Леди Клининг

Пролог

Выстрел. Громкий, смертельно-опасный хлопок прорезает паузу между раскатами грома. Шипя от боли, я рефлекторно прижимаю ладонь к раненому плечу. Упираясь в шероховатую кору дерева, нащупываю дрожащими пальцами выходное отверстие. Если пуля застряла в суставе — мне конец. Год без возможности двигать рукой. Да ещё и правая... Чёрт!

Вспышка молнии озаряет лес, а за ней — яростный удар грома, заставляющий меня вздрогнуть и прижаться сильнее к стволу. Но пугает не разгул стихии. Они приближаются. Двое убийц, элитные ищейки, способные различить капли крови даже сквозь хлестающий дождь. Моей крови.

На перевязку времени нет. В магазине всего одна пуля. Как иронично... Сразу вспоминается Джек Воробей, выброшенный на необитаемый остров с единственным зарядом. Он нашёл выход. А вот мой шанс на благоприятный исход тает с каждой секундой.

Выстрел. Мгновенно бросаюсь в бегство, босыми ногами рассекая мокрую траву, спотыкаясь, но не останавливаясь. Адреналин перекрывает боль, а дыхание рвётся наружу обрывками. Я хочу только одного — выжить.

Выжить и отомстить. Отомстить тому, кого считала частью семьи. Уничтожить предателя, заставив его пожалеть о своём выборе.

Сквозь рев дождя я слышу шаги. Близко. Слишком близко. Ветки цепляются за кожу, царапают лицо. Ноги скользят по грязи, но я ловлю равновесие, отказываясь падать. Позади раздаётся короткий окрик. Они видят меня. Чувствуют. Гонят, как раненого зверя.

Сквозь свист ветра — глухой хлопок. Выстрел. Кора дерева рядом со мной разлетается в щепки. Я рефлекторно падаю, перекатываюсь, укрываюсь в тени густой листвы. Вода стекает по лицу, смешиваясь с кровью.

Я должна встать. Острая боль вспыхивает не только в плече, но и в голове. Взгляд теряет фокус, окружающий мир расплывается, угрожая погрузить меня в темноту. Дождь бьёт по земле тяжелыми ударами, заливая глаза, а гулкий ритм сливается с бешеным стуком сердца. Я слышу его так же отчётливо, как шаги позади — быстрые, уверенные, неизбежные.

Неужели сегодня история Оливии Смит закончится?

Скрепя зубами, я всё же приподнимаюсь на локоть здоровой руки. Грудная клетка стягивается, не давая полноценно вдохнуть, но останавливаться нельзя. Я заставляю себя двигаться, несмотря на протесты собственного тела, несмотря на каждую вспышку боли, дробящую сознание. И тогда — два чётких выстрела.

Слух натренирован. Я узнаю этот звук. Глушитель. Но мои преследователи его не использовали. Так кто тогда?..

Заметив силуэт, я замираю. Но напряжение спадает, когда до моего слуха доносится знакомое:

— Леди, вам помочь?..

Глава 1. Последняя эмоция: страх

19:48 Кафе "Cozy Corner"

**Льюис Харпер**

Я лениво протираю стойку, наблюдая за посетителями. Поздний вечер. Уставшие офисные работники, парочка студентов, зависших над ноутбуками. Никто не интересный.

Но потом я вижу её. Девушка за дальним столиком, склонившаяся над чашкой кофе. Одна. Я сразу замечаю таких. Хрупкая, с рассеянным взглядом, будто потерянная в своих мыслях.

Идеальная. Подхожу, ставлю перед ней счёт, но она даже не смотрит.

— Всё в порядке? — спрашиваю, добавляя в голос нотку заботы.

Она моргает, поднимает глаза.

— Да… просто устала.

Я улыбаюсь.

— Усталость — опасная штука. Иногда из-за неё люди совершают ошибки.

Она слабо усмехается. Не понимает. Но я уже сделал выбор. Сегодня ночью она уйдёт со мной. И больше никогда не вернётся. Я жду. Она медленно достаёт кошелёк, перебирает купюры дрожащими пальцами. Нерешительная. Это хорошо.

— Поздно уже, — говорю я, прислоняясь к стойке. — В таком городе лучше не гулять одной.

Она поднимает на меня взгляд.

— Да, наверное…

Я вижу, как она колеблется. Как в её голове мелькает мысль — довериться или нет. Я знаю, как направить её в нужную сторону.

