– Ой, как же это? – раздался совсем рядом дрожащий девичий голосок.
– Обыкновенно, – презрительно ответил другой, явно принадлежащий даме преклонных лет. – Под ноги смотреть нужно перед тем, как по лестнице спускаться. Вообще, не понимаю, зачем столько шума? Не люблю шум. Лойза, не мельтеши!
– Но я только посмотреть, матушка! – возмущённо возразила неизвестная мне Лойза.
Однако дама тут же резко её оборвала, добавив в голос немного властных металлических ноток:
– На похоронах насмотришься! Если только в самом начале в обморок не упадёшь, изображая из себя «впечатлительную невинность». Мужчины подобное любят, ведь это позволяет им проявить себя благородными рыцарями и достойными представителями своих семей. Может, и приглянёшься кому-нибудь, не вечно же в девках ходить!
Я слушала этот странный разговор, а волосы на моей голове, и не только на ней, шевелились от постепенного осознания того, что именно эти двое обсуждают. Ещё имя странное – Лойза... Хотя, как только детей не называли в последние десятилетия. Не понимая, где нахожусь, я попыталась открыть глаза, но нисколечко не преуспела в этом простом, казалось бы, деле. О чём речь, если даже сделать вдох как следует не удавалось, из-за ощущения давления в районе груди и рёбер. А ещё боль... Невыносимая боль, пронизывающая каждую клеточку тела... Неслабо всё-таки шандарахнулась при падении.
Пока я пыталась собрать воедино не только мысли, разбредающиеся, словно овцы по полю, но и тело, отказывающееся подчиняться, послышался стук каблучков, и к беседующим присоединились ещё двое. По крайней мере, мне так показалось из-за разницы в грохоте, с которым звучали одни шаги по сравнению с другими.
– Я так понимаю, проблема Ойгена решена? – поинтересовалась та самая, «громко топающая» незнакомка, каждый шаг которой раздавался набатом в моей бедной голове.
– Как видишь, Айталь. Даже без крови обошлось, не придётся слугам паркет замывать и заново натирать.
Цинизм дамы поражал просто до глубины души. Тут явно кто-то насмерть разбился, свалившись с лестницы, а её полы интересуют! Сюрреализм какой-то! Я снова сосредоточилась на своём дыхании, хотя ощущения были не из приятных: будто меня долго пинали ногами, ломая каждую косточку из двух ста с лишним.
– Матушка, но Кристин же дышит!
О, а вот и четвёртое лицо присоединилось к обсуждению. Но, как и до этого, ни капли радости в голосе я не расслышала.
– Не мели чепухи, Эрсель! – прошипела дама. – Упасть с такой высоты, пересчитав все ступеньки, и выжить просто невозможно! Но если тебе так хочется, можешь проверить. Я мёртвых трогать брезгую! Бр-р-р...
Я прямо-таки представила, как эта циничная сволочь с отвращением поморщилась, демонстрируя свою неприязнь. Та, которую назвали Эрсель, подошла совсем близко, затем что-то зашуршало, а потом щёлкнуло.
– Она... дышит... – сдавленно пискнула девушка, и мне по носу ударило что-то тяжёлое.
Я распахнула глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на удаляющемся от меня лице. Эрсель неожиданно икнула и исчезла из поля зрения. С хрустом повернув голову, я чуть приподнялась, но громкий визг уложил меня обратно.
– Кристин живая!!! Она живая!!!
После чего все три девушки ринулись прочь, не прекращая кричать от ужаса. Вот только не поняла, почему меня назвали чужим именем и вообще где я?
– Калинкина!!! Ты совсем обалдела?! – грозный рёв директора застал меня как раз в тот момент, когда я только собиралась улизнуть на обед.
Вот чего ему в офисе не работалось? Сидел бы себе сейчас в тепле, считал денежки, думал о том, как открыть пятый зоомагазин по счёту, и гонял секретаршу за кофе. Но нет, приехал в самую метель, когда одними только нашими молитвами проводка выдерживала все перегрузки во время ненастья. Генераторы? Дублирующая система или хотя бы нормальная разводка с предохранителями? Ха,и ещё три раза ха! А ведь у нас аквариумы,террариумы...
– Здравствуйте, Борис Григорьевич! Что-то случилось? – я натянула на лицо самую дебильнейшую из своих улыбок и захлопала ресничками, ибо «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства!» Ага, в полном соответствии именно с этой цитатой, приписываемой Петру Первому, и которую наш директор повесил у себя в приёмной.
– Леночка-а-а-а...
А вот такой тон точно не предвещал ничего хорошего, но лезть на рожон, а тем более сбегать, было совсем глупо, поэтому продолжила изображать из себя полную идиотку:
– Да, Борис Григорьевич?
Директор продолжал наступать на меня, раздражённо стряхивая комки мокрого снега, успевшие налипнуть на дорогую шубу за время шествования от машины до магазина. Вот сейчас натрясёт, набрызгает, а мне потом вместе с девочками снова полы намывать и подсушивать, чтобы покупатели себе руки-ноги не переломали, поскользнувшись на мокром кафеле.
– Леночка, надеюсь, что вы помните о том, где именно работаете!
– Конечно, Борис Григорьевич. А что-то не так?
Вроде ничего такого не сказала, а из директора пар начал валить, как от старого паровоза, подъезжающего к платформе.
– Последний раз напоминаю: ты работаешь в зоомагазине, а не в книжном!!! Ты должна продавать живность, а не макулатуру! Почему ты только что отказалась продать рыбок покупателю, а вместо этого всучила ему справочник юного аквариумиста?! Хороший продавец впарил бы ему не только рыбку, но и новый аквариум, гальку, водоросли, аэраторы, лампы, несколько пачек витаминов и кормов!
– Но Борис Григорьевич! Он же рыбок загубит, а остальное попытается вернуть. а так как товар к тому времени будет уже невозвратным, он нас по судам затаскает. Вот вам это нужно?!
– Умная, да? Так, может, продемонстрируешь свой интеллект где-нибудь в другом месте?
Чёрт, нужно было всё-таки сматываться, потому что, отступая назад, я оказалась зажатой между столом и директором. На моё бедро легла горячая потная ладонь. обжигающая своим жаром даже через плотную джинсовую ткань, а поползновения толстых пальцев не оставляли ни малейшего шанса на невинное продолжение распекания моей персоны.
Тем временем директор продолжил:
– ... если женщина считает себя слишком умной, то начинает говорить чересчур много глупостей, а, значит, её рот стоит занять более подходящим делом... Чего ты кочевряжишься, дура? Ты ведь для этого идеально подходишь!
А вот это было больно. Очень больно. После того как Борис Григорьевич узнал от одной из продавщиц, что у меня из-за анатомических особенностей никогда не может быть детей, то быстро дал отставку последней пассии и начал подкатывать ко мне. Понимаю, что сама дура, разоткровенничалась как-то с коллегами, поделилась своей бедой, но уже поздно голову пеплом посыпать. Зато директор теперь считает, что на роль любовницы идеально подхожу, ведь ему можно будет не заботиться, ни о покупке презервативов, ни о том, что забеременею. Прямо-таки голубая мечта мужика вида «енот-потаскун обыкновенный». О том, что барьерные контрацептивы ещё и защищают от зппп, Борис Григорьевич как-то не переживал, считая, что к его достоинству никакая дрянь не прилипнет, да и любовниц подбирал среди своих работниц, надеясь, что ни одна из них, из страха потерять работу, не станет ему изменять.
– Борис Григорьевич, что вы делаете? Я же чётко сказала вам «нет».
– Вчера «нет», а сегодня вполне может быть и «да»... Неужели не хочешь прибавку к зарплате? Не глупи, самой же понравится!
– Сомневаюсь! – изловчившись, я двинула одновременно локтём в нос, а коленом промеж ног директору.
Пока тот выл, не зная, за что хвататься: верх или низ, так как ручки одновременно не дотягивались до пострадавших мест, я рванула в подсобку за пуховиком и рюкзачком. Всё, хватит с меня этой работы! Пусть в других местах платить будут меньше, зато целее буду. Уже подбегая к спуску в метро, сообразила, что на ногах по-прежнему лёгкие кеды, а ступеньки на лестнице так и не очистили ото льда, превратив их в настоящую горку. Нелепо взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, я всё-таки не удержалась и упала. Боль... Хруст... Темнота...
Определённо, последнее, что я помню – это падение со скользкой лестницы, ведущей в метро. Там вообще удержаться не было никаких шансов, так как все подступы к перилам были завалены горками смёрзшегося снега, а каждая ступенька оказалась покрыта толстой коркой льда, из-под которой виднелись только сантиметра три-четыре гранита. В общем, даже будь я в своих зимних ботинках, они бы меня не спасли. Вот только не поняла, каким образом вместо тёмного подземного перехода оказалась лежащей в достаточно богатом старинном доме и смотрю сейчас в красивый потолок с расписным плафоном. Настолько сильным был удар, что воображение подкинуло такой странный сон?
– Чего разлеглась? Вставай и иди в свою комнату, Кристина! – раздался голос дамы.
Я перевела взгляд на женщину лет пятидесяти на вид, одетую в платье века этак восемнадцатого, но причёска была намного проще, чем на картинах тех времён, хотя и достаточно вычурная.
– Кристина! Я к тебе обращаюсь! Хватит разлёживаться и портить своим снулым видом моё настроение!
Ничего себе заявочка! Я хотела было ответить, что никакой Кристины не знаю, а меня зовут Елена, но губы сами собой прошептали:
– Да, матушка...
Матушка?! Какая матушка?! Мои родители были кончеными алкоголиками с ранней юности и, кроме бутылок с горячительными напитками весьма паршивого качества ничем больше в жизни не интересовались, изредка перебиваясь случайными заработками, чтобы было с чем посидеть за столом, да закусить. Поэтому ничего удивительного, что я в один прекрасный день оказалась в детдоме, а они замёрзли в сугробе после очередного недельного запоя. Это уже от органов опеки узнала, что у меня было два старших брата, которых в своё время тоже изъяли из семьи, но, к сожалению, закончили они тоже печально: один так же спился, другой стал наркоманом и был убит в каком-то притоне. Вот так детская мечта о том, чтобы найти каких-нибудь родственников, познать, что такое настоящая семья, канула в Лету.
Всё ещё не понимая, каким образом произнесла слова, которые совершенно не были к месту, я попыталась приподняться, но слишком сильно кружилась голова, руки и ноги почти не слушались. Ещё корсет сильно мешал нормально сесть. Корсет?! С удивлением переместив взгляд на свою грудь, едва угадывающуюся в декольтированном лифе, украшенном мелкими рюшами, действительно обнаружила корсет! Вернее, он был спрятан под тонкой тканью платья с широкой пышной юбкой.
– Ты долго ещё будешь испытывать моё терпение?! Немедленно убирайся отсюда! – начала выходить из себя дама, наступая на меня с таким видом, словно я ей ведро помоев под ноги плеснула. – Не забывай, что ты здесь никто, и тебя терпят только по той причине, что ты оказалась женой моего единственного сына!
Оп-па... Так это передо мной свекровушка этой самой неизвестной Кристины ядом брызжет. Зато сразу понятно, насколько невестку любят и уважают в этом доме. Вот не дай бог мне такую родственницу заиметь – я бы сразу села за убийство при таком-то отношении, если не смогла выгнать из семейного гнезда. Но при всём при этом странности продолжались: вместо того, чтобы достойно ответить на этот «наезд», внезапно почувствовала липкий страх, поднимающийся откуда-то из глубин души, перерастающий в ужас. Перед глазами замелькали сцены с участием этой женщины, и не сказала бы, что они были радужными. Очередная попытка сесть привела к тому, что от резкой боли в свет померк, погрузив меня в темноту.
***
Пробуждение выдалось мучительным и весьма болезненным: всё тело ломило так, что орать хотелось, вот только не получалось, так как в горле банально пересохло сильнее, чем в пустыне Сахара. Надежда на то, что сцена, разыгравшаяся у подножия лестницы в особняке – всего лишь галлюцинация, вызванная стрессом после очередных приставаний директора и сотрясением мозга вследствие падения с обледенелых ступеней, не оправдалась. На этот раз я оказалась лежащей на просто-таки гигантской кровати в окружении целой кучи подушек разного размера, а над головой вместо потолка был растянут балдахин.
При попытке повернуть голову, шея снова противно хрустнула, заставив содрогнуться всем телом не только от звука, но и от боли. Зато в поле зрения попал графин с водой, стоящий на небольшом, круглом столике почти у самой кровати. Вот он, стимул к победе! Кряхтя, словно столетняя старуха, я перевернулась набок, а затем на живот и поползла к источнику вожделенной влаги. Чтобы не шлёпнуться на пол, ухватилась за один из столбиков в изголовье и смогла принять вертикальное положение. Потренировавшись ещё немного, почувствовала, что тело стало более-менее подчиняться, и встала на ноги. Шатало, меня, конечно, знатно, но графин манил похлеще открытого сейфа с бесхозными слитками золота.
На столике также обнаружился стакан, поэтому перспектива захлебнуться, приложившись к горлу графина, мне не грозила. Кое-как налив воды, а не расплескав её себе на платье, я жадно приникла к холодному стеклянному ободку. Вот никогда бы не подумала, что несколько глотков способны не только утолить жажду, но и вернуть к жизни! Второй стакан уже пошёл бодрее, а третий окончательно дал почувствовать счастье бытия. Я было прицелилась на четвёртый заход, как дверь в комнату тихонько приоткрылась и в неё проскользнула какая-то девушка.
Увидев меня, она всплеснула руками и возмущённо прошептала:
– Госпожа Кристина, зачем вы поднялись? Вам же нельзя вставать! А ну как опять в обморок упадёте, снова лекаря звать придётся!
Ёпрст, опять эта самая «Кристина». Стоп, какого лекаря?! Так ведь врачей в старину называли. Допустим. По крайней мере, негативных эмоций по отношению к этой девушке я не почувствовала, в отличие от «свекобры».
– А что, лекарь приходил?
Девушка замялась, пряча глаза:
– Не сразу. Вначале госпожа Доротея сильно ругалась на вас, что сами не захотели идти к себе в комнату, а потом всё-таки приказала слугам отнести сюда, раз вы не соизволили прийти в себя.
Обалдеть, какая «милосердная» свекровь. Даже ничего не шевельнулось внутри при виде бессознательного тела. Ай-ай-ай, какая же я гадкая, что не очнулась и не избавила столь важную госпожу от хлопот по транспортировке полуживого тела.
– А потом что было?
Ладно, каким бы странным ни был этот глюк, а разобраться в нём всё-таки нужно. Чем больше времени проходило в этом странном месте, тем меньше сомневалась, что вижу диковинный страшный сон. Следующим этапом познания происходящего стал туалетный столик с большим круглым зеркалом, который я углядела возле окна. Вот туда и направилась, заставляя тело повиноваться через силу, которой почти не ощущалось.
О нет, я никогда не страдала нарциссизмом, тем более настолько, чтобы в таком состоянии вместо того, чтобы отлежаться, стремиться к самолюбованию. Просто ещё до этого меня смутила прядь волос, упавшая на глаза, а точнее, её цвет. Сколько себя помню, всегда была обладательницей светло-русой шевелюры или даже больше модном в этом сезоне оттенке «льняной блонд», а вот то, что я увидела перед своим носом, было больше похоже на очень светлый, практически белый цвет. Но не седой точно.
Пока брела к намеченной цели, медленно переставляя ноги, прислушивалась к творящемуся в доме, но если где-то что-то происходило, то точно не на этом этаже, а ниже. Судя по кронам деревьев, я сейчас находилась примерно на третьем, хотя вполне могу ошибаться. Всё-таки как хорошо, что зеркало прикручено к туалетному столику! Оперевшись руками в столешницу, постояла несколько минут, свесив голову, чтобы унять расплывающиеся круги перед глазами, а когда, наконец, посмотрела на себя, едва не упала. Это была не я!
В отражении на меня смотрела белокурая блондинка с пепельного оттенка бровями, под которыми лихорадочно блестели иссиня-голубые глаза, казавшиеся просто огромными на худом, покрытом почти полупрозрачной кожей, лице. Высокие скулы, излишне подчёркнутые ввалившимися щеками, однако намекали, что стоит улыбнуться, как появятся кокетливые ямочки. Я перевела свой взгляд чуть ниже, задержавшись на губах идеальной формы: не слишком тонких, но и не чересчур пухлых, а завершал всё это изящно очерченный подбородок...
Первая мысль, возникшая в голове после того, как немного отошла от шока: после детдома я выглядела и то пухлее, хотя всегда отличалась астеничным телосложением. В целом откормить бы немного это тело, и совсем красоткой стала, а не «бухенвальдским крепышом». Сейчас же ключицы торчали так, что виднелись под тканью платья, словно его и не было. И вот это вот тело ещё лишили еды?! Они тут что, совсем с ума посходили?! Вены просвечивают синевой настолько, что плакать хочется, а «стиральная доска», уходящая в декольте, и вовсе повергала в тоску, если не в ужас. На вид моему отражению сейчас около восемнадцати – двадцати лет с небольшим, в то время как мне совсем недавно исполнилось тридцать два.
