признак того, что я понял эмоции своего героя и принял их.
Об этом эпизоде родители знали только то, что режиссер очень меня хвалил за точное воплощение образа. Про то, что было после, они не знали. Я не рассказывал им об этом, потому что был уверен: они все расскажут бабе Вале, а она начнет журить моего папу за то, что он плохо занимается моим мужским воспитанием.
Если честно, я понятия не имею, что это такое – мужское воспитание. Думать только о себе и своем благе? Проводить много времени в качалке? Или провожать каждую молодую девушку голодным взглядом?
Конечно же, не все мужчины ведут себя так, но я очень часто видел именно такие примеры. Одноклассники, соседи, просто незнакомые люди… Даже своего папу я не раз ловил на том, как он заглядывался на пятые точки всех мимо проходящих женщин. Мне так стыдно за него было! Казалось, вся улица видела, какой я красный был из-за этого.
В общем, если мужское воспитание – это подобное поведение, не нужно оно мне. Я считаю, то, что моя мама воспитывает во мне в первую очередь человека, гораздо важнее, чем быть мужчиной, соответствующим гендерным стереотипам. Из-за этого мне часто бывало непросто в коллективах – даже в театральной студии как-то дразнили из-за этого, но я все равно оставался верен себе. В первую очередь я человек и только потом – мужчина.
Очень часто желание быть настоящим мужчиной сопровождается убеждением, что дружить с девушками невозможно. Дескать, рано или поздно тебе захочется от своей подруги больше, чем просто дружба. Спешу заверить – это не так. Дружба возможна, если оба участника этого хотят, а уж какого они пола – не так важно.
Моя подруга Руслана, например, – красивая девушка и пользуется успехом у парней, но меня она совершенно не привлекает романтически или сексуально. Хотя в ней есть все, что нравится большинству парней: длинные светлые волосы, стройная фигура, выпуклости где надо, тонкая талия, искренняя жизнерадостная улыбка, дружелюбие и тепло в общении.
Руслана прекрасно знает о своих преимуществах и не гнушается использовать их в своих иногда не самых честных целях. Например, если ее парень начинает уделять ей меньше времени, она соблазняет какого-нибудь беднягу и потом как бы невзначай упоминает при своем парне, что у нее появился поклонник. А затем показывает какой-нибудь небольшой презент вроде шоколадки с ее любимым вкусом.
Правда, Руслана больше не говорит, кто этот самый поклонник, – ограничивается общими фразами. Дело в том, что один из ее парней был безумно ревнивым и избил несчастного ухажера так, что тому пришлось долго лежать в больнице. В итоге ревнивец сам бросил Руслану – сказал, ему надоело терпеть ее кокетство со всеми вокруг и конкурировать с ее поклонниками.
Я утешал ее, но в то же время и пытался образумить, объяснить, что играть чувствами парней некрасиво. Руслана лишь невинно хлопала ресницами, и со следующим парнем ситуация повторялась. Хорошо хоть, с учетом предыдущего опыта и работы над ошибками.
Я в это дело больше не лезу. Пусть Руслана сама со своей драмой разбирается. Я предпочту остаться зрителем.
– Илюша такой славный, – распиналась тем временем Руслана, пока мы шли на очередную репетицию, преодолевая препятствия в виде снежной каши и спрятавшихся за ней зеркал льда. – Он мне цепочку подарил классную. Бижутерия, но именно то, что я хотела. Я покажу тебе обязательно!
Я лишь тяжко вздохнул:
– А Тимур куда подевался? Уже пошел бить твоему Илюше морду?
Руслана нахмурилась:
– Да блин, Валентин! Сколько еще ты будешь мне припоминать это? В этот раз я хорошо подготовилась и все предусмотрела.
– Ты понимаешь, что ты обманываешь их обоих? – не унимался я. – А если Тимур поступит с тобой точно так же? Ты к этому нормально отнесешься?
Руслана опустила глаза:
– Тима не такой.
– Ага! – не удержался я от сарказма. – Он, наверное, того же мнения о тебе, но это не мешает тебе крутить шашни сразу с двумя парнями. Или их больше?
Русланка как всегда опаздывала, и я выдохнула сквозь зубы. Странно, что привычка Евгении Владимировны всегда приходить вовремя никак не повлияла на Руслану. Она так и приходила с опозданием на пять-десять минут. Либо полностью пропускала урок, если понимала, что уже не попадет на него.
Заслышав звонкий стук каблуков по каменным ступенькам, я устремила взгляд вниз. Русланка пружинящим легким шагом поднималась мне навстречу, а ее длинная объемная коса из светло-русых волос смешно качалась из стороны в сторону.
– Ну наконец-то! – проворчала я, заметив, как на лице Русланы появилась широкая улыбка. – Одинцова, я не твои кавалеры, чтобы тебя ждать!
– Привет, Инга! – радостно воскликнула Руслана и, чмокнув меня в щеку, крепко обняла. – Прости-прости! Шелякина задержала как обычно.
Я молча протянула ей решенные задачи, которые могут попасться на самостоялке. А затем удостоилась еще одного крепкого объятия. Облако сладких фруктовых духов, которыми активно пользовалась Руслана, вновь окутало меня с такой интенсивностью, что я закашлялась. И почему многие люди меры не знают в ароматах? Что девчонки, что парни.
За исключением одного.
