
Я не сразу поняла, что что-то не так.
Жар, который охватил все мое тело, я списывала на любовные переживания. Пыл страсти еще никогда не проявлялся столь сильно, но в какой-то момент кожа стала по-настоящему гореть. Я прервала поцелуй и отстранилась с болезненным стоном. И то были не неудовлетворенность или тоска по мужским губам, а реальная боль!
Одежда своим прикосновением причиняла страдания. Нежный мягкий шелк казался колючей крапивой. Кончики пальцев пекло, а по всему телу прокатывались волны все нового опаляющего жара.
Сцепила зубы, чтоб не закричать.
Я не понимала, что происходит.
Или, нет? Понимала? Догадывалась уже некоторое время, но отмахивалась. Не желала верить.
Даже сейчас остатками воли я пыталась усмирить, подчинить собственное тело, но оно было сильнее человеческого разума.
В следующий миг я осознала, что проиграла неравный бой.
Ткань на спине лопнула. Прочный корсет разлетелся на части, крепкая шелковая шнуровка не выдержала. И вместе с треском шелка и парчи из моей груди вырвался вопль.
Тело мое менялось. Оно росло, увеличивалось в размерах, преображалось. Все предметы вокруг делались маленьким. Виденные мною сотни раз, теперь они напоминали детские игрушки. Человек во мне отходил на второй план. Точнее его прогоняли, заталкивали куда-то вглубь. А наружу выходило совершенно иное существо. Сильное, необузданное и ужасно злое!
Глаза заполнились слезами. И я вновь закричала от боли и отчаяния. Но крика не услышала. То был рев! Глубокий, низкий звук вырвался из моей груди. Из моей ли?
Кожа продолжала пылать. Казалось даже одежда вот-вот загорится на мне. Я отчаянно попыталась снять остатки платья. Но в ужасе заметила, что куски некогда прекрасной материи раздирали на полосы острые длинные когти, разбрасывали в стороны пестрые клочья бурые, покрытые бугристой кожей лапы!
Оглядев себя, я увидела, что ноги мои также стали зелеными и массивными лапами, их кольцом обвивал длинный, весь утыканный острыми шипами, хвост. А на спину давила тяжесть ноши из пары огромных зеленых с янтарными прожилками кожистых крыльев.
Я закричала в последний раз. Крик тот был верхом отчаяния и ужаса. А после мое сознание погрузилось в абсолютную черноту.
(Некоторое время назад).
Ветка больно хлестнула меня по лицу. Странно. Давно такого не случалось. Я всегда уворачивалась от любой опасности, а тут просто ветка. Наверняка виною всему осень. В это время года я всегда немного не в себе. Именно осенью они все умерли. Даже Орсо и тот…
Я мысленно приказала себе встряхнуться, да и боль привела в чувства.
Попытавшись сосредоточиться, я прибавила скорости. Сапожки на мягкой подошве почти не производили шума, кожаная курточка отличной выделки не скрипела, а лук и нож, хорошо закрепленные, не стучали.
Уже с полчаса я неслась по лесной чаще. Жертва моя убегала. Но зверь был ранен, и я уверена, не уйдет. Нужно было только набраться терпения.
Охота – это то, в чем я разбиралась, чем промышляла и чем жила. Вот и сегодня вышла пораньше из дому, прошлась по звериным тропам выискивая подходящего зверя.
Вдруг сильный удар в бок сбил меня с ног. Я вылетела с тропы и охнув врезалась в толстый ствол дерева. Теперь и второй бок вспыхнул болью. Но зато я не упала и имела возможность видеть, что происходило вокруг.
Вепрь стоял в паре метров от меня и казалось ухмылялся. Или это мерещилось от боли? Короткая жёсткая щетина на шкуре, массивная голова, маленькие угольные глазки, короткие ножки. Его бок сочился кровью, а из центра ранки торчала стрела. То, что от нее осталось. Оперение давно обломалось о ветки подлеска. Да и не удивительно при такой-то скорости скачки!
Зверь не приближался. Некрупный, подросток, но уже достаточно массивный, чтобы стать неплохим уловом. Мощное тело подрагивало от нетерпения. Но что-то удерживало вепря от того, чтобы ринуться на меня и размазать по стволу дерева.
Я замерла, не сводя глаз с животного, и не дышала. Охотник и жертва, как быстро мы поменялись местами. Тетиву на лук не натянешь, копье осталось валяться где-то на тропе позади. Оставался нож. Но каковы у меня были шансы?..
Он прислушивался. Уши трепетали. Тонкий звериный слух уловил что-то, и вепрь сорвался с места. К моему облегчению не на меня, а прочь. Уже через секунду, видно его не было, а через пять затих и последний шорох веток.
Я с облегчением выдохнула. Изо рта вместе с воздухом вырвался и стон боли. Надо же было так попасться!
Ничего, я крепкая. И не в таких передрягах бывала. Вот однажды мы с Орсо… Я сцепила зубы и зашипела. Старые воспоминания были такими яркими живыми. В отличие от старика…
Я резко отлепилась от ствола, сделала шаг. Ребра отозвались болью, в глазах потемнело. Я пошатнулась и осела в траву. Выдохнула, со свистом втянула новую порцию воздуха: прохладного, ароматного вкусного.
Орсо всегда любил остановиться на минутку, даже если был очень занят, вдохнуть полной грудью. Он называл лесной воздух «дыхание чащи». Говорил, что оно целебное, придает сил. И по нему сразу ясно, в хороший лес ты попал или в недобрый.
Медленно опустившись на землю, я легла в траву. Скорее, упала, но то мелочи.
Сочные толстые стебли теперь касались моей щеки, земля холодила ноющие ребра.
Над головой шумели листья деревьев, а высоко-высоко плескалось голубое небо.
«Если слишком долго всматриваться в него, кажется, что утонешь», – вспомнились слова Орсо, а глаза наполнились влагой. Нет, это все из-за ребер. Проклятых ребер. Я попыталась хохотнуть, о тут же сморщилась от боли.
Уже третью осень я встречала без Орсо, а все никак не могла привыкнуть. Глупый старик! И чего его понесло в то ущелье? Ягод и на этой стороне леса навалом. Может не такие сочные, как на солнечном склоне, не такие сладкие.
Орсо накрыло обвалом, а я с тех пор никаких ягод есть не могла. Они казались мне крохотными капельками крови, что разбрызганы по зеленой листве.
Егерь-отшельник воспитал меня, заменил собою мать и отца, братьев и сестер. Он играл со мной, когда я была малышкой, учил делать луки и охотиться, выслеживать зверей, искать яйца в гнездах. Я забиралась на самые макушки и находила самые крупные яйца. Орсо ругался, а я лишь весело смеялась и показывала ему язык, сидя на ветке. После, когда спускалась, получала по ушам, ревела, а потом мы мирились и отправлялись обедать вареными яйцами.
Ох потешался бы надо мной Орсо, сглупи я так с вепрем при нем. Еще месяц бы вспоминал, что упустила добычу, да еще и бок подставила.
Я прямо слышала его насмешливый голос в голове: «Леди Райяна на бал, видно, собиралась, а тут лес и дикий зверь вместо принца!»
Так-то он меня «Рай» звал, но стоило оплошать, сразу «Райяна». Вот ведь! Хоть и сам выбрал такое вычурное имя мне…
Бок прострелило болью. Я тут же схватилась за него руками. Повезло еще, что зверь молодой, не отрастил клыки, а то красовалась бы сейчас отличная дыра в моей шкурке.
