– Беда! Ох, беда-беда-беда!
– Не жилец она. И ребятеночка уже не спасти.
– Погоди. Я уверена, его ещё можно вытащить. Нельзя же так сразу на нём крест ставить!
– А я тебе говорю, его не спасти, и точка! Пусть вместе с мамашкой своей упокоится, а мой сын наконец-то себе получше жену найдёт. Давай, тащи сюда плач-полынь, поможем Данке уйти тихо, без мучений!
Кто это говорит? Голоса какие-то незнакомые, скрипучие, как будто принадлежат двум древним старухам.
Стоп. А откуда вообще тут взялись старухи, если я спокойно сидела в своём кабинете? Одна.
Похоже, я вырубилась, и ко мне как-то просочились пациентки без очереди.
А при чём тут тогда ребёнок? И почему так жарко и влажно? Я же не в тропиках живу, у нас тут лето не отличается такой духотой!
От всех этих непоняток и жары закружилась голова. Я немедленно распахнула глаза… и так и оцепенела от изумления.
Мой врачебный кабинет мистическим образом сменился на тесную комнатушку с бревенчатыми стенами. Отчаянно пахло какими-то пряными травами и стоял полумрак, а единственное крохотное окошко было запотевшим.
“Похоже на баню,” – отстранённо мелькнуло в голове, и я спохватилась.
Так это ж баня и есть! И мой кабинет как-то в неё превратился!
Но главное было не это. И даже не то, как я тут очутилась.
От того, что предстало моим глазам, все вопросы немедленно выветрились из головы.
На широкой нижней полке лежала очень бледная молодая женщина. Её глаза были прикрыты, и она только едва слышно стонала.
Женщина была обложена охапками каких-то сушеных трав, под голову ей было подсунуто полено, а сверху – накинуто плотное лоскутное одеяло. Однако одна деталь упрямо привлекала к себе внимание, а именно – огромный живот женщины, чей контур отчётливо угадывался под одеялом.
– Ты что застыла? – вдруг услышала я злобный свистящий голос и увидела двух старух, которые вынырнули из полутени. Они стояли в изголовье полки, где лежала женщина.
Одна из них выглядела испуганной, а вот вторая буравила меня настолько злющим взглядом, что мне стало не по себе.
– Нечего просто так пол топтать! – напустилась она на меня, – Раз тебя прислали сюда на работу, так давай, работай! Шевели своей задницей и быстро тащи сюда плач-полынь! Ну?! Живо!!
– Может, всё-таки не надо? – заикнулась вторая старушка, которая была пониже и явно очень боялась злобную.
– Я так сказала, значит, надо! – отрезала та и вновь заорала на меня:
– Шевелись, кому сказано! Сейчас мой сын явится, и я не смогу по-тихому от Данки избавиться.
“Избавиться,” – гулко откликнулось в голове, и вся ситуация вдруг предстала передо мной во всем своём ужасе. Да и словосочетание “плач-полынь” звучало крайне зловеще.
Избавиться незнакомая бабка хочет вот от неё. От несчастной, которая лежит под одеялом и явно не может разродиться! И бабка эта, похоже, приходится ей свекровью, которая только и ждёт момента, чтобы её извести.
От осознания этого у меня потемнело в глазах, а мир скукожился до одной-единственной точки – невыносимо страдающей молодой женщины, у которой были явные проблемы с тем, чтобы разродиться.
Я врач или кто? Да, пусть я обычный терапевт, но я обязана ей помочь! Клятву Гиппократа никто не отменял.
И начну я с той, кто представляет сейчас наибольшую опасность для бедняжки!
– Значит, так! – жёстко прервала я поток ругани, льющийся от свекрови, – Немедленно замолчите и не лезьте мне под руку. А вы, – повернулась я к робкой старушке, которая молча хлопала глазами рядом, – вы кто?
– Аглая, – пролепетала она, съёжившись под моим натиском, как от удара, – повитуха. Меня госпожа Риббе позвала, чтобы роды у Данки принять, невестки своей…
Свекровь резко умолкла, но уставилась на меня глазами, полными дикой ярости. Мне на это было плевать, мне надо было спасать человека!
– Понятно, – кивнула я, а в голове сразу зашелестел учебник по акушерству, который нам выдавали в вузе. Ох, как давно я его закончила… но, надеюсь, хоть что-то сейчас вспомню, недаром у меня пятёрка по этому предмету была!
