Ледяное сердце дракона

Глава 1

Я стою у окна нашей маленькой хижины в деревне Элдервуд, скрестив руки на груди. Зима в этом году выдалась суровая, промозглая. Снега навалило столько, что только и успевай расчищать дорожки. Даже внутри дома прохладно, несмотря на камин, который вовсю сжигает поленья.

Хриплый кашель отца долетает до меня из его комнаты, снова заставив переживать. Он болеет уже неделю, и кажется, что ему ничуть не лучше, только хуже делается. Как вернулся из последней поездки, он у меня возит товары на разные рынки, так и не может оправиться. Заразу какую-то подхватил.

Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. Но я тут же успокаиваю себя, сама ведь попросила прийти старуху Миру, местную знахарку. Она входит, стряхивая снег с плаща, глаза ее, тусклые от усталости, оглядывают сначала меня, затем дом.

— Элла, милая, — говорит она хриплым голосом. — Я, как и обещала, поговорила с разными лекарями, и… — Она делает паузу, словно не особо-то хочет продолжать, но выбора нет. — Они сказали, что его легкие горят от лихорадки. Никакие травы не помогут.

— Да как же? — Сердце сжимается в тугой комок, и слезы подступают к щекам. Только не это. У меня никого не осталось, кроме отца. Его смерть я не переживу.

— Прости, милая…

— Но разве нет какого-то отвара? Да что угодно! Вы… Вы точно спросили у всех?

— Точно, — кивает она, кусая старые, сухие губы. — Разве что…

— Что? — Хватаюсь за последний шанс. — Говорите. Я на все согласна.

— Ты уверена, что тебе нужно это знать?

— Он мой отец! — Я, может, и говорю шепотом, но полна решимости. — Вы еще спрашиваете?

— Есть один способ: драконья кровь. — Она замолкает, шумно вздыхая, будто боится, что стены услышат. О драконах я и сама слышала немало. Ходят слухи, их кровь обладает волшебным действием: может спасти от любой хвори, даже вернуть к жизни. Но они живут далеко от людей: на вершинах гор, в своих ледяных дворцах. И никто, в здравом уме, не осмеливается просить их о помощи.

— Что? — Шепчу я, чувствуя, как холод пробирается под кожу. — Драконы? Но... это же безумие!

Мира качает головой, ее пальцы теребят край шали.

— Единственный шанс — подняться на вершину горы Монтера, и попросить помощи у дракона, что вершит над ледяным морем. Если кто и может исцелить, то он. Но, Элла, никто не возвращался оттуда живым. Они едят смельчаков на завтрак.

— Спасибо, Мира. — Кое-как отвечаю, а у самой руки дрожат. — Я... подумаю.

— Подумай.

Мира уходит, тихо притворив за собой дверь, и в хижине снова воцаряется тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине да тяжелым, прерывистым кашлем отца за стеной. Каждый его хрип — как нож в сердце. Я стою у окна, прижав ладонь к холодному стеклу, и смотрю, как снежная крупа бьет в него мелкой дробью.

«Подумай», — сказала она.

Но думать уже не о чем.

Я знаю эти сказки с детства: дракон Монтеры, Повелитель Ледяного Моря, чьи крылья закрывают солнце, а дыхание обращает реки в зеркала. Говорят, он старше самих гор и не убивает сразу — сначала играет, как кошка с мышью. Сказывают, те, кто поднимался к нему, оставляли на ледниках свои застывшие слезы, которые и поныне блестят там синими самоцветами.

Но также легенды гласят, что он никогда не отказывает тому, кто пришел с правдивой просьбой и готов заплатить цену.

Поворачиваюсь к старому сундуку в углу — тому самому, что отец притащил когда-то из дальних стран. Откидываю крышку. Под грубыми одеялами лежит его дорожный мешок: плотная шерстяная накидка с серебряной пряжкой в виде волчьей головы, нож с костяной рукоятью, фляга, что не дает воде замерзать, и… маленький сверток из промасленной кожи. Я знаю, что внутри: три серебряные монеты с профилем короля, которого уже нет в живых, и медальон матери — тот самый, что она просила передать «тому, кто достоин».

Кладу медальон на ладонь. Он еще теплый — будто помнит ее сердцебиение.

— Я вернусь, папа, — шепчу я в пустоту. — И ты будешь жить.