— Если хочешь, могу подвезти. У меня смена заканчивается через десять минут.

Она кусает губу, смотрит в окно. Дождь. Холод. Одиночество.

— Это было бы… кстати, — наконец отвечает она.

Я улыбаюсь. Умничка. Провожу её до выхода, открываю дверь.

— Машина недалеко, — говорю я.

Она кивает, кутаясь в куртку. Дождь усиливается.

— Ты часто подвозишь клиентов? — спрашивает она, пристегивая ремень безопасности.

— Только тех, кто мне нравится, — отвечаю я с улыбкой.

Она слегка хмурится, но ничего не говорит. Мы подъезжаем к многоэтажке. Я паркуюсь у тёмного подъезда, где не работают фонари. Идеально. Хорошо, что их до сих пор не починили.

— Здесь? — спрашиваю я, убирая руку с руля.

— Нет… — отвечает она, вглядываясь в окно.

Конечно нет. Ведь здесь живу я. Наклоняюсь, привычным движением достаю шприц. Она не успевает заметить. Секунда — игла касается кожи на её шее. Девушка вздрагивает.

— Что ты…

Слова обрываются. Я наблюдаю. Секунда. Две. Тело становится мягким, голова медленно опускается. Я ловлю её, прежде чем она рухнет на сиденье. Глубокий вдох. Я улыбаюсь. Теперь она полностью в моей власти.

***

Я аккуратно укладываю её на кровать, вытягиваю руки над головой.

Достаю верёвку. Люди думают, что они свободны. Но свобода — это иллюзия. Они зависят от страха. Особенно женщины. Страх делает их послушными. Страх заставляет их молчать.

Я затягиваю узел на запястьях, проверяю, чтобы не было слабых мест. Я тот, кто этим страхом управляет. Я решаю, когда он начинается. Я решаю, когда он заканчивается. Наклоняюсь ближе, провожу пальцем по её щеке, изучаю.

Кожа тёплая. Ресницы дрожат — тело начинает просыпаться. Я улыбаюсь. Вот он, момент. Когда она откроет глаза. Когда поймёт. Когда страх захватит её полностью. Но что-то не так. Я замечаю это прежде, чем она приходит в себя. Её дыхание слишком ровное.

Слишком спокойное. Как будто она не боится, а... Внезапный звонок в дверь. Я вздрагиваю. Громкий, настойчивый. Сердце на миг сбивается с ритма. Я бросаю взгляд на девушку. Она всё ещё неподвижна. Я выдыхаю, провожу рукой по лицу, стараясь вернуть себе контроль.

Направляюсь к двери, щёлкаю замком.

— Кто вы? — хмуро произношу я, глядя на мужчину с зубочисткой во рту.

— Клининговая служба.

Резкий удар.

**Оливия**

Болезненный вскрик и глухой звук падения тела означали только одно.

— Рико, — протянула я, потирая запястья после верёвок. — Ты пришёл раньше времени.

Лёгкий упрёк в моём голосе совершенно не смутил моего подчинённого.

— Мисс Смит, вы же знаете, что Саид против подобного риска с вашей стороны, — вздохнул он. — Если с вами что-то случится, то душа этого смиренного слуги покинет тело.

— Слуга... покинет тело... Что за замашки из Великолепного века? — насмешливо фыркнула я. — Будь осторожнее, ведь Сюмбюль-ага был евнухом...

Мужчина закатил глаза, но я заметила, как уголки его губ дрогнули в сдержанной улыбке.

— Уверяю вас, моя преданность не требует таких жертв.

Я хмыкнула, опустив взгляд. Льюис Харпер лежал без сознания на полу, его грудь медленно поднималась и опускалась.

— Минут через десять придёт в себя, — спокойно сказал Рико, наблюдая за мной. — Что дальше?

Я подошла ближе, склонилась над его телом.

— Теперь начинается самое интересное, — произнесла я, откидывая волосы назад. — Свяжи его.

Глава 2. Знакомство с детективом Дэвисом

Два года назад.

Дождь лениво стекает по крышам, разбиваясь на мелкие капли. Небо затянуто серыми, тяжёлыми тучами. Я сжимаю ручку зонта, стою неподвижно, прислушиваясь к темноте.

Клянусь, секунду назад из переулка я услышала чей-то стон. Конечно, шанс, что там просто уединилась парочка в поиске сексуального разнообразия, был. Но… Снова глухой стон донёсся до моего уха. Он не походил на страстный или полный желания достигнуть оргазма. Скорее на болезненный. Безысходный.

