Канун праздника Комоедица, замок Великого Князя Вацлава, Столица
— Ты весь в крови. Снова.
И что ему, Велес[1] всё порази, нужно сделать? Станцевать?
Наверное, на такое заявление стоит что-то ответить. Ради приличия. Только… что?
«Это моя работа, Зоран» – нет, не подходит. Лучший друг и без того знает, что он – Дамир Великоземский, молодой князь, первый наследник престола – игрушка-солдатик собственного отца, выполняющий любой указ папаши-психа, которого хлебом не корми, только приноси вести о мёртвых сущниках.
«Зоран, не нуди!» – так тоже нельзя. Он же, всё-таки, переживает. Вон как сверкают серые глазища, а бурые кучерявые волосы растрёпаны в разные стороны, будто бешенство подхватил, в самом деле. Разве что пены изо рта не видно. Пока что.
«Где кровь? Это сок клюквы…» – да, бестиям всё на съедение, какая клюква?! Зоран Береглез же не идиот! Хотя… местами, конечно, он совершенно не блещет умом.
Дамир приглаживает волосы окровавленной ладонью, не сводя уставшего взгляда с друга. Тот морщится, будто на его глазах что-то умерло и разложилось за несколько секунд.
— Фу, боги! — Зоран с отвращением осматривает красный цвет, небрежно окрасивший светлые медовые волосы. — Дамир, через пару часов празднество, а ты к следующему Солнцевороту вряд ли отмоешься.
Дамир усмехается. Ему и к следующей жизни не отмыться. Он лениво окидывает взглядом комнату, а затем падает на тахту, не заботясь, что под его весом жалобно смялся тёмно-синий кафтан, расшитый золотом. Плевать. Задерживает взгляд на робком танце огня в свечи. В покоях они всюду: на подоконниках, высоких фигурных подставках, книжных полках, дубовом комоде и прикроватных тумбах. Собственно, как и в замке. Сегодня был день Весеннего Солнечного Излома[2], а, значит, княжество Великих Чёрных Земель готовилось к традиционному празднику – Комоедице[3]. Немудрено, что даже в тёмном уголке замка было светлее, чем днём – сегодня никто не собирался спать. А вот праздновать и ждать благословения от Бога Велеса – ещё как! Обряды, комы[4], игрища, танцы до упаду и, конечно, сжигание чучела богини Мораны[5] (которую, по большому секрету, предавали огню с особенным удовольствием) – всё это должно произойти сегодня. В день, когда Дамир выстоял в очередном сражении.
— Зоран, тебя слишком много, — безэмоциональности молодого князя можно только позавидовать. — Подай блокнот и перо.
— Я похож на гонца?
— Ты похож на идиота.
— Сколько?
Зоран внимательно наблюдает за тем, как друг поднимается, подходя к письменному столу. Не нужно расшифровывать вопрос, чтобы понять о чём речь: скольких он убил. Дамир потирает пальцы левой руки – словно втирая оставшуюся кровь сущников в кожу. Может, когда-нибудь он отравится ею.
— Тридцать.
— Достойно для Чистильщика.
Молодой князь не оборачивается, вглядываясь в горящие огни за окном. Где-то там, вдалеке, словно хвост русалки, изгибается Чёрная река. При свете дня её можно заметить с этого самого места, на котором стоит Дамир. На самом деле, реку видно с любой точки замка – Князь Вацлав Великоземский постарался на славу.
«Достойно для Чистильщика». Но недостаточно, чтобы Великий Князь стал гордиться им. Недостаточно, чтобы умаслить его чёрную душу. Недостаточно, чтобы прекратить истреблять сущников.
Сколько Дамир помнил себя – столько мир разделялся на чистых, сущников и бестий. К первым посчастливилось относиться ему. Чистым считался каждый, кто не делил своё тело с магической сущностью. Князь Вацлав положил всю свою жизнь на истребление сущников (или, как их называли, «грязных») и возвышение чистых в своём княжестве. Такую же политику он вёл и с князьями трёх оставшихся княжеств – Землями Восходящих Светил, Большим Торговым Путём и Княжеством Солёного Моря. Авторитет Вацлава был настолько велик, что его боялись, поддерживали и шли за помощью. Поэтому бестии, обделённые сознанием, дохли, как мухи. Поэтому сущникам оставалось только скрываться и молиться своим богам. К слову, богиня Морана (чучело которой будет ярко полыхать сегодня) не слишком помогла своим магическим сущностям. Где она была, когда Князь Вацлав с особенной яростью истреблял водных сущниц? Русалок Чёрной реки? Когда отрезал им волосы и плавники? Когда выжигал глаза и вырезал голосовые связки? Когда некогда изумрудные воды реки Русалин Зов затянулись чёрной кровью? Богини не было. Князь Вацлав победил. А молодой князь Дамир вырос его правой рукой. Генералом Чистильщиком, как прозвали его в деревнях, сёлах, градских областях и княжествах.
Так, считал ли Дамир себя достойным? Хороший вопрос.
— Хочешь напьёмся сегодня? — голос Зорана выводит молодого князя из мыслей.
— Ты же знаешь, что Вацлав три шкуры с меня сдерёт, — хмыкает он.
— Береги свои шкуры, — тихий смех лучшего друга заставляет губы Дамира дрогнуть в лёгкой улыбке. — Но мы можем напиться и здесь.
Дверь с шумом распахивается. Дамир резко оборачивается, вытаскивая из портупеи на бедре кинжал, а следом – детский крик полощет по ушам.
— Перун[6] тебя разрази! — вошедший младший брат резко хватает маленькую девчушку, прижимает к себе и закрывает ей глаза.