– Быстро несите сюда, если у вас есть, стетоскоп, зажимы для пуповины… они у вас обязаны быть… ножницы, стерильные простыни, тонометр, фонендоскоп…
И я осеклась, осознав, что Аглая смотрит на меня глазами, полными ужаса.
– У меня ничего такого нет, – пролепетала она, – вы из столицы приехали, я знаю, у вас там много всего навороченного, а мы своими силами обходимся. Вот ножницы могу принести, портняжные, очень хорошие. А еще воду, нитку, чистые простыни, ну, и все… А, масло, точно! Сейчас притащу, свежее, из-под коровки!
У меня голова пошла кругом. Это что ж за деревня такая отсталая, если они так слова “стетоскоп” перепугались?
Только времени препираться и выяснять не было. Рожающая Данка вдруг вздрогнула и издала такой жалобный стон, что у меня болезненно сжалось сердце.
На счастье, вернулась запыхавшаяся Аглая, неся кусок масла.
– Вот! – объявила она, – Для осмотра сгодится!
Я скрипнула зубами.
– А руки мне где помыть можно? – сухо спросила я, – У вас хотя бы хлоргексидин есть?
– Не знаю, что такое сигидин, но у меня есть средство получше! – бодро заявила Аглая, – Протяните руки.
Я молча выполнила её просьбу. И тут произошло такое, отчего я едва не рухнула на пол!
Дверь с грохотом впечаталась в стену, а на пороге возник мужской силуэт. Он был таким огромным, что буквально закрыл собой дверной проём, запечатав единственный путь на свободу.
Взгляд незнакомца остановился на мне, и он прорычал:
– Эстель Адони! Наконец-то я тебя нашёл! Теперь ты от меня больше не сбежишь!
Это ещё что за чёрт и почему он хочет помешать мне делать мою работу?! И назвал меня какой-то там Эстель…
Явно же перепутал!
А вообще, не до него сейчас. Потом разберусь. У меня тут пациент в опасности.
Я смерила незнакомца холодным взглядом и отрезала:
– Не до вас сейчас, молодой человек! Выйдите за дверь и закройте её с другой стороны!
А мельком подумалось: ох, а хорош же, чертяка, если так посмотреть! Всё при нём: и статная широкоплечая фигура, и мужественное лицо, и густые тёмные волосы до плеч. Особенно выделялись пронзительные чёрные глаза. В таких хочешь-не хочешь, а утонешь.
Эх, будь я лет на сорок младше…
Но парень тут же испортил всё очарование.
Он явно не ожидал такой отповеди. Не ожидали её и Аглая с Риббе, потому что они замерли, с разинутыми ртами глядя на меня.
– Ох, боги Первозданные… – пролепетала Аглая, – сказануть такое Первому инспектору…
Какой ещё Первый инспектор? Из налоговой, что ли?
Точеная густая бровь «налоговика» подскочила вверх.
– И ты ещё смеешь дерзить? – с нехорошей усмешкой поинтересовался он, – Захотела не только в тюрьму, но и на соляные рудники?
Рудники? Что он несёт?!
Роженица вдруг решила напомнить о себе душераздирающим стоном. Я тут же забыла обо всём остальном и рявкнула на Аглаю:
– Руки! Живо!
Она отмерла и заметалась. Вытащила из-за пазухи какой-то мешочек и щедро обсыпала мне руки белым порошком, похожим на тальк. В воздух взметнулось облако, резко пахнущее ромашкой и камфарой.
Не успела я и глазом моргнуть, как весь порошок растворился на коже, исчезнув без следа.
– Теперь ваши руки чис… чистые, – запнувшись, доложила старушка. Я с недоверием оглядела ладони. Что-то в них смутило меня, но я отбрасывала все посторонние мысли в сторону, как ненужную шелуху.
– Точно чистые? – недоверчиво уточнила я.
Я и впрямь почувствовала поскрипывание кожи. Похоже, руки и впрямь чистые… ладно.
– Всегда этим средством пользуюсь! – обиделась Аглая, – Отлично руки очищает!
– Ладно. Поверю. Теперь тащи нитку, простыни, тёплую воду и ножницы. Всё должно быть идеально чистым и стерильным, – отчеканила я, обратившись к Аглае, – и быстро!
Испуганно пискнув, та исчезла, мистическим образом просочившись мимо «налоговика». А тому, видимо, мой игнор ужасно не понравился.
Мне на плечо тяжело упала его рука, едва не прихлопнув, как муху.
– Хватит изображать идиотку! Ты пойдёшь со мной и объяснишь судье Гарманну, где архивы Библиотеки Совета.