Но больше всего меня обеспокоили круги под глазами, нехарактерные ни для результата многочисленных недосыпов, ни долгого голодания. Подозревая худшее, я взяла в руки зеркальце на длинной ручке, лежащее рядом с правой рукой, а затем чуть отогнула ухо, концентрируя своё внимание на отражении. Тёмно-лиловый ободок, замеченный мной, заставил отвести косу в сторону и увидеть гематому, располагающуюся чуть ниже линии роста волос... Перелом основания черепа? Но ведь с такими травмами не живут, а тем более не ходят!
Вцепившись пальцами в край столешницы, медленно опустилась на пуфик, отказываясь верить в происходящее. Это что... получается, что я умерла? И тут, словно решив дать полный ответ на все мои вопросы, в голову хлынул поток смешанных воспоминаний.
Всё это было похоже на нарезку из фрагментов фильмов, перемежающихся между собой, будто разноцветные стёклышки в игрушечном калейдоскопе. Я видела эпизоды из своего детства, затем юности, а потом взрослой жизни, если можно так обозначить десяток лет, предшествовавший последнему дню моей жизни. Да, я всё-таки умерла в результате падения при спуске в подземный переход. Самым необычным, пожалуй, даже странным, было видеть собственное тело в полузастёгнутом пуховике с неестественно откинутой набок головой на гранитных плитах перехода. Причём в этот момент находилась сверху, наблюдая, как подбегают прохожие и спорят, кого вначале вызвать: скорую или полицию.
Но также видела тело юной баронессы Кристины Вербер-Майер, замершее в нелепой позе у подножия лестницы, а также спускающуюся с победоносным видом Доротею. Девушка, а вернее, молодая женщина не видела, кто её толкнул, но сама мизансцена, а также те ощущения горящей кожи между лопаток не оставляли ни малейших сомнений, что ей придала ускорение не кто иная, как «свекровушка, любящая пить кровушку». После того как та убедилась, что ненавистная невестка не дышит и отошла в сторону, словно только что вошла в зал из гостиной, я услышала «Живи и никогда не забывай», после чего Кристина сделала первый вдох, а затем и второй.
Теперь понятны недовольство и раздражительность Доротеи, когда её средняя дочь заметила, что я жива. Точнее тело Кристины, в котором оказалась моя душа. Какие силы притянули меня, а главное – с какой целью, непонятно. Что это был за посыл, и что именно он означал – тоже. Пока единственное, что было предельно ясно – в свою прошлую жизнь я совершенно точно не вернусь, так как Елена Сергеевна Калинкина умерла, назад дороги нет, и придётся мне начать жить заново. Причём, опираясь на разрозненные воспоминания Кристины. Вообще, странная у неё память: такое ощущение, что всё, что её не интересовало, попросту не задерживалось в голове. Было ли это следствием какой-то травмы или просто защитной реакцией психики, пока сложно понять.
Итак, что я имею... Теперь я – Кристина Вильгемина Вербер-Майер, жена барона Ойгена Ристофа Майера. Сирота с возраста пяти лет, воспитывалась в закрытом пансионе, по окончании которого сразу же вышла замуж. Сейчас мне двадцать один год, соответственно, из которых уже три нахожусь в браке. Сразу же после церемонии венчания забеременела, с радостью ждала рождения первенца, но вот где он – провал. Полнейший. Помню только, что роды были сложные, длились то ли два, то ли три дня, а в результате едва не скончалась из-за открывшегося кровотечения. Лекари спасли, но строго-настрого запретили ближайшие двенадцать месяцев снова беременеть, хотя муж настаивал на рождении наследника и всячески этому способствовал, не зная, что принимаю противозачаточные снадобья. Получается, что ребёнок умер? Скорее всего.
Что ещё за еженедельный визит? Муж? Точно нет, ведь Ойген обычно являлся ночью для исполнения супружеского долга. Я попыталась мысленно воздействовать на память, но ничего, кроме того, что Кристину эти визиты весьма раздражали, не нашла. Каждый раз она почему-то мучилась угрызениями совести, вплоть до депрессивного состояния, но почему не отменяла тяготившие её встречи – тоже непонятно. Вычленить что-то вразумительное, как я ни старалась, не удалось.
После того как служанка предупредила о визите, а затем исчезла, прошло минут пять, прежде чем в коридоре снова раздались шаги. Не понимая до конца, чего ожидать, я просто присела на край постели, рефлекторно потирая шею. Наконец, дверь отворилась, пропуская всё ту же Фанни, имя которой само собой всплыло в памяти, а затем ещё одну служанку, несущую на руках прелестную малышку лет двух-трёх на вид. Трёх, – автоматически поправила я саму себя, сопоставив факты о беременности и родах Кристины. В том, что это теперь моя дочь, сомнений не возникло ни на мгновение: те же голубые глаза, овал лица, угадывавшийся без проблем, несмотря на детскую пухлость щёчек, и светлые волосы один в один повторяющие оттенок прядей своей матери. Глаза девочки смотрели на меня с такой серьёзностью, что я испугалась разоблачения, ведь дети прекрасно чувствуют настроение и состояние матери, являясь своеобразным резонатором.
Но малышка молчала. Мне показалось странным, что ребёнок её возраста не был приведён, но потом решила, что, возможно, девочку попросту взяли на руки, чтобы так было быстрее добраться до моей комнаты. Ещё мне не понравилась худоба девочки. Да, у неё были пухлые щёчки, но они у всех детей такие из-за особенностей физиологии, но вот ручки и ножки были худыми. Неужели девочку кормят так же скудно, как и её мать?
Фанни встала у дверей, чем напомнила мне больше конвоира, чем простую служанку, и зорко следила за происходящим. Бинди – няня девочки прошла вперёд, продолжая нести свою подопечную, а затем замерла в метре от меня.
– София всю неделю вела себя достойно. Всё остальное – без изменений, – сухо отрапортовала девушка, чей тон больше соответствовал бы какой-нибудь сушёной вобле в годах Доротеи.
– Что значит «без изменений»? – против воли вырвалось у меня, хотя я предпочла бы молчать, чтобы не вызвать подозрений хотя бы на первых порах.
Фанни, фыркнув, закатила глаза и презрительно пробормотала:
– Родила убогую, а всё на чудо надеется...
То есть, девочка больна? Странно, но никаких внешних проявлений отклонений я не обнаружила. Кристина Фанни недолюбливала, но старалась при ней рта лишний раз не открывать, опасаясь, что та всё доносит свекрови. Но меня замечание служанки оскорбило до глубины души, и я снова не сдержалась:
– Попрошу прикусить свой бойкий язычок, когда речь заходит обо мне и моей дочери!
Глаза девочки удивлённо округлились, но она снова не произнесла ни слова, только внимательно продолжала следить за каждым моим движением. Немая? Вполне возможно, ведь Кристина после рождения ребёнка не слышала крика. Впрочем, она так часто теряла сознание, что вполне могла в этот момент находиться в отключке.
Фанни скривилась, словно сжевала лимон целиком, бросая взгляды, полные ненависти, в мою сторону. Я же медленно поднялась с кровати и расправила плечи, выражая всем своим видом непреклонность, и, несмотря на слабость, готова была стоять до последнего.
– Кажется, вы слишком сильно ударились головой... Пойду доложу госпоже Доротее, – прошипела Фанни и исчезла за дверью.
– Можете опустить Софию, – обратилась я к Бинди. – Теперь я хочу услышать ответ на заданный мною ранее вопрос: что именно «без изменений» с моей дочерью?
Вместо того чтобы поставить девочку на пол, няня посадила её на кровать, а потом всё так же меланхолично ответила:
– По-прежнему не говорит и не ходит.
Кристина родила больную дочь и поэтому так не любила дни, которые посвящались встречам с дочерью, чувствуя свою вину? Но как же так можно? Если ребёнок с отклонениями, то ему, наоборот, нужно уделять гораздо больше внимания, чем здоровому. Ещё и эти редкие встречи... Я помню и из уроков истории, и из классической литературы, что дети в богатых семьях почти сразу же после рождения перепоручались нянькам, а со своими родителями виделись пару раз в день, а то и реже, но всё-таки... Это же ребёнок, родная дочь, как можно быть такой бессердечной?! И всё-таки у меня возникли сомнения по поводу того, что у Софии родовая травма или какие-то врождённое заболевание. Я не только видела, но и работала с детьми-инвалидами, хоть и не так долго, у них реакции иные. Девочка же едва заметно поёрзала на своём месте, но, увидев, что я смотрю на неё, замерла. Параплегия? Нейропатия нижних конечностей? Всё может быть... Я, конечно, не врач, но кое в чём всё-таки разбираюсь. Как бы проверить реакции Софии, не привлекая внимание Бинди? В этот момент малышка сглотнула, а затем облизала сухие губки.
– Принесите воды, София хочет пить! – пользуясь удачно подвернувшейся возможностью, приказала я няне.
– А как же... – возразила было Бинди, показывая на край кровати.
– Она сидит достаточно далеко, не свалится. И пригляжу.
Поджав губы куриной гузкой, няня вышла из комнаты, а я присела перед кроватью, улыбаясь, чтобы вызвать расположение девочки:
– Здравствуй, Софи. Ты не будешь против, если я поглажу тебя по спинке, а потом по ножкам?
Вспомнив, что теперь она является моей дочерью, я легонько, едва касаясь кончиками пальцев, провела по пухлой щёчке. Глаза Софии округлились, ещё больше делая её похожей на фарфоровую куколку. А потом она потёрлась об мою руку. Я привстала с колен и притянула к себе девочку поближе, как бы щекоча её по спине, хотя через плотное платьице сделать это было не так-то просто. И тут худенькие ручки обвили мою шею. Как мне удалось сдержать слёзы, не знаю,но в горле застрял такой ком, что даже вздохнуть было сложно. Спокойно, Лена, держи себя в руках!
Осторожно, чтобы не потерять равновесие, и при этом не уронить Софию, казавшуюся просто пушинкой, я опустилась на кровать, усадив девочку к себе на колени. Не выпуская меня из объятий, она ещё сильнее прижалась ко мне. А я только чувствовала, как трепещет в груди маленькое сердечко, словно у пташки, пойманной в сети. Продолжая говорить милые глупости, которые когда-то произносила своим маленьким пациентам, слегка проверила рефлексы и мышечный тонус Софии. Паралича не было! К сожалению, более обстоятельный осмотр провести не удалось, так как вернулась Бинди, но я была уверена, что не всё ещё потеряно и у дочери есть все шансы встать на ноги, пусть и не так скоро, но они есть!
Время, отведённое на визит, закончилось, и Софи унесли. А я в ярости металась по комнате, сжимая от бессилия кулаки. Откуда только ресурсы взялись, если ещё час назад чувствовала себя измочаленной, побитой молью тряпочкой? Даже шея перестала напоминать о себе, хотя рука продолжала время от времени тянуться к ней, чтобы помассировать. Глупость, согласна, особенно если учесть полученные при падении травмы, но так становилось легче.
Вот что за несправедливость жизни? Почему те, кто хотят иметь детей, не могут не только родить, но и зачать, а другие так спокойно отмахиваются от своих родных только потому, что они родились не такого пола?! Кристина ведь не проявляла никакого интереса к дочери именно по этой причине, это только потом, когда ей стали давить на нервы, что воспроизвела на свет убогую дочь, окончательно отрешилась от неё, убрав даже малейшие воспоминания о ней. А ведь это живой человечек, которому необходимы любовь, ласка и внимание! Да просто нормальное общение!!!
И ведь Кристина родила здоровую дочь, инвалидом девочку сделало окружение, и после осторожных расспросов Бинди, я была в этом уверена на девяносто пять процентов!
... госпожа Доротея не любит шум, поэтому мы закрывали Софии рот, чтобы она не плакала и кричала, ожидая, когда начнёт говорить связно! Но чуда не случилось...
... госпоже Доротее не понравились кривые ножки внучки, и мы плотно их пеленали до полутора лет, чтобы выпрямить!
... юной госпоже не подобает ползать по полу, тем более что так пачкается дорогая ткань, поэтому строго следили, чтобы этого не происходило!
... дети не должны иметь лишний вес, так как он затормаживает развитие и не даёт полноценно встать на ноги, поэтому мы строго контролируем размер порций, категорически не даём сладкое, так как оно возбуждает неокрепшую психику, что недопустимо!
... девочка неполноценна, пора признать это, госпожа Кристина и смириться.
Неполноценна?! После всего, что с ней творили?! Да они тупо не дали ребёнку нормально развиваться и познавать мир в соответствии с возрастом и потребностями! Затыкать рот новорожденной малышке – это вообще верх садизма! Как только можно было до такого додуматься?! Мне даже страшно представить, какой урон психике Софи нанесён за эти годы... Девочке не давали говорить и запрещали двигаться, хотя она не была лишена способностей к этому изначально! И хорошо, если малышка попросту замкнулась, а потому бросила все попытки противостоять натиску взрослых...
Внутри меня бушевала такая ярость, что на ладонях глубоко отпечатались следы ногтей. Доротея... Везде и отовсюду торчат её нос и мнение! Госпожа то, госпожа это... До появления Софи мне было гораздо проще собраться с мыслями и наметить шаги, чтобы действовать, но сейчас... Одно дело – держать ухо востро и не поддаваться на провокации свекрови и её подручных, совсем иное – знать, что в этом доме живёт маленький беззащитный ребёнок, которого могут, а, скорее всего, постараются использовать в качестве рычага давления. Узнав о существовании Софи, я теперь точно не смогу её бросить. Совесть не позволит и тот самый шанс стать матерью, который мне не светил даже при всех современных технологиях моего мира. «Спасибо» родителям с их разгульным образом жизни.
... бракованная! Зачем ты мне такая нужна?!
... недоженщина. Кусок бесполезного мяса...
... дочь алкашей, чего взять? Хорошо, что узнал до того, как решил связать с тобой жизнь! От тебя всё равно родились бы уроды!
Вроде бы уже пережила всё это неоднократно, но из глаз всё равно покатились слёзы. Я ведь из-за своего происхождения пошла учиться после детдома на учителя биологии, чтобы донести до подрастающих поколений, насколько важно ещё с юных лет задумываться о собственном здоровье. О своём диагнозе узнала почти перед самым выпуском, случайно заглянув в медицинскую карту, оставленную на столе врачом, которого срочно попросили подойти к заведующей. Есть такой вариант недоразвития матки, когда её называют «инфантильной» из-за размеров меньше нормы. Да, возможно на это повлиять специально подобранными схемами лечения, но только не при первой стадии, самой худшей, с которой может столкнуться женщина, мечтающая о большой семье. А тест на генетику, на который копила в надежде на то, что если мой мужчина согласится на услуги суррогатной матери, показал такое количество поломок и мутаций, что я пришла в ужас. Обрекать собственного ребёнка на жизнь в бесконечных муках для меня было недопустимо. Поэтому тему с рождением детей пришлось закрыть раз и навсегда, надеясь, что смогу встретить достойного мужчину, согласного не только создать со мной семью, но и на усыновление.
Не срослось. Почему-то даже те, кто о продолжении рода не собирался задумываться в ближайший десяток лет, бежали от меня, как от чумной, услышав о диагнозе. Врать я никогда не умела, да и что вышло бы из семьи, которая начинается с обмана? Явно ничего хорошего. Меня бросил первый любимый человек, потом второй, запустив череду болезненных расставаний. После одного из таких пришлось даже уйти из школы, так как тот период совпал с эпидемией, и педагогов из старшей школы отправляли в младшую, находившуюся в отдельном здании, на замещение. Поначалу было непросто оказаться в окружении первоклассников, а потом со мной случилась истерика, когда они меня обступили на перемене и начали обнимать, благодаря за урок. Как я удержалась на грани нервного срыва, не знаю. Прошла по самой грани.
Пришлось потратить все сбережения на визиты к психологу, вроде всё нормализовалось. Выучилась на медсестру, потом на массажиста , работала с детьми-инвалидами. Пока не сделала замечание одной мамочке, грубо обращавшейся со своим сынишкой. Попросили уйти, а так как та не успокоилась и накатала жалобы на всевозможных порталах и сайтах, обратный путь в профессию оказался закрыт, ведь никто не захотел доверять своего ребёнка «грубиянке и хамке, не знающей своего места». Вот так и оказалась в зоомагазине, благо первое образование сыграло на руку.
