Леди Ректор (не) хочет замуж.

Пролог

Пролог

Леди Макони быстро шла по коридору. Ее темные волосы, собранные в аккуратную прическу, несколько растрепались. Пара локонов выпала и так и норовила попасть леди то в раскрытые в негодовании глаза, то в раздувавшийся от того же негодования носик.

Приличное платье длиной в пол, и то, казалось, воинственно шуршало всеми своими подъюбниками. Его фалды развевались как штандарты на вершине замка в ветреный день.

Щеки леди тоже не отличались обычной арктической бледностью. Наоборот, цветом они приближались к пламенеющему закату.

Наконец Макони подошла к объекту, вызвавшему у нее столь сильное негодование. Она остановилась перед высокой, выложенной серебряными плитками дверью и перевела дыхание.

-- Негоже врываться к ректору без предупреждения?! Может быть, и негоже. Но ведь это уму непостижимо! – возмущенно думала девушка. Тем не менее, она была представителем знатного аристократического рода, имея уже на генном уровне пропечатанные манеры.

Леди Макони отдышалась, поправила прическу и решительно открыла дверь. Дверь поддалась ее решительности с трудом, ибо была тяжела на подъем и имела весьма почтенный возраст.

Тяжелый механизм заскрипел, охнул и с протяжным стоном дверь открылась. Макони остановилась в проеме и со словами:

-- Вы не заняты, госпожа ректор? – прошла в кабинет.

Он был огромен. Громадный, старинный, метров под пятьдесят, не меньше. Причем практически пустой. На такой площади помещались только рабочий стол, правда, весьма приличных размеров, и несколько стульев вида старинного и сурового.

За столом сидела маленького роста дама в маленькой же шляпке на темных, без проблеска седины волосах, и упорно что-то писала, поминутно чертыхаясь сквозь зубы.

Зубы у дамы были белые, ровные, только чуть сточенные впереди. Привычка. Привыкла она во время работы, а работала дама практически без перерыва, грызть карандаш.

Она не обратила никакого внимания на вошедшую, ибо только-только начала разбираться в манускрипте, исписанном каракулями великого мага от теории магии лорда Фемини.

Леди Макони пришлось несколько раз покашлять, и каждый раз громче предыдущего.

Наконец дама подняла голову, и довольно рассеянно взглянула на вошедшую.

-- Леди Макони! Рада вас видеть у себя, -- она почти проворковала, однако глаза ее то и дело пытались вернуться к незаконченному.

-- Госпожа ректор, взаимно, -- вежливо и достаточно холодно проговорила Макони. Девушка понемногу остывала.

-- Однако, что привело вас ко мне, дорогая? – с некоторым удивлением в голосе спросила ректор и даже перестала косить глазом в манускрипт.

-- Эмм.. – начала леди Макони, -- я не привыкла жаловаться, вы знаете, -- тут дама ободряюще кивнула головой, -- но… Дело в том, что наш новый профессор, лорд Локко Фемини, -- при упоминании этого имени, дама несколько скривилась, но быстро натянула приличествующую случаю мину, -- Его манеры, поведение оставляют желать лучшего! – выпалила наконец леди Макони и облегченно выдохнула.

--Хмм… -- нахмурилась дама, и в тоже время на ее лице промелькнула и пропала мечтательная улыбка, -- и в чем же все это выражается?

-- Да он меня преследует! Преследует. Жизни не дает, -- пожаловалась леди Макони, опустив глаза долу.

-- Ну, при такой наследственности… -- дама вздохнула. – Так чем я могу вам помочь?

Леди Макони набралась смелости и выпалила:

-- Прошу, прошу, отправьте меня в новый филиал, на самый север герцогства! Там освободилось место, я знаю.

Выпалила и замолчала.

Потому что место действительно освободилось. Место директрисы.

На самом деле, со стороны леди Макони таковая просьба вовсе не была совершенной наглостью. Опыта ей было не занимать. Общение как с юными магинями, так и юными магами давалось весьма неплохо. Да и, чего греха таить, такова была мечта нашей Макони.

В глубине души и сердца девушка мечтала о большем. Она мечтала о школе. Своей школе, где бы с детьми проводились занятия по современным методикам, а не только по этим, так называемым «испытанными временем».

Конечно, Макони понимала, что новое – это хорошо забытое старое. Но какая разница, раз этого старого никто уже и не помнит?

А пока… Пока можно начать с места директрисы, вот!

Госпожа ректор откинулась на спинку стула, который был для нее великоват, и потому ей пришлось практически лечь, что было совсем неудобно.

-- Надо менять мебель, надо, -- подумала ректор. Она прикрыла глаза, и пребывала в задумчивости все это время.

-- А как слухами земля полнится, однако. Ведь только-только проводили милую Сияну. Бывшая директриса действительно была мила, почему и не засиделась в новой должности. Вышла замуж и укатила на другой конец герцогства, -- Подставила нас, конечно. Но что делать? Любовь. Однако оставить новый филиал без директрисы никак нельзя.

Пришлось госпоже ректору быстро вспомнить весь послужной список леди Макони, и она с удивлением поняла, что та и правда вполне подходящая кандидатура на освободившуюся должность.

Наконец дама открыла глаза. И зорко взглянула на затаившую дыхание девушку, которая стояла выпрямившись и не сводила глаз с руководительницы.

-- А почему бы и нет? – решила госпожа ректор, и сказала:

-- Я подумаю над вашей просьбой, дорогая. О своем решении сообщу в самое ближайшее время.

Глава1.

Глава 1

Леди Квинния, отпустив взволнованную девушку, встала с неуютного кресла и, потирая затекшую от неудобного положения поясницу, стала прохаживаться по кабинету. Ей было просто необходимо движение. Должность ректора настолько утомляла и настолько мало ей подходила, что, по чести говоря, дама с удовольствием отдала ее хоть той же леди Макони.

А что? Девушка молодая, амбициозная, знающая. Более того, постоянно стремящаяся эти знания улучшать, обновлять. Или как там говорили, «повышать квалификацию».

Временами леди Квинния весьма тосковала по этим «там». Вот спроси ее, где этот мир, разве сможет она сказать или показать туда дорогу? Нет. Нет, к сожалению.

А может быть, и к счастью.

Иной раз леди Квинния закрывала глаза, и видела воочию свой маленький домик, стоящий в самом конце поселения, окруженный садом и приличного размера огородом. Целых восемь, а вовсе не шесть соток.

Сияющая Мать… Этот мир, первозданный, где магии пшик. Мир, в который она попала так неожиданно.

Леди Квиннию бросило в воспоминания. То ли визит леди Макони, то ли упоминание ею старого теперь уже прохиндея лорда Ниоко-младшего было тому причиной, кто знает?

Да и не все ли равно?

Бывают, бывают такие дни, когда ты перестаешь ценить то, что имеешь, то, что есть сейчас. И уносишься на крыльях в далекую даль. В те времена, когда ты была счастлива. Счастлива, и любима.

И леди Квинния, ректор  Лонельской Академии эмпатов, разрешила себе, позволила в них окунуться. Правда, куда как комфортнее было бы это сделать дома, в выделенном ей громадном же особняке, положенным по положению, но…

Воспоминания не спрашивают, когда им прийти. А приходят, когда им вздумается, невзирая ни какие обстоятельства.

Она даже забыла о брошенном на столе манускрипте по теоретической магии от маэстро Фемини-старшего, что было с ее стороны совершенно необычно.

Леди Квинния сняла  вечную маленькую шляпку, увенчанную простой серебряной брошкой в виде маленькой капельки, и распустила свои, без признаков седины, волосы.

И погрузилась в воспоминания, не забыв однако предварительно подойти к двери, и закрыть ее на простой, обычный такой засов. Потому что магия- не магия, а чтобы такой засов открыть, нужна сила лесного великана, коих, Слава Сияющей, давно уже в этих краях не водилось.

Ушли, ушли далеко на запад, и следов не оставили.

Воспоминания накатывали волнами. Она то видела себя совсем маленькой девочкой, то уже вполне себе барышней на выданье. То…

Но начнем же наконец нашу историю.

Давным-давно, жили были и, представьте, дружили две девочки. Одна была спокойная, уравновешенная и деликатная особа, которой повезло родиться с магией Огня. Дар открылся у нее очень рано, и обнаружился уже при первой же проверке детей из магических семей, в три года.

Другая же была ее полная противоположность. Подвижная, бойкая, скорая на ответ и словом, и делом. Вот только, несмотря на пусть довольно дальнее, но родство с лордами Сияющими, магия явно чуралась девочки. Ни в три года, ни в семь лет даже ее следов не было обнаружено.

Первой была матушка лорда Кивали, о котором мы так много говорили в первой книжке “Жена для Главы Ковена”, а второй – леди Квинния, как вы уже догадались.

Квини, как называли ее в семье, конечно, в глубине души страшно переживала по этому поводу. Но вот вида, вида никогда не показывала. Всегда и везде держала хвост пистолетом.

Выросли девочки.

Первая удачно вышла замуж за блистательного лорда Сияющего, а вторая… Судьба второй была в своем роде незавидна. Кому, скажите, нужна в женах девушка, у которой магические потоки перекрыты полностью? Всем нужны наследники, всем нужны наследницы, да только с даром. А какой дар может передать детям такая мать? Верно, никакого.

Безусловно, бывали случаи, и не такие уж редкие, когда у детей проявлялся дар отца. Но был он значительно слабее.

Так что пришлось Квини делать вид, что замужество ей совершенно не интересно. И кинулась девушка получать образование в области теоретической магии. А что? Теоретики занимали довольно почетное место в Лотании. Практиков и так хватало.

Случилось так, что засиделась девушка над фолиантами у своего магического руководителя за полночь. Пора бы и домой. Она растерла слезящиеся глаза руками, зевнула и стала собирать материал, дабы наутро засеть за него как следует.

Надо сказать, что Квини была достаточно хороша собой и привлекала внимание мужчин. Но что ей до их внимания, когда замуж-то не брали?

Правда, на нее заглядывалась пара теоретиков с отделения, но ведь, засранцы, в жены тоже предпочитали магинь!

Засада.

Квини тяжко вздохнула, забрала тяжеленный фолиант и отправилась восвояси.

Но не успела она выйти за пределы дома, как услышала:

– Нет! У меня получится. У меня получится! – чей-то голос повторял и повторял, – Я докажу ему!

Квини осторожно выглянула из-за угла, и увидела мальчишку лет двенадцати, который упорно делал пассы руками и что-то бормотал в перерывах.

Он был весь мокрый от напряжения.