Проверить или позаботиться о собственной безопасности? Я крепче сжимаю ручку зонта, её холодный металл неприятно впивается в ладонь. Дождь усиливается, капли ритмично стучат по натянутой ткани, как нерешительный отсчёт перед выбором.

Ладно… Набираю номер водителя.

— Хан, подойди ко мне.

— Понял.

Через минуту мужчина кавказской внешностью стоит рядом, дождевые капли стекают по его куртке. Придвигаю к нему зонт, укрывая от ливня.

— Я там что-то слышала, — киваю в сторону переулка. — Может, кому-то нужна помощь.

'Но если мы всё-таки застанем парочку, это будет неловко.'

Хан молча кивает и делает шаг вперёд. Я иду за ним, пока мы, наконец, не находим того, кто издавал эти мучительные стоны. Человек сидел, полусогнувшись и опираясь на стену. Приблизившись, я заметила, что его куртка пропитана кровью, а на теле видны следы огнестрельного ранения. Он что, наткнулся на грабителя?

Я хотела проверить жив ли он, но водитель выставил передо мной руку и покачал головой:

— Не подходите, я сам.

Хан осторожно присел рядом с пострадавшим.

— Он в сознании, но едва дышит, — тихо произнёс, проверяя пульс на шее мужчины. Я напряглась, наблюдая, как тот нахмурился, пальцами ощупывая рану.

— Пуля вошла сбоку, но кровотечение уже слабое. Он долго здесь лежит.

Мужчина с трудом разлепил веки, мутный взгляд сфокусировался на мне.

— Помогите… — его голос был хриплым, едва слышным.

Просьба о помощи — это всегда момент, когда решение принимается не разумом, а чем-то глубже, чем просто логика. Отказ невозможен. Это как рефлекс, заложенный годами, как привычка, сформированная в детстве.

Я вспоминаю, как когда-то, ещё маленькой, бинтовала порезы и синяки бойцам отца. Тогда они смотрели на меня с лёгкой улыбкой — не столько из-за боли, сколько из-за самой заботы, которой я окружала их. Сейчас, в этом переулке, я ощущаю то же самое. Этот человек передо мной, пусть я его не знаю, но он нуждается в помощи. И я не могу просто пройти мимо.

— Он полицейский, — тихо добавляет Хан, увидев под курткой след значка.

'Да ну? Значит, преступник решил, что разговаривать — слишком банально, и встретил его пулями.' В любом случае, это мне на руку. Коп-должник — очень приятная перспектива. Человек в форме, с доступом к информации и ресурсам. Это может пригодиться.

Но сначала надо убедиться, что он не истечёт кровью у нас на глазах. Я бросаю быстрый взгляд на Хана, и он уже понимает, что делать. Уложив пострадавшего на заднее сиденье, мы поспешили в больницу. Пара медиков выбегает с каталкой.

Осторожно перекладывают раненого. Я молча наблюдаю, как его увозят внутрь, а затем с лёгким негодованием бросаю взгляд на бурые пятна на кожаной обивке.

— Езжай, почисти салон, — говорю, выходя из машины.

— Мисс Смит, я не могу вас оставить.

— Всё в порядке, — легкомысленно махнула рукой, направляясь к входу больницы. — Я подожду, пока он не придёт в себя. Езжай. Терпеть не могу грязь.

Захожу внутрь. Воздух пропитан больничным запахом — стерильность, лекарства, слабый отголосок чужих страданий. Подхожу к стойке.

— Пострадавший с огнестрельным ранением. Его уже оперируют?

Администратор кивает, быстро сверяясь с экраном.

— Да. Состояние критическое.

Я молча киваю. Осматриваю пустую зону ожидания. Покупаю кофе в автомате и сажусь на стул. Звонок. Саид. Подношу телефон к уху, грея пальцы о бумажный стакан.

— Алло?

— Хан сообщил, что ты какого-то подстреленного подобрала.

— Угу, сейчас в больнице, жду, пока его прооперируют.

На другом конце линии короткая пауза.

— Зачем?

Делаю глоток, позволяя горькому вкусу напитка медленно растечься по языку.

— Ну, во-первых, сюда вот-вот приедут копы. Пациент с огнестрелом — сразу привлекает внимание. Я дам показания как свидетель.

Откидываюсь на спинку стула, бросаю взгляд на окна и продолжаю:

— А во-вторых, мне любопытно, что это за полицейский. Может, в будущем с ним можно будет работать.