– Спасибо, Ингусик! – Снова оставив на моей щеке след своей помады, Руслана потянулась в сумку и достала шоколадку. От которой, если честно, меня уже начало мутить. Настолько часто я ее получаю в виде платы за то, что превращаюсь в ГДЗ!
Я скривилась от результата издевательства Русланы над моим именем, но шоколад тем не менее приняла. Руслана тем временем снова оглядела меня сияющими глазами и вдруг спросила:
– А у тебя по истории есть ответы? А то у нас завтра контрольная, и Шелякина задолбает меня окончательно. Она знает, что я все время в театре и история мне неинтересна, но вцепилась в меня как собака в косточку.
– Есть, – выпалила я. Прежде чем я успела как следует подумать о том, что делаю, я добавила:
– Но в этот раз я хочу кое-что другое взамен.
Крайне заинтересованный взгляд Русланы стал для меня сигналом, что передумать или свести все в шутку стало слишком поздно. Да и не умела я толком шутить. Могла только анекдоты дедовские пересказывать. Ну или из КВН лохматых годов. Потому что папа все время только его и смотрел.
– Что, шоколад уже надоел? – хитро сверкнула глазами Руслана. – Ла-адно. Что ты хочешь получить взамен?
Я зажмурилась. Просить о помощи никогда не было моей сильной стороной. Я слишком рано поняла, что мои родители бесполезны в этом плане. А они всегда, кажется, считали, что я со всем могу справиться сама. Так-то оно так, но не в детском же возрасте.
Собравшись с духом, я выпалила:
– Парня.
Глаза Русланы округлились, а я негромко повторила:
– Найди мне парня. Взамен на… взамен на ответы по истории. И… и на все следующие тоже. По матеше или по любым другим предметам.
Руслана внезапно засмеялась. А я залилась краской и, отойдя подальше, уставилась в окно. Дневной свет слепил глаза, но благодаря этому я могла спокойно держать глаза закрытыми и не видеть подругу, хохочущую над моей бедой.
Честно говоря, стало немного обидно. Руслана была в курсе, что я не нравлюсь парням, и тем не менее стояла и ржала сейчас надо мной.
Неожиданно мне на глаза навернулись слезы. Наверное, это было из-за того, что я по-прежнему смотрела в окно и меня ослеплял дневной свет. Но тем не менее я как можно незаметнее вытерла их. А Руслана – по знакомому аромату духов я поняла, что это была именно она – приобняла меня за плечи.
– Инга, это… очень неожиданная просьба. Я думала, тебя парни вообще не интересуют. Неужели ты наконец созрела?
Я молчала, а Руслана погладила меня по спине и сказала:
– Честно говоря, я удивлена. Я думала, ты в первую очередь начнешь со своих товарищей по секции пинг-понга.
– Нет, это как-то… тупо, – внезапно выдала я. – Ну типа… они все воспринимают меня как братана. Не как девушку.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Руслана и, запрыгнув на подоконник, пригладила юбку. – Может, ты кому-то нравишься, просто он не решается тебе признаться.
– Не решается, – скептически хмыкнула я. – Ага, тыщу раз. Я просто не нравлюсь парням. Вообще. Вообще никаким.
– Не говори ерунды, – поморщилась Руслана. – Ты стройная, спортивная, умная…
– Вот именно! – простонала я и резко уткнулась спиной в стену рядом с окном. – Еще и технарь. Была бы я гуманитарием…
– Понизила бы шансы на нормальную работу и зарплату, – заметила Русланка. – Инга, не загоняйся. Парней очень много. Они все очень разные и им нравятся разные девушки.
– Легко говорить, когда ты – красивая блондинка, – фыркнула я и скрестила руки на груди. – Ты только ресничками похлопай – вся школа сбежится.
Руслана помрачнела:
– Инга, это не от цвета волос зависит, а от умения себя подать…
– Я не блюдо, чтобы как-то себя подавать, – рыкнула я и отвернулась.
Уже сто раз успела пожалеть о своей просьбе. Сейчас вот снова начала тонуть в своей зависти, хотя раньше мне удавалось ее скрывать. Не надо было все-таки читать этих идиотских советов в духе “встретьтесь со своим страхом лицом к лицу” от идиотских психологов на идиотских сайтах. Вот я встретилась сразу с несколькими: просьба о помощи, уязвимость, страх насмешек, зависть. И что, помогло мне это?
“... Она нахмурилась. Ее губы поджались так, словно она увидела что-то отвратительное, а фиалковые глаза будто были готовы прогреметь громом…”
Я уставился на то, что формулировал последние минут пятнадцать. Помотав головой, я все-таки стер всю фразу и принялся печатать заново.
“... Темные и густые брови Эллы сдвинулись к переносице. Губы поджались, а глаза приобрели сиреневый оттенок, словно прямо в них собиралась гроза ее гнева…”
Внезапно неподалеку раздалось покашливание, и я резко хлопнул крышкой ноутбука. Обернувшись на источник звука, я заметил нахмуренные кустистые брови моего отца, за которыми были заметны льдисто-голубые глаза. Едва наши взгляды перекрестились, скрещенные на груди отцовские руки повисли по бокам, а губы расползлись в насмешливой улыбке.
– Опять ерундой занимаешься?
Я молчал, лишь хмуро смотрел на отца, который неспешно приближался ко мне. Если он театр считал ерундой, то сочинение историй – тем более. Пока что мне удавалось успешно скрывать еще одно свое увлечение от родителей, одноклассников и даже коллег по театру.