Слезы остановились сами собой, оставив две мокрые дорожки на щеках. Ветер холодил их, но это было приятно.
Проклятая осень с ее хандрой!
Казалось, пора бы уже… Что? Забыть? Или смириться. Но вот же, не получалось!
Я заставила себя подняться, собрать по дороге растерянное оружие и вернуться домой.
Еще на подходе к хижине я уловила запах дыма.
Скверный день! Неудачная охота, да еще в дом кто-то забрался.
Укрывшись за ближайшими деревьями, я принялась наблюдать. Хижина Орсо, а теперь моя, стояла прямо посреди леса. Заросли лишь на несколько метров отступали от бревенчатых стен. А поросшая бурым мхом крыша сливалась по цвету с листьями соседних деревьев.
Внутри определенно кто-то был, зажег огонь в лампе, распалил очаг. Я замерла, приготовившись к ожиданию. Мне было не привыкать. На охоте порой приходилось по нескольку часов сидеть без движения, наблюдать.
Но долго мне ждать не пришлось. В окне мелькнула сгорбленная тень и я со спокойной душой направилась к дому.
– Фрин! Тебя не учили, что хозяйничать в чужом доме неприлично? – спросила я, переступив порог.
В хижине было непривычно тепло и уютно.
Я брела по темной пещере. Стены скалились острыми голодными зубьями камней, с потолка свисали тонкие когти сталактитов. Из глубины горы веяло холодной сыростью.
Чем дальше шла, тем темнее становилось. Казалось, что я иду внутри самого камня, погружаюсь в скалы, растворяясь в них.
И вот меня больше не осталось. Но и камня не видно. Лишь чернота. Не понимаю, как, но я продолжала двигаться вперед. И в какой-то момент темнота превратилась в пустоту.
Все еще ничего не видя, я ощущала, что стены исчезли, разошлись.
Остановилась. Прислушалась.
Тяжелое, глубокое и ровное сопение. Вдох-выдох.
Кто-то находился совсем рядом. Судя по дыханию – кто-то большой. И он спал.
Но стоило мне осознать наличие другого разумного существа поблизости, сопение прекратилось. Черноту впереди осветили два желтых глаза с вертикальными змеиными зрачками. Зверь проснулся!
В ужасе я перестала даже думать.
Он смотрел прямо на меня, но ничего не предпринимал. Выжидал? Я была парализована. Может, это такой защитный рефлекс? Не буду шевелиться, и он подумает, что меня здесь нет.
Вокруг не стало светлее, но теперь я каким-то чудом видела его. Это был дракон! Огромный, совершенно черный дракон! Как я могла различать его в черноте, непонятно. Но я во всех подробностях видела его толстые лапы. Под кожей перекатывались мышцы. Когти выпущены уже наполовину. Длинный хвост. Толстый у основания он становился все уже и уже к концу, а завершался коротким костяным шипом. Точно такими же был утыкан и весь хребет зверя. Шипастая дорожка сбегала от затылка по позвоночнику и по верхней части хвоста к кончику.
Задние лапы изогнуты, дракон, словно кот, приготовившийся к прыжку. И вот он этот прыжок совершил! Разогнувшись, лапы толкнули массивное тело вперед, словно огромная тугая пружина. Он надвигался на меня с неимоверной скоростью.
Два, метр, половина. И вот между мной и зубастой удлиненной пастью не осталось больше места.
Я не успела даже зажмуриться, как дракон на всем ходу налетел на преграду. Между нами находилась каменная стена. Зверь нелепо сложился, наверняка ему было больно. Но он лишь глухо зарычал. Отошел от стены на пару своих шагов и бросился на нее с новой силой. Всхрапнул, тряхнул головой, встал, отошел.
Дракон бросался на камень вновь и вновь. С каждым разом поднимался он все медленнее и тяжелее. Но стена не дрогнула. Даже маленького камешка не откололось от нее и не упало вниз.
Дракон не сдавался, только злился все сильнее. Распалялся. Из его округлых ноздрей на кончике вытянутой морды теперь вырывался сизый дым, а иногда проскакивали искры.
Ревя и загребая когтями камни на полу, дракон врезался в стену, изливал на нее свою ярость.
Я же стояла по обратную сторону преграды не шевелясь. Пока выглядело так, словно дракон заперт. Я не знала где, и кем, но радовалась этому бесконечно.
«Бежать!» – сверкнула мысль. И этого было достаточно, чтобы дракон заметил, учуял меня. Он плавно отошел от стены, присел на задние лапы, прищурил глаза, вперившись в меня, а в следующий миг сорвался с места.
На этот раз он проскользнул сквозь стену, словно то была дымовая завеса, достиг меня за секунду, и темнота поглотила мое сознание.
Проснувшись я не могла пошевелиться. Странная сила сковывала мои мышцы и горло. Не выходило даже закричать. Рубаха прилипла к мокрому телу. За ночь я сильно вспотела. Фрин перед уходом сильно натопил в доме. Чего я никогда не делала.
Оцепенение отпустило в один миг. Я с шумом втянула воздух и тут же выдохнула его. Дышала жадно, словно только что тонула.
Что это было? Сон? Уж больно непростой и странный.
Я встала, прошла к чану со свежей родниковой водой, зачерпнула кружкой и выпила со звериной жадностью. Следующая кружка была отправлена за шиворот. Стало немного легче. Я оперлась спиной о деревянные бревна.
Так что же это все было?
Дракон. Это существо вызывало у меня страх и ненависть. Все в Завасе ненавидели драконов. Много зла они натворили. Разоряли поля, стада, не гнушались и человеченки отведать. Смутные то были времена. О них даже говорить не особо принято было. Просто каждый в Завасе никогда лишний раз не будет упоминать этих мерзких ящеров.
Но у меня был собственный особенный повод для этого.
О том, как меня отыскал, Орсо взялся говорить лишь однажды. Но разговор тот я запомнила преотлично.
«Я преследовал подстеленного зверя. Далеко уже в лес зашел, вымотался. Можно было бы и назад повернуть. Не абы какой улов намечался. Но раненный – не жилец, зато мучиться еще пару дней ему. Стоило добить упертого бедолагу.
Шагал я по звериной тропе уже на автомате. По сторонам не глядел. Все ждал, когда зверь упадет.
А тут детский плачь. Тихий такой. Другой бы и не заметил, да слух у меня острый.
Сперва не поверил. Откуда ребенку в такой глуши взяться. Так далеко и я-то не заходил никогда.
Но прошел пару шагов на звук. Смотрю, среди выпирающих корней дерева, на зеленом мху лежит ребенок. Свернулся калачиком, словно кошка. И всхлипывает. Так тихонечко.
Взял я тебя на руки и в деревню принес сразу. Узнать, не терял ли кто детей. Местные сразу недобро восприняли новость. Но по округе разослали вестников с новостью. А пока я забрал тебя к себе.
Ты малышка совсем была, но в том возрасте, что говорить то уж должна.
Сколько я бился. Все выспрашивал: имя, где живешь, как зовут родителей. Но толку не было. Ты молчала. Опускала глаза, ерзала, норовила сбежать даже.
А однажды тихонечко ответила:
– Их убили драконы. Моих родителей.
Я все еще надеялся, но вестей о пропавшем ребенке так и не было. Поэтому я оставил тебя у себя».
