Глава 1.1

– Беда! Ох, беда-беда-беда!

– Не жилец она. И ребятеночка уже не спасти.

– Погоди. Я уверена, его ещё можно вытащить. Нельзя же так сразу на нём крест ставить!

– А я тебе говорю, его не спасти, и точка! Пусть вместе с мамашкой своей упокоится, а мой сын наконец-то себе получше жену найдёт. Давай, тащи сюда плач-полынь, поможем Данке уйти тихо, без мучений!

Кто это говорит? Голоса какие-то незнакомые, скрипучие, как будто принадлежат двум древним старухам.

Стоп. А откуда вообще тут взялись старухи, если я спокойно сидела в своём кабинете? Одна.

Похоже, я вырубилась, и ко мне как-то просочились пациентки без очереди.

А при чём тут тогда ребёнок? И почему так жарко и влажно? Я же не в тропиках живу, у нас тут лето не отличается такой духотой!

От всех этих непоняток и жары закружилась голова. Я немедленно распахнула глаза… и так и оцепенела от изумления.

Мой врачебный кабинет мистическим образом сменился на тесную комнатушку с бревенчатыми стенами. Отчаянно пахло какими-то пряными травами и стоял полумрак, а единственное крохотное окошко было запотевшим.

“Похоже на баню,” – отстранённо мелькнуло в голове, и я спохватилась.

Так это ж баня и есть! И мой кабинет как-то в неё превратился!

Но главное было не это. И даже не то, как я тут очутилась.

От того, что предстало моим глазам, все вопросы немедленно выветрились из головы.

На широкой нижней полке лежала очень бледная молодая женщина. Её глаза были прикрыты, и она только едва слышно стонала.

Женщина была обложена охапками каких-то сушеных трав, под голову ей было подсунуто полено, а сверху – накинуто плотное лоскутное одеяло. Однако одна деталь упрямо привлекала к себе внимание, а именно – огромный живот женщины, чей контур отчётливо угадывался под одеялом.

– Ты что застыла? – вдруг услышала я злобный свистящий голос и увидела двух старух, которые вынырнули из полутени. Они стояли в изголовье полки, где лежала женщина.

Одна из них выглядела испуганной, а вот вторая буравила меня настолько злющим взглядом, что мне стало не по себе.

– Нечего просто так пол топтать! – напустилась она на меня, – Раз тебя прислали сюда на работу, так давай, работай! Шевели своей задницей и быстро тащи сюда плач-полынь! Ну?! Живо!!

– Может, всё-таки не надо? – заикнулась вторая старушка, которая была пониже и явно очень боялась злобную.

– Я так сказала, значит, надо! – отрезала та и вновь заорала на меня:

– Шевелись, кому сказано! Сейчас мой сын явится, и я не смогу по-тихому от Данки избавиться.

“Избавиться,” – гулко откликнулось в голове, и вся ситуация вдруг предстала передо мной во всем своём ужасе. Да и словосочетание “плач-полынь” звучало крайне зловеще.

Избавиться незнакомая бабка хочет вот от неё. От несчастной, которая лежит под одеялом и явно не может разродиться! И бабка эта, похоже, приходится ей свекровью, которая только и ждёт момента, чтобы её извести.

От осознания этого у меня потемнело в глазах, а мир скукожился до одной-единственной точки – невыносимо страдающей молодой женщины, у которой были явные проблемы с тем, чтобы разродиться.

Я врач или кто? Да, пусть я обычный терапевт, но я обязана ей помочь! Клятву Гиппократа никто не отменял.

И начну я с той, кто представляет сейчас наибольшую опасность для бедняжки!

Глава 1.2

– Значит, так! – жёстко прервала я поток ругани, льющийся от свекрови, – Немедленно замолчите и не лезьте мне под руку. А вы, – повернулась я к робкой старушке, которая молча хлопала глазами рядом, – вы кто?

– Аглая, – пролепетала она, съёжившись под моим натиском, как от удара, – повитуха. Меня госпожа Риббе позвала, чтобы роды у Данки принять, невестки своей…

Свекровь резко умолкла, но уставилась на меня глазами, полными дикой ярости. Мне на это было плевать, мне надо было спасать человека!

– Понятно, – кивнула я, а в голове сразу зашелестел учебник по акушерству, который нам выдавали в вузе. Ох, как давно я его закончила… но, надеюсь, хоть что-то сейчас вспомню, недаром у меня пятёрка по этому предмету была!

