Легенда о Ельякше. Книга 1 - Закат над астраханью

Закат над Астраханью

ЛЕГЕНДА О ЕЛЬЯКШЕ

Книга I. Закат над Астраханью

Глава 1. Последний выбор Дервиша-Али

Астраханский дворец. Закат над Волгой.

Величественный ханский дворец возвышался над низкими глинобитными домами Астрахани, словно жемчужина в оправе из песка. Его стены, выложенные плиткой в узоре «ислими» – бесконечных переплетающихся ветвей – выглядели на закате мистически манящими. Орнамент ислими прославляет красоту земли, напоминает о райских садах, выражает идею символического духовного роста. Владельцу дворца этот узор виделся, как райский сад, в котором он проводил жизнь. Это еще более возвеличивало хана в собственных глазах и давало представление о себе, как о самом главном человеке на Земле.

Бирюзовые купола дворца, украшенные золотыми полумесяцами, пылали в последних лучах заходящего Солнца. Высокие минареты, увитые резными арабесками, состоящими из причудливого переплетения линий, завитков, растительных побегов и стилизованных цветов, бросали длинные тени во внутренний двор, где журчали фонтаны с розовой водой.

Сквозь ажурные оконные решетки панджара в покои проникал мягкий свет, играя бликами на персидских коврах и золоченых стенах, покрытых арабской вязью. Поскольку никаких стекол в окнах не было, решетки исполняли роль форточек, то есть, попросту говоря, решетки служили для проветривания помещений.

Этот дворец был последним отблеском былой славы Золотой Орды. Его стены, напоминали о временах, когда Астрахань была богатым торговым узлом. Сюда съезжались караваны из разных стран. Иноземные купцы привозили меха, выделанную кожу животных, древесину, оружие и рабов, а увозили благовония, пряности, соль и, конечно же, осетров и осетровую икру.

Залы дворца, пропитанные густым ароматом восточных благовоний – амбры, розовой воды – и сафьяновой кожи создавали атмосферу уюта и комфорта.

Внутри, в прохладной тени ханских покоев, воздух был пропитан ароматами сандала и сушеных лепестков граната, что успокаивало метущиеся мысли хана. Легкие шелковые занавеси с золотой вышивкой колыхались от ветерка, доносившегося с Волги. На персидских коврах, столь мягких, что в них тонула нога, лежали груды шелковых подушек, расшитых серебряными и золотыми нитями.

Здесь, внутри прохладной обители, в своих покоях на ложе из черного дерева, инкрустированного перламутром, на шелковых подушках возлежал Дервиш-Али – последний хан Астрахани. Он был уже не молод, можно даже сказать – стар, умудрен опытом политических и военных баталий.

Где-то в другом крыле дворца слышался смех жен его гарема – их голоса, как ручьи, еще более, чем запахи, успокаивали тревожный ум хана. Но сегодня даже этот смех не мог заглушить шелест рокового пергамента в его руках.

Перед ним на серебряном подносе дымился ароматный кофе с кардамоном, а на красивом блюде тонкого китайского фарфора лежала свежеиспеченная пахлава, но хан не притрагивался ни к напитку, ни к еде.

Его смуглые пальцы нервно перебирали янтарные четки. А темные глаза, подернутые дымкой тревоги, то и дело скользили по низкому столику из черного дерева, на котором лежала московская грамота с печатью цвета запекшейся крови.

Это был ультиматум из Москвы:

- Признай власть Белого Царя, разорви союз с Крымом... или Астрахань падет.

Губы хана дрогнули и искривились в горькой усмешке. Всего год назад он сам просил у московского царя Ивана помощи против своего врага – легитимного хана Ямгурчи. Царь тогда помог войсками и деньгами. Дервиш-Али одержал победу, изгнав предыдущего хана Астрахани.

Однако едва окрепнув, Дервиш-Али тайно поклялся в верности крымскому хану Девлет-Гирею. Теперь он был всего лишь вассалом, марионеткой в руках далекого северного правителя. Теперь за эту измену придется платить. Теперь все достанется русским.

Ханский гарем

В глубине дворца за массивными дверьми из черного дерева, среди ароматных клумб роз и жасмина, существовал особый мир – гарем, в котором жили сорок две женщины разного возраста и статуса, каждая из которых была драгоценным цветком в саду Дервиша-Али.

