Лед между нами

Пролог

Элисон

Дождь барабанит по окну, как будто пытается пробиться внутрь, залить комнату ледяной водой и напомнить, что я живу в городе, где солнце появляется реже, чем хорошие новости. Я смотрю на капли, ползущие вниз по стеклу, и не могу заставить себя встать с постели. Не хочу слышать шепот родителей, не хочу снова ощущать пустоту, которая каждый день сидит где-то внутри меня.

Но я все-таки встаю. Потому что надо. Потому что лед ждет.

На кухне пахнет кофе. Горький аромат пробивается в сознание, смешиваясь с тихими голосами за столом. Мама что-то говорит папе, почти шепотом, как будто я не услышу. Я слышу.

— Ему нужно дать время. Мы не будем об этом говорить.

Я замираю у дверного косяка на секунду, но потом заставляю себя шагнуть вперед и сделать вид, что мне все равно. Все равно на их разговоры, на эти секреты, которые они хранят за запертыми дверьми. Я сажусь за стол, беру чашку с кофе и пью большими глотками, обжигая горло. Горечь мне нравится. Она совпадает с моим состоянием.

Молча доедаю овсянку, надвигаю капюшон на голову и выхожу из дома.

На арене шум стоит такой, будто там раздают бесплатные билеты на мировой тур Дуа Липы. Девочки сбились в кучу, визжат, хихикают, толкаются плечами. Я задерживаюсь на пороге и на секунду закрываю глаза, мысленно считая до десяти. Глупо было надеяться на спокойное утро.

София Вальднер стоит в центре этой вакханалии, как королева бала. Она громко смеется и размахивает телефоном, так что экран мелькает перед лицами других фигуристок, как маяк. Я слышу ее голос даже сквозь этот хаос: приторный, звонкий, полный самодовольства.

— Ночные Ястребы вернулись! Представляете?! Их тренировки теперь сразу после наших на том же льду, как раньше!

Фраза разрезает воздух, как нож, и сразу вызывает новую волну визгов. Кто-то толкает подругу в бок, кто-то показывает фото с телефона и мечтательно закатывает глаза.

— А я скучала по ним!!

София смеется:
— Я тоже, особенно по одному красавчику…

Ее глаза блестят, а голос опускается на полтона ниже, будто она рассказывает тайну, которая предназначена только для них.

Смотрю на нее с холодным безразличием. София Вальднер. Конечно, она первой узнала эту новость. Королева школьных коридоров, лидер всех сплетен и главная заноза в моей заднице.

Устало вздыхаю и разворачиваюсь к раздевалке, пока они пищат за моей спиной. Стук моих шагов эхом разносится по пустому коридору. Мне все равно. Я здесь ради тренировок, ради того, чтобы не упасть на предстоящих соревнованиях, ради того, чтобы доказать себе, что я не зря прошла через все это дерьмо.

Хоккеисты? Какая разница. Пусть они хоть живут на этом льду. Это меня не касается.

На льду холодный воздух приятно освежает кожу, но сегодня он почему-то не бодрит, а только раздражает. Я начинаю разминку, скользя по кругу легкими движениями, но мышцы протестуют, как будто я уже несколько часов в зале.

Сосредоточься, Элисон. Это просто плохое утро.

Я заставляю себя ускориться, делать привычные элементы — вращения, выпады, прыжки. Но каждый раз чувствую сопротивление. Будто лед сегодня не хочет меня отпускать. И, конечно, на первом же сложном вращении я теряю баланс. Коньки соскальзывают, и я падаю на бок.

Удар не сильный, но достаточно неприятный, чтобы заставить меня стиснуть зубы. Я ударяю ладонью по льду. Черт!

Слышу, как к борту подъезжает моя подруга — Марианна, блондинка с голубыми глазами и язвительным чувством юмора, которое всегда оказывается кстати.

— Слишком много думаешь, — говорит она, остановившись рядом со мной. — Ты опять накручиваешь себя, да?

— Нет, — вру я и выдыхаю сквозь стиснутые зубы, поднимаясь. — Просто плохой день.

Она скептически хмыкает, но ничего не говорит. Она знает меня достаточно хорошо, чтобы понять: если я сейчас начну жаловаться, то не остановлюсь.

Я снова пробую вращение и заканчиваю его криво, но хотя бы не падаю. Марианна хлопает в ладоши.

— Видишь? Живешь.

— С трудом, — бросаю я, снимая коньки после тренировки.

Когда мы заходим в раздевалку, там уже стоит толпа болтливых фигуристок. И, конечно, София Вальднер в центре внимания. Сидит на скамейке с телефоном в руках, будто трон королевы, а остальные вокруг смеются над ее шутками.

Мы с Марианной обмениваемся взглядами, полными молчаливого взаимопонимания: опять она.

София замечает нас и тут же выдает что-то ядовитое:

— Ой, Элисон, я думала, ты уже сбежала домой после такого позора на льду.

Я спокойно кладу сумку на лавку и поднимаю на нее взгляд.

— Это называется разминка, София. Ты можешь не знать, что это такое. Ты ведь никогда не потеешь а только работаешь ртом.

Марианна не сдерживается и прыскает со смеху.

— Зато я не теряю равновесие каждый раз, когда рядом появляются красивые парни, — язвит она, снова обращаясь ко мне. — Ты же как всегда будешь завидовать, когда я встречусь с кем-нибудь из них.

— Завидовать? Нет. Я мило улыбаюсь. — Но я обязательно запишу это в свой дневник. Возможно, прямо на последней странице.

Марианна кивает с серьезным лицом:

— С красной рамочкой и под заголовком ‘София снова думает, что всех волнует ее личная жизнь’.

Я кусаю губу, сдерживая смешок. София резко встает и выходит из раздевалки, бросив что-то себе под нос.

— Удачи с хоккеистами, — шепчет Марианна ей вслед, прежде чем повернуться ко мне. — Пошли уже домой, пока она не вернулась с новой речью.

Я вздыхаю и киваю, забрасывая сумку на плечо.

Когда мы выходим на улицу, холодный воздух щиплет кожу.

— Ты ведь не из-за нее такая сегодня? — спрашивает Марианна, косо глядя на меня.

— Нет, — отвечаю я быстро, но вру. Потому что все это утро что-то сидит внутри меня и не отпускает. Как будто мир вдруг выбился из привычного ритма, и я просто жду, когда он окончательно рухнет.

Глава 1

Элисон

5 лет назад

Субботнее утро должно было начаться иначе. Я планировала провести день с подругой, потом поужинать с семьей, насладиться простыми моментами. Но вместо запаха свежесваренного кофе и домашнего тепла меня разбудили громкие голоса.

Я проснулась, и напряжение в воздухе было настолько плотным, что казалось, его можно было резать ножом. Они ссорятся. Снова.

Стараясь не шуметь, я натянула толстовку поверх пижамы и медленно вышла из комнаты. Шаги были осторожными, но я все равно чувствовала, как пол скрипит под моими ногами, словно пытается выдать меня. Я остановилась у верхней ступеньки лестницы и замерла.

Отсюда я видела только частично — папа стоял в зале, ровный, как натянутый канат, сложив руки на груди, его лицо было каменным. Мама ходила туда-сюда, как будто ее ноги сами искали способ сбежать от этого разговора.

— Я знала, — ее голос дрожал, но не от страха. В нем слышалась горечь и злость. Та злость, которая накапливается годами и прорывается только в самый неподходящий момент. — Знала, что тогда ты был не в командировке. Черт возьми, я знала это!

Отец смотрел на нее с таким выражением, будто готовился выстоять под шквальным огнем. Но ничего не говорил.

— Это была ошибка, — наконец проговорил он, ровным, механическим тоном.

— Этой ошибке скоро семнадцать лет! — закричала мама, резко развернувшись к нему.

Меня прошибло холодом. Семнадцать лет? О ком они говорят? Что это вообще за разговор?

Моя ладонь вспотела, и я еще сильнее сжала перила, пытаясь заставить себя дышать ровно. Но каждый вдох будто резал грудь изнутри.

— Анет, закрой рот, — тихо, но жестко бросил отец. — Мы говорим о...

— Ты подумал о своей пятнадцатилетней дочери? Подумал, как она это воспримет? — перебила его мама. Ее голос сорвался на шепот, но он прозвучал громче любого крика.

Обо мне? Я замерла, чувствуя, как что-то в груди рвется на части. Мои ноги будто вросли в пол, и я не могла двинуться с места.

Отец вздохнул, провел рукой по волосам и спокойно ответил:

— Да. Они подружатся.