Я не хотел, чтобы кто-то знал, что помимо игры в театре я еще и пытаюсь написать книгу. Мне и так доставалось из-за якобы не мужских увлечений. Не хватало еще, чтобы меня стебали из-за желания написать историю, полную чувств и моих сокровенных мыслей.
Кроме того, были в моем романе некоторые моменты, которые я очень не хотел, чтобы кто-то из моих знакомых прочитал. Не только потому что они не слишком соответствуют моему возрасту, но и потому что они для меня равносильны эксгибиционизму. Эмоциональному, конечно, но тем не менее. Не хотелось бы, чтобы меня критиковали из-за того, что я думаю и как. А моя семья именно так и сделает, если узнает о моем творчестве.
Когда папа оказался совсем рядом, я поднял голову и снова вперился глазами в насмешливое лицо моего дорогого родителя. Отец же бросил ленивый взгляд на ноутбук и небрежно произнес:
– Лучше бы уроки сделал.
– Сделаю, – жестко ответил я и поднялся, чтобы наши взгляды были на одном уровне. Папа приподнял брови:
– Сдела-Ю?
– Сделаю, – подтвердил я немного мягче, но по-прежнему не сводя колкого взгляда с его глаз – практически таких же, как у меня.
На уроках биологии нам рассказывали, что карие глаза – доминантный признак. У моей мамы были именно такие, однако отцовские гены явно оказались сильнее. Ведь от мамы мне достался всего лишь разрез глаз, а оттенок я получил от отца, в роду у которого были глаза всех оттенков голубого – от самого светлого, почти прозрачного до глубокого темно-синего, словно вечернее платье.
Зато на маму я похож чертами и формой лица. А также характером и типом нервной системы. Ну хоть что-то.
Отец снова сложил руки на груди и недовольно посмотрел на меня. А я как обычно опустил взгляд. Сложно выдерживать постоянное недовольство собой, пусть даже оно и молчаливое.
– Валёк, – вздохнул отец, – я знаю, о чем ты думаешь. “Папа такой плохой, не разрешает мне заниматься тем, что я хочу…” Но на самом деле я желаю тебе только добра. Если бы это было не так, я бы не беспокоился о том, какую специальность ты выберешь.
– А ты беспокоишься? – равнодушно уточнил я и положил руки в карманы треников.
Я знал, что отца бесит, когда с ним разговаривают со спрятанными в карманы руками, но сейчас мне очень хотелось показать, что я главный не только в своей комнате, но и в своей жизни.
Когда глаза-ледышки скользнули по моим рукам, внутри меня несмело подняло голову удовлетворение. Мне снова удалось вызвать у него какую-то эмоцию. Потому что чем дальше, тем больше мне казалось, что мой отец становится черствым.
– Когда со старшими разговариваешь, руки из карманов вынимай, – холодно напомнил отец, и я – не без закатывания глаз – все же вытащил ладони. – И глазки закатывать маме будешь. А со мной общайся нормально.
– А почему я ей должен закатывать глаза, а тебе нет? – поинтересовался я, чувствуя, что снова нарываюсь. – Мама что, не достойна нормального общения?
– Подумай сам, какой здесь верный ответ, – процедил отец. – Валентин, ты уже взрослый парень, а ведешь себя как ребенок. И все из-за твоего театра!
– Не трогай мой театр, – подался я вперед в попытке задавить отца своим напором. – Он дал мне больше, чем… некоторые люди.
Отец стиснул мои плечи так крепко, что я зашипел. Заметив мою реакцию, отец надавил еще сильнее и тут я не сдержал слабого стона боли.
– Что он тебе дал? Физическую форму? Умение зарабатывать деньги? Твердость и стойкость? Что-то незаметно.
– Он мне дал уверенность в себе, – выдавил я, пытаясь отцепить отцовские железные пальцы от моих плеч. – И чувство, что меня принимают таким, какой я есть. А это вообще-то вы должны были мне обеспечить.
Папа окончательно рассвирепел:
– Он еще и претензии высказывает! Ни в чем не нуждается, собственная комната в распоряжении, может позволить себе заниматься всякой ерундой, а он все еще недоволен! Зря мы, наверное, второго ребенка не родили, – выплюнул он, продолжая сверлить меня своими ледяными глазами. – Может, ты бы не вырос таким эгоистом…
– У Русланы есть младшая сестра, и это не помешало ей вырасти человеком, который в первую очередь думает о себе, – парировал я и все-таки содрал руку отца с одного своего плеча. Вторую же он убрал сам.
Вернувшись домой, я убрала трость в угол, в котором уже стояли мои лыжи и прилагающиеся к ним палки, швабра и еще какие-то палки непонятного происхождения.
Мне больше не хотелось показывать всем, что я немощная и… хромоножка. Тем более что я действительно такой уже несколько недель как не была. Трость мне была нужна на всякий случай, чтобы если я устану долго ходить – я имела хоть какую-то опору.
Но сейчас я считала, что действительно пора было уже избавиться от этого костыля. Я уже могла ходить с нормальной скоростью, да и бегать тоже. Спасибо врачам и реабилитологам, которые помогли мне быстро разработать сломанную ногу, чтобы я могла скорее вернуться к тренировкам.