— Ты хочешь его нанять?

Я хмыкаю, отставляя стакан на подлокотник.

— Ну ты что... полицейский, переквалифицировавшийся в уборщика? Звучит как сюжет романтического триллера. Нет, я хочу сделать его должником.

— Понял. Ты там собираешься всю ночь сидеть?

Глава 3. Предел жестокости

"Non omnis femina mater est." (лат.) «Не каждая женщина — мать»

***

Настоящее время. Чикаго.

Я положила голову на стол в своём кабинете, уставшая от нескончаемых звонков. Прошла уже неделя с тех пор, как Джеймс ушёл в отпуск, а я зашиваюсь. Чёрт, я даже не представляла, сколько работы у моего помощника.

— Устала… Как же я устала… — в который раз бормочу себе под нос.

За окном нудно барабанит противный осенний дождь, оставляя размытые полосы на стекле. Я хмурюсь, наблюдая за этим серым, холодным пейзажем, который будто отражает моё собственное состояние. Может, позже и мне махнуть в отпуск?

Ну а что — слетаю на острова, закручу роман с каким-нибудь смуглым красавцем и буду любоваться его идеальными косыми мышцами каждое утро… Но прежде чем фантазия зашла слишком далеко, внезапный звонок резко прервал её. На экране высветилось имя Саид.

— Алло… — протягиваю я, слегка улыбаясь. Всё-таки услышать родной голос — как бальзам на душу.

Пауза.

— Алло?! — повторяю я, постукивая пальцем по деревянной поверхности, будто пытаясь ускорить ответ.

— Оливия… тут проблема… — голос мужчины чёртовски напряжён, будто он пытается подобрать слова.

Я мгновенно выпрямляюсь. Подобный тон означал что-то очень дерьмовое, но я даже не могла представить, насколько… и насколько сильным будет мой эмоциональный взрыв.

***

Тусклый, дрожащий свет ламп выхватывал из темноты хирургической стол, разложенные инструменты и окровавленные бинты, скомканные в углу. Запах… Смесь антисептика и гнили резанула мои ноздри, заставив меня едва удержаться, чтобы не отшатнуться.

Господи... Я уже давно осознала, что некоторые люди — чудовища, но всё равно они находят способ вызвать у меня ещё большее отвращение к человеческой расе. Тени на стенах двигались, словно живые, играя на грани восприятия. Гул вентиляции, капающий где-то рядом водопровод, глухие звуки снаружи — всё это давило на меня, но не страхом. Нет.

Это место не пугало меня. Оно разжигало во мне гнев. Саид, Бен и Рико... они стояли посреди помещения, их лица были искажены смесью отчаяния, скорби и ненависти.

— Саид… — мой тихий голос дрогнул, его подхватило эхо, уносясь в глубину полупустого пространства. — Какого хрена здесь происходит?

— Поступил заказ на специализированную уборку, — его голос звучал глухо. — Бен был проверяющим и сообщил мне…

Он замолчал. Тут и без слов было понятно — этот случай противоречил политике компании. Нет, не так. Это противоречило, блять, здравому смыслу. На холодном операционном столе лежали пять мёртвых младенцев. Их кожа сероватым оттенком контрастировала с металлической поверхностью.

Чем ближе я подходила, тем сильнее сжимался узел в моём животе, словно предчувствие чего-то ещё более ужасного накрывало меня волной. Первая слезинка покатилась по моей щеке, когда я увидела растерзанные тела. Нет, это были просто ошметки мяса без органов, а у некоторых — без глазных яблок.

Тошнота мгновенно подступила к горлу, накатывая тяжёлым, удушающим комом отвращения и ужаса. Закрыв рот рукой, я выбежала на улицу, едва сдерживая содержимое желудка. Мрази... Твари... Ненавижу... Тяжело дыша, я начала всхлипывать, не в силах сдержать сжигающий меня изнутри гнев и боль.

Как можно было так поступить с детьми? В следующее мгновение чьи-то сильные руки притянули меня, прижимая к тёплому мужскому телу. Саид, молча, но твёрдо, скользящими, успокаивающими движениями, принялся гладить мою спину, будто пытаясь собрать по кусочкам разлетающиеся части моей души.

— Оливия, дыши… — его голос звучит глухо и сдержанно, будто он сам пытается сохранить контроль над эмоциями, но я чувствую напряжение в его теле.