Глава 2

Открываю дверь. Ветер бьет в лицо ледяными иглами. За порогом — белая мгла. Деревня Элдервуд уже спит, только редкие огоньки в окнах дрожат, как загнанные звери. Я ступаю на утоптанную тропу, что ведет к северным отрогам, и снег тут же заметает мои следы — словно мир желает стереть меня.

Путь до подножия Монтеры — три дня через Волчий Лес и Ледяные Поля. Говорят, там водятся не только волки.

Но выбора у меня нет. Отец должен жить. И я готова на все, если есть хоть малейший шанс на спасение.

* * *

Тяжело дышу, впиваясь пальцами в скользкие камни, покрытые тонким слоем снега и льда. До вершины было добраться тяжело. В какой-то момент мне уже показалось, что я сдамся, но нет, силы не подвели, и наконец-то я тут.

Ветер на вершине яростно хлещет по лицу, словно пытается согнать меня с узкой тропы, ведущей к пику. Я уже потеряла счет часам этого изнурительного подъема, да и ноги горят огнем, каждый шаг отзывается болью в икрах и ступнях. Но я все равно иду, опираясь на палку, что нашла пару часов назад. Она стала неплохим спутником.

Спустя почти час передо мной в самом деле появляется замок. Тот самый, из слухов и легенд. Древние стены из серого камня, поросшие густым мхом и толстым слоем вечного льда, башни, уходящие в небо. Крыша одной из башен давно обвалилась, окна зияют черными провалами, а ворота, выкованные из тяжелого черного железа, висят криво на одной-единственной петле.

Меня посещает дикая мысль, а тут точно кто-то может жить? Я не ошиблась адресом? Если второе, то это провал… От этой мысли слезы наворачиваются на глаза, но я моргаю их прочь — плакать некогда, отец не может ждать.

Собрав остатки сил, которые еще теплятся в натруженном теле, подхожу к воротам и толкаю их плечом. Они поддаются с протяжным стоном, словно замок сам вздыхает от прикосновения человеческой руки. Осторожно вхожу внутрь, оглядываясь по сторонам, сердце колотится так громко, что заглушает даже вой ветра.

Двор, конечно, огромный, но зарос дикими сорняками и кустами. В воздухе висит тяжелый запах плесени и сырости. То еще зрелище, довольно пугающее, будем честны.

Дверь я дергаю с опаской, вдруг это строение, что дышит на ладан, разрушится? Вхожу внутрь, полы скрипят так, что у меня сердце замирает. А что, если… обманула меня знахарка? Она так-то женщина возрастная, может, у нее уже проблемы с головой? Ну разве жил бы дракон в таких вот… условиях?

Тьма внутри замка глотает меня целиком, будто шагнула в пасть древнего зверя. Холод здесь не просто воздух — он живой, цепкий, просачивается под одежду, кусает кожу. Замираю на пороге зала, прижимая палку к груди, словно она может защитить от того, что таится в тенях.

— Здравствуйте, — кричу в пустоту. Но в ответ… тишина.

Тогда я снова оглядываюсь и делаю внутрь пару шагов.

— Простите, что без приглашения, — лепечу, сглотнув. Где же дракон?

Мой взгляд мечется по гостиной, если ее так можно назвать: в центре огромный очаг, давно потухший, заваленный пеплом и обугленными костями. Что это за кости? Животных? Или... Я трясу головой, отгоняя мысль. Не время для страхов. Нет… Нет…

Я невольно отступаю, — это больше подсознательное, — и обо что-то спотыкаюсь. Равновесие меня покидает, и я падаю, больно ударившись ладонями о пол. Кряхчу, бурчу себе под нос, и вдруг за спиной раздается голос. Притом такой бархатистый, глубокий, красивый одним словом.

— Вламываться в чужие покои — дурной тон.

Вся натягиваюсь, словно струна, поворачиваюсь и перестаю дышать. Передо мной стоит он. Не выплывает из тени и не материализуется. Он просто стоит, будто всегда здесь находился, и только сейчас я позволила себе его увидеть.

— Вы… Дракон? — кое-как шепчу первое, что приходит на ум.

В ответ он лишь усмехается, так высокомерно, чужеродно.

— Обычно меня зовут Дарен, — отвечает он, держа руки за спиной, широкой, между прочим, и весьма, сильной на вид. — Но для человека я действительно тот, кто станет его палачом. Ты права, я — хозяин этого замка. Дракон.

Фраза про палача замирает над нами, как моя судьба. Я в целом предполагала, что дракон может попросить столь высокую цену за мою просьбу, но не думала, он так открыто и сразу изъявит об этом. Но… мне нужно довести до ума свой план.