– Быстро несите сюда, если у вас есть, стетоскоп, зажимы для пуповины… они у вас обязаны быть… ножницы, стерильные простыни, тонометр, фонендоскоп…

И я осеклась, осознав, что Аглая смотрит на меня глазами, полными ужаса.

– У меня ничего такого нет, – пролепетала она, – вы из столицы приехали, я знаю, у вас там много всего навороченного, а мы своими силами обходимся. Вот ножницы могу принести, портняжные, очень хорошие. А еще воду, нитку, чистые простыни, ну, и все… А, масло, точно! Сейчас притащу, свежее, из-под коровки!

У меня голова пошла кругом. Это что ж за деревня такая отсталая, если они так слова “стетоскоп” перепугались?

Только времени препираться и выяснять не было. Рожающая Данка вдруг вздрогнула и издала такой жалобный стон, что у меня болезненно сжалось сердце.

На счастье, вернулась запыхавшаяся Аглая, неся кусок масла.

– Вот! – объявила она, – Для осмотра сгодится!

Я скрипнула зубами.

– А руки мне где помыть можно? – сухо спросила я, – У вас хотя бы хлоргексидин есть?

– Не знаю, что такое сигидин, но у меня есть средство получше! – бодро заявила Аглая, – Протяните руки.

Я молча выполнила её просьбу. И тут произошло такое, отчего я едва не рухнула на пол!

Дверь с грохотом впечаталась в стену, а на пороге возник мужской силуэт. Он был таким огромным, что буквально закрыл собой дверной проём, запечатав единственный путь на свободу.

Взгляд незнакомца остановился на мне, и он прорычал:

– Эстель Адони! Наконец-то я тебя нашёл! Теперь ты от меня больше не сбежишь!

Глава 2

Это ещё что за чёрт и почему он хочет помешать мне делать мою работу?! И назвал меня какой-то там Эстель…

Явно же перепутал!

А вообще, не до него сейчас. Потом разберусь. У меня тут пациент в опасности.

Я смерила незнакомца холодным взглядом и отрезала:

– Не до вас сейчас, молодой человек! Выйдите за дверь и закройте её с другой стороны!

А мельком подумалось: ох, а хорош же, чертяка, если так посмотреть! Всё при нём: и статная широкоплечая фигура, и мужественное лицо, и густые тёмные волосы до плеч. Особенно выделялись пронзительные чёрные глаза. В таких хочешь-не хочешь, а утонешь.

Эх, будь я лет на сорок младше…

Но парень тут же испортил всё очарование.

Он явно не ожидал такой отповеди. Не ожидали её и Аглая с Риббе, потому что они замерли, с разинутыми ртами глядя на меня.

– Ох, боги Первозданные… – пролепетала Аглая, – сказануть такое Первому инспектору…

Какой ещё Первый инспектор? Из налоговой, что ли?

Точеная густая бровь «налоговика» подскочила вверх.

– И ты ещё смеешь дерзить? – с нехорошей усмешкой поинтересовался он, – Захотела не только в тюрьму, но и на соляные рудники?

Рудники? Что он несёт?!

Роженица вдруг решила напомнить о себе душераздирающим стоном. Я тут же забыла обо всём остальном и рявкнула на Аглаю:

– Руки! Живо!

Она отмерла и заметалась. Вытащила из-за пазухи какой-то мешочек и щедро обсыпала мне руки белым порошком, похожим на тальк. В воздух взметнулось облако, резко пахнущее ромашкой и камфарой.

Не успела я и глазом моргнуть, как весь порошок растворился на коже, исчезнув без следа.

– Теперь ваши руки чис… чистые, – запнувшись, доложила старушка. Я с недоверием оглядела ладони. Что-то в них смутило меня, но я отбрасывала все посторонние мысли в сторону, как ненужную шелуху.

– Точно чистые? – недоверчиво уточнила я.

Я и впрямь почувствовала поскрипывание кожи. Похоже, руки и впрямь чистые… ладно.

– Всегда этим средством пользуюсь! – обиделась Аглая, – Отлично руки очищает!

– Ладно. Поверю. Теперь тащи нитку, простыни, тёплую воду и ножницы. Всё должно быть идеально чистым и стерильным, – отчеканила я, обратившись к Аглае, – и быстро!

Испуганно пискнув, та исчезла, мистическим образом просочившись мимо «налоговика». А тому, видимо, мой игнор ужасно не понравился.

Мне на плечо тяжело упала его рука, едва не прихлопнув, как муху.

– Хватит изображать идиотку! Ты пойдёшь со мной и объяснишь судье Гарманну, где архивы Библиотеки Совета.