Я рывком распахнула дверь и вышла на улицу. Вокруг еще было темно. Середина ночи. Деревья монолитной черной громадиной обступали хижину со всех сторон. Кроны качались под натиском ветра, шумели, иногда спугивая сонную птицу.
Свод огромной пещеры терялся во мраке. Стены лишь угадывались. Пламя даже сотни факелов не могло осветить этот колоссальный каменный зал. Находился он глубоко внутри горной цепи и знали о его существовании лишь избранные.
Торрин Аддерли стоял у ровной, словно гладь озера в безветрие, стены. Она и глянцево блестела, словно была сделана из воды. Вот только вода никогда бы не сумела принять такое положение. Разве что только при помощи магии.
Магией здесь было пропитано все насквозь. Торрин это знал, чувствовал. Он сам являлся ее источником. Последний представитель королевской династии Заваса. Единственный выживший в своей семье. Не осталось даже дальних кузенов или дядюшек, тётушек… Никого.
И именно здесь Торрин ощущал свое одиночество остро, как нигде больше.
Каждый год он возвращался в Пещеру Тысячи Голосов. Каждый год проходил ритуал, отдавал свою магию, обновлял печати.
– Мальчик мой, – Морлей подошел неслышно, как кот. Несмотря на почтенный возраст, двигался он с небывалой легкостью и грацией.
Торрин кивнул. Дрожь волнения пробежала по телу. Ритуал был всегда один и тот же. И всегда проходил без накладок. Но Торрин всегда волновался. Слишком уж многое было поставлено на кон. Существование всего королевства. Вот так. Не больше не меньше.
Торрин встал на положенное место. Морлей – напротив. Сильнейший маг, канцлер, человек, заменивший Торрину отца и мать. Движения его были четкими, уверенными. Никакой дрожи в голосе, никаких опасений. А вот Торрин волновался.
– Печать… С ней что-то не так. По-другому...
Морлей поднял руки, раскинув широкие рукава накидки словно крылья.
– Зло не слабеет от времени, проведенного в заточении. Оно точит печать с обратной стороны, ослабляет ее. После свершения ритуала все успокоится. Начнем.
Торрин подавил вздох. Это место давило на него всегда, угнетало. Но сегодня особенно.
Молодой король стал спиной к канцлеру, лицом к глянцевой черной стене, вскинул руки в нервном движении. Теперь его брови были сведены к переносице, взгляд уперся в чернильную массу.
Голос мага за спиной звучал тихо, но распространялся по всему залу. Он тонул в тенях, не отражаясь от камня, исчезал.
Древнее заклинание вводило Торрина в подобие транса. Он оставался на месте, но при этом видел всю пещеру целиком словно со стороны: светлые узоры рун на полу, толстые свечи, расставленные в особых точках, две человеческие фигуры в странных позах.
Для ритуала больше никто не был нужен. Это просто не имело смысла. Король и его канцлер были самыми сильными магами в Завасе. Никто и близко не приближался к ним по уровню силы. Простые маги не сумели бы здесь помочь. А только мешали, сбивали с концентрации.
Каждый раз только он и Морлей. Только они могли сдерживать зло, запечатанное магической печатью.
Торрину и делать-то ничего не нужно было, только выстоять, не упасть, и исторгнуть из себя максимум силы. Чтобы напитать печать, чтобы сделать ее вновь крепкой.
Как носитель королевской крови, Торрин был и источником магии во всем Завасе. Именно благодаря ему мелкие маги могли читать заклинания, творить небольшие чудеса.
Морлей же – иное дело. Магия у того была собственная. Но что служило ее источником, канцлер никогда не выдавал.
В следующий миг голос мага грянул с утроенной силой. Ритуал перешел на вторую стадию. Руны на полу пещеры запульсировали бледным светом, язычки пламени на фитильках свечей напротив померкли. И появились они – те самые голоса. Они раздавались откуда-то из глубины самой тьмы. Шептали, бормотали, стонали и выли. Невозможно было понять их речь, но эмоции были каждый раз неизменны: боль, тоска, отчаяние и мука.
Торрин сцепил зубы и уперся ногами в пол. Поток чистой силы хлынул из его пальцев, устремился вперед, вливаясь в глянцевую черноту печати.
Торрин больше не слышал голоса мага, не видел рун и свечей. Он старался удержаться на ногах. На висках и шее его от натуги вздулись вены. Что-то было не так! Определенно не так! Но Торрин понимал, нужно выстоять любой ценой. Нельзя позволить печати ослабнуть еще хоть немного. В противном случае зло, которое столько времени было заточено, получит возможно вырваться наружу. Тогда весь Завас исчезнет, утонет во тьме, безысходности и страданиях без надежды на спасение.
Прежде заслон сопротивлялся, отторгал магию, старался отвести ее от печати. Сейчас же он тянул ее с голодным удовлетворением. Всасывал в себя впитывал каждую каплю магии и ликовал. Торрин явно ощущал это всем своим естеством. Голоса тоже изменились. Они стали злобными и грозными. Бесновались где-то там в бесконечной тьме, но теперь грозили вырваться.
Торрина пили, словно ледяную воду источника в жаркий день, вытягивали силы, норовя опустошить досуха. Боль и отчаяние бились в сознании короля. Нужно было предупредить мага, воззвать о помощи. Но это было невозможно. Вся воля Торина сейчас уходила на то, чтобы просто стоять на ногах.
По обрывкам слов Торрин понял, что ритуал почти завершен. Ее немного и голос мага стихнет, все прекратится. Нужно только подождать. Но тут он почувствовал, что заслон приближался. Он не просто тянул магию из Торина, но и самого короля медленно тащил к себе. Сапоги скользили по шершавому камню, но сдвигались миллиметр за миллиметром. Глянцевая тьма приближалась. И она ликовала?!
Торрин попытался сделать хоть что-то обернуться, крикнуть, подать знак магу, но сознание, утопающее в боли, не выполняло приказов.
И вот его пальцы коснулись стены. То был не твердый камень, а вязкая черная жидкость, магией приведенная в вертикальное положение. Успев заметить лишь это, Торрин ощутил взрыв такой невероятной агонии, какой не доводилось переживать ни единому живому существу.
Голоса теперь ликовали, бесновались и визжали. Они находились повсюду, окружали Торрина, были внутри его собственной головы, в его мыслях, в его сознании.
Черная вязкая масса заползала ему под кожу, растекалась по пальцам, просачивалась каплями прямо в кровь. Казалось, вся эта тьма полностью состояла лишь из боли и страданий. И они стремились распространиться, захватить все, до чего могли дотянуться, заполнить собою тело Торрина до краев, вытеснить его сознание, выжечь его ядом и желчью.
Первой мыслью стало, что дом разрушили деревенские. Месть за собственную убогость. Но как бы они успели добраться сюда быстрее меня? Хотя, это все могли быть кусочки одной мерзкой затеи. Наверняка Кривой и староста сговорились. Да и в деревне все казались осведомленными, что нечто затевалось. Что помешало им пойти дальше, послать кого-то подпилить балки?
Я осторожно опустила мешок с добром на землю, прислонила к стволу. Надеюсь зверье не успеет добраться до свежего хлеба.
Я углубилась в лес и принялась обходить хижину по дуге. Тот, кто разрушил мой дом, мог быть еще здесь. Слабаки или нет, но несколько человек из деревни могли подпортить мне здоровье. Нужно было действовать осторожно.
Я видела хижину через редеющую осеннюю листву. В сгущающихся сумерках, без света внутри и просевшей крышей, она выглядела старым больным зверем. Чудищем. Чужим этому миру. Уставшим от его постоянных насмешек и пинков.