В третьей четверти, где-то в феврале, будут соревнования по настольному теннису. Я очень хочу поучаствовать! Я ни разу не пропускала их за все время учебы в средней и старшей школе. Значит, и в этот раз не должна.
Я докажу всем, что уже выздоровела и совсем не хромоножка. Даже если физрук будет против. Надеюсь, Шмелёв и его компашка тоже придет на соревнования и займет такие места, с которых легко увидит, как быстро я бегаю. Быстрее, чем до травмы!
– Инга! – послышался издалека голос моего отца.
– Чего? – крикнула я в ответ, а сама осторожно прижалась к комоду и наклонилась, чтобы снять обувь.
– Ты дома?
Я закатила глаза. Ну что за дурацкий вопрос?! Если бы я не была дома, я бы не откликнулась. Логично же?
– А сам как думаешь? – спросила я и начала операцию по избавлению от тяжелых зимних ботинок. Из глубины квартиры послышался отцовский хриплый смех.
– Кто-то опять не в настроении?
– Ну ты походи за меня в школу хотя бы недельку, – раздраженно предложила я и, сняв пуховик, повесила его на крючок. – Тогда и поймешь, почему я опять не в настроении.
Пройдя в гостиную, я тяжело вздохнула и сложила руки на груди. Отец опять лежал на кровати и смотрел телек – правда, почему-то без звука. Но теперь отец глазел на меня с глупой добродушной улыбкой, которая не вызывала у меня желания улыбнуться в ответ.
– А у тебя как дела? – спросила я, стараясь не слишком явно показывать свое раздражение тем, что он наверняка опять провел день зря. – Как с работой? На собеседование пригласили уже?
– Не-а, – помотал головой отец, продолжая смотреть на меня яркими голубыми глазами. Пожалуй, даже слишком яркими. Если бы у моего отца не было таких глаз, я бы не поверила, что они бывают такие. Как будто их нарисовали яркой акварелью.
Приняв сидячее положение, папа сложил руки на груди и вздохнул:
– Никуда меня не зовут, Инга. Ни одного приглашения на собеседование.
– Ты резюме свое хотя бы отослал? – поинтересовалась я, глядя на него с укором.
По пристыженному взгляду отца я поняла, что он никуда ничего не отсылал. Громко цокнув языком, я развернулась и вышла из комнаты, пока папа опять придумывал оправдания своему безделью.
Удивительно, но несмотря на то, что мой отец ни разу за всю мою жизнь не работал, я всей душой терпеть не могу ленивых парней. Девчонки-лентяйки меня тоже бесят, конечно, но вот такие парни для меня – прям как красная тряпка для быка.
Представители мужского пола очень любят говорить о том, какие они сильные, а тот, кто живет со мной в одном доме, даже работу не может найти. Или просто силушку бережет для чего-то? Ну мало ли, вдруг война, а он уставший и слабый.
Стыдно мне за него. У всех моих одноклассников и товарищей по секции пинг-понга, кто живет с отцами, папы работают. Иногда даже не жалея себя, что в долгосрочной перспективе не очень хорошо. А мой… Тюфяк, живущий за счет моей матери, которая сама не слишком много получает. Я поэтому почти никому о нем не рассказываю.
Захлопнув дверь своей комнаты, я снова тяжело вздыхаю. Мои родители, может, и делают все возможное, чтобы я жила лучше, но что-то у них не очень получается. Мне кажется, они просто недостаточно стараются. Особенно отец. Он, по-моему, вообще ни разу за всю жизнь толком не работал. Не знаю, как у него это получалось, но факт остается фактом: как минимум с моего рождения нашу семью содержит мама. А папа у нас украшает диван.
Я серьезно! Он просто целыми днями лежит или сидит на диване, смотрит телек и семечки иногда лузгает. Ни приготовит нам ничего, ни уборку не сделает, а в магазин ходит только с мамой. Я принципиально отказываюсь ходить с ним за продуктами, потому что он на все мои вопросы только глазами хлопает и просит, чтобы я сама выбрала, потому что он не знает, что мама обычно покупает.
Понятия не имею, на фига моей матери такой муж, но ничего больше не говорю. Во-первых, бесполезно: она живет с ним таким уже очень давно и вряд ли хочет что-то менять. Во-вторых, где-то глубоко внутри я все-таки боюсь, что угрозы вышвырнуть меня из дома, которые я регулярно слышала в ответ на свои предъявы года три назад, могут воплотиться в жизнь. Конечно, мне уже семнадцать лет, почти восемнадцать, и какую-никакую работу найти вполне реально. Нужно только поискать хорошенько.
Но что это будет за работа? Сколько за нее будут платить? Хватит ли этого на аренду хотя бы комнаты, если уж не квартиры? А на еду? На транспорт? А если меня обманут? Например, вовлекут в какую-то нелегальную сферу – и хорошо, если это будет просто казино, а не кое-что похуже.
На следующее утро я пошла в школу – а что еще мне было делать? Я одновременно предвкушала встречу с Русланой и хотела избежать ее. Не знаю почему. Я же вроде ничего такого не сказала вчера. Да и Руслана тоже. И мы не ссорились. Но тогда почему мои ладони потеют несмотря на мороз, а мое сердце бьется так быстро, как будто сейчас вылетит из груди?
– Ингусик! – раздался за моей спиной вопль, и я на автомате обернулась. Руслана неторопливо приближалась ко мне. Даже издалека было видно, как ярко она улыбалась. Может, и из космоса радость Русланы тоже заметна. Мне невольно стало любопытно, почему она такая довольная с утра пораньше.