– Это ведь сын наставника? – подумала девушка. – Точно, он. Говорят, у него с магией Перемещения проблемы. Она вздохнула, и, не желая мешать страдальцу, пошла себе потихоньку. Однако далеко уйти ей не удалось.

У паршивца получилось. Один-единственный раз, после чего магия опять заснула глубоким сном, и очнулась только в двадцать лет.

А наша леди Квинния, будущий маг-теоретик, отправилась в неизвестность.

Неизвестность встретила девушку приятным шумом могучих деревьев и запахом, от которого сразу закружилась голова. Квини свалилась на что-то мягкое и довольно упругое. Это упругое под ней издало низкий звук, похожий на тарахтенье повозки по булыжной мостовой, и дернулось.

Квини с испугу подскочила, и откатилась подальше. Существо, а это явно было существо, задвигалось, и перевернулось на бок. Через мгновенье оно открыло рот, что-то сказало, и голова у Квини закружилась еще сильнее.

Глава 2

Квини, которую этот запах чуть не довел до очередного приступа тошноты, решительно двинулась вон из этого непонятного помещения. Вон от этого ужасного запаха и не менее ужасного существа.

В тусклом свете девушке удалось разглядеть, что существо это было, несомненно, мужецкого пола. Одежда, чрезвычайно странная и неряшливая, говорила об этом. Да и щетина. Да и голос его был явно не женским.

Квини заволновалась.

Существо, правда, вело себя мирно, никоим образом не приближалось к ней, а опять вернулось в место своего обитания и, похоже, забылось мертвым сном.

Девушка, тем не менее, нашла дверь, которая была изнутри заперта на ржавый, видавший виды, засов. Для того, чтобы его открыть, ей пришлось оторвать от груди фолиант, и положить его на явно немытый не одну декаду пол.

– На что же я похожа! Мое платье, о Сияющая…, – чуть не застонала она.  Квини только могла предположить, на что, потому что темновато было в гараже, лишь  затянутая паутиной одинокая лампочка при входе давала какой-то свет. Тусклый, мрачный, но позволяющий хоть что-то разглядеть и приблизиться к двери.

Так что девушка взялась обеими руками за ржавый засов, и с трудом его вытащила из ржавой же петли.

Толкнула дверь, и оказалась наконец на воздухе. На свежем воздухе!

Квини стояла, дышала и не могла надышаться.

– А повезло же мне, Сияющая Мать! – вдруг подумала девушка. – Здесь, похоже, лето. Или поздняя весна. По крайней мере, достаточно тепло даже ночью.

Ночь действительно стояла теплая, был самый разгар лета, стоял сенокос.

Воздух пах лесом, травой, мхом. Откуда-то слышались слабые, редкие звуки. Похоже, это ночные птицы вылетали на охоту и сообщали зазевавшемуся зверьку, что его час пробил.

Над сараем царила ночь, во всем ее великолепии и во всей ее темноте.

По крайней мере, Квини постояла, подышала и, будучи девушкой весьма здравомыслящей, к тому же весьма сведущей в магии, пусть и теоретической, решила таки вернуться в помещение.

До утра.

До того момента, когда рассветет и она сможет понять, где же оказалась, в конце-то концов.

Однако коротать ночь до рассвета в таком неприятном соседстве ей придется впервые.

Вот тут Квини чуть не расплакалась. Но наклонилась, забрала свой фолиант и вошла внутрь, оставив, однако, дверь широко распахнутой.

Села рядом с ней, у стены. Положила фолиант рядом с собой, обняла колени и положила на них голову. Длинная темная коса, заколотая на затылке, придерживалась маленькой шляпкой с серебряной брошкой в виде капельки дождя.

Глаза Квини сами собой закрылись, и, несмотря на непривычную позу, девушка отправилась в объятия Морфея.

И объятия эти были столь крепки, что она даже не сразу почувствовала, как кто-то весьма нетерпеливо трясет ее за плечо.

Когда девушка раскрыла глаза, то даже не поняла, где она, что с ней, и кто этот субъект. Однако Квини хватило достоинства сбросить руку нахала со своего плеча, и осведомиться:

– Что вы себе позволяете, хам! – проговорив последнее слово, Квини удивилась так, что и сказать нельзя. Откуда это слово вообще взялось?! До сего момента она ничего подобного не слышала, повторить не могла, и значения не знала.

Однако, судя по всему, словечко оказалось верным и в самую точку, потому что субъект руку отдернул и с отчетливой обидой в голосе произнес:

– А вот ругаться, мадам, вам никто права не давал! Врываетесь, понимаешь ли, в помещение, переступаете порог чужой собственности, без всякого на то разрешения со стороны владельца. Мешаете ему, – тут субъект несколько замялся, но продолжил с еще большим напором, – культурно отдыхать!  Между прочим, в свой законный выходной, законный!

– И позволяете тут себе! Выражения попрошу выбирать получше, – очевидно, выдав все, на что был сейчас способен, субъект закончил значительно тише.

Квини мгновенно замолчала, с удивлением осознавая, что набор звуков, который издавал субъект, для нее таковым уже не является. Она прекрасно понимала, что это слова, и смысл многих был совершенно ясен.

Ну, мы-то с вами, читатели мои, не удивлены, верно? Ведь Тася, главная героиня романа «Жена для главы Ковена» после первой ночи, проведенной в другом мире, так же начала понимать чужой язык и говорить на нем.

А чем хуже наша Квинни? Ничем, совершенно.

Очевидно, такая вот выходило, когда субъект из родного мира попадал в другой. Мгновенная подстройка чего-то там в мозгу, и вот вам результат. Возможно, такое происходило не во всех мирах. Но нам сейчас, право, нет до этого никакого дела. В нашем случае получилось именно так.

Так что Квинни поудивлялась чуток, да и вспомнила кое-что из трудов дорогого учителя, который остался где-то там, далеко, в родном мире. И из глаз далеко не сентиментальной барышни выкатились крупные прозрачные слезы.

Субъект, строго ее отчитывающий, а это был не кто иной, как наш пришедший в себя после приступа Володя, увидев результат, который произвел его спич, несколько ошалел.

Ну не привык он к тому, чтобы его речи приводили дам в слезы. Скорее, бывали некоторые дамы, способные его довести до белого каления, но никак не он.

Володя был существом с нежным сердцем и доброй душой. Росточка не сказать чтоб великого, но под метр семьдесят пять имел. А что? Вполне себе хороший рост для простого русского мужика. Правда, вот простым мужиком наш Вова не был.

Закончил Володя вполне себе престижный университет в одной из столиц, и занялся обычной научной деятельностью в простом НИИ, оставшимся от советских времен. Да только вот голова у нашего Володи была золотая. Что ни квартал, то открытие у него. Что не эксперимент, то тут и подтверждение гипотезы.

Одним словом, в наш компьютерный век очень быстро на него вышли люди из известной Силиконовой долины, и ну переманивать ценного кадра в свои, американские пенаты.

А Володя что? Кто ж откажется от таковых-то пенат. Но не свезло, не получилось у мужика. Все оказалось до слез просто и обычно. Русский мужик, хоть золотая голова, а оказался с брачком. И брачок этот силиконовая долина раскусила в два счета. Володя, находясь вдали от отчизны, стал тосковать. Да так, что удивлялись видавшие виды бывшие соотечественники, трудящиеся с ним бок о бок.

Глава 3

Латония. Настоящее время.

Тут раздался громкий стук в дверь, и некто, похоже, еще более нетерпеливый, чем леди Макони, посмел даже дернуть ее как следует. Впрочем, двери это нисколько не помешало стоять твердо и с достоинством.

А вот леди Квиннии, ректору Лонельской Академии Эмпатов, пришлось открыть глаза и еще некоторое время непонимающе смотреть перед собой.

Вторичный удар, уже основательнее сотрясший дверь, окончательно привел женщину в чувство.

Квини вздохнула, возвращаясь в нынешнюю реальность, которая давала о себе знать столь громко, и с неудовольствием простонала:

– Сияющая Мать… Ну что там опять случилось. Ведь знают же, поганцы (ей так нравилось это словцо, подцепленное во время вынужденного пребывания вдалеке от лона родного мира), что приемные часы ректора по вторникам, с четырнадцати до шестнадцати часов каждого месяца.

Но  встать пришлось-таки, и подойти к двери, которая уже вся дрожала от негодования. Этакое нарушение регламента! Сегодня среда, между прочим.

Леди Квинния, которая совершенно точно знала, что сегодня именно среда – единственный день, когда она могла спокойно после обеда поработать над фолиантами уже ушедшего в лучший из миров учителя – решительно махнула рукой, давая двери сигнал отодвинуть засов.

Та, скрипя сердцем и петлями, повиновалась и, оглушительно скрипя, будто жалуясь на несправедливость жизни, распахнулась-таки навстречу столь дерзко тревожащему ее покой. Не говоря уж о покое госпожи ректора.

За дверью никого не было.

Удивленная донельзя Квини, которая успела вернуться к своему столу и принять строгую позу, усевшись на старинный стул с прямой и чересчур высокой для нее спинкой, который все никак не удосужилась поменять, привстала  и во все глаза уставилась в пустое пространство.

Дверь, удивленная не меньше, постояла с открытыми створками с пол минуты, и, повинуясь сигналу руководства, опять захлопнулась.

Госпожа ректор недоверчиво огляделась, и вдруг заметила, что недалеко от ее стола, ближе к окну, убранному строгими темно-зелеными шторами с янтарными проблесками, явно некое  пространственное искажение.

Искажение чуть заметно мерцало, и на лице Квинни появилась озорная улыбка. Она подошла поближе, и строго сказала:

– А ну-ка, девочки, покажитесь!

И через мгновение на месте искажения появилась девочка с темными волосами, заплетенными в две косички, и серыми, штормовыми глазами. Девочка была одета в удобные синие джинсы с кармашками, а на ножках у нее были белые кроссовочки с разноцветными шнурками.

Она обиженно надула губки и сказала:

– Ну, бабушка! Так не честно. Зачем ты меня первая увидела?

Квини рассмеялась, и обняла внучку. Та еще чуть пообижалась для порядка, а потом прямо растаяла в ее объятьях.

– Ты что же, одна сегодня? Почему мама меня не предупредила? – леди Квинния все-таки спросила, и постаралась сделать это как можно более строгим голосом.

Глазки девочки забегали, она заволновалась и поджала губки:

– Понимаешь, бабушка… Я... Не сказала маме, вот. Я думала, что не получится ничего, просто попробовала разок, и все.

– Но ты ведь ей не скажешь, нет? – и девочка посмотрела на Квини таким умоляющим взором, что как тут откажешь?

– Но только первый и последний раз, Леони, хорошо? – очень ласково произнесла леди Квинния.