Обойдя дом кругом, я не заметила никакого движения, не услышала шорохов, тихой ругани или покашливания. Я была здесь одна. Не считая филина, ухнувшего на макушке дуба, да мелкого грызуна, что шмыгнул из-под моей ноги в траву.
Сперва пришлось возвратиться за мешком. Припасы следовало убрать подальше. Еще неизвестно, осталось ли в кладовой все в сохранности.
Дверь открылась с трудом, вспахав глубокий след на земле. Внутри все пахло пылью, сухими травами и мхом. Доски крыши были свалены в кучу, пробраться между ними не представлялось никакой возможности. Да еще и ночь окончательно опустилась на лес.
Ничего, ночевать под открытым небом не впервой. Орсо не раз брал меня на длительную охоту или рыбалку. Тогда мы ночевали под куполом из звезд, пили чай, заваренный в котелке.
Я прерывисто вздохнула. Орсо больше не было рядом. Даже его хижина обвалилась. Но в этом я была виновата сама. Старик Фрин прав, давно следовало заняться ремонтом. Ничего, гвоздей я купила, завтра разгребу завалы и примусь за ремонт. Хоть какое-то разнообразие.
Ночь я провела у костра. Вот только было совсем не так здорово, как на рыбалке. Мошки совсем озверели, чуяли приближение холодов. Накатила тоска, я все ворочалась с боку на бок. Земля казалась особенно жесткой, несуществующие ветки впивались в бока. Заснула я далеко за полночь. А утром принялась разбирать на части остатки собственного жилища.
– Решила наконец заняться ремонтом? – старик Фрин всегда появлялся вовремя.
Я вынырнула из-за кучи хлама и помахала ему рукой.
– Уж не ты ли ослабил балки, чтобы заставить меня это сделать? – интересовалась я в шутку, и Фрин это знал. А балки я все же проверила. Следов от пилы не было, только короеда.
Старик сипло засмеялся.
– Тебе в город надо.
– Спасибо за совет, – я схватила кусок толстой доски и выкинула наружу. – Уже сходила вчера в деревню. Теплый мне там оказали прием.
Еще один обломок полетел на общую кучу.
– Да-а-а, – протянул Фрин. – Слышал я. О твоем приключении вся деревня говорит.
Я разогнула спину, отбросила разбитый горшок.
– И что говорят?
Мне на самом деле было любопытно.
Старик молчал.
– Ну же. Ничего доброго я и так не жду.
– Что ты ворвалась в дом старосты, угрожала ему расправой, требовала пять мешков добра за его жизнь.
– Дай угадаю, а Кривой его спас от меня?
Фрин кивнул с опаской глядя на меня. Уж не знаю, чего боялся старик, может, моего гнева или мести. Вот только я не побежала в деревню чинить разборки.
Запрокинула голову и расхохоталась от души, глядя в синее осеннее небо. Я все смеялась и смеялась, даже слезы выступили. Со смехом выходила та ярость на кривого, что вчера не нашла реализации, а еще обида на старосту и деревенских. Столько лет их кормила, отдавала мясо и шкуры почти за даром. На Орсо, за то, что не предупредил, как будет больно от его ухода.
Отсмеявшись, выбралась из хижины, перелезла через через стену и спрыгнула на траву.
Подошла к бочке, зачерпнула кружкой холодной воды, предложила Фрину. Натаскала еще до рассвета. На земле так и не удалось хорошо поспать.
– Можно еще что-нибудь поискать, – я рассеянно обернулась на развалины.
– Я не голодный, – отмахнулся Фрин. Я удостоверилась, что он откровенен и с облегчением выдохнула. Даже не представляла, где искать кухонную утварь. Хотя котелок был в амбаре. Можно поставить его на костер.
Последние слова, кажется, я произнесла вслух.
Фрин отхлебнул воды и довольно зажмурился, будто я ему предложила крутую мясную похлебку.
– В Столице награда объявлена. Сегодня утром гонец был.
Я слушала в пол-уха. Охотницей за наградами я никогда не была.
– Кто-то опасный сбежал? Ну в наших краях его не отыскать. В такую глушь никто не бежит прятаться. Здесь каждое новое лицо на виду. Сразу заметят.
– За драконий цвет, – возразил старик.
– Это еще что.
Старик хмыкнул.
– Растение. С маленькими желтыми цветочками. Совсем мелкими. Стебель его стелется по земле или по камням. Листочки круглые, что капельки росы и такие же глянцевые. А цветы на звездочки похожи. Когда его много, то кажется, что крупу кто-то рассыпал.
– И зачем мне это знать? – спросила я, хотя интересно было другое, откуда старик знал об этой травке. Я с Оросо весь лес исходила, и ближайшие горы излазила. Не видела ни разу такого чуда.
– Так чтобы награду получить, – хитро усмехнулся Фрин.
Я насупилась.
– Не нужны мне чужие серебряники.
– Бери выше. Награду объявил сам король и в золотых.
Я удивилась такой щедрости, но покачала головой.
– Зачем оно мне? Золото?
Фрин кивнул в сторону хижины. Я надулась еще сильнее.
– Сама починю. Гвозди у меня теперь есть, работать умею.
– Одними гвоздями здесь не обойдешься, – покачал седой головой Фрин. – А скоро дожди пойдут. Повезло еще, что погода сухая стоит. Думаю, до конца месяца время есть. А потом дожди, зима не за горами, снег заметет.
Королевские покои в замке были самыми пышными и шикарными, как и полагалось. Лепнина на потолке, панели из редких пород дерева на стенах, гобелены ручной работы, массивная мебель с резными орнаментами. Все это удивляло и подавляло того, кто впервые видел подобную роскошь. Но король привык к дорогой обстановке и всегда воспринимал ее как должное.
Торрин лежал в собственной постели среди шелковых простыней и парчовых покрывал. Через щель в занавешенном окне пробивался яркий луч света. Был день!
Торрин дернулся.
Король не мог себе позволить прохлаждаться. Нужно было готовиться к войне, разобраться с финансами, налогами, подготовить письма соседям, возможно, даже лично кого-то посетить.
Но тут он вспомнил о странностях в ритуале укрепления печати, о голосах, которых в тот раз действительно была тысяча, о сильной слабости после.
Откинув одеяло резким движением, король хотел вскочить с постели, позвать камердинера, личного секретаря, начать давать распоряжения относительно…
В глазах у Торрина потемнело. Он не успел еще отойти от кровати, поэтому покачнувшись сел на нее обратно.
В Висках пульсировало, язык прилип к небу и едва ворочался, во рту было сухо как в пустыне. А еще голоса… Те самые голоса из пещеры. Они шептали что-то на своем языке, угрожали, смеялись над его слабостью.
– Ваше величество! Вам нельзя напрягаться. Нужен отдых. И покой!
Перед глазами Торрина все еще плавали черные кляксы, но он услышал топот десятков ног: горничные, слуги, секретарь и лекарь. Последний распорядился уложить короля на подушки, лично укрыл одеялом, накапал чего-то в небольшой стаканчик с водой и заставил выпить.
– Вот-так. Теперь должно стать полегче. Но вам все же нужен сон. Это самое лучшее лекарство.
Голоса в голове действительно поутихли, пульсация в висках уже не давила с такой силой. Даже получилось приоткрыть глаза. Теперь вот только яркий свет причинял неудобства, и Торрин тут же прикрылся рукой.