— Идан, если я открою глаза, он станет обычным? — тихо шепчет белокурая малышка.
— Сильно сомневаюсь, Еся.
Дамир показательно закатывает глаза, убирая кинжал, а затем почёсывает щёку, соскребая ногтями с кожи запёкшуюся кровь.
— Я, кажется, говорил тебе, маленькая княжна, что ко мне всегда нужно стучаться, — голос Дамира тих и нежен.
Он бы хотел сорваться к младшей сестре, сесть перед ней на колени и попросить посмотреть на него… Да только… нежная шестилетняя душа ушла бы в пятки. Определённо точно. Потому он стоял на прежнем месте, медленно переводя взгляд с друга на двадцатилетнего брата. Идан, недовольно поджав губы, присаживается перед девочкой на одно колено, разворачивая на себя.
Три месяца назад, Приречная область, родовое поместье Загряжских-Сирин
Мороз щиплет щёки. Ледяной воздух колет лёгкие. Вельмира могла найти ещё с сотню причин, за которые зиму можно ненавидеть, но… Она любила зиму по самой простой причине – снег. Замёрзшая вода была всюду и, сама того не зная, облегчала жизнь юной девушке.
На территории, прилегающей к поместью, всегда было шумно. Вельмира не могла знать наверняка, но ей казалось, что в остальных областях всё совершенно по-другому. Здесь же – можно дышать полной грудью. Ощущать кожей детский смех и спокойную атмосферу. Конечно, исключая редкие моменты, когда к ним приезжал князь Вацлав с визитом, или его старший сын – молодой князь Дамир. Ни с первым, ни тем более со вторым, Вельмира старалась не общаться. Обходились кроткими улыбками и приветственными поклонами. Из всей княжеской семьи Вельмира по-настоящему прикипела только к одному человеку – Идану. И то случайно. Каждый княжеский приём всегда вызывал в Вельмире отторжение, ровно до тех пор, пока она не нашла достойного собеседника, который волей богини Мораны, оказался Иданом Великоземским. Их дружба зародилась, когда они были лишь несмышлёнными четырёхгодками (но не будем лукавить, малышке Вель было достопочтенных пять) и продолжалась уже шестнадцать зим. Идан часто заезжал к Загряжским-Сирин, а ещё чаще – рисовал у них. Таким образом, именно в доме Вельмиры у него появилась своя художественная комната и жуткая, почти щенячья, привязанность к девушке.
— Вель, храни тебя Морана, я же просила подождать меня! — запыхавшаяся девчонка невысокого роста ловко хватает девушку под локоть, пытаясь устоять на скользких подошвах зимних красных сапожек. Красная утеплённая юбка-солнце путается между ног, явно рассчитывая утащить обеих в объятия сугроба.
— Всё в порядке, Айка, вокруг много воды, — тихо улыбается в ответ, сверкнув зелёными глазами, цвета болотной ряски.
Айка недовольно сдувает со лба тёмную кучерявую прядь, выбившуюся из-под пёстрого платка, а затем щурит почти чёрные глаза, внимательно всматриваясь в ту сторону, куда всё это время смотрит подруга. Да, людей, действительно, много. И это проблема.
— Ну-ка, посмотри на меня! — командным тоном выдаёт Айка, подмечая, как Вельмира, с присущей ей грациозностью, поворачивается и смотрит точно глаза. — Умница.
— Я же говорю, всюду вода, не стоит беспокоиться, — Вель растягивает губы в широкой улыбке, отчего Айка невольно любуется ямочками на щеках.
Ведь Вельмира не осознавала насколько она красива. Бледноватая кожа, яркий румянец на щёчках – поцелуй мороза, коралловые губы с белоснежной улыбкой, очаровательные ямочки на щеках, а глаза… в её глазах искрился солнечный день в лесу, переливалась яркая болотная ряска в закатных лучах. Но Вельмира не могла всего этого знать, только по рассказам самой Айки, которые, к слову, считала сильно преувеличенными словоохотливостью подруги. Вельмира Загряжская-Сирин на протяжении всей своей жизни, у всех на виду, носила несколько тайн, вернее: одну, вытекающую из другой…
Драган Загряжский-Сирин не имел права отступать. Так же, как и не имел права умереть. Всё, что он делал последние тридцать лет – учился выживать под правлением Князя Вацлава. Самое страшное, никто не помнил, как было раньше (и было ли вообще). Нескончаемая война с сущниками и бестиями окончательно затуманила рассудок. Армия Князя вошла в Приречную область месяц назад. Ровно в тот день, когда жена Драгана – Златоцвета – потеряла новорождённого ребёнка. Словом, злополучный день разделил жизнь Драгана на «до» и «после». Жена заперлась в детских покоях, отказываясь с кем-либо говорить, а Драган, ведомый странным желанием хранить всё в тайне, приставил к жене – Владлену Гиблую – гадалку-кочевницу из клана Гиблых. Драган натурально рисковал жизнью, прося помощи у тех, на кого охотился вместе с Вацлавом.
Но, честно сказать, выхода у Драгана не было никогда. Всю свою жизнь он нёс клеймо изменника. Он – глава старейшего рода Загряжских-Сирин, втайне от Князя, помогал водным сущникам Приречной области. Все они знали, к кому нужно обратиться, чтобы их укрыли, накормили и, на худой конец, помогли восстановить остатки магических сил. Он уже добрых двадцать лет укрывал в своих лесах клан кочевников-друидов хозяина Лукаа Гиблого. Вероятно, потеря новорождённого ребёнка была карой за его деяния, но Драган не мог искренне склонить голову перед сумасшедшими идеями Вацлава, не мог истреблять сущников, особенно, когда они не несли опасности, а, наоборот, соединяли людей и Великих Богов с помощью магии.