Он от жары спятил, что ли?!
Я ловко вывернулась из-под его хватки, поморщившись от ноющей боли в том месте, где он сдавил моё плечо, и прошипела:
– Слушай, если не собираешься уходить, прикрой хотя бы дверь! И стой около неё, не лезь под руку. Не видишь, я тут спасением двух жизней занимаюсь!
Словно подтверждая мои слова, роженица издала утробный полувой-полустон. Это подействовало! Инспектор молча шагнул внутрь и захлопнул дверь. Прислонился к стене – мне показалось, что головой аж подпёр потолок, настолько он был высоченный – и устремил на меня мрачный взгляд поверх скрещенных рук.
– Так и быть, делай, что надо, – процедил он, – но только попробуй опять от меня сбежать! От меня не скроешься.
Опять?
Впрочем, пусть себе бредит на здоровье. У меня есть дела и поважнее.
– Вы Данка, да? – стараясь говорить как можно более мягко, обратилась я к роженице, склонившись над ней.
Та кое-как разлепила глаза, залитые то ли слезами, то ли потом, и едва-едва кивнула.
– Я сейчас осмотрю вас, – всё так же мягко объяснила я ей, – а потом помогу вашему ребёночку родиться. Уверенна, всё будет хорошо. Давайте, я вам помогу лечь на спину и…
– Да не жилец она! – вдруг завопила над моим ухом свекровь Данки, про которую я уже успела сто раз забыть, – я же говорю, дать ей плач-полыни, и дело с концом! Уйди, я сейчас сама распоряжусь!
Оказывается, старуха подкралась ко мне со спины совсем близко и теперь хищно протянула свои клешни к роженице.
Глаза Данки широко распахнулись, и я поразилась тому, как резко она побледнела. Её губы посинели, и она мелко задрожала.
– По… помо… помогите мне, – услышала я едва различимый шёпот.
Меня обуяла страшная тревога за бедняжку и праведный гнев.
Она испугалась за ребёнка и себя! Ну нет, карга, ты у меня никого и пальцем не тронешь!
– Покиньте, пожалуйста, помещение! – процедила я, резко развернувшись к свекрови Данки и прицельно шлёпнула её по рукам, – Мне тут посторонние не нужны!
Старуха вытаращилась на меня, как на какое-то неведомое чудо.
– Это я посторонняя?! – взвизгнула она, – Да я эту голодранку без роду-племени приютила! Накормила! А мой единственный сын возьми и женись на ней! Ещё и ребёнка заделала, тварь такая, чтобы в нашей семье закрепиться. Я её знаю, не моего сына этот ребёнок! На дом мой зарится, оборванка, только шиш получит, а не дом…
– Вытянуть его надо! – вякнула под руку повитуха, – Иначе не спасем!
Я так на неё зыркнула, что она аж вспискнула, подавившись собственными словами.
– Ещё одно слово, и вы вылетите за дверь вместе с той, первой, которая обожала под руку лезть, – отчеканила я, – помолчите и дайте мне делать мою работу. Когда мне понадобится, я сама к вам обращусь.
Повитуха замолчала и опустила глаза. В них плавало сплошное недовольство. Ну что за варварство! Ещё и обижается. Неужели ей невдомёк, что при ягодичном предлежании тянуть ребёнка ни в коем случае нельзя?
Хотя… может, и невдомёк. Может, эта деревня настолько глухая, что прогресс цивилизации дойдёт до них только в следующем веке?
– Милая, – ласково обратилась я к Данке, – мне сейчас очень нужно, чтобы ты оставалась в сознании. Если ты поможешь мне, то и ребёночек родится быстрее. Ты поняла?
Губы молодой женщины, облепленные налётом и искусанные, разлепились. Она попыталась произнести что-то; я тут же наклонилась к ней и услышала слабое-слабое “поняла.”
Отлично.
“А если вдруг понадобится эпидуралка?” – пронзила меня непрошенная мысль, – “Где я её возьму в таком-то месте?”
Спокойно, Ольга Евгеньевна. Об этом подумаешь, если она действительно понадобится. Сейчас ты должна сосредоточиться на другом.
– Сосредоточься на моём голосе, – велела я, – и выполняй всё, что я скажу, хорошо?
Данка кивнула.
Я плохо помню, что именно я говорила. Кажется, по всех подробностях делилась с роженицей рецептом малосольных огурцов. Каюсь, пришлось даже выболтать свой секрет засолки: я всегда добавляю в рассол веточку чабреца, а чеснок кладу прямо в кожуре, только немного придавливаю ножом, держа лезвие плашмя. Чтобы весь сок от чеснока не вышел сразу, а просачивался в рассол постепенно.
