Кай
Я с глухим стуком откидываюсь на спинку стула и неохотно тянусь к мышке, чтобы выйти из онлайн-игры. За окном кружится мелкая снежная пыль, застилая серый утренний город. Экран гаснет, отражая моё недовольное лицо с обнажёнными маленькими клыками.
— Опять всю ночь провёл в виртуальной реальности, — хмыкаю я себе под нос, с силой отталкиваюсь от стола и заставляю кресло жалобно скрипнуть.
После переезда в этот город я слишком часто зависаю за играми, редко покидая свою комнату. В Москве было куда веселее — здесь же нельзя спокойно разгуливать по улицам и жечь эти противные деревья. За такое «ребячество» отец с удовольствием настучит по голове и лишит дара на неделю.
Я лениво поднимаю руку и, просто накрываю свечу на столе. Язычок огня послушно вспыхивает.
— Зачем мне этот дар, если я не могу им спокойно пользоваться? — бурчу я, разглядывая танцующее пламя.
— И долго ты будешь ныть? — звучит с кровати ленивый голос.
Я поворачиваю голову. Моя лисица, Ли, сладко потягивается, лениво помахивая пушистым хвостом и барабаня им по одеялу. Я криво усмехаюсь и подмигиваю ей.
— Я просто до сих пор не понимаю, почему отец засунул нас в эту дыру, — фыркаю я, встаю и подхожу к окну, проводя пальцем по холодному стеклу.
— Глупый ты мальчишка, — щурится Ли, выгибая спину в очередной потягушке. — Он, вроде бы, объяснял, что его повысили и перевели патрулировать улицы в этом городе.
— Ага, — резко разворачиваюсь я к ней. — Вечно из-за его работы должны страдать мы.
— Бери пример со своей сестры, — спрыгивает с кровати Ли, её когти тихо царапают паркет.
— Герда только рада, что мы теперь здесь, — хмыкаю я, скрестив руки на груди. — Её парень живёт в соседнем районе. Их интернет-отношения переросли в нечто большее.
— У неё хотя бы есть отношения, — звонко смеется Ли и в одном прыжке оказывается на подоконнике, прижавшись носом к стеклу.
— Да кому они нужны, — я с раздражением отпихиваю ногой колесо кресла, и оно откатывается к стене. — Сплошная головная боль.
— Мне вас, людей, не понять, — философски замечает лисица.
— А тебе и незачем, — плюхаюсь я лицом в подушку и с наслаждением зажмуриваюсь.
— Я бы могла спокойно сейчас быть в своей стае, — тянет Ли.
— Тебя выпустить? — бормочу я в подушку.
— Ты ведь без меня пропадёшь, — в её голосе звенит привычная насмешка.
Я не собираюсь спорить, лишь вздыхаю. У Ли слишком сложный характер. Проще оставить всё как есть. Целее буду.
Как говорит отец: «С женщинами вообще опасно связываться — можно остаться без глаз и ушей».
Внезапно в дверь стучат. Я лишь глубже зарываюсь лицом в подушку.
— Открыто! — кричу я, не двигаясь с места.
Дверь открывается. Слышатся бесшумные шаги, приближающиеся к кровати. Матрас подо мной прогибается под чьим-то весом.
— Кай, ты ещё спишь? — звучит прямо над ухом голос сестры.
Я тут же переворачиваюсь на спину и открываю глаза. Герда сидит на краю кровати, склонившись ко мне. Её карие глаза внимательно изучают моё лицо, а рыжие волосы собраны в тугой хвост. На ней дурацкая ярко-голубая пижама со Снупи. Я замечаю, что она уже успела подвести стрелки.
— Дай угадаю! — прищуривается Герда, тыча пальцем в мою грудь. — Ты опять играл всю ночь?
— А ты опять пол-ночи разговаривала с Тимой? — парирую я, поднимаясь на локти.
Один один сестрёнка. Я сгибаю ногу в колене и с наслаждением запускаю пальцы в свои спутанные волосы.
— Я пришла не для того, чтобы ты надо мной прикалывался, — надувает губы Герда.
— А кто сказал, что я прикалываюсь? — смеюсь я, и сестра тут же ударяет меня кулаком по плечу.
— Перестань!
— Ну так. Зачем пожаловала? — интересуюсь, потирая ушибленное место.
— Вы так много тратите времени на бессмысленные разговоры, — зевая, протягивает Ли, растягиваясь на подоконнике. Герда переводит на неё взгляд, и на её лице расплывается хитрая улыбка.
— Ли, на кухне уже стоит твоя миска. С куриными ножками.
Глаза лисицы сужаются до хищных щелочек, она облизывается и, не говоря больше ни слова, срывается с места и стрелой вылетает в тёмный коридор.
— Я жду, — напоминаю Герде о ее визите ко мне.
— Папа просил собраться внизу за завтраком. У него какая-то новость.
— Понял, — громко зеваю я и снова валюсь на кровать. — Будем выслушивать очередные нотации от отца.
Герда лишь пожимает плечами и поднимается с моей кровати. Она подходит к двери и берется за ручку, задерживаясь в проеме.
— Поторопись, — строго говорит она, глядя на меня. — Не хочу начинать утро с ругани и плохого настроения. У тебя пять минут.
***
Кухня залита мягким утренним светом, пробивающимся через большое окно. В воздухе витает соблазнительный аромат свежесваренного кофе и горячих тостов. Посреди деревянного стола, застеленного синей клетчатой скатертью, стоит тарелка с румяными блинчиками, другая — с нарезанными сырами и колбасами, а в маленькой пиале малиновое варенье манит своим ярким цветом.