Драган понимал, водить Вацлава за нос бесконечно он не сможет, но точно знал, что сегодня – день не его казни. Сегодня – день исполнения мечты князя. День, когда река Русалин Зов стиралась с карты княжества.
Оглушающие вопли и запах разложения стоял на много вёрст вперёд. Драган смотрел и не мог поверить в то, что он тоже прикладывает руку к истреблению водных сущников. Вацлав по истине сошёл с ума. Несколько лет назад он нашёл подземный грот, в котором концентрировалась магия реки. С тех пор на том месте возвышался замок, а глубоко внизу, в недрах земли, куда можно проникнуть лишь со знаниями Вацлава, лучшими алхимиками велась работа по «вытравливанию» магии. По крайней мере, так передавали слухи. Сам Вацлав говорил скользкое: «У меня всё под контролем». Проверить – существует ли грот на самом деле – не представлялось возможным.
Боги свидетели тому, что творил Вацлав под землёй, но сегодня русалки самолично вышли из воды – измождённые, отравленные, почти мёртвые...Драган старался, видит Морана, старался причинять им как можно меньше боли. Он отточенными ударами дарил мгновенную смерть, в то время как остальные солдаты мучили, избивали... насиловали. Загряжский-Сирин видел на своей стороне больших монстров, чем тех, кого «нужно» убивать.
— Драган! — обезумевший голос Вацлава заставляет пальцы Драгана вцепиться в поводья.
— Так, значит… все слухи оказались правдивыми? — грозный голос Драгана Загряжского-Сирин прокатывается по обеденной.
Господин Приречной области выглядел так, будто собирается отдать кусок мяса на казнь, а не трапезничать с семьёй. На самом деле – Драган всегда выглядел смертоносно-красивым. Почти все считали, что Вельмира пошла внешностью в отца (хотя, это и было чистой случайностью). Тёмно-зелёные глаза с особой внимательностью оглядывали дочь, пытаясь понять: точно ли она всё поняла правильно? Чёрные, как самая кромешная ночь в году, волосы рассыпались по плечам, а другая их часть была аккуратна собрана на затылке в хвост. В жгучей черноте серебристыми паутинами мерцала старость. Несмотря на возраст, Драган оставался исключительно красивым человеком, при виде которого даже молодые барышни сворачивали головы. Правда, ими он не интересовался. Мир Драгана всегда концентрировался на серебристых глазах жены Златоцветы. И пусть для многих она обладала довольно обычной (в сравнении с мужчиной) внешностью, для Драгана – она являлась произведением искусства. Перед глазами Вельмиры всегда жила искренняя и пламенная любовь родителей. Поэтому на меньшее она никогда бы не согласилась. До вчерашнего дня.
— Дорогой, аккуратнее с приборами, — спокойный голос Златоцветы служит спасительной водой, способной погасить разросшееся пламя.
Госпожа Приречной области элегантно поворачивает голову на мужа, слегка кивая на его руки, которые с силой сжимали столовые приборы. Вельмира едва заметно подкусывает губу. Пожалуй, батюшка мог похвастаться властью над областью, когда как матушка – над ним. Вот и сейчас Драган, глубоко вздохнув и выдохнув, откладывает приборы в сторону, дабы не погнуть их.
— Так утверждает Стефан, — Вельмира спокойно отвечает батюшке, поднося к губам вино и делая глоток. — Они годами искали источник, ты это знаешь. Погибло много сущников, что тоже не укрывается от тебя. Их последняя вылазка не прошла без жертв. Но ты и без меня в курсе этого.
— Я слышу в твоём голосе укор, моя душа?
— Да, батюшка. Ты мог бы больше рассказывать мне о…
Говорить со старшими в доме на «ты» - наказуемо во всех областях. Вельмиру долго и упорно учили обращаться к родителям на «вы», но только тогда, когда в помещении находились посторонние люди.
— Смертях? — Драган щурит глаза, сдерживая волну накатившего раздражения.
— Немедленно прекратите разговаривать друг с другом в таком тоне. Тем более, за столом, — вклинивается Златоцвета.
Она властно переводит взгляды с дочери на мужа и обратно. Оба выглядели пугающе одинаково. Драган и Вельмира одновременно поджимают губы, слегка склоняя головы – извиняясь перед госпожой.
— Да, батюшка… — уже спокойнее продолжает Вельмира. — Ты мог бы чаще говорить мне о смертях.
— Прошу прощения за то, что пытаюсь оградить от этого свою дочь, — несмотря на смягчившийся тон, Драган по-прежнему напряжён.
— Вельмира, батюшка лишь пытается заботиться о тебе, — Златоцвета оборачивается на дочь, наблюдая за тем, как он подкусывает губу.
— Я знаю. И я очень ценю всё, что вы оба делаете для меня и для сущников, но… Они гибнут. Гибнут каждый день. А я живу в розовом мире, считая, что потери минимальны. Это несправедливо.
— Я не хотел расстроить тебя, Вель. У тебя полно забот. Ты пытаешься удержать в себе магию, я… Я не хотел расстроить тебя ещё больше. Потому что это могло привести к твоим необдуманным действиям.
— Вряд ли я бы ринулась в бой. Я же слепая, — мрачно улыбается девушка, стискивая в руках вилку.
— Вель, сколько раз я просила тебя так не выражаться? Ты не слепая. Магия восстановит твоё зрение, — безапелляционно заявляет Златоцвета.