Они? Мое сердце ударило так сильно, что, казалось, я вот-вот свалюсь с лестницы. Они о ком? О какой ошибке? О каком человеке идет речь?

Мама остановилась в центре зала, тяжело дыша, и закрыла лицо руками. Она выглядела так, будто вот-вот сломается, но сдерживала себя, как всегда. Она всегда терпела ради нас. Ради него.

А я просто стояла на лестнице, не в силах пошевелиться. Все внутри меня сжалось в один болезненный комок, который давил на ребра и не давал дышать. Что это за ошибка, из-за которой моя мать хочет кричать? Кто этот человек, который должен стать частью нашей жизни?

Мне хотелось спуститься вниз и потребовать объяснений. Хотелось закричать. Но вместо этого я медленно повернулась и побежала обратно в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Мои руки дрожали, и я прислонилась спиной к двери, пытаясь привести свое дыхание в порядок. Но это не помогло.

Мой мир начал медленно рушиться, и я не знала, как его остановить. Они что-то скрывают. Что-то большое. Что-то, что изменит все.

Сначала я подумала, что речь шла о ребенке. Может, родители решили удочерить или усыновить кого-то? Но почему семнадцатилетнего подростка? Это казалось странным. Слишком странным. В голове мысли перемешивались, и каждая из них была острее предыдущей.

Я услышала, как входная дверь с грохотом захлопнулась, от чего стены дома будто задрожали. Отец ушел. Ушел после того, как оставил маму на грани истерики.

Я выбежала из своей комнаты, перескочила через две ступеньки и понеслась вниз, где увидела ее.

Она сидела за столом на кухне, опустив взгляд на кружку с холодным чаем. Слезы текли по ее щекам, оставляя влажные дорожки на коже, но она даже не пыталась их вытереть. Она сидела так тихо и задумчиво, что у меня заныло сердце. А потом она подняла голову и увидела меня.

Ее лицо мгновенно изменилось. Она торопливо смахнула слезы, но я успела их заметить.

— Я услышала отрывок вашего разговора, — сказала я тихо, подходя ближе и садясь за стол рядом с ней.

Она вздохнула и сжала руки в замок, словно искала в этом жесте опору.

— Элисон, не нужно подслушивать наши разговоры с отцом.

— Я не подслушивала, — отрезала я, чувствуя, как внутри меня поднимается злость. –-Вы разговаривали в зале, а не у отца в кабинете. Я просто спустилась за чашкой кофе.

Она слабо кивнула, но губы поджала в тонкую линию, будто пыталась сдержать что-то.

— И вообще, мне уже не десять лет, мама. Может, начнете вводить меня в курс дела? Почему вы что-то скрываете от меня?

Я сказала это жестко, не сдерживаясь. Меня трясло. Мне было страшно, но злость затмевала все остальное. Я не понимала, что происходит, и это доводило меня до бешенства.

Мама сделала дрожащий вдох, ее плечи вздрогнули, а затем ее взгляд остановился на мне. Слезы снова навернулись на ее глаза, но она торопливо смахнула их, будто стыдилась показать слабость передо мной.

— Элисон... — ее голос был тихим, но он разорвал меня изнутри. — Отец поехал за твоим братом.

Моим кем?

Я застыла на месте, слова не доходили до моего сознания.

— Ч-что? — пробормотала я, чувствуя, как кожа на руках покрывается мурашками. — Так вы усыновили кого-то?

Мама грустно улыбнулась и отвела взгляд в сторону, словно это воспоминание было слишком болезненным, чтобы смотреть мне в глаза.

— Нет, мандаринка, — прошептала она, ее голос был еле слышен, но от него внутри все сжалось еще сильнее.

Мандаринка. Она всегда называла меня так — не потому, что я была сладкой, а потому что у меня были рыжие волосы и характер, который мог ужалить в любой момент.

Но сейчас это прозвище больше не согревало. Сейчас оно било по моему сердцу, как молоток.

— Это сын твоего отца, — произнесла она, и я почувствовала, как воздух вышел из моих легких.

Глава 2

Элисон

Я ждала, пока отец спустится и объяснит мне все. Расскажет свою сторону правды, попробует оправдаться, ответит на те вопросы, которые раздирают меня изнутри. Почему он только сейчас решил рассказать про сына? Почему забрал его именно теперь, когда все могло оставаться этой мерзкой тайной?

Но ответов не было. Только пустая кухня, пустая чашка передо мной и мысли, которые поедали меня заживо.

А он… Эйдан. Какого черта он даже не поздоровался? Кем он себя возомнил? Обычно, когда оказываешься в новом месте, ты стараешься произвести хорошее впечатление, чтобы тебя хотя бы терпели. Но только не он. Эйдан выглядел так, будто ему плевать на все и на всех. Его спокойное, почти ленивое лицо будто говорило: Я здесь, смиритесь.

Я тяжело вздохнула и сжала пальцы в кулак. Может, ему тоже было сложно? Может, я не знаю всей его ситуации? Может, отец вообще никогда не уделял ему внимания? Хотя... черт его знает, где шляется мой отец, если он вообще способен на такую ложь.

Но как бы там ни было, нам придется уживаться в одном доме. И если я хотя бы попробую наладить с ним контакт, это не сделает хуже ни мне, ни ему. В конце концов, он тоже человек. Возможно, даже одинокий.

Я вернулась в свою комнату, но развлечения к сегодняшнему дню так и не нашла. Слышала, как родители спорили внизу, но решила больше не подслушивать. Мне было достаточно того, что я уже знала. Я надела наушники, включила музыку и села рисовать. Лед, коньки, изгибы фигуристок в прыжке — это успокаивало меня.

Часы пролетели незаметно. Когда я сняла наушники, за окном уже стемнело. Родительских голосов больше не было слышно. Либо они поссорились окончательно и не разговаривают, либо уехали мириться.

А Эйдан... я тоже не слышала его. Может, он все это время сидит в своей комнате, голодный и угрюмый? Может, он вообще депрессивный подросток с парочкой социальных проблем? Хотя, если судить по его уверенной походке и тому, как он смотрел на меня внизу, он не выглядел как заучка или социофоб. Но внешность всегда обманчива.

Черт с ним. Если он не выходит — я сама к нему пойду.

Я спустилась на кухню и открыла холодильник. Что он вообще ест? Я не знала, но решила не заморачиваться. Сделала омлет с овощами, нарезала хлеб, положила кекс сбоку. Должно понравиться. Всем нравится.

С тарелкой в руках я поднялась на второй этаж и остановилась перед его дверью. Нервно сглотнула. Слишком тихо. Может, он спит?

Может, просто оставить тарелку и убежать?

Господи, Элисон, ты жалкая.

Я собрала все свое мужество и постучала. Стук получился слишком громким, будто я не стучала, а вбивала дверь в косяк.

Тишина.

Ну все, я ухожу. Он наверняка спит, и я не собираюсь смущаться еще сильнее. Но в тот же момент дверь открылась.

Я замерла. Сердце сорвалось с привычного ритма и начало бешено колотиться.

Он стоял передо мной. В серой футболке, слегка растрепанный, с теми же непроницаемыми карими глазами, которые меня пробивали насквозь. Его взгляд был таким проницательным, что я почувствовала, как мои пальцы едва не разжались, выпуская тарелку.

— Э-это тебе, — я протянула тарелку и попыталась удержать дрожь в руках.

Он медленно опустил взгляд на еду, а потом также медленно вернул его на меня. Поднял одну бровь. Его молчание было хуже, чем если бы он сразу бросил что-то колкое.

— Омлет с овощами? — наконец сказал он, с легким пренебрежением в голосе. — Ты всегда так стараешься для чужих?

Я почувствовала, как внутри вспыхивает раздражение. Но я сдержалась.

— Просто подумала, что ты голодный.

Он усмехнулся — уголки губ слегка приподнялись, но в его взгляде не было ни намека на тепло. Это была насмешка.

— Выглядит… мило. — Пауза. — Как и то, что ты решила мне его принести.

Я сглотнула и почувствовала, как пальцы сильнее сжали тарелку. Дыши, Элисон. Не взрывайся.

— Ты собираешься взять это или как?

Он чуть наклонил голову вбок, словно рассматривая меня под другим углом.

— Сначала расскажи, ты это сама приготовила или кто-то помог?

— Сама, — ответила я резко.

— Понятно, — он снова посмотрел на тарелку, а затем лениво протянул руку и слегка дотронулся до края омлета вилкой. — Остывший. Слишком много масла. И кекс сбоку… — Он снова поднял взгляд. — Ты так часто ешь это, да? Интересно, как ты еще помещаешься в костюм для выступлений.