Кай
Кристально-холодное зимнее утро раздражает меня своей простой красотой. Солнце, поднявшееся над новым городом, не греет — лишь безжалостно освещает каждый сугроб, каждую ветвь, покрытую хрустальным инеем, слепя мне глаза и заставляя щуриться. Воздух густой и колючий, как стеклянная вата. Я ненавижу эту стерильную, постановочную картину, словно сошедшую с пафосной рождественской открытки.
Выросшему среди пыльных, гулких городских улиц, мне эта тишина и белизна давит на уши.
Очередной побег из дома после отцовских нравоучений становится для меня почти ритуалом. Я кутаюсь в тонкую куртку — для вида, чтобы не вызывать вопросов. Внутри меня согревает дар, но хвастаться этим на улице опасно. Лучше перестраховаться.
Прохожу мимо огромного, нетронутого сугроба, я на секунду останавливаюсь, оглядываюсь. Ни души. Поднимаю руки — и пара алых огоньков, впиваются в снежную груду. С шипением и паром сугроб начинает оседать, обнажая почерневший асфальт.
— Скукотища, — бормочу я, с насмешкой оглядывая ровные, припорошенные снегом крыши.
Я залезаю в телефон, проверяя активность друзей. Все оффлайн.
— Черт, они же на парах, — бурчу я, с досадой засовываю телефон в карман.
Я здесь новичок, переехал всего пару месяцев назад, и чувство одиночества в этом незнакомом городе такое же острое, как утренний мороз. Продолжаю бродить без цели, я выхожу на небольшую парковку у аккуратного кирпичного здания. Она почти пуста.
Мое внимание приковывается к единственной машине, она вся покрыта толстым, бархатистым слоем инея, словно ее не трогали несколько дней. Что-то щелкает во мне. Снова оглядываюсь, я подхожу ближе.
— Помогу хозяевам, — хмыкаю я.
Мои пальцы касаются холодного металла двери. Под прикосновением иней мгновенно испаряется, оставляя после себя идеально чистый цвет машины. С легкой улыбкой я провожу пальцем, рисуя замысловатый, плавный узор — спираль, расходящуюся лучами. Я замираю, любуясь своей работой.
Провожу рукой по стеклу.
И в этот момент мой взгляд сталкивается с парой глаз по ту сторону стекла. Они ледяные, почти бесцветные, как переохлажденная вода в горном озере. Глаза принадлежат девушке. Ее красота не просто привлекает — она неестественная, завораживающая и пугающая. Кожа фарфорово-бледная, почти прозрачная, сквозь нее проступают тончайшие голубые прожилки у висков. Пепельные волосы, лишенные какого-либо теплого оттенка, рассыпаны по плечам тяжелыми, шелковистыми прядями, словно изваянные из тумана и льда. Её черты утонченные и хрупкие: острый подбородок, тонкие губы бледно-сиреневого оттенка. Она неземная, словно существо, случайно спустившееся из другой галактики, более холодной и нереальной. Её изящные, пальцы с цепкой нежностью обнимают плечи молодого человека. Он, проводит языком по её шее. Но девушка смотрит только на меня. Её ледяной взгляд полон не то любопытства, не то предупреждения.
Я застываю, не в силах оторваться. Я никогда не видел раньше таких девушек. Это не человеческая красота, а красота снежной бури, северного сияния — смертельная и всепоглощающая. Она не моргает.
Лишь через мгновение, не прерывая зрительного контакта, она медленно поднимает ладонь и прикасается к внутренней стороне запотевшего стекла. Там, где её пальцы коснулись поверхности, мгновенно вырастает толстая, непроницаемая корка инея, стремительно расползаясь по всему стеклу и скрывая ее, ее спутника и всю тайну, что они хранят, от посторонних глаз.
Я стою как вкопанный, чувствуя, как по спине бегут мурашки, не имеющие ничего общего с холодом. Воздух вокруг машины кажется гуще и холоднее, чем где бы то ни было еще. Я делаю шаг назад, и в этот момент, отрываю взгляд от заледеневшего стекла, резко оборачиваюсь — и сталкиваюсь с проходящим мимо мужчиной
— Ой, простите! — бормочу я.
— Ничего, — мужчина устало улыбается, поправляя шапку. — Смотри под ноги, гололед.
Я киваю,снова оборачиваюсь на парковку. Та самая машина все так же стоит, закованная в ледяной панцирь, безмолвная и загадочная.
Снежка
Я кончиком мизинца аккуратно поправляю смазанную помаду и, застегнув на все пуговицы пальто, снова смотрюсь в зеркальце.
Идеально: мои глаза принимают нужный, более холодный голубой оттенок, маскируя утреннюю шалость. Прячу косметичку в сумку, щелкая замком.
— Я уже скучаю, Вьюшка, — бархатный голос Ками заставляет меня взглянуть на него.
Он наклоняется за ещё одним поцелуем, его дыхание пахнет мятой. Я с укором подставляю щеку, и он с громким чмоком припечатывает к ней губы.
— Только помаду поправила, — закатываю глаза, но уголки губ предательски вздрагивают.
— Да ладно тебе, — его шепот обволакивает, как теплый плед.
— Не ладно, — огрызаюсь я, но уже смягчаюсь, поправляя складки на юбке.
Дотрагиваюсь до ручки двери, но его сильная рука хватает меня за запястье.
— У меня не получится тебя с учебы забрать, — он изображает на лице грусть. — У меня игра.
— Ладно, — пожимаю плечами с показным безразличием и наконец-то открываю дверцу автомобиля.