Только в сравнении со вчерашней решительностью относительно плана Вельмиры – сегодняшний день посеял зерно сомнения. Что, если у неё не получится? Да, батюшка научил юную Вельмиру искусству боя: как кулачного, так и на мечах… Но ей не выстоять перед тем же Дамиром. Кто вообще способен выстоять перед Чистильщиком? Профессиональным убийцей? Точно не она.
— Какие дальнейшие действия у Стефана? — Драган отвлекает дочь от мыслей.
По коже Вельмиры пробегают мурашки. Дальше действует совсем не Стефан.
— В ближайшую неделю Гиблые будут помогать восстанавливать разрушенную деревню. Мы с Айкой поедем сегодня туда, после обеда. Там много пострадавших детей.
— Не забудь, что в середине недели День зимнего солнцеворота. Князь Вацлав организует празднество. Все мы должны там быть, — Златоцвета уже давно поняла, что просить дочь уберечь себя – полная бессмыслица. Перед ней нужно ставить конкретную задачу. Сейчас конкретнее некуда: вернуться живой, здоровой и невредимой к середине недели.
— Конечно, матушка, — Вельмира посылает ей понимающую улыбку.
Их отношения со Златоцветой всегда были такими: женщина понимала с полуслова, а, главное, никогда не давила родительским авторитетом. Те приёмы, которыми пользовалась матушка – Вельмире только предстояло постичь, а пока она думала: как у неё получается так ловко выворачивать ситуации?
— Душа моя, спрашивая о действиях Стефана – я имел в виду, как он собирается пробраться в замок Вацлава?
— Нужно понять, что делает Вацлав с магией, — уклончиво отвечает Вель, но чувствуя раздражение, исходящее от батюшки, прекращает ходить вокруг да около. — Ты же знаешь, что Стефан не сможет попасть в замок. Быть точнее, никто не сможет попасть туда… Кроме меня.
Ну, всё. Отсчёт запущен. С минуты на секунду разгорится настоящий пожар.
— Мы и так будем там на Дне зимнего солнцеворота. Даже ты понимаешь, насколько это самоубийство, Вельмира, — холодно произносит Златоцвета, ловя на себе удивлённый взгляд Драгана.
Ему кажется, что жена в шаге от того, чтобы не ударить ладонью по столу. Хвала богам, этикет вряд ли позволит ей этого сделать.
Запах гари преследовал Вельмиру с тех пор, как они с Айкой оказались в пострадавшей деревне. Вель молча следовала за подругой, крепко держа её за руку. Слух улавливал болезненные стоны, плач (скорее, вой), тихие перешёптывания людей Стефана и заикания сущников, которые снова и снова рассказывали историю о том, как солдаты Князя Вацлава ворвались в деревню. Как молодой князь Дамир смотрелся на вороном коне словно смерч, сносящий на своём пути всё неугодное его чистой крови.
Вельмира слушала с замиранием сердца. Дамир Великоземский не щадил никого: дети, женщины, старики – ему безразлично, кто ты, если ты – сущник. Грязь в его янтарных глазах. Никто из ныне живущих никогда не видел Чернобога[1], но сущники, как один, клянутся – это Дамир. На его лице исключительная, холодная ярость. Он единственный из всех, кто не проронит и слова, но его рука от этого не дрогнет. Конь безжалостно затопчет каждого, кто встретится на пути, а затем он легко спрыгнет с него, в чёрной броне отразится пламя какого-нибудь дома, он смерит мертвенным взглядом, занесёт меч над головой, а затем – с лёгкой полуулыбкой заберёт жизнь.
— В какой-то момент всё затянулось плотным смогом, настолько, что вообще не разобрать, кто где. Эти твари словно растворились в черноте, действуя как тени – не меньше! — взахлёб делился уцелевший паренёк со Стефаном. Его лицо больше походило на неудачную маску для Комоедицы: горелая кожа свисала с подбородка, копоть прочно въелась в лоб и нос, а левый глаз рассечён уродливой полосой. — А потом появился он…
— Белый Волк? — Стефан старается, чтобы речь звучала сдержанно, но Вельмира видит, как его сердце пропускает удары, дрожа в моменты стопора.
— Да, — шепчет другой пострадавший, перед которым усердно скакала кочевница из Клана Гиблых, умело накладывая повязку на голову. — Он искрился серебристым свечением. Словно явился из Нави, чтобы вернуть туда Чернобога… Его рык разносился на много аршинов вперёд – это чистая правда!
— Я никогда не поверю, что его не ранили, — хмурится Стефан, оборачиваясь к Айке и Вельмире. — Это просто невозможно. Он не мог не оставить следов!
Вельмира подкусывает губу, ничего не отвечая побратиму. Не место, да и не время рассуждать о том, каким образом исчез Белый Волк, когда целая деревня кричала о помощи. Сущник объявится. Это казалось чуть ли не аксиомой. И лучше бы он оказался в человеческом теле, с возможностью говорить.
— Что было потом? — спрашивает Айка у пострадавшего, выразительно смотря на брата. Уж кому-кому, а ему точно не стоит разглагольствовать сейчас.
— Потом… крики усилились. Ржание лошадей. Огонь будто обезумел, когда я открыл глаза – я уже не слышал и не видел никого из солдат, кроме тех, кого растерзал Белый Волк.
«Он спаситель!», «Герой!», «Да хранит Морана Белого Волка!», — шёпот могильным холодом прокатился по округе деревни.
Вельмира сильнее впивается зубами в губу. Сущники, в большинстве своём, еле дышали, но… находили силы слушать, прислушиваться, воздавать дань спасителю.