Он тоже раздавлен увиденной картиной. Не знаю, сколько мы так стояли. Не знаю, сколько слёз пропитали куртку Саида, прежде чем я взяла себя в руки.

— Найди этих уродов, — шепчу я. ― Пусть почувствуют на себе… всю ту боль, которую они причинили этим детям.

Я провожу рукой по лицу, стирая остатки влаги. Гнев внутри меня не угасает, он лишь стал четче, острее, холоднее. Мужчина медленно кивает, его челюсть напряжена, взгляд жёсткий, но я вижу, как он подавляет эмоции. Даже матёрому бойцу было сложно — из-за осознания безумия того, что здесь произошло. Он делает медленный вдох, задерживаясь на секунду, прежде чем задать вопрос:

— Что делать с телами?

Я сжимаю зубы, чувствуя, как дёсны начинают ныть от напряжения.

— Мы не можем их убрать или похоронить… Только не их. Набери Дэвиса. Это всё-таки часть его работы.

Отдав приказ, я села в машину, чувствуя, как усталость тяжело оседает в теле. Я уткнулась виском в холодное стекло, наблюдая, как деревья за окном сменяют друг друга, превращаясь в размытую череду теней. Тишина в салоне казалась глухой, почти давящей — только слабый гул мотора напоминал, что мир всё ещё движется.

Но мои мысли... захлестнул хаос, закручивая их в своём бешеном ритме.

Как? Как можно дойти до этого? Как можно отнять жизнь у такого маленького, беззащитного существа?

Это не просто жестокость. Это пустота внутри тех, кто решает судьбу чужих тел — без сомнений, без эмоций, без угрызений совести. Да… Я тоже выношу приговор без суда. Но только виновным. Только тем, кто действительно это заслужил.

Глава 4. По ту сторону контроля

«Тот, кто сражается с чудовищами, пусть сам не станет чудовищем.» — Фридрих Ницше.

***

Думаю, каждому знаком этот момент: ты ложишься спать, но ворочаешься, каждые пять минут бросая взгляд на часы. Сон не приходит — в голове крутятся мысли, которые днём ты старательно заталкивал в глубины разума.

Но в тот самый час, когда остаёшься без телефона, без соцсетей, без фонового шума... Только ты. Наедине с собой. И бежать уже некуда. Ты пытаешься отогнать эти мысли, шепчешь себе: «Хватит. Нужно спать. Всё, хватит этого бреда.» Но это не бред. Это ты. Это то, что ты прячешь внутри себя. Это то, чего ты боишься.

Раннее утро. Таблицы и отчёты засвечивают экран ноутбука, отражаясь в моих усталых глазах. Я тру их пальцами, ощущая тяжесть недосыпа. Стук в дверь.

— Мисс Смит, — произносит Джеймс слишком бодрым голосом. — Доброе утро.

Я поднимаю на него недовольный взгляд, отвечая не менее недовольно:

— Ужасное утро.

— Не выспались?

Он привычным движением раскрывает чехол-книжку планшета, занимает место по правую руку от меня.

— Неа.

— Бурные фантазии не давали спать?

Столь саркастичный вопрос загнал меня в тупик, и я посмотрела на помощника новым взглядом. Какие между нами отношения? Я его начальница, он мой подчинённый, который знает о том, как я убираю грязь. Он знает, но лишь косвенно в этом участвует — так сказать, на задних рядах.

Он — нейтральный человек со своим взглядом на жизнь. Я делаю короткую паузу, затем произношу:

— Джеймс...

Не отрываясь от экрана, он кивает:

— М?

— Я плохой человек?

Мужчина медленно переводит взгляд на меня, слегка приподнимая бровь.

— Вы же понимаете, что платите мне зарплату? Как я должен ответить на этот вопрос?

Я откидываюсь на спинку кресла, скрещивая руки.

— Правду. Какой бы она ни была, я не буду ни ругаться, ни штрафовать, ни увольнять.

Он на секунду задумывается, затем его губы кривятся в легкой усмешке.

— Обещаете?

Я тихо вздыхаю, потирая виски.

— Вот и первый звоночек… моим словам нет веры.

— Мисс Смит, — он прищуривает глаза, внимательно изучая меня. — С чего вдруг вас посетили мысли, что вы плохой человек?

— Меня назвали сумасшедшей психопаткой, не ценящей жизнь… — произношу я тихо, с едва уловимой ноткой грусти.