Он от жары спятил, что ли?!

Я ловко вывернулась из-под его хватки, поморщившись от ноющей боли в том месте, где он сдавил моё плечо, и прошипела:

– Слушай, если не собираешься уходить, прикрой хотя бы дверь! И стой около неё, не лезь под руку. Не видишь, я тут спасением двух жизней занимаюсь!

Словно подтверждая мои слова, роженица издала утробный полувой-полустон. Это подействовало! Инспектор молча шагнул внутрь и захлопнул дверь. Прислонился к стене – мне показалось, что головой аж подпёр потолок, настолько он был высоченный – и устремил на меня мрачный взгляд поверх скрещенных рук.

– Так и быть, делай, что надо, – процедил он, – но только попробуй опять от меня сбежать! От меня не скроешься.

Опять?

Впрочем, пусть себе бредит на здоровье. У меня есть дела и поважнее.

– Вы Данка, да? – стараясь говорить как можно более мягко, обратилась я к роженице, склонившись над ней.

Та кое-как разлепила глаза, залитые то ли слезами, то ли потом, и едва-едва кивнула.

– Я сейчас осмотрю вас, – всё так же мягко объяснила я ей, – а потом помогу вашему ребёночку родиться. Уверенна, всё будет хорошо. Давайте, я вам помогу лечь на спину и…

– Да не жилец она! – вдруг завопила над моим ухом свекровь Данки, про которую я уже успела сто раз забыть, – я же говорю, дать ей плач-полыни, и дело с концом! Уйди, я сейчас сама распоряжусь!

Оказывается, старуха подкралась ко мне со спины совсем близко и теперь хищно протянула свои клешни к роженице.

Глаза Данки широко распахнулись, и я поразилась тому, как резко она побледнела. Её губы посинели, и она мелко задрожала.

– По… помо… помогите мне, – услышала я едва различимый шёпот.

Меня обуяла страшная тревога за бедняжку и праведный гнев.

Она испугалась за ребёнка и себя! Ну нет, карга, ты у меня никого и пальцем не тронешь!

– Покиньте, пожалуйста, помещение! – процедила я, резко развернувшись к свекрови Данки и прицельно шлёпнула её по рукам, – Мне тут посторонние не нужны!

Старуха вытаращилась на меня, как на какое-то неведомое чудо.

– Это я посторонняя?! – взвизгнула она, – Да я эту голодранку без роду-племени приютила! Накормила! А мой единственный сын возьми и женись на ней! Ещё и ребёнка заделала, тварь такая, чтобы в нашей семье закрепиться. Я её знаю, не моего сына этот ребёнок! На дом мой зарится, оборванка, только шиш получит, а не дом…

Глава 3

– Вытянуть его надо! – вякнула под руку повитуха, – Иначе не спасем!

Я так на неё зыркнула, что она аж вспискнула, подавившись собственными словами.

– Ещё одно слово, и вы вылетите за дверь вместе с той, первой, которая обожала под руку лезть, – отчеканила я, – помолчите и дайте мне делать мою работу. Когда мне понадобится, я сама к вам обращусь.

Повитуха замолчала и опустила глаза. В них плавало сплошное недовольство. Ну что за варварство! Ещё и обижается. Неужели ей невдомёк, что при ягодичном предлежании тянуть ребёнка ни в коем случае нельзя?

Хотя… может, и невдомёк. Может, эта деревня настолько глухая, что прогресс цивилизации дойдёт до них только в следующем веке?

– Милая, – ласково обратилась я к Данке, – мне сейчас очень нужно, чтобы ты оставалась в сознании. Если ты поможешь мне, то и ребёночек родится быстрее. Ты поняла?

Губы молодой женщины, облепленные налётом и искусанные, разлепились. Она попыталась произнести что-то; я тут же наклонилась к ней и услышала слабое-слабое “поняла.”

Отлично.

“А если вдруг понадобится эпидуралка?” – пронзила меня непрошенная мысль, – “Где я её возьму в таком-то месте?”

Спокойно, Ольга Евгеньевна. Об этом подумаешь, если она действительно понадобится. Сейчас ты должна сосредоточиться на другом.

– Сосредоточься на моём голосе, – велела я, – и выполняй всё, что я скажу, хорошо?

Данка кивнула.

Я плохо помню, что именно я говорила. Кажется, по всех подробностях делилась с роженицей рецептом малосольных огурцов. Каюсь, пришлось даже выболтать свой секрет засолки: я всегда добавляю в рассол веточку чабреца, а чеснок кладу прямо в кожуре, только немного придавливаю ножом, держа лезвие плашмя. Чтобы весь сок от чеснока не вышел сразу, а просачивался в рассол постепенно.