Я поднимаюсь, опираясь на палку. Колени дрожат, ладони горят от падения, но заставляю себя выпрямиться. Дарен смотрит на меня сверху вниз, и отмечаю про себя, насколько хорошо он сложен собой. Несмотря на сущность, у него вполне красивые черты лица, будто Дарен родом из дворовых сословий. Большие глаза. Острые скулы. Чувственные губы. И только цвет глаз, с красными отливами, выдает в нем не человека. Его черные длинные волосы убраны назад, и только несколько из них заплетены в косы, что придают образу еще более пугающий и в то же время, привлекательный вид. Дарен не похож на монстра.

— Меня зовут Элла, — говорю, так как нет смысла тянуть. Я расскажу ему все, и дальше буду торговаться, если того потребует положение. — Я из Элдервуда. И… я пришла за помощью.

Он не перебивает. Просто ждет. Алые глаза не моргают.

— Мой отец умирает. Знахарка сказала, что травы больше не помогают. Что только кровь дракона может остановить яд. Она сказала, что в этом замке живет тот, кто мне может помочь. Я… готова на все, лишь бы спасти отца. Прошу… помогите мне.

Глава 3

Тишина повисает между нами, как дурное предзнаменование. Только ветер воет в разбитых окнах.

Дарен медленно отводит взгляд к очагу, где лежат обугленные кости. Он молчит, словно обдумывает мою просьбу, пока я готовлюсь к худшему. Вспоминаю детство, юность, то, чего у меня теперь, возможно, никогда и не будет. Мне уже двадцать пять лет, большая часть жизни позади, и я готова отдать остаток ради отца.

— С чего ты решила, что я дам тебе свою кровь? — лениво, почти скучающе вопрошает он, а мне от этого только страшнее становится.

— Потому что она — единственное, что может спасти моего…

— Это я уже слышал.

— Но ведь… Он умирает, вы понимаете? Если вы не поможете, то его не станет совсем. Каково вам будет знать, что из-за одного вашего отказа погиб тот, кого вы могли спасти?

— Меня абсолютно не волнуют те, кто живет сейчас, и те, кого скоро не станет.

— Пожалуйста, прошу вас! — едва не плачу, не представляя, за что ухватиться. Да, он дракон, и ему действительно нет дела до меня и моих проблем. Подумаешь, какая-то левая девка пришла с просьбой. Но и уйти так просто, когда нашла его, я не могу. — Вы — последняя надежда. Мой отец неделю уже не встает с постели. Кашель… будто рвет его изнутри. Знахарка сказала, что его легкие горят, что травы уже не работают. Он всю жизнь тащил меня на своих плечах. Один. Если я вернусь без помощи — вернусь только для того, чтобы закрыть ему глаза.

Дарен слушает, не перебивая. На лице ни морщинки, ни тени сочувствия. В его глазах спокойствие, словно на мертвом озере, где жизнь давно утратила свою стихию.

— Значит, — медленно произносит он. — Ты хочешь обменять мою кровь на жизнь старого человека, который все равно скоро умрет?

— Для меня он не «старый человек», — глухо говорю я. — Он мой отец. И жить он будет еще очень долго, если… если вы поможете.

Его губы едва заметно кривятся.

— Люди, — тихо бросает Дарен, — всегда одинаковы. Приходят сюда в надежде, что все их проблемы решаются по волшебству, клянутся, что готовы отплатить чем угодно. Жизнью, душой, будущим. А потом оказывается, что под «всем» они имеют в виду то, что и так готовы потерять.

Он делает несколько шагов по залу, обходя меня, как хищник, размышляющий, стоит ли связываться с добычей.

— Ты тоже готова на все? — в его голосе играет что-то такое, от чего у меня спину осыпает табун мурашек.

Сжимаю пальцы на палке. Если он попросит умереть, я готова. Если попросит денег, отдам все, до копейки. Если скажет стать его служанкой, стану. Я ни перед чем не остановлюсь.

— Готова, — повторяю твердо.

— Хорошо, — отзывается он почти мягко. — Тогда поговорим о цене.

Сердце ухает где-то в животе. Цена — звучит-то как... Словно мы торгуемся на рынке, хотя речь о жизни. О человеке, который может смеяться, трепать по волосам, дарить цветы, встречать рассветы и провожать закаты. Это звучит так неуместно и дико, но я понимаю, что у драконов свои понятия. И для него это действительно вопрос цены.

— Я не прошу подарка, — спешно выдыхаю, решив сразу обозначить свою позицию. — Я могу служить вам. Работать здесь, выполнять приказы. Готовить, убирать, чинить, что угодно. Можете забрать мою жизнь вместо отца. Если понадобится — я останусь у вас в услужении навсегда.

— Твоя жизнь, — Дарен останавливается прямо передо мной. Его взгляд, пронзительный, устремлен на меня. Он скользит им по мне, моему лицу, плечам, словно изучая, делая какие-то свои выводы. И я тушуюсь от столь пристального внимания, ведь все-таки дракон в первую очередь мужчина. Помедлив, он дополняет ответ. — Меня не интересует.

В алых глазах вспыхивает насмешливый огонек. Будто я предложила что-то очень дешевое и бесценное. Еще бы, мифическое существо, у которого за плечами, возможно, тысячелетия, имеет другие ценности.

— Жизнь человека и близко не стоит рядом с кровью драконов, девочка, — звучит высокомерно. Однако взгляда он не отводит, значит, уже придумал свою цену.

Я невольно делаю шаг назад.

— Тогда… Чего вы хотите?

Он проводит пальцем вдоль подбородка, прикидывая варианты. Уверена, у него их много, и Дарен выбирает самый выгодный. Тот, от которого он останется удовлетворен. Я сглатываю и готовлюсь к любому. Хотя даже толком представить не могу, что тот попросит.

Время затягивается. Его молчание, размышления превращаются в вечность. И я уже думаю, что дракон откажется, но он вдруг выдает:

— Пять ночей.

— Что вы…

— От тебя веет невинностью, — он ведет носом, делая глубокий вдох, словно втягивает запах, исходящий от меня. И это… выглядит слишком интимно, настолько, что на моих щеках выступает румянец. — Так что пять ночей в моей постели, и мы в расчете.

Сначала я даже не понимаю. Слова просто пролетают мимо, как холодный ветер. А потом смысл накрывает волной, и мне становится жарко так, будто камин за моей спиной разгорелся.

— Я… Не понимаю.

— Понимаешь, — легко парирует Дарен, подходя ближе, дотрагиваясь до моих волос. Он сжимает прядь в ладони, но ощущение, что трогает дракон не волосы, а меня. — Никакого насилия. Все должно быть добровольно.

Глава 4

С лица Дарена исчезает усмешка. Остается только ледяное, тяжелое спокойствие. Ощущение, что ему плевать. Хотя так и есть. Какое дракону дело до моих проблем? У него дыра в груди, и чувств явно никаких нет.

Я же все еще стою на месте, оглушенная мыслями о последствиях своего выбора. Пульс громко бьется в ушах, а где-то в глубине замка продолжает подвывать ветер, пока мы обмениваемся молчаливыми взглядами.

— Но ведь… — начинаю я и тут же понимаю, что мне и предъявить-то больше нечего.

Это конец. Мой отец… Я не смогла ему помочь. Внутри что-то ломается.

— Значит… вы ничего не сделаете? — спрашиваю глупо, хотя ответ очевиден. — Может, вам необходимо что-то еще?

— От тебя? Больше ничего, — фыркает он. — Я не раздаю свою кровь из жалости. И не меняю ее на пустые принципы людей, которые сами не знают, что им дороже.

Стискиваю палку так сильно, что ногти впиваются в дерево. А ведь он мог пойти на уступки. Согласится на что-то… менее оскорбительное. Что ему стоило? Всего пара капель крови. Одна жизнь…

Проклятая драконья жадность и высокомерие!

— Понятно, — глухо говорю. Внутри все ноет, как от обморожения. — Тогда мне тут больше делать нечего.

— Верно, — кивает он. — Уходи. Пока я еще способен терпеть твое присутствие.

По спине пробегает холодок, но я разворачиваюсь к выходу, стараясь не зацикливаться на скрытой угрозе. Ноги будто налиты свинцом, каждый шаг дается через силу.

Снег за дверью встречает меня так, будто радуется моему поражению. Ветер бьет в лицо, забивая дыхание, мгновенно пробираясь под одежду. Натягиваю капюшон туже, опираюсь на палку и шагаю прочь от замка.

Каменная площадка перед воротами заканчивается слишком быстро, дальше начинается узкая тропа, вьющаяся вдоль склона. Снег скрипит под ногами, а внизу клубится белая пропасть.

Я иду, не разбирая дороги, только бы уйти подальше от тех алых глаз и его спокойного и бессердечного отказа. Стараюсь ни о чем не думать, но в голове все равно вьется рой мыслей.

Дура! Какая же я все-таки дура, раз решила, что смогу уговорить древнее существо на помощь простому смертному! На что только рассчитывала?

Где-то через несколько минут замок пропадает из виду, растворяется в метели, будто и не было. И только когда надежда осталась позади, до меня доходит многое. То, что на эмоциях отправила на задний план. Дошла до дракона, постояла, поумничала про принципы — и обратно. С пустыми руками.

От этой мысли подташнивает.

Перед глазами всплывает лицо отца. Не такое, как сейчас, а другое: загорелое, смеющееся, когда он возвращался с рынка и подбрасывал меня в воздух. Запах дыма от костра, жаркое на палочке, то, как ласково он меня называл сокровищем…

Я резко втягиваю воздух, будто меня ударили.

— Да что толку? — выдыхаю в пустоту. — Не вещь я, и что? Он там умирает. В одиночестве.

Зажмуриваюсь сильно-сильно, но в голове так и вспыхивает другая картинка: стены нашего дома, кашель, от которого папа сгибается пополам. Знахарка, разводящая руками. Глаза отца, смотрящие на меня с желанием пожить еще немного, пройтись вместе по рынку. Поесть жареную работу. Обсудить последние деревенские сплетни. Мы так много не успели сделать, так много…

Неужели я способна вот этими руками убить отца? Самого любящего меня человека? Неужели, когда на чаше весов стоит так много, можно вообще о чем-то рассуждать? Разве я смогу потом жить, зная, что могла спасти папу. Могла, но… отказалась.

Колени подгибаются, и я едва не падаю на снег.

— Нет, — шепчу я. — Нет. Папа… не могу… Без тебя не могу.

И вдруг я отчетливо понимаю, что плевать на себя. Плевать на то, что мое тело — моя ценность и осквернять его подобным образом ужасно. Что я уподоблюсь куртизанкам, что за деньги имеют все. Но… что у меня останется, если отец умрет? Только это тело и невинность. Да толку от них, когда родной крови рядом нет?

Вытираю слезы рукавом, даже не заметив, когда они успели появиться. Знаю, что отец бы не хотел, чтобы я так платила. Однако… сомневаюсь, что он хочет умирать.

— Это мое тело, — бубню себе под нос. — Мое. И если я сама решу, что хочу отдать его за чью-то жизнь… это мой выбор. Не чей-то приказ.

От этого дышать становится чуть легче. Если изменить свое отношение, то уже не страшно и выбор не кажется таким уж постыдным, скверным.

И тут в моем сознании вспыхивает совершенно иная, абсурдная и безумно рискованная мысль:

«А если обхитрить дракона?»

Я замерла, глядя на белую пустоту впереди.

Он говорил: «пять ночей в моей постели». Но он не уточнил, когда именно. Не говорил, что прямо сейчас. Что, если я… просто исчезну? Убегу, спрячусь там, где он никогда меня не найдет.

Медленно поднимаюсь, опираясь на палку.

— Он даст кровь, — проговариваю, пробуя мысль на вкус. — И я спасу отца. А потом… исчезну. Уеду из деревни, уйду за границу королевства, спрячусь у каких-нибудь дальних родственников. Он дракон, конечно, но не бог. Не станет же он облетать каждую хижину, проверяя, нет ли меня внутри.

Глава 5

Стою в полутемном зале замка, чувствуя, как холодный воздух обволакивает кожу, словно пытаясь удержать меня. Дарен удаляется, его шаги эхом раздаются по каменному полу, и я следую за ним, сжимая кулон на шее. Он теплый и пульсирует в такт моему сердцу, будто живое напоминание о сделке. Все же получится, правда?

Мы проходим по узкому коридору, где стены покрыты инеем, и входим в небольшую комнату, больше похожую на лабораторию из старых сказок. Полки заставлены флаконами, колбами и странными инструментами, а в центре стоит массивный стол из черного дерева.

Дракон останавливается, оборачивается ко мне, его алые глаза сверкают в полумраке. Он не говорит ни слова, просто закатывает рукав своей темной туники, обнажая мускулистое предплечье. Бледная, почти прозрачная кожа оттеняла синеву тонких вен. Замираю, не зная, куда деть взгляд, — это слишком интимно, слишком реально.

Затем он достает небольшой серебряный сосуд, похожий на флакон для духов, но с тонкой ножкой, и проводит ногтем по запястью. Кровь выступает мгновенно: густая, темно-красная, с металлическим блеском. Несколько капель падает в сосуд.