— Стефан… Куда определили пострадавших детей? — Вельмира делает шаг вперёд, не желая больше стоять на месте и слушать, как рождаются очередные легенды.
Нужно действовать. Как действует Белый Волк. Самоотверженно. С желанием отстоять своё. Не прятаться, как всё это время пряталась Вель. Не бояться. Боги, как же ей нужно найти этого сущника!
— Тридцать шагов вперёд и направо. Там бочки с водой. Не пройдёшь мимо, — тон Стефана меняется с непонимающего на командный. — Айка, ты поможешь с ранеными взрослыми.
— Принято, — Айка активно кивает головой, а затем ободряюще сжимает руку подруги.
Вель приподнимает уголки губ, успокаивающе кивая, а затем высвобождается из хватки кочевницы. В такие моменты, как сегодня, Вельмире отчаянно хотелось видеть мир собственными глазами, потому что обострившиеся органы чувств до невозможного сгущали краски. Она слышала то, что не могло уловить самое чуткое ухо зрячего. Даже воздух, пропитанный гарью и копотью, отчаянно вопил о помощи. Только Вельмира не могла её дать. Маленькая слезинка проделывает путь от уголка глаза прямиком к носу. Не вытирает. Позволяет небольшой солёной горошинке сорваться вниз.
Вель поправляет капюшон, скрывающий лицо от сущников. Стефан не позволял открывать внешность чужакам. Предатели и шпионы шныряли всюду.
Так Вельмира и жила, играя сразу несколько ролей. Для всей Приречной области – любимая дочь семейства Загряжских-Сирин, чистокровная дворянка; для клана Гиблых – вечная хохотушка Вель, чей отец приютил кочевников; для остальных сущников – мрачная слепая целительница, никогда не открывающая лица, ведь по слухам оно покрыто уродливыми шрамами; для Айки, Стефана и родителей – дочь Ариадны, внучка Лепавы, владычица Чёрной реки (ранее известной, как Русалин Зов), последняя русалка-сущница княжества Великих Чёрных Земель.
Прежде чем открыть дверь в дом, Вельмира прикладывает ладошку к дереву. Она прикрывает глаза, стараясь ещё чётче настроить внутреннее зрение. За дверью – около двадцати пострадавших малышек, один взрослый. За спиной – множестве деревьев, чьи ветви сплошь усыпаны снегом. Вдалеке слышны голоса кочевников, разбирающих завалы; плач от потерь, умирающие хрипы.
Остро почувствовав на спине прожигающий взгляд, Вельмира резко оборачивается. Лес встречает её слабым голубоватым силуэтом деревьев и сугробов. Она чуть приподнимается на носочки, будто это поможет ситуации. Усиленно прислушивается к ветру, воздуху, пространству. Ничего.
Чушь! Полная чушь – ей не может показаться! Точно не ей.
Вельмира делает шаг от двери, внимательно всматриваясь в лес. Тёмный силуэт маленького сердечка живо рисуется в одном из сугробов. Вряд ли какой-нибудь кролик или что-то его размера может так наблюдать. Словно охотник, выжидающий жертву. Ещё один шаг ближе к лесу. Дверь за спиной распахивается. Вельмира едва удерживается от вскрика. Старается надменно развернуться. Но слышит. Слышит, как кто-то или что-то срывается на бег.
Замок Князя Вацлава, Столица
Смотря на замок Князя Вацлава всегда хотелось бежать и не оглядываться. Огромный, грубый, монолитный, окружённый извилистыми руслами Чёрной реки. Казалось, уже при одном взгляде на него можно умереть от тоски. Длинный мост тянулся прямиком до главных ворот, а вереница саней приглашённых семей, медленно двигалась друг за другом. Меньше всего на свете Вельмира хотела проводить самую длинную ночь в году в обществе Тринадцати Градских семей и титулованных Великоземских. Ещё меньше – желала жить в замке, от которого за аршин разило смертью.
Вельмира старательно улыбается каждому, держит особенно гордую осанку и старается скрыть за воланами серебристого платья, напряжённую дрожь в пальцах. Вель прикусывает язык, пытаясь не издавать лишних звуков, пока они проходят на территорию замка. Она с тысячу раз слышала, что изнутри он выглядит также уныло, как и снаружи. И каждый раз убеждалась – это правда.
Вокруг дома Вацлава всегда витало множество слухов. Поговаривали, сюда он переехал после трагической смерти первой жены – Валедары. Прежний замок Великоземских находился недалеко от Приречной области, в углублении леса. По слухам, Валедару истерзали сущники-медведи. С тех пор обезумевший Вацлав и начал гонения на всех сущников. Но Вельмира, Драган и всё сопротивление режиму Вацлава знали – это далеко не так. Вацлав и при жизни Валедары истреблял сущников пачками, выискивая несуществующий магический артефакт - Алатырь.
Зато теперь Вель могла выстроить вполне себе логическую цепочку, в которую пока что не вписывалась смерть бывшей княгини. Медленное строительство нынешнего замка и переезд Вацлава связан с найденным источником магии. Валедара – всего лишь предлог. Но, если Вельмира права, то кто и за что убил бывшую княгиню? Могла ли вторая почившая жена Вацлава – Мирина – так гнаться за властью? Вряд ли. Да, и Идан рассказывал о матери, как об эталонном примере высокой морали и доброты. Говорил, что даже Дамир любил её (что странно, ведь Дамир и «любовь» – вещи противопоставленные друг другу). День, который принёс рождение Есении и смерть Мирины – стал ударом по княжеству.
— Вельмира, не хмурься, — тихо шепчет Златоцвета, заметив на лице дочери озабоченность.