Правда, не уверена, что Данка что-то из этого запомнила. Она периодически “уплывала”, растворяясь в боли от накатывающих схваток.

Я бережно возвращала её в реальный мир, не забывая давать чёткие и короткие инструкции.

Повинуясь моим указаниям, Данка встала на четвереньки, чтобы снизить давление на таз. Стоило ей это сделать, как дело пошло веселее.

Аглая охала у меня над ухом, но громко это делать боялась. Видимо, выражение моего лица, с которым я на неё повернулась, было слишком зверским.

До меня то и дело долетало недовольное шипение свекрови Данки из-за двери. В какой-то момент к нему присоединился и незнакомый мужской голос, который показался мне растерянным.

Кто это мог быть? Без понятия, в данный момент меня интересовала только Данка.

Я потеряла счёт времени. Пот лился с меня ручьями, и бабка Аглая догадливо протирала мне лоб, чтобы я чётко видела мир вокруг.

Вот уже показались ножки… тельце…

И в какой-то момент тело Данки содрогнулось в судороге. Она страшно закричала и вытолкнула из себя младенца целиком. Я была начеку и вовремя поддержала его за шейку.

Ловко очистила личико и тельце от крови и слизи. И… руки на мгновение онемели: ребёнок не дышал. Он был полностью синий и лежал у меня в руках неподвижный, как куколка.

К слову, это и была куколка. У Данки родилась дочка.

Всё остановилось. Существовала только молодая мама, я и безымянная девочка, безжизненно лежащая в моих руках.

Кажется, я и сама перестала дышать. Почему-то возникла дикая идея, что своим дыханием я отбираю воздух у младенца…

Но не успела я осознать эту мысль полностью, как девочка шевельнулась, распахнула синие-синие глазки и, издав пару недовольных покряхтываний, вдруг зашлась требовательным криком.

И он показался мне красивейшей музыкой небес!

Откуда-то появились ножницы, сопровождаемые свистящим шёпотом Аглаи: “Чистые! Богами клянусь!”

Выждав нужный момент, я перерезала пуповину дрожащими руками. Перебинтовала пупочек ниткой, завернула безостановочно кричащую девочку в пелёнку, подсунутую той же Аглаей, и бережно положила на грудь Данки.

– У вас девочка, – пробормотала я дежурные слова.

Та уже перевернулась на спину и, прижав к себе дочку, разрыдалась.

– Спасибо, – пролепетала она, целуя девочку, – спасибо, спасибо, спасибо…

Позади послышался глубокий вздох. Я обернулась и увидела инспектора, про которого уже успела сто раз забыть.

Он был бледным и стоял неестественно прямо. Однако, к его чести надо сказать, что держался он молодцом. По рассказам знакомых акушерок, молодые отцы, которые участвовали в парных родах, валились в обморок, просто переступив порог родильного зала.

А это даже не отец.

– Даже не представляю, как она всё это выдержала… – вдруг сказал он и замолчал. Я с интересом взглянула на него: это ещё что за неожиданное откровение?

Но инспектор коротко мотнул головой, словно приводя себя в чувство, и сурово бросил мне:

– Вы закончили?

Ответить я не успела. Дверь приоткрылась, и внутрь заглянул незнакомый молодой мужчина с густой копной ярко-рыжих волос. Я вдруг отстранённо вспомнила, что волосёнки у новорожденной тоже были рыжими.

Глава 4

– Что, простите? – мне показалось, что я ослышалась, – Если это шутка, то очень неудачная! Впредь не советую так шутить. Выйдите в..

– Она девчонку родила! – перебила меня бабка и ткнула узловатым пальцем в съёжившуюся Данку, – А у нас в роду первенцы всегда рождаются мальчишками! Значит, нагулянный младенец, ещё и демон!

От мракобесия, которое лилось изо рта тетки, у меня голова пошла кругом. Аглая, жавшаяся в углу, воспользовалась моментом и тенью вышмыгнула вон.

– Какой ещё демон? – пожалуй, чересчур громко рявкнула я, – Что за бред вы несёте?

Тётка прищурилась и кивнула на окно. Я обернулась и охнула про себя: там была кромешная тьма. И когда только день успел закончиться? Сколько времени я вообще провозилась с Данкой?!

– Девчонка ночью родилась, – проскрипела старуха, – всем известно, что ночью рождаются только демоны! Ишь ты, сама лекарка, а не знает элементарных вещей!