Подойдя ко мне, Руслана как обычно стиснула меня в руках и поцеловала в щеку. Не то чтобы я была в восторге от этого жеста – скорее, привыкла уже. Тем более Руслана всех своих подружек целовала. Значит, ничего особо из ряда вон выходящего здесь нет.
– Привет, – с сияющими глазами произнесла Руслана. Я слегка улыбнулась в ответ:
– Привет. Ты чего волосы не прячешь? – кивнула я на ее косу, которая уже была вся темная от начавшего таять снега. – Вон снегопад какой! Щас будешь с мокрыми волосами сидеть. А какой-нибудь придурок окно откроет, потому что ему типа жарко…
– Откроет, – с недовольством подтвердила Руслана, но тут же сменила гнев на милость и подхватила меня под руку. – Слушай, Инга, я хотела сказать…
Мое сердце забилось еще быстрее. Господи, я не хочу умирать! Я ведь такая молодая еще!
– Я, кажется, поняла, чье имя тебе попалось в Тайном Санте, – внезапно объявила Руслана и с торжеством посмотрела на меня. – И поэтому могу подсказать, какой подарок может понравиться этому человеку.
Я сглотнула ком, который образовался было у меня в горле. Последняя надежда уже была на низком старте, чтобы умчаться от меня. Но я, будучи довольно решительным все же человеком, вздохнула:
– И кто это? Ну… По-твоему.
На губах Русланы появилась улыбка, и я внутренне вся сжалась. Господи, неужели…
– Валентин, – со смехом ответила она. А у меня все внутри упало. Тем не менее, не желая признавать свое поражение в конспирации, я прикинулась дурочкой:
– Какой еще Валентин?
Похоже, получилось – Руслана смотрела на меня как на круглую дуру.
– Ты что, много Валентинов знаешь? Шершнев, конечно же! А кто еще?
Я ощутила, что краснею, и отвернулась. А Руслана захихикала:
– Инга! Что с тобой? Ты что… стесняешься?
– Ничего я не стесняюсь, – проворчала я, тем не менее не поворачивая лицо к ней.
Я очень боялась, что Руслана заметит его сходство с помидором и начнет меня стебать из-за этого. Типа я влюбилась. А я не влюбилась! Вообще! Меня наоборот бесит, что этот Шершнев поселился в моих мыслях и выходит оттуда только ночью. Хорошо хоть во сне ко мне не приходит. На том спасибо.
– А чего тогда не смотришь на меня? – снова засмеялась Руслана, и я все же повернулась к ней нахмуренным лицом. – Ну так я права? Это правда Валентин?
Я с тяжким вздохом кивнула. Руслана засияла:
– Как круто! Тебе повезло, что я с ним давно уже знакома. Мы же в театралку вместе ходим.
– Серьезно? – выпучила я глаза. – А че ты ниче не говорила об этом?
Руслана посмотрела на меня с улыбкой:
– Так ты и не спрашивала.
Как бы мне ни хотелось этого отрицать, она была права. Поэтому я заткнулась и дальше мы пошли молча. Правда, вскоре Руслана произнесла:
– Он очень любит чай. Черный. Особенно с какими-то фруктовыми добавками. Но не цитрусовыми – у Валентина на них аллергия.
– Спасибо за уточнение, – не удержалась я от улыбки. Руслана продолжала смотреть на меня блестящими от счастья глазами, а я вопросительно подняла брови.
– Знаешь, я очень рада, что Валентин попался именно тебе, – вдруг произнесла Руслана и снова улыбнулась. – Он славный. И очень хороший друг.
– Если бы я не знала, что у тебя только младшая сестра есть, я бы подумала, что вы с ним родственники, – призналась я. – Вы очень друг на друга похожи.
Руслана повела плечом:
– Наверное, потому мы и подружились. Из-за того, что мы похожи. И внешне, и хобби у нас общее.
Я кивнула. Настроение у меня неожиданно улучшилось. Было очень необычно наблюдать за тем, с каким теплом Руслана говорит о Валентине. Они явно очень близки. Но вряд ли они пара: если бы это было так, Руслана мне бы первой все уши прожужжала об этом. И при этой мысли мне почему-то стало очень хорошо.
– Кстати, как там твой Тимур? – как бы невзначай поинтересовалась я. – Все еще общаетесь? Че-т ты ничего про него не рассказываешь.
– Инга, тебя не понять, – удивленно ответила Руслана и вытаращила свои выразительные голубые глазищи. – То ты лицо кривишь и требуешь от меня перестать рассказывать о моих ухажерах, то сама интересуешься. Общаемся, общаемся, только не видимся пока. Тимурчик очень занят. Он же в колледже учится, а у них уже сессия идет.
– А на кого он учится? – вдруг спросила я и в ответ на изумление в глазах Русланы пояснила: – Ну, ты раньше не встречалась с кем-то из колледжа. Вот мне и интересно, какие профессии выбирают те, кто туда идет.
Пока Светлана Андреевна, коллега моего режиссера Кирилла Александровича, громогласно проводила прогон сцены с моими товарищами, я сидел перед зеркалом в гримерке и уже в какой раз читал сценарий. Ну, вернее, пытался. А в конце концов вообще прикрыл им нижнюю половину лица, потому что на лицо то и дело лезла глупая улыбка.