– Светочувствительность, – прокомментировал лекарь. – Хм, хм.
Торрин моргнул несколько раз. Настойка действовала быстро. Смотреть становилось легче с каждой секундой.
По комнате сновала прислуга. Что-то уносили, устанавливали ароматические лампы, раскуривали благовония, разгоняли по комнате терпкий дым.
– Что за цирк?! – Торрин попытался приподняться, но на это его сил пока было недостаточно.
У дальней стены стоял канцлер. Казалось, он пытался слиться со стеной воедино, но все же наблюдал исподлобья.
– Мюрлей, что Р-Саг забери, происходит? – Торрину хотелось рявкнуть, но голос подвел. Вышло тихо, сипло, болезненно…
Король сверлил взглядом канцлера и тот, наконец, отлепился от деревянных панелей. Медленно подошел к кровати.
– Рассказывай, – прорычал Торрин. – У ж ты то наверняка понимаешь все.
Мюрлей вздохнул и жестом приказал всем выйти. Лекарю потребовалось дополнительное распоряжение, но уже через полминуты канцлер и его король остались вдвоем.
– Ты был прав, ритуал в этом году прошел не совсем так, как обычно, – Торрин слушал мага и не перебивал, только сжал покрепче челюсти. – Я сделал некоторые тесты, изучил печать, стену в пещере Тысячи Голосов.
Зло, которое запечатано по ту сторону магического портала стало сильнее. Или наших сил уже не хватает для его сдерживания. А возможно, зло приспособилось, нашло лазейку обхода печати. Это еще предстоит выяснить.
В этот раз мы справились. Проход надежно закрыт. Ничто не прорвется в Завас. Но проблема оказалась в том, что во время ритуала ты коснулся портала. И он каким-то образом повлиял на тебя.
Мюрлей замолчал, устремив задумчивый взгляд в пустоту, словно он там пытался отыскать ответы.
– Да говори ты уже! –рявкнул, не выдержав, Торрин.
Мюрлей посмотрел на своего короля, будто оценивал, решал, стоит ли ему доверять.
– Я король, твой повелитель! Я имею право знать! Даже если все совсем плохо, – последние слова Торрин добавил совсем тихо.
Кивнув, словно решившись на что-то, Мюрлей подошел к королю. Откинул одеяло, дернул за шнурок на вороте белой рубахи, отодвинул тонкую ткань в сторону.
Посреди сильной мускулистой груди короля чернела бесформенная клякса. Пятно было столь темным, что казалось, оно поглощало всякий свет, оказывающийся рядом.
– Что это? – с презрением выдавали Торрин. Прикасаться к пятну отчего-то ему совсем не хотелось. Хотя и убрать его с груди желание было невероятное.
– Это проклятие, – бесцветным голосом пояснил Мюрлей. – Очень сильное проклятие. Оно перешло в наш мир, когда ты коснулся печати.
Торрин мало чего боялся в этой жизни, но сейчас холодный пот пробил его. На блу высроились бисеринки пота, собрались в капельки и поползли по вискам к подбородку.
Древнее зло было сильным. Невероятно сильным. И если уж оно нацелилось на человека, то спасения не было.
– Настой, который дал лекарь, немного помог.
– Да, но не очень уж хорошо. И думаю, это ненадолго.
– А твои снадобья?
– Я дал тебе уже несколько порций во время сна. Поверь, до этого ты выглядел еще хуже.
В висках у Торрина застучало сильнее.
– Если до Кроуджа дойдут слухи, что король Заваса болен… Да что там Кроудж. Свои же могут задумать переворот. Больной король долго не сидит на троне. Завас разорвут на части. Польются реки крови…
Ты должен меня вылечить! Слышишь. Должен!
Торрину хотелось вскочить на ноги и начать мерять шагами комнату от края до края. Но голова кружилась, голоса завывали все громче. Они бесновались и ликовали. Чувствовали слабость и отчаяние жертвы.
– А что будет с печатью, – вдруг совершенно осипшим голосом прошептал Торрин. – Если через год меня не будет, чтобы отдать свою силу, ритуал не состоится. И тогда Кроудж покажется маленькой неприятностью. Древнее зло уничтожит Завас. Но перед этим порезвиться с местными жителями…
– Да в убогой карете едет бриллиант! – восхитился картавый, заметив меня. Лицо его ощерилось гнилозубой улыбкой. Меня передёрнуло. Похоже, он был главарем этой маленькой, но довольно зловонной кучки неудачников.
– Спасибо, что разбудили, – любезно проговорила я. – Уснула случайно. Так могла и с тракта съехать, в дерево угодить. Впредь буду осторожна. Поеду я. И еще раз благодарю, добрые люди.
«Добрые люди» разразились хриплым гоготом.
– Слышали, – утирал слезы главарь. – Такая милашка, и уже благодарит! А я ведь еще и не начал даже.
Из оружия у них были тяжелые, грубо обработанные дубины. Луков не видно, значит, нужно только оторваться подальше. Вот только выдержит ли телега и сумеет ли мул бежать быстрее сонной коровы?
– Что везешь, принцесса? Хотя это и не важно. Одно знакомство с тобой – лучшее, что случилось с нами за последний месяц, – главарь провел языком по черным растрескавшимся губам.
Я молчала, делая вид, что совершенно не понимаю, о чем это он.
Тогда нетерпеливый малый из бандитов подошел к телеге и отдернул полог холщовой накидки.
– Что там?
Вместо ответа разбойник стал копаться в телеге, вытащил одну из шкурок и показал главарю. Тот присвистнул. Глаза у него заблестели.
– Откуда такое добро?
Я пожала плечами. Откупиться от этих болванов не получится: во-первых, денег у меня не было, во-вторых, их жадность слишком велика.
– Ни одна деревня не послала бы в город девку с таким богатством, да еще и без охраны, – размышлял главарь, пока его подельники переминались с ноги на ногу.
Они хищно поглядывали то на меня, то на шкуры, но приказа пока не было. Вот только сколько они будут ждать главаря, и сколь крепок его авторитет?
– Краденое? – предположил тот, что стоял у мула.
– Я сама их подстрелила, – вырвалось у меня, что вызвало взрыв хохота. Стало обидно. Да! Я была в сотню раз более искусным стрелком, чем каждый из них. Вот только лука под рукой не было. Приходилось сдерживаться.
– Баба и охотник?
Хохот усилился. Я скрипнула зубами, но покрепче сжала челюсть, чтобы не ругнуться ненароком.
– Эй, здесь лук, – раздался голос из телеги. – И стрелы…
– Ты еще скажи, что умеешь ими пользоваться? – криво ухмыльнулся главарь, но выражение его лица изменилось. Нет, наверняка он не поверил, что женщина умеет стрелять, с горечью поняла я. Скорее предположил, что со мной должен быть мужчина. Отстал, например, или в кустики отлучился. Шкуры в телеге. Значит, мой спутник – охотник, а с таким связываться всякий сброд не очень-то любил. А вдруг еще и с другом. Два крепких мужчины с оружием…
Да и баба не спешит выть от ужаса, значит, есть за ее плечами защита. Остальные бандиты сделали тот же вывод, принялись оглядывать заросли и трак позади. Прислушивались к шороху листвы из чащи. Потянулись к поясам. У двоих обнаружились кривые ножи со сколотыми рукоятками.
Я многозначительно молчала, не спеша развеивать их опасения. Хотелось достать собственный нож. Остро наточенный, отполированный, вычищенный до блеска. А еще очень хотелось показать, как я умела им пользоваться. Но то говорила во мне злость. Благоразумие требовало молчать.
– Зачем вам шкуры, – лениво начала я, когда нервы бандитов были на пределе. Они непонимающе уставились на меня с таким видом, словно уже и забыли, что я сидела здесь. – Их еще сбыть нужно. Для этого в город ехать, больше нигде их не купят. А если вы будете везти их на рынок, то стража у ворот наверняка заподозрит неладное. В лучшем случае отнимут, а могут еще и проверку устроить…
Главарь неуверенно почесал в затылке. Шкуры можно было еще и просто использовать в собственных целях: спать на них теплее, чем на голой земле.
Нужно было чем-то занять бандитов.
– Сегодня утром мы проезжали таверну «Лысая утка», ну тот, что у развилки. Там еще дорога с юга Заваса идет, – я бросила невзначай взгляд на главаря. Мое «мы» произвело на него впечатление, но он попытался скрыть это. – У них как раз стоял купец-южанин. Имена у них еще странные такие… Не помню… Зато помню, что купец радовался, как удачно он сторговался в Страде, и сетовал, что почти вся его охрана слегла с лихорадкой. Южане не привыкли к нашей погоде. И даже ранняя осень для них испытание. Угораздило их где-то под ливень попасть. Теперь вот отлеживаются в съемных комнатах.
Главарь прикидывал, решал. Деньги – это приятнее, чем шкуры, которые еще продать нужно. Да и до таверны рукой подать. Вот только больная охрана – это тоже охрана.
Главарь колебался, а я незаметно придвинулась поближе к луку. Хотелось подстрелить его словно индюка, коим он и являлся. Но успею ли я справиться и с остальными? Я притушила ярость, клокотавшую в груди.
– Трактирщик говорил, что они собирались отправляться сегодня к обеду. Вдвоем: купец и его хозяйственник. Остальных было решено оставить до выздоровления в тепле таверны.
Последний аргумент развеял сомнения.
– А вдруг девчонка врет, – подал голос тот, что гладил по морде мула. Я лучезарно улыбнулась ему. Какая-то часть во мне хотела, чтобы бандиты не поверили. Необузданная ярость рвалась наружу. Требовала выхода. Хотелось пустить кровь этим негодяям, не знающим, что такое уважение к женщине, не умеющих даже за собою следить!
– Зачем мне врать? – я пожала плечами и глянула прямо в глаза главарю. – Мне же еще обратно этой дорогой ехать, как шкуры продам. И вас тут наверняка встречу. Так зачем мне враги?
– Слыхал, – главарь кивнул на меня. – Баба, а не дура. Быстро в «Лысую утку». Разведаем, и устроим засаду дальше по дороге. Главное – чтобы никто нас не опередил. Поэтому далеко углубляться в лес не будем.
Бандиты уже развернулись ко мне спиной и торопились по пыльной дороге к трактиру.
– Эй красавчик! – окликнула я. Что-то внутри толкнуло меня на это.
Удивительно, но обернулись все пятеро. Каждый из них считал себя красавчиком? – Буду ехать обратно через пару дней. Уж будьте любезны дождитесь. С вас пятая доля добра южанина.
Бандиты двигались вдоль дороги. Хоть и шли они пешком, делали это быстро. Негромко переговариваясь, бродяги обсуждали меня.
– Вот же Р-Сагова дочь! И куда подевалась?
– Думала нас так просто надуть можно?
– Хорошо еще недалеко ушли, и встретили Билли.
– А ему можно верить? Он на ногах-то едва стоял. Мог с пьяна и не заметить в «Лысой утке» южного торговца.
– Незачем Билли нас обманывать. Тем более южанин должен был быть не один, а с кучей охраны. А таверна пустая! Видно девка эта от нас решила хитростью уйти, но не тут-то было. Не такие уж мы дураки!
Одобрительные возгласы спугнули с ближайших деревьев стаю ворон.
Оказалось, что и в том, что мул понес и заскочил в заросли, тоже было свое преимущество! Бандиты легко бы обнаружили меня на пустой дороге. И спрятаться я бы никак не успела. А сейчас нужно только переждать, когда они уйдут подальше, вернуться к развилке и, сделав крюк, поехать в Страду иным путем.
Кто бы ни была та зелененькая зверюга, она сослужила мне неплохую службу. Я даже злиться на нее в тот момент перестала.
Неудачливые грабители уходили от места, где начиналась просека. Я выдохнула с облегчением и поднесла к зубам забытое было мясо.
Я уже почти полностью успокоилась, но вдруг в груди что-то царапнуло. Странное возмущение.
«И почему это я должна отсиживаться здесь, в сырых кустах? Прятаться, как мышь? А какие-то отбросы шли себе преспокойненько по ровной светлой дороге?!»
Мысль была и моя, и чужая одновременно. Я не понимала, откуда она пришла. Вот еще мгновение назад я искренне радовалась, что случай помог мне спрятаться. А теперь была возмущена своим поведением до глубины души.
Вдалеке раздался взрыв мужского хохота.
Это стало последней каплей. В груди, словно ил на дне реки, всколыхнулась ненависть.
«Отребье!»
Я услышала тихий рык, и краешком сознания поняла, что исходил он из моей собственной груди!
Не успев сообразить, на кого зла и за что, я подскочила на ноги и понеслась сквозь чащу. Подлесок здесь был густой, но ни одна ветка не зацепила меня по лицу. Я уворачивалась от них так ловко, что на некоторых даже листья не шевелились!
Даже на охоте с Орсо в былые времена я не была столь ловкой.
Но удивиться должным образом я не успела. Лес закончился. Я выскочила на тракт, оказавшись прямо перед толпой бродяг.
Они были удивлены не меньше меня, но пришли в себя быстро.
– А вот и наша зверушка! Не иначе, как на ловца прибежала. Даже запыхалась, вон как спешила.
Утробный рык был ему ответом.
Я хотела что-то сказать. Извиниться. Заболтать зубы, придумать какую-нибудь нелепицу. Они глупы, вдруг бы удалось выпутаться, но горло не слушалось.
«Рвать!», – билось в моей голове чужим рыком.
Бандиты медленно меня окружали. Один заходил справа, двое, делая вид, что прогуливаются, шли слева.
Я не переживала. Я была довольна. Это означало, что они никуда не денутся. Что они все ближе и ближе ко мне. Мои жертвы!
Мысль о том, что лук остался в телеге, мелькнула и угасла. За нею пришел смешок. Уверенный и наглый.
Я вспоминала. Из оружия при себе был нож. Главное – успеть вовремя его достать и не дать выбить у себя из руки.
Опять смешок. Громче, четче, веселее!
Оказалось, все это время Картавый главарь грабителей что-то говорил. Но я только сейчас это заметила. Он, вроде, задал вопрос. Но я была слишком поглощена голосом в собственной голове, чтобы еще уделять внимание Картавому.
Бандит этого не знал и решил обидеться на мое молчание.
Он не считал меня достойным противником. Даже просто противником. Картавый даже не нападал. Просто шагнул в мою сторону, протянул руку с растопыренной пятерней. Схватить он меня хотел, что ли? Не вышло. Я словно ртуть перетекла из одного положения в другое. Плавно, грациозно. Только звери так умели. А теперь, оказывается, что и я!
Подельники Картавого захохотали. Они не поняли, что произошло. Решили, что их главарь просто промахнулся.