И с таким превосходством глянула на меня, словно была хранительницей сакрального знания, а я так, валялась пылью под её ногами.

– Запихните младенца обратно, подождите немного и пусть родится днём, – вдруг хмыкнул “налоговик”, с интересом прислушивающийся к нашему разговору.

– А что, так можно? – вдруг воодушевилась старуха и повернулась ко мне, – Давай, организуй! Я про такое не слышала, но вдруг сработает!

– Так нельзя! – отрезала я, поражаясь дремучести тетки. А я её ещё и говорю ей, что такое невозможно, – Вы что, совсем сбрендили?!

И инспектор хорош! Влез со своими шуточками, когда вообще было не к месту.

– Отдай тогда Данку, – злобно прошипела тётка, – я сама разберусь, что делать с ней и её демонёнком!

Я решительно сложила руки на груди и отчеканила:

– Нет. Я сколько раз повторять должна, чтобы до вас дошло? Идите домой и чтобы я вас тут в ближайшие два дня не видела. Вам тоже отдохнуть не помешает. Может, поменьше всякой ереси будете нести. И не звоните Данке со своими глупостями! Телефон её у меня побудет.

На самом деле, я не видела никакого мобильника у Данки, но она его просто наверняка спрятала где-то вне парилки. Не может такого быть, чтобы она была совсем без телефона.

Бабка умолкла – ура! – и недоумённо переспросила:

– Телефон? Что это такое?

– Средство связи… – машинально принялась объяснять я и тут же спохватилась. Ещё не хватало проводить совершенно ненужный ликбез на пороге родильного отделения, пусть и импровизированного.

– Отдохнёте и вспомните, – категорично оборвала я сама себя, – а теперь – до свидания, всего хорошего. Приходите через два дня.

Бабка пыталась было ещё посопротивляться, но “налоговик” молча схватил её за плечи и в один присест выставил за дверь. Послышалась яростная, но короткая тирада несогласия, потом мужской голос что-то пробормотал. Старушечий голос вызверился на него, дробно простучали шаги и всё стихло.

Я опустилась на краешек лежанки рядом с Данкой и медленно выдохнула. От пережитого напряжения заболели плечи, а руки затряслись. А вот Данка уже уснула, прижимая к себе дочку. Та тоже сладко посапывала, смешно морща носик.

Мельком отметив, что носики у них с мамой одинаковые, я подняла голову и вздрогнула.

Надо мной нависал инспектор. Он подкрался совсем бесшумно и теперь возвышался, как гора, подпирающая вершиной потолок бани.

И он возмутительно хорошо выглядел! На его лбу не было даже испарины, а в парной по-прежнему стояла тропическая жара.

При взгляде на него сердце опять сладко заныло. Нравятся мне такие мужчины: чтобы и красивые, и без намёка на слащавость, а наоборот, просто-таки пышущие мужественностью и суровостью…

Вот только он младше меня раза в два, как минимум. Эх!

Откуда он только взялся? А откуда взялась деревня и Данка с её свекровью? Я всё больше и больше склонялась к мысли о том, что просто уснула за рабочим столом и теперь вижу до жути подробный красочный сон.

Но тут инспектор открыл рот, и всё впечатление о нём испарилось.

– Теперь нам ничего не мешает, – негромко, но веско заявил он, – прямо сейчас ты отправишься со мной.

Я устало посмотрела на него снизу вверх.

– Я бы с удовольствием, – пожала плечами, – за вами – хоть на край света. Вот только, хоть убейте, не понимаю, зачем я вам понадобилась. Я же обычный терапевт. Работаю в районной поликлиннике. Взяток я никогда не брала. Липовых больничных не оформляла. Запрещёнными лекарствами не торговала. Что хоть случилось? Стуканул на меня кто?

Говорила, а сама чувствовала, как усталость наваливается всё сильнее. Очень захотелось прикорнуть рядом с Данкой. Странный это сон. Никогда не слышала о таком, чтобы людям и во сне хотелось спать!

– Твоя болтовня тебе не поможет, – сурово отрезал он, – я наслышан о том, каких сказок ты можешь наплести, чтобы отвертеться от тюрьмы. Только со мной такое не прокатит. Ты идёшь со мной прямо сейчас!

И, не дав мне и слова сказать, больно схватил меня за плечо и рывком поднял с полки.

– Эй! – его поведение возмутило меня до глубины души, и я принялась яростно выдираться, – Вы что себе позволяете! По какому такому праву распускаете руки?

Загрузка...