И Леони сразу согласно закивала, потому что такой ласковый голос бабули говорил о многом. Например, о том, что на следующий раз мама точно узнает о ее проделках все, и тогда прощай поездка на море в конце лета.

А Леони так любила море! Никто на свете не любил его так, как она, никто-никто.

Тут девочка пошла в папу, который в детстве все каникулы проводил именно там, бродя по уединенным бухтам и вглядываясь в далекую морскую даль. Задумчивый был паренек, серьезный.

Леди Квинния смотрела на внучку, и думала, какие же дисциплинарные меры тут можно применить.  На самом деле уж как ей хотелось взять девочку за руку, плюнуть даже на разбор манускрипта, и отправиться в свою любимую кондитерскую, которую и внучка обожала ничуть не меньше.

Но нельзя. Квини вздохнула, и строго сказала:

– Милая, ты ведь понимаешь, что я должна отправить тебя назад?

Леони нахмурилась, но кивнула головой.

– Понимаю, ба… Но только после кондитерской, договорились? – и маленькая шантажистка глазами, полными непролитых слез, с умоляющим выражением на треугольном личике уставилась на Квини.

– Знает же, паршивка, на что надавить, – улыбаясь про себя, но внешне стараясь держать на лице строгое выражение, подумала ба.

Дело в том, что Квини была и сама весьма не чужда таковых посещений, и именно этой кондитерской. Никто больше в округе не мог приготовить столь изумительных профитролей с заварным кремом, с добавкой корицы и чуть-чуть миндаля.

Обе, и бабушка, и внучка страсть как их любили.

Вы скажете, ну что такое эти профитроли, когда ребенка надлежит воспитывать, а вовсе не потакать таковым вот его желаниям? Но я почему-то уверена, мои дорогие читательницы, что вы не скажете ничего подобного.

Конечно, вы знаете, что бывают моменты, когда воспитание можно отодвинуть и подальше. Тем более, что это, как считала не без оснований леди Квинния, задача родителей, а вовсе не бабушки.

Задача бабушки – баловать. Вот какие мысли таились в глубине души у Квинни. Конечно, она никому их не озвучивала. Госпожа ректор, под руководством которой вполне себе процветала Академия Эмпатов, лауреат Лонельской премии в области теоретической магии, и такие вот мысли.

Воспитание подрастающего поколения на благо Лонелии – вот каковые мысли должны бы занимать ее ум.

На самом же деле Квинни с глубочайшей радостью сбросила бы тяжесть подобной миссии со своих плеч. Никогда-то ей и в голову не приходило желание занять пост ректора или другой какой руководящий. Тут столько нужно еще разобрать манускриптов незабвенного учителя! Столько собственных трудов ожидают ее свободной минутки!

Глава 4

Взгляд назад. 

А теперь, дорогие мои читатели, вернемся на  назад. 

Ведь именно тогда девушка попала в наш мир, и встретилась с Володей.

Шел первый день пребывания нашей Квини в другом мире. Владимир Савельев ведет девушку в ближайший населенный пункт, коим являлось небольшое село Прирядье. Совершенно рядовое, ничем не примечательное. 

Именно здесь осел Володя, когда, к великому своему сожалению, покинул родное НИИ.  Пришлось. 

А куда деваться? Эти неожиданные приступы, которые могло спровоцировать все что угодно, совершенно не способствовали его работоспособности.

НИИ же с почетом отправило его «по собственному желанию» восвояси, горько о том сожалея.

Вова же, после этого события, свалился в очередной приступ и провалялся дома два дня, периодически блюя в тазик с водой.

На утро третьего дня он открыл глаза, и понял, что, пожалуй, жизнь продолжается. Голова была ясная и пустая. И очень есть хотелось.

Он встал, пошел в ванную и посмотрел в зеркало, все в мушиных точках и потеках от зубной пасты, на свою помятую физиономию. Включил контрастный душ и с наслаждением постоял под его упругими струями.

А потом отправился на кухню и заварил крепчайший кофе, который стал пить по глоточку, запивая каждый холодной водой.

А выпивши, сел в глубокой задумчивости о своем дальнейшем житье –бытье. Житье-бытье представлялось Вове размытым белым пятном. Всю жизнь он трудился, используя исключительно серые клеточки.

Похоже, наступил период, когда нужно что-то менять. Однако кроме того, как писать охренительно сложные уравнения и делать неимоверной же сложности расчеты он ничего не умел. И решил наш Владимир начать жизнь заново.

Неожиданно он вспомнил, что в селе, название которого так и вертелось на языке, покойный дядька оставил ему дом. В доме том Владимир бывал редко, а последний раз года два как назад, не раньше.

Тут у Вовы в голове щелкнуло название:

–  «Прирядье!» – и он развил бурную деятельность, замучив свой ноутбук. Тот долго не выдержал, и выдал всю информацию, каковой владел. И информации той было маловато.

– Да и неудивительно, рядовое село, кто ж  будет вносить данные в базу, – подумал Вова, и руки у него прямо зачесались, желая внести хоть что-то. Безусловно, для такой головы, как у него, это вообще не работа.

– Так, – сказал себе мужчина, поправляя очки в темной оправе, которые делали его похожим на солидного профессора. Очки эти остались на добрую, как говорится, память от его недолгого пребывания в Силиконовой долине,

– Так, что мы имеем? А имеем мы село Прирядье, порядочное-таки по сегодняшним меркам. Сто домов это тебе не хухры-мухры. И чем же занимаются жители сего славного места? – и он внимательнейшим образом кинулся изучать всю доступную информацию.

Занимались жители в основном сельским хозяйством, выращивая картофель, свеклу кормовую и капусту.

Прочитав сии сведения, Вова загрустил. Вот как-то слабо он представлял себя, выращивающим картошку.

Однако выбора у мужика не было. Хорошо еще, что денежки, которые ему выплатили, включая отпускные и даже премиальные, лежали почти нетронутые.

Так что, заглянув в кошелек, и в сбербанк онлайн, Вова стал собирать вещи, и через денек отбыл, предусмотрительно закрыв форточки и занавесив окна.

Село  Прирядье встретило мужика не ласково.

Холодный моросящий дождь и проселочная дорога, вся в рытвинах и колдобинах, завывающий периодически ветер так и подгонял его в спину, залезая под фирменную куртку, оставшуюся еще со Штатов.

– Лето называется… – пробурчал недовольно Владимир, и тут неожиданно увидел дядькин дом.

Немного покосившийся, с заколоченными окнами и навесным замком на входной двери, он будто сам вышел ему навстречу, выглянув из-за поворота.

Забора вокруг него, считай, и не было.

Зиял провалами штакетник, крапива бурно росла и уже зацветала, вездесущий вьюнок обвивал все, до чего мой дотянуться, и штакетник розовел и местами синел от обилия его цветов.

 – Веселенькое место, – подумал Вова, – как раз подходящее для бывшего физика-теоретика.

При слове «бывшего» в сердце кольнуло.

И Владимир вздохнул, глубоко, как только мог, а потом произнес вслух:

– Фига се! Бывших физиков не бывает! – и вот как-то от этих немудреных слов на душе у него полегчало.

Вова подошел к дому и, покопавшись в здоровом и тяжеленном рюкзаке с множеством карманов, вытащил ключ. Тяжелый навесной замок умудрился покрыться налетом вездесущей ржавчины, и в сердце мужика зашевелилось сомнение.

– А ну как и изнутри эта пакость пожрала механизм?

Наш бывший физик, готовый к самому худшему, вставил в скважину ключ. Самое худшее в представлении Вовы была ночевка на улице, если замок заржавел, и открыть его не удастся.

Ключ вошел в скважину с трудом, и поворачиваться отказался наотрез. Мужчина, как представитель профессии интеллектуальной, налег на него со всей силою, какую только мог собрать. Судя по всему, силушки хватило, и замок, не выдержав такого издевательства над своими пострадавшими от повышенной влажности внутренностями, просто развалился на две неровные части.

Вова вытер пот со лба, и на лице его даже появилось нечто, похожее на улыбку.

– Ну, начало положено. На улице ночевать точно не придется, – с удовлетворением подумал наш физик-теоретик, хозяйственно убирая остатки замка в сторонку. Он потянул дверь за обычную деревянную ручку, которая пережила все годы-непогоды значительно лучше замка, и даже практически осталась на месте, только чуть-чуть покосилась.

Дверь, как и положено двери в заброшенном на столько лет доме, недовольно заскрежетала и заскрипела, но напору мужских рук, кои были вовсе не так и могучи, поддалась.

А куда ей деваться? Работа такая.

Володя шагнул в темноту, и нащупав слева у входа выключатель, вдавил кнопку внутрь. Однако светлее не стало.

Глава 5

Дождь, который все это время нудно лил, заменяя календарное лето натуральной осенью, прекратился. Над землей стояла дымка, и воздух был напоен такими ароматами, что у непривычного горожанина закружилась голова.

Закружилась, и мужчина ухватился за косяк, уже готовясь к очередному приступу. Однако, к его глубокому изумлению, никакого приступа не последовало. Толстая злая игла со всего размаху не проткнула оба виска, как это бывало обычно, вызывая тошноту и желание просто лечь и помереть.

Вовсе нет.

Головокружение постепенно прекратилось, и Володя открыл глаза, все еще придерживаясь за дверь.

А потом решительно ступил в окружающий его необычный мир, вдыхая непередаваемые запахи. Мир встретил его недовольным кваканьем лягушек, прыснувших из-под сапог, и напугавших бравого физика до смерти.

Он схватился за сердце, высказался, как обычно в таких случаях высказывается любой русский человек, независимо от степени образования и общей культуры.

Словесная формула, веками используемая в быту, помогла.

– Брысь! – даже крикнул Володя вслед лягушкам, которые издевательски квакнули и бодро поскакали к ближайшей луже, не сильно-то и испугавшись нового хозяина.

А Володя отдышался, постоял на этаком воздухе минуту-другую, и все-таки повернул назад.

– Темно. Кто его знает, что там еще под ноги попадет, – подумал мужчина, который был далек от разного рода жителей окружающей среды.

У самого крыльца он каким-то непонятным образом углядел старую железную бочку, подставлявшую свои покрытые ржавчиной и вмятинами бока под свет Луны, проглядывающей между облаков.

– Для полива дядька держал, – вспомнил вдруг Володя, и направился прямо к ней, желая-таки хоть лицо и руки ополоснуть.

И только он опустил руки в воду, которой бочка была полным полна, как вездесущие лягушки, которые тут, судя по всему, жили вольно и припеваючи, с недовольным уханьем и гортанным кваканьем рванули в стороны из-под ног, заставив мужчину сесть пятой точкой, одетой в приличные джинсы, прямо в мокрую траву.