Правда, не уверена, что Данка что-то из этого запомнила. Она периодически “уплывала”, растворяясь в боли от накатывающих схваток.
Я бережно возвращала её в реальный мир, не забывая давать чёткие и короткие инструкции.
Повинуясь моим указаниям, Данка встала на четвереньки, чтобы снизить давление на таз. Стоило ей это сделать, как дело пошло веселее.
Аглая охала у меня над ухом, но громко это делать боялась. Видимо, выражение моего лица, с которым я на неё повернулась, было слишком зверским.
До меня то и дело долетало недовольное шипение свекрови Данки из-за двери. В какой-то момент к нему присоединился и незнакомый мужской голос, который показался мне растерянным.
Кто это мог быть? Без понятия, в данный момент меня интересовала только Данка.
Я потеряла счёт времени. Пот лился с меня ручьями, и бабка Аглая догадливо протирала мне лоб, чтобы я чётко видела мир вокруг.
Вот уже показались ножки… тельце…
И в какой-то момент тело Данки содрогнулось в судороге. Она страшно закричала и вытолкнула из себя младенца целиком. Я была начеку и вовремя поддержала его за шейку.
Ловко очистила личико и тельце от крови и слизи. И… руки на мгновение онемели: ребёнок не дышал. Он был полностью синий и лежал у меня в руках неподвижный, как куколка.
К слову, это и была куколка. У Данки родилась дочка.
Всё остановилось. Существовала только молодая мама, я и безымянная девочка, безжизненно лежащая в моих руках.
Кажется, я и сама перестала дышать. Почему-то возникла дикая идея, что своим дыханием я отбираю воздух у младенца…
Но не успела я осознать эту мысль полностью, как девочка шевельнулась, распахнула синие-синие глазки и, издав пару недовольных покряхтываний, вдруг зашлась требовательным криком.
И он показался мне красивейшей музыкой небес!
Откуда-то появились ножницы, сопровождаемые свистящим шёпотом Аглаи: “Чистые! Богами клянусь!”
Выждав нужный момент, я перерезала пуповину дрожащими руками. Перебинтовала пупочек ниткой, завернула безостановочно кричащую девочку в пелёнку, подсунутую той же Аглаей, и бережно положила на грудь Данки.
– У вас девочка, – пробормотала я дежурные слова.
Та уже перевернулась на спину и, прижав к себе дочку, разрыдалась.
– Спасибо, – пролепетала она, целуя девочку, – спасибо, спасибо, спасибо…
Позади послышался глубокий вздох. Я обернулась и увидела инспектора, про которого уже успела сто раз забыть.
Он был бледным и стоял неестественно прямо. Однако, к его чести надо сказать, что держался он молодцом. По рассказам знакомых акушерок, молодые отцы, которые участвовали в парных родах, валились в обморок, просто переступив порог родильного зала.
А это даже не отец.
– Даже не представляю, как она всё это выдержала… – вдруг сказал он и замолчал. Я с интересом взглянула на него: это ещё что за неожиданное откровение?
Но инспектор коротко мотнул головой, словно приводя себя в чувство, и сурово бросил мне:
– Вы закончили?
Ответить я не успела. Дверь приоткрылась, и внутрь заглянул незнакомый молодой мужчина с густой копной ярко-рыжих волос. Я вдруг отстранённо вспомнила, что волосёнки у новорожденной тоже были рыжими.
– Что, простите? – мне показалось, что я ослышалась, – Если это шутка, то очень неудачная! Впредь не советую так шутить. Выйдите в..
– Она девчонку родила! – перебила меня бабка и ткнула узловатым пальцем в съёжившуюся Данку, – А у нас в роду первенцы всегда рождаются мальчишками! Значит, нагулянный младенец, ещё и демон!
От мракобесия, которое лилось изо рта тетки, у меня голова пошла кругом. Аглая, жавшаяся в углу, воспользовалась моментом и тенью вышмыгнула вон.
– Какой ещё демон? – пожалуй, чересчур громко рявкнула я, – Что за бред вы несёте?
Тётка прищурилась и кивнула на окно. Я обернулась и охнула про себя: там была кромешная тьма. И когда только день успел закончиться? Сколько времени я вообще провозилась с Данкой?!
– Девчонка ночью родилась, – проскрипела старуха, – всем известно, что ночью рождаются только демоны! Ишь ты, сама лекарка, а не знает элементарных вещей!