Но тот прекрасно видел, что моя тушка переместилась. И его это разозлило.
– А ну стой на месте!
Но мое тело было против. Оно вновь увернулось от грязной руки. Еще. И еще. Сперва бродяги потешались над главарем:
– Ты что так стар стал, что и бабу не изловишь?
Но в следующий момент Картавый достал нож. Направил остриё в мою сторону и сделал шаг.
Вот это уже не игра. А нападение!
Странно, но мысль вызвала у меня восторг.
Я схватила руку с оружием чуть выше запястья, крутнула. Картавый взвыл от боли. Короткий удар по затылку, и он затих. Упал в дорожную пыль.
Остальные бросились на меня скопом. Но кто-то из них стоял ближе, кто-то дальше. Каждый, кто подбегал, получал удар в порядке очереди. Хватало одного двух ударов. Откуда я знала, куда бить, непонятно. Но я разделалась с бандитами за считанные минуты!
В груди разлилось чувство удовлетворения. К нему было примешано немного разочарования, что все закончилось так быстро. А еще бился страх. Нет, ужас! Кто управлял моим телом, и чьи это мысли и эмоции засели у меня в голове?!
Оглядев грязных бродяг, что валялись в пыли тракта у моих ног, я покачнулась. Как мне это удалось? Я не знала. Зато, когда все мужчины отключились, я вновь обрела контроль над собственным телом.
Набрав полную грудь воздуха, я резко выдохнула. Проделала это еще. Легче не стало.
Я переступила через Картавого и побрела по тракту. В чащу заходить желания не было. Я вовсе не была уверена, что сумею так же ловко преодолеть обратный путь до телеги через заросли.
Подойдя к просеке, оглянулась. Погони не было. Да и вряд ли бродяги уже успели прийти в себя.
Я присмотрелась, телегу с обочины видно не было. Хорошо. Потому что дальше куда-то ехать сегодня я была не в силах.
Подойдя к колесу, у которого так и осталась лежать сумка с припасами, я вопросительно глянула на мула. Словно ожидала, что у животинки будут ответы. Но нет, мул молчал и жевал. Один раз фыркнул, прогоняя муху с морды, и все. На этом наша беседа была окончена.
Заночевала я прямо в просеке. Куда подевались бандиты меня не волновало. Наверняка у них не хватит глупости вновь связываться со мной.
Я даже костерок развела, как стемнело. Плавила сыр на тонкой длинной палочке и пялилась в пламя.
– Это можно вылечить, – я продолжала разговаривать с мулом, даже когда тот задремал. – Любую хворь можно вылечить. Главное – отыскать верное лекарство. Вот заскочу быстренько в город, продам шкуры. С деньгами можно будет даже к аптекарю заглянуть. Вдруг отыщется у него микстура нужная. Да! Так и поступим!
Спала я всю ночь неспокойно. Мне снились драконьи морды. Они скалились, рычали, ухмылялись, подмигивали и звали за собой.
Но проснулась я на удивление отдохнувшей. Вот только мысли из головы дурные никуда не делись.
Остаток дороги к Страде я даже не заметила. Правила на автомате, желающих завязать со мной дружбу не отыскалось. Да и с телегой, к счастью, проблем не случилось.
Около городских ворот собралась небольшая толпа. Пеших досматривали, хоть и вскользь. С торговцев брали пошлину за ввоз товара. Благородные или состоятельные горожане проезжали вне очереди, вызывая ропот и волнения среди бедняков.
Я пристроилась в хвост очереди и приготовилась ждать.
Погода была относительно теплой. Осеннее солнышко решило напоследок почтить нас своей лаской. Ветер, правда был прохладный, но куртка и площадь отлично защищали меня. Всего-то и оставалось, что пялиться по сторонам, да не забывать погонять мула, когда очередь сдвигалась на полметра веред.
Простояла я так довольно долго. Наблюдала за людьми. Собрались здесь и нищие, и бродяги, люди с севера и юга. Кто-то шел попытать удачи в Страде, иные в поисках работы. Вид некоторых личностей совершенно не оставлял сомнений при определении их рода деятельности. Мощные плечи, шрамы на открытых участках кожи, оружие за поясом, в перевязи, за спиной. Отпетые бандиты или наемники. Странно, но стража пропускала и их.
Фрин говорил о скорой войне. Вероятно, поэтому всякий сброд стягивался в столицу. Пополнить войско, обчистить карманы вояк, получивших жалование.
Я на фоне многих выглядела максимально миролюбиво и беззащитно. Возможно это и сыграло против меня.
Расспросив еще на подъезде о размерах пошлины, я приготовила серебряные монеты. Поэтому, когда поравнялась со стражей, с готовностью протянула ладонь. Раскрыла ее, показала монеты. Стражник загоготал в голос, увидев пошлину. Это был рыхлый детина, с брюшком, но широкоплечий. Поэтому выглядел крупным, хотя в битве наверняка не сумел бы и пары ударов нанести.
– Что там? – сипло спросил его напарник. Он как раз выпустил парочку девиц из города и теперь подошел к нам. Выглядел он не лучше Рыхлого. Сизый кончик носа, выдавал в нем любителя вечерком заглянуть в трактир. Темные круги под глазами говорили о вечном недосыпе, а серый оттенок кожи – о букете заболеваний.
– Вот пошлина за проезд, – спокойно сказала я. – В телеге шкуры. Выделанные и полностью подготовленные для пошива. Больше ничего. Готовых товаров тоже нет.
Сизый Нос заглянул в мою ладонь и уже собирался сгрести монеты.
– Постой, – остановил его Рыхлый. – Здесь мало.
– Как мало? В самый раз, вроде, – округлил глаза Сизый Нос.
– А ты приглядись получше. Мало ведь.
Рыхлый выставил вперед пузо, словно препятствие для моего проезда в город, и лениво почесал небритый подбородок.
– А-а-а-а… – протянул Сизый Нос. – Действительно.
– Сколько? – просила я. Шкуры у меня хорошие, поторгуюсь, продам подороже, отобью пошлину.
– Двадцать пять, – нараспев протянул Рыхлый.
– Э-мне-е-е, – Сизый Нос едва не задохнулся от такой его наглости.
– Вы что-то путаете, – сказала я и почувствовала, что где-то в глубине груди зарождалась злость. Она была еще глубоко, но не стоило давать ей поводов вырваться наружу. Раскидать бродяг на лесном тракте – это одно. А ввязываться в драку с городской стражей – это уже преступление.
– Золотом, – равнодушно добавил Рыхлый.
Сизый Нос захлопнул открытый рот и даже не пытался теперь что-то сказать.
Народ в очереди с любопытством поглядывал на нас. Кто-то с интересом, иные – с жалостью. Но за меня точно никто бы не вступился. Мои проблемы – только лишь мои собственные. Ну еще моей злости в груди.
– Вся моя телега, вместе со шкурами и мулом не стоит этих денег, – прошипела я. Казалось если начну говорить громче, то сорвусь на грубость. Злость в груди превращалась в ярость. Пульсировала, жгла, веселилась.
– Нет? – удивленно вскинул брови Рыхлый. Окинул взглядом мула, перекосившееся колесо, потемневшие доски бортов. Затем его внимание переместилось на меня. Я пряталась от ветра в бесформенный плащ, но лицо-то и руки снаружи. А по ним легко опознать молодую девушку. – Но кое-что у тебя вполне может пойти за такую цену.
Конечно я поняла, на что намекал Рыхлый.