– Будь проклят тот день, когда я решил поехать сюда! – возопил злой и промокший физик-теоретик. Он встал, отряхнулся, как дворовый пес, попавший под дождь, и неожиданно рассмеялся.

– Вот тебе, Вова. Хотел умыться с дороги? Получай ванну! – мужчина смеялся долго, а лягушки испуганно замолчали. Они были явно недовольны появлением чужака в их вотчине, который осмелился перебить их любовные трели.

Наконец Володя успокоился и, желая поскорее снять промокшие фирменные джинсы, внимательнейшим образом глядя под ноги, пошел к крыльцу.

Без происшествий поднялся по ступенькам, и вошел в освещенный коридорчик.

В доме пахло.

Не сказать, чтобы совсем уж нехорошо, но после свежего, напоенного ночного воздуха запах был затхлым. Пахло сыростью и где-то нестиранными носками.

– Странно, – подумал мужчина. Потому что раньше он этого запаха не замечал. Но и не удивительно. Два года дом стоял закрытым, откуда взяться свежести?

– Завтра все промою. Окна открою, двери, – хозяйственно подумал, зевая, новый собственник жилья, и пошел готовиться ко сну.

Спать ему предстояло на древнего вида кровати с пружинным матрацем и стальными боковинами со стальными же шариками верху.

– Раритет, однако, – подумал Володя, и с сомнением присел на кровать. Кровать выдержала нового жильца с честью, и только пружины жалобно тренькнули, намекая, что лучше бы их не нагружать непосильной работой.

Володя их понимал, но помочь ничем не мог, ибо сия кровать, былая гордость еще матери дяди, имелась в единственном числе.  Правда, у стены стояло кресло, на котором, как помнилось Володе, он пытался заснуть в прошлый приезд, три года назад.

Кресло разбиралось, и все бы хорошо, да только тогда голова у мужчины оказывалась ниже ног. Как говорится, старость – не радость. Потому что кресло было, судя по всему, постарше кровати. Хотя по внешнему виду и не скажешь.

Потому что дядька в свое время обтянул его новой клетчатой тканью, которая выглядела вполне себе прилично. Однако вот нутро подкачало, да.

И Володя, вздохнув, решил рискнуть и на этот раз лечь на кровати.

Вот такой у него был выбор, что называется, между хреном и редькой.

Хрена мужчина уже попробовал, теперь его ждала редька.

– Что ж, – подумал Володя, стаскивая мокрые джинсы и вместе с ними мокрые же носки классического черного цвета.

– Что ж, – подумал он, оглядывая комнату и думая, куда же все это деть. И, не найдя ничего лучшего, аккуратно развесил на боковинах кресла.

– Что ж, по крайней мере, здесь экология. Это раз. Магазины далеко. Это два.  О! Есть вода. Правда, на улице. Это три, – и наш физик-теоретик, таким образом себя успокоив, пришел в относительно благое расположение духа.

Оставшись в одних трусах типа «боксер», он подошел к кровати, которая сияла металлическими шарами на спинках, и плавно опустился в ее недра.

Недра недовольно поворчали, и, в наказание за непрошенное вторжение, попытались парой-тройкой пружин воткнуться в тощие бока Володи.  Однако тот, оказавшись пусть даже в такой постели, заснул практически мгновенно.

Сказался стресс от всего пережитого, усталость от переезда, а, скорее всего, тот невероятной чистоты и насыщенности воздух, настолько богатый кислородом, который подействовал на горожанина почище любого снотворного.

И спал бы себе наш Володя и спал до самого утра, да не удалось мужику.

Не прошло и пары часов, как его разбудили звуки, которые и мертвого поднимут.

Где-то рядом стонал и завывал страдающий невыразимой тоской голос, полный неутолимой жаждой общения, судя по всему, с прекрасным полом.

– Да чтоб тебя-я…! – простонал спросонья Вова, и, нашарив рукой сланец, запустил им в стену, что никоим образом на голос не повлияло.

Наоборот, тот, почувствовав внимание к своей персоне, взвыл еще истошнее.

Глава 6

Лотания.  Настоящее время.

Леди Квинни, крепко держа за руку степенно выступающую внучку, которой на самом деле очень нравились эти игры-переодевалки в кабинете у бабули, спешным шагом удалялась по коридору в направлении выхода из Академии.

Ректору приходилось делать вид, что она очень, ну просто чрезвычайно занята. Иначе, если, грешным делом, попадется навстречу какой адепт, а, паче чаяния, магистр, и попытается завести разговор, так они из Академии выйдут не раньше, чем часа через полтора. Квинни познала сию истину на собственном опыте, а до закрытия любимого заведения оставалось всего ничего.

Для Леони, которая с интересом вертела головой, чтобы успеть рассмотреть многочисленные портреты отцов и, так сказать, матерей-основателей Академии, такая скорость была куда как неудобна.

Но спорить, а тем более просить бабулю идти помедленнее, умный ребенок и не пытался. Девочка прекрасно понимала, что та ничего зря не делает, и если идет быстро, значит – надо.

Конечно, уж как ей хотелось подойти прямо вот к каждому портрету и внимательнейшим образом изучить лица, которые, судя по всему, были совсем не против, и провожали девочку глазами, полными явно выраженной доброжелательности.

– Ничего, – думала Леони, – вот как-нибудь выберу время и приду к вам в гости. Прямо с альбомом. Сяду вот и буду рисовать ваши лица, и сохраню их, и унесу с собой. А дома доделаю, разукрашу, и развешу у нас в коридоре.

Девочка чрезвычайно гордилась своей бабушкой, и в тайне хотела пойти по ее стопам. Ну и что, что дара эмпатии у нее с гулькин нос? Вон, у бабушки его вообще нет. Бабушка совсем даже маг-теоретик! А вот все равно она ректор. Нет. Госпожа Ректор, вот.

Скажем честно, Леони тоже очень хотела быть ректором. Вот хоть какой-нибудь, пусть даже завалященькой, академии. Она бы тогда сидела в громадном кабинете, надевала на нос очки, когда никто не видит, и читала тот манускрипт в красивенном переплете, с тяжелыми бронзовыми застежками.

А когда кто-нибудь бы заходил в кабинет, она бы поднимала голову, и говорила бы что-нибудь типа: «я занята, зайдите попозже», или «вас много, а я одна». И испуганным посетители мигом бы извинялись, и уходили, оставив госпожу ректора заниматься важнейшими научными изысканиями.

Конечно, Леони и в голову не приходило, что бабуля спала и видела, как бы ей поскорее от этого  ректорства избавиться. И даже посмеялась бы, не сильно и не очень заметно, чтобы не обидеть обожаемую внучку, над таковыми ее мечтами.

Но понять малышку поняла бы. Девочка представляла, что таковая должность дает максимальную степень свободы. Отсутствие какой-либо подотчетности. Что называется, делай, что хочу. А бедняжке приходилось с таких-то вот лет обучаться двум, вы только представьте, двум видам магии!

Квини и представлять не хотела. Она достаточно в свое время настрадалась даже от одного ее вида, настолько, что вынуждена была запереться в своем поместье на севере герцогства, и носа никуда не казать. Сколько? Да чуть не десять лет!

Тут парадная дверь Академии, к которой наши дамы споро подбежали, открылась, только их увидев, и выпустила за свои пределы.

На улице было тепло и тихо. Солнце потихоньку садилось за пики гор, на которых кое-где лежал снег, и посылало прощальные лучи всему живому. Воздух был свеж своей особой, вечерней свежестью, которую  не спутаешь ни с чем.

Он пах подснежниками, ранними весенними цветами, которые давно уже отцвели, но вот аромат их так и витал. Возможно, потому, что воздух в горах совсем не тот, что, скажем в средней части герцогства Лонельского.

Зато и вечера здесь были вечерами, которые длились положенное им время, а не проносились за считанные минуты, чуть не пропуская вперед ночь. Вот такие вечера, ну и конечно, та уютнейшая кондитерская с вкуснейшими профитролями, куда они поспешали, и примиряли еще госпожу Ректора с ее ректорством.

Узкая мощеная светло-серым камнем улочка, которая вилась вокруг холма, на котором высилось здание Академии, вывела двух наших жаждущих вкусностей дам к небольшому домику, вовсю сияющему огнями. На окошках, играющих роль витрин, был выставлен весь ассортимент.

 Чего тут только не было!

И горки шоколадных конфет в ярких обертках, и различные виды крема в маленьких вазочках, украшенных ягодами, и разноцветные печеньки, соединенные по две вместе, а между ними…

О, между ними таился тонкий слой вкуснейшей пасты, приготовленной из плодов дерева Кило, растертых с орехами и медом.

Среди девушек определенного возраста этот десерт считался совершенно необходимым для ежедневного употребления, ибо, по слухам, обладал ярко выраженным омолаживающим эффектом.

В чем именно этот эффект проявлялся, слухи помалкивали, но много ли нужно девушкам определенного возраста, чтобы в них поверить? Тем более, что плоды дерева Кило, сами по себе, обладали свойством сжигать излишки жиров в организме.

Это знали все дамы, и старательно употребляли оные чуть не каждый день, нанося значительный ущерб кошелькам своих мужей, папенек и дедушек.  

Вполне вероятно, что здесь играл роль эффект, о котором в одном из своих манускриптов писал любимый учитель леди Квиннии, лорд Фемини. Квинни до сих пор удивлялась удивительной разносторонности маэстро. Какого рода эффекты он только не рассматривал, пытаясь объяснить любой. И ведь получалось! Великий все-таки теоретик был. Великий.

Кстати, об эффекте.

– Бабуля, – вдруг тихонько дернула ее за руку Леони, и та была вынуждена оторваться от размышлений о столь чудесном эффекте. Она повернула голову, и увидела, что внучка, девочка не сказать чтобы высокого роста, хотя вполне себе подходящего для ее возраста, как-то съежилась, явно пытаясь стать совсем незаметной.

– Бабуля, – прошептала Леони, и тихой сапой постаралась зайти той за спину. Тут наша госпожа ректор встрепенулась, окончательно отойдя от научных размышлений, и внимательно огляделась по сторонам. 

Глава 7

Супруги, приканчивая-таки профитроли, посмотрели друг на друга, и в глазах обоих зажглась улыбка. Улыбка, которая как будто говорила:

– Мы справимся и с этим. Все будет хорошо, любовь моя.

Правда, что конкретно делать, чтобы это “хорошо” наступило, пока было не совсем ясно. Да что там не совсем. Скорее, совсем было не ясно.

Ясно было только одно: что с девочкой они, к сожалению, справиться не могли. Не справлялись. вот что было ясно. 

Тася сдержала тяжелый вздох, и незаметно пожала руку мужа, который переживал этот факт значительно сильнее. Как же, глава Ковена, а с собственной дочерью справится не может. Сей факт бил что по гордости Кивали, что по его отцовским навыкам. 

Оставшись шестнадцать лет назад без жены, с единственным ребенком, малышкой Самонет на руках, он худо-бедно да справлялся со своими отцовскими  обязанностями. Правда, когда малышка росла, временами ему приходилось ой как несладко.

Девочка родилась с даром магии Перемещений, который на Лотании являлся не столько даром, сколько проклятием. Тяжелый дар, опасный для его носителя. Но худо-бедно, с помощью уже известной нам леди Макони, в то время воспитательницы девочки, а в дальнейшем самого лорда Фемини-младшего, как-то вот удалось вырастить вполне себе довольного жизнью ребенка. И этот ребенок теперь маг Перемещений второго, представьте себе, уровня! В шестнадцать лет, господа!

Но были, были тяжелые моменты. Правда, если бы не дар Перемещений  малышки Самонет, с которым воевала девочка, не было бы у Кивали Сияющего ни любимой жены Таси, ни второй дочери Леони.

Так что верно говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. На родине Таси, на ее родине по крайней мере, в этом совершенно уверены. 

Лорд Кивали мужественно подавил тяжёлый вздох, и отложил приборы в сторону. Несмотря на отсутствие аппетита, лорд, будучи в глубине души ещё тем сладкоежкой, справился с порцией профитролей быстрее всех. 

Он пододвинул поближе изящный бокал на тонкой ножке, с целебной водой из горный ручьев, и вездесущим экстрактом  плода дерева Кило. Лорд, говоря по чести,  предпочитал просто воду, чистейшую и прозрачную воду предгорий, но в кои веки решил попробовать разрекламированный тёщей экстракт. И  хорошо, что довольно сильно  водой  разбавленный. 

На вкус напиток напоминал воду горных ручьев весьма отдалённо, обладая чуть терпковатым, с толикой лайма, ароматом. 

Лорд смотрел на свое чадо, которое, позабыв про слезы и свой проступок, уплетало десерт за обе щеки, и, повернувшись к сети Ротани, которая стояла за стойкой, попросил:

– А дайте-ка, уважаемая, нам с собой ещё пару порций. 

Сети Ротана, которая наконец-то выдохнула, услышав спокойный голос мага Огня, с облегчением (угроза заведению, Слава Сияющей, миновала) ответила:

– О, конечно, милорд,–  и стала аккуратно доставать вкуснейшее кушанье, осторожно укладывая шарики в специальную коробочку, которая позволяла доставить их в первозданном виде в любую часть Лотании. 

То были магические коробочки, и стоила такая упаковка вдвое дороже самого кушанья. 

Но в данном случае сети Ротана, на радостях от удачного завершения конфликта, даже не стала включать её в стоимость. 

И когда удивлённый лорд, расплачиваясь, спросил, почему так мало, женщина с улыбкой сказала:

– За счёт заведения, милорд. Как для дорогих постоянных посетителей. 

Что и на самом деле было правдой, учитывая, кроме того, помощь его тещеньки при получении патента. 

Леони, услышав о второй порции профитролей, которые она сможет вкусить дома, чуть не захлопала в ладоши.

Леди Квинния же держала нейтралитет. А Тася улыбнулась, глядя на мужа, и посмотрела на него с такой нежностью, что Кивали даже смутился. 

Наконец семейство покончило с десертом и напитком из экстракта плодов дерева Кило.

Первой из-за стола поднялась старейшая представительница рода, леди Квинния. Тотчас же подскочила любимая внучка, обняла бабулю и, прошептав:

– Я еще приду, обязательно. И с альбомом, – ускакала на свое место.

Тася же подошла к матери, и, посмотрев той в глаза, тоже прошептала, наклонившись к той поближе:

– Мама, ну, неужели трудно было сразу дать знать, что на у тебя? – в результате тоже обняла нашу госпожу ректора, которая, конечно же, чувствовала свою вину. Но кто же знал, что они так быстро хватятся.

Да и легко сказать, дать знать, когда Локко Фемини сегодня нет в Академии? Сама же Квини дара магии была лишена. И Слава Сияющей. Ее вполне устраивало звание мага-теоретика. Да, теоретик. Зато такого уровня, что того и гляди приблизится к уровню любимого учителя.

Если, конечно, ей создадут нужные условия. По крайней мере, заберут, да хотя бы и снимут, с должности ректора Академии. Однако пока ближайшие полгода, а Квини очень  надеялась,что не год, заняться вплотную теорией магии и кое-какими гипотезами, которые регулярно зрели в неуемном мозгу дамы, ей не удастся.

Таки ректорство требовало приложение многих сил и времени, отрывать которые становилось все сложнее. То один магистр придет с жалобой на другого. То вот соседняя академия вздумала переманить самого маэстро Локко Фемини-младшего на должность, пардон, декана факультета земельного переустройства.

Где маэстро Фемини, и где земельное переустройство, вот скажите? Правильно, и рядом не стояли. Так нет, вот что значит знаменитый род, известнейшая фамилия на Лотании. И средства предложили вполне себе приличные.

Хорошо еще, что леди Квинния умела ладить с молодым поколением магистров. Вот хотя и нет у нее дара эмпатии, как не одно исследование уже показало, но ладить умела. Так что, возможно, и не зря она возглавляла именно Академию эмпатов, а не, скажем, соседнюю Академию боевых магов.

И туда звали. Правда, на заместителя ректора по работе с личным составом, но условия предлагали хорошие. Не согласилась. Ну их, этих боевых магов. Насмотрелась. Собственный зять вон маг.

Глава 8

Земля. Прошлое. Прирядье.

– Да и к чему спешить, – думал одинокий физик-теоретик, оказавшийся в результате собственного решения в деревенском доме, доставшимся от дядьки, на окраине села Прирядье. Мы с вами оставили его в допотопной кровати, плохо выспавшегося после ночных бдений местного представителя семейства кошачьих. 

Но солнечный лучик, веселый озорник, таки не дал Володе понежиться в постели. Да и что сказать, в такой постели, с выпирающими пружинами, особо и не понежиться. Разве только, если вы по натуре мазохист и совсем не любите собственное тело.

Но Володя вовсе не был таковым. 

Он ещё полежал, следя за солнечным лучем, который медленно перемещался, освещая самые дальние уголки подзаброшенного жилья. 

Как водится, клубы вездесущей пыли лежали в этих уголках, никем не тронутые и не побеспокоенные. Володя даже разглядел монетку, ярко блеснувшую в солнечном свете, и паутину, сотканную многочисленными паучками, любовно плетущими свои сети, желая снискать пропитание.

Володя, надо сказать, был большим аккуратистом. Не то, чтобы он днями мыл да драил свою квартирку, то вот такого скопления клубов пыли (и откуда только взялась в доме, где никто не бывал три года? Ведь говорят же, что пыль в основном это частички отмершей кожи) никогда не допускал.

Так что не смог наш Володя сдержать своей страсти к чистоте, и вскочил с постели, которая облегченно застонала всеми своими пружинами. 

Как был, в одних трусах, отправился новый хозяин за водой.

– Да и свежего утреннего воздуха глотнуть не мешает, – подумал Володя, и открыл дверь, которую на ночь даже на засов забыл закрыть.

Дверь открылась с торжествующим скрипом, выпуская мужчину на свежий воздух, явно радуясь возможности размять малость тронутые ржавчиной петли.

– Ничего, и тебя подправим, подмажем, – сказал Володя, обратив внимание на ржавчину, которая была отчетливо видна под ярким, наконец-то решившим порадовать местных жителей, солнышком. 

Мужчину обуял хозяйственный раж такой силы, что он, даже не хлебнув с утра, по обыкновению, кофейку, нашел ведро, вполне себе целое, и даже практически без следов ржавчины, веник да тряпку, и без раздумий впрягся в хозяйственные дела. 

Не прошло и двух часов, как комната засияла чистотой. Жалко, не было того солнечного лучика. Он бы сейчас осветил все углы, и наверняка заплясал бы от радости, не обнаружив и следа тех клубков пыли.

Володя с удовлетворением оглядел результат своих трудов. Выплеснул грязную воду подальше от крыльца, сел на теплые, нагретые солнышком ступени и расправил усталые плечи. 

Солнце уже успело перевалить на другую сторону дома, прогревая глубокие лужи, и прогоняя недовольных таким произволом лягушек. Да и бочку с дождевой водой, стоящую у другого края дома, основательно так подогрело. Конечно, только верхний слой.

Но нашему горожанину и этого хватило с лихвой. Мужчина вымылся по пояс, стоя босыми ногами (совершенно для него невозможная вещь!) на траве, ласково обнимавшей и щекочущей ступни. 

И только сейчас Володя понял, что чувствует себя прекрасно. Голова даже и не пыталась показать, что в доме хозяин. Более того, только сейчас он осознал, что все это время, время, когда он мыл, шкрябал, чистил, выметал и убирал, с его лица не сходила улыбка. 

Как будто выметая грязь из дома, он выметал боль и грязь из своей собственной души. Иначе отчего в ней, душе, такое странное чувство, названия которому он долго не мог подобрать.

Радость? Покой? Удовлетворение? 

Казалось, все эти чувства вместе посетили мятущуюся душу физика-теоретика. 

– Однако я жрать хочу, господа, – сказал Володя лягушкам, которые-таки выглядывали порой из-за бочки, – а жрать-то тут нечего. Так что, в магазин? – ухмыльнулся мужик, чувствуя здоровой аппетит, которого не ощущал давненько.

Лягушки ничего против подобного решения не имели, и даже ободряюще квакнули.

– Вперед, мол.

И Володя, приведя себя, как мог, в порядок, отправился покорять просторы села Прирядье, надеясь найти магазины, которые еще не закрылись на обед. Потому что время-то было как раз обеденное, а он, как ни странно, помнил, что с двух до трех часов дня - это святое обеденное время. 

На часах, которые он второпях, но нацепил, было как раз без четверти два. Желудок периодически вопил, требуя пищи, и желательно по калорийнее. Аппетит разыгрывался на глазах, хотя пока ничего, годящегося в пищу, им не попадалось. 

Ну нельзя же считать подходящей едой зеленые яблоки, маленькие и далеко еще не наливные, обильно покрывающие малорослые какие-то яблони по сторонам дороги. 

– Дички, – подумал Володя, – и есть там нечего. Кислятина жуткая, – однако, несмотря на вполне трезвые мысли, руки его так и тянулись сорвать парочку-другую.

– Что ж, вот и начинаем новую жизнь, – решительно сказал мужчина, и нарвал штук пять твердых душистых плодов. Поднес ко рту, надкусил, и глаза его чуть не вылезли из орбит. Было кисло. Нет. Было очень кисло. Просто вырви глаз.

Он разочарованно выплюнул вяжущую массу, и выбросил остальные яблоки в кусты, из которых тотчас раздался недовольный вопль, судя по интенсивности, ночного страдальца: – Урр-мя-я-у-уу!!

Страдальцем оказался  здоровый драный котище совершенно бандитского вида с полу откушенным  ухом и боевыми шрамами на полностью черной шкуре. Глаза животины, которая после ночных бдений отсыпалась на прогретой солнцем травке, пылали жаждой мести.

– Ага! – возопил при виде нарушителя ночного спокойствия Вова, – Вот и тебе досталось. И поделом. Не все тебе ночью спать мешать добрым людям. Вот и узнай, какого это.

Как говорится, око за око, зуб за зуб.

Кошак, во время самостийной проповеди нашего Вовы,  слушать ее не стал, а, бия себя облезлым хвостом с явными признаками  парши или чего похуже, отступил-таки в кусты, и, еще пару раз огласив окрестности гневными воплями, удалился  в поисках подходящего места для дневного отдыха.

Глава 9

Причем этому личному пожеланию придавалось особое значение. Считалось, что желание для мага является отличной мотивацией развития. Вот и сидят, обучаются эмпатии целых двое адептов с весьма неплохими данными для развития магии Перемещений.

А как оставишь таких чад без наставника в области основной магии? Ведь натворят такого, что и не разберешься. Переместятся, упаси Сияющая, в какой-нибудь не магический мир, и поминай, как звали. Мало кто способен оттуда найти дорогу назад.

Да и мало нынче рождалось магов с этим даром. Родители, конечно, только радовались, когда обнаруживалось, что у их чада магия Огня, Земли, да даже не особо почитаемый дар Левитации. 

А вот если у кого обнаруживался дар Перемещений, вот тут переживаний родительских море. 

Некоторые, весьма родовитые аристократические семьи даже стали считать этот дар совершенно неприемлемым, и требовали вычеркнуть его из реестра видов магии как таковой. 

Хотя смысла в этом не было решительно никакого, ведь дар он и есть дар. Занесли его в какой-то там реестр, или нет.

Однако для родов смысл был. Ведь старые аристократические роды - это роды сплошь магические. Лотания вообще планета магов, там обычных людей по пальцам пересчитать. А для магического рода рождение ребенка без дара вообще было совершенно неприемлемо. 

Раньше, если рождался ребенок с даром Перемещений, родители, с одной стороны, горевали. Но с другой стороны, облегченно вздыхали самому факту наличия дара.

Ведь он являл подтверждением степени зрелости рода и его родовитости.

Но вот в последнее время, когда дети, родившиеся с даром Перемещений, запросто терялись в мирах, тем самым лишая собственный  род достойного продолжения, и появилось движение “Скажем дару Перемещений нет”.

На самом деле, такой подход вполне мог сработать. Ведь магия - дело непростое, толком не изученное. Даже сам маэстро Фемини-старший, дед Локко и незабвенный наставник нашей леди Квиннии в области теоретической магии, говаривал: 

– Магия это вам не хухры-мухры, господа. Она и на доброе слово отзовется, и на худое ответит.

Маэстро, судя по его бесчисленным фолиантам, оставленным потомкам, считал эту силу существом живым, думающим и чувствующим. 

Каково?

Как бы там ни было, а некоторые роды верили в это изречение безоговорочно, рассчитывая на то, что вот если магия реально живая, думающая и чувствующая, то уберешь ее из реестра, так и она сама собою пропадет. Вот растворится в пространстве, и поминай как звали.

Ну, каждый имеет право на вольное трактование известных слов маэстро. Как оно там все в мироздании устроено, все равно никто толком не знает. Даже великие теоретики, включая маэстро Фемини-старшего. Вот такие мысли посещали иной раз леди Квиннию, мага-теоретика первого уровня, когда очередной трактат незабвенного учителя разбирался ею с превеликим трудом.

Почерк, господа. 

Почерк у маэстро был в высшей степени отвратительный. И наша Квини, с трудом продираясь через его закорючки, иной раз думала, что не всякое высказывание, приписываемое лорду Фемини, имело именно то значение, которое ему придавал сам великий теоретик.

А скорее, даже наоборот.

Но, умудренная жизненным опытом, госпожа ректор держала подобные мысли при себе.

– Бабуля, бабуля-я, ты куда? – до слуха задумавшейся над тайнами магии леди Квиннии донесся голос любимой внучки.

Пожилая дама остановилась и обернулась. Девочка, отпустив руку матери, подбежала к ней, и обняла. Леди Квинния окончательно пришла в себя, и увидела, что стоит у двери Академии, которая вовсе и не думала открываться.

И правильно. Не дело это после окончания рабочего дня бродить по вверенной парадной, между прочим, двери, территории.

Домой, домой идите, господа!

– Эмм.. – произнесла наша Квини, – прошу прощенья, задумалась. И, взяв за руку внучку, отправилась назад. Тася с Кивали, переглянувшись, понимающе пожали плечами, причем, лорд с явным неудовольствием, и пошли следом.

Слава Сияющей, идти было недалеко. Потому что дом, который полагался ректору Академии, стоял совсем рядом с ней, только с противоположной стороны. 

Это был величественный особняк о целых трех этажах, весь увитый плющом. Вокруг него царствовал сад. Именно царствовал, потому что деревья делали там все, что хотели. И всяко отбрыкивались от опытной руки садовника, дабы таковой находился. Тут целых трое за все время существования сада перебывали, и ни одному не удалось навести хоть какое-то подобие порядка.

Причем сад был плодовый. В свое время одному из основателей Академии пришло в голову, что  неплохо бы разнообразить свое меню фруктами да ягодами. 

А так как климат на севере герцогства Лонельского был вполне себе подходящим для для их выращивания, часть растений прижилась достаточно хорошо и плодоносила регулярно. Вот сегодня, например, леди Квинния имела к раннему завтраку желтые сливы и нечто, весьма напоминающее персик по вкусу, только невообразимого лилового цвета.

Из всех трех этажей действующим был только один, второй. Третий был Квини ни к чему. И, похоже, не только ей, потому что давненько нуждался в ремонте. 

Да и на что ректору целых три этажа? 

Наша Квини, когда ее в конце концов упросили принять пост ректора Академии Эмпатов, увидев полагающиеся ей по званию пенаты, даже развела руками. В бытность свою на Земле, а потом проживая взаперти в маленьком домике на самом Севере герцогства, она привыкла совсем к другим габаритам.

Да что там. Две комнаты, одна из которых совмещенная с кухней, вот и все удобства у нее были. А уж с деревенским домиком в селе Прирядье так и совсем не сравнить.

На втором этаже были жилые комнаты, из которых сама Квинни занимала только две. Остальные были так называемые гостевые. Гостей особых у нее не бывало, но три самых пристойных из них, просторных и с окнами от пола до потолка, она держала всегда готовыми.

Глава 10

Прирядье. Прошлое.

Владимир Петрович, наш физик-теоретик в своего рода  отставке, задыхался и потел на ярком  солнышке, которого так ждал весь народ, включая и его, конечно. 

– До того надоели вечные дожди и июнь, похожий, право слово, на ноябрь, – думал мужчина, который едва дотащил свой рюкзак, забитый до отказа.

Чего там только не было! 

Там было все, что только мог предложить местный так называемый супермаркет. Да, выбор оказался не богат, но и Володя наш был неприхотлив. В основном набрал всякого рода макарон и круп. хлеба буханки три и баранок на пряников. 

Понятное  дело, сахару два килограмма. Конечно, кофейку не забыл. Подсел он последнее время на “Жокей”. Кто-то считал эту фирму совершенно не стоящей внимания, а вот ему вполне подошел. Да и цена приемлемая.

В общем, все пакеты, которые Вова нес в руках, тоже были забиты по максимуму. Вот не имел он ни малейшего желания совершать столь дальние походы, а выяснилось в результате, что аж три километра пришлось идти, до того магазина, будь он неладен.

– И кто ж дядьку дом надоумил поставить в таком месте? – скинув рюкзак, и с удовольствием избавившись от пластиковых пакетов, опять подумал Володя, с вожделением глядя на бочку, полную дождевой водицы.

Он скинул пропотевшую футболку с полустертой надписью “Том Тэйлор”, и, на всякий случай оглядевшись по сторонам, снял и джинсы . 

Вокруг было ни души. Только млели на ярком солнышке березы да осины, стоящие поодаль от дома, да кусты малины расправляли ветки, обещая новому хозяину душистые ягоды. 

– А ведь прав был дядька-то! Прав. В селе так не походишь, а ту-ут… Да тут раздолье!–- порадовался Володя, и, сбросив кроссовки,босыми ступнями ступил на нагретую солнцем траву, отправившись к вожделенной бочке. 

Трава приняла его с радостью, и такую же, если не большую радость, испытали заросли крапивы, которые попались на пути. Охнув, Володя погрозил крапиве пальцем:

– Ну, погоди, красавица… Завтра с утречка с тобою будет серьезнейший разговор. Что называется, коси коса, пока роса! – мужчина сразу вспомнил пословицу, и решил завтра же с утра применить  ее к делу. Ибо крапивы, как мы помним, были заросли знатные.

Володя прямо с головой окунулся в теплейшую воду, пахнущую  дождями, травой и немного ржавчиной. И этот запах показался ему лучшим из всех возможных. Мокрый, с бегущими по лицу струйками воды, он зачерпывал воду двумя руками, лил на тело и растирал ладонями. 

Наконец, мужчина охладился достаточно для того, чтобы собраться с силами и внести рюкзак в дом. Однако разбирать продукты не хотелось ни в какую, а хотелось повалиться в траву, и раскинуть руки, улыбаясь голубому небу и ясному солнцу. И не думать, не думать ни о чем.

И он поддался этому желанию тела, бросив на траву, тем не менее, старое дядькино покрывало, прилично поеденное молью, но все ещё способное защитить от укусов злой крапивы, которая, похоже, была буквально везде. 

И Вова, натерпевшись от вредного растения, не рискнул раскинуть руки чересчур широко. 

Он закрыл глаза, и мгновенно провалился в тяжёлый сон без сновидений. Проснулся мужчина с больной головой и ощущением горящего в огне телом. 

Он повернулся на бок, и матернулся сквозь зубы. 