Джеймс на секунду задумывается, его пальцы останавливаются на экране планшета.

— И вы поверили?! — произносит он ровным голосом, но в его тоне скользит едва заметный интерес.

Я пожимаю плечами, сжимая пальцы в непроизвольном жесте.

— Разве это неправда?

— Правда — понятие субъективное, мисс Смит. Кто вас так назвал?

Я вздыхаю, задумчиво проводя пальцами по краю клавиатуры.

— Детектив Дэвис.

Помощник кивает, словно расставляя что-то в голове.

— И что вы ему ответили?

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, отводя взгляд.

— Что у меня есть справка, подтверждающая, что я вменяема и могу находиться в социуме.

Пауза. Он отпускает короткий выдох, чуть наклоняя голову набок.

— Вас задело, то что он сказал?

Я ненадолго задумываюсь.

— Нет… или да.

И вдруг ловлю себя на мысли, что до сих пор обдумываю это — его слова, его взгляд, его тон, поэтому я добавляю:

— Не знаю...

Джеймс смотрит на меня с тонкой тенью понимания, затем пожимает плечами.

— Я думаю, если бы вы действительно были психопаткой, вас бы это не волновало.

Из меня вырывается короткий смешок.

— Удивительно глубокая мысль…

— А вы считали меня поверхностным и лишённым тягостных размышлений?

— Ни в коем случае, — отвечаю я, чуть улыбаясь.

Короткий разговор с ним вернул мне ранее утраченное спокойствие. Я бросаю взгляд в сторону, почти шёпотом добавляю:

— Спасибо.

Мужчина едва заметно хмурится.

— Что, простите?

Я медленно перевожу на него взгляд.

— Говорю, что нужно отвезти документы в банк для проверки налоговых отчислений. У них там что-то с компьютерами — сезонная чистка или какое-то обновление. В общем, нужно передать бумаги лично.

— Понятно. Тогда после обеда отвезу.

— Нет. Нужно сейчас, — твёрдо произношу я, отмахиваясь. — И… я сама их отвезу.

Джеймс улыбается, чуть наклоняя голову.

— Отлично. Заодно проветрите голову от ненужных мыслей.

Я хмыкаю, направляясь к выходу.

Глава 5. Ровный голос, твёрдая рука

Одни мечтают о спокойствии, другие не могут жить без хаоса. Но что, если они просто завидуют друг другу?

*** Настоящее. Чикаго.

Спустя неделю я, наконец, сбежала из больницы. Врачи качали головами и повторяли одно и то же:

— Чудо, что ничего жизненно важного не задето… И хорошо, что у вас распространённая первая группа крови.

А потом добавляли:

— Но мы бы всё равно подержали вас ещё неделю… на всякий случай.

'Спасибо, конечно. Но нет.' Я отказалась. Как говорится: дома и родные стены лечат. А палата — это просто белые стены и унылый потолок. Джессика, пережив неудачный поход в банк, слегла — нервы сдали. Ко мне заглядывали копы.

Задавали стандартные вопросы, записывали ответы, кивали с видом знатоков. И... даже хвалили. Ох, знали бы они, что ровно столько людей, сколько я спасла — я и погубила, возможно, не улыбались бы так широко.

К счастью, официальных претензий ко мне не было. Даже мэр выказал инициативу — наградить меня грамотой. Я вежливо отказалась. Светить лицом по телевизору не входило в мои жизненные планы. Саид немного ворчал о моей безответственности. Когда я, слегка раздражённо, поинтересовалась, в чём именно она выражается, он, не моргнув, ответил:

— Ты могла умереть. А если бы просто сидела спокойно и не геройствовала — обошлась бы без единой царапины.

Как по учебнику: сухо, чётко и с толикой обвиняющей заботы. Я лишь поджала губы в ответ. Ну а что... Он ведь, по сути, прав. Но… когда дело доходит до детей — даже ещё не родившихся, весь мой здравый смысл, инстинкт самосохранения и даже привычный цинизм как-то временно покидают тело. И я просто несусь в огонь — спасать этих крох... или мстить за них, как уж получится.

***

Тёплый аромат молотого кофе, гул голосов, ритмичный стук чашек о блюдца. Свет падает мягко, отражаясь в витрине, за которой — люди, спешат по своим делам. А внутри — я, улыбаюсь Джессике, которая подносит мою чашку к носу, вдыхает аромат... и хмурится с горечью в глазах.