– Валео, что смешного в моем рассказе о том, как сегодня на скорой увезли моего одноклассника? – мрачно поинтересовалась Настя, которая сидела в гримерке еще с парой девчонок и все это время им что-то рассказывала вполголоса.
– Я не смеюсь, – тут же посерьезнел я и развернулся на стуле так, чтобы оказаться спиной к зеркалу. – Вернее… Моя улыбка не к этому относится. А что случилось с твоим одноклассником?
Настя смерила меня жестким взглядом, а Арина, еще одна наша коллега, негромко произнесла:
– Его другой парень с лестницы столкнул. Потому что они девочку не поделили.
– Шекспировские страсти прямо, – только и смог выдать я, чувствуя, как мои брови оказались чуть ли не за пределами лица. Настя продолжала смотреть куда-то в одну точку и вдруг помотала головой:
– Идиоты.
– Просто не ты стала яблоком раздора, вот и бесишься, – бросила Виолетта, которая лежала на соседнем диване. Ее ноги свешивались с подлокотника, а пальцы Виолетты что-то быстро печатали в телефоне.
Пока я в очередной раз удивлялся степени развитости мелкой моторики у своей коллеги, Настя закатила глаза:
– Хрень несешь.
– Тебе же вроде этот Глеб нравился? – не отрываясь от экрана уточнила Виолетта. Все, в том числе я, посмотрели на Настю, чьи щеки стремительно покрылись ярким румянцем.
Виолетта же бросила взгляд на свою закадычную подругу и усмехнулась:
– Уверена, если бы предметом спора была ты, ты бы ничего против не имела.
– Имела бы, – холодно откликнулась Настя и, откинувшись на спинку дивана, потерла виски. – Я не вещь и не трофей. За меня драться не надо.
– Ты так говоришь, пока…
– Заткнись уже.
– Это ж не я начала эту тему, – с показным равнодушием возразила Виолетта, все так же не отрываясь от телефона. Настя внезапно пнула ее по голени, а затем схватила сценарий и двинулась прочь из гримерки. Вскрикнувшая Виолетта подорвалась вслед за ней, и в итоге в гримерке остался только я, Арина и еще пара ребят, которые были увлечены своим разговором.
Снова повернувшись лицом к зеркалу, я опять не смог сдержать улыбку. Мне нравился мой счастливый вид, которым я был обязан Руслане. Это же она на днях исполнила мою большую мечту.
Она свела меня с Ингой.
Оказывается, Инга никогда не влюблялась. В принципе, с учетом ее некоторой нелюдимости это неудивительно, но я все равно поразился. Неужели даже невзаимной какой-то любви у нее не было?
Естественно, я не настолько глуп, чтобы сразу спрашивать об этом. К тому же, Руслана упомянула, что это довольно болезненная тема для Инги. Уверен, затронь я ее в любой момент наших с ней взаимоотношений – я буду козлом. Не только в глазах Инги, но и в своих собственных тоже.
Когда день назад Руслана успешно сбежала и оставила нас с Ингой вдвоем в школьном холле, я отреагировал только когда коридор заполнился возбужденными возгласами других учащихся. У большинства из них тоже было семь уроков, поэтому если мы не хотели быть затоптанными, мы должны были поторопиться.
– Инга, – окликнул я, когда последовал за ней в раздевалку, – пойдем вместе домой?
Она посмотрела на меня немного настороженно, и меня это, если честно, смутило. Я вроде не Квазимодо, чтобы пугать людей внешним обликом. Впрочем, полагаю, Инге было просто неловко, что я вот так вот сразу с места в карьер и предлагаю пойти вместе.
На самом деле мне тоже. Задавая этот вопрос, я был уверен, что риск отказа весьма вели́к. Но я твердо решил: раз звезды так удачно сошлись – надо рисковать. Делать то, что раньше не делал.
Неожиданно для меня и для себя самой, наверное, Инга кивнула:
– Ну пойдем.
Взяв свои вещи, мы начали искать какой-нибудь угол, куда можно притулиться и спокойно одеться. Я заметил, как уже одетый мальчишка из пятого или шестого класса как раз покидал угловое место. Стремясь занять его первым, я резко подался вперед. Кажется, Инга окликнула меня, но я не помню, как мы в итоге снова оказались вместе.
– Шустро ты, – с осторожной улыбкой заметила она, когда я убрал свои вещи с отвоеванного места и предложил ей занять его.
– Стоя не очень удобно одеваться, – заметил я, а сам тут же натянул на себя куртку. Инга слегка улыбнулась:
– Но ты же как-то это делаешь.
Я смутился, но постарался как ни в чем не бывало пожать плечами:
– Мне проще – я в брюках. А ты в юбке.
– Так она что так задирается, что так, – проворчала Инга, но все-таки села и принялась менять тканевые тапочки на тяжелые зимние ботинки. Я тоже переобулся, а пока Инга аккуратно убирала сменку, я украдкой разглядывал ее прямые стройные ноги, которые стали выглядеть таковыми еще больше, когда на них оказалась крупная обувь.
Наконец-то последняя учебная неделя! Контрольные мы написали еще недели две назад, оценки за полугодие выставлены – у меня, кстати, все очень даже неплохо, – а подарок от Тайного Санты уже несколько дней как ждал своего часа у меня в ящике стола. Я никак не могла поверить, что совсем скоро можно будет ненадолго забыть об учебе и посвятить каникулы… Кстати, а чему?