Пришлось не только глаза протереть, дабы понять, что мне не привиделось, но и снова взять в руки то самое зеркальце. Не только под глазами исчезли страшные круги, делавшие меня похожей на мать после очередной порции «науки глупой женщине» от отца, но и от гематомы на шее практически не осталось ни следа. В моей голове увиденное ну никак не укладывалось в рамки привычной картины мира. Если нельзя объяснить всё обычными и привычными вещами, то остаётся поверить в мистику или что-нибудь подобное. Что первым делом приходит на ум? Как минимум магия. Но о ней в памяти Кристины не оказалось никаких упоминаний, равно как и о том, что девушка владела каким-нибудь даром.
Из всего, что со мной случилось, выходило, что около полутора суток я лежала на грани жизни и смерти, а потом очнулась. Ладно, опущу тот факт, что вообще выжить после падения с лестницы не должна была. Что произошло между сценой в тот день и возвращением в сознание? Был лекарь, дал какое-то лекарство, но гарантировать, что оно поможет, не стал. Обладало ли оно каким-нибудь волшебным эффектом? Вполне может быть. Может и нет. Ещё познакомилась с Софи и даже держала её на руках. А она меня обнимала как раз за шею.У девочки есть целительский дар? Тогда его наличие бы заметили и точно не стали бы считать её никчёмной. Не говоря уже о том, что она сама могла бы себе помочь как заговорить, так и встать на ноги, если всё-таки имеют место физиологические нарушения. Или тут вариант «сапожник без сапог»? Уфф... Дайте мне, пожалуйста, кто-нибудь инструкцию ко всему происходящему или хотя бы сценарий!
Остаётся ещё один вариант – я сама себя подлечила и продолжаю излечивать. Вспомнить те же самые периодические прикосновения к шее. Возможно, они происходили инстинктивно, ведь всегда хочется прикоснуться к больному месту, чтобы стало легче, ушёл дискомфорт хотя бы на некоторое время за счёт тепла ладони, а также защитить от повторного негативного воздействия, если существует такая угроза. Как бы это ещё проверить?
Я прошлась по комнате и увидела столик с круглым аквариумом, внутри которого плавала золотая рыбка, похожая на Красного Риукина. Роскошный хвостовой плавник притягивал внимание, погружая своими размеренными колебаниями практически в медитацию, заставляя отрешиться ото всего. За всё время в зоомагазине больше всего меня радовали смены в третьем отделе, где как раз располагались огромные аквариумы, заполненные самыми разнообразными видами рыб. Я дотронулась до выпуклой стенки, наблюдая за реакцией риукина. Рыбка подплыла поближе, а затем, резко развернувшись, переместилась в другую часть аквариума. Не знаю, к счастью или к огорчению, что не удалось проверить свою гипотезу насчёт дара, но любимица Кристины была абсолютно здорова.
Промаявшись до самого вечера, я услышала поворот ключа в дверном замке, после чего в комнату вошла служанка с подносом.
– Ваш ужин, госпожа Кристина.
Сняв клош с тарелки, я не удивилась, почему теперь уже моё тело напоминает больше суповой набор. Ужин был не просто скромен, а весьма скудноват, особенно если учесть, что обеда не было. Четыре крохотных, зажаренных до хруста кружочка острой колбаски и половинка яйца, сваренного вкрутую. Из напитков был только стакан воды, который я, естественно, осушила до дна, попросив принести ещё, и наполнить графин. После ужина так никто больше не появился, поэтому просто умылась водой из-под крана в небольшой ванной комнате, примыкающей к спальне, а затем легла спать.
Естественно, утром меня настигла такая жажда, что впору было выпить всё содержимое аквариума, только чтобы оросить пустыню внутри себя. К сожалению, мою просьбу не выполнили и пустой графин не заменили на полный. Ладно, в конце концов, я не настолько брезглива и тем более не страдаю боязнью употребления сырой воды из-под крана, утолю жажду водопроводной. Но совершенно неожиданно для себя обнаружила, что дверь в ванную комнату не поддаётся. Подёргав ручку несколько раз для верности, оставила пустую затею и решила вернуться в кровать.
Проходя мимо аквариума, я заметила стоящий возле него наполненный стакан, которого накануне точно не было! Взяв его в руку, осторожно принюхалась, пытаясь понять, что за жидкость в него налита, но неожиданно холодные стенки раскалились так, что рефлекторно разжала пальцы. Словно в замедленной съёмке я наблюдала, как стакан падает на пол и разлетается на осколки, в эту самое мгновение дверь в спальню резко распахнулась и в спальню влетела Фанни.
Театрально всплеснув руками, она затараторила:
– Госпожа Кристина, зачем же вы это выпили?!
– А разве я что-то пила, Фанни?
Клянусь, Мона Лиза Джоконда не смогла бы в этот момент переплюнуть своей улыбкой мою. Разве что перед этим её покусала Медуза Горгона, ибо Фанни окаменела на месте, словно встретилась не со мной, а со взглядом мифической девы, обращённой в чудовище. Я же медленно, не опуская глаз, подходила к служанке, напоминая себе королевскую кобру, намеревающуюся полакомиться кроликом.
– Итак... Не слышу ответа, Фанни. И как всё интересно совпало, что именно в тот момент, когда разбился стакан, в спальню вошла ты, хотя звука поворачиваемого в замке ключа не было слышно... Стечение обстоятельств, да? Ведь именно так ты сказала бы всем, «случайно» обнаружив моё бездыханное тело на полу? Однако я осталась жива, но всё выглядит так, будто это ты решила меня отравить.
Естественно, я блефовала, так как точно не знала, какая дрянь была налита в стакан, впрочем, не нужно быть сыщиком, чтобы понять, к чему разыгрывался весь этот спектакль с запертой ванной и отсутствием воды. Зрачки служанки расширились от ужаса до такой степени, что казалось, полностью вытеснили радужную оболочку, сузившуюся до тонюсенького ободка.
– Молчишь... Молчание – знак согласия, значит, ты признаёшь свою вину. Может, скажешь мне, каким образом казнят простолюдинов, покусившихся на жизнь титулованной особы? Могу на всякий случай напомнить, что я являюсь женой барона, причём именно благодаря браку со мной Ойген Майер закрепил свой титул пожалованного его отцу баронства, так как мой род гораздо древнее и значимее, чем его.
Если Доротея хотела меня этим напугать или внушить остальным, что у меня после падения совсем с головой стало плохо, то она ошиблась. Я не собиралась так быстро проявлять свой настоящий характер, резко отличающийся от тихого Кристины, но дело зашло слишком далеко. Нужно как-то продержаться до возвращения Ойгена, желательно при этом, чтобы от меня отстали на это время, иначе точно можно «поехать мозгами», опасаясь каждого шороха в ожидании, что снова придут по мою душу.
– Я не изменилась, у меня попросту закончилось терпение. Как долго вы ещё собираетесь надо мной издеваться? Скольких попыток избавления от моей персоны стоит ожидать? Сперва вы лично столкнули меня с лестницы, теперь по вашему приказу мне подсунули полироль вместо воды. Я ведь не говорила о том, что именно было налито в стакане, вы сами произнесли это первой, и все слышали, – я специально говорила очень громко и чётко, чтобы столпившиеся за спиной Доротеи слуги всё слышали.
Да, она однозначно просчиталась, собрав такую толпу, когда направлялась сюда. Ну как же! Королева же не может появляться без свиты, особенно в такие драматические моменты!
На выбеленных щеках Доротеи проступил румянец, а сама она резко обернулась и увидела слуг.
– Вон! Пошли все вон отсюда!
Жаль, что у свекровушки так быстро сдали нервы, мне бы сейчас «достопочтеннейшая публика» не помешала, ведь чем больше свидетелей, тем лучше. На Фанни рассчитывать было нельзя, так как она постарается выкрутиться, чтобы выйти сухой из воды, сохранив не только свою жизнь, но и место в доме, не говоря уже о благосклонности хозяйки.
– Скажите, а чего вы добиваетесь, отсылая слуг? Желаете расправиться со мной без посторонних, а затем снова попытаться выдать всё за несчастный случай? Я, конечно, могу ошибаться, но третий раз подряд... Мне кажется, что это будет выглядеть слишком подозрительно, обязательно пойдут шёпотки, сплетни... Всем слугам ведь рот не заткнёшь. Естественно, можно оплатить их молчание, но всегда будет сохраняться опасность, что кто-нибудь захочет большего и под угрозой рассказать всё, начнёт тянуть из вас деньги. А вы до конца своих дней проживёте в нервном напряжении, что всё вскроется. И не факт, что вычислить шантажиста окажется легко, ведь ваше признание насчёт полироли слышало, по крайней мере, человек десять-одиннадцать. Убить же такое количество людей крайне хлопотно и ещё более опасно. Куда трупы девать будете, госпожа Доротея?
Если вначале слуги начали достаточно шустро расходиться после приказа Доротеи, то потом резко сбавили скорость, и не удивлюсь, что человек пять точно слышали мою речь от начала до конца. Солнце сесть не успеет, как весь штат окажется в курсе возможного развития событий. Так что теперь тихо избавиться от меня в ближайшее время не получится: сразу же все подозрения падут на Доротею.
– Не мели чушь, Кристина! Тебе никто не поверит всё равно.
Я слегка улыбнулась, скрещивая руки на груди:
– Возможно. Зато и эту часть нашей беседы слышали не только мы втроём.
Доротея, пребывая в полной уверенности, что её приказ был выполнен сразу же, повернула голову в сторону двери и заметила последних убегающих слуг. Если до этого её щёки алели от возмущения, то сейчас всё лицо пошло некрасивыми красными пятнами, скрыть которые не помогла даже та тонна «штукатурки», которую ей ежедневно наносили на лицо, чтобы скрыть морщины и потерявшую с возрастом эластичность кожу. Не сомневаюсь, что Доротея всё равно не оставит попыток избавиться от меня, но одно то, что я заставила её серьёзно понервничать дорогого стоит.
– Хорошо.Чего ты добиваешься, говоря такие мерзкие вещи?
Мерзкие? У меня даже на несколько минут дар речи пропал. То есть, дважды пытаться меня убить – это не мерзко, а расписать вероятное будущее для свекрови – это ай-ай-ай.
– Я просто хочу, чтобы вы перестали пытаться избавиться от меня различными способами. Тем более что мне интересно, как отнесётся Ойген ко всему этому.
Доротея криво усмехнулась:
– Наивная дурочка Кристина... Ты и в самом деле думаешь, что мой сын тебя спасёт?
А вот это был уже тревожный звоночек. Неужели Доротея строит свои козни с ведения Ойгена? В таком случае настоящая Кристина действительно была наивной дурочкой, не снимающей розовые очки все эти годы. С одной стороны, я могла её понять: всё-таки пребывание в пансионе с малых лет на самом деле изолирует от суровых реалий настоящей жизни, а с другой... Это насколько же нужно иметь ущербный эмоциональный интеллект, чтобы допустить такого отношения к себе и маленькой Софи? Пусть ребёнок не родился мальчиком, но ведь нельзя из-за этого её игнорировать! Не появись я в этом мире, Кристина была бы уже мертва, и не уверена, что от Софи тоже не избавились под каким-нибудь неблаговидным предлогом.
Посмотрев на Доротею, явно чувствующую своё превосходство, я как можно спокойнее ответила, зная, что такое поведение обычно выбивает из колеи оппонентов:
– То есть вы хотите сказать, что творили всё это беззаконие с разрешения моего мужа? Значит, это не вы, а он в первую очередь заинтересован в моей смерти, так?
У Доротеи дёрнулся правый глаз, но она моментально взяла себя в руки и, гордо вскинув подбородок, произнесла:
– Что за чушь?! При чём тут Ойген?
– Значит, всё-таки устранить меня физически была ваша идея. Думаю, судья примет во внимание ваш возраст, и назначит меньший срок каторги, чем полагается в таких случаях. Да, вы мать моего мужа, но в данный момент по статусу я выше вас, ведь вы всего лишь вдовствующая баронесса, бывшая жена хозяина этих земель. А покушение на жизнь и здоровье аристократа, стоящего, согласно иерархии, принятой в королевстве, выше, карается намного суровее, чем в противоположном случае.
Каждым своим словом я намеренно била по всем больным местам Доротеи, умудряясь выуживать из памяти Кристины нужные данные и те крохи знаний, что сохранились в её головке со времён обучения в пансионе. Естественно, там упор делался в первую очередь на духовное и культурное развитие своих подопечных, а потому срок нахождения сирот в тех стенах ограничивался лишь достижением совершеннолетия, к которому уже подбиралась подходящая партия, но преподаватель по праву не зря получал своё жалованье. Как и дама, преподававшая этикет.
– Что-то случилось, Хлоя?
– Госпожа Доротея приглашает вас к столу завтракать, – процедила через губу девушка, словно мне одолжение делала.
– Прямо сейчас?
– Да.
Так, право на еду я, кажется, всё-таки выиграла. А там, глядишь, и до библиотеки доберусь. В воспоминаниях Кристины я нашла упоминание не только о ней, но также и о том, что туда ходить позволялось, не спрашивая разрешения у грозной свекрови. Только моя предшественница вместо того, чтобы интересоваться серьёзной литературой, зачитывалась рыцарскими балладами и дамскими романчиками, невесть откуда взявшимися в этой обители информации. Мой же расчёт был на то, чтобы поискать свод законов, а также карту или атлас королевства. Чтобы выбраться из этого дома, нужно быть уверенной, что есть законный способ или если придётся бежать, не пустят вслед погоню и не объявят сумасшедшей, чтобы навсегда запереть под замком. А ведь ещё есть Софи... Оставлять девочку в таких условиях я не могу себе позволить, иначе её точно угробят с таким подходом. Я не уверена, что мне удастся её реабилитировать должным образом, но попытаться просто обязана!
К лестнице подходила к замирающим то и дело сердцем: ещё свежи были воспоминания о падении, а ещё опасалась, как бы история не повторилась, но уже в ключе «Аннушка масло разлила». Здесь, конечно, трамваи не ходят, но ещё раз пересчитывать ступени собой искренне не хотелось. Только после того, как идущая впереди служанка успешно преодолела половину спуска, я заставила себя поставить правую ногу на самую верхнюю, а потом перенести вес на левую, крепко держась при этом за поручни рукой.
В общем, в столовой я оказалась без лишних приключений, оступившись только раз и то больше от слабости, чем из-за невнимательности. За столом уже собралось всё «благочестивое семейство»: Доротея и три её дочки. Стул во главе стола отсутствовал, зато на противоположном гордо восседала Доротея, лишний раз подчёркивая, что хозяйка в этом доме она, а не я. Сев рядом с Лойзой – младшей сестрой мужа, решила понаблюдать, что все будут есть, то и себе выбирать, а то мало ли что. Свекровь, конечно, обещала, что я доживу до возвращения Ойгена, вот только таки верить – это как с шулером в карты играть: хорошо, если просто денег лишишься, а не останешься навсегда за игральным столом.
– Ты слишком долго копалась, Кристина. Неужели нельзя проявлять больше уважения к семье, которая тебя приютила? – недовольно заявила Доротея под дружное хихиканье своих дочурок.
Делая вид, что увлечена раскладыванием салфетки на коленях, я ответила:
– Пришла сразу же, как только за мной явилась посланная вами служанка. Если Хлоя где-то задержалась по дороге, то моей вины в том нет.
Свекровь недовольно поджала губы, превратившиеся в тонкую полоску, и подала знак слугам, чтобы приступали. Вначале каждой из нас подали кашу, разливая её из красивой фарфоровой посудины, напоминающей нечто среднее между большим сплюснутым горшком и супницей. Ещё на столе присутствовали две маслёнки, из которых каждый, кто хотел, набирал ножом масло и намазывал на кусочки нарезанного батона. В общем, подозрений насчёт первого блюда у меня не возникло, поэтому, как только Лойза соорудила себе бутерброд, не забыв полить сверху ещё и маслом, я потянулась к маслёнке.
– Кристина, а как же фигура? Не стоит так налегать на еду, ведь главное достоинство женщины – её хрупкость и изящность, – закатывая глаза, протянула Айталь, явно находящаяся по отношению к здоровому весу так же близко, как я к своему родному городу.
Обычно Кристина сразу же терялась и едва могла в себя запихнуть пару ложек, но ведь я не она. Поэтому, улыбнувшись как можно доброжелательнее, я ответила, глядя старшей золовке прямо в глаза:
– Милая Айталь, я смею ориентироваться на вас, выбрав в качестве эталона для подражания, ведь ваша матушка буквально только что мне напомнила, что стоит равняться на семью Майер, тем самым проявляя уважение.
Пока Айталь пыталась откашляться, я продолжила как ни в чём не бывало завтракать. Кто знает, вдруг Доротее опять взбредёт в голову меня «наказать едой». Лойза переглянулась с сёстрами, а потом в недоумении посмотрела на мать, но не получив от Доротеи никакой реакции, уткнулась в тарелку. После того как слуги заменили тарелки на чистые, я подцепила пару блинчиков, прикинув, что такого от меня точно никто не ожидает, полила мёдом и продолжила свою трапезу. Остаток завтрака прошёл в полном молчании, хотя, насколько знаю, ранее вся эта «великолепная четвёрка» ни разу не упускала момента выразить своё презрение Кристине насмешками, язвительными замечаниями и претензиями. После завтрака я в сопровождении той же Хлои покинула столовую, но вместо того, чтобы пройти в свою комнату, повернула к библиотеке.