И с таким превосходством глянула на меня, словно была хранительницей сакрального знания, а я так, валялась пылью под её ногами.
– Запихните младенца обратно, подождите немного и пусть родится днём, – вдруг хмыкнул “налоговик”, с интересом прислушивающийся к нашему разговору.
– А что, так можно? – вдруг воодушевилась старуха и повернулась ко мне, – Давай, организуй! Я про такое не слышала, но вдруг сработает!
– Так нельзя! – отрезала я, поражаясь дремучести тетки. А я её ещё и говорю ей, что такое невозможно, – Вы что, совсем сбрендили?!
И инспектор хорош! Влез со своими шуточками, когда вообще было не к месту.
– Отдай тогда Данку, – злобно прошипела тётка, – я сама разберусь, что делать с ней и её демонёнком!
Я решительно сложила руки на груди и отчеканила:
– Нет. Я сколько раз повторять должна, чтобы до вас дошло? Идите домой и чтобы я вас тут в ближайшие два дня не видела. Вам тоже отдохнуть не помешает. Может, поменьше всякой ереси будете нести. И не звоните Данке со своими глупостями! Телефон её у меня побудет.
На самом деле, я не видела никакого мобильника у Данки, но она его просто наверняка спрятала где-то вне парилки. Не может такого быть, чтобы она была совсем без телефона.
Бабка умолкла – ура! – и недоумённо переспросила:
– Телефон? Что это такое?
– Средство связи… – машинально принялась объяснять я и тут же спохватилась. Ещё не хватало проводить совершенно ненужный ликбез на пороге родильного отделения, пусть и импровизированного.
– Отдохнёте и вспомните, – категорично оборвала я сама себя, – а теперь – до свидания, всего хорошего. Приходите через два дня.
Бабка пыталась было ещё посопротивляться, но “налоговик” молча схватил её за плечи и в один присест выставил за дверь. Послышалась яростная, но короткая тирада несогласия, потом мужской голос что-то пробормотал. Старушечий голос вызверился на него, дробно простучали шаги и всё стихло.
Я опустилась на краешек лежанки рядом с Данкой и медленно выдохнула. От пережитого напряжения заболели плечи, а руки затряслись. А вот Данка уже уснула, прижимая к себе дочку. Та тоже сладко посапывала, смешно морща носик.
Мельком отметив, что носики у них с мамой одинаковые, я подняла голову и вздрогнула.
Надо мной нависал инспектор. Он подкрался совсем бесшумно и теперь возвышался, как гора, подпирающая вершиной потолок бани.
И он возмутительно хорошо выглядел! На его лбу не было даже испарины, а в парной по-прежнему стояла тропическая жара.
При взгляде на него сердце опять сладко заныло. Нравятся мне такие мужчины: чтобы и красивые, и без намёка на слащавость, а наоборот, просто-таки пышущие мужественностью и суровостью…
Вот только он младше меня раза в два, как минимум. Эх!
Откуда он только взялся? А откуда взялась деревня и Данка с её свекровью? Я всё больше и больше склонялась к мысли о том, что просто уснула за рабочим столом и теперь вижу до жути подробный красочный сон.
Но тут инспектор открыл рот, и всё впечатление о нём испарилось.
– Теперь нам ничего не мешает, – негромко, но веско заявил он, – прямо сейчас ты отправишься со мной.
Я устало посмотрела на него снизу вверх.
– Я бы с удовольствием, – пожала плечами, – за вами – хоть на край света. Вот только, хоть убейте, не понимаю, зачем я вам понадобилась. Я же обычный терапевт. Работаю в районной поликлиннике. Взяток я никогда не брала. Липовых больничных не оформляла. Запрещёнными лекарствами не торговала. Что хоть случилось? Стуканул на меня кто?
Говорила, а сама чувствовала, как усталость наваливается всё сильнее. Очень захотелось прикорнуть рядом с Данкой. Странный это сон. Никогда не слышала о таком, чтобы людям и во сне хотелось спать!
– Твоя болтовня тебе не поможет, – сурово отрезал он, – я наслышан о том, каких сказок ты можешь наплести, чтобы отвертеться от тюрьмы. Только со мной такое не прокатит. Ты идёшь со мной прямо сейчас!
И, не дав мне и слова сказать, больно схватил меня за плечо и рывком поднял с полки.
– Эй! – его поведение возмутило меня до глубины души, и я принялась яростно выдираться, – Вы что себе позволяете! По какому такому праву распускаете руки?