Уборке, которую мама затеет, а выполнять буду я? Готовке блюд к праздничному столу, которой опять же будем заниматься мы с мамой? Или, может, разбором елки после окончания праздников? И кто будет ее разбирать? Конечно же я! Мама уже со второго числа на работу выходит, как и большинство сотрудников офиса, которые обедают в столовой, где она работает. А у папы… у папы, как говорится, лапки.
Чем дальше, тем более невыносимым он мне кажется. Мне отвратительно видеть, как он все время лежит или сидит перед телеком, иногда пьет пиво и больше ничего не делает. Даже маленькую какую-то копеечку не приносит в дом. А мама корячится за двоих.
А что потом? Если я не поступлю в уник – а это очень вероятный вариант, если учесть, что я к ЕГЭ готовлюсь без репетиторов, – то придется мне выходить на работу. И что, получается, в нашей семье будут два работающих человека – я и мама? А папа так и будет на халявных харчах сидеть?
В груди что-то тяжело и противно сдавило. Не хочу! Не хочу такой жизни! Я обязательно должна съехать от родаков. Неважно, поступлю я или нет. Общежитие, съемная комната или квартира, да хоть койка в каком-нибудь захудалом хостеле – я готова жить даже в самых спартанских условиях, лишь бы не кормить своего бесполезного отца за свой счет.
Я внезапно осознала, что давно не испытываю к нему любви. Только пренебрежение и отвращение. И раз мама работает, а он – нет, значит, мне придется коротать каникулы где-то не дома. Но где? Русланка со своими уезжает на все каникулы в Таиланд, а больше у меня подруг-то и нет. К парням из секции пинг-понга ходить тусоваться? Ну, можно как-нибудь заглянуть. У нас вроде неплохие отношения. Даже чем-то на дружеские похожи.
Например, можно зайти к Артёму, который как-то предлагал научить меня играть в приставку, а я сказала, что очень хочу, но до посиделок так и не дошло. Или я могу заглянуть к Мирону. Он говорил, что будет все каникулы один дома с маленькими братом и сестрой, поэтому присутствие еще одного человека, который умеет нормально разговаривать, ему не помешает. Не сказала бы, что очень люблю детей, но ради товарища, так уж и быть, готова потусить немного в филиале детского сада.
Еще вроде Женька звал в гости. У него дээр в начале января как раз. И родители, конечно же, вовремя свинтят к родственникам, чтобы освободить квартиру для своего дитятки.
Честно говоря, я скептически отношусь к идее тусовки у Жени, потому что я уже как-то заглядывала к нему и в тот раз все закончилось тем, что одному из участников алко-марафона стало настолько плохо, что потребовалась скорая. Но если выбирать между торчанием в родительской квартире и разглядыванием многочисленных Женькиных знакомых – я выбираю второе.
Там, по крайней мере, можно познакомиться с каким-нибудь мажором. Глядишь, и получится с его помощью выбиться из грязи в князи. Может, связи его семьи помогут мне найти непыльную работу сразу после выпуска, а там, глядишь, и на заочку накоплю. Это дешевле, чем очное. Вот только вопрос, который то и дело гложет меня: какую специальность мне выбрать? Мне давно ничего не интересно настолько, чтобы тратить на это если не всю жизнь, то несколько лет как минимум.
Интересно, как другие отвечают себе на этот вопрос? Ориентируются на тесты по профориентации, которые с нами проводили классе в седьмом приглашенные психологи? Идут, куда родаки скажут? Или идут вслед за друзьями?
Последний вариант мне точно не подходит – Русланка собирается на какой-то гуманитарный факультет, а у меня с гуманитарными науками так себе отношения. Мне нравится четкость, точность, однозначность, а у гумов вечно все очень расплывчато и неоднозначно. Если по успеваемости смотреть, то математика получается у меня, пожалуй, лучше всего. Да и нравится она мне.
Но вот в айти я не хочу. Туда идут все, кому не лень. Да и я бы не сказала, что мне прямо-таки нравится инфа, компы и все, что с ними связано. Хотя это неплохой вариант, боюсь, конкуренция именно в вузы очень большая. А идти в колледж после одиннадцатого че-т не хочется, хоть я и ляпнула матери, что это, возможно, мой вариант.
Мои приятели из секции пинг-понга в основном собираются в технические вузы. Потому что они парни, а парням положено изучать что-то математико-физико-информатическое. В общем, многие идут куда-то туда. А нет, вроде кто-то в мед собирался. Мирон, что ли? Или все-таки Влад?
А вот интересно, как Валентин решил, что хочет стать актером? Он говорил как-то в классе, что едва начал ходить в театралку – сразу понял, что хочет играть на сцене. Но ему сколько лет-то было, когда он начал? Двенадцать? Че там можно решить в двенадцать лет?
Я вот в этом возрасте играла во всякие дворовые игры с соседскими ребятами и девчатами. А потом… на следующее лето все как-то резко закончилось. Как в сказке про потерянное время, которую мы в начальной школе читали: произошло что-то, из-за чего мы все в один момент стали взрослыми. Ну, в нашем случае не внешне, конечно, а в душе.
Так, в мыслях о Валентине и его решении выбрать нетипичную для парня профессию, я шла в школу. Подарок, который должен был преподнести Тайный Санта, буквально обжигал мне спину через рюкзак. Я уложилась в бюджет и даже осталось кое-что, но я очень боялась, что Валентин не оценит моих потуг доставить радость.