В первый момент холодок пробежал у меня по спине. Неприятностей не хотелось. Хотелось спокойно зайти в город, распродать шкуры и вернуться домой. Скоро сухая погода закончится, пойдут дожди. А в это время ночевать без крыши над головой не хотелось. Нужно ыбло чинить хижину.
Но тут на лице Рыхлого расплылась улыбка. Самодовольная, наглая. Мои чувства тут же переместились на второй план. Я тоже улыбнулась. Весело, многообещающе. Вот только то была вовсе не моя улыбка. То был зверь, хищник, что сидел внутри. И он почуял развлечение, добычу.
Мне захотелось тут же извиниться, развернуться и уехать. Плевать, что простояла полдня в очереди. Плевать, что до других ворот несколько часов тащиться по разбитой дороге и еще столько же стоять в очереди. Переживу даже то, что в город попаду уже затемно.
Но губы не слушались. Они продолжали улыбаться.
Что уж там подумал Рыхлый, но лучше бы ему было убраться с моего пути. Я это понимала, улавливая эхо желаний зверюги.
– Что ж, думаю, мы найдем общий язык, – объявил Рыхлый.
Пять пар глаз уставились на меня с одинаковым удивлением.
– Это что еще за цыпа? – первым пришел в себя громила, глянул на своих ребят, затем на Карла. Но никто не мог объяснить мое желание вмешаться, да и я сама.
Я спрыгнула с телеги и шагнула к «дружеской» компании.
– Вечер обещает быть еще более интересным…
В груди шевельнулась, не совсем мысль, но надежда на развлечение. Но я не позволила ей выплыть наружу. Сосредоточилась на Карле и словах, который собиралась сказать.
– В сторонку ребятки, – бодро воскликнула я. – Карл должен денег мне. И срок не завтра и не через пару дней, а сегодня! Сейчас!
Улыбка сползла с лица Карла. Он точно меня не помнил, и пытался понять, о каком-таком долге могла идти речь.
– Вот как, – громила оценивающе глянул на Карла, затем перевел взгляд на меня. – А может мы поможем друг-другу, а?
Он подмигнул Карлу, но тот продолжал стоять молча. Ветер трепал его серую рубашку, словно она была надета не на живого человека, а на стойку для сушки. И где бедолага потерял курточку в такую погоду?
– Слушай, Карл. А что если я заберу ее себе? Одним должком у тебя сделается меньше, а? И у тебя появится время, чтобы отыскать монеты в уплату мне.
Я глянула на парня, которого решилась спасать. Что же он сделает? На его глазах открыто угрожали девушке, а он что же? Молчал. Лишь побледнел еще сильнее. Теперь его глаза темнели двумя провалами на лице, а бескровные губы вытянулись в тонкую нить.
Прямо рыцарь в сияющих доспехах. Я была немного разочарована. Но с другой стороны, был бы Карл изначально героем, подобной ситуации и не возникло б никогда.
– План гениальный, – оценила я. – Только в нем не учтена городская стража.
Амбалы быстро огляделись. Удостоверились, что улица пуста и расслабились.
– Какая стража, цыпа? Что она тут забыла. Отродясь эти улочки патруль не проверял.
Я спокойно кивнула и сложила руки на груди.
– Я пообещала им половину того, что мне должен Карл, а это уже немало. Там какая-то суета у ворот, вот они и отстали. Поглазеть решили. Подождем их вместе? И пусть они решают, кому Карл будет вперед отдавать должок.
Уже через миг ребята исчезли. Проскользнули в такой узкий переулок, что я думала, там и кошка не проскочит.
Я прислушалась к себе. Злости не было. Это хорошо! Я вздохнула и забралась на повозку.
– Поезжай в город, – проворчала я, изображая старческие нотки в голосе. – Развеешься.
Мысленно я пожелала старику Фрину здоровья и дернула поводья.
На Карла мне даже не было нужды смотреть, чтобы понять, он продолжал стоять на холодном ветру и глядеть на меня круглыми глазами.
Мул поплелся вперед по дороге, колеса вращались с тихим скрипом, да и доски телеги потрескивали. Нужно будет и ее подлатать, когда вернусь домой.
– Эй! – ударилось мне в спину. – Постой! Ты кто такая?
Я натянула капюшон на голову ссутулилась, стараясь сделаться меньше и незаметнее. На пустой улице это удавалось плохо. Но я ехала, а Карл шел пешком. Через некоторое время он отстал. Хорошо. Его крики только привлекали ко мне ненужное внимание. А с этим я и сама отлично справлялась.
Чем ближе к городской стене, тем ночлег дороже. Это я помнила из уроков Орсо. Но и в центр города забираться не стоит. Около богатых кварталов таверны превращались в гостиницы и за одно это увеличивали стоимость комнаты в трое.
Проехав пару кварталов, я обратила внимание на вывеску. «Желтый осел». Не хуже и не лучше всех, что я видела до этого. Я пожала плечами и съехала с дороги. Мальчишка лет шести махнул в сторону конюшни. Мой мул нехотя заполз в темное, пахнущее навозом помещение. Через доски крыши светилось небо, а дверь здесь если и была, то ее унесли куда-то давным-давно.
Оставлять телегу со всем ценным, что у меня было здесь не хотелось. Но в противном случае ночевать мне придется посреди улицы, а городская стража не приветствовала подобные фокусы.
Бросив мальчишке мелкую монетку, я пошла в сторону входа в таверну. Надежды, что от станет охранять телегу не было, но может хотя бы сам не приведет воров.
Внутри «Желтого осла» было все же немного уютнее, чем в конюшне. Пахло горячей похлебкой и чем-то кислым. Сколоченные из грубых досок лавки, голые стены, грязный пол. Вздохнув, я направилась к барной стойке. Народу здесь было немного, почти все столики пустовали. Но в очаге горел огонь, а крыша над головой защищала от ветра.
Хозяин, а по уверенному взгляду и тугому округлому животу выходило, что это именно он, протирал серой тряпицей огромную кружку.
– Мне комнату на одну ночь и горячий ужин, – бесцветным голосом сказала я. Любезничать с ним я не спешила. Да и он не источал радушие.
Трактирщик окинул меня изучающим взглядом, даже не пытаясь скрыть любопытства. Одежда на мне кожаная, но видно, что сшита не в городе. Сразу видно, что я не местная. Кто и зачем явилась в Страду, ему все равно. Главное, чтобы деньги водились. Но решив для себя вопрос моей платежеспособности, хозяин крикнул заказ на кухню.
– Телегу я оставила в конюшне. Надеюсь ваш парнишка присмотрит за ней.
– Какой парнишка? – равнодушно спросил трактирщик.
Я зашипела сквозь сжатые зубы, чтобы не сказать чего-то грубого и выскочила на улицу. Сразу же рванула в конюшню. Запах навоза ударил в ноздри, я поморщилась, моргнула пару раз привыкая к полумраку.
Ни телеги, ни мула в конюшне не было.
– Р-Сагов город, – все же не удержалась я.
Нельзя было давать волю гневу. Ко всему прочему дракона мне сейчас только не хватало. Но и сдержаться было сложно. Меня обокрали посреди белого дня! Да что там, прямо из-под носа увели все пожитки!
Я развернулась и выскочила на улицу, еще не зная, что буду делать. Неудачи преследовали меня всю дорогу. Глупо было полагать, что сейчас все обойдется. Именно поэтому, когда я заметила свою скрипучую телегу в конце улицы, то не поверила глазам.