— Врач запретил мне всё, что содержит кофеин. Представляешь? — говорит она с обиженным вздохом. — А я без кофе себя человеком не чувствую.

Пожимаю плечами, отхлёбывая свой капучино.

— Так возьми без кофеина.

Она моргает, как будто я предложила ей съесть мороженое без вкуса.

— Что? Кофе... без кофеина?

— Ну... да, — отвечаю, пряча улыбку за чашкой.

Повисает короткая пауза. Подруга наклоняет голову, смотрит на меня, потом снова на чашку… и вдруг восклицает, возмущённо и трагично одновременно:

— А какой тогда в нём вообще смысл?!

Я рассмеялась, чуть не пролив остатки напитка. Всё-таки, несмотря ни на что — её энергия никуда не делась. Со своими щёчками и аккуратным животиком она выглядела особенно трогательно. Внутри меня снова что-то тихо шевельнулось — тепло, с примесью чего-то очень личного.

Джессика, как всегда, взяла следующее слово:

— Ты знаешь, Риччи после всей этой истории вообще с ума сошёл. Не хотел отпускать меня из дома ни на шаг! Даже хотел билеты в Испанию купить — типа уехать туда и родить в безопасности…

Она фыркает, качая головой и закатывая глаза.

— А я, конечно, разревелась. Сказала, что никуда от родителей не уеду!

Я смеюсь, представляя, как Ричард стоит с чемоданом в руках, а подруга — вся в слезах.

— Пришлось ему смириться. Побежал в магазин за сладким — успокаивать беременную в истерике!

Она оживлённо жестикулирует, закусывая губу от смеха, и я ловлю себя на мысли, что этот момент — почти нормальный. Почти как раньше.

— Ой! — внезапно воскликнула Джессика и, схватив мою руку, прижала к своему животу. — Чувствуешь? Он толкается!

Глаза подруги засветились восторгом, как у ребёнка, который показывает свою первую поделку. Я не сразу поняла, что происходит — просто почувствовала, как моя ладонь лежит на чём-то тёплом, живом… И лёгкий толчок.

Как будто внутри кто-то тихо постучал, мол, "Эй, я здесь" У меня перехватило дыхание. Мир в одно мгновение сузился до этой точки соприкосновения, до крошечного, но такого ощутимого движения. В груди что-то дрогнуло — нежность, которая ломает защиту из иронии и привычной отстранённости.

А за ней — щемящее чувство тревоги. И желание. Сильное, чёткое, неожиданное. Я тоже хочу это ощутить. Хочу смотреть на свой живот и знать, что внутри растёт маленькая жизнь. Не ради чужих взглядов. Не из страха остаться одной.

А потому что... в этом есть что-то по-настоящему настоящее. И в то же время становится страшно. А вдруг у меня не получится? А если всё будет не так, как должно быть? А если я не сумею быть той, кто защитит, утешит, вырастит?..

Но пока я смотрю на Джессику — с её сияющими глазами, мягким голосом, я понимаю, что даже страх не отменяет одного: я хочу быть на её месте. Хочу взять чью-то руку, прижать к животу — дать почувствовать маленькое движение новой жизни.

Простое, честное, полное смысла. Не ради спасения, не ради искупления, не из мести или долга — а просто потому, что во мне достаточно любви, чтобы с ней поделиться. И я не знаю, когда это будет. Но впервые за долгое время мне хочется чего-то дождаться... Дождаться улыбки ребёнка с моими карими глазами.

Глава 6. На краю, но в стороне

«Иногда ты просто должен выжить, даже если тебе некому аплодировать.»
— Чарльз Буковски.

*** Настоящее время. Чикаго.

Утро. Середина осени. Протираю глаза, встаю с кровати, лениво разминая затёкшие мышцы — и…Бам. Острая боль пронзает ногу.

— Чёрт… — шиплю сквозь зубы. — Третий раз за неделю.

Скептически смотрю на злополучную тумбочку. Может, уже пора её сдвинуть? А лучше вообще убрать к чёрту — до того, как она отомстит в четвёртый раз. Открываю нижний ящик, и взгляд тут же цепляется за красную бархатную коробочку.

На секунду замираю. Пальцы легонько немеют. Открываю. Браслет с голубыми бусинами ловит свет и отражается в моих глазах.

'Итан… Где ты?'

Почти два года — ни весточки. Сердце сжимается, но я глотаю эту боль. Нет. Не сейчас. Не так. Он сильный. Он справится. Как всегда. Медленно закрываю коробочку и ставлю обратно.