– Твою ж  ма-ать…,сгорел, как есть, сгорел. 

– И чем я только думал?! – он помотал бедной головой, пытаясь наладить кровообращение, и замер, ожидая очередного приступа. Однако, как ни удивительно, но сегодня, несмотря даже на то, что он заснул на солнце, приступа не последовало.

Голова болела, но такую боль можно было и за боль не считать. 

– А похоже деревня мне действительно идет на пользу, – неверяще подумал мужчина, и начал осторожно подниматься.

Крапива, которой таки пришлось коснуться, тот же час цапнула его за ладонь, придав страдальцу ускорение. 

– Ах ты же, – ругнулся Володя. –Ну  погоди до утра. 

И мужчина рысью побежал в спасительную тень дядькиного  дома.  

Оглядев себя в зеркало, с утра вымытом до хрустального блеска, он в очередной раз охнул, и задумался, что же делать. 

Кожа, которая, если честно, доброго солнышка не видала лет пять, не меньше, пылала красным маком, и цветом своим очень напоминала кожу младенца, только-только появившегося на свет из материнской утробы. 

Мужчина ясно вспомнил, что рекомендуются  в таких случаях молочные продукты. Кефир или сметана? Да какая теперь разница.

С молочкой было туго. Её не было совсем. Какая молочка, когда и холодильника нет? Да и не любил он молочку. Исключая мороженое, конечно. 

–Так, сказал бедняк, – Володя выдал на гора очередной перл, услышанный  в далёком детстве, от того же дядьки, скорее всего. 

А тело горело, и требовало немедленного решения проблемы.

Володя очередной раз простонал, случайно дотронувшись до груди, которая горела особенно ярко, и тут его осенило:

– Балда! Да в сеть залезть, и всех делов, – и он, то и дело охая, полез за смартфоном. Сеть была, и уровень сигнала показывала вполне себе неплохой. 

– Так. Народные средства от солнечного ожога, – мгновенно набрал Володя в гугле. Гугл выдал ряд советов, одним из которых  была все таже молочка. 

– Похоже, придется одеваться и идти по соседям, – тоскливо подумал наш физик-теоретик, которого одна мысль о необходимости хоть что-то натягивать на пострадавшую кожу вводила в ужас.

Тут ему на глаза попалось еще одно средство.

– О, вот это то, что надо! И всегда под рукой, – порадовался мужчина, прочитав о целительных свойствах мочи обыкновенной. Не сказать, чтобы он был любителем таких вот экстремальных средств оздоровления, но в данных условиях оно вполне подходило.

– Что же, вот и попробуем сие целительное зелье, – постанывая и посмеиваясь над собой, говорил Володя, старательно применяя его на деле. 

Кожа, покрытая целительным так сказать бальзамом, пока на него особенно не реагировала. Зато вокруг, откуда не возьмись, появились жаждущие присосаться к ней мухи. Володя стоял на смерть, отгоняя насекомых двумя руками.

Глава 11

Плитка была современная, тэны нагревались быстро, и вскоре вода закипела. Володя сразу же  посолил ее, ибо помнил, что воду для варки макарон нужно солить  в момент закипания. А там и забросил полпачки толстеньких жёлтых завитушек. 

Как домовитый хозяин, мужчина не отходил от плитки, аккуратно помешивая быстро разбухающие макароны. Наконец ужин, скромный даже по Володиным меркам, был готов. А что делать? На карточке денег уже почти не осталось. Хорошо еще, что за квартиру заплатил вперед.

Вова не любил быть в долгах, даже такому вредному товарищу как ЖКХ, ДЭУ или как их там еще. Заплатил - и душа не болит. Потому что были прецеденты, были. Даже когда в Штаты уехал,ведь предупредил, заплатил часть по хорошему, вперед. Так приехал - а электричество отключили. Телефон отключили. Да телефон-то бог с ним, сейчас все на мобилах. Но электричество?! 

Мол, мы заранее предупреждали в случае неуплаты… и т.д. и т.п. Может, и предупреждали, да бумажку о том в ящик не кинули. Зато теперь, получив такой опыт, Володя стал уважаемым, аккуратным плательщиком.

Так что в ближайшее время придется ему сидеть на такой вот диете.

Разве что… 

Володя отставил кастрюльку в сторону, на стол, не забыв прикрыть крышкой от чрезмерно любопытной морды котяры, который уже просто отирался об его ноги, оставляя на джинсах грязную черную шерсть.

Однако не до котяры, и не до джинсов было сейчас мужчине.

Он вспомнил!

Он вспомнил, что у дядьки был погреб. А зачем погреб в доме, а? Да чтобы хранить продукты, зачем же еще. А вдруг в том погребе что-нибудь, да осталось. 

Не сказать, чтоб дядька был таким уж хозяйственным мужиком. Но огородик небольшой держал. А где огородик, там ведь и закруточки, баночки там всякие с огурчиками-помидорчиками.

Мысль сия пришла так вовремя, и так согрела душу нашего физика-теоретика, что он, невзирая на недовольство со стороны желудка, все свои дедуктивные способности употребил на поиски входа в тот погреб.

И тут наш теоретик  на практике показал себя достойным сыном советской науки. Вход в подпол оказался, между прочим, вовсе не в комнате. А в коридорчике, и заставлен был всякой, Володя не побоялся этого слова, рухлядью. 

– И до вас руки дойдут, – пообещал он сваленным в кучу полкам, ножкам от табуреток, и паре почти целых стульев. А пока просто перетащил их из одной обследованной части помещения в другую. 

Под кучей весьма нужных дядьке вещей обнаружилась крышка  с кольцом.

– Ага! Тут-то мы вас и найдем, – с воодушевлением сказал мужчина и потянул за кольцо. 

Крышка, которую давненько не открывали, и не шевельнулась. Володя задумался.

– Однако… Однако. Если дядька навалил тут весь этот хлам, стало быть, вряд ли собирался и открывать. А я-то хорош. Закаток  захотелось. Вот тебе и закатки, – опять погрустнел мужчина, и, несолоно хлебавши, отправился ужинать пустыми макаронами.

Которые приправил кетчупом, взятым в том же местном супермаркете на всякий случай.

Вот случай и не заставил себя быть.

– Ладно, бывало и похуже, – сказал Володя, поглощая макарончики и хваля себя за предусмотрительность. Желудок же помалкивал, хотя вполне мог обойтись без этого кетчупа, и даже предпочел бы.

Как ни странно, нежданный гость в виде одноухого котяры, которому за терпеливое ожидание ужина Володя положил целых три ложки макаронных изделий, только без кетчупа, поедал их с урчанием.

Чем премного удивил нашего физика-теоретика, который полагал данных существ исключительно плотоядными. Мыши там, крысы.

Котяра же, между нами, вовсе не отказался бы от основного блюда, присущего котам, да никаких крыс в покинутом доме не водилось.

Что им там делать?

Ни сырка, ни свининки, ни, на худой конец, овощей хоть каких-нибудь.

Эхх, да котяра бы и сам не отказался от всего вышеперечисленного, а еще и от сметанки.

Мур-р-р, сметанки, да-а…

От таковых мыслей кот чуть не подавился.

А вот у Володи, который до отвала наелся макаронами, из головы не выходила эта крышка с кольцом, закрывающая вход в погреб. Прямо вот так и стояла перед глазами. И мысли, мысли полезли в голову всякие, одна другой любопытнее. 

Что же там все-таки, в этом погребе? Не-ет, надо узнать. 

– Сразу видно ученого, блин, – усмехнулся Володя. Что правда, то правда. Как мы помним, в свое время не одну премию ему выписывал родной НИИ, да и в Силиконовой долине не скупились. Оклад-то хороший положили.

– Да что уж теперь…, – вздохнул мужчина, выметая из головы непродуктивные мысли. – Не о том сейчас надо думать, господа. Не о том,  – сказал он, обращаясь к внимательно его слушающему котяре, который умывался, но единственное свое ухо держал направленным в сторону кормильца.

– Ну-с, приступим, – провозгласил Володя, встал и отправился в коридорчик. Котяра, надо отдать ему должное, не бросил руку кормящую в борьбе с непослушной крышкой в гордом одиночестве, и величественно отправился следом.

Мужчина подошел к крышке, и вторично, прикладывая все полученные в результате какого-никакого, а ужина, силы и энергию, стал тянуть за кольцо. Опять неудача. Ну что ты будешь делать!

Володя огляделся, ища подходящий предмет, что бы поддеть им кольцо, и используя как рычаг, поднять наконец несговорчивую крышку.

Решив использовать попавшуюся на глаза, крепкую на вид, ножку от табуретки, он одним концом продел ее в кольцо, а на другой надавил со всей силы. Крышка стояла насмерть. Ножка же не выдержала напора физика-теоретика, и приказала долго жить, смачно хрустнув напоследок.

– Рычаг маловат…, – подумал Володя, – ну что же, ожидаемо. А ну-ка, ну-ка, вот это что за штуковина? Наш теоретик увидел прежде им не замеченный довольно-таки длинный черенок от лопаты, отполированный прямо до блеска. 

Черенок, несмотря на приличную длину, закатился под самую стену, а пол здесь был весьма и весьма неровный.

Глава 12

На этот раз котяра, судя по всему, ничего не имел против. Более того, даже подмигнул левым глазом. По крайней мере, именно так показалось Володе, который принял сие за добрый знак.

– Вот и ладушки. Договорились. Бандит так бандит, – сказал мужчина, и, напевая невесть откуда пришедшие строчки:

 – Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...тирьям - пам-пам,– отправился к своему ложу.

Володя очень надеялся, что сегодняшняя ночь пройдет спокойно. Тем более, что поутру он основательно разобрался с кроватью, кое-что подтянув, а особо проблемные места, недолго думая, застелил нашедшимися в кладовке старыми ватными одеялами.

Конечно, до ортопедического матраса этой кровати было далеко, но она стала всяко лучше, чем была.

Мужчина снял очки, положив их на столик, и собрался было расстаться с джинсами, как ему опять послышался звук. Тот самый звук, которым сопровождались приходящие сообщения на ноуте.

Наш физик-теоретик, как был, успев снять только одну штанину, похромал к столу, на котором установил свою гордость и рабочий инструмент, купленный еще в Штатах. Не успел он доскакать до стола, как его озарило:

– Но он же не подключен… Какие, блин, сообщения? Что эа глюки…

Тем не менее Володя, скинув наконец и вторую штанину, в одно мгновение оказался около стола. Открыл крышку ноута и обомлел.

Ноутбук, его не подключенная к интернету гордость, сияла любимой заставкой с водопадом и роскошной тропической зеленью.

– Не может быть…– пробормотал изумленный физик-теоретик. – Что за глюки такие? Может, я случайно нажал кнопку? Ну, чепуха. Да и когда?! Не страдаю же я провалами в памяти? 

До сих пор так точно не страдал, но все, как говорится, бывает впервые…, – пробормотал Володя, но уже с некоторым сомнением.

Он не мог  глаз отвести от льющегося на экране водопада. Неожиданно тот вдруг замерцал и потемнел, и вредный ноут, опять  удивив хозяина, самопроизвольно выключился.

Володя, который был ученым до мозга костей, впал в глубочайшую задумчивость. Однако тотчас проверил уровень заряда, и полностью отключил ноутбук от сети, хотя никогда раньше так не делал.

В голове нашего физика-теоретика завертелись предположения одно другого чище:

– Нарушение целостности схемы?  Электроника подводит? Наведенные поля? Да вроде нет никакой высоковольтки рядом... Нарушение структуры ядра системы? – одна за другой проносились мысли, и ни одна из них никак происшедшего не объясняла.

– А ведь это уже второй раз, глюк-то… Причем в одно и тоже время, – задумчиво произнес Володя, и еще раз внимательно осмотрел чудо техники.

Чудо стояло спокойно, и не предпринимало никаких попыток самопроизвольного включения. 

Мужчина стоял, глядя на невинно выглядящий ноут, и барабанил пальцами по столу. Таковая метода обычно помогала его недюжинному мыслительному процессу. Однако тут барабань, не барабань, а никакая умная мысль, позволяющая объяснить происшедшее, в голову не приходила.

– Нет, это просто мистика какая-то, – в конце концов громко сказал наш физик-теоретик, слегка ударив кулаком по столу, что с ним случалось  в редчайших случаях.

А в мистику, как всякий уважающий себя ученый, Володя не верил ни на грош. 

Однако ни с чем подобным в своей жизни он и не сталкивался. Хорошо верить в науку, когда всему можно найти объяснение. Не одна гипотеза, так другая. Не один эксперимент, так другой. 

–М-да-с… Мистика, говорите, – обратился Володя к Одноухому бандиту. – Нет уж, батенька, это вы загнули! Необъяснимое, говорите? А вот не соглашусь. Ни на йоту не соглашусь!

Бандит, слушающий обращенную к нему пламенную речь задетого за живое физика-теоретика, только мерцал глазами из-под стола, и периодически, когда голос Володи достигал крещендо, начинал бить хвостом, выражая таким образом свое неудовольствие. 

Между нами, котяре удалось-таки, в дополнение к макарончикам, подзакусить мышкой, невесть что забывшей в подвале, и сейчас сытый Бандит жаждал покоя.

Что за дела, в конце концов! Только нос в хвост зароешь, и тут на тебе. Форменное безобразие.

Однако кто же сможет остановить разошедшегося теоретика? И не пытайтесь, господа.

Володя уже обращался в лице котяры к невидимым оппонентам, всячески доказывая, что мистика, как таковая, яйца выеденного не стоит.

– А я вам говорю, господа, что нет ничего непознаваемого! Нет инструментов подходящих, средств нет. Пока нет. А вот как будут, то и с мистикой мы разберемся! – закончил он наконец свою речь, остановив горящий взгляд истинного ученого на котяре.

Бандит, почувствовав, что запал Володи угас, уменьшил амплитуду хвостобития, и уже не так озверело хлестал себя по бокам. В конце концов  он прекратил этакое издевательство над собой, и свернулся клубочком. Только одинокое ухо торчало настороже.

В комнате наступила тишина. И в этой тишине был отчетливо слышен  хор сверчков, которые радовались наступлению тепла и пилилкали на своих невидимых скрипочках чуть не до утра.

Володя вытер пот со лба, выступивший во время столь пламенной речи и полемики с воображаемыми оппонентами, и отправился в постель, откуда еще долго смотрел на ноутбук, который вел себя вполне пристойно и никаких признаков жизни не показывал.

Наконец сон смежил веки нашего физика-теоретика, и Володя заснул. 

Правда, ненадолго.

Разбудил нашего Володю звук. И это был вовсе не заунывный вой котяры, который никак не мог найти себе подружку на ночь.

Это был звук резкий. Как будто кто-то, находящийся в состоянии полного неадеквата, сбросил нечто весьма объемное и явно стеклянное, с порядочной высоты.

Володя подпрыгнул и сел  на постели как Ванька-встанька, с закрытыми глазами и ничего не соображающей головой.

Звук же повторился, и шел он явно откуда-то снизу. 

– В подвале! – понял Володя, и решительно встал с постели. Взял в руки фонарик и пошел разбираться.

Глава 13

Прирядье. Прошлое.

Мы с вами оставили, уже так давно, нашу Квини, молодую девушку, с прижатым к груди фолиантом, идущую по дороге за Володей, который вел ее в ближайшее село, место своего жительства, родину дядьки, Прирядье.

Квини шла, стараясь казаться спокойной и независимой, но глаза ее так и метались по сторонам. Ничего необычного девушка не заметила. Обычный лес, и деревья знакомые. Правда, дорога, по которой они шли была одно название что дорога. Кривая, с ямами и ямками, и явными следами от необычно больших животных.

Но тут Квини одернула себя. 

– С чего я взяла, что это животные? Помета нет. Следы есть. Похоже, – светлая голова будущего мага-теоретика быстро обрабатывала полученную информацию, – похоже, это вовсе не существа, а механизмы какие-то.  

Она вспомнила, как один из трактатов незабвенный учитель посвятил рассуждению о мирах, идущих по пути использования именно механизмов. В Латонии же до сих пор пользовались большей частью гужевым транспортом, а в редчайших случаях, и то, только в последнее время начали пользоваться услугами магов Перемещений.

Вот  только недавно был первый выпуск из стен закрытой Академии Перемещений. Правда, выпустилось три, представьте, целых три, Мага Перемещений. Причем уровень их вряд ли был достаточен для такой  работы. 

Но практиковаться выпускникам надо? Надо.  И кое-кому такие перемещения были ой как нужны. Что называется, сегодня здесь, и сегодня же там.

Квини  тут резко передернуло от воспоминаний. Да уж. Вот только она была там, и уже здесь.

– Проклятый мальчишка, – прошептала сквозь выступившие слезы девушка. И ведь никто и искать не будет, никто и не поймет, куда же я пропала. И маэстро Фемини в том числе, – с ужасом осознала девушка, и споткнулась о крупный камень, валявшийся на обочине.

Ее туфельки совершенно не подходили для ходьбы по таким дорогам.

Володя, шедший впереди, и размышлявший о том, куда же ему девать эту странную тетку, свалившуюся как снег на голову, обернулся и увидел, как она оступилась и чуть не упала.

Он обратил внимание на ее обувь, и  очередной раз удивился. Такие туфельки он видел только в кино или вот в театре, куда в свое время любил захаживать, в бытность ведущим сотрудником НИИ.

Туфельки эти были на такой тоненькой подошве, которая совершенно не подходила для путешествий, и были украшены какой-то вышивкой.

У мужика взыграл давно невостребованный джентльменский набор, и он подскочил к Квини, поддержав ее под руку. Тетка подняла на него глаза, и он оторопел. Глаза были заплаканные, но совершенно молодые. 

На ее лице, уголки рта которого уже смотрели вниз, и морщинки не могли скрыть возраст женщины, приближающейся годам к пятидесяти, эти глаза, полные печали, затаенной боли и надежды, поразили его в самое сердце.

И Володя, оторопевши, сказал первое, что пришло ему в голову:

– Мадам, позвольте вашу ручку, – и, взяв Квини за любезно протянутую руку, вложил ее в свою, аккуратно свернутую бубликом.

Квини, почувствовав значительную устойчивость, приободрилась. 

Так они и шли, до тех пор, пока не показался небольшой дом, доставшийся Володе от дядьки.

Мужчина, который так и не придумал, куда же отправить эту тетку, решил дать той приют у себя. На время, конечно.

Потому что говорило ему сердце, что с ней что-то явно не так. Вот не так, и все.

И одежда эта странная, и туфельки. Да и все поведение.

Квини же, полная неуверенности, которую тщательно скрывала, поглядывала искоса на Володю. Будущий маг-теоретик и побаивалась мужчины, и в то же время как-то вот чувствовала, что он не из тех, которые могут воспользоваться девушкой, попавшей в сложную ситуацию.

– Вот, заходите, мадам, – Володя подвел ее к двери, которую распахнул перед ней, как истый аристократ в пятом колене.

Квини милостиво кивнула, и вошла. Девушка сразу заметила убогость обстановки и неприятный запах, от которого ей опять чуть плохо не стало.

Но, уже приобретя определенную рода устойчивость к нему, попросту, привыкая, Квини удержалась от желания покинуть помещение, прекрасно понимая, что идти-то ей и некуда.

Володя зашел сзади и включил свет, которого в маленьком коридорчике явно не хватало. Девушка увидела небольшое помещение, очень чистое, с небольшим окошком. 

Пол, сразу видно, мыли не так давно, хотя до первозданной чистоты он явно не дотягивал.

Квини вздохнула глубоко, позабыв, что в здешних помещениях лучше этого не делать, и чуть опять не выбежала на воздух.

– В комнату вот проходите, что в коридоре стоять, – приглашающе сказал мужчина, и неожиданно икнул, вызвав у девушки чувство столь неприятное, что она поскорее затолкала его поглубже.

Володя же чуть не покраснел. Как человек интеллигентный, он и сам терпеть не мог такие вот звуки в обществе. Но что делать. На голодный желудок, да после приступа с ним бывало и не такое.

Квини поскорее заскочила в комнату, и быстро огляделась. Сразу было видно, что хозяин любит свое жилье, и следит за ним как подобает.

Возможно, пол моется не так часто, как хотелось бы, но помещение было очень уютное.  Да и светлая была комната. Солнце частенько заглядывало в целых два окошка, которыми та была богата. 

Наверно, как раз поэтому Володя и уделял ей такое внимание. Ведь на свету грязь куда как заметнее, и не сделаешь вид, что ее и вовсе нет.

Квини прошла в комнату и остановилась, ожидая хозяина, который вошел следом и широким жестом обводя свои пенаты, сказал:

– Располагайтесь. А я пока до магазина дойду, принесу кой-чего.

Девушка, услышав слово “магазин”, прекрасно поняла его значение. Или, скорее, не столько она, сколько желудок, голодной трелью огласивший помещение.

Квини и сама чуть не потупилась, услышав этот звук. Ибо негоже молодой леди в присутствии мужчины, да хоть даже и такого вот, издавать столь непотребные звуки.