В ответ она лишь улыбается и слегка кивает головой. Не хмуриться – задачка непосильная. Особенно в День Зимнего Солнцеворота. Хотя, озабоченность касалась не столько самого дня, сколько того, как из года в год его проводили. Вместо укрепления связи с богами и предками в день, когда грань между мирами утончалась, все пировали, упивались вином, гадали и плевали на собственный дух. Раньше для сущников этот день был особенным, открывались врата Нави, магия напитывалась новыми силами и напитывала каждого, кто соприкасался с водой.
— Народу много, — шёпотом отвечает Вельмира, не прекращая держать на лице маску высокомерия и лёгкой возвышенной улыбки.
В конце концов, она – Вельмира Загряжская-Сирин. Дочь Драгана и Златоцветы. Наследница одной из самых древних семей Тринадцати Градских. Сегодня на это указывало всё – от роскошного платья, расшитого переливающимися звёздами, до диадемы в чёрных витых волосах, усыпанных блеском и заколками звёздочками. Из года в год Вацлав не изменял себе – его гости должны были соблюдать определённый стиль в одежде. Главы семейств – обязывались носить одежду в золотых оттенках, олицетворяя собой Солнце. Их жёны – должны отдать предпочтение лунным цветам, олицетворяя Луну. Дети – звёзды. Вдовцы и вдовы же носили полночно-синие одежды, причисляя себя к тёмному небу – одинокому и холодному.
— Да, Вадбальские сегодня с тремя дочерями. Докудовские тоже в полном составе. Ладимир Мерга с девочками.
— А Зоран Береглез здесь?
— Да, — Златоцвета быстро оглядывает молодого юношу, ярко улыбающегося своему другу. — Стоит с молодым князем Дамиром, шагов сто от нас, с левой стороны.
Сердце Вельмиры пропускает удар, когда матушка так легко произносит – «Дамир».
— Тем лучше, — Вель старается успокоить ускорившееся сердце и не повернуть головы в сторону молодого князя.
Провал. Какой провал. Она замечает два силуэта. Оба достаточно высокие. Слева, как и сказала матушка, Зоран. Справа – Дамир. И нужно сказать, от него даже за сто шагов разит уверенностью и спокойствием. Его сердце ровно отстукивает ритм. А судя по позе – молодой князь максимально расслаблен. Видимо, батюшка ещё не обрадовал скорой женитьбой. В руках жидкость: скорее всего, бокал с вином. Айка рассказывала, что он, безбожно красив, как и полагается всем, кто вышел прямиком из Тёмной Нави (вероятно поэтому он не хотел престол отца, он уже правил всеми бесами и бестиями). Все дети Вацлава –точь-в-точь походили на отца, вобрав в себя его золотистый цвет волос и янтарный цвет глаз. Но черты лица Дамира были острее, чем у того же Идана. Да, и волосы в разы короче. Возможно, он был красив лишь для Айки. Возможно, увидь и сравни Дамира и Идана – Вельмира бы выбрала последнего, а, может, и вообще никого. Может, её типаж и вовсе темноволосый Зоран Береглез.
— Рад приветствовать Вас, госпожа Златоцвета, молодая госпожа Вельмира!
Голос Вацлава заставляет Вельмиру резко повернуться, а в следующую секунду – склонить голову перед Великим Князем.
— Благодарим за Ваше гостеприимство, Великий Князь, — в заученную формулировку мать и дочь вкладывают столько искренности, насколько вообще способны.
— Не стоит, — хитрость сквозит в тоне Князя. — Ведь, я надеюсь, что вскоре мой дом – станет Вашим.
Неловкое молчание, буквально врезавшееся под кожу Вельмиры, тут же прерывается весёлым голосом Идана. Запоздало Вельмира понимает, что он не только поздоровался со всеми, но и уже предложил локоть, чтобы прогуляться по залу до начала пиршества.
— Кажется, я спас тебя, — Идан улыбается во все тридцать два зуба, ведя под руку красивейшую девушку княжества.
Боги милостивые, и почему, скажите пожалуйста, он вообще завёл дружбу с этим олухом Зораном Береглезом? У него же на лбу высечено: «Обходи меня стороной за сотню вёрст!». Нет же! Нужно было с ним не только подружиться, но и перевести отношения на уровень побратимов, иначе он бы припёрся в покои Дамира с рассветными лучами? Иначе горланил бы во всё горло о том, что солнце встало? Иначе облил бы его ледяной водой из кувшина, ловко увернувшись от летящей в голову подушки?
Так или иначе, Зоран являлся самым близким человеком среди всех, а потому героически перенеся утренний подъём, с сотню историй о бурной ночи и собственную головную боль — Дамир и его «лучший во всех отношениях друг» (как называл сам себя Зоран) – уже доедали завтрак в обеденной зале.
Говоря откровенно честно, они даже походили друг на друга. На самом деле, даже больше, чем сами того хотели. Начиная от одинакового взгляда на мир и заканчивая похожими голосами. Частенько в замке их могли спутать, если воочию не видели цвет волос.
Зоран большую часть жизни прожил здесь, в замке Князя Вацлава, чему поспособствовала его мать – старая вдова Искрен. Хозяин дома Береглезов умер в ночь Резни над русалками. С благородной руки Князя, мальчонку Зорана взяли на попечительство, а его мать, и без того входившая в ближний круг Вацлава, стала ещё более почтенной гостьей, с мнением которой считался весь замок. Со временем Зоран стал не только лучшим другом Дамира, но и встал с ним плечо к плечу в войне с сущниками. А теперь он допивал горячий чай, отказавшись от сахара и разбавки, абсолютно бесцеремонно постукивая ножном для масла по столу.
— Хватит на меня смотреть так, будто я должен тебе что-то рассказать, — фыркает Дамир, снова поймав плутовской взгляд друга.
— А не должен? — Зоран кривит губы в невинной улыбочке.
— Нет.
Усмешка со стороны Зорана просто выводит из себя, но Дамир знает каждую провокацию друга за столько лет. Нет, он не поддастся. В прошлый раз именно так этот бес напротив вывел его на разговор о чёртовой Вельмире Загряжской-Сирин. О, в прошлый раз Дамир почти озверел, приводя тысячи аргументов в пользу её высокомерия и чопорности. И он, естественно, справился с собственными эмоциями. До тех пор, пока «самый лучший друг на свете» не ухмыльнулся в особо раздражающей манере и не спросил со Вселенским спокойствием на лице: «Чего ты так завёлся?».
Учитывая всё, что происходило вчера – именно чёртова девица снова волновала хитренько ухмыляющегося Зорана. Вернее, череда столкновений с ней: от танца до прыжка через костёр, разрази громом этого Вацлава!
— Вы вчера пили больше всех, а пришли на завтрак к положенному часу! — удивлённый голос Идана прокатывается по обеденной зале. — Как?! Я в искреннем возмущении!
Прекрасно! Дамир спокойно отпивает чай. Сейчас Зоран удовлетворит своё желание кого-то поддеть! Жаль, что не Вацлава.
— Годы! Годы тренировок, мой маленький Идан! — Береглез практически пропевает фразу, отчего Дамиру приходится снова сделать внушительный глоток сладкого чая, чтобы спрятать улыбку.
Да, годы попоек с Зораном сделали их устойчивыми даже к самому крестьянскому пойлу. Чего они только не перепили, находясь на сражениях и гулянках.
— А ты, братец, явно вчера перебрал, — поддевает Идана Дамир.
— Отстань от него! Наш Идан так сильно увлёкся красотой одной особы, что решил набраться смелости у алкоголя, — Зоран намеренно поворачивается к лучшему другу, досадливо поджимая губы.
Дамир насмешливо дёргает бровью, не замечает реакции брата. Но, если бы заметил, то непременно увидел бы, как тёмные брови Идана сошлись к переносице, а сам он с силой стиснул зубы. По правде, Дамиру достаточно и того, с каким возмущением проскрипел стул, когда Идан выдвинул его из-за стола.
— Не начинай, Зоран.
Идан молниеносно садится и протягивает руку к жареному хлебу.
— Слышал? Говорит: «Не начинай»! Но это далеко не я пускаю на неё слюни каждый приём и всё время вне него.
— Вы прекратите постоянно мне высказывать за это? Здесь даже самая мелкая трещина уже устала слушать одно и тоже!
— Ну, я пока что молчу на эту тему, — хмыкает Дамир.
— О, великодушное спасибо, братец! — тут же реагирует Идан.
Дамир и Зоран переглядываются, словно перекидываются мыслями. «Вот же идиот!» – непременно говорит один. «Идан и идиот – синонимы» – закатывает глаза другой.
— Хотя мог бы сказать очень многое! — не унимается Зоран. — Например, как тебе танец с первой красавицей княжества? Она украла твоё сердце так же, как и сердце нашего художника? А чему ты так мило хихикал, когда вы готовились прыгнуть через костёр, скрепив ладошки? Клянусь, я видел, как покраснели твои щёчки!
— Задрал! — Дамир, не сдержавшись и наплевав на существующий этикет, хватает из корзины яблоко, отправляя его чётко в плечо друга. Но тот только смеётся, молниеносно ловя фрукт левой рукой.
— А ты что чувствовал, когда твой брат натурально уводил красавицу у тебя из-под носа? Хотел его прикончить? Нас ждут кровавые расправы? Междоусобицы? Может, ещё одна война?
— Как ты вообще терпишь его столько лет? — устало обращается к брату Идан, игнорируя существование Зорана. Тот напоминает о себе яблоком, которое Идан, растерявшись, не ловит. Яблоко падает на пол, раскалываясь на несколько кусков. — Вацлав убьёт нас, если увидит еду на полу.
— Вацлав просто убивает. Без причины, — невозмутимо ухмыляется Зоран. Но всё же встаёт, чтобы быстро обогнуть стол, поднять развалившиеся кусочки и вернуться на место, небрежно кинув остатки на тарелку.
— Я собираюсь жениться на Вельмире.
Рука Дамира, в которой он крепко держал кружку с чаем, замирает на пол пути. Зоран резко поднимает глаза на Идана, пытаясь убедиться: точно ли перед ним слабохарактерный художник? Они снова переглядываются, теперь пытаясь установить в какой из параллельных миров они попали? Неужели похмелье накрыло во второй раз?
Рыбацкая деревня, Приречная область
— Чёртов Дамир ведёт сюда войско! Нам нужно уходить! — сбившийся шёпот Айки полощет по ушам. — Вель, завязывай!
Вельмира только отмахивается. Пусть хоть сам Вацлав несётся сюда на крыльях смерти – она не уйдёт. Она не бросит раненых детей под горящими завалами.
Пока она вчера резвилась на приёме, Чистые заметили сущников во главе со Стефаном. Стоит ли говорить о том, что едва восстановленная деревня снова подверглась налёту? А точнее сказать – охоте? Совершенно нет. Поэтому сейчас Вельмира по собственной воле находилась в эпицентре настоящей бойни. До утра перевес был на стороне Стефана. Пока информация о бое не дошла до замка, пока один из Птиц Стефана (так они называли сущников-разведчиков) не принёс весть: «Идёт Чистильщик». Конечно же, Дамир. Всегда он!
И первая мысль Вельмиры – разорвать его в клочья. Его – легко танцующего на празднике. И, наверняка, так же легко убивающего. Вторая мысль – ни за что не бросить пострадавших. А третья – ничем не выдать своего присутствия здесь. С последним Вель справлялась успешно – две чёрные косы и половину лица скрывал тёмно-серый капюшон. Другую половину лица – разбойническая повязка. Правда, сейчас она оказалась слегка приспущенной ниже носа – воздуха катастрофически не хватало, от жара вокруг было тяжко сосредоточиться хоть на чём-либо. Обувь, брюки и укороченный тёплый кафтан – всё в цвет чёрного плаща, без каких-либо нашивок и опознавательных знаков. На левом бедре, в кожаной портупее, зацеплен нож; в правом и левом сапогах – несколько кинжалов. Она готова ко встрече с любым из солдат молодого князя. Но не с ним самим…
— Нужно перенести оставшихся в дальнюю палатку, — упрямо заявляет Вельмира.
В такие моменты она особенно радовалась собственной слепоте, потому что ей казалось: лицо Айки выглядит более, чем живописно (и, собственно говоря, так оно и было).
— Ты надышалась что ли?! Я найду целителей, они позаботятся о них! А кто позаботится о тебе, если Чистильщик заметит нас? Думаешь, он убьёт прямо здесь? Он оттащит тебя в замок, выставит на всеобщее обозрение, твоя тайна вскроется, глупая твоя голова!
— Если ты будешь так орать, то последнее произойдёт гораздо раньше!
Вельмира аккуратно подхватывает тоненькую девчушку в полусознательном состоянии.
— Мамочка?... — от хлипкого голоска сердце Вельмиры пропускает несколько ударов.
Вельмира только один раз слышала от Драгана, что произошло той ночью, когда он нашёл её. Он говорил тихо, скупясь на красочные речевые обороты. По делу. Но Вель чувствовала его боль, волнение, видела, как рябит силуэт, как батюшка сдерживал себя из последних сил. Ей было интересно – плакала ли она, будучи младенцем или граничила между Явью, Правью и Навью, как девчушка в её руках? Сердце батюшки также дрожало, когда он смотрел на неё? Или он не смел позволять себе чувств? Нет, он не рассказывал ей ничего такого. Сравнивать было не с чем, да и незачем. Драган боялся, что узнай Вельмира, кем ему нужно быть – отвернётся, сбежит… возненавидит в конце концов. Но тогда она, стойко выслушав историю батюшки, молча подошла к нему, крепко обняла и уткнулась носом в грудь. Ей было неважно, кем он являлся для Вацлава, что он – вынужденный убийца сущников, что он – зло. Его раскаяние затопляло Вельмиру, разве она могла отвернуться от того, кто делал всё ради её защиты? Пусть он шёл тёмным путём – он шёл на свет. Для Вельмиры это было важнее. Поэтому сейчас, держа в руках практически невесомое тельце, Вель не могла подвести батюшку. Она была его светом. Она должна принести спокойствие и мир сущникам, своей семье. Она должнасделать всё от неё зависящее, чтобы правление Великоземских кончилось.
— И почему только Драган отпустил тебя сюда?
— Здесь Стефан, — пожимает плечами Вель.
— Тот самый, который пытается держать оборону?
— Ты помогаешь или ноешь?
Айка, недовольно фыркнув и мысленно послав подругу на все четыре стороны, хватает за руку маленького мальчишку, справляясь у него: может ли он идти. Получив утвердительный кивок, она задаёт тот же вопрос девочке. Трое ребят – последние. Теперь нужно обогнуть практически всю деревню, а это порядка пяти вёрст!
Айка вчера практически накричала на Вельмиру, когда та, вернувшись с приёма, изъявила желание сразу сорваться обратно к Стефану. Взвинченная, она приводила с сотню аргументов Драгану и Златоцвете, чтобы те прислушались и отпустили. За последним дело не стояло. Домашние, взяв под контроль страхи и раздав с десяток наставлений Айке, отпустили. А вот мнение Айки Вельмира и не подумала спросить! И девушку это не просто бесило, вымораживало! Иногда, в своей попытке помочь всему белому свету, Вель просто с налёта перепрыгивала все границы разумного.
И вот – очередная граница безбожно взята. Вельмира, несмотря на упрёки Айки и крик Стефана (когда он увидел их обеих), наравне со всеми сущниками (разве что прикрыв лицо) продолжила помощь. К раннему утру усталость легла на плечи, отсутствие сна и холод давали о себе знать – да, отнюдь не так проводили время молодёжь в Солнцеворот. Далеко не так. Когда они покидали замок – все пили и веселились. Это только злило Вель.
С рассветными лучами их заметили Чистые. Они подорвали несколько лачуг, в числе которых был и небольшой домик-лечебница с маленькими сущниками. Уже несколько часов подряд, без остановки на передышку, Айка и Вельмира переводили (или переносили) ребят на другую сторону деревни, в укрытие, сооружённое в лесу. Девушки старались двигаться максимально бесшумно, пока крики солдат, звуки взрывов и стали оглушали и до смерти пугали каждого, кто находился в эпицентре бури. Пока что Стефану, вместе со своей армией, удавалось отстаивать границу рыбацкой деревни. И они наверняка бы отбились от Чистых, если бы не весть о скачущем с подкреплением Чистильщике. О Дамире, чёрт бы его подрал, Великоземском.