— Потом разберусь с тобой, — говорю вслух, теперь уже обращаясь к тумбочке.

В голосе — угроза. В движении — решимость. В теле — та самая лёгкая дрожь, которая никогда не уходит до конца. Запах тёплого омлета и кислое яблоко в бокале. Завтрак будничный, но в чём-то почти уютный. Я допиваю сок, ставлю стакан на стол и в этот момент звучит рингтон. Джеймс.

— Алло? — отвечаю, всё ещё жуя.

— Доброе утро, мисс Смит, — привычно вежливый тон.

— Доброе... — тяну, приглушённо.

— Вы просили вчера напомнить: сегодня поездка в благотворительную организацию «Второй шанс»

Я киваю, хотя он не видит и помощник продолжает:

— Все документы по пожертвованию я уже переслал вам на почту.

— Отлично. Спасибо, Джеймс.

Вызов завершается. Пальцы на автомате блокируют экран, а тело уже поднимается из-за стола. Пальто. Часы. Волосы в хвост. Лёгкий стук каблуков по лестнице вниз. Гараж встречает запахом холодного металла и свежей смазки. Хан, как всегда, чёток: открывает дверь, даже не оборачиваясь.

— Доброе утро, мисс Смит.

— Доброе, Хан... доброе, — повторяю, поправляя воротник.

Он заводит двигатель. Машина оживает глухим басом.

— Куда едем?

— Давать детям шанс на нормальную жизнь.

Он чуть улыбается, взгляд — в зеркало заднего.

— Понял. Хорошая идея... а адрес можно?

Я смеюсь — сухо, но искренне.

— 4270 West Elm Avenue.

И машина выкатывает на асфальт. Полчаса — и мы паркуемся у двухэтажного здания. Простое, но аккуратное. Широкие окна. Металлическая табличка рядом с дверью гласит : «Второй шанс» — Центр поддержки детей.

На ступеньках — двое подростков в толстовках. Один держит мяч, другой возится со шнурками. Никакой показной жалости. Только будни. Хан обходит машину, открывает мне дверь. Я делаю шаг на осеннюю брусчатку. Вдыхаю. Пахнет яблоками, и пылью.

— Вернусь минут через двадцать, — говорю водителю и направляюсь к двери.

Иду по коридору. И в этот момент — удар. Маленькое тело врезается мне в бок. Пуховик, взъерошенные волосы, торопливое:

— Простите!

И он уже несётся прочь, не замечая, как обронил тетрадь. Я поднимаю. Дышу. Ни тени раздражения. Тетрадь кладу на край ближайшего стула. Поворачиваюсь к двери. Пальцы стучат — чётко, два раза. Гравировка на табличке простая: Сьюзан Рейес. Директор. Изнутри доносится голос:

— Да-да, входите.

Женщина за столом поднимает взгляд — лет сорок пять, строгие очки, но глаза тёплые. Кабинет залит утренним светом, на подоконнике чашка с кофе и вязаный плед.

— Доброе утро. Меня зовут Оливия Смит, — произношу ровно, но с лёгкой улыбкой, делая шаг вперёд.

— Да-да, а я директор центра, Сьюзан Рейес. Очень рада с вами познакомиться. Вы приехали даже раньше, чем я думала, — отвечает она, отложив ручку и вставая.

— Решила заехать к вам перед работой, — объясняю ей свой ранний приезд.

Женщина кивает с пониманием.

— Конечно, вы человек занятый. Присаживайтесь, пожалуйста, — она указывает на кресло у стола.

Я сажусь, скрещиваю ноги, смотрю на стопку детских рисунков. Один из них — синие волны и ярко-красное солнце. Почти как из тетради мальчика в коридоре.

— Мы очень признательны вам за пожертвование, — продолжает директор. — И хотели бы потратить средства на новую одежду для детей. И на крышу. Она протекает уже с лета.

Я молча киваю. Но она вдруг добавляет:

— Хотите её увидеть? Крышу!

В ответ чуть дёргаюсь плечом — вроде как «почему бы и нет». Вежливость как навык. Даже в самых странных предложениях. Мы поднимаемся по узкой лестнице, минуем техэтаж. Металл под ногами звенит пустотой. Дверь на крышу оказываеться не запертой.

И сразу — ветер. Резкий. Осенний. У самого краю стоит девочка. В белой футболке, лет пятнадцать, не больше. Женщина рядом со мной замирает. Потом резко: