– Эй?
Чья-то ладошка помахала перед лицом. Полина поморщилась и помотала головой, словно прогоняла назойливую муху, не переставая при этом быстро печатать на клавиатуре ноутбука. И только когда дописала до точки, подняла голову и недовольно проворчала:
– Я же просила не отвлекать меня во время работы!
Анастасия будто не услышала вновь уткнувшуюся в компьютер Полину, присела на краешек тяжелого дубового стола и вздохнула:
– Если тебя не отвлечь, ты так и просидишь обед, ужин и завтрак, а также конец света и начало ледникового периода.
– Я же прос…
– Обеденный перерыв, подруга, не слышала? – перебила Настя, томно выгибаясь и закидывая ногу на ногу. Яркая, как солнце, в ситцевом платье с крупными подсолнухами, с выступившими на бледном носу веснушками цвета гречишного меда, с полевым цветком в медно‑рыжих волосах, она казалась самим летом, принявшим человеческое обличье. От нее даже пахло чем‑то одновременно свежим, как морской ветер, и горьковато‑пряным, как полевые травы.
– Все собрались за столом, только нашей великой сочинительницы все нет, – насмешливо произнесла Настя.
– Еще минуточку, и иду, – пробормотала Полина, переводя взгляд на разложенные рядом с ноутбуком мятые листочки.
– Ох… Минуточка у тебя на три часа затягивается.
Настя спрыгнула со стола и покинула комнату. А Полина, оставшись в одиночестве, вновь погрузилась в изучение лежащих перед нею записей. Любопытная история. Будто небо услышало отчаянное восклицание, вырвавшееся у нее не так давно в разговоре с Настей: «Я не могу написать ни строчки! Нет ни эмоций, ни вдохновения, ни идей! Понимаешь? Я «пересохла»! И не знаю, что вернуло бы мне желание писать!» Настя в тот же день отправилась на вокзал, купила два билета и вечером выложила их на стол перед подругой. «Вот. Едем на месяц к твоим родителям. Тебе нужен отпуск». – «Какой отпуск?! – возмутилась Полина. – У меня срок сдачи книги приближается, а я не написала ни строчки! Ты понимаешь?!..» – «Понимаю, – сказала Настя и достала из шкафа чемодан. – Пакуй. Завтра – в путь». Подруга как в воду глядела: не только отдых у родителей пошел Полине на пользу, но и в дороге она нашла свою историю.
Задумчиво разглядывая записи, сделанные ее неразборчивым почерком, Полина совсем забыла, что ее звали к обеду, и очнулась, когда из большой комнаты раздался хор голосов:
– По‑ли‑на‑а!
Она встрепенулась, выключила ноутбук и вышла к ожидавшим за столом родителям.
– Обед остынет! – упрекнула мама. – Сидим, ждем‑ждем Ее Величество.
– Без меня бы начинали. Я бы позже пришла.
– Как же, пришла бы, – проворчала мама, разливая по тарелкам куриный суп с домашней лапшой. – Если уж погрузишься в свои книжки, все, пропала. Да и отец без тебя обедать не желает.
– Ну! – воскликнул тот. – Мы встретились не для того, чтобы порознь за стол садиться.
Полина поцеловала папу в румяную щеку, обняла маму и присела на свое место. Зажмурившись, втянула носом поднимающийся от тарелки пар и улыбнулась. Как в детстве! Из всех супов она любила этот.
– Дома так и не ешь первые блюда? – угадала мама. Полина промолчала, вместо нее ответила Настя:
– Я готовлю и заставляю есть! Иначе, теть Тань, она так и просидит на чае и бутербродах.
– Ох… Вот приеду я к вам…
– Да когда же ты приедешь, мам? Давно ждем!
– Да как я все брошу? У меня работа и огород.
– Всегда у тебя находятся отговорки, – проворчала Полина, зачерпывая ложкой суп. Лапшу надо есть горячей, дуя на нее и обжигаясь. Остывшая, она не такая вкусная.
– Приеду, приеду, – пообещала мама, с нежностью глядя на «своих девочек».
– А приезжайте уж, тетя Таня! – горячо поддержала Настя. – Вместе погуляем по Москве. А то Полинку от компьютера не оттащишь.
– Да она всегда была такая. Вся в книжках, – вздохнула мама. – Полина, ты хоть эту книгу не такой страшной делай. А то я потом ночью в туалет встать боюсь!
– А вы, тетя Таня, на ночь не читайте, – рассмеялась Настя.
– А когда ж, если днем работа, а вечером – ужин и огород! Вот перед сном до полуночи. Страшно читать, а оторваться не могу. Начитаюсь, а потом всякое мерещится. И откуда в твоей голове, Поля, такие страхи берутся? Сколько тебя помню, всегда пугливая была. В детстве даже мультики про Бабу‑ягу не смотрела. Неужто к фильмам ужасов пристрастилась?
– Еще чего! Когда я говорю, что за тридцать лет жизни ни одного ужастика не посмотрела, никто не верит. Боюсь я их.
– Так чего же такие книжки страшные пишешь? Привидения, шумы, тени… Бр‑р, как вспомню!
– А я, когда пишу, не боюсь. Может, так страхи «выписываю». Советуют же психологи записывать то, что тебя тревожит. Так вот я пишу о том, что меня пугает.
– Заставляет меня читать, а потом сама же смеется над тем, что я засыпаю с включенным светом в комнате, – проворчала Настя, на секунду оторвавшись от мобильного, с которого что‑то читала. Она так и ела, поднося одной рукой ко рту ложку с супом, а другой набирая что‑то на телефоне. Глотала суп машинально, увлекшись перепиской, и, казалось, не прислушивалась к разговору. Но, поди ж ты, слышала, о чем говорили.
Андрей опасался, что сын в дороге раскапризничается: путь был неблизкий, к тому же выехали они так поздно. Но пока Никита не выказывал признаков усталости. Всю дорогу до остановки он болтал об игрушечной машине, которую углядел в витрине газетного киоска на столичном вокзале еще в день отъезда сюда, и напомнил отцу об его опрометчивом обещании купить ее на обратном пути. Пришлось вновь пообещать купить игрушку, если киоск будет открыт. В разговорах о машине до остановки они дошли быстро. И тут уже обрадовался Андрей, увидев маршрутку с открытой дверью.
– Папа, смотри! Один, два, три!
Никита указал пальцем на номер машины. Легкий, как счет до трех – «раз, два, три» – сто двадцать три. Сын учился выводить в альбоме для рисования первые буквы и цифры и очень радовался, когда видел где‑нибудь знакомые ему знаки.
– Четыре и пять! – восторженно завершил сын, указывая теперь уже на маршрутный номер микроавтобуса – сорок пятый. И правда, забавное совпадение.
Когда они заняли места, Никитка прижался лбом к грязному стеклу. Андрей наклонился к сыну и тихо попросил отодвинуться. Никита послушался, но когда менял позу, задел случайно сандаликом колено сидевшей напротив девицы. Андрей извинился за сына, но, увидев мелькнувшее на лице девушки недовольное выражение, почувствовал к ней неприязнь, хоть девица и была симпатичной – легкий загар на коже, толстая коса льняного цвета, перекинутая через плечо, обгоревший шелушащийся нос. Андрей мысленно обозвал пассажирку фифой и отсчитал нужную за проезд сумму. Рыжеволосая соседка уже протягивала ему в кулаке плату за себя и подругу, а затем передала аккуратно сложенные десятки от пассажира с последнего сиденья.
Андрей постучал водителя по плечу.
– Чего тебе? – удивленно спросил тот, не оборачиваясь.
– Деньги, брат, прими! За проезд.
Водитель замешкался, будто не нужна ему была оплата, взял деньги и, не глядя, сунул их в бардачок. «Впервые вижу, чтобы водитель маршрутки не пересчитал сумму», – удивился про себя Андрей.
Маршрутка сделала одну остановку по просьбе пассажирки с визгливым голосом, которая ни на секунду не замолкала, отчитывала своего молчаливого супруга. После высадки этих пассажиров в салоне наконец‑то воцарилась блаженная тишина. Андрей с облегчением вздохнул и покосился на Никиту.
Сын сидел смирно и тихо, как мышонок, ловя любопытным взглядом мелькающие за окном пейзажи, очертания которых уже растушевывали сумерки. Но не успел Андрей обрадоваться тому, что путешествие, похоже, пройдет легко, как микроавтобус издал лязгающий звук и остановился.
– Приехали! – неприветливо буркнул водитель.
Нет ничего хуже, чем застрять на ночь глядя на дороге, по которой машины ездят с частотой одна в полдня, с малым ребенком, которого уже начинает клонить в сон. Но напрасно Андрей понадеялся на то, что водителю удастся завести мотор. Разбитая на плохих дорогах «Газель» не подавала признаков жизни.
– Вот тебе и покатались, – громко объявил водила, добавив в конце непечатное словцо. – Выходите!
– Куда?! – возмутился с заднего сиденья молодой человек.
– На дорогу! Голосовать, – ответил ему шофер. – Дальше мы не поедем. Повезет, поймаете попутку, не повезет…
Он многозначительно замолчал, и парень взвился:
– Что значит «не повезет»? Вы нас взяли, вы нас и довезти обязаны!
– Ну, разве что вы толкать будете, – недобро усмехнулся тот. – Не хотите голосовать, сидите со мной до утра.
– Как до утра?!
– А я в потемках ее чинить не буду! Заночую и с утречка…
– Погодите! – перебила водителя рыжеволосая девушка. – То есть как это «с утречка»? А позвонить в автосервис, в вашу диспетчерскую?
– Какой у нас тут автосервис! Закрыт уже. Как и наша диспетчерская. Последний рейс. Отвез бы вас и поехал домой спать.
– Да мы до утра тут голосовать будем! – сердился молодой человек в деловом костюме. – А у меня поезд через час!
– Если повезет, успеете, не повезет – утренним уедете, – философски заметил водитель.
– Да вы издеваетесь! Идиотизм какой‑то, – выругался «костюм» и принялся пробираться к выходу. – Если я опоздаю на поезд, то такую антирекламу вашему сервису в Интернете устрою!
– Да что нам от твоей антирекламы… – фыркнул водитель и со вкусом потянулся. Молодой человек не ответил.
Хлопнула дверца, и в салоне, помимо Андрея и Никитки, который с интересом прислушивался к тому, как переругивались взрослые, остались две девицы.
– Ну?.. А вы что? Боитесь голосовать? Ну так со мной оставайтесь, – усмехнулся водитель как‑то злорадно, так, что девушки растерянно между собой переглянулись. На их лицах легко читалось, что они одинаково опасаются как ловить попутку, так и оставаться до утра в маршрутке.
– Тут в километре есть бывший колхоз. «Заветы Ильича» называется, – смягчился после паузы водила. – Там гостиница была. Я в прошлом году там останавливался. Если километр вам не путь, то по трассе до поворота и потом прямо. Не заблудитесь.
– Спасибо, друг! – сказал Андрей. Бросил вопросительный взгляд на девушек, но одна из них качнула головой, и он расценил этот жест как отрицательный. Потому позвал сына и вышел с ним в ночь.
Той ночью Полина долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок на неудобном жестком матрасе, то и дело взбивала тощую, словно похудевшую на изнурительной диете, подушку, пока на нее сердито не шикнула Настя:
– Хватит боксировать подушку, она тебе не груша!
Полина перевернулась на спину, закинула руки за голову и затихла. Если бы не эта задержка, ехали бы они сейчас в поезде. Ей всегда хорошо спалось в них: мерные покачивания и стук колес убаюкивали ее лучше всяких колыбельных. Думая о поездах, она вспомнила соседку по купе, рассказ которой дал ей идею для нового романа. Полина решила, что «спишет» один персонаж с той женщины. Только кто это будет и какую роль сыграет в повествовании, она еще не знала. Так нередко происходило: персонажи проявлялись в ее воображении постепенно, будто изображения на фотобумаге, открывались ей не сразу, иногда долго оставаясь безымянными, без профессий, без историй или, наоборот, без внешности, но уже со значимой ролью в сюжете. Полина ли придумывала им истории, или они сами «рассказывали» ей их, оставалось спорным вопросом. «Как тебе удается делать персонажей такими живыми?» – как‑то спросила Настя. «Я просто пью с ними чай», – ответила Полина. Во время работы над каждой книгой она думала о героях как о настоящих людях, с их вкусами и привычками, пропускала через себя их переживания, давала им возможность проявлять себя в поступках, хоть частенько это и шло вразрез с уже придуманной линией поведения и ломало изначальный сюжет. А еще она «пила с ними чай»: представляла себе, о чем могли бы говорить герои за чашкой чая на кухне, хоть эти диалоги и не имели отношения к роману. Но, представляя себе эти «чаепития» между персонажами, она «подслушивала» их бытовые разговоры, «подглядывала» за их привычками, фиксировала жесты, мимику, тембр голосов, чтобы потом использовать в работе. Вот тот герой, оказывается, говорит быстро и тихо, когда волнуется. Этот, когда задумывается, трогает кончик носа указательным пальцем. А у этой героини волосы совсем не темные и жесткие, как Полина изначально написала, а мягкие светлые кудряшки, и на ее щеках появляются при улыбке ямочки. Значит, и характер, и диктуемые им поступки у героини будут другими. И хоть мама ворчит, что Полина выдуманной жизнью подменила себе настоящую, ей нравится это. Ей не скучно, ей всегда интересно. Только вот случился кризис – ну, с кем не бывает! Устала: шутка ли – написать за последние три года столько книг! Молодец Настя, нашла верное средство. Если бы не она…
Если бы не она, как сложилась бы ее, Полины, жизнь? Да по‑другому бы сложилась, и не так хорошо, как хотелось. Некоторые моменты прошлого возникли в памяти так четко, будто все случилось вчера, и полынная горечь затопила сердце. Давно об этом не вспоминала, не думала, не страдала, не мучилась, просто смирилась с тем, что где‑то внутри остался рубец, с которым она проживет всю жизнь, благополучную или не совсем – как судьба сложится. Но она поклялась себе, что этот рубец никак не будет влиять на ее счастье.
Полина перевернулась на бок и закрыла глаза. Чтобы избавиться от непрошеных воспоминаний, привычно стала думать о персонажах. Статский советник Василий Иннокентьевич Сибирский сажает свою двадцатилетнюю жену Елизавету Петровну на поезд в Петербурге. Молодая женщина путешествует в компании служанки Груши. Но поезд не доезжает до места назначения, его видят в последний раз на одной из промежуточных станций. А уже в наше время жители этого поселка начинают периодически видеть проносящийся без остановки мимо станции паровоз с пассажирскими вагонами. Тайну этого поезда пытается расследовать героиня уже современной линии, ни имя, ни внешность, ни профессию которой Полина еще не придумала. Она лишь успела написать, что однажды на глазах у современной девушки мимо станции пронесся со свистом и гудением старинный паровоз, в окно выглянула дама в шляпе и обронила что‑то. Героиня в изумлении проводила состав взглядом, а затем бросилась к тому месту, куда предположительно упал некий предмет, и обнаружила возле рельса черную книжечку, оказавшуюся записной книжкой некой Елизаветы Петровны Сибирской.
Работать еще предстояло много: тайна старого паровоза оставалась для автора такой же загадкой, как и для пока безымянной героини романа. В одном из интервью Полина призналась, что практически никогда изначально не знает разгадок, расследование в романе ведет вместе с персонажами и зачастую развязку получает лишь тогда, когда дописывает историю почти до финала. Работать так, распутывая вместе с героями клубочек загадок, иногда вытягивая ошибочные нити, но в конечном результате находя ответы, было интересно, но вместе с тем и сложно. Куда проще писать по готовому, заранее продуманному плану! Некоторые коллеги Полины не садились за написание романа до тех пор, пока не расписывали его по эпизодам вплоть до финала. У нее же так работать не получалось, сюжет строился постепенно, как дом – по кирпичику. Пока не допишет предыдущий эпизод, не увидит следующего.
– Вставай, соня! – прокричал кто‑то над самым ухом. Полина открыла глаза и увидела Настю, одетую в джинсы и рубашку. – Опоздаем на поезд!
– Уже утро? – сонно спросила Полина.
– Утро, утро, – торопливо подтвердила Настя, наклоняясь к своей брошенной на пол сумке. – Позавтракаем на вокзале. Не дай бог пропустим утренний поезд и застрянем надолго.
Полина наскоро умылась и переоделась в старые джинсы и футболку. Ей хотелось выпить утреннюю чашку чая здесь, а не на вокзале. Но из опасения пропустить поезд она не стала спорить с подругой, убрала в сумку пижаму и несессер с банными принадлежностями и объявила, что готова.
Коридор встретил их глубокой тишиной, словно никого больше в гостинице не было. Девушки спустились на первый этаж и увидели пустую стойку ресепшена.
– Потом, Поль. Дома все рассмотришь. Хорошо вышла и…
– Я не об этом! Вернись и сама все увидишь!
– Пожалуйста… Ой! Что это? – нахмурилась Настя, увеличивая кадр. Они обе склонились над камерой, а затем испуганно перевели взгляды на поле и обратно на камеру.
– Откуда эти люди?.. – прошептала Настя.
В кадре, помимо сидевшей в траве и беспечно улыбающейся Полины оказалось еще несколько фигур мужчин и женщин, косящих траву. Одна из фигур развернулась к объективу лицом. Настя увеличила кадр, чтобы разглядеть лучше человека, и чуть не выронила камеру.
– Страшный какой…
Худой, как обтянутый кожей скелет, мужчина в оборванной рубахе и надвинутой на лоб соломенной шляпе улыбался им жуткой, похожей на оскал, улыбкой. Коса в его руке лишь усугубляла ассоциации со смертью.
– Как это вышло? – пробормотала испуганно Настя. – В поле, когда я тебя снимала, никого не было! Я не видела их ни простым глазом, ни через камеру.
– Не нравится мне все это. Пошли отсюда скорее! – позвала Полина, подхватила свою сумку и торопливо направилась в сторону поселка.
– Слушай, может, удалить эту фотографию? Зачем нам такая жуть? – спросила, нагоняя ее, Настя.
– Оставь пока. Дома еще раз посмотрим.
– А ты как это объяснишь? Ты же мистику всякую пишешь!
– Не знаю, Настя, – несколько раздраженно ответила Полина, шагая так быстро, будто готовясь в любой момент перейти на бег.
– Если бы это произошло в твоей книге, ты бы дала объяснение.
– Настя, мы не в моем романе. Давай, поторопись. Господи, эта дорога какая‑то бесконечная! Мне кажется, мы уже давно должны были прийти.
Дорога и в самом деле словно удлинилась. Они шли и шли по рассохшейся земле вдоль редких деревьев, которые казались декорациями из‑за того, что ветер совсем не шевелил листву, в тишине, нарушаемой лишь их репликами.
– Опять заблудились?
– Не думаю. Вон стоптанный башмак валяется, мы точно мимо него проходили.
– Как некстати сломалась эта чертова маршрутка! Знаешь, я уже жалею, что мы вообще ушли с дороги, лучше бы остались ночевать там. Глядишь, уже бы поймали попутку.
– Полина, не паникуй. Включишь это маленькое приключение потом в книгу.
– С фотографией‑иллюстрацией…
– А то! Вон, кстати, памятник показался! Сейчас найдем ту аллейку, по которой вчера пришли, и выйдем к дороге.
– А вон мужчина с мальчиком! – обрадовалась Полина. – Как его зовут, Андрей?..
– Мужчину? Да, – ответила Настя и закричала: – Андрей! Доброе утро!
– Здравствуйте, – тоже издалека, но более сдержанно поздоровалась Полина, хоть про себя обрадовалась этой встрече. Они с Настей уже не одни. Мужчина – это защита и сила.
***
Проспали. Почему‑то не прозвонил будильник, и вместо желаемых семи утра Андрей открыл глаза в половине десятого. Сын спал рядом, разметавшись на кровати так, что для отца оставался лишь узкий край. При взгляде на спящего ребенка раздражение из‑за позднего подъема будто рукой сняло. Андрей улыбнулся и тихонько встал, решив разбудить сына после того, как примет душ. Но когда он вернулся обратно в комнату, застал Никитку уже сидящим на кровати и сонно трущим кулачками глаза.
– А где девочка? – спросил сын.
– Какая девочка?
Никита обвел взглядом комнату и ответил:
– Ну, та, которая обещала игрушку.
– Никита, тебе приснился сон. Никакой девочки тут нет.
– Нет, была! – неожиданно с нажимом произнес сын и захныкал. Андрей вздохнул и присел рядом с ним на кровати: иногда Никита со сна начинал капризничать, путая приснившееся с реальностью.
– Она сказала, что пойдет за игрушкой, и ушла. Вон туда, – указал сын на входную дверь. – Я сказал, что хочу машинку! Красный джип.
– Хорошо, – сдался Андрей. – Давай вначале умоемся, почистим зубы, а затем пойдем вниз и поищем ту девочку. А если не найдем, машинку тебе куплю я. Красный джип. Договорились?
Сын неопределенно мотнул головой, слез с кровати и нехотя поплелся в ванную.
Четверть часа спустя Андрей запер номер и, перекидывая через плечо ремень дорожной сумки, подумал, что надо бы постучать к девушкам, раз им тоже на поезд в столицу. Он бы так и сделал, если бы вспомнил, в какой комнате они остановились. При дневном свете коридор показался ему совершенно другим – гораздо длинней, с рядом одинаковых дверей. Кажется, номер девушек был возле лестницы, но вот незадача: таких выходов на площадке оказалось несколько. Теперь понятно, почему администратор попросила другую служащую сопроводить их. Андрей повертелся на месте, думая, в какую сторону отправиться, и решил, что все лестницы наверняка ведут в холл.