Его слова ударили так резко, что мне перехватило дыхание.

— Что? — прошептала я, не в силах поверить, что он это сказал.

Он склонил голову чуть ниже, будто собирался сказать что-то интимное, но каждое его слово оказалось ядом.

— Не боишься разжиреть? В следующий раз, когда будешь прыгать на льду, он может просто треснуть.

Моя челюсть опустилась. В голове зазвенело от злости и унижения, но я не могла найти ни одного слова, чтобы ответить.

Он хмыкнул, словно моя реакция его только забавляла.

Визуалы

Эйдан -

Элисон -

Глава 3

Элисон

— Спасибо за заботу, Элиса, — добавил он, намеренно исказив мое имя, — но я как-нибудь сам справлюсь.

И с этими словами он закрыл дверь прямо перед моим носом.

Я стояла в ступоре, словно меня только что огрели по голове. Моя ладонь сжалась на тарелке так сильно, что я думала, она сейчас треснет.

Козел. Просто козел.

— И я Элисон! Понял? ЭЛИСОН! — закричала я в закрытую дверь, но, конечно, ответа не последовало.

Сердце колотилось так сильно, что я еле удерживала себя на ногах. Я развернулась и, тяжело дыша, поспешила вниз на кухню.

Открыла мусорное ведро и, не раздумывая, вывалила туда все содержимое.

— Придурок, — прошипела, чувствуя, как руки дрожат от злости. — Разжиреть, да? Лед может треснуть?

Кекс упал сверху на омлет, и я с остервенением захлопнула крышку ведра.

Как же я могла подумать, что он может быть одиноким или потерянным? Да он просто профессиональный козел с лицензией на мудака.

Я опустилась на стул и уткнулась лбом в ладони. Еще несколько секунд я пыталась успокоить дыхание, но его слова продолжали звучать у меня в голове, как эхо.

Хорошо, Эйдан. Ты меня понял.

Теперь я тоже понимаю, с кем имею дело.

С первого же дня он добился моей ненависти. Самоуверенный придурок. С одной колкой фразой и своим хищным взглядом он превратил попытку быть доброй в откровенное унижение. И ведь это был только первый день.

И знает про фигурное катание. Что еще ему отец рассказал? Что я люблю розовых пони? Что у меня под кроватью спрятаны постеры с Деймоном Сальваторе, о которых знают только моя подруга и кошка? Черт, а вдруг он и это знает?

Неважно. Все неважно. Единственное, что имеет значение сейчас: я больше не собираюсь проявлять вежливость. Нет уж. Думала, он просто стесняется? Может, социофоб? Как бы не так.

Уже на следующий день он свободно разгуливал по дому, будто жил здесь всю жизнь. Я спустилась на кухню в ожидании очередного напряженного утра и, разумеется, наткнулась на него.

Он стоял у плиты, в черной худи и потертых черных джинсах. Эти вещи сидели на нем идеально — так, будто их сшили специально для него. Ужасно, но он выглядел хорошо. Нет, не просто хорошо. Черт, слишком хорошо.

Остановись, Элисон. Он гад. Красивый гад, но все равно гад.

Я на автомате посмотрела на себя: огромная домашняя футболка и белые мягкие штаны. Я явно не готовилась к встрече с богом насмешек, но плевать. Мы не на конкурсе мод.

Подошла ближе, и в нос ударил запах того, что он готовил. Белок. Протеин. Яичница с чем-то непонятным. Типичная спортивная еда. Я скривилась.

Конечно. Хоккеист. Кушай свои белки и мечтай, чтобы лед не провалился под тобой первым. Хотя на вид, казалось что этого недостаточно чтобы наесться. Ну правда, это ведь и едой сложно назвать.

Молча сделала себе кофе. Поставила чашку на стол, откинула волосы за плечо.

— Не боишься потерять вес и не устоять на коньках? — спокойно, но с ехидной улыбкой сказала я, любуясь тем, как его плечи слегка напряглись. — Тогда и шайба в лицо быстро прилетит. А у таких хлипких парней и с реакцией все плохо.

Черт. Хлипкий? А он вообще хлипкий? Я не видела его без футболки. Внезапная картинка того, как он может выглядеть, вспыхнула в моей голове. Широкие плечи. Подтянутое тело. Нет, стоп. Это же мой брат. Что за дебильные мысли.

Я тут же выбросила эти мысли из головы и крепче сжала чашку в руках.

Он обернулся медленно, с той самой ленивой самоуверенностью, которая разжигала во мне ненависть. Его взгляд скользнул вниз по моей домашней футболке с котенком и задержался на секунду дольше, чем следовало.

— А ты в полном обмундировании для войны? — Он усмехнулся, кивнув на мой принт. — Котик явно отражает твой настрой: милый, но бесполезный.

Черт возьми. Я стиснула зубы, но заставила себя улыбнуться.

— В отличие от тебя, котик хотя бы вызывает приятные эмоции.

Он рассмеялся коротко, резко, как будто я сказала что-то невероятно глупое.

— Ты еще вчера пыталась произвести приятное впечатление. Как оно там — вместе с твоим ужином? В мусорке?

Я почувствовала, как внутри все вспыхнуло, но не дала ему увидеть этого.

— Да, я выбросила его. Потому что поняла, что зря старалась накормить того, кто привык питаться собственной токсичностью.

Он шагнул ближе, поставив тарелку на стол, и теперь между нами оставалось всего пару сантиметров.

— Токсичность? — Его голос был тихим, но с опасной ноткой. — Ты не принесла мне еду просто так. Ты ожидала что-то получить взамен. Признай это.

Мое дыхание сбилось на секунду.

— Взамен? — Я приподняла бровь, снова обретая контроль. — Если бы я что-то хотела получить от тебя, это точно был бы не совет о том, как провалиться под лед из-за лишнего веса.

Он усмехнулся и медленно провел языком по внутренней стороне щеки.

Шагнул ближе, и я почувствовала, как жар его тела пробился через ткань моей футболки. Его глаза задержались на моей шее, затем поднялись к глазам, в которых уже светилась победоносная искра. Он наслаждался этим.

Брат! Элисон! Это твой брат!

— Ты могла бы получить гораздо больше, Элисон, если бы не тратила время на то, чтобы злиться. — Он провел пальцами по краю стола, будто дразнил не меня, а само пространство между нами. — Но тебе ведь нравится злость. Она для тебя как кофе с утра, без нее ты не просыпаешься.

Я крепче сжала чашку. Это было слишком близко к правде.

— А ты питаешься самоутверждением за чужой счет, — я заставила свой голос звучать спокойно, даже мягко. — Каждое утро напоминаешь себе, что кто-то может быть хуже тебя. Проблема в том, что таких людей не осталось.

Он коротко хмыкнул, лениво скрестив руки на груди.

— Я не ищу тех, кто хуже, ЭлисА. — Его взгляд медленно прошелся по моей футболке с котенком, и его губы дрогнули в усмешке. — Хотя иногда они сами находятся.

Глава 4

Элисон

Понедельник. Как я ненавижу этот день. Вроде бы начало новой недели, но всегда — как удар в живот. Единственное, что спасало меня сегодня, это то, что уроки пролетели быстро. Настолько быстро, что я почти поверила в существование чуда.

Когда я забежала домой, все было по плану: школьная форма полетела на стул, спортивный костюм — на меня. Волосы в хвост, коньки в сумку, и я уже вылетела за дверь, чтобы сесть в машину. Отец ждал внизу, как обычно, когда у меня тренировка.

Но то, что я увидела внутри машины, заставило меня замереть на месте.

Эйдан.

Саркастичная улыбка на его лице была достаточным доказательством того, что мир решил в очередной раз провернуть против меня заговор.

— Серьезно? — прошептала я сквозь зубы, закрыла дверь так резко, что ее хлопок отдался эхом во дворе, и обошла машину с другой стороны.

Он меня не остановил. Конечно, нет. Он сидел, растянувшись на заднем сиденье, как будто это его личный лимузин. Я плюхнулась на другое место и с силой захлопнула дверь, мечтая о том, чтобы машина разогналась так быстро, что нас двоих просто вышвырнуло бы на дорогу.

— Ты что тут делаешь? — я попыталась сохранить спокойствие, но мой голос все равно дрогнул. — Ты теперь будешь тренироваться на нашей арене?

Он медленно повернул голову, лениво встретил мой взгляд, потом достал из кармана наушники и вставил их в уши.