– Госпожа Кристина...
– Я буду в библиотеке, если кому-то что-то понадобится, найдёте меня там, – захлопнув за собой дверь, я прислушалась к удаляющимся шагам, и только потом подошла к шкафам. Быстро пробежавшись по корешкам книг, достала тяжёлый атлас Бронхеджа, потом три тома сводов законов и прихватила несколько романов. Я устроилась в кресле поудобнее и положила привычное чтиво Кристины на столик рядом с ним, а остальные пристроила по бокам от подлокотников и накрыла пышной юбкой. Чисто для виду взяла первый попавшийся роман и сделал вид, что увлечена чтением, поглядывая изредка на каминные часы. И четверти часа не прошло, как в библиотеку заглянула Эрсель, и с деловитым видом прошествовала к полке, на которой стояли фолианты, предпочитаемые женской половиной дома.
– Кристина, ты опять взяла «Легенду о рыцаре и его прекрасной даме»?
– Да, Эрсель, но я ещё не решила, буду ли её сегодня читать. Можешь взять, она на столике.
– Нет, я передумала, – подражая своей матери, девушка задрала нос, не забыв посмотреть, что написано на корешке книги, которую я читала. Судя по довольному выражению лица, я выбрала верную линию поведения, чтобы усыпить бдительность после шока, который испытала Доротея с дочерьми утром, а потом за завтраком, в точности повторив те ответы, которые настоящая Кристина давала ранее.
Честно говоря, меня больше устроило, если бы Айталь попросту послонялась по библиотеке с недовольным видом, проверяя, чем я занимаюсь на самом деле, и ушла, как её сёстры до этого. Но, увы, ей по какой-то причине захотелось устроить скандал. Видимо, решила испытать на прочность, чтобы потом «кобровый квартет» придумал очередную каверзу с целью избавления от мешающей бедной родственницы.
Кстати, а насколько на самом деле была бедна Кристина, или ей намерено своими бесконечными попреканиями внушали эту мысль год за годом? В её памяти почему-то не осталось ни малейшей информации о том, какими землями и вообще имуществом в целом владели её родители. Единственное, что мне удалось – это сопоставить то, в каком заведении обучалась девушка, и как быстро нашёлся претендент на её руку, из чего следовал вполне логичный вывод, что материальная заинтересованность в ней со стороны Майеров всё-таки была. Странно только, что не нашлось никого, кто стал бы её опекуном, раз она оказалась в пансионе для сирот благородного происхождения. Ведь не только родственникам даётся опекунство в Бронхедже: это могли быть соседи, друзья семьи, просто назначенный советом или королём кандидат. Похоже, что придётся покопаться в прошлом Кристины основательнее, иначе может всплыть что-то, что станет препятствием в исполнении моего плана «пожить тихо-мирно». Не потому ли меня проще прикончить, чем расстаться полюбовно? Вот, кстати, да, нужно проверить основания для расторжения брака и кому что из супругов присуждается в таком случае. За солидный куш, если он таковым окажется, меня, естественно, сожрут и не подавятся, а вот отступиться за гораздо меньшую цену можно будет попробовать.
Было ещё кое-что, удивившее меня в воспоминаниях Кристины: в пансионе в отличие от привычных мне сроков обучения, была очень своеобразная система образования: все основные науки, которые должна знать девушка из приличной семьи, заканчивали преподавать примерно при достижении шестнадцати лет, а оставшиеся два года до совершеннолетия упор делался на этикете, танцах, рукоделии и тому подобном. Если после исполнения восемнадцати лет не находился жених, то сирота оставалась в стенах заведения либо до его появления, либо могла потом, когда финансы, оставшиеся от родителей, закончатся, остаться в качестве этакой «классной дамы» или куратора уже целого потока. Собственно, именно по этой причине выпуск осуществлялся не в мае или июне, а как только на горизонте возникал претендент на руку и сердце. Потому Кристина и выпустилась из пансиона в середине сентября, и уже через неделю вышла замуж за Ойгена, видевшись с ним до свадьбы от силы раза четыре, а в начале июня уже появилась на свет Софи.
Пока я прокручивала в голове все эти факты, Айталь продолжала выплёскивать гнев в мою сторону, совершенно не стесняясь в выражениях, словно грузчиком на складе работала в три смены за копеечную зарплату, а не являлась представительницей уважаемого семейства. Впрочем, порой гнилая натура пересиливает и воспитание, и положение в обществе. Будь моя воля, с удовольствием познакомила бы родственницу с весьма крепкими оборотами родного мата. Но нельзя, увы, нельзя.
– Кристина, ты меня вообще слушаешь или опять в облаках витаешь? – всё больше распалялась Айталь, ставшая уже пунцовой от возмущения.
– Да.
Мой короткий ответ окончательно ввёл в ступор старшую сестру Ойгена, и она резко замолчала, шлёпая пухлыми губами, будто рыба, выброшенная на берег.
– Извинись! Немедленно! – притопнула правой ногой Айталь, скрещивая руки на пышной груди.
Учитывая, что даже пышкой её назвать было уже нельзя, хотя я никогда не имела ничего против людей с избыточным весом, тем более морбидным ожирением, не рекомендовала бы ей так туго затягиваться в корсет. Иначе так и до гипоксии недалеко. Впрочем, как тут удержаться и не съехидничать, что Айталь уже неоднократно испытала это состояние на себе, получив в конечном счёте необратимые повреждения мозга, так как в здравом уме придумывать столь изощрённые издевательства, каким она любила подвергать Кристину, ни один человек бы не стал. Меня удерживало лишь два веских аргумента: во-первых, это слишком глупо – упускать второй шанс прожить полноценную жизнь, после того как первая оборвалась, а во-вторых – Софи, которую оставить на съедение этому серпентарию было искренне жаль.
– Я жду извинений, Кристина!
Я положила книгу на колени, а затем посмотрела на Айталь, делая вид, что не понимаю, о чём речь:
– Немного не соображу, за что мне следует просить прощения. Во время обеда лишь сказала, что ориентирнуюсь на тебя, а насколько мне известно, не далее как на прошлой неделе ты хвасталась, что на твою руку объявилось аж два претендента. Из чего сделала для себя вывод, что раз пользуешься успехом у противоположного пола, значит, есть, на что обратить внимание и принять к сведению. Возможно, Ойген тогда станет больше уделять мне внимания.
У старшей золовки опять не нашлось, что мне ответить, но в глазах промелькнуло что-то такое, что заставило меня внутренне напрячься. Похоже, что рассчитывать на поддержку мужа не придётся: всё давным-давно решено. И вот от этого стало страшновато, ведь если я угадала, и все «несчастные случаи» были подстроены с молчаливого согласия Ойгена, то придётся побороться за свою жизнь не только перед Доротеей. А вот и она сама, легка на помине.
– Айталь! Ты нас задерживаешь! Сколько можно тебя ждать?
Возникшая на пороге библиотеки свекровь, гордо продефилировала мимо меня, направляясь к старшей дочери, пока две другие топтались в коридоре.
– Я просто хотела поговорить с Кристиной, матушка.
– Поговорила? Идём.
Я выждала ещё четверть часа, после чего, скинув туфли, тихонько подошла к окну и выглянула наружу, стараясь оставаться скрытой от посторонних глаз за портьерой. Четыре фигуры, частично скрытые под кружевными зонтиками от солнца, удалялись от дома по направлению к центру сада, где располагался фонтан. Вот и чудненько,значит, мне никто не помешает. Прикрыв на всякий случай атлас самым большим по формату фолиантом со старинными балладами, начала листать справочник, ища земли Майеров и Верберов. То, что Кристина имела двойную фамилию, а не сменила девичью на мужнину, тоже о многом говорило. Однако... Вперившись глазами в изображение юго-востока Бронхеджа, я соскочила на ковёр и подбежала к шкафам. После завтрака сил прибавилось, и самочувствие значительно улучшилось, но всё равно некоторая слабость сохранялась, поэтому пришлось немного постоять, прислонившись лбом к стеклянной дверце.
Род Вербер, к которому принадлежала Кристина, является не просто одним из древних, а начал своё существование ещё задолго до появления Бронхеджа как государства. Но при этом бесприданницей девушка не была, отнюдь! Атлас, конечно, не нов, но на момент заключения брака с Ойгеном земли, наследницей которых она считалась, равнялись по площади размерам баронства Майеров. То есть, после женитьбы увеличились почти вдвое! И после этого Доротея вместе с дочерьми смела попрекать невестку, сравнивая едва ли не дворняжкой?! Внутри меня всё кипело от возмущения настолько, что кровь прилила к лицу.
Да, «любящая свекобра» внушала Кристине, что земли родителей обширны, но неплодородны, весьма каменисты и непригодны даже для выпаса скота. Вот только даже мне, разбирающейся в географии намного хуже, чем в родной биологии, были знакомы обозначения в атласе, мало чем отличающиеся при обозначении типа ландшафта от земных. Какой же всё-таки инфантильной и легковерной идиоткой была Кристина! Лучше бы вместо танцев и игре на фортепиано она интересовалась своим наследством и активами, доставшимися от родителей, а не витала в облаках, мечтая о прекрасном «прынце», который примчится за ней на белом коне и предложит стать его женой. А если учесть, что Ойген достаточно привлекателен внешне, то немудрено, что Кристина сразу повелась на его сладкие речи и обещания безоблачного будущего.
Нет, всё-таки закрытый пансион – это гениальное «изобретение», практически оранжерея по выращиванию «удобных» жён-цветочков. Хрупких и неспособных выжить в суровом мире без посторонней помощи. Вот вроде бы науки преподавались классические как должно, а оторванность от мира, фактически полная изолированность, сделали своё «чёрное» дело. Мне кажется, что наши «институтки» были более адаптированы к жизни, чем воспитанницы пансиона, в котором оказалась Кристина после смерти родителей. Кстати, а отчего они умерли? Хороший вопрос, на который, увы, ответ мне неизвестен, а расспрашивать Доротею чревато, иначе она что-то может заподозрить. Хотя она может знать, ведь земли Майеров и Верберов имели общую границу.
Я поставила гербовник на место, а сама посмотрела в окно, чтобы убедиться, не возвращается ли «желчный квартет» с прогулки. Но нет, зонтики по-прежнему крутились неподалёку от фонтана: судя по всему, дамы облюбовали одну из скамеек, чтобы дать ногам отдохнуть. Атлас снова оказался в моих руках. Так, получается, что ближайшими соседями Верберов на юго-западе являлись Майеры, а на северо-востоке – Вангеры. То есть исключительно из-за своего расположения они как бы в центре «зажаты» между этими двумя баронствами. Хотя нет, Вангеры носят графский титул, если верно обратила внимание, пока листала гербовник. Выходит, что Ойгену выгодно было жениться на Кристине по многим причинам. Почему тогда Вангерам не предложили опеку над соседской девчонкой? Сомневаюсь, что там некому было поручить, не говоря уже об «обручить». Или? Плохие отношения? Так, возьму себе на заметку попробовать что-то узнать в этом направлении.
Атлас я также вернула на место, решив уделить внимание своду законов. Если даже Ойген промотал состояние Кристины, необходимо выяснить, насколько реален развод и что можно получить. Словно специально, статьи, посвящённые семейному праву, не были объединены не то что в один том, а даже в раздел. Мало того что пришлось продираться через сложные многоярусные формулировки, так ещё и прыгать по всем трём томам в поисках нужной информации. А когда сориентировалась и пробежалась по тексту, едва не застонала...
Вот уж когда стоило пожелать на самом деле оказаться бедной родственницей из захудалого рода! Просто развестись у судьи в ближайшем городе, как говорится: с глаз долой, из сердца вон, претендуя лишь на скромные отступные. Тут же имели место несколько нюансов: вышеупомянутые земли, знатность рода, согласие мужа, наличие ребёнка, в том числе наследника по мужу, отсутствие наследников мужского пола. Если с последним пунктом вопросов возникнуть не должно было быть по причине отсутствия таковых, что являлось веской причиной для расторжения брака, то вот другие...
Почти всё упиралось в Софи: будучи девочкой, она сразу же после Кристины автоматически становилась наследницей Верберов. Но учитывая, что по местным меркам дочь считается «нездоровой», то вполне могут признать официально инвалидом и оставить под опекой Ойгена либо до самой её смерти, либо до замужества, если когда-нибудь подобное чудо случится. А Майеры костьми лягут, чтобы сохранить земли, так что рассчитывать на лёгкую борьбу за ребёнка не стоит. Либо отказаться ото всего, в том числе и титула, сторговавшись на небольшой денежной компенсации.
Ради сохранения жизни Софи и собственной я готова пойти на это. Никакие блага, доступные аристократии не стоят этого, тем более что на своей земле каждый «феодал» и бог, и судья, в чём легко смогла сама убедиться. Ведь никто из слуг не осмелился донести до местных защитников правосудия о падении Кристины, даже лекарь Жилло, о котором упоминала Агна, принёсшая мне тайком кусочек хлеба с сыром. Тот вообще у Доротеи во всём бэк-вокалистом был, как и Фанни. Мда... Угораздило же меня занести в такое чудное местечко с расчудесными родственничками. Вот уж действительно нужно было быть скромнее со своими желаниями: хотела большую семью – получи по полной!
Зато теперь у меня есть дочь, за которую я готова перегрызть глотку каждому, кто только посмеет даже подумать её обидеть. Ойген вроде должен вернуться через три дня, если верно услышала во время завтрака. Значит, до его возвращения нужно составить несколько сценариев грядущего разговора. Я снова пролистала один из томов свода законов, чтобы найти раздел «О статусах и положении женщин». Водя пальцем по строчкам, совсем как в детстве, когда хотела получше запомнить прочитанное, нашла интересный для меня абзац. «Если женщина, родившая больного ребёнка, признаёт свою вину в этом, то лишается помощи в содержании после расторжения брака на это дитя...»
Если нет наличных денег, значит, их стоит раздобыть. Например, вспоминая кота Матроскина, продать что-нибудь ненужное. Но чтобы продать что-нибудь ненужное, следует раздобыть его. В гардеробной Кристины было немало нарядов, богато расшитых драгоценными камнями, а также украшенных золотыми пуговицами, инкрустированных ими же. На рукавах, например, имелось по две или три, а где-то и по одной, видимо, мода менялась. Да, Кристина, не покидала поместья с самого первого дня замужества, одевалась более чем скромно, чтобы не затмевать своих новоприобретённых родственниц. Однако изредка к Ойгену наведывались друзья-приятели в гости, и тогда её, словно куклу наряжали, чтобы продемонстрировать, как любит он свою жену и ни в чём не отказывает, а дважды в год давались балы, на которые приглашались соседи.
Если отпороть «лишние» пуговицы, оставив по одной, а декоративные, которыми украшались лифы некоторых платьев, расставить так, чтобы отсутствие парочки не бросалось в глаза, вполне можно набрать «стартовый капитал». Не знаю, сколько получится за них выручить, но это будет намного лучше, чем ничего. Кроме того, стоит тщательно изучить вышивку на каждом наряде и убрать часть камней, перешив остальные так, чтобы общая задумка не пострадала. Как удачно Доротея решила лишить невестку личной служанки, отправив за какую-то совершенно надуманную провинность Агну выполнять обязанности горничной. Надевать платья со шнуровкой, располагающейся на спине достаточно непросто, но Кристине удалось приноровиться, поэтому мои руки действовали тут сами по себе. Зато никто из посторонних не увидит мои манипуляции с ценностями. И к тому же сомневаюсь, что где-то в доме существует гроссбух, в котором максимально подробно перечислены все элементы декора платьев молодой баронессы.
Пока время позволяло, я тщательно изучила коробки с принадлежностями для рукоделия и подобрала подходящие по цвету к нарядам нитки. Кто знает, в каком ключе пойдёт разговор насчёт развода, лучше всё-таки подстраховаться. Большая часть украшений Кристины хранилась в сейфе, расположенном в кабинете Ойгена, а вот более-менее простые – в специальной шкатулке на туалетном столике. Естественно, я сунула свой нос и туда. К сожалению, ничего с ожерельями и подвесками сделать нельзя, иначе композиции нарушатся, а вот над браслетами стоит подумать. Учитывая, что Кристина и так в состоянии «еле-еле душа в теле», легко можно будет незаметно снять пару-тройку звеньев и припрятать. Насколько сумела рассмотреть, места креплений между ними не спаивались, а просто поджимались плотно друг к другу. С помощью тех же инструментов из коробок с рукоделием разжать нужные части, а затем соединить не составит труда. Тем более что золото и серебро – это достаточно мягкие металлы.
А вообще, ситуация получалась идиотская, потому что воровать фактически у самой себя со стороны выглядело бредом. Однако мало осуществить задуманное по экспроприации пуговок и камушков, их нужно где-то спрятать так, чтобы никто не нашёл, но и в то же время я быстро и беспрепятственно могла до них добраться. Даже не сомневаюсь, что в случае моего отъезда Доротея не побрезгует заставить копаться даже в белье, проверяя, не прихватила ли чего ценного, отчего славный род Майеров тут же по миру пойдёт с протянутой рукой.
Увы, если личная служанка теперь мне не положена, то вот убираться другие приходят, следовательно, они не должны ничего случайно обнаружить. Мда... Та ещё задачка. К сожалению, все мои размышления по альтернативным способам обогащения прервала Фанни, пришедшая звать к обеду. Ничего, короткая передышка, наоборот, поможет переключиться, чтобы потом выдать годную идею.
За обедом все мои мысли были заняты тем, как осуществить задуманное. «Ядовитый квартет» поглядывал в мою сторону гораздо реже, чем за завтраком, предпочитая больше перемывать кости каким-то неизвестным мне девицам. Тактику, которую применила за завтраком, снова пустила в ход, выбирая те же блюда, что и остальные. Даже когда на столе заметила любимый салат Кристины, подаваемый крайне редко не из-за специфических ингредиентов, напротив, там использовался вполне банальный набор овощей, а просто чтобы лишний раз не доставить радости невестке, отказалась, ссылаясь на то, что вполне сыта. Лойза не преминула заметить, что после такого количества паштета неудивительно, но я не стала давать ей повод для словесной перепалки, сделав вид, что не услышала.
– Кстати, Кристина, а ты знаешь, что Ойген задерживается из-за каких-то своих дел ещё на неделю? – как бы невзначай произнесла Айталь, накладывая сразу три куска ветчины на хлеб. – Или он настолько ценит тебя как жену, что даже не удосужился начертать пару строк?
В такие моменты Кристина сразу начинала оправдывать мужа, ссылаясь на его чрезмерную занятость и серьёзное отношение к делам, а потому у него была возможность уведомить лишь свою мать, которая и так бы передавала все новости. Мне же было противно за то, как она позволяла все эти годы вытирать о себя ноги. Чем больше копалась в её воспоминаниях, тем больше понимала, что восприятие мужа было сильно искажено. То, как Ойген себя вёл, выдавало в нём не просто нарцисса, но и абьюзера, ловко скрывающего своё истинное отношение под маской заботы о Кристине. Сообразив по повисшей в столовой тишине, я поняла, что от меня ждут какой-то реакции.
– Он, наверное, просто слишком занят, но вы же всё равно мне сообщили о затянувшемся отъезде.
– А ещё нас пригласили на бал к деловому партнёру Ойгена, который был настолько любезен, что предложил погостить у него несколько дней в поместье. Но только нас четверых, тебе-то по балам уже ездить незачем, ты же замужем... – откровенно насмехаясь, повернулась ко мне Эрсель, показывая всем своим видом превосходство над невесткой.
А вот это было совсем гадко: Кристина очень любила танцевать и очень страдала, когда была вынуждена пропускать балы, на которые неизменно ездили свекровь и сёстры мужа. Зато мне было на руку отсутствие в доме родственниц, так как появилось дополнительное время на подготовку к встрече с мужем.
Я было решила, что случилось что-то из ряда вон выходящее, но оказалось, что мои золовки не придумали ничего лучше, как найти очередной способ поиздеваться над своей невесткой. Они попросту устроили дефиле в платьях, присланных Ойгеном для бала, спрашивая, как сидит каждый наряд, не стоит ли что-то изменить, перешив какие-то детали. От меня ответ всегда был один: всё смотрится очень хорошо. С лицами, словно хлебнувшими уксуса, сестрицы Ойгена перешли ко второму этапу: начали делить фамильные украшения. В какой-то момент я начала надеяться, что сейчас развлекусь лицезрением драки, но, увы, обошлось. Хотя они мне настолько опротивели, что тошно становилось. И все эти попытки меня уколоть, унизить, оскорбить были настолько мелочными – прямо диву давалась, как взрослые девицы могут быть настолько ограниченными, что ни на какие эмоции, кроме злости, ненависти и желания отыграться на более слабом, неспособны.
Впрочем, Доротея тоже недалеко от них ушла, а кое-где и переплюнула, притащив свою шкатулку с драгоценностями и демонстративно достав фамильную парюру, которую имела право носить только я. Она что, действительно рассчитывала, что буду биться в истерике и психовать из-за очередного пропущенного бала? Даже Кристина не позволяла себе такого, изливая, впрочем, все свои обиды в подушку каждый раз. Удивительно, как та только не сгнила за всё это время: перьевая же. Ко всеобщему неудовольствию родственниц, вывести меня из себя им так и не удалось. Зато я вполне могла оценить тот факт, что с финансами у Майеров полный порядок. Даже если ситуация плачевная, и Ойген решил пустить пыль в глаза своему другу, тут одних только колец и браслетов хватит, чтобы несколько лет жить безбедно. О ценах, к сожалению, мне ничего не было известно, но не думаю, что свекровь со своими дочерьми надела на себя дешёвки.
Сославшись на усталость, я ушла к себе. Хоть календарь заводи и вычёркивай дни до их отъезда. А ещё у меня возникла мысль как-нибудь незаметно пробраться в кабинет Ойгена и хорошенько покопаться в его бумагах. Жаль, что все ключи хранились у Доротеи, и даже во время примерки она их выложила на столик, зорко следя за тем, чтобы они никуда не пропали. Я присела на широкий низкий подоконник, кинув на него подушку, чтобы спине было удобно. Свекрови не будет несколько дней в поместье, оставит ли она ключи управляющему или с собой увезёт? Проверить бы это как-нибудь. Потоп устроить или пожар? Опасно, конечно, но кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
Солнце ещё не село, поэтому покормив рыбку, я пошла в гардеробную за шляпкой, чтобы прогуляться. До ужина ещё оставалось достаточно времени, а вечером ни Доротея, ни одна из моих золовок не любили покидать дом, предпочитая посиделки в гостиной. Пристраивая шляпку на голову, я осмотрела шею с помощью двух зеркал, но не обнаружила ни малейшего упоминания о гематоме. Она просто бесследно исчезла. Жаль... С другой стороны, если бы Ойген явился в ближайшие дни, можно было её использовать в качестве доказательства моего падения, а так...
Проходя по первому этажу, я услышала задорный смех Айталь и Эрсель, что только подтвердило привязанность родственниц к определённому распорядку дня. Что ж, этим стоит воспользоваться в своих интересах. В свою компанию Кристину никогда не брали, игнорируя её робкие попытки присоединиться, так что можно это время провести «за рукоделием». Главное – не слишком увлечься процессом, чтобы не пропустить очередной визит в мою комнату, кого бы там ни было, иначе могут догадаться, почему в моих руках бальное платье.
Я не спеша прогулялась вокруг фонтана, подставляя руку тонким струйкам, образующим ажурную окантовку около бортика. Обычно Кристина уходила потом в самую дальнюю часть сада, где располагался небольшой пруд, но после того как Доротея заявила, что содержать в нём рыбок – это расточительство, и приказала отдать их котам, перестала. Думаю, несложно догадаться, зачем это было сделано. Последнюю рыбку Кристине удалось «отвоевать», и с тех пор риукин доживал свой век в теперь уже моей спальне. Аквариум несколько раз «случайно» разбивали, но рыбка оказалась весьма живучей и раз за разом отказывалась подыхать, в отличие от своей хозяйки, таявшей как свечка год от года.
Я решила прогуляться по любимым местам Кристины и заметила, что в одной из беседок явно кто-то есть. Странно, садовник обычно занимался садом в первой половине дня, а слуги сюда не захаживали, чтобы не получить нагоняй за безделье от своей хозяйки.
Приблизившись к беседке, я поняла, что внутри сидит Бинди, так как узнала через решётчатые стены её платье. Но как же Софи? Сомневаюсь, что её одну могли оставить в доме, ведь няня была при ней неотлучно всегда. Я посмотрела на клонящееся к земле солнце. Прогулка перед сном? Вроде рановато, с детьми лучше гулять утром или днём, когда солнце не в зените. С другой стороны, возможность увидеть Софи раньше «дня еженедельного визита» меня порадовала. Чтобы не выдать свои эмоции, я постаралась принять нейтрально-отстранённое выражение лица и прошла в беседку.
В самой её глубине на широкой лавке сидела девочка, а вот увидев меня, задремавшая Бинди резко подскочила и устремилась к своей воспитаннице.
– Что-то ты неважно исполняешь свои обязанности... Боюсь, госпожа Доротея будет крайне раздосадована этим фактом...
Беседка располагалась в тенистой части сада, но даже при скудном дневном свете стало заметно, как лицо няни побледнело. Значит, я получила небольшой козырь, попав в самую точку: Доротею в этом доме боялись все без исключения. Не люблю шантаж, но для обретения свободы и получения информации готова воспользоваться и им. Чем быстрее уберусь из этого серпентария, прихватив с собой Софи, и чем лучше подготовлюсь, тем будет лучше.
Неожиданно Бинди рухнула передо мной на колени и сложила руки почти в молитвенном жесте:
– Умоляю! Только госпоже Доротее не говорите, иначе она меня уволит!
Надо же, какие унижения! И куда только подевались её спесь и пренебрежение, которые она столь явно демонстрировала в моей спальне, когда приносила Софи? Воистину: чем больший страх овладевает человеком, тем легче им управлять.
Те несколько минут, что мне удалось провести с дочерью, ещё больше укрепили мой боевой настрой. Как тут расслабиться, когда к тебе жмётся белокурый воробышек, ища защиты? Зато теперь я знала её относительное расписание и могла почаще видеть. Жаль, что ежедневно навещать не получится, чтобы не вызывать лишних подозрений. Ведь не могла Кристина, избегавшая три года дочь так внезапно изменить к ней отношение. Накануне отъезда Доротеи с дочерьми, я снова «случайно» пересеклась с Бинди и Софи. На этот раз няне, к сожалению, никуда отлучиться не нужно было, но по тому, как повеселело лицо дочери, я поняла, что новая мама ей нравится гораздо больше прежней и меня она не боится. В конце концов, три года – это как раз тот возраст, когда память может стереть неприятные воспоминания, так и превратить в глубокие психологические травмы. Надеюсь, что у меня получится заместить весь тот ужас, к которому привыкла Софи, подарив свою любовь и хорошие воспоминания о детстве.
Нужно ли говорить о том, что всё своё волнение, превратившееся в какую-то патологическую нервозность, родственницы обрушили нак меня? Доставали по малейшему поводу, снова и снова таскали на подбор украшений, всячески измывались, напоминая едва ли не ежеминутно о том, что они едут в гости, а я – нет. Не понимали, курицы расфуфыренные, что их отъезд принесёт мне не горючие слёзы в подушку и страдания вселенского масштаба, а облегчение. Когда обе кареты скрылись из виду, я готова была не только танцевать, но и устроить пир, если бы могла. Зато сразу почувствовала, как общее напряжение в доме спало, прислуга расслабилась. Ведь вместе с Доротеей уехала и Фанни, которую здесь мягко говоря, тоже недолюбливали. Я же для себя обнаружила приятный бонус в привычке Кристины во время этих отъездов свекрови есть либо на кухне, либо у себя в комнате. Второй вариант был для меня предпочтительнее, ног первый интереснее, потому как не только могла наблюдать, из какого котла или кастрюли что наливается, но и послушать сплетни. Прислуга присутствия Кристины не боялась, зная, что та никогда ни на кого не донесёт, а просто тихонько посидит, как мышка во время приёма пищи и уйдёт.
Так что теперь из затворницы я перешла в ранг наблюдательницы, стараясь не только слушать, но и замечать привычки оставшихся обитателей дома. Так, например, оказалась весьма удачной привычка Берты проходить с лампой или свечой мимо кабинета Ойгена незадолго до отхода ко сну, чтобы проверить, закрыты ли все окна в тех комнатах, которые не были личными и не запирались на ключ большую часть времени. Например, как та же библиотека или комната, в которой стоял рояль. О да, моим персональным кошмаром стало то, что Эрсель, не обладавшая музыкальным слухом даже на каком-нибудь минимальном уровне, время от времени садилась музицировать, исторгая из благородного инструмента вирши собственного сочинения. Как хотелось подойти и один раз стукнуть её по голове тяжёлой крышкой, чтобы избавить этот мир от мучений – не передать! Ну и по пальцам – тоже.
В привычном распорядке Кристин я изменила только два пункта, перенеся прогулку на более раннее время, посиделки в библиотеке на позднее, засиживаясь до напоминания Берты, чтобы окна не открывала. Соответственно, зная точную дату бала, рисковать в первые три дня не стала, чтобы, во-первых, всё выглядело естественно, а, во-вторых, скорое возвращение «благородного семейства» не входило в мои планы. Ведь я ещё не все камни перешила на платьях. И так все пальцы были исколоты иголками, с трудом пробивающих плотные ткани, как будто вместо антистресс-игрушки мяла ежа. Собственно, именно по этой причине не стала заниматься «хищением» у самой себя до отъезда Доротеи, так как золовки вполне могли заметить следы на подушечках во время одной из трапез.
Уже на второй день служанки тайком начали бегать на свидания и вечерние танцы в ближайшую деревню, и даже у Бинди, видимо, «засвербело», когда очередная девушка явилась с кокетливым букетиком, приколотым булавкой к лифу. В итоге уже к вечеру третьего дня, я «застукала» её, договаривающейся с одной из служанок о подмене. Мне кажется, появление Доротеи не произвело бы такого эффекта, как моё. Вот таким нехитрым способом я получила в своё распоряжение уже две души, боящиеся гнева своей хозяйки с последующим увольнением и уничтожением рекомендаций, если таковые имелись до поступления на службу в дом Майеров. В общем, возвращаться в деревню никто из них не хотел, а шанс наняться в какую-то другую семью превращался в призрачную мечту, ибо Доротея вполне могла нелестно высказаться в адрес бывшей прислуги, вплоть до заявления, что причиной увольнения была кража. А это сразу крест на карьере горничной.
Я слушала их причитания вместе с мольбами и окончательно складывала психологический портрет свекрови, потому что мне даже примеры приводили, называя реальные имена уволенных служанок. «Смилостивившись» над девушками, сказала, чтобы это было в первый и последний раз, поставив условие, что отпущу обеих на танцы, но с Софией посижу сама, так как особых хлопот с девочкой нет, а лишние слухи никому будут не нужны, ведь та же Берта могла сдать гулён в два счёта просто из-за плохого настроения. Что говорить, если и на меня она смотрела, как на ёршик в бесплатном общественном туалете? Таким образом, старая добрая пословица «Кот из дома – мыши в пляс» в очередной раз нашла своё подтверждение.
Мне же удалось целый вечер провести с Софи, выслушав предварительный инструктаж от Бинди, как обращаться с девочкой. Честно говоря, после всего этого не была удивлена, что няня так держится за своё место, так как, по сути, она не делала ни-че-го, кроме того, чтобы переодеть девочку, переместить её из кроватки на низкий диванчик, искупать, покормить. Никаких игр, сказок или историй перед сном. Такое ощущение, что Софи не просто не могла говорить и ходить, а была парализованной, а потому ни в чём не нуждающейся. У неё даже игрушек не было! Правильно, а зачем тратиться на нелюбимую дочь и внучку?
Девушки собирались отправиться на танцы, как только Берта завершит обход и выпьет свой вечерний чай. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, насколько изменился его состав с момента отъезда Доротеи. Ещё как-нибудь раздобыть бы тех самых снотворных капель на всякий случай. В общем, как только от вредной служанки избавились, я получила возможность побыть с Софи ещё и часть ночи. Управляющий вместе с мужской частью прислуги ночевал в другом крыле, так что шанс быть раскрытыми был минимален. К тому же детская спальня располагалась во флигеле, куда почти никто никогда не заходил. Как только Бинди ушла, я поиграла с Софи, радуясь, что с артикуляцией у неё полный порядок, а потом, когда настало время укладывать её спать, получила возможность тщательно осмотреть и оценить физическое состояние полностью. Конечно, потрудиться придётся серьёзно, но теперь я была абсолютно уверена, что дочь будет не только ходить, но и бегать. Всё, что потребуется – это полноценное питание, сбалансированные нагрузки и реабилитационный массаж.
Когда Берта скрылась в дверях библиотеки, почувствовав лёгкий сквозняк, инициированный мной неплотно прикрытой оконной створкой, я достала из лифа лучину, а из кармана небольшой кусочек свечи с фитилём. На то, чтобы зажечь тонкую палочку от висящего на стене светильника и перенести огонь на отрезанный кругляшок, подсунутый впоследствии под дверь, ушли считаные секунды. Ай, как неразумно было Ойгену застилать пол кабинета пушистым ковром! Подобрав с пола рассыпавшиеся книги, удалилась в свою комнату, быстро переоделась и стала ждать, когда пламя разгорится получше. На всякий случай я ещё подожгла ковёр, потыкав его лучиной. К тому моменту, когда огонь займётся, от свечного огрызка не останется и следа, а восковые пятна на полу в коридоре лишь подтвердят факт падения подсвечника Берты.
Я легла в кровать, листая очередной роман о приключениях доблестного рыцаря, сдвигавшего горы и крошащего в винегрет всех, кого ни попадя ради прелестных глаз прекрасной дамы его сердца. Время от времени втягивала носом воздух, чтобы поймать нотки гари, ведь в мои планы не входило спалить весь кабинет. С учётом того, что материалы тут без отсутствия синтетики, ждать пришлось не так долго. Выскочив из комнаты, я подбежала к двери кабинета, из-под которой валил дым, а потом с криками о пожаре помчалась к спальне служанок.
Ох, какой шум и паника поднялись! Управляющего вытащили прямо из кровати, и он вместе с другими мужчинами начал ломать дверь. Вот таким нехитрым способом выяснилось, что ключи от кабинета Ойген не доверял никому, и увёз с собой. Как только дверь оказалась разнесена буквально в щепки, я, привнося ещё больший хаос, метнулась к окну и распахнула его настежь, в результате чего поливаемый водой служанками ковёр снова вспыхнул, а бумаги, лежащие на столе, разлетелись по всему кабинету. Управляющий ругался, девушки истерили, ловя вместе со мной исписанные листы, чтобы те не успели обгореть, так как занялась ещё пара из шкафов около двери. Сгореть я не боялась, так как сразу после того, как вход в кабинет оказался свободен, внутрь плеснули из вёдер и начали вытаскивать ковёр в коридор.
Всё-таки паника во время чрезвычайных происшествий – милое дело, если быть к ней готовой, и с умом воспользоваться ситуацией. Не сомневаюсь, что самые важные бумаги Ойген хранит в сейфе, проникнуть в который у меня нет никакой возможности, но и мельком прочитанного из пойманных листов дало пищу для размышлений. «Испуганно» замерев напротив карты, я незаметно изучала её, стараясь запомнить границы земель.
Пожар быстро погасили, и я вернула бумаги на стол, даже «помогла» их разложить. Вот где не хватало смартфона с камерой, чтобы незаметно сфотографировать содержимое и тщательно изучить в спокойной обстановке! Однако удача мне снова улыбнулась в лице управляющего, который не стал заколачивать дверной проём, а распорядился, чтобы все расходились. Чувствую, ночью мне сегодня точно будет не до сна. Зато разбирательство было перенесено наутро, чтобы прилюдно выяснить, действительно ли Берта обронила свечу и не проверила, попали ли искры с фитиля в кабинет. Да, мой лепет насчёт того, что со служанкой произошёл этот конфуз, не остался без внимания. Охая и закатывая глаза, приняла из рук старшей служанки стакан с успокоительным, часть которого незаметно пролила на свою сорочку, прикрыв мокрое пятно шалью, когда женщину отвлекли. Остаток сплюнула в горшок с цветком, оказавшись в своей комнате. Даже проверку «на сон» стоически выдержала, мысленно отсчитывая время, когда смогу незаметно выскользнуть из комнаты.
Когда в доме, наконец-то, всё стихло, я пробралась в пахнущий гарью кабинет и забрала с собой часть папок вместе с собой. На всякий случай читала, заперевшись в ванной, ведь всегда можно успеть спрятать под полотенцами «улики» и сослаться на то, что надышалась дымом. Хорошо, что мне досталось не только тело, но и способность читать и писать на местном языке. Что могу сказать: дела у Майеров шли хорошо, впрочем, доходы с земель Веберов также не были ничтожными, как пыталась убедить невестку Доротея. Ойген с роднёй хорошо так выиграли на свадьбе с сироткой, поэтому на лёгкий развод могу рассчитывать, лишь отказавшись ото всего. Ничего, жизнь вообще бесценна, чтобы цепляться за золото с перспективой лишиться оной. Каждый раз, заходя в кабинет, я натыкалась взглядом на сейф, который так и манил своим содержимым.
В итоге я решилась, и после очередного возвращения в свою комнату, полезла в шкатулку с аксессуарами для волос, а потом в принадлежности для рукоделия. Была в моей биографии такая позорная страница, когда с другими воспитанниками вскрывала дверь на интернатскую кухню, чтобы найти съестное. Не могу назвать себя опытной «медвежатницей», но рискнуть стоило, тем более что замки тут, думаю, не настолько мудрёные. Вытащив из канделябра свечу, разрезала её на несколько небольших кусочков, которые сунула в небольшую сумочку, использовавшуюся Кристиной для хранения игл, крючков и напёрстков. Было страшно, что меня обнаружат, но ради себя и Софи решилась. Из-за конструкции стола огонька от стоящей на полу зажжённой свечи не было видно из коридора – специально проверила перед тем, как приняться за дело, стараясь не поцарапать накладку на замок. Пришлось повозиться немало, но успела управиться до рассвета. Шкатулки с драгоценностями меня интересовали мало, равно как и деньги, ведь я не была уверена в том, что Ойген не ведёт какую-нибудь записную расходную книжку, и даже одна украденная монета не останется незамеченной.
На негнущихся от напряжения ногах я вернулась в ванную и начала разбирать добытые документы. Нашла местный аналог свидетельства о браке, представлявший собой выписку из реестра «актов гражданского состояния», данные о рождении Софи, из которых узнала, что ей дали фамилию только отца, а не двойную, и второе имя – Анналейса. На самом деле, памятуя, насколько сильна бывает бюрократия, находка важная. Помимо всего прочего, выяснилось, что Ойген не чужд был азартным играм, но не только держал себя в руках, но и умудрялся выигрывать значительные суммы, о чём сказал ворох долговых расписок с именами разных аристократов. Вот «спасибо» мужу за его скрупулёзность по отношению к действительно ценным документам, потому что в отличие от бардака на столе, не только в сейфе, но и в папках, хранящихся в нём, царил полный порядок. Интересно, а по какой причине тогда Ойген внезапно сорвался в последнюю поездку, не удосужившись убрать в сейф документы по банкротству Эгона Вангера, а также судебное решение по погашению его долга, путём отчуждения кое-какой недвижимости? Насколько помню обсуждения за обеденным столом, мой муж не собирался куда-то уезжать ближайшие месяцы, и даже тот бал, на который уехали Доротея с дочерьми, в планах не стоял.
После всех этих бдений я проспала почти до обеда и то встала после того, как двум служанкам удалось до меня добудиться. Голова болела так, что не передать словами. Пришлось даже проторчать в ванной значительно больше времени, чем обычно, пытаясь вернуть себя в нормальное состояние. В итоге с грехом пополам ближе к четырём часам дня доползла до кухни, чтобы хоть что-то в желудок закинуть. Зато как раз вовремя: в аккурат к последним сплетням, из которых узнала, что Берта подтвердила мои слова и теперь ожидает наказания. Помимо всего прочего, «прилетело» и всем служанкам, которые опаивали её снотворным, чтобы бегать на танцы. Но больше всего меня обрадовало то, что незадолго до моего появления на кухне прибыл посланный к Ойгену слуга с письмом, в котором было сообщено, чтобы до тех пор, пока плотник не поставит новую дверь, никого из слуг в кабинет не пускали, но так как ничего, кроме ковра и пары шкафов, не пострадало, то прерывать свой отдых семейство Майеров не собирается. Значит, не зря я всю эту ночь провела за вскрытием сейфа и чтением бумаг.
Заметив моё присутствие, служанки поохали над моим бледным видом и чёрными кругами под глазами, посоветовав провести этот день в кровати. В принципе, особо геройствовать меня не тянуло, поэтому слабо кивнув, удалилась к себе. Оставалось «поработать» над двумя платьями, а затем хорошенько припрятать камни. Намного ли их хватит – неизвестно, но торговаться с Ойгеном придётся очень осторожно, особенно после того, как узнала, что инициатором нашей свадьбы был не он сам, а Его Величество, пожелавший, чтобы земли Верберов не оказались в чужих руках, а присоединились к кому-то из соседей. Так как доверия к Вангерам не было, его выбор пал на Ойгена. В принципе, понимаю короля, ведь, в конце концов, Эгон не только проигрался в пух и прах, но и спился, а его имущество ушло с молотка. По крайней мере, часть его была присуждена моему мужу. Мне сложно судить, насколько доходными остались те территории, но можно было попытаться выпросить себе домик там, чтобы оказаться таким образом подальше от Майеров и ближе к землям Верберов. Главное, чтобы король не вмешался в дело о разводе, а потом не «оказал милость», подобрав мне нового мужа, чтобы род Верберов не пресёкся хотя бы по женской линии.
Оставшееся время до приезда дорогих родственничков я, прикидываясь больной, провела в своей комнате, доводя задуманное до конца. Наконец, в полдень третьего дня показались кареты, в которых уехали Доротея и золовки, перед которыми на белоснежном скакуне красовался Ойген. Я наблюдала за этой процессией украдкой из-за портьеры и чувствовала, как начинает накрывать паника. Одно дело, когда готовишься к чему-то неизбежному, и совсем другое – с этим самым столкнуться.
В дверь постучали.
– Госпожа Кристина, скоро ваш супруг будет здесь. Необходимо спуститься вниз для приветствия.
– Сейчас.
Идти вниз встречать приехавших очень не хотелось, но, увы, таковы правила: жена и прислуга должны приветствовать хозяина дома после его длительного отсутствия. Пристроившись с края, как это обычно делала Кристина, я стала ждать. Послышался шум, характерный для подъехавших карет, а затем двери в дом распахнулись. С каждым шагом Ойгена я подумала о том, насколько слепа была Кристина, заперевшаяся в своих розовых мечтах и не видевшая истинную натуру своего мужа. На красивом и порочном лице Ойгена, а также в каждом его движении легко читались нарциссизм, высокомерие и пренебрежение всеми, кого он считал ниже себя. То есть всех. Он не успел и рта открыть, как управляющий залебезил, буквально ковриком расстилаясь, докладывая обо всех происшествиях за время его отсутствия. Даже о моём падении не забыл упомянуть. Услышав моё имя, Ойген равнодушно скользнул в мою сторону взглядом, а затем продолжил слушать управляющего.
Как только дошло до описания пожара, а также итогах расследования, Доротея взглянула на прислугу так, что все дышать перестали. Чувствую, сегодня у всех будет горяченький денёк. Как только управляющий закончил, Ойген хлопнул снятыми перчатками по ладони, а затем протянул:
– Я слишком устал после дороги и намерен отдохнуть, прежде чем приступить к делам. Все свободны.
Проходя к лестнице, он кинул взгяд через плечо, а затем процедил:
– Вечером я приду, Кристина.
И вот тут паника внутри меня окончательно взяла верх. Я тщательно обыскала покои Кристины, но не обнаружила больше ни одного флакона с тем самым противозачаточным отваром, который она всегда принимала, ни даже саше с травами. В мои планы никак не входило исполнение супружеских обязанностей, а также возможные последствия. Тут и слепой заметит, что моё тело пока ещё не способно выносить беременность, не говоря уже о том, чтобы родить. Тем более, что я твёрдо решила покинуть семейство Майеров навсегда.
После ухода Ойгена на передний план вышла Доротея, позади которой желчно улыбались Айталь, Эрсель и Лойза, предвкушающие незабываемое шоу. Я незаметно прошмыгнула за спины прислуги и начала подниматься по лестнице, стараясь держаться в тени стены и не скрипеть ступеньками. Таким образом, когда громогласные крики свекрови достигли моих ушей, оказалась уже в коридоре, ведущем к спальням хозяев дома. Но окончательно выдохнула, только закрыв за собой дверь. К сожалению смежная, ведущая в покои Ойгена не запиралась, но я тихонько придвинула стул с высокой спинкой к ручке так, чтобы она не смогла даже на миллиметр изменить своё положение. Будь у меня достаточно сил, забаррикадировалась бы шкафами, чтобы наверняка. То выражение лица, к которым муж предупредил о своём визите, не располагало к конструктивному разговору.
Риукин меланхолично пускал пузыри в своём аквариуме, поглядывая то одним, то другим выпуклым глазом за моими метаниями. Ещё один стул занял место возле входной двери, чтобы удобнее было в любой момент заблокировать её. Прислушиваясь к каждому шороху, раздающемуся за пределами моей спальни. Раз за разом я прокручивала в голове сценарии разговора с Ойгеном, повторяя про себя все аргументы, чтобы добиться развода. Ожидая приглашения на обед, надеялась, что смогу воспользоваться моментом и добиться от Ойгена возможности поговорить, увы, он попросту не явился. Видимо, настолько утомился в дороге, что совсем ослаб, зло подумала я, игнорируя шуточки золовок, принявшихся с новой силой третировать мою персону. Доротея так и вовсе вся светилась, довольная разносом служанок, как вампир испивший досуха не менее дюжины девственниц. А ещё у Эрсель наметился ухажёр, и все переключились на обсуждение бала, а также выстраивание матримониальных планов в отношении несчастного графа, которого мне заранее хотелось пожалеть, даже будь он последним кутилой и повесой королевства. Вообще, не завидую будущим мужьям каждой из сестёр Ойгена, так как вынести их просто невозможно. Прекрасно понимаю теперь аристократов из исторических романов, предпочитавших проводить большую часть своего времени на охоте или объезжая свои угодья. Прекрасный выход, чтобы пореже видеть истеричную супругу, требующую к себе повышенного внимания и отношения, как к королеве.
Я замерла на месте, стараясь ничем не выдать своего присутствия, так как другой возможности узнать о планах этой гнилой семейки попросту не будет.
– И что ты предлагаешь? Сама ведь обещала решить проблему в моё отсутствие без лишнего шума, а что в итоге? Ты меня подвела. Мало того что ничего не вышло, так ещё и все в курсе насчёт покушений на Кристину. Теряешь хватку, мама. Времени остаётся всё меньше и меньше. Так месяц бы вдовцом походил, и всё, – раздражённо хлопнул по столу рукой Ойген.
У меня внутри всё упало. Неужели мне уже присмотрели замену, а потому так торопятся?
– Погоди, не горячись. Думаю, что пара недель ничего не решит, а поторопившись наделаем ошибок, за которые потом придётся расплачиваться головами, а не только положением.
– Довольно! Что тебе дадут эти «пара недель»? Теперь, если с Кристиной что-то случится, всё равно поползут слухи, что не так всё «чисто» с её смертью, дело дойдёт до судьи, и разразится громкое разбирательство, в результате которого всплывут все твои «промахи».
Доротея ничего не ответила, было лишь слышно её недовольное сопение. Послышался шорох перекладываемых бумаг, а затем Ойген стукнул кулаком по столу:
– Сплошное невезение в последнее время... Одна новость хуже другой... Я так рассчитывал, что после смерти этого пьяницы Вангера его имущество пустят с молотка, а мне присудят деньги согласно его долговым распискам, а в итоге промурыжили почти год и отписали мне его охотничий домик с озером! Вот что мне с ним делать?! На рыбалку ездить, чтобы успокоиться? Туда только в один конец две недели уйдёт, а то и больше!
– Сынок, что же ты такое говоришь? Не все новости дурные, то, что Линда от тебя беременна – это же благо. Она наверняка подарит тебе долгожданного наследника, а богатое приданое ещё больше упрочит наше положение... – голос Доротеи звучал так обволакивающе, словно королевская кобра пыталась загипнотизировать не только своим танцем очередную жертву.
А вот новость о беременности какой-то Линды меня совсем не обрадовала. Получается, что Ойген, подлец этакий, ко всему прочему изменял Кристине! Зато теперь ясны и причины его внезапного отъезда, и мотивы Доротеи избавиться от меня. Судя по всему, срок ещё маленький, но живот вскоре станет видно, а потому Ойген торопится вовремя овдоветь, чтобы успеть и минимальный срок траура соблюсти, и свадьбу сыграть. Вот же негодяй!
А Доротея тем временем не унималась:
– Даже этот домик, который, казалось бы, никому не нужен, способен сыграть нам хорошую службу.
– Что ты хочешь этим сказать, мама?
– Ну как же, милый... Домик у озера? У озера. Ещё и лес рядом. Следовательно, можно отправить туда Кристину, скажем так, поправить здоровье. Ведь для никого не секрет, что одному богу известно, как в этой никчёмной только душа держится. А ты найми кого-нибудь, чтобы он её совратил. Даже не страшно будет, если снасильничает: ведь кто поверит женщине? Значит, сама виновата, дала повод, приманила... Мужчина всегда прав, запомни эту непреложную истину, сынок. А за прелюбодеяние, тем более замужней дамы, пойманной на измене при свидетелях, Кристину быстро сошлют в монастырь, тебя разведут просто по щелчку пальцев, оставив все её земли в качестве компенсации. Там сама быстренько сдохнет, презираемая всеми, да ещё и под тяжёлым гнётом наложенных строгих покаяний в соответствии с совершённым проступком. Никто даже не удивится, что обманутый муж быстро найдёт себе достойную замену. А потом ещё и получит достойную награду в виде рождения наследника. Пару-тройку месяцев не показывать ребёнка, и прекрасно всё совпадёт по срокам. Только представь, как тебя будут все поздравлять, особенно после долгих лет брака с женой-пустышкой, не способной понести после рождения больного ребёнка! Девчонку отправим в пансион для убогих, где она тоже быстренько преставится. Вот так легко и красиво разрешатся все твои проблемы, сынок. Мы и так слишком долго терпели в своём доме этих двух жалких дурочек. Только деньги зря на них тратили...
Тварь! Просто тварь!!! У меня внутри всё кипело от негодования. Вот ведь стерва! Самое ужасное заключалось в том, что план действительно выглядел идеальным. Даже если вооружусь до зубов, то против мужчины моё тщедушное тельце не выстоит: хватит того, чтобы слегка приложить по голове, и вуаля! Тут же достаточно застукать женщину просто с задранной юбкой выше щиколоток, чтобы обвинить в грехопадении.
– План, несомненно, хорош, мама... – немного неуверенно протянул Ойген. – Но хотелось бы как-нибудь обойтись без вот этой всей грязи с изменами. Сама понимаешь – моя репутация может всё-таки пострадать, а огласки избежать не получится. И даже спустя годы обязательно найдутся те, кто будут шептать, припоминая, как эта бледная моль наставила мне рога...
Затаив дыхание, я прикусила нижнюю губу, ожидая продолжения. Что же перевесит: авторитет Доротеи или любовь к себе прекрасному и безупречному?
– Ты подумай, сынок. Пока оно ещё есть, это время...
– Идея с охотничьим домиком мне нравится. Надо будет разведать, а не промышляют ли в тех краях разбойники. Хотя тоже могут подумать, что мы в этом замешаны, снова тень на честное имя Майеров падёт...
Что?! Честное имя Майеров? Он шутит? Это имя прогнило всё насквозь настолько, что смердит, несмотря на надушенные изысканные наряды! Господи, этот «аттракцион любви и добросердечия» когда-нибудь закончится? Один план другого краше. Но больше всего поражало, с какой лёгкостью и цинизмом эти двое рассуждали, как избавиться от нас с Софи. И ведь даже голос не дрогнул ни у одного, ни у второй. При всём при этом их план удался: настоящая Кристина погибла, а её место заняла я. Выходит, что если бы не эта странная замена, то Софи уже в доме не было. Пришлось крепко сжать кулаки, чтобы ногти впились в ладони, так как начало темнеть в глазах после услышанного. Прижавшись пылающим лбом к холодной стене, я заставила себя дослушать эту «познавательную радиопостановку».
За то время, что прошло после окончания разговора с Доротеей и моей ретировки, Ойген переместился на диван и, судя по разворошенным подушкам, намеревался с комфортом отдохнуть. Правильно, другие ведь будут думать, что он занимается делами.
– Кристина? – Ойген оказался немало удивлён моим появлением на пороге кабинета. – Я же предупредил тебя, что сегодня навещу тебя.
Потупив взгляд, я дрожащими руками закрыла дверь, стараясь отыграть роль Кристины максимально достоверно. Поглядывая из-под опущенных ресниц за тем, кто являлся сейчас моим мужем, тихо произнесла:
– Я хотела бы с тобой серьёзно поговорить...
Ойген небрежно провёл рукой по волосам, после чего короткие светлые пряди, лишь немного не доходившие до плеч, рассыпались в художественном беспорядке. Не удивлюсь, если это движение было тщательно отрепетировано мужем перед зеркалом не единожды, чтобы в любой ситуации выглядеть эффектно. Будучи обладателем густой блондинистой шевелюры слегка медового оттенка, чуть более тёмных по тону бровей, а также правильных черт лица, Ойген по праву считался если не красавцем, то весьма привлекательным мужчиной. Вот только общее впечатление портили холодные серо-карие глаза, следившие за каждым моим движением, выражали явное раздражение, а также изогнутые в презрительной усмешке пухлые губы, прямо-таки кричащие о порочности своего хозяина. В целом Ойген сейчас напоминал развалившегося молодого льва, с сытой неторопливостью наблюдающего за той, кто осмелилась нарушить его покой. Даже если опустить подслушанный разговор, мужчина вызывал у меня внутреннее отторжение.
– Ты, и «серьёзно», Кристина? Не забивай свою прелестную головку всякими глупостями, а лучше иди перечитай какой-нибудь из своих любимых романов.
От негодования у меня на щеках вспыхнул румянец, который был истолкован Ойгеном по-своему:
– О, как ты мило всегда смущаешься, Кристина...
Муж нарочито медленно поднялся с дивана, демонстрируя себя во всей красе, не потрудившись даже застегнуть четыре верхних пуговицы белой рубашки, поверх которой был надет домашний жилет из коричнево-бордовой кожи. Вальяжным шагом Ойген приблизился ко мне, вызвав неприятные ощущения, напомнив кобру, гипнотизирующей свою жертву. Тыльной стороной пальцев он провёл по моей левой скуле, оттягивая прядь волос, обрамляющую лицо, в сторону.
Нервно сглотнув, я с трудом заставила себя не шарахнуться в сторону, хотя деваться-то особо было некуда.
– Я хотела бы поговорить о нас, Ойген.
Красиво очерченная бровь слегка приподнялась в удивлении, а потмо снова вернулась на место.
– О нас? Так, может, опустим эти пустые разговоры и уделим время «нам»?
Как меня в этот момент не стошнило от омерзения – не знаю. Не будь Ойген таким двуличным чудовищем, попробовала бы найти с ним общий язык и смирилась с положением замужней дамы, в чьём теле оказалась. В конце концов, опыт близкого общения с мужчинами у меня был в прошлой жизни и в плотских утехах есть своя прелесть. Не говоря уже о том, что порой договориться в постели намного проще, чем в какое-либо другое время. Но не с Ойгеном точно.
– Я просто поняла, что наша семейная жизнь не сложилась и хочу развестись. Тем более что госпожа Доротея ясно дала мне понять, насколько не хочет видеть меня в качестве своей невестки.
Глаза Ойгена сверкнули хищным блеском, после чего он немного отстранился:
– Если ты о тех двух недоразумениях, произошедших в моё отсутствие...
– Нет, Ойген, это были не недоразумения. Я не хочу, чтобы нечто подобное повторилось снова, а потому предлагаю просто тихо и мирно разойтись.
В ответ этот мерзавец лишь хохотнул, будто услышал дурацкую шутку:
– Тихо и мирно? О нет, глупышка Кристина, это невозможно. Сам король был заинтересован в нашей свадьбе, чтобы земли Верберов не достались кому-то другому. Политика, Кристина, политика. И ты предлагаешь развестись, забрав своё благосостояние, пусть даже и не очень доходное, чтобы всё отошло к чужаку? Сомневаюсь, что Его Величество будет от этого в восторге.
– Ойген, я жить хочу. Просто жить, а не сгинуть в результате очередного несчастного случая или, как ты сказал только что – «недоразумения». Мне не так много нужно: всего лишь собственное жилище и некоторая сумма денег, на которую смогу прожить. В обмен на мои земли.
– Ты вздумала торговаться, Кристина?
– Нет. Просто предлагаю выход из ситуации, который устроит нас обоих. Земли останутся у тебя, поэтому недовольства у короля не возникнет, а род Майеров не потеряет ни своих границ, ни влияния.
Ойген подошёл к столу и плеснул себе в стакан какого-то золотистого напитка из квадратной бутыли. И пусть муж пытался вести себя расслабленно, я видела, что он у меня на крючке.
– Но что скажут люди? Развод – это ведь пятно на репутации, Кристина...
– Все и так знают, что жена из меня получилась никчёмная, наследника так и не родила за эти годы... Они поймут и не станут злословить в твою сторону.
Покрутив стакан в руке, Ойген сделал глоток, а затем присел на край стола:
– Не смогла родить или не захотела? Мать рассказала мне, как одна из служанок нашла очень интересные травы в твоей спальне, Кристина.
– Хотела, но не смогла. И твоя мать знала об этом, потому что травы мне давал господин Жилло, который предано ей служит уже долгие годы. Ты ведь знаешь, что я едва пережила первые роды, чуть не преставившись, но как ни надеялась, так и не смогла оправиться до конца. Именно по этой причине лекари запрещали мне рисковать здоровьем, ведь новая беременность не просто подорвала бы его окончательно, но и с большой долей вероятности убила, не дав даже доходить до конца срока. А отказывать тебе в исполнении супружеского долга не могла, как верная и любящая супруга. Но прошло уже несколько лет, а ситуация не изменилась и сомневаюсь, что изменится. По тому, как ты редко стал появляться дома, я поняла, что дальше просто бессмысленно мучить друг друга, поэтому предлагаю развестись.
Вот и всё. Разговор, которого я так ждала и боялась одновременно, свершился. Теперь осталось дождаться окончательного решения Ойгена. Ночью он ко мне теперь точно не сунется, но если что, стулья всё-таки перед сном проверю. А то напьётся ещё и полезет, а мне такого «счастья» точно не нужно. Оказавшись в своей комнате, я не успела даже дойти от двери до кровати, как услышала торопливые шаги по направлению к лестнице. И всё-таки Ойген заинтересовался моим предложением, раз так оперативно поспешил в гостиную к мамочке. Большая жалость, что на этот раз подслушать их разговор никаким образом не получится. Опять томительное ожидание...
На ужине Ойген всё-таки появился, заняв полагающееся ему по статусу место во главе стола. В остальном трапеза проходила, как обычно: золовки злословили в мой адрес, разве что свекровь переключила своё внимание на своего дорогого ненаглядного сыночка, но ни слова, касающегося нашего разговора насчёт развода не промелькнуло. После окончания ужина муж заявил, что намеревается совершить конную прогулку перед сном, поэтому мне не оставалось ничего иного, как уйти в библиотеку, чтобы хоть за книгами скоротать время. Ещё я отчаянно скучала по Софи, ведь не видела её уже три дня, а давать лишний повод заподозрить в моём интересе к девочке, было не в моих интересах. После чудовищных планов Ойгена и Доротеи не осталось никаких сомнений, что при необходимости из дочери сделают просто пешку, чтобы использовать против меня. В ту ночь я почти не спала, так как нервы разыгрались не на шутку. На всякий случай, чтобы поддержать легенду о неблагополучных для исполнения супружеского долга днях, устроила себе небольшое кровопускание, а потом утром приказала заглянувшей служанке заменить постельное бельё.
Завтрак пришёл в том же ключе, что и ужин накануне, потом обед, снова ужин... Изредка ловя на себе взгляды Ойгена, замечала его самодовольную полуулыбку, из чего сделала вывод: решение давным-давно принято, но этот мерзавец специально меня испытывал ожиданием. Не удивлюсь, если муж рассчитывал, что мои нервы окончательно сдадут, и я устрою истерику. Но ради нас с Софи держалась изо всех сил, не давая этим упырям потешить своё самолюбие. В итоге на третий день на пороге моей комнаты появилась Фанни и сообщила, что Ойген ждёт меня в кабинете. Стараясь ничем не выдать внешнее волнение, я направилась услышать окончательный вердикт.
– Проходи, Кристина.
Я заняла кресло, стоящее перед столом, за которым сидел Ойген с видом правителя, к которому привели поверженного соперника. Но самой неприятной «вишенкой на торте» являлась Доротея, стоявшая по правую руку от сына. Ни дать ни взять – советница монарха.
– Я долго думал над твоим предложением насчёт развода и принял решение, что если тебя наш брак настолько тяготит, то, пожалуй, его стоит расторгнуть.
Ну да, конечно же это я виновата во всём! Как мило и тактично было со стороны Ойгена переложить всю ответственность на меня, просто слов нет. Но я продолжала молчать, давая ему возможность озвучить все подробности, чтобы потом было к чему апеллировать.
– Учитывая тот факт, что брак был инициирован Его Величеством на определённых условиях, то чтобы сохранить его расположение по отношению к нам обоим, тебе придётся отписать все свои земли мне, а признавшись виновной в рождении больного ребёнка, отказаться от титула в мою пользу, чтобы смыть свой позор благородным поступком.
Вот же мерзавец! Но я недаром проштудировала свод законов и была готова к такому повороту дел. Таким образом, напугать меня Ойгену не удалось, что выразилось явным неудовольствием, промелькнувшим на лице Доротеи. Они на самом деле рассчитывали, что начну биться в истерике, унижаться и умолять сохранить титул? В моей ситуации остаться без него, наоборот, было благом, так как став «безродной» однозначно теряла интерес короля в качестве очередной разменной монеты в политических играх.
– Ты всё поняла, Кристина? – нарочито мягко, словно разговаривая со слабоумной, уточнил Ойген.
– Абсолютно. Однако на всё это я согласна при определённых условиях, которые назвала несколько дней назад.
– Да-да, я помню, – Ойген зашуршал бумагами на столе, изображая просто титанические усилия по поиску необходимых документов.
– Я нашёл тебе подходящий дом, причём ты должна быть мне благодарна за проявленную заботу, ведь он находится на достаточном удалении от этих мест, а, значит, вероятность нашей с тобой встречи, которая может принести тебе моральные страдания, станет маловероятной. Зато он находится рядом с землями Верберов, что, несомненно, должно утешить. Кроме того, ты хотела получить деньги... Я тщательно посчитал, учитывая все обстоятельства, в том числе затраты на твоё содержание и Софии за все эти годы, и у меня вышла сумма в двадцать тысяч семьдесят три серебряные и сорок две медные монеты, пятнадцать тысяч из которых остаются у меня в качестве компенсации.
Вот же стервец! Никак всё до последней копеечки учёл! Причём оценил затраты на нас с Софи так, словно двух принцесс все эти годы обихаживали! И ведь спорить бесполезно, иначе вместо развода получу одно из тех «приключений», что хотели они мне вместе с Доротеей устроить.
– Покупка дома мне обошлась в три тысячи серебряных с небольшим, но я не буду учитывать эти мелочи. Сущий пустяк ведь...
Гнида. Ещё и навариться решил, ведь я видела документы из суда, в которых стоимость долга Эгона Вангера составляла всего полторы тысячи!
– Зато к дому прилагается озеро, распоряжаться которым ты сможешь на своё усмотрение. Так что у тебя появится возможность получать с него дополнительный доход, давая возможность местным на нём рыбачить, например.
А вот в такое великодушие мужа мне не верилось. С чего бы ему терять доходное место, если он готов за грош удавиться? С этим домом и озером точно что-то нечисто, но отступать было некуда. Ладно, буду решать проблемы по мере поступления. В конце концов, продать выморочное имущество всегда смогу. По крайней мере, надеюсь на это.
На всякий случай я проверила все свои вещи, а даже те, что были не только в гардеробной, но и убраны в шкафы. К счастью, ничего подозрительного обнаружить не удалось. Даже проверила все поверхности – безрезультатно. С одной стороны, хорошо, что ничего не подкинули, а то от этой семейки всего можно ожидать, а с другой... Получается, что что-то искали. А вот это было уже смешно, так как никаких особых ценностей у Кристины не было, не говоря уже о деньгах. Хотели проверить, не припасла ли себе чего-нибудь на «сытую» жизнь после развода? Очень смешно, учитывая, что из-за вечных упрёков Доротеи и её дочерей у Кристины развилось расстройство пищевого поведения, если попроще, то все их козни привели к банальной нервной анорексии. Это когда сверхмалое потребление пищи приводит к аномально низкой массе тела. Чудо, что до критического состояния не дошло, да и я немного смогла изменить ситуацию. Тут, конечно, щёки ещё наедать и наедать, но пока главное – убраться отсюда подальше. Я посмотрела на аквариум: домик стоял на прежнем месте, да и рыбка вела себя безмятежно, что относительно подтверждало отсутствие стороннего вмешательства в привычный уклад её жизни.
Пока позволяло время, я призадумалась над тем, куда деть деньги. Оставлять их здесь было крайне неразумно, потому что потом в жизни не докажу, что их кто-то взял. Сумочка? Самый простой и логичный вариант, но вместе с тем очевидный. За время жизни в детдоме я крепко-накрепко усвоила, что не стоит держать яйца в одной корзине, а потому полезла в швейные принадлежности, обрадовавшись тому, что в запасах Кристины нашлись подходящие по плотности куски ткани. Потом выбрала одно из повседневных платьев, имевшее весьма удачную драпировку складками по юбке и безжалостно прорезала два отверстия, позволяющие свободно просунуть руки, но при этом оставаться незаметными во время движения. Пришлось пришить к верхней нижней юбке быстро смётанные «карманы», в которые сложила часть золота, а оставшееся спрятала в два пояска, которыми обвязала каждую ногу примерно на две ладони выше колена, чтобы не возникало неудобства при ходьбе. Создалось ощущение, что не разводиться еду, а в глухую чащу путь держу, в которой обитает банда кровожадных разбойников. Серебро и медь ссыпала в сумочку-мешочек. В конце концов, если вдруг её «случайно» подрежут, не так обидно будет.
На завтрак я явилась уже переодевшись в «модернизированном» платье, положив сумочку себе на колени. Сёстры Ойгена, уже даже не скрывали своей радости по поводу того, что вскоре избавятся от лицезрения моего вечно снулого вида. Вот кто бы говорил! Та же Эрсель редко когда отличалась доброжелательным, не говоря уже о счастливом выражении лица. Меня утешало лишь то, что вскоре этот цирк с конями вскоре закончится и больше этот табун не увижу. Мой внешний вид Ойген одобрил, заметив, что так и следует одеваться женщине, чувствующей свою вину перед семьёй мужа. После завершения завтрака он сразу же велел идти к карете, чтобы зря не тратить его время на бессмысленные сборы. А вот присутствие внутри Бинди с Софи на руках меня немало удивило. С Ойгена станется вышвырнуть нас прямо возле здания суда как только мои подписи будут проставлены на соответствующих бумагах. Хорошо, что Бинди пояснила, что девочку просто покажут в качестве доказательства моей несостоятельности как жены. Софи испуганно жалась к ней, но в присутствии няни пришлось прикусить себе язык, чтобы не начать успокаивать дочь. Было безумно её жаль, но показывать заинтересованность в ней было нельзя, чтобы не дать Ойгену козырь в руки.
Дорога заняла около трёх часов, в чём я смогла удостовериться, взглянув на часы на башне ратуши. Похоже, что муж известил заранее о наших намерениях, поэтому нас сразу проводили к судье. Увидев нас, суровый старик грозно взглянул из-под кустистых бровей:
– Ойген Ристоф Майер и Кристина Вильгемина Вербер-Майер, уверены ли вы в своём решении расторгнуть брак, несмотря на наличие общего ребёнка?
Ойген тут же взял слово, передав секретарю бумаги, удостоверяющие наши личности, свидетельства о браке и рождении Софи. В принципе, ничего лишнего муж не сказал, просто обрисовал вкратце ситуацию, а также причину развода.
– Кристина Вильгемина Вербер-Майер, признаёте ли вы свою вину в рождении больного ребёнка, а также невозможности подарить супругу наследников?
– Да.
– Понимаете ли, что это заявление несёт отказ от земель, титула и содержания господином бароном?
– Да.
– В таком случае после осмотра вашей дочери лекарем, который подтвердит или опровергнет выводы, сделанные его коллегами насчёт состояния ребёнка, я приму решение.
Нас выпроводили за дверь, а Бинди с Софи увёл секретарь. Сложно передать, чего стоило мне сохранять внешнюю невозмутимость, пока они отсутствовали. Время тянулось в час по чайной ложке, заставляя с каждой минутой нервничать всё больше. Если раньше я была бы рада услышать, что ошиблись и предыдущие лекари, и сама, то сейчас желала, чтобы все диагнозы и прогнозы подтвердились. Наконец, нас снова пригласили к судье.
– Немощность вашей дочери подтверждена, а потому, если вы не передумали насчёт развода, готов его засвидетельствовать.
Ойген быстро подмахнул все документы, а я внимательно вчитывалась в каждую строчку, дабы удостовериться, что никаких подвохов там нет. Муж раздражённо поджимал губы, но молчал. Ознакомившись с последним листом, я обратилась к судье:
– В качестве жеста милосердия господин барон пожелал мне передать некоторое имущество, которое останется в моей собственности после расторжения брака. Вы можете удостоверить договор, господин Рихтер?
– Да, я обладаю такими полномочиями. Будут ли какие-либо возражения или дополнения?
– Хотела бы сразу распорядиться насчёт этого имущества, а также иного, которое будет мной нажито к моменту моей смерти правопреемницей становится моя дочь, София Анналейса Вербер, которая получит мою фамилию после расторжения брака с бароном Майером согласно действующему закону, а право опеки получит заведение для сирот, находящееся под кураторством местного муниципалитета.
Ну да, кто сказал, что будет легко? На бесконечную доброту, сострадание и милосердие со стороны Майеров рассчитывать не приходится, ибо у них в фаворе лишь аббревиатура из первых букв этих четырёх слов.
– Всё зависит от того, насколько ты будешь в этом заинтересован, Ойген.
– Не «ты», а «вы, господин барон», – надменно поправил меня уже теперь бывший муж. – Я мог бы вернуться прямо сейчас в поместье один, но не хочу лишнего шума от этой дуры, который, несомненно, поднимется и обрастёт сплетнями и рано или поздно покинет пределы моих земель.
Мило, очень мило он выразился о Бинди.
– Вы же понимаете, господин барон, что даже бывшая жена, из-за которой вы вынуждены были терпеть все эти годы неудобства, путешествующая вместе с ребёнком на руках пешком вызовет немало кривотолков, которые весьма негативно скажутся на вашей репутации...
Да, я могла нанять экипаж, который отвезёт нас с Софи к домику у озера, но, во-первых, мне нужно было забрать свою «заначку», а, во-вторых, не хотела рисковать, связываясь с посторонними людьми, и оказаться вышвырнутой посреди леса или дороги с ребёнком. Хорошо, если в живых останемся. Соответственно, сажать с собой Бинди на коня, а тем более заставлять самостоятельно добираться до поместья, Ойген не рискнёт. Первый вариант невозможен категорически, а второй повлечёт за собой ещё больше слухов, но уже тут, в городе.
– Тебе придётся заплатить за карету, которую я, так уж и быть, предоставлю тебе. Но дорога займёт две с лишним недели, а потому... С тебя четыре золотых, Кристина.
Скотина. С другой стороны, в моём распоряжении будет кучер, следовательно, дополнительная пара рук, что при наличии не умеющей ходить дочки, очень важно. Сомневаюсь, что дом в хорошем состоянии и имеет всё самое необходимое для проживания. Не говоря уже о продуктах и утвари. Об этом тоже стоит задуматься по дороге. Ещё непонятно, что в какую цену обойдётся. Скрипя зубами, Ойген жестом показал, чтобы мы забирались в карету. Всю обратную дорогу я мысленно составляла список, что может нам пригодиться, а также держать в голове, что ночевать придётся либо в карете, либо платить за комнату на постоялом дворе, смотря где настигнет нас ночь. А вот по прибытии в поместье прямо с порога я оказалась атакована змеями.
– Зачем ты привёз обратно этих нищенок? – презрительно прошипела Доротея.
– Я так решил, – огрызнулся Ойген и быстро направился к лестнице, успев что-то шепнуть Айталь.
– Отойди от неё. В твоих услугах больше нет потребности. С этой минуты ты уволена! – указательный палец Доротеи ткнул в Бинди, держащую Софи на руках.
Няня растерянно захлопала глазами, передавая мне девочку, а потом, когда до неё дошло сказанное хозяйкой дома, то разразилась слезами и повалилась на пол, громко рыдая. Бинди подползла на коленях до Доротеи и ухватилась за подол её платья, моля не лишать её работы. А в это время Айталь, Эрсель и Лойза дали волю своим ядовитым языкам, проходясь оскорблениями не только в мой адрес, но и Софи. Растолкав, словно с цепи сорвавшихся, бывших золовок, я поспешила к себе в комнату, незаметно вытирая выступившие на глазах дочери слёзы.
В последний момент мне даже не дали закрыть дверь в комнату, дёрнув так, что мы едва не покатились кубарем по полу с Софи.
– Что это ты тут забыла? Здесь больше ничего нет твоего! Хочешь забрать? Плати! – хищно оскалилась Айталь.
Я посадила Софи на кровать и повернулась к этим гарпиям лицом:
– Ойген удержал с меня из отступных деньги, потраченные за эти годы.
Появившаяся вслед за дочками Доротея сухо отчеканила:
– Это чисто за проживание. Если хочешь что-то забрать с собой – плати. Но на бальные платья можешь даже не рассчитывать: они шились для жены барона и обшивались камнями, принадлежащими семье Майеров!
Я принесла два простеньких платья, столько же сорочек и старые туфли, сложив всё на кровать рядом с Софи, пока сёстры Ойгена перерывали шкафы и гардеробную, устроив драку за платья, хотя ни одной из них они не пришлись бы впору из-за субтильного телосложения Кристины. Ни заколки, ни даже принадлежности для шитья брать не стала, так как прекрасно осознавала, что за них сдерут втридорога, а по пути наверняка получится купить подобное за гроши. Но оставить себя и дочку даже без пары смен одежды не могла. Увы, готовым платьем торгуют лишь в столице, остальное шьют портнихи и швеи на заказ.
Доротея брезгливо ощупала отложенные мной вещи, едва ли на зуб не брала, проверяя, не спрятано ли в них что-нибудь. Я же спокойно наблюдала за всей этой вакханалией, поглядывая на часы, чтобы успеть зайти за вещами Софи.
– Раздевайся! – скомандовала бывшая свекровь.
Чего-то подобного я, в принципе, ожидала, а потому устроила быстрый стриптиз, оставив у себя в руках сумочку и «подвязки» с монетами, только встав в стороне от кровати, чтобы Софи не видела всего этого.
– Ты испортила хорошее платье и нижние юбки, паршивка! Тоже будешь выкупать! – негодующе заявила Доротея, осмотрев и эти вещи.
Если бы я не разделась догола, думаю, ещё бы и обыскала меня с пристрастием, а так...
– Я ещё хочу забрать с собой аквариум.
Эрсель с Лойзой наперегонки метнулись к стеклянной сфере и вытащили домик для рыбки, разглядывая его со всех сторон, а потом сунули руки и поворошили искусственные камешки, рассыпанные поверх почвы. Я даже не дёрнулась в этот момент, меланхолично натягивая на себя одежду после того, как получила позволение от Доротеи. Сумочку, правда, пришлось вытряхнуть, продемонстрировав, что там только деньги, оставшиеся после оплаты пошлин. Не найдя ничего подозрительного, сёстры принялись вытирать мокрые руки о платья, что были мною уже выкуплены. Мерзавки. Но я стерпела и это. Аквариум тоже обошёлся мне в копеечку, как и корм для рыбки, который тоже тщательно перетряхнули, но главное, что согласились мне его продать. После все в полном составе переместились в комнату Софи.
С вещами дочери поступили также бесцеремонно, вырывая у меня из рук даже самые простенькие платьица и башмачки. Действительно, а зачем неходячей нищенке обувь? Но я отстояла и их. Правда, весьма высокой ценой.
Бинди всё-таки упросила Доротею оставить её на службе, вот только вопреки её ожиданиям определила не горничной, а подсобной служанкой на кухню. Тяжёлые баки с отходами и грязной водой носить и перекатывать – это не Софи на руках таскать. Впрочем... Как там Ойген сказал? За всё нужно платить. Поэтому в дорогу отправились мы с Софи вдвоём, если не считать кучера и риукина. Аквариум с рыбкой я смогла пристроить на противоположное сиденье, закрепив кое-как с помощью подушек и ремня, которым они были перевязаны, чтобы не падал во время движения, потому что каретой назвать выделенный нам тарантас было можно лишь с большой натяжкой. Хорошо, что Доротее не пришло в голову заглянуть в ящики под сиденья, где, собственно, мне и удалось обнаружить это «богатство». Сколько времени простояла повозка в каретнике, одному богу известно, хотя бы слоем пыли не покрылась, видимо, опасаясь гнева своих хозяев, кучеры следили за состоянием. Пока со стенок и дверок отдирались родовые регалии баронов Майеров, я быстренько пристроила аквариум и усадила рядом с собой Софи, чтобы она не упала и не повредила себе ничего, на случай внезапной остановки.
В принципе, всё самое ценное я смогла забрать из этого дома, и оно находилось рядом: дочь и аквариум. Как же вовремя решила подкорректировать свои планы насчёт тайников. Верно ведь говорят: хочешь что-то спрятать, оставляй на самом видном месте. Собственно, так я и поступила, перемешав камни с почвой и камушками. Эти идиотки сами себе сделали гадость, подняв муть в аквариуме, через которую разглядеть огранённые камни среди простых разноцветных минералов было просто невозможно, а золотые и серебряные ободки сплющила и спрятала в каблуках туфель, плотно утрамбовав. Понятное дело, что за подобного рода лом вряд ли дадут много, но не в моём положении разбрасываться даже такими мелочами.
Первую ночь пришлось провести в карете, обняв Софи и укутав её старым тонким стёганым одеялом, обнаруженным вместе с подушками, так как останавливаться на постоялом дворе было намного опаснее, а еда и вовсе не подходила не только Софи, но даже мне. Лишь на следующий день я попросила кучера остановиться возле ближайшей деревни, а сама, вручив ему дочь, пошла добывать пропитание. Заодно разжилась почти новой крепкой сковородкой и небольшой кастрюлей. Несомненно, жители пытались также разжиться на мне, как Ойген, но достаточно было лишь вздёрнуть повыше нос, как те тут же скидывали цену. Кучер всего этого не видел, так как я заходила в дома или беседовала с хозяйками, будучи на приличном расстоянии от него,но не выпуская из поля зрения. Сказать, что семнадцать дней путешествия были ужасными – это сильно приукрасить действительность. Всё тело ломило от бесконечной тряски, а ноги отекали вследствие неподвижности, но со мной была Софи, которой тоже было нелегко, хотя держалась она умничкой. Я тихо рассказывала ей на ушко разные истории и сказки, пела песенки, которые знала, показывала, что происходит за окном. Во время вынужденных остановок осторожно разминала её хрупкое тельце, чтобы хоть как-то облегчить последствия тяжёлой дороги. И вот, что я заметила, а, возможно, просто не обращала ранее никакого внимания: Софи становилось не просто легче после моих прикосновений, а значительно лучше. Даже захиревший в какой-то момент риукин резко перестал думать умирать, когда коснулась его через сачок во время смены воды в аквариуме. А если вспомнить, как быстро прошла гематома на моей шее... Хорошо было бы, если это действительно так, а не желаемое, выдаваемое за действительность из-за усталости.
И вот настал тот день, когда после всех мытарств мы добрались до конечной точки нашего маршрута. Карета остановилась на берегу большого озера, на противоположной стороне которого виднелся небольшой одноэтажный домик, покрытый соломенной крышей.
– Вылезайте. Дальше мне хода нет, так как сразу за домом начинаются владения Вангеров.
– А подъехать как-то поближе нельзя?
– Распоряжений от господина барона не поступало на этот счёт. Это только рыбаки из ближайшей деревушки могут позволить себе тайком тут промышлять, а я на это не подпишусь.
На берегу и вправду лежало несколько закиданных травой лодок. Как я не торговалась с кучером, но он не согласился ни за какие деньги. Просто выгрузил все мои пожитки и уехал. Я с совестью торговалась гораздо меньше и намного эффективнее, попросту выбрав самую крепкую лодку и утащив сломанные вёсла, валявшиеся неподалёку. В конце концов, по крикам пойму, кто владелец, а потом с ним расплачусь, а может, и так заберу, ведь уже более двух недель являюсь владелицей этого озера и небольшой территории вокруг него. Сложив в лодку все вещи и усадив среди них Софи, чтобы она случайно не соскользнула со скамеечки за борт, я начала грести в сторону домика.
Мне казалось, что никогда не достигну небольшого причала, так как создавалось ощущение, что лодка почти не двигается, а гребки вёслами, у которых как раз были наполовину сколоты концы, незначительны. На ладонях давно образовались кровавые мозоли, но мне приходилось держать себя в руках и продолжать рассказывать Софи различную милую чепуху, чтобы не напугать её ещё больше. Хорошо, что в какой-то момент она увлеклась разглядыванием аквариума и тыканьем в ускользавшего от него всё время риукина. Но вот лодка заскребла дном по камням, и мне пришлось из неё выпрыгнуть, чтобы дотолкать до отмели. Не хватало ещё, чтобы наше единственное транспортное средство отнесло волнами.
Платье промокло почти до колен, едва не потеряла туфли, но я справилась с поставленной задачей. Скинув подальше на траву тюк с одеялами и подушками, купленными по дороге, быстро перенесла на него Софи, а сама ещё дальше затащила лодку. Достав из кармана ключ, переданный Ойгеном не сразу, но смогла его повернуть в замочной скважине. Пыли внутри было немерено, но хоть обстановка более-менее сохранилась. Ладно, жить можно. На всякий случай занесла все вещи внутрь, а затем задвинула засов. Пока соображала, с чего начать, дошла до кухни. Внезапно в дверь сотряслась от сильных ударов.