Вчера я сделал нечто совершенно мне не свойственное.
Я прогулял школу.
Впервые за все время, что учился в ней.
Сделал я это не столько из-за того, что очень хотел совершить шалость под конец учебы, сколько из-за Инги. После этого абсолютно дебильного розыгрыша, который устроил Сашка Катаев, мне казалось, что Инге не хотелось оставаться там. Обсуждения, шепотки и хихиканье наверняка сопровождали бы ее целый день.
Бедная Инга! Она когда коробочку открыла, так закричала, будто ее резали без наркоза. Как вообще Катаев додумался сделать такое? Еще и на Тайного Санту, когда ждешь пусть и небольшого, но сюрприза. А он только нанес Инге травму.
Так и не дождавшись медсестру, мы с Ингой зашли в общую раздевалку, которая почему-то стояла открытой, забрали наши вещи и ушли. Я написал Маргарите Олеговне сообщение, что Инга упала с лестницы и я ушел проводить ее в травмпункт и домой. О том, что я не собирался возвращаться, я умолчал, но очень надеялся, что Маргарита Олеговна спокойно к этому отнесется. Я же раньше не нарушал школьный устав. Думаю, на первый раз меня простят за самовольный уход.
По пути к автобусной остановке я то и дело поглядывал на Ингу, чтобы убедиться, что она в порядке. Несмотря на то, что мой подарок оказался приятным сюрпризом для нее, Инга все равно выглядела мрачной и грустной. Мне очень хотелось снова ее как-то подбодрить, но я не знал как.
Когда мы пришли на остановку, я спросил:
– Ты же домой сейчас?
– Нет, – глухо ответила Инга. Я округлил глаза:
– А куда?
Она пожала плечами:
– Куда-нибудь. В торговый центр, в соседний район, еще куда-нибудь… Только не домой.
Мне стало очень любопытно, почему Инга не хотела сразу домой поехать. Может, кто-то из родителей там? Как бы я ни старался держать свое любопытство в узде, вопрос вырвался сам собой. Взглянув мне в глаза, Инга подтвердила:
– Да. Отец дома.
– Он будет ругаться, если увидит, что ты не в школе? – уточнил я. Инга кивнула. И тогда я выложил то, что хотел предложить:
– А может, тогда у меня посидим? У меня никого дома нет. Только чай, кофе, печеньки и… тишина. У нас очень тихие соседи.
По глазам Инги, которые радостно расширились, я понял, что это именно то, о чем она мечтала. Правда, вскоре на ее лице появилось смущение.
– Но я… мы же…
– Что? – спросил я. Инга покраснела и выдавила:
– Мы же толком не близки. А ты меня уже в гости зовешь.
– В смысле не близки? – удивился я. – Мне кажется, за десять с половиной лет мы неплохо познакомились.
Инга устало помотала головой:
– Валентин…
– Я понимаю, – сказал я и вдруг аккуратно положил руку ей на плечо. – Тебе кажется, что все слишком быстро продвигается. В смысле… в нашей дружбе. Я прав?
Она кивнула, а я потрепал ее по плечу.
– Может быть. Но мне правда хочется побыть с тобой. По крайней мере, сейчас. Сегодня. Пока не наступит время, когда уроки закончатся и ты сможешь вернуться домой, чтобы не вызвать подозрений у своего папы.
Инга снова подняла на меня взгляд, а я как можно более ободряюще улыбнулся ей. Уголки ее губ тоже дрогнули в улыбке.
– Хорошо, – сдалась она. – Я побуду у тебя до трех. А потом поеду домой.
– Без проблем, – отозвался я, чувствуя накатывающую на меня лавину радости и счастья.
Между нами воцарилось молчание, но я не жаловался. Мне всегда казалось, что Инга не самый разговорчивый человек. Наседать на нее с разговорами, особенно когда она все еще была расстроена, я не хотел.
Но незадолго до того, как пришел нужный автобус, Инга вдруг повернулась ко мне и сказала:
– Спасибо тебе еще раз. Подарок замечательный. И…
Я ощутил, что мое лицо наливается жаром. А когда наши с Ингой взгляды встретились, я вдруг испытал сильнейшее желание поцеловать ее. Прямо здесь, на глазах у других ждущих автобус. Хотя бы в щеку. Но так как я не был уверен, что Инга это одобрит, я не стал лезть. Хотя, если честно, сдерживаться было трудно.
Ехать нам надо было недолго – дольше идти. В один момент я заметил, что Инга замедлилась. Видимо, устала. Но когда я предложил сделать паузу, она отказалась.
Мы пошли дальше, и я осмелился задать вопрос:
– А где ты живешь, кстати? Я слышал, вроде в Даниловском районе, но…
– Именно там и живу, – отозвалась Инга. – Напротив бывшего полиграфического колледжа под номером пятьдесят шесть.
– А-а, круто, – протянул я. – А что, он закрылся?
– Нет, просто название сменил, – мельком улыбнулась Инга. А я подхватил ускользающую нить разговора:
– Тебе далеко ездить, получается.
– Да нормально, – отмахнулась Инга. – Я уже привыкла. А тебе тоже, между прочим, нужно немалый путь проделать.
– Есть такое, – не стал отрицать я. – Но я тоже уже привык.