Не ответил. Только ухмыльнулся, откинулся на сиденье и прикрыл глаза, будто его вообще не касались мои слова.

Отморозок. Чертов отморозок.

Отец, как всегда, вел себя так, будто это была обычная поездка, и решил ответить за Эйдана:

— Да, мандаринка, его приняли в команду. Он будет тренироваться там после вас.

Мандаринка. Опять это дурацкое прозвище. Но сегодня это слово резануло сильнее, чем обычно. Может, потому что рядом сидел он.

Теперь его рожа будет мелькать не только дома, но и на льду. Прекрасно.

Я тяжело вздохнула и отвернулась к окну.

— Почему так рано? — пробормотала, все еще не глядя на них. — Их тренировка ведь намного позже нашей.

Отец посмотрел на меня в зеркало заднего вида, слегка нахмурившись, но все равно ответил мягко:

— Мы еще заедем в одно место.

Не уточнил куда. Я и не стала спрашивать. Какая, к черту, разница?

Мое место на льду было моим убежищем, моим миром. А теперь там будет он. Он, который знал, как выбить меня из равновесия всего одной ухмылкой.

Я закрыла глаза и прижалась лбом к холодному стеклу. Главное — это тренировка. Все остальное я переживу. Я уже пережила худшее, верно?

Но часть меня знала, что я вру сама себе.

Лед холодный и скользкий под моими коньками, но для меня он всегда был живым. Я чувствовала, как он дышит подо мной, будто готов принять любой мой шаг, любое падение. Он — мой лучший союзник и мой самый страшный враг одновременно.

Я сделала первый круг, проверяя равновесие. Плечи расслаблены, руки в нужном положении, дыхание ровное. Но что-то внутри подводило меня. То ли усталость от всего этого дня, то ли чужие слова, все еще жужжащие в голове, как надоедливые мухи.

— Элисон! Больше энергии в заходе на аксель! Ты выглядишь, как будто собираешься умереть посреди вращения! — голос тренера прорезал воздух резким ударом.

Я стиснула зубы и снова взяла разгон. Только не показывай слабость. Никогда.

Двойной аксель. Один поворот. Второй. Посадка жесткая, но устояла. Дыхание сбилось, но я тут же сделала еще один круг, чтобы восстановить ритм.

— Еще раз! — крикнула тренер, хлопая в ладони.

Конечно. Опять. И еще. Пока не начнет жечь мышцы или пока я не свалюсь.

Вдох. Выдох. Разгон. Снова прыжок. Я чувствовала, как пот стекает по спине, как коньки жужжат по льду, но меня это не останавливало.

— Еще раз!

Я приземлилась, споткнувшись на мгновение, но удержалась. Руки дрожали, но я сжала кулаки, чтобы никто этого не заметил. Если я покажу, что устала, то проиграю не только тренеру, но и самой себе.

— Твоя серьезная мина меня пугает, — раздался голос рядом.

Я резко повернулась и увидела Марианну, которая скользила ко мне с привычной ленивой улыбкой. Ее щеки были слегка розовыми от холода, но она выглядела свежей, как будто только что вышла на лед, а не откатала несколько заходов подряд.

— Привет, — я бросила ей короткий взгляд и сделала еще один круг. — Ты пришла поболтать или все-таки работать?

— Не будь такой мрачной. Она поравнялась со мной и скользнула рядом. — Ты как робот сегодня. Все окей?

— Все отлично.

Марианна закатила глаза.

— Тренер выжимает из тебя душу, да?

— А из тебя нет?

Она рассмеялась, но ее смех прервался, когда мы обе заметили Софию у борта. София Вальднер. Девочка с идеальными волосами, идеальными коньками и идеально фальшивой улыбкой. Мы ненавидели друг друга с первого дня.

— Элисон, ты не падаешь сегодня? — крикнула она, даже не утруждая себя сдерживать насмешку. Ее подруги захихикали.

Внутри все сжалось, но я не показала этого. Я привыкла к ее колкостям. Каждый раз одно и то же.

— Не сегодня, — коротко бросила я, проходя мимо нее.

— Жаль. Я бы хотела посмотреть, как лед липнет к твоей заднице.

Марианна сжала мою руку:

— Не ведись.

— Не собираюсь, — я стиснула зубы и сделала резкий поворот, возвращаясь к центру арены.

Вдох. Одинарные и двойные тройки, тулуп, сальхов. Я чувствовала, как ноги горят от напряжения, но эта боль была единственным, что могло заглушить ярость внутри меня.

Тренер отвлеклась на чей-то вопрос у борта, и я осталась на льду одна. Лучше так. Никаких криков, никаких команд. Только я, ледяное поле и собственное дыхание. Последний аксель на сегодня, Элисон. Соберись.

Я разогналась, чувствуя, как лед под коньками становится гладкой дорожкой. Вдох, один толчок, второй — тело взлетело в воздух, мышцы напряглись, и вот он, долгожданный момент, пол-оборота в воздухе. Все шло идеально, пока внезапное, резкое движение справа не врезалось в меня, словно молния.

Визуалы

Визуалы -

Глава 5

Элисон

— Вы с ним знакомы? — Марианна осторожно кивнула в сторону хоккеистов, стоявших у борта.

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь загнать бурю обратно внутрь себя. Знакомы ли мы? Черт бы побрал это знакомство.

Когда я снова открыла глаза, ее взгляд был прикован ко мне, полный ожидания, как будто она уже знала ответ, но ждала подтверждения.

— Н-нет, — неуверенно выдохнула я, пытаясь не выдать, как сильно дрожит голос. Я отвернулась, но мои глаза все равно проскользнули за ее спину туда, где девочки сбились кучкой у борта, смотрели на них, перешептывались, хихикали. И среди них он. Эйдан. Самоуверенный, наглый, и этот чертов взгляд, который будто прожигает насквозь.

Марианна нахмурилась и сложила руки на груди, явно не удовлетворенная моим ответом.

— Он назвал тебя мандаринкой, Элисон. Так тебя называют только родители. Ты даже мне не разрешаешь так тебя звать.

Ее слова резанули по сердцу. Я знала, что она права. Это слово было чем-то личным, моим, семейным. Слишком интимным, чтобы его произносил кто-то вроде него.

Черт, он ведь сделал это специально. Он знал, что ударит больно.

— Я ему тоже не позволяла! — сорвалось с моих губ с таким отчаянием, что в груди все вспыхнуло заново. Я сжала кулаки, почувствовав, как ногти вонзаются в ладони. — Этот человек — сплошная наглость!

Марианна ухмыльнулась, и от ее взгляда меня бросило в жар. Она раскусила меня быстрее, чем я смогла найти оправдание.

— Ладно, — сказала она весело, делая шаг назад, чтобы дать мне немного пространства. — Не здесь.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с внутренней дрожью. Только Марианне я могла рассказать все. С детства мы были неразлучны: вместе учились делать первый шаг на льду, падали, поднимались и снова шли вперед. Она знала меня лучше, чем кто-либо.

Она кивнула мне, и ее добрый взгляд чуть смягчил напряжение внутри. Я всегда знала, что она выслушает меня, как бы паршиво я себя ни чувствовала.

Но сейчас в голове звенело только одно слово. Мандаринка.

Почему он использовал его? Почему я позволила ему так глубоко проникнуть в мою голову всего за несколько слов?

— Идем, — тихо сказала я, пытаясь взять себя в руки. Потому что если я не расскажу ей это сейчас, я просто взорвусь.

Кафе было небольшим, уютным и теплым, но это тепло не могло растопить лед внутри меня. Я обхватила чашку руками, наблюдая, как пар медленно поднимается вверх, пытаясь найти в этом зрелище хоть каплю спокойствия. Но все внутри било током.

— БРАТ? — Марианна резко поставила чашку на стол, и звук отозвался гулким ударом в моих висках.

Я вздрогнула и посмотрела на нее, но она уже оборачивалась по сторонам, осознав, что сказала это слишком громко.

— Да, — тихо подтвердила я, отводя взгляд. — Сын отца.

Слова отдавались в голове болезненным эхом. Я все еще не привыкла говорить это вслух. Слишком странно.

Марианна тяжело вздохнула и откинулась на спинку стула.

— Можно я пошучу? — спросила она с серьезностью хирурга перед операцией.

Я подняла на нее растерянный взгляд.

— Ну.

Она наклонилась ближе и, едва сдерживая смех, выпалила:

— Возможно, вы с Софией станете семьей в будущем.

— Что? — я резко выпрямилась, и кофе в чашке едва не выплеснулся на стол.

Марианна прикрыла рот рукой, но ее плечи подрагивали от подавленного смеха.

— Ты что, не видела, как она смотрела на него? Ей явно приглянулся твой братец.

Это слово — братец — звучало как издевка. Оно давило на меня, заставляя чувствовать что-то мерзкое внутри.

— Это не значит, что она понравилась ему, — холодно бросила я, стиснув зубы так сильно, что скулы заболели.

Марианна прищурилась и наклонилась ко мне, словно намеренно проверяя мою реакцию.

— Ты что... ревнуешь?

Мое тело напряглось, как натянутая струна. Пальцы сжали чашку так сильно, что керамика едва не треснула.

— Ревную?! Не начинай, — прошипела я, испепеляя ее взглядом.

— Элисон, это нормально, — упрямо продолжила она, игнорируя предупреждение в моем голосе.

— Я не хочу это обсуждать, — резко сказала я, но голос все равно дрогнул.

Марианна замолчала, но ее взгляд не отпускал меня. Я почувствовала, как злость накатывает волнами, смешиваясь с чем-то еще, более опасным.

Какого черта? Почему это вообще меня волнует? Почему я чувствую это тупое раздражение каждый раз, когда слышу его имя? Или вижу ее?

София. Она бесила меня так сильно, что хотелось кричать. Бесила своей ухмылкой, своим напускным совершенством, своим умением притворяться.

А он… Он бесил еще сильнее. Своей уверенностью, этой проклятой ухмылкой, своим наглым взглядом, который прожигал меня насквозь.

— Это их дело. Пусть делают, что хотят, — сказала я, но даже сама почувствовала, насколько это было неискренне.

Марианна покачала головой и снова взялась за свою чашку, но я видела, что она не поверила ни единому моему слову.

Фонари тускло освещали улицу, а я чувствовала, как холод снаружи пробирается внутрь меня.

Как только я зашла в дом, тишина взорвалась. Громкие голоса доносились с кухни, и я замерла в коридоре, не решаясь сразу подойти ближе. Но эти слова резали уши.

— Но тебе придется привыкнуть! Он часть нашей семьи, Анет! — голос отца был грубым, срывающимся на крик.

Опять. Опять ссоры. Опять крики.

Я подошла ближе, заглянула в кухню. Отец стоял с напряженным лицом, его руки сжаты в кулаки, как будто он едва сдерживался. Мама нервно ходила кругами, лицо белое, будто ей физически больно находиться здесь. И между ними — Эйдан.

Он выглядел так же уверенно, как всегда, но в глазах что-то горело. Злость. Ненависть. Отвращение.

— Я больше не могу это терпеть! — выкрикнул отец и резко выбежал из кухни, направляясь в свой кабинет, захлопнув дверь так громко, что дом вздрогнул.

Глава 6

Элисон

Я захлопнула дверь с такой силой, что грохот, казалось, отозвался по всему дому. Грудь сдавило, воздух не хотел доходить до легких. Я почти споткнулась, добежав до кровати, и упала на нее, свернувшись калачиком. Обняв колени, прижала их к груди и уткнулась лицом в мягкую ткань.

Слезы текли без остановки. Я ненавидела их. Ненавидела свою слабость, ненавидела себя за то, что его слова могли пробить меня так глубоко. Это было, как нож в сердце — медленно и болезненно.

Я не знаю, о чем они говорили на кухне. Не знаю, что именно мама сказала ему, но он сорвался, и все, что накопилось в нем за эти дни, он выплеснул на меня.

И, черт возьми, это было неприятно.

Особенно та часть о Софии. Увереннее, с высокой самооценкой — ну да, куда мне до нее? София ходит, будто весь мир лежит у ее ног, а я… я всегда чувствовала себя тенью, фоном, никем. И теперь он сказал это вслух.

Чертов мудак.

Я провела ладонью по щекам, стирая слезы, но они текли с новой силой. В его словах было что-то правдивое. Я ненавидела себя за это, но он попал точно в цель. Не во всем, но в достаточно важном. Я и правда пыталась наладить все в этом доме. Пыталась быть хорошей дочерью, хорошей спортсменкой, просто… хорошей. Но ничего не менялось.

И он прав: в итоге я опять сбежала в свою комнату и разревелась.

— Черт, — прошептала я себе под нос и с яростью вытерла щеки ладонями. Я ненавидела его. Он бил по самым слабым местам, как будто специально искал их с самого первого дня, как только переступил порог нашего дома.

Почему нельзя жить спокойно?

Я зажмурилась, вцепившись пальцами в постельное покрывало. Перед глазами всплыли его слова: Ты фоновая фигура. Парни не смотрят на таких, как ты.

— Неправда, — шепнула я дрожащим голосом, но даже я не верила собственным словам.

Я подняла голову и посмотрела в зеркало напротив. Глаза красные, лицо мокрое от слез. Я выглядела именно так, как он и ожидал: сломанная, слабая.

Но это не продлится долго. Моя злость на него горела ярче боли.

Я медленно встала с кровати и вытерла лицо. Плевать на него. Плевать на Софию.

— Ну поехали! Будет весело! — взвизгнула Марианна в трубку, ее голос звучал так бодро, что мне захотелось прибить ее даже через телефон.

Я еще не успела толком открыть глаза. Боже, люди с утра — это худшее наказание.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сонно проговорила я, притягивая одеяло ближе, как будто оно могло меня спасти от ее энергии.

— Всемирный день хоккея, Элисон! — ее радость просто сочилась через телефон.

Я резко распахнула глаза и села на кровати, чувствуя, как нервное раздражение поднимается откуда-то из глубины желудка.

— И зачем нам появляться на этом празднике?! — резко спросила я, сжимая трубку так, будто это она виновата в существовании этого дня.

— Потому что будет весело! Там будут девчонки из нашей группы, — ответила она, будто это был самый очевидный аргумент на свете.

Я провела ладонью по лицу, пытаясь привести себя в чувство. Всемирный день хоккея. Это точно праздник? Для меня это звучало как личный ад на льду. Я ненавидела хоккей. И ненавидела хоккеистов. Точнее, одного конкретного хоккеиста, чье имя заставляло мои внутренности скручиваться в узел.

— Марианна, я серьезно.

— Я жду тебя через час в парке. Все будут там, — быстро перебила она, и я услышала короткие гудки.

Она сбросила. Классно меня поставили перед фактом. Просто прекрасно.

Я опустилась обратно на подушку и уставилась в потолок. Серьезно, Всемирный день хоккея?! Зачем кому-то праздновать этот вид спорта, который у меня ассоциируется исключительно с травмами — физическими и эмоциональными?

Я стояла у входа в парк, и первые лучи солнца слегка грели мою кожу. Синие шорты удобно облегали ноги, а белая майка ощущалась прохладной и легкой, будто напоминала мне дышать ровно. Рыжие волосы были распущены, и легкий ветер играл с ними так, будто хотел добавить мне уюта, которого я явно сегодня не ощущала.

Передо мной развернулся хаос: люди толпились у прилавков с сахарной ватой и мороженым, смеялись, фотографировались. Парни в курточках с номерами хоккейной команды ходили по парку, их уверенность была видна за километр. А рядом с ними девчонки из группы фигурного катания. Кто-то уже успел облепить хоккеистов, флиртовали, хихикали. Это был мир, от которого я хотела сбежать.

Но мои глаза сразу выцепили знакомую фигуру — Марианна стояла у прилавка с мороженым, в коротком зеленом сарафане, сияющая, как будто это был лучший день ее жизни.

— Я уже собралась ехать вытаскивать тебя из дома, — сказала она вместо приветствия, заметив меня.

— Я решила развеяться, — ответила я, пожав плечами.

Она улыбнулась, но мой взгляд уже скользнул в сторону группы парней. Трое. И один из них — Эйдан. В черной куртке с номером одинадцать, слегка взъерошенные темные волосы. Он был сосредоточен на разговоре с кем-то, но затем повернул голову и поймал мой взгляд.

Черт. Я резко отвернулась, будто его взгляд был током, который меня обжег. В груди все сжалось, а пальцы непроизвольно стиснули ремешок сумки.

— А можешь хотя бы сегодня расслабиться? — Марианна посмотрела на меня серьезно, с легким укором. — Просто выдохнуть?

Я вдохнула через нос и резко выдохнула, пытаясь сбросить это напряжение, но Эйдан все равно был где-то позади, как заноза под кожей.

— Так пойдет? — натянуто улыбнулась я.

Она рассмеялась.

— Да, но постарайся не убивать никого своим взглядом.

Мы пошли в сторону прилавка с сахарной ватой. Я выбрала синюю, она — розовую. Сладость таяла во рту, но даже она не могла заглушить этот липкий осадок внутри.

Мы остановились у зоны с играми. Ведущий громко объявлял правила, показывая дротики и доску с мишенями. Мы переглянулись с Марианной и одновременно кивнули.

— Ставлю пять долларов, что ты промажешь, — сказала она, сжав в кулаке дротик.

Глава 7

Эйдан

Мир рухнул за один день. Как гребаный карточный домик — внезапно, без предупреждения, быстро и жестоко. Все, что я знал, все, что считал своим, разлетелось в разные стороны, как пепел на ветру.

Мама умерла.

Эти слова до сих пор горели в груди, как кислота. Меня тошнило от них. Я мог повторять их про себя тысячу раз и все равно не верил. Я до последнего думал, что это какая-то ошибка, что вот-вот раздастся телефонный звонок, и я услышу ее голос, привычно говорящий: Эйдан, не забудь поесть. И не смей напиваться! Но этого звонка больше никогда не будет.

В голове все еще звучали отголоски похорон: траурные речи, ненавистное слово соболезнования, будто его можно засунуть в рану и она перестанет болеть. Нет, не перестанет. Это слово только раздирало ее сильнее. Шорох земли по крышке гроба… Этот звук я, кажется, запомню навсегда.

Меня рвало изнутри. И это была не метафора — физически, по-настоящему рвало. Боль перекрывала горло, мешала дышать. Я мог бы все разнести к чертям — разбить зеркало, швырнуть телефон в стену, прокричаться до хрипоты. Но это не вернет ее. Ничто ее не вернет.

Я потерял не только маму — я потерял весь свой мир. Все, что связывало меня с домом, безопасностью, пониманием, ушло в гроб вместе с ней.

И как будто этого мало, я оказался в доме отца.

Отец. Мужчина, который был мне одновременно знаком и чужд. Мое лицо и его лицо имели общие черты, но, глядя на него, я не чувствовал ничего, кроме злости. Злости на то, что он не был там, когда мне это было нужно. Мама тянула меня одна. Я болел — она сидела у кровати. Я срался в школе с одноклассниками — она учила меня давать сдачи. А он? Где был он? Трахал свою жену и строил карьеру.

И вот я здесь. В доме мужчины, которого мне следовало бы называть папой, но я не мог выговорить это слово без отвращения.

Жена отца — Анет. Ледяная, холодная, как зимняя вьюга. Она не хотела меня здесь. Мне хватило одного ее взгляда, чтобы понять это. Полные презрения губы, слегка поджатые в тонкой линии. Она даже не пыталась это скрыть. Ее ненависть ко мне была почти осязаема.

Я сын любовницы.

— Добро пожаловать домой, — едва ли не прошипела она, когда я переступил порог. Тон ее голоса резал слух.

Домой?
Черт бы его побрал. Какой, нахрен, домой? Это место — чужое. Я знал о нем только из маминых рассказов, но сам никогда здесь не был. Отец видел меня пару раз за всю мою жизнь, и каждый раз это была формальность: день рождения, редкие телефонные звонки раз в год.

Он не приезжал потому, что не мог. Он не приезжал, потому что не хотел.

Может, он вообще забыл о моем существовании, пока моя мать не умерла и мне не понадобился новый адрес. Просто мусорная куча из ненужных обязательств. Вот как я себя чувствовал.

Они ждали меня на пороге не потому, что были счастливы видеть меня. Они ждали, потому что так надо. Как будто выполняли роль из какого-то тупого сценария: О, сын любовницы приехал, пора сделать лицо потеплее и нацепить дерьмовую улыбку.

— Ты, наверное, устал с дороги, — сказал отец, пытаясь заговорить со мной. Голос ровный, холодный, будто он тоже не знал, как это должно звучать.
Я сдержался, чтобы не послать его к черту прямо сейчас.

Я прошел мимо, таща чемодан в коридор. Внутри все кипело. Хотелось накричать на них обоих. На него — за то, что он играл в заботливого папочку, когда ему это было удобно. На Анет — за ее еле скрываемое отвращение. На весь этот дом, который вонял чужим присутствием.

Анет смотрела на меня так, будто я был пятном на ее идеально белом ковре. Темным пятном, которое никакая гребаная химчистка не могла бы вывести. Ее губы были сжаты в тонкую линию, глаза — холодные, как лед, а осанка — такая прямая, что казалось, ее позвоночник был сделан из железа.

Она меня не приняла. Это было очевидно с первого взгляда. Я видел это в ее прищуре, в каждом еле заметном движении плеч. Ей было некомфортно от одного моего присутствия. И знаете что? Мне тоже было некомфортно. С каждым взглядом ее презрения внутри меня все сильнее закипал гнев.

Но мне и не нужно было ее признание. Мне вообще никто из них был не нужен. Да пошли они к черту. Пусть дальше строят свой маленький мирок с идеальной семьей, где у каждого есть своя роль. Только мне роль не дали. Я здесь был лишним.

Но хуже всего была она.

Рыжая фигуристка. Гребаная проблема номер один. Искра, мать ее. Мандаринка, как они там ее называют. Да хоть апельсинка с гребаной взрывчаткой внутри, мне плевать. Или я пытался себя в этом убедить.

Она раздражала меня своим характером. Своей вспыльчивостью. Своей способностью вспыхивать на любой колкий комментарий, как будто я только зажег зажигалку рядом с бензином. Ты ей скажешь что-то саркастичное — и все, готово. Глаза начинают метать молнии, руки сжимаются в кулаки, а лицо краснеет так, что можно было бы подумать, она сейчас сгорит к черту.

Иногда это было забавно. Иногда это было даже приятно.
Но чаще — нет.

Она была слишком близко. Всегда. Дома — мелькала перед глазами в своем дурацком домашнем халате или огромной футболке, которая едва прикрывала ее бедра. Я не должен был этого замечать, но замечал. На тренировках — то же самое. В обтягивающих костюмах, с волосами, собранными в небрежный пучок, когда несколько прядей свисают на лицо, и ей приходится их сдувать. Меня это бесило. Бесило то, что мой взгляд цеплялся за каждую мелочь.

Это была пытка. Чистая, мать ее, пытка. Я злился на нее. Злился на отца. Злился на мать. На этот дом. На гребаный весь мир. Но сильнее всего я злился на самого себя.

Почему я смотрю на нее? Почему мой взгляд задерживается на ее рыжих волосах, на тонких запястьях, на этих дурацких веснушках, которые разбросаны по ее носу и скулам, как чертовы созвездия? Почему я замечаю, как ее тело изгибается, когда она отрабатывает прыжки на льду? Почему я вижу ее хрупкость и хочу либо сломать ее, либо защитить?

Глава 8

Но от этого стало только хуже.

Я напрягся сильнее, чем если бы она начала кричать. Кричи на меня, мать твою. Скажи что-нибудь, чтобы я мог разозлиться и отмахнуться от тебя. Сделай так, чтобы я снова мог тебя ненавидеть.

Но нет. Сегодня она решила меня добить.

Я глубоко вдохнул и развернулся к ней с кружкой в руке.

Она стояла босиком, в мягкой домашней футболке, которая выглядела на пару размеров больше, чем должна быть, и с рыжими спутанными волосами. Как будто только что поднялась с кровати и решила добить меня этим видом.

Глаза. Эти гребаные зеленые глаза метались по моему лицу, как будто она искала что-то. Как будто пыталась понять, что не так.

— Спасибо.

Простое слово. Семь букв. Но почему оно прозвучало так, будто кто-то ударил меня под дых?

Я поднял взгляд. Она стояла напротив, босая, в мягкой домашней футболке, которую я пытался не разглядывать слишком внимательно. Черт, Райли. Не сейчас.

— За что? — мой голос прозвучал спокойно, но внутри все уже бурлило.

Она сглотнула, закусила губу, и мне захотелось сорваться. Не делай этого. Не кусай свою гребаную губу.

— Спасибо, что заступился за меня вчера, — ее голос был тихим, будто она боялась, что я сейчас взорвусь. Но я не взорвался. Я замер.

Мои пальцы обхватили кружку крепче, чем нужно, и я почувствовал, как горячая керамика прожигает мне ладонь.

— Мне жаль, что ты пострадал.

Она не отводила взгляд. Глаза были полными... чем? Заботой? Сожалением? Я хотел закричать, чтобы она перестала смотреть на меня так. Не надо мне твоей жалости.

Я перевел взгляд на кружку. Сука. Почему от ее слов мне было хуже, чем от любого удара того придурка вчера?

Она должна была оставить это все в прошлом. Должна была игнорировать меня, как всегда. Но нет. Сегодня она решила добить.

— Ты не должна переживать за меня, — наконец выдавил я, но сам себе не поверил.

— Эйдан...

Черт. Это прозвучало так, будто я для нее не просто Эйдан. Будто за этим именем скрывалось что-то большее, что она боялась сказать вслух.

Просто огрызнись, мудак. Скажи что-то колкое и уйди. Поставь ее на место, как ты всегда делаешь.

Но я не мог. Не сейчас.

Она сделала еще шаг ближе, и я почувствовал легкий запах ее шампуня. Ваниль с чем-то цветочным. Сладко до приторности.

Я сделал глоток чая, чтобы занять рот чем угодно, лишь бы не сказать лишнего.

— Пожалуйста, Искра, — произнес я тихо, слишком мягко для себя. Словно просил ее остановиться, замолчать, уйти, пока я еще держу себя в руках.

Она моргнула, как будто не ожидала услышать это слово, и слегка кивнула. Легко. Растерянно.

Я развернулся и направился к своей комнате, не дожидаясь ее ответа. Каждый шаг отдавался в груди тяжестью.

Что за дерьмо? Почему это был наш первый нормальный разговор без перепалок, а я чувствовал себя так, будто проиграл войну?

Я захлопнул дверь своей комнаты и прислонился к ней спиной. Сжал кулаки до боли в костяшках, но это не помогло.

Ее взгляд продолжал жечь меня изнутри. Она - Искра.

Ты моя проблема, Райли. Чертова проблема, которую я не могу решить.

Мы ужинали вместе. Без криков, без сарказма, без тех вечных уколов, которыми мы привыкли обмениваться. Она сидела напротив меня — в своей дурацкой футболке, с растрепанными рыжими волосами, которые постоянно падали ей на лицо. И каждый раз, когда она заправляла прядь за ухо, мне приходилось отворачиваться.

Не смотри на нее, блядь. Не сегодня.

Райли молча передавала соус, когда я протягивал руку. Мы не касались друг друга, но все равно казалось, что ее тепло сквозит сквозь мою кожу.

Странное спокойствие. Напряженное. Будто это затишье перед бурей.

Но это продлилось недолго.

— Эйдан, мне нужно поговорить с тобой. В кабинете, — отец зашел в столовую, бросив это так, словно я не имел права отказать.

Я поставил вилку на тарелку чуть громче, чем хотел. В голове уже вспыхнули проклятия, но я сдержал их, поднявшись из-за стола. Спокойствие, которое я выстраивал весь день, рухнуло.

Чертово дерьмо. Опять эти разговоры.

Кабинет отца всегда был давящей комнатой. Массивный стол, темные стены, тусклый свет. Все здесь кричало о его власти, его уверенности в том, что его слово — это закон.

Он сидел за столом с переплетенными пальцами и смотрел на меня так, будто взвешивал каждое свое слово. Я остался стоять у дверей. Если бы я сел напротив, это было бы признанием поражения.

— Мы особо не говорили об этом, — начал он, и я сразу напрягся. Этот его тон — осторожный, с паузами между словами, чтобы не ляпнуть что-то лишнее. Я ненавидел этот тон.

— Я просто выдернул тебя из твоей жизни, не дав времени привыкнуть.

Мое сердце стучало медленно и глухо, как отбойный молоток вдалеке. Это звучало как извинение, но я не купился. В его голосе не было сожаления — только тяжесть. Как будто он говорил о каком-то списке дел, а я был пунктом номер три: починить сына.

— Я хотел помочь, — продолжил он, глядя в сторону, но не на меня. — Но, как понял, сделал только хуже.

Серьезно? Вот так? На этом все заканчивается?

Я сжал зубы так сильно, что они затрещали. Моя челюсть сводила болью, но я не мог отпустить. Он даже не смотрел мне в глаза.

— Что происходит? — мои слова прозвучали медленно, угрожающе.

Отец тяжело вздохнул и поднял взгляд на меня. И в его глазах я увидел то, что разрывало все нахрен.

Сочувствие. Подачка.

Ебаное сочувствие, от которого меня сейчас разорвет.

— Ты вернешься домой.

Эти три слова упали, как молот на наковальню. В воздухе, пропитанном запахом дерева и пыли от книжных полок, все вдруг стало душным и тяжелым. Я замер.

— Что? — Мой голос прозвучал хрипло, почти сорвано.

Отец выдохнул и посмотрел на меня уже спокойнее, будто все заранее продумал. Конечно, он все продумал. Это ведь его жизнь, его планы.

Глава 9

Элисон

Два года спустя

Кухня бурлила жизнью. Запахи корицы, ванили и свежего теста кружились в воздухе, заполняя каждый уголок дома теплом. Я смеялась, едва успевая подхватывать миски, полотенца и ускользающие из рук овощи.

— Элисон, следи за тестом! — Мама обернулась ко мне с протвинем в руках, ее лицо раскраснелось от жара духовки, а на щеке была мука.

— Ты говоришь, будто я уже все испортила, — ухмыльнулась я, ловко откидывая в сторону лишний локон рыжих волос, который падал на лицо.

— Ну, ты близка к этому! — вставила Марианна с ложкой в руках, пытаясь пробовать все подряд, пока мы не видим.

Я метнула в нее взгляд.

— Не смей есть это, пока не будет готово!

Она рассмеялась, но все равно сунула ложку в рот и быстро проглотила кусочек крема.

— Черт, Элисон, это слишком вкусно. Ты уверена, что хочешь делиться с гостями?

Моя грудь наполнилась этим теплым ощущением счастья. Я повернулась к столу и начала нарезать клубнику для десерта, чувствуя, как каждое движение придает мне странное спокойствие. Словно этот момент — хрупкий, но бесценный, и я хочу его запомнить навсегда.

— Мам, а где свечи? — спросила я, оглядываясь вокруг, когда увидела пустую коробку на столе.

Она хмыкнула и смахнула крошки со стола.

—У меня ведь не железная память, Элисон.

— Не то что у тебя железное терпение, — пробормотала Марианна, но достаточно громко, чтобы мы услышали.

— Эй, я все слышала! — Мама кинула в нее кухонное полотенце, и я чуть не упала со смеху, когда оно попало прямо в ее плечо.

Казалось бы, обычный день. Обычная готовка. Но внутри у меня был комок эмоций.

Мне исполняется восемнадцать. Я должна чувствовать себя взрослой, но почему-то этот возраст казался мне пустым. Будто я ожидала, что что-то произойдет.

— О чем задумалась? — Марианна приблизилась ко мне, стукнув меня плечом, от чего я чуть не уронила нож.

— Просто думаю, что время летит слишком быстро.

Она прищурилась.

— Ты говоришь так, будто тебе уже пятьдесят.

Я улыбнулась, но это была та улыбка, которая больше для других, чем для себя.

Марианна вернулась с улицы, держа в руках горшок с крошечными белыми цветами.

— Что это за странность? — я прищурилась, глядя на нее.

— Кто-то оставил на крыльце. Возможно, тебе. День рождения все-таки, — она улыбнулась и поставила горшок на стол, небрежно струсив с руки землю.

Я наклонилась, чтобы рассмотреть цветы поближе. Их тонкие лепестки казались слишком хрупкими. Не люблю подарки, которые требуют ухода. Это лишнее обязательство.

— Ты уверена, что это для меня, а не для мамы?

— А кто еще из нас сегодня получает поздравления с цифрой восемнадцать? — Марианна подняла бровь и схватила со стола клубнику, сунув в рот.

— Если это от кого-то из наших, лучше бы положили шоколад, — пробормотала я, вставая и вытирая руки о фартук. — Цветы? В горшке? Очень практично.

— Будешь за ними ухаживать, — поддразнила она. — Как за отношениями.

— Тогда они умрут через неделю, — я коротко усмехнулась и открыла холодильник за напитками.

Мама хмыкнула, бросая свежий пучок зелени в салатницу:

— Отношения живут не дольше растений, если не поливать их заботой, мандаринка.

— Философия от мамы, — засмеялась Марианна и бросила в меня клубнику, которая пролетела мимо и упала на пол.

Я подняла ее и бросила обратно в Марианну, целясь прямо в лоб.

Мы так смеялись, что живот сводило. Все казалось идеальным. Безмятежным. Как будто этот день мог длиться вечно.