— Вот, — произносит тихо, протягивая мне кубок. Его пальцы касаются моих, и я вздрагиваю от внезапного тепла. — Этого хватит.

Киваю, не в силах выдавить ни слова, и прячу сосуд в карман платья, почти ликуя, что смогу спасти отца. Кое-как бормочу:

— Спасибо.

Дарен, правда, уже отворачивается, словно я — всего лишь тень, которую он отпускает. Видимо, ему нет дела до моих дальнейших действий. Мы заключили сделку. Что ж… тогда и я не буду медлить.

Выбегаю из замка, не оглядываясь, снег хлещет по лицу, тропа скользит под ногами. Но это ерунда по сравнению с тем, что я уже преодолела. Тем более, кулон на шее светится мягким красным светом, указывая путь. Пожалуй, если бы не он, я бы точно заблудилась. Уж больно снежная погода, и видимость плохая.

Через пару часов ноги горят, легкие раздирает холод, но мысли только об отце. Я спасу его. А потом... потом исчезну, спрячусь так далеко, что дракон никогда не найдет меня.

Три дня пути сливаются в один бесконечный кошмар. Я ем снег, чтобы не умереть от жажды, и пью из фляги, которая не замерзает, — подарок отца. Когда наконец вижу огни Элдервуда, солнце уже садится, окрашивая снег в кровавый цвет. Деревня встречает меня тишиной, только ветер воет в трубы. Бегу к нашей хижине, толкаю дверь, и сердце падает в пропасть.

Отец лежит на кровати, бледный как призрак, дыхание — хрип и свист. Глаза полузакрыты, щеки провалились, грудь тяжело вздымается. Мира сидит рядом, меняет компрессы то и дело вздыхая. Она поднимает голову, заметив меня, и в ее глазах вспыхивает надежда.

— Элла! Ты... вернулась? — шепчет она.

Я не отвечаю, просто достаю сосуд с кровью, понимая, что времени у нас мало.

— Это... кровь дракона. Делай что нужно. Спаси его.

Мира кивает, не спрашивая, как и откуда, — в такие моменты вопросы не важны. Дальше она сама, а я… я посижу в другой комнате. Подожду. Так правильно. Заодно приду в себя, согреюсь.

Скинув верхнюю одежду, меряю шагами комнату. Минуты тянутся, как вечность, и в мысли почему-то упорно лезет дракон, будь он неладен. Я думаю о его глазах, о цене, которую я не заплачу. Интересно, он сильно разозлится?

Проходит два часа — или вечность? Дверь открывается, Мира выходит, ее лицо сияет. Она впервые за неделю улыбается, и слезы текут по морщинистым щекам.

— Он очнулся, милая. Кровь сработала. Лихорадка спадает, он дышит ровно. Он... он будет жить.

Радость накрывает меня волной, и бросаюсь к знахарке, обнимаю ее, глажу по седым волосам, шепчу слова благодарности.

— Иди к нему, — шепчет она, позволяя мне увидеть папу.

И я скорее бегу к отцу, обхватив его теплые, живые руки. Все хорошо. Все теперь хорошо, утешаю себя. А сама плачу. Не могу сдержать рыдания. Видимо, это слабость выдает себя и усталость, все в скопе.

— Элла... моя девочка, — шепчет он. — Я так рад, я же обещал, что буду рядом с тобой.

— Угу, — киваю с улыбкой. И потом еще сижу с ним, до тех пор, пока папа не засыпает спокойно.

И вроде все хорошо, но я понимаю, это временно. В конце концов, теперь мне нужно уходить. Пока Дарен не нашел. Я не могу рисковать — ни отцом, ни собой.

Поэтому, как только убеждаюсь, что папа крепко уснул, и провожаю Миру, иду к себе и стремительно собираюсь: сую в мешок одежду, немного еды, медальон матери. Уеду на юг, к морю, начну новую жизнь. Да, одна, да, без поддержки. Такая цена лучше, чем смерть отца.

Однако когда я уже собираюсь шагнуть в коридор, в комнате вдруг вспыхивает белый свет, ослепительный, как молния. Я замираю, мешок выскальзывает из рук. Передо мной материализуется Дарен — в своем обычном человеческом облике, но с глазами, пылающими яростью. Он стоит, скрестив руки, и воздух вокруг него дрожит от силы, исходящей от него.

— Куда собралась, Элла? — говорит он спокойно. — А кто будет платить по счетам?