– Пошли, чемпион! – скомандовал он сыну, и тот послушно направился за ним.
Он ошибся: лестница, похожая на вчерашнюю, привела к запертой двери. Андрей подергал ручку, но безуспешно. Ничего не оставалось, как вернуться и выбрать другой выход. На этот раз путь привел их к узкой площадке и двери, за которой оказалось помещение со швабрами, ведрами и развешенными на крючках синими халатами.
Тишина! Вот что тут было не так. Общественные столовые обычно наполнены характерными шумами: звоном столовых приборов и посуды, голосами обслуживающего персонала. Здесь же царили тишина и безлюдность.
– Эй, здесь есть кто? – спросил Андрей. И его низкий голос, отразившись от голых стен и мраморного пола, прозвучал неожиданно звонко.
– Ребенок есть хочет! Есть здесь кто?
Молчание. Андрей подождал в надежде, что кто‑нибудь к ним выйдет с кухни, и потерял терпение.
– Никита, мы позавтракаем на вокзале.
– Ну пап, – заканючил так не вовремя сын.
– Потом, потом, – пробормотал он, уводя сына за руку. Не нравилась ему эта безлюдность. Не нравилась, и все тут.
Из столовой вело два коридора: один – к той лестнице, по которой они сюда спустились, второй – к мраморному бюсту Ленина и стоявшим по его бокам в почетном карауле двум пальмам в кадках. Андрей решил не возвращаться к лестнице, дошел до бюста и открыл прячущуюся за одной из пальм дверь. Наконец‑то они оказались в холле!
Здесь оказалась та же безлюдность и тишина, что и во всем отеле. Андрей немного подождал возле стойки ресепшена, но, убедившись, что никто на его зов выходить не собирается, просто положил ключ рядом с уже лежащим на стойке и направился к выходу. На улице его и окликнули девушки.
– Как хорошо, что мы вас встретили! – улыбаясь, сказала рыжая – яркая, приветливая, летняя. Вторая девушка поприветствовала его более сдержанно. Снежная королева, несмотря на загар. Лето и зима – вот кто они, две подруги.
– Приятно, когда тебя встречают с таким радушием, – не удержался он от безобидной шпильки, которую смягчил улыбкой.
– Здрасьте, – поздоровался серьезно, как маленький мужчина, Никита.
– Здравствуй, хороший! – откликнулась тут же рыжая, улыбаясь так ласково, будто мальчик ей был родным. Блондинка же ограничилась чуть отстраненным «Здравствуй».
– Мы заблудились! – объявила Анастасия.
– Мы тоже, – признался Андрей. – В гостинице. Ну что ж, пойдем вместе! Так даже лучше.
Он направился к памятнику, откуда, как помнил, вела аллейка, но его вдруг окликнула блондинка:
– Андрей! Мы только что оттуда. Эта дорога ведет в поле.
– В какое поле? – не понял он. И тут увидел, что дорога была совсем не похожа на вчерашнюю.
– Позвольте, а где аллейка?
Девушки между собой переглянулись, и Настя после некоторой заминки ответила:
– Мы тоже удивились, не увидев ее. Значит, вы тоже считаете, что ночью мы пришли с этой стороны?
– Считаю, но уже сомневаюсь. Не могли же за ночь снять с дороги асфальт?
– Эта дорога ведет в поле. Мы проверили. Можем даже показать фотографии‑доказательства.
– Верю, верю. Ну что ж, поищем другой путь. А еще лучше, если поступим вот так…
Он достал мобильный телефон с тем, чтобы войти в Интернет и посмотреть карту. Но оказалось, что связи в этом месте нет.
– Печально. Придется искать путь самим. Хотя можем спросить у местных.
– Мы пока не встретили ни одного местного, – сказала рыжая. – Только вот…
И, смутившись, осеклась.
– Что? Договаривайте, – потребовал Андрей, который не любил недосказанности.
– Это пустяк… Не имеет никакого отношения, но… В общем, вот, – решилась девушка, расчехлила висевшую на шее камеру, включила ее и показала Андрею.
– Я снимала мою подругу. В поле точно никого не было. А на снимке сами видите, что вышло.
– Хм… Занятно. Теперь понимаю, почему вы так обрадовались нашему с Никитой появлению. Напугались?
– Да, – ответила вдруг молчаливая блондинка. Ответила серьезно, без смущения, глядя Андрею прямо в глаза. И он неожиданно почувствовал нечто похожее на симпатию к ней, просто потому, что она, с виду холодная «девушка‑зима», так просто, без жеманства, призналась в своем страхе.
– Меня такие вещи пугают, – продолжила она без тени кокетства. – Давайте найдем поскорее дорогу, иначе опоздаем не только на утренний, но и на послеобеденный поезд.
– Ваши сумки тяжелые? Может, оставим их в отеле, найдем правильную дорогу и вернемся?
– Сумки тяжелые, но не настолько, чтобы терять из‑за них время, – без улыбки ответила Полина, в то время как ее подруга клацала кнопками мобильного телефона. – О нас не беспокойтесь. Ваш мальчик выдержит дорогу?
– Никита, выдержишь? – весело спросил Андрей, которому понравилось то, что девушка проявила заботу о его сыне.
– Выдержу! – та серьезная торжественность, с которой ответил Никитка, вызвала улыбки у троих.
– Совсем нет связи, – невпопад заметила рыжая, отрываясь от телефона, и вздохнула с таким огорчением, будто дозвониться до кого‑то для нее было вопросом жизни и смерти. Но, убрав телефон в карман, уже с улыбкой на губах предложила попробовать другой путь.
– Ерунда какая‑то, – сердито произнес Андрей почти час спустя, после того как они, пропетляв между полуразрушенных бараков и обогнув очередное широкое поле, вновь пришли в поселок прямиком к гостинице, только не к фасаду, а с тыла. Девушки притихли, то ли удрученные тем, что опять потерпели неудачу, то ли чувствуя вину за неверно выбранный путь.
Не накаркать бы… С тем, что приключение быстро не закончится. Фраза вырвалась сама собой, и Полина уже пожалела об этом. Задерживаться в поселке ей совсем не хотелось. И даже писательское любопытство к различным загадкам и историям не навеивало желания остаться. Интуиция, которая была у нее развита неплохо, подсказывала, что им нужно как можно скорей найти нужную дорогу. Этими опасениями она и поделилась с Настей по пути в гостиницу. Подруга согласилась, рассеянно кивнув, – она все пыталась связаться по телефону со своим итальянцем. И, судя по нахмуренным бровям, ей это не удавалось. Андрей правильно заметил, что тут отсутствовала мобильная связь и не ловился сигнал Интернета.
– Насть, оставь, – шепнула Полина. – Выйдем отсюда, и напишешь своему Франческо.
Настя вздохнула и убрала телефон в карман. Зря она пытается всех уверить, что не увлечена обаятельным итальянцем: а противном случае не расстроилась бы так из‑за неудачной попытки выйти с ним на связь. Ох, Настя, Настя, ты можешь обманывать сама себя, но не наблюдательную подругу!
За стойкой ресепшена по‑прежнему никого не было, ключи лежали так, как их и оставили. Полина предложила забрать их на тот случай, если придется подняться обратно в номера. Столовую они нашли без приключений. И хоть там тоже никого не оказалось, их будто ждали: количество накрытых столов соответствовало количеству занимаемых комнат – три, а один из приборов оказался детским.
– Ну что, присаживаемся? – спросил Андрей, обводя взглядом накрытые столы. Масло в простых фаянсовых масленках, крупные ломти хлеба на белых тарелках, желтый сок в стеклянных графинах. Чуть поодаль находилась стойка, на которой, как в современных гостиницах, практикующих завтраки по типу шведского стола, стояли лотки с едой – сосисками, омлетом, гречневой кашей, кувшин с молоком, пирожки и оладьи со сметаной.
– Сытно и аппетитно, – пробормотала Полина. – И, главное, все еще горячее, будто еду только с плиты сняли.
– Эй! Здесь есть кто? – громко позвал Геннадий, но никто не отозвался.
– Обслуга‑призраки, – усмехнулась Настя, поворачиваясь к Полине. – Ну прям как в твоих романах.
– Вы пишете романы? – живо заинтересовался Геннадий, в то время как Андрей возле лотков уже обсуждал с сыном, что тому положить.
– Пишу, – не стала ломаться Полина.
– Надо же! – восхитился молодой человек. – А что‑нибудь уже издали?
– Издала, – кратко ответила Полина, мысленно прикидывая, что взять – оладьи или кашу с молоком. Приключения приключениями, а есть все же хотелось. Остается надеяться, что еда тут не отравленная. Но в преступные замыслы персонала совершенно не верилось. Какой резон им травить постояльцев?
– О, как интересно! – не отставал Геннадий, подходя вместе с ней к лоткам с едой и накладывая в свою тарелку все подряд – скорее машинально, чем от голода. – И что же вы пишете? Любовные романы или детективы?
– И то и другое, – уклончиво ответила Полина, которой разговаривать не хотелось, но и казаться невежливой – тоже. – Мистические с любовной и детективной линиями, если вас устроит такое объяснение.
– Это что, про любовь с вампирами, что ли?
– Нет. Пишу про старинные легенды, семейные тайны, проклятия и так далее. Вместо вампиров – призраки, экстрасенсы и ведьмы.
– О как… Значит, любите чертовщинку?
Полина мотнула головой, не давая точного ответа. Любит ли она «чертовщинку», как выразился Геннадий? Не столько любит, сколько… относится к ней с уважением.
Она положила на тарелку оладьи со сметаной и омлет и направилась к столику, за которым уже сидела Настя. Геннадий со своей тарелкой устремился не к свободному, сервированному специально для него столу, а за Полиной.
– Можно, девушки, к вам присоединиться?
– Вы уже присоединились, – буркнула Полина.
– Скажите, все писательницы такие серьезные? Вы хоть бы улыбнулись, – поиграл бровями Геннадий.
– Обстановка не располагает к улыбкам, – отрезала Полина. Не в том настроении она находится, чтобы флиртовать!
– Не обращайте внимания на ее неприветливость, – вмешалась Настя. – Дайте ей спокойно поесть, и тогда увидите, как изменится ее настроение! Полина бука букой, когда голодная, а вот когда сытая – сама любезность.
– Настя! – Полина от возмущения чуть не поперхнулась соком. Такой подлянки от близкой подруги она не ожидала – сдала ее со всеми, что называется, потрохами. Ей совершенно неинтересно любезничать с Геннадием. Вот позавтракают они сейчас и разбредутся каждый своей дорогой.
– Ну раз так… – рассмеялся Геннадий, но, к счастью, понял, что его обществу не особо рады. – Хорошо, если я вам мешаю, уйду.
– Да нет, можете остаться, – невинно заметила Настя, скосив глаза на торопливо жующую и делающую вид, что ее внимание полностью занято едой, Полину.
– Боюсь, испорчу вашей подруге завтрак. Приятного аппетита!
С этими словами молодой человек взял свою тарелку и пересел за отдельный столик.
– И что на тебя нашло? – тут же зашипела Полина на подругу.
– А на тебя? Чем он тебе не угодил?
– Болтовней, когда я не настроена общаться и улыбаться.
Вернемся за ними, когда найдем дорогу.
– Я все возьму с собой: багаж у меня небольшой, а терять время я не привык, – с пафосом заметил Геннадий и, перехватив случайный взгляд Полины, подмигнул той.
«Так и не теряй его! На что надеешься?» – мысленно ответила она. Вопрос, обращенный к Геннадию, был риторическим, но шесть лет назад чуть не закрыл для нее дверь в мечту.
– Полина, на что ты надеешься? – спросил Юрьев, закрывая папку с внушительной стопкой бумаги. Накануне Полина осмелилась признаться ему в том, что пишет, и Игорь немедленно попросил ее дать ему почитать. Просьба прозвучала и неожиданно, и ожидаемо: Полина на это и надеялась, что Юрьев станет ее первым читателем. Но одно дело надеяться, и другое – на самом деле отдать папку с распечатанным романом, выйти из тени на помост, обнажиться – не телом, а душой, отдать свои мысли и мечты на растерзание чужому мнению. В какой‑то момент Полина испытала желание дать обратный ход, отговориться тем, что роман не готов. Но в глазах Игоря прочитала такой интерес, что вытащила из шкафа заветную папку. Юрьев ее взял, убрал в «дипломат» и ушел на работу. А Полина весь день не находила себе места, представляя, как Игорь листает – нет, не страницы, а ее мысли, – и хмыкает, и удивляется, и не соглашается. Она даже малодушно надеялась, что он забыл о папке или ему просто было некогда читать.
Нет, не забыл, читал в перерывах между лекциями, в обеденную паузу, в «окно». И вот сейчас он восседал на стуле, будто судья в своем кресле, а она топталась перед ним, как обвиняемая.
– На что ты надеешься, Поль? – повторил Игорь, глядя ей в глаза своими темными, как беззвездная ночь, глазами.
– Так… плохо написано? – выдавила она непослушными губами.
– Нет, написано как раз хорошо, есть у тебя стиль, рассказывать ты тоже умеешь. Но, думаешь, вот это кто‑то прочитает в издательстве? – Юрьев потряс папкой, и Полина покраснела до самых корней волос.
– А почему нет? На форуме говорят, что издательства рассматривают рукописи, нужно только отправить на нужный адрес… Позвонить, спросить адрес редактора и отправить.
– Ты что, всерьез думаешь отправлять роман в издательство? – спросил Игорь и рассмеялся. – Полинка, девочка моя, не будь такой наивной! Там же, в издательствах, все схвачено! Попадают туда либо по знакомству, только если кто‑то замолвит за тебя словечко, и этот «кто‑то» – далеко не последнее лицо. Либо если у тебя есть много‑много денег и ты способна проплатить публикацию. Либо если ты уже какая‑нибудь звезда, ну там киноактриса или певица. Насколько я знаю, у тебя нет дяди – директора издательства. Богатого спонсора тоже. И по телевизору ты тоже не мелькаешь. Так на что надеешься?
– А на форумах…
– На форумах! – передразнил Юрьев. – Мало ли что там говорят! Тебе тоже никто не запрещает под вымышленным именем писать небылицы.
– Откуда ты все это знаешь? – пошла в атаку Полина.
– Знаю, – припечатал Игорь веско. – Любой знает, кроме тебя. Девочка моя, любимая, ну не будь такой наивной!
– Ты лучше скажи, как написано, – отважилась она.
Над этим романом Полина работала год, продумывая детали, составляя сюжет даже не по кирпичикам, а по песчинкам, вживаясь в образы героев. Жанр она выбрала неоднозначный: и не детектив, и не любовный, и не фэнтези. Какой‑то винегрет из жанров – всего понемногу. Сама она находила свой эксперимент удачным. Но вот что скажет ее первый читатель?
– Написано отнюдь не ужасно, как я уже сказал. Интересно даже. Хотя романтики, на мой взгляд, с избытком. Вот если бы ее удалить, да оставить сюжет, да еще бы немного поработать над ритмом, а то у тебя сюжет местами провисает: идет‑идет динамично, а потом – бац, и спотыкаешься о долгие описания, то было бы, на мой взгляд, совсем неплохо. Но что там у тебя намешано – не поймешь. Впрочем, захватывает.
– Так, может, я попробую? – оживилась Полина.
– Гм… Ну, пробуй, – снисходительно откликнулся Юрьев. – Только, говорю, время потеряешь. Да и расстраиваться будешь, если не получишь ответа. А его и не будет. Или, того хуже, будет, но отказ. Лучше не пытайся, финал все равно известен. Нравится тебе писать? Пиши. Можешь даже в Интернете выкладывать, если тебе хочется читателей. Но соваться в издательства…
Он покачал головой и вернул ей папку.
Засыпала в ту ночь Полина в смешанных чувствах. То ей хотелось назло Игорю набраться смелости и отправить текст по всем издательским адресам, то, наоборот, она собиралась убрать папку подальше и больше не доставать, а то и вовсе удалить роман из компьютера. Вдруг Игорь похвалил ее лишь чтобы утешить, а на самом деле пишет она ужасно и скучно?
Следующий день у нее, работавшей в одной частной клинике на ресепшене по сменному графику, был выходной. Полина гнала мысли о романе, стараясь занять себя домашней работой, но взгляд то и дело натыкался на телефон и тетрадь с выписанными в нее номерами. И когда у нее пригорел обед, Полина поняла, что единственный способ избавиться от мыслей о рукописи и сомнений – это позвонить в издательства.
Полина проснулась резко, будто ее выдернул из сна трезвон будильника. Она распахнула глаза и непонимающе уставилась в черноту ночи, соображая, где находится. В первый момент ей показалось, что едет она в поезде, потому что как раз перед этим видела сон, связанный с дорогой и поездами. Но следом на Полину обрушилось отрезвляющей волной осознание, что находится она в полупустой, если не считать нескольких постояльцев поневоле, гостинице в безлюдном поселке.
– Насть? – тихонько позвала Полина. Глаза привыкали к темноте, и сквозь нее стали проступать предметы обстановки.
Подруга спала, свесив с кровати одну руку и подложив другую под щеку. На оклик никак не отреагировала. Полина повернулась на другой бок с тем, чтобы тоже уснуть, как вдруг услышала тихий вздох. От неожиданности она рывком села и воскликнула:
– Кто здесь?!
– Я, – раздался тонкий голосок. Полина торопливо нащупала выключатель настольной лампы и зажгла свет.
– Поль! – раздалось недовольное бурчание разбуженной Насти. Полина не ответила, ее взгляд был прикован к маленькому мальчику, сидевшему на кровати у нее в ногах.
– Никита? Ты что тут делаешь?
– Потерялся, – серьезно, как маленький мужчина, ответил ребенок. Светлые брови его сошлись в смешную галочку над тонкой переносицей, а затем взметнулись «птичками» к наморщенному лбу.
– Сижу, жду, жду, когда вы проснетесь, – добавил Никитка со вздохом.
– Погоди… А папа твой?
– Спит. Но не знаю где.
Полина краем глаза заметила, что Настя тоже села на кровати и, сонно сощурившись, прислушивается к рассказу.
– У вас было не заперто, – добавил мальчик, и в душе Полины мелькнуло беспокойство: это же надо было оказаться такими рассеянными, что забыть запереть на ночь комнату!
– Я запирала номер, – отозвалась со своей кровати Настя.
Полина бросила на подругу тревожный взгляд и предположила, что, возможно, замок сломан и не до конца запирается. А затем обратилась к мальчику:
– Пойдем, я отведу тебя к твоему папе, а то он проснется, увидит, что тебя нет, и испугается.
Она потянулась к стулу, на котором висели джинсы и футболка. Идти в пижаме в номер к незнакомому мужчине, пусть даже и ради того, чтобы отвести заблудившегося ребенка, ей показалось неприличным. Но когда уже натягивала джинсы, за входной дверью раздались тихие шаги, будто кто‑то подкрался к ней и замер.
– Насть, – вполголоса позвала Полина и показала взглядом на дверь. – Слышала?
Подруга кивнула и, встав, крадучись направилась к двери. Полина проследила за ней взглядом.
– Это папа! – обрадованно воскликнул Никита и, нарушив все правила конспирации, с шумом понесся к выходу. Он опередил Настю и уже было протянул руку, чтобы открыть дверь, как некто, находившийся в коридоре, вдруг со скрежетом вставил ключ в замок с той стороны и повернул его два раза.
– Эй! – возмущенно крикнула Настя и, не поверив в такой исход дела, дернула ручку.
– Вы что делаете?! Немедленно откройте! – затарабанила она в запертую снаружи дверь. – У нас ребенок! Его отец в другом номере! Если вы сейчас же не откроете, я разбужу всю гостиницу!
Пока Настя стучала и кричала, грозя перебудить всех постояльцев, Полина искала ключ. Его не было ни на столе, ни на прикроватных тумбочках.
– Насть, угомонись! – в раздражении бросила она расшумевшейся подруге. – Пользы от твоих криков мало.
– Как мало? – возмутилась Анастасия. – Помимо нас тут Андрей, Геннадий. Пусть проснутся и придут нам на выручку! Мужчины они или кто? К тому же сын Андрея находится с нами!
– Ты лучше вспомни, куда ключ вчера положила! Сама же ведь сказала, что запирала дверь. Или не запирала?
– Запирала, – буркнула Анастасия и, нахмурившись, в беспокойстве оглядела комнату. – На стол я его положила.
– Нет его на столе! На тумбочках тоже. Вспоминай!
– А что вспоминать, если я уверена, что ключ был на столе! – отозвалась Настя и обратилась к притихшему, как мышонок, мальчику: – Никита, ты ключ не брал?
– Зачем он ребенку? – вступилась за него Полина.
– Нет, – ответил мальчик.
– Найдется, – без оптимизма в голосе отозвалась Полина. А Настя вновь подергала ручку и стукнула в сердцах в дверь.
На этот раз ее услышали: с той стороны раздались шаги, и следом за этим – голос Геннадия:
– Эй, вы чего расшумелись?
– Нас заперли!
– В каком смысле? – не понял он.
– В прямом! Кто‑то подошел к двери и запер ее! А мы не можем найти ключ.
– Ну, вы, девушки, даете! – с непонятным весельем отозвался Геннадий.
– Ты можешь не разглагольствовать, а помочь? – разозлилась Настя, переходя с ходу на «ты». – У нас тут, между прочим, мальчик. Никита. Вышел ночью из номера и попал в наш! Ты можешь разбудить Андрея и сказать ему, что его сын с нами? А то проснется и…
– Вы Никиту не видели? – раздался следом полный беспокойства второй мужской голос.
– Я сейчас вернусь, – пообещал Андрей.
– Забавное приключение! – сказал Геннадий.
– Кто‑то еще совсем недавно его таким не считал, – буркнула Полина. Геннадий ее реплику проигнорировал, вместо этого игриво вскинул бровь:
– Девушки, так и будете держать меня на пороге или все же пригласите войти? Похоже, у нас тут назревает интересный разговор.
– Интересный, да недолгий, – веско намекнула Настя, но посторонилась, пропуская его. Геннадий прошел, еще раз скользнул взглядом по комнате и занял свободный стул у окна.
– М‑да… Приключение, скажу я вам… И кто вас запер? Некто ходит по гостинице…
Он опять посмотрел на Полину, будто ожидая, что та даст ему ответы на все вопросы. Не дождавшись реакции, уже собрался сам делиться догадками, как в приоткрытую дверь постучали, и в комнату вошел Андрей.
– Представляете, мы и правда нашли в номере машину, – сказал он с порога.
– Какую? – не поняла Настя.
– Игрушечную, красную, которую пообещала моему сыну некая загадочная девочка. Машинка лежала на кровати поверх покрывала. Сын обрадовался, вцепился в нее с таким видом, будто это единственная во всем мире игрушка. Я ничего не смог поделать. Хоть это мне и не нравится.
Полина спросила его, встретил ли он кого за стойкой ресепшена, но Андрей отрицательно покачал головой и сказал, что на его оклик также никто не отозвался, он просто взял нужный ключ в деревянном ящике.
– Я обратил внимание на то, что пустовало лишь два гвоздя: не было ключей от моего номера и Геннадия, – добавил он.
– Это подтверждает версию, что помимо нас нет других постояльцев, – произнесла Полина.
– Следующий вывод: этот таинственный, в чьих руках ключи, – не призрак, – подхватил Геннадий. – Призракам ключи ни к чему, они и так сквозь стены просачиваются. Так ведь, писательница?
– На вашем месте я бы не версии строила, а отправилась в свой номер и проверила наличие вещей, – холодно парировала Полина. – Не забывайте, что ключ от вашей двери по‑прежнему в чьих‑то руках. А уж какую шутку собираются провернуть с вами – запереть или одарить игрушкой, – никто не знает.
– Не милостива со мной дама! – вздохнул Геннадий и поднялся, тем самым положив конец их короткому разговору, хоть и было заметно, что ему хотелось развить тему.
– Ну что ж, я тоже пойду, – встал следом Андрей. – Предлагаю в семь тридцать собраться в холле гостиницы и отправиться на поиски дороги. Геннадий, вы согласны?
Тот кивнул, и ночные гости покинули комнату.
Настя уснула сразу: была у нее такая замечательная особенность – погружаться в сон почти мгновенно, в отличие от подруги, которая опять мучилась бессонницей. Чтобы скоротать ночь, Полина тихонько встала, вытащила из сумки тетрадь с ручкой и вышла в ванную. Если не спится, то уж поработает. Только думалось ей не о сюжете начатого романа, а о том, что с ними происходило. Полина изобразила кругом площадь и от нее – отходящие дороги, по которым они вчера прошли. В ее изображении план выглядел как солнце с четырьмя лучами, при этом три верхних «луча» были расположены близко друг от друга и в отдалении от четвертого. Полина посмотрела еще раз на свой рисунок и решила, что дороги образуют своеобразный перекресток.
Как ни странно, сейчас, в приглушенном свете голой лампочки, в полной тишине, в антураже матово поблескивающей кафельной плитки ей совсем не было страшно думать о том, что с ними произошло. Она будто размышляла не о настоящей ситуации, а думала над сюжетом для новой книги, конспектировала их приключения, словно делала наброски глав. «Я неисправима», – вздохнула она, пролистав несколько страниц, исписанных ее неразборчивым почерком. «Нормальные люди спят, набираются сил перед дорогой, а я сижу на краю ванны и пишу». Полина захлопнула тетрадь и вышла из ванной. Лунный свет, заглянув в комнату застенчивым гостем, освещал спящую подругу. Полина невольно задержала взгляд на красивом профиле Насти, чьи точеные линии растушевывал мягкий свет, делая черты еще привлекательней. Луче сфумата…
Для оформления обложки понадобилась фотография, и Полина решила обратиться не в фотоателье, а к одной девушке, чей блог давно читала в Интернете. Автор блога скрывала настоящее имя за ником Luce_sfumata. Полине нравилось читать записи, которые отличались от многих, публикуемых в блогах, изящным стилем, остроумием, наблюдательностью и самоиронией. Но еще больше, чем читать, Полине нравилось рассматривать фотоработы, которыми автор щедро делилась с подписчиками. Как ей удавалось снимать так, что лица всех моделей казались невероятно красивыми и счастливыми? Как у нее получалось превращать пасмурный день в солнечный? Полина терялась в догадках. Может, все дело в мастерском владении фотографом программой Фотошоп? Но Luce_sfumata часто выкладывала и необработанные работы, с которых глядели счастливые лица. Полина ради интереса даже заходила в блоги к моделям и сравнила их обычные снимки с фотографиями от Luce_sfumata. Разительное отличие! У фотографа несомненно был талант видеть через объектив камеры все самое лучшее в людях. Полина уже давно хотела заказать фотосессию, а вот и удачный случай подвернулся! Будет она глядеть с обложки собственной книги на мир счастливым взглядом.
Полина практически ничего не знала о Luce_sfumata: несмотря на частые и длинные записи, автор не делилась с общественностью подробностями своей личной жизни. Она могла рассказывать о нюансах работы, красиво описывать находку – опавший осенний лист, в котором сочеталось сразу несколько цветов, и только. Завесу в тайну ее жизни лишь иногда приоткрывал кот Берлиоз, полностью черный, с яркими зелеными глазами, портреты которого частенько появлялись в блоге. Вот уж чьи подробности личной жизни с подтверждающими рассказы фотоиллюстрациями делались достоянием общественности!
– Что это?! Кто это?! – следом закричала разбуженная Настя. Они слетели с кроватей и как были, в пижамах, выскочили в коридор.
– Что случилось? – выглянул из другой двери Андрей.
– Это не мы кричали, – ответила за обеих Настя.
– Раз не вы и не мы, значит, Геннадий.
Мужчина вышел из комнаты, за ним следом высунул заспанную мордашку Никита.
– Ник, побудь в комнате.
– Андрей, давайте я с ним останусь, – предложила Настя. – А вы сходите с Полиной, выясните, что случилось.
Андрей задержал на ней благодарный взгляд и коротко ответил:
– Спасибо!
Криков больше не раздавалось, но это не успокаивало, а, наоборот, наполняло тревогой. Андрей шел к самой дальней комнате в конце длинного коридора так торопливо, что Полина, стараясь не отстать, почти перешла на бег.
– Надеюсь, с ним все в порядке. Чего он это так дико закричал? – вопрошал, не оглядываясь, мужчина. Полина молчала, боясь строить догадки.
– Геннадий! – постучал Андрей в нужный номер. Прислушался и, не дождавшись ответа, надавил на ручку. – Геннадий, с вами все в порядке?
Он задержался на пороге всего лишь на секунду, а затем решительно вошел. Полина скользнула за ним следом.
Геннадий с выпачканным пеной для бритья лицом стоял посреди комнаты, держа в одной руке бритвенный станок так, словно тот был ножом и он от чего‑то оборонялся.
– Геннадий? – окликнула его встревоженная не на шутку Полина. Молодой человек оглянулся и посмотрел на нее таким диким взглядом, словно не понимал, кто находится перед ним.
– Эй?.. Парень? – Андрей уже тряс Геннадия за плечо, силясь привести его в чувство. – Что с тобой?
– Унесите это! – прохрипел вдруг он, взмахнув станком в сторону ванной. Полина, решив, что он просит забрать у него бритву, протянула руку. Но Геннадий мотнул головой и резко воскликнул:
– Нет! Не это. Там. В ванной. На полке.
Андрей молча вышел из комнаты и уже через пару мгновений вернулся, неся стеклянную бутылку. Обыкновенную, из прозрачного стекла, с вытянутым горлышком. В такие разливали водку. И в самом деле, на бутылку, на дне которой болталось немного прозрачной жидкости, была налеплена криво сидящая и сморщенная, словно ее намочили, а затем высушили, этикетка с названием марки спиртного.
– Он что… один выпил почти бутылку водки? – удивленно воскликнула Полина. Геннадий же при виде «тары» вобрал голову в плечи.
– Выбросьте ее, – проговорил он глухим голосом. Полина с Андреем переглянулись.
– Выбросьте! – закричал Геннадий, срываясь на визг. Андрей кивнул и торопливо вышел из номера, унося с собой злополучную бутылку. И только после того, как он скрылся, Геннадий стал успокаиваться. Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. А когда вновь посмотрел на испуганно замершую неподалеку Полину, улыбнулся. Улыбка вышла жалкой и виноватой.
– Прости. Я не пьян. И не псих. Хотя, кажется, доказал сейчас обратное.
Он потер ладонями виски и тяжело вздохнул.
– У меня… непереносимость алкоголя. Один раз чуть коньки не отбросил от крошечной дозы. Реально чуть не отбросил – с клинической смертью и реанимацией. Увидел эту бутылку и… вспомнил. А нервы у нас с этими приключениями, сама понимаешь, ни к черту.
Геннадий плюхнулся на кровать и жестом пригласил Полину присесть на свободный стул. Сейчас, одетый в ту же мятую пижаму, взъерошенный, с взмокшей челкой, он казался не молодым успешным мужчиной, а мальчишкой, натворившим темных дел и напуганным возможным наказанием.
– Даже валерьянку в каплях принимать не могу, потому что в них есть алкоголь! Понимаешь?
Полина кивнула, но, однако, на стул не присела и оглянулась на дверь. Ее разбирали противоположные чувства: с одной стороны, очень хотелось уйти, но, с другой, неловко было оставлять Геннадия в таком состоянии.
– Я в порядке, – он словно прочитал ее мысли. – Не волнуйся. Прости за такую побудку.
– Этой бутылки действительно не было, или вы ее не заметили?
– Не было. Она стояла на видном месте, я бы увидел раньше. Похоже, ты была права. Кто‑то проворачивает с нами странные шутки. Разобраться бы только кто и ноги повыдергивать.
– Это одинаково могла бы быть как шутка, так и случайность. Уборщица убирала номер, чистила зеркало жидкостью, налитой в бутылку, и…
– Это в тебе уже писательница говорит, – усмехнулся Геннадий и оглянулся на звук открывающейся двери.
– Я в порядке, – ответил он на вопросительный взгляд Андрея. – Мои личные «тараканы». Эй, нам там еще не пора собираться, а? Раз мы уже не спим, можем уйти раньше.
Андрей бросил вопросительный взгляд на Полину:
– Вам как, много времени нужно на сборы?
– Только переодеться. Меньше чем через четверть часа будем готовы.
Договорившись о встрече через пятнадцать минут возле стойки ресепшена, Полина и Андрей покинули номер.
– Странное какое‑то происшествие, – вполголоса проговорила она по пути к их комнатам.
По пути в холл Полине вспомнился вчерашний рассказ Андрея о том, как он с сыном плутали по гостинице и не могли найти нужную лестницу. В какой‑то момент ей подумалось, что они с Настей сейчас тоже спустятся в тупиковый коридор вместо того, чтобы выйти к главному входу. Но дорога оказалась верной. В холле уже ожидали мужчины. Геннадий встретил девушек насмешливо‑многозначительным взглядом, говорящим: «Я так и знал, что женщинам для сборов требуется больше времени». Полина не удержалась и ответила ему легкой усмешкой, намекающей на недавнее происшествие в его номере. «Помню, помню, как ты вопил», – «сказала» она ему. Геннадий неожиданно смутился и отвернулся. «Один‑ноль!» – весело отметила про себя Полина. Молодой человек на этот раз был одет в джинсы и рубашку, поверх которой накинул ветровку. И в такой обычной одежде, со слегка растрепанными волосами он показался Полине куда приятней. С него будто сошло, словно фальшивая эмаль, напускное высокомерие, и обнажились слабости. Слабости и уязвимость в разумных пределах делают человека привлекательней.
Андрей в одной руке держал чемодан, в другой – руку сына. Никита был занят тем, что ел взятое из гостиничного бара печенье. Из кармана его курточки выглядывал красный пластмассовый бампер машины. Полина невольно задержала взгляд на игрушке, и воспоминания о прошлой ночи, к утру показавшиеся уже не такими яркими, вновь напитались красками. Скорей бы покинуть это место и над его загадками поломать голову уже в другой обстановке – дома, за компьютером!
Со вчерашнего дня, казалось, ничего не изменилось: памятник Ленину стоял на месте, указывая рукой все то же направление, флаг на здании администрации слабо трепыхался на ветру, в поселке царствовала все та же тишина, не нарушаемая даже птичьим пением.
– День сурка какой‑то, – пробормотал Геннадий, озвучив мысли остальных.
– Ну что, с какой дороги начнем? – спросил Андрей, обводя взглядом маленькую компанию. – У Полины, кажется, был план дорог.
– Тетрадь куда‑то пропала, – призналась она. – Мы потому и задержались, что искали ее. Так что придется без плана.
– Тогда ничего не остается, как просто двинуться в путь, – скомандовал Андрей и направился к той дороге, которая, как они уже знали, вела в поле.
И здесь все оставалось таким же, как вчера: грунтовая дорога, растрескавшаяся, будто в засуху, петляла между деревьев, пока не привела в безбрежное, как океан, поле.
– И что теперь? – буркнул Геннадий.
– Вперед, – ответил Андрей. – Вчера мы не пересекли поле, и, может, это было нашей ошибкой.
– Там травы по пояс.
– Можете остаться тут или выбрать другую дорогу. Где трава не по пояс, – едко заметила Полина.
Геннадий метнул на нее враждебный взгляд и первым ринулся в поле. Он шагал широко и высоко поднимал ноги, отчего его походка казалась комично‑театральной. Остальные последовали за ним. Последним шел Андрей с сыном на плечах. Длинные травяные стебли связывались между собой, создавая подобие силков, и мешали движению. Полине не к месту вспомнился вчерашний кадр, сделанный Настей, на котором оказались неизвестные личности. Она невольно поежилась и украдкой огляделась, словно боялась обнаружить себя в окружении призраков. Воображение разыгралось, ей уже начинало казаться, что это не стебли травы цепляются за одежду, а костлявые руки невидимок. И когда острый лист осоки оставил на ее руке чуть выше запястья порез, она вскрикнула так громко, что на нее все встревоженно оглянулись.
– Ничего, ничего… Неожиданно просто.
Не объявишь же во всеуслышание, что она в первую секунду вообразила себе, что обрезалась о косу тех, кто невидим. Вдруг ей в голову пришла одна идея. Она нагнала подругу и шепнула:
– Насть, сделай пару кадров.
– Зачем?
– Потом скажу. Просто сними поле в нескольких местах и покажи мне кадры.
Настя вздохнула, сняла с плеча сумку, бросив ее прямо в траву, и расчехлила камеру.
– Не вовремя вы фотосессию затеяли, красотки, – буркнул Геннадий, оглянувшись на щелчки. Настя мстительно навела на него камеру и сняла его крупным кадром. Геннадий сморщил нос и отвернулся.
– Покажи теперь, – попросила Полина.
Подруга послушно пролистала отснятые кадры.
– Девушки, давайте уж фотографии будем на вокзале рассматривать! А еще лучше – в поезде, – поторопил их Геннадий.
– Погодите вы! – отмахнулась Полина. – Пролистай еще раз.
Настя послушно показала повторно отснятые кадры.
– Никого нет. Помимо нас, никого тут больше нет.
– А кто еще должен быть? – пожал плечами Геннадий. Настя без слов нашла вчерашний снимок и продемонстрировала его.
– Ух ты! – с мальчишеским восхищением воскликнул молодой человек и обратился к Андрею, дожидавшемуся всех с Никитой на плечах в сторонке:
– Ты видел?
– Видел.
– Это что же получается, что на поле полным‑полно каких‑то чудовищ – призраков или кого еще там? – обвел рукой просторы Геннадий и заметно поежился.
– Нет тут никого. Сейчас, по крайней мере, – ответила Настя ему.
– Или просто не запечатлелись на фотографиях. Жутко как, а? Брррр, – передернул он плечами.
В тот момент ей даже показалось, будто некто, как в ее последнем романе, украл у нее удачу.
– И по какому поводу траур? – спросил вошедший в тот момент в комнату Юрьев. Полина вытерла слезы и рассказала.
– У нас всего два издательства в стране? – наморщив лоб, серьезно уточнил Игорь.
– Нет.
– Ну, тогда чего ты тратишь время на слезы? Быстро отправляй рукопись по всем издательствам, редакциям и так далее, даже если это будут адреса журналов «Коневодство» и «Рукодельница»!
– А такие есть? – сквозь слезы улыбнулась Полина.
– Не знаю. Это уже ты выяснишь. И вообще, чего слезы льешь? К тебе должен быть другой подход, как‑никак, у тебя целых два изданных романа!
К сожалению, Игорь оказался неправ: удача и правда отвернулась от Полины. Начав свой путь в издательства так легко, она после двух изданных книг испытала на себе все превратности пути новичка. Никто не принимал в расчет «резюме» в два изданных романа. Ее истории не попадали под формат утвержденных серий, открывать новые под неизвестного автора никто бы не рискнул. Мистика была не в моде, с полок сметались романы о красивой жизни с гламурными красотками на обложках. В одном издательстве Полине так и посоветовали – писать не про бытовую магию и ведьм, а про волшебство лейблов и рассекающих на дорогих машинах современных стерв. Отказы сыпались как из рога изобилия. Неудачным считался день, когда Полина получала до восьми отказов за раз. Удачным – когда вообще не приходило ни одного письма. Время шло, список издательств стремился к нулю, от надежды не оставалось даже упоминания. Игорь поначалу поддерживал Полину, а потом, видя такую расстановку сил, уговаривал ее забыть о писательстве навсегда. «Ты же сама видишь! Полина, хватит страдать! Есть у тебя две книги на полке, разве этого недостаточно? Займись лучше делом». «Займись делом» – это прекратить истязать себя несбыточными мечтами и полностью погрузиться в рутинную работу в клинике. И Полина сдалась: начатый роман бросила на первых страницах, в почтовый ящик больше не заглядывала, книги с полки убрала в стол – чтобы не напоминали о провале. Но ощущение некой пустоты внутри так и осталось. Может, если бы ей отказали сразу, а не после публикаций, переживала бы она не так остро? Игорь вон сказал, что самолюбие она уже потешила. Да какое самолюбие! Ей от этого только горше.
За своими переживаниями Полина пропустила первые звоночки другой беды, которая подкрадывалась незаметно, на цыпочках, из‑за спины. У Игоря завелась своя тайна. Он стал задерживаться на работе, а дома почти не уделял Полине время: включал компьютер и погружался в работу, писал статьи, какие‑то письма. И настроение его тоже поменялось, но даже если бы Полина заострила на этом внимание, не смогла бы правильно «прочитать» его. Радует ли Игоря что‑то или тревожит? Полина тем временем погружалась в темень уныния: без придумываемых историй мир для нее стал черно‑белым, как карандашный набросок. Она старалась научиться жить по‑другому – без «историй в голове», не примеряя привлекающих ее внимание прохожих на роли персонажей, не придумывая «жизни» и характеры сидящим напротив нее в метро пассажирам. Ей бы и хотелось писать как раньше, просто для себя, без стремления издаться, но все ее вдохновение разбивалось о чувство осознания бесполезности этого дела.
К унынию добавилось плохое самочувствие, которое Полина поначалу списала на отголоски стресса. И только когда утренняя тошнота стала регулярной, забеспокоилась и сделала тест.
Когда она собралась объявить Игорю о своей беременности, он первым начал разговор. Тот день так и отложился в памяти Полины мелочами и деталями, а все важное ушло, словно вода сквозь решето. Она помнила, какая была погода: с цветом черемухи вернулись майские холода, ветер швырял в окно редкие капли дождя, а отопление уже отключили, и на стылой кухне Полина пыталась согреться, включив газовые конфорки и кутаясь в толстый вязаный свитер. Ей запомнилось лицо Юрьева: эмоции на нем менялись, как узоры в калейдоскопе – от торжественно‑радостного, с которым он вернулся с работы, до виноватого. Она даже помнила свои мысли во время того монолога Игоря, отчеркнувшего ее старую жизнь от новой: почему‑то ее вниманием всецело завладел пожелтевший угол, и думала она, что надо бы побелить потолок. Только слова Игоря не касались ее сознания: губы его шевелились, а звук словно выключили поворотом ручки. Как так вышло, что весь долгий монолог прошел мимо ее слуха, что за феномен тогда приключился? Может, защитная реакция ее сознания, почувствовавшего недоброе с самого начала?
– Полина, надеюсь, ты меня поймешь, – прорезалась наконец‑то сквозь вакуумную тишину единственная фраза.
– Я тебя всегда понимала, – ответила она машинально.
– Вот и славно! – повеселел Игорь и, хлопнув ладонями по обтянутым костюмными брюками коленям, встал. – Билет мне уже заказали, паспорт…
– Ты что, уезжаешь? – удивилась она. Юрьев вытаращился на нее так, словно волосы Полины внезапно стали оранжевого цвета.
– Ты что, меня не слышала? – изумленно спросил он. Она виновато потупилась.
– Я сказал, что меня переводят работать в Америку, – сердясь, повторил Игорь. – И я тебе полчаса расписывал все перспективы этой работы, и то, как сложно было получить этот перевод, что выбирали между несколькими сотрудниками нашего института. Я не хотел ничего говорить заранее, пока все не решится. В общем, я уезжаю работать в Штаты.
Когда ей позвонили, Полина подумала, что это Игорь, и решила не брать трубку. А еще лучше совсем отключить телефон, чтобы ее не беспокоили. Но когда увидела высветившееся имя звонившей, тут же ответила на вызов.
– Полина! – раздался в трубке голос Насти – солнечный, радостный, как она сама. – Я прочитала твои романы! И, знаешь, не утерпела, решила тебе позвонить и лично сказать, как они мне понравились.
Слушать здесь, в унылой обстановке, восторги и благодарности Анастасии было так необычно, будто этот звонок волшебным образом неожиданно перенес Полину в другой мир, в котором все играет красками, ослепляет солнечными бликами, переливается перламутровым блеском. Но Полина чувствовала себя в этом мире, в котором жила еще так недавно, совершенно чужой, черная туча случившегося поглотила жизнерадостную синеву неба и заслонила солнце. И первые слезы – предвестники грозы и ливня – покатились по щекам в тот момент, когда Настя сказала, что провела две бессонные ночи, не в силах оторваться от книг.
– Когда будет продолжение? – спросила девушка.
– Никогда, – ответила Полина и разрыдалась. Ей было стыдно, она пыталась объяснить растерянно замолчавшей собеседнице, что слезы – это ее временный срыв, извиниться, но никак не могла успокоиться и произнести хоть пару слов. Наконец‑то ей удалось сказать, что она находится в больнице.
– В какой? – деловито спросила Настя, не уточняя адреса, не спрашивая, что случилось. Полина назвала.
– Хорошо! – ответила Настя и попрощалась.
Она приехала меньше чем через час и привезла с собой солнце. Из огромного пакета, который Настя взгромоздила на тумбочку, на свет появились фрукты, пирожные, купленные во французской кондитерской, и большой конверт.
– Как тут уныло! – сказала гостья, критичным взглядом оглядывая стены. – Я так и знала…
Последней из пакета она извлекла бобину прозрачного скотча.
– Что ты собираешься делать? – удивленно спросила Полина, приподнимаясь на кровати.
– Скрашивать твое печальное пребывание тут, – уверенно ответила гостья и зубами оторвала кусочек липкой ленты. Через десять минут участок стены, который попадал в поле зрения Полины, был украшен различными фотографиями. Залитые солнцем пейзажи, Берлиоз с уморительными выражениями на усатой морде, улыбающаяся Полина во время той фотосессии и сама Настя с камерой в руках, улыбающаяся в зеркало – автопортрет.
– Ну вот, кажется, все. А пирожные съедим вдвоем! Я жуть какая голодная, не успела поужинать.
Они ели пирожные и грызли зеленые яблоки. Полина спокойно, без слез, а где‑то даже с улыбкой, рассказывала новой подруге обо всем, что приключилось с ней, начиная от отказа из издательств и заканчивая подслушанным разговором.
– Книги продолжишь писать, а как сделать твои замечательные истории доступными для читателей, придумаем. Юрьева – отправить далеко и надолго, в Америку, – чеканила уверенно Настя. – С квартиры немедленно съехать, вернуться туда лишь за вещами.
– Куда съехать?
– Ко мне, – припечатала Анастасия. И после недолгих протестов Полина согласилась, правда, на условии, что это лишь до тех пор, пока она не подыщет себе квартиру.
– Да живи сколько хочешь! Я все равно одна, – сказала Настя, и в ее беззаботном голосе впервые прорезалась горечь. – Не считая Берлиоза, конечно.
Юрьев уехал в Америку, пообещав Полине часто писать и при первой же возможности сделать ей вызов. А у нее не нашлось сил сказать ему, что между ними все кончено.
Настя выделила Полине комнату‑«студию», которую за те дни, что Полина находилась в больнице, успела оборудовать в симпатичное жилище.
– Вот здесь ты напишешь тот роман, который тебе откроет двери во все издательства! – уверенно сказала Настя, показывая гостье уголок с небольшим столом и украшенной фотографиями стеной.
– Если тебе не нравятся эти работы, я повешу другие. Если совсем не хочешь, уберу. Может, ты желаешь тут для вдохновения повесить постер любимого певца или актера – откуда я знаю? Так что вперед, без стеснения!
Полина рассмеялась и уверила хозяйку, что ей очень нравятся фотографии, которые выбрала Настя, а постеры с певцами и актерами она никогда не собирала.
– Моей музой станет Берлиоз, – добавила она, почесывая за ухом тершегося о ее ногу кота.
– Тогда пусть он намурлыкает тебе много сюжетов!
– Сколько я тебе должна за проживание? – прямо спросила Полина, которая не любила быть обязанной. Этот вопрос она собиралась решить сразу.
– Возьму дорого, – серьезно ответила Настя. – Как видишь, я тут постаралась обустроить уютное гнездышко.
– Сколько? – повторила Полина, потому что хозяйка сделала паузу, словно не решаясь озвучить сумму.
Казалось, полю конца не будет, пришлось сделать короткий привал, во время которого почти все высказали сожаление, что отправились в дорогу, не подкрепившись.
– Может, там для нас опять столы накрыли, – мечтательно проговорила Настя, на что Геннадий раздраженно буркнул:
– Предпочитаю пообедать позже, но подальше от этой дыры.
– Ну что, идем? – скомандовал Андрей, усаживая себе на плечи закапризничавшего сына. – Никита, потерпи немного, скоро все закончится!
– Я есть хочу!
– Мы все хотим, но надо подождать. На станции я обязательно тебе что‑нибудь куплю!
– И машину?
– У тебя уже есть новая машина! – теряя терпение, сказал Андрей. Полина покосилась на мужчину с сочувствием: путь и так непростой, с сумками и через неровное поле, а еще нужно и ребенка нести.
– Я еще одну хочу! Синюю! Ты обещал!
– Обещал, если ты не будешь капризничать. Когда приедем домой.
– Когда мы приедем домой?
– Скоро, Никита, скоро! – уже не скрывая раздражения, ответил Андрей. – Слушай, Ник, давай ногами, а?
– Не хочу! Трава колется!
– Никита, а ты знаешь, что в траве прячется целый город, в котором живут такие, как мы, человечки, только маленькие? – спросила Полина, нагнав их.
– Какой город? – заинтересовался мальчик.
– А вот такой – как настоящий! С домиками, машинами, парками. И живут в нем человечки…
– А мы на них сейчас наступаем, да?
– Нет, конечно, Никита! Это волшебный город: когда кто‑то идет через поле, все дома, машины и человечки прячутся. Иди сюда, я тебе расскажу!
– Сказочница, – громко хмыкнул Геннадий. Андрей снял с плеч изъявившего желание идти теперь с Полиной сына и посмотрел на нее с огромной благодарностью.
– Давайте я понесу вашу сумку, – великодушно предложил он.
– Спасибо, Андрей. Я справлюсь, – отказалась Полина, беря мальчика за руку.
Еще полчаса пути, и их усилия оказались вознаграждены: поле закончилось, и перед ними оказалась широкая земляная дорога, огибающая узкую полосу лесопосадки.
– Юх‑ху! – издал ликующий клич Геннадий и даже подпрыгнул от радости. – И почему мы вчера поле не перешли?
Приободренные путешественники зашагали уже дорогой, поднимая небольшие облачка пыли, которая оседала на их обуви коричнево‑серым налетом.
– Может, по этой дороге еще и машины ездят! – мечтал Геннадий. – Тогда поймаем попутку.
Но за все время пути, а прошагали они добрый час вдоль полей и островков леса, им не встретилось ни одной машины, ни одного путника.
– Такое ощущение, будто мы одни на всем белом свете, – высказала предположение Настя.
– Глобальная катастрофа: от неизвестного вируса вымерло все население, остались лишь мы! – начал фантазировать Геннадий. – Наша задача – не заразиться вирусом и не попасть в руки мутантов с косами. Продержаться на зараженной планете до тех пор, пока не прибудет помощь с планеты Альфа Бета в виде зеленых человечков. Сказочница, как тебе такой сюжет?
– Шаблонный, – ответила Полина. Никита продолжал идти с ней за руку и задавать вопросы про «травяной город».
– Почему? – бросился на защиту своих идей Геннадий и даже приостановился.
– Шаблонный – часто используемый. В тех же американских блокбастерах хотя бы.
– А тебе, значит, не нравится американская киношка? – спросил Геннадий с ревнивыми интонациями, которые выдали в нем любителя подобных фильмов.
– Ну почему же не нравится… Смотрю! Но сюжет про глобальную катастрофу, вымершее от неизвестного вируса население и зеленых человечков слишком уж избит.
– Придумай новый! – закинул удочку Геннадий. – Вон как про травяной город загнула, даже я заслушался.
– Значит, подслушивали?
– Так и вы не шептались, – поддел он ее. И, усмехнувшись, добавил: – Давай уж ко мне на «ты»? А то прям как к старику – «вы» да «вы». Мы ж ровесники!
– Как хочешь, – спокойно ответила Полина и отпустила запросившегося к отцу Никиту.
– Давай, писательница, выдвинем все версии! Идти‑то скучно.
Настя оглянулась через плечо и заговорщицки улыбнулась. Полина сделала вид, что не заметила ее знаков. Она разговаривает с Геннадием только потому, что идти и правда скучно. Хотя ей никогда наедине с собой скучно не бывает. Но отвязаться от парня, приставшего, как репей, не так просто. Ладно, пусть. Они поговорят, и только.
Еще минут через двадцать дорога сделала крутой вираж и вывела их к двухэтажной кирпичной постройке.
– Ну вот, наконец‑то мы куда‑то пришли! – обрадованно воскликнул Геннадий. Даже увлеченный разговором с Полиной, он не забывал думать о главной цели их пути – выйти на станцию. – Сейчас спросим дорогу и…
– Мне кажется, это вряд ли удастся, – мрачно перебил его Андрей. – Мы пришли обратно.
– Что за черт?! – выкрикнул Геннадий и в отчаянии совсем по‑женски всплеснул руками. – Ты уверен?!
Полина первой вошла в номер и замерла на пороге, предупредительно подняв руку. Настя остановилась за спиной, выглядывая из‑за ее плеча, ради чего ей пришлось встать на цыпочки.
– Что там?
– Тс‑с.
– Тебе что‑то послышалось?
– В ванной будто вода шумит. Слышишь? Эй, есть тут кто?
Подождав пару секунд, Полина поставила сумку на пол и решительно направилась в ванную, Настя устремилась за ней, но по пути остановилась и дернула подругу за руку:
– Смотри.
Уходя из номера, они оставили постели незаправленными, сейчас же обнаружили обе кровати аккуратно застеленными, со стопкой свежих полотенец на желтых покрывалах.
– Это просто… не знаю, как объяснить, – прошептала Полина, беря подругу за руку. – Самое разумное и менее пугающее: мы и правда в каком‑то шоу, и нас снимают скрытые камеры. Другие версии даже боюсь выдвигать.
– Здесь кто‑то есть. В гостинице. Но почему‑то скрывается. Поселок кажется безлюдным, но я уверена, что он населен. Мы же собственными глазами видели в ту ночь, когда селились, администратора за стойкой и горничную!
– Ночью, ночью, – пробормотала Полина, морща лоб, словно о чем‑то думая. – Мне кажется…
– Ой! Вот и твоя тетрадь нашлась! – воскликнула, перебив ее, Настя и ринулась к столу. Но вдруг резко отшатнулась, словно увидела нечто ужасное, и тихонько вскрикнула.
– Настя? – встревожилась Полина.
– Иди сюда, – глухим голосом позвала та. – Это ты написала?
– Что? – Полина заглянула в раскрытую тетрадь и тихо прошептала: – О господи…
На чистых страницах, на целый разворот, печатными буквами оказалась выведена надпись: «Выхода нет!»
– Я это не писала, – тихо проговорила Полина, беря в руки тетрадь с такими предосторожностями, будто листы той могли оказаться отравленными. Сев прямо на девственно застеленную кровать без единой морщинки, она перевернула страницу.
– Вот это я написала ночью… А вот нарисовала дороги, по которым мы вчера прошлись. Со всеми препятствиями, не дающими нам выйти. Вот эта дорога обрывается рекой. А вот эта, как и сегодняшняя, ведет обратно в поселок… Получается, что выхода на самом деле нет. Но так же не может быть, правда?
Она подняла на Настю глаза, в которых читался не столько вопрос, сколько желание того, чтобы опровергли ее слова и дали надежду. Анастасия вздохнула и сказала:
– Покажем тетрадь Андрею. Что‑то мне подсказывает, что скоро Геннадий опять присоединится к нам.
– Лучше бы ты этого не говорила. Если он со своим упорством не сможет отсюда выйти, это лишь докажет безвыходность ситуации.
– Безвыходных ситуаций не бывает. Идем, Полина. Нас ждут Андрей с Никитой. Сдается мне, день будет долгим.
Полина кивнула, прошла в ванную и прикрыла кран. Когда она вернулась, увидела, что подруга перекидывает через шею ремень чехла, в котором хранилась камера. Видимо, зная, что в их номер кто‑то заходит, не отважилась оставлять дорогую камеру без присмотра. Но Настя, перехватив взгляд подруги, пояснила:
– Ты мне дала отличную идею с фотографиями. Вдруг на снимках окажется то, что мы простым глазом не видим.
– Не уверена, что мне бы это хотелось видеть, – проворчала Полина. Но, однако, согласилась с тем, что идея может оказаться полезной.
– Мы обязательно отсюда выйдем, – сказала Настя так торжественно, словно произнесла клятву. – И не с такими ситуациями справлялись.
В тот день Настя бежала из школы так быстро, как никогда, предчувствуя что‑то необычное. Нет, бабушка не говорила, что день будет особым, но Настя, отличавшаяся наблюдательностью, сама «вычислила» по неуловимым для кого‑то признакам его незаурядность. Бабушка сегодня нарушила утренний ритуал и вместо того, чтобы читать молитвы в «святом» уголке своей комнаты, пока внучка умывается, спозаранку заперлась на кухне и что‑то там творила. Насте нравилось слово «творить»: оно было таинственным, магическим, как в волшебных сказках. Девочка различала, когда бабушка просто готовит, а когда «творит»: из ее действий исчезал обычный шум – грохот сковородок и кастрюль, бренчанье ложек и вилок, звяканье стеклянной посуды. Когда бабушка творила сложное блюдо, она становилась куда мягче, плавней и осторожнее в движениях, помешивала ли что‑то в глубокой миске, взбивала ли яйца, ставила ли сковороду на плиту. Без спешки, отдаваясь процессу целиком, а не выполняя действия механически. В такие моменты с нею даже нельзя было заговаривать.
Настя умылась и тихонечко проникла на кухню. Бабушка, освободив стол и оставив на нем только стакан с какао и бутерброд на тарелке со стороны, где обычно завтракала внучка, раскатывала толстый блин желтоватого теста. Смесь запахов опары и жареной начинки только подтверждала знаковость дня: бабушка затевала этот пирог лишь по особым случаям. Настя заняла свое место и принялась за завтрак, не сводя взгляда с завораживающе ловких движений рук, то взбивающих колобок теста, то двигающих туда‑сюда скалку.
Другой приметой необычности дня стало то, что бабушка приготовила внучке в школу «парадную» юбку‑плиссе, которую Настя хоть и находила красивой, но не любила из‑за быстро мнущихся складок. Попробуй разложи правильно подол, когда усаживаешься в школе на стул! Но спорить каждый раз с бабушкой она не решалась, потому что эта юбка, как и пирог по фирменному рецепту, относилась к особым приметам. Когда Настя уже причесывалась в ванной, пришла бабушка, взяла деревянный гребень с толстыми зубьями и сама расчесала ее густые волнистые волосы. А затем вместо обычной косы заплела их в сложный «колосок».
Андрей с Никитой уже ожидали их в столовой за тем же столиком, что и накануне.
– Все то же, что и вчера, но свежее, – прокомментировал Андрей, указывая взглядом на лотки с едой. Полина взяла чистую тарелку, но Настя вдруг, миновав ряд столов, направилась к видневшейся в противоположном конце зала двери. По пути она расчехлила камеру и сделала несколько снимков, направив объектив на стойки с едой, в пустой угол, а затем сфотографировала зал. Полина шепотом пояснила Андрею, для чего все это.
– Хорошо бы еще скинуть снимки в ваш компьютер и как следует рассмотреть тот, на котором видны люди, – ответил он, ставя перед сыном тарелку с гречневой кашей и омлетом. Никита, мельком окинув горку рассыпчатой крупы, скривился и заявил, что желает завтракать печеньем. Андрей твердо заявил, что печенье будет только на десерт. Никита закапризничал. Отец вздохнул, наклонился к сыну и принялся что‑то ему вполголоса говорить. Полина поставила тарелку на стол Андрея и отправилась к Насте.
– Ну что? – спросила она. Взгляд скользнул по помещению, отметив пару работающих промышленных холодильников и корзину с немытыми фруктами, поставленную на отдельный небольшой стол.
– Да пусто! Хотя все оставлено так, будто помещение покинули минут десять назад. Холодильники работают, продукты в них, похоже, свежие. Я даже глянула даты на пакетах с молоком: сегодняшнее.
– Сегодняшнее? – переспросила Полина. – Получается, сюда кто‑то еще и привозит продукты с фабрики, которая должна находиться поблизости. И этот завоз был утренним.
– Молоко могли разлить и вчера, но даты проставить сегодняшние. Не знаешь, что ли, как это может делаться? – пожала плечами Настя. – Но ты права в том, что продукты должны были привезти. Как – мы это не видели, потому что искали дорогу.
– Привезти и разгрузить продукты – это тебе не тетрадь подкинуть… Скорей всего, это и правда сделали в наше отсутствие. Есть тут что еще интересное?
Они прошли в соседнее помещение и увидели две огромные плиты. Огонь зажжен не был, но поверхность одной из плит оказалась теплой.
– Как они все успевают делать? Приготовить незаметно, накрыть столы и… спрятаться? – спросила, наводя на плиты камеру, Настя.
– Если мы это узнаем, то, думаю, и из поселка сможем выйти.
– А тебе не кажется, что нас могли взять в плен? В свете той записи в тетради, прозвучавшей не то как угроза, не то как предупреждение. Обращаются с нами пока неплохо: кормят и номера убирают. Но что будет дальше – неизвестно.
– Да я уже и не знаю, что думать, Настя. Эта мысль мне тоже приходила в голову. Ладно, пошли к Андрею, покажем ему тетрадь. Кстати, надо снимки с камеры перекачать в мой компьютер и как следует рассмотреть.
Они вернулись за стол, за которым Никита уже как ни в чем не бывало, без капризов, что‑то оживленно рассказывая отцу, наворачивал десертной ложкой гречневую кашу и запивал ее молоком. Андрей поднял вопросительный взгляд на присевших за столик девушек, и Полина кратко пересказала ему разговор, а затем продемонстрировала тетрадь.
– Вот что я думаю: либо мы опять идем всеми теми дорогами, которые прошли вчера, и пытаемся отсюда выйти методом тыка, как Геннадий. Либо пытаемся разобраться во всем. И, исходя из того, что нам откроется, искать выход.
– Поддерживаю, – сказала Полина. – Второе мне кажется более верным.
– Значит, начнем с исследования поселка и поиска тех, кто тут обитает.
– Мы с Настей можем это сделать вдвоем, – предложила Полина, бросив взгляд на подругу, которая уже успела занять мальчика разговором. – А вы с Никитой отдохните: мальчик хоть и чемпион, но все же ребенок.
– Я вас одних не отпущу, – не согласился Андрей. – Мы находимся в незнакомом месте, в котором непонятно что происходит. Как я вас, девушек, отпущу одних?
– Вот именно потому, что мы не знаем, чего ожидать, лучше не вмешивать в поиски вашего сына, – строго возразила Полина. Настя усмехнулась и поспешила вмешаться:
– Андрей, вы можете идти вместе с Полиной, а я посижу в номере с Никитой. Мы с ним, кажется, нашли общий язык.
– О! – обрадовался мужчина. – Так и поступим.
После завтрака Настя увела мальчика в номер, а Полина с Андреем вышли на улицу.
– Чувствую себя героиней фильма «День сурка», – сказала она, переводя взгляд с памятника Ленину на дорогу.
– Пусть лучше будет «День сурка», чем «Другие», – отозвался мужчина.
– Думаете, мы ехали в маршрутке, попали в аварию и уже… того? – спросила Полина, за усмешкой постаравшись скрыть то, что ей стало не по себе.
– Надеюсь, что нет. Всему происходящему найдется объяснение. Вы ваши книги тоже не оставляете без развязки? Не читал их, но, обещаю, если выберемся из этой передряги, куплю и прочту!
– Мне не нравится ваше «если»…
– Да, прозвучало как‑то безнадежно. Вы правы. Когда мы выберемся…
– Вот, это уже лучше! – улыбнулась Полина и махнула рукой в сторону здания администрации. – Предлагаю начать оттуда. Оно мне кажется более оживленным. Развевающийся флаг внушает надежду.
Андрей согласился, и они поднялись на крыльцо. Полина опасалась, что здание администрации окажется закрытым, но стоило ей лишь толкнуть выкрашенную в белый цвет дверь, как та поддалась.