Но в тот момент, когда я пошла за стаканами, в дверь громко постучали.

— Я открою! — крикнула я, оставив все на столе и бегом направляясь к входной двери.

Я натянула привычную улыбку, словно надеялась, что за дверью будет кто-то из гостей с нелепым подарком или очередной сосед, но стоило открыть ее, как все внутри перевернулось. Моя улыбка мгновенно испарилась, будто ее стерли влажной тряпкой.

Эйдан.

Он стоял там, на пороге, опираясь на дверной косяк, чуть прищурив карие глаза. Волосы слегка взъерошены, будто только что снял шлем или проехал пальцами по прядям. Черная футболка подчеркивала широкие плечи, которые за эти два года стали еще шире, мощнее. Он не просто вернулся — он вырос. Стал кем-то другим. Черт, я даже слышала, как мой пульс оглушительно бьется в ушах.

Я не знала, что делать с этим.

— Привет, Искра, — его голос был хриплым, низким, и я почувствовала, как воздух вокруг меня резко стал тяжелым.

Искра.

Почему он здесь?

Я судорожно вздохнула, словно этот простой звук выбил из меня весь запас кислорода. Все, что я могла делать, — стоять и смотреть на него, а мой мозг, словно по команде, открыл все те коробки с воспоминаниями, которые я пыталась закопать.

Тот чертов день, когда он уехал.

Мы тогда почти не ссорились. Не то чтобы мы внезапно стали друзьями или что-то в этом роде, но в доме наконец перестало пахнуть войной. Мы обменивались короткими нейтральными фразами: что-то о тренировках, о продуктах. Все казалось простым и даже нормальным.

И я, идиотка, подумала, что мы сможем это сохранить.

Но потом он сказал: Я уезжаю.

Слова звенели в ушах, как пощечина, от которой хочется закусить губу, чтобы не сорваться на крик. Он говорил что-то про будущее, тренировки заграницей, карьеру. Я тогда не услышала ничего, кроме одного: он уходит.
Просто встал и ушел, даже не оглянувшись.

И что я сделала? Я пыталась поддерживать с ним связь. Он ведь мой брат, как ни крути. Мне казалось, что так правильно. После его отъезда я нашла его номер в телефоне отца и отправляла ему короткие сообщения. Мемы. Вопросы типа: Как дела? Нравится в команде? Живой там? Это были простые вещи, но я думала, что они значат достаточно.

Глава 10

Элисон

Почему он себя так ведет?
Дерзкая улыбка, цветы в руках, словно это часть какого-то спектакля, где он играет главную роль. Уж лучше бы отправил мне стикер в виде цветка, когда я писала ему. Хоть что-то. Но нет.

Потому что я пыталась держаться за это. За наши дурацкие связи, которые, казалось, были тоньше паутины. Потому что он мой брат. Да, черт возьми, мой брат, и раз уж он не мог написать мне первым, то я делала это сама. Писала, отправляла мемы, спрашивала про его чертовы тренировки, просто хотела поддерживать связь.

А он? Игнорировал.
Читал сообщения и ничего. Будто я надоедливая муха, которую даже прихлопнуть лень.
Назойливая сестра никак не может отстать. В жизни выносила мозг, теперь в интернете. Козел.

Даже вспоминать не хочу, как унижалась, отправляя сообщения, пытаясь поддержать этот треклятый контакт. А он молчал. Ему было весело. У него все было хорошо.

Я направилась к себе в комнату.

Сняв футболку, я накинула на себя легкое черное платье на тонких бретельках. Платье, которое идеально сидело, подчеркивая талию и слегка облегая бедра. Сзади — тонкая завязка, открывающая спину. Я распустила волосы, едва тронула губы прозрачным блеском и посмотрела в зеркало.

— Сойдет. — тихо пробормотала я и спустилась вниз.

Гости уже собрались за столом. Марианна держала торт со свечами, ее улыбка лучилась от радости, а я… а я улыбнулась настолько мягко, что чувствовала фальшь этого жеста.

Где он?

Это был единственный вопрос, который заполонил мой разум. Я задула свечи, и толпа разразилась аплодисментами. Марианна чмокнула меня в щеку, что-то радостно лопоча, а я села за стол рядом с мамой.

Тетя Вайолет и дядя Стивен уже вовсю обсуждали семейные дела, салаты перекладывались из одной тарелки в другую, но мне все это казалось белым шумом.

— Где Эйдан? — я спросила спокойно и тихо, будто просто интересуюсь, но внутри мое сердце колотилось как бешеное.

Мама не обратила внимания на мой тон.

— Он извинился и сказал, что должен с кем-то встретиться.

Мое дыхание замерло.

— Встретиться? — переспросила я, сжав вилку в руке.

— Да, с какой-то… Сони или Софи.

София.

Все мое тело напряглось, будто меня ударило током.

— Твой отец говорит, что они часто переписывались, пока он был заграницей, — продолжала мама, спокойно перекладывая себе салат. — Может, они начали встречаться.

Ушел с моего дня рождения, чтобы встретиться с ней?
С ней?

Какого черта они вообще общаются?

Меня словно облили ледяной водой. Дыхание стало тяжелым. Я уткнулась взглядом в одну точку на столе, сжимая вилку так крепко, что костяшки побелели. Он переписывался с ней все это время?

Меня игнорировал. Ей писал.

Я чувствовала, как что-то обжигает изнутри, будто рана, которую раз за разом открывают снова и снова.

Козел. Ублюдок. Сволочь.

Я писала ему. Я отправляла ему глупые мемы, пыталась узнать, как он. А он? Он молчал. Но Софии писал. Софии.

Та, которая любила вставлять мне палки в колеса, та, которая улыбалась мне с фальшивой дружелюбностью, пока за спиной строила планы, как меня задеть.

И сейчас они общаются? С ней он был близок?

— Ты в порядке? — Марианна ткнула меня локтем.

— Да. — холодно ответила я, не отводя взгляда от своей тарелки.

София будет рада. Они будут счастливы. И пусть он подавится этим счастьем.

Вилку в руках я едва не согнула.

— Я решила, что неправильно приняла его в первый раз, — мама говорила спокойно, но каждое ее слово было как удар кулаком в живот. — Как-никак, он ни в чем не виноват, и я хочу желать ему счастья.

Счастья…

Я уставилась на стол. На белую скатерть с идеально расположенными приборами. На тарелки, заполненные салатами и закусками.

Счастье для него. Счастье с ней?

Почему я должна радоваться за него? Почему я должна поддерживать эту глупую идею о том, что у Эйдана все будет хорошо с той, кто улыбалась мне, но за спиной надеялась, что я упаду с тройного прыжка и сломаю себе кость?

Почему София? Почему она, а не я была достойна его внимания? Я просто хотела поддерживать с ним связь. Хотела быть хорошей сестрой. Но он выбрал ее.

Он переписывался с ней, пока я ждала ответа на свои дурацкие сообщения. Я ведь просто хотела знать, как он. Идиотка. Глупая маленькая девочка с наивными мечтами о том, что все когда-нибудь станет нормально. В этом он был прав.

Я сглотнула, но это было тяжело, словно воздух стал густым, как масло.

И теперь, когда он вернулся, я снова чувствую себя маленькой девчонкой, которую можно легко убрать на второй план.

Возможно, я бы и порадовалась за него, если бы не Софи. Если бы не ее идеальная улыбка, которая скрывала острые зубы. Если бы не ее взгляд, полный превосходства, каждый раз, когда мы стояли на льду вместе.

Порадовалась бы ведь? За брата, как-никак...

Черт возьми.

Я стиснула зубы, заставляя себя сделать еще один глубокий вдох. Мои пальцы все еще дрожали, но я сжала их в кулак под столом, как будто это могло подавить гнев, растекающийся по венам. Порадовалась бы, если бы не тот факт, что он ушел к ней. В мой день рождения.

— Все хорошо, Элисон? — голос мамы прорезал мои мысли, как игла.

Я подняла голову и натянула очередную фальшивую улыбку.

— Конечно, мам.

Вранье. Я чувствовала, как оно скользит по губам, оставляя привкус железа.

Свалил и отлично. Пусть катится к черту.

У мамы вдруг расширились глаза, будто она что-то вспомнила.

— Эйдан ведь просил передать тебе кое-что.

Мое тело будто парализовало на секунду. Мама полезла в карман своего жакета и достала маленькую коробочку. Серебристую. С белым бантиком.

Дерьмо.

— Это очень мило с его стороны, — выдавила мама и вернулась к своей тарелке, будто только что не перевернула все с ног на голову.