Среди всех выделялись четыре знатные царицы, словно четыре луны среди звезд.

Тевкель-бике – старшая жена и царица, дочь могущественного ногайского мурзы Кель-Махамета – высокая, статная и властная, с лицом, словно высеченным из слоновой кости. Ее черные косы, перевитые золотыми нитями, приходили в движение при каждом шаге. Ее высокий парчовый тюрбан, усыпанный бирюзой и рубинами, свидетельствовал о высоком статусе. Выражение лица было строгим, как утренний ветер над степью, в глазах таилась мудрость.

Ханзада, дочь дагестанского правителя Крым-Шевкала – высокая, гордая, с пронзительным взглядом темных, как ночь над Каспием, глаз цвета густого тминового меда. Ее волосы рыжеватые, как медь, были увязаны в тяжелый пучок на затылке. Орлиный профиль и тяжелое золотое ожерелье на лебединой шее выдавали в ней гордую дочь Кавказа. Она носила платья из алой парчи, расшитые золотыми нитями, а ее голос звучал, как журчание горного ручья. Ханзада была молчалива и загадочна. Ее руки украшены тончайшими узорами хны. Глаза с длинными ресницами, будто подведенными сурьмой, и румянец на щеках говорили о хорошем здоровье.

Закат над Астраханью. Глава 2. Детство и юность Ельякши: история силы

Глава 2. Детство и юность Ельякши: история силы

Родители

Ельякша родилась в 1538 году. Она была младшей дочерью астраханского хана Ямгурчи ибн Бердибека, прямым потомком Чингисхана в восьмом колене.

Отец был преемником хана Абд ар-Рахмана и был последним ханом независимой Астрахани.

Мать Тевкель-ханым – дочь Ахмат-Гирея, знатного крымского бея из рода Гиреев. Мать тоже происходила от Чингисхана. Ее отец был влиятелен, но не правил Крымом. Он командовал ордой в степях и погиб при набеге на Литву. Тевкель выдали за Ямгурчи, чтобы укрепить союз Крыма и Астрахани.

Ельякша была удивительно похожа на деда со стороны матери – те же острые скулы, жесткий взгляд, даже родинка на виске, как у Ахмет-Гирея.

- В ней течет кровь воина, – говорила Тевкель-ханым нянькам.

Аллах наделил Ельякшу зелеными глазами – особой отметиной, которой гордились и отец, и мать.

Астрахань, зима 1540 года. Дитя с кинжалом

Двор ханского дворца был затянут колючим морозным туманом, но в покоях Тевкель-ханым пахло теплом, розовой водой, кожей переплетенных книг и дымком тлеющей в жаровне алычи. Зимой в Астрахани холодно, и жаровни курились даже днем. Полы покоев были устланы мягкими персидскими коврами для тепла, но, в первую очередь, для того, чтобы ребенок не падал на каменный пол.

Няньки, закутанные в шерстяные шали, тихо перешептывались у дверей, следя, чтобы сквозняк не проник в опочивальню.

Маленькая Ельякша никогда не ползала. Как только она научилась сидеть, рвалась куда-то бежать, падала, разбивая коленки, но не плакала.

Когда ей исполнилось два года, куклы в шелках и парче перестали ее интересовать. Они лежали нетронутыми. Ее больше интересовало оружие, особенно пояс отца с висящим на нем кинжалом в ножнах. Ельякша то и дело поглядывала на кинжал, но дотянуться до него не могла.

Тевкель-ханым полулежала на низком тархуне – широком диване, обитом темно-бордовым бархатом с золотой вышивкой в виде переплетающихся виноградных лоз. Бронзовые подлокотники дивана блестели в свете масляных ламп, расставленных на резных персидских столиках.

Она была бледнолица по природе, а в тусклом зимнем освещении ее лицо казалось особенно бледным, как перламутр. Движения ее были плавными, будто отражались в тихой воде. Тонкие пальцы украшены перстнями с лунным камнем. Ямгурчи прозвал ее Лунной Госпожой.

Мать была полным контрастом своей дочери. Пока дочь метала стрелы, Тевкель раскладывала узоры из сухих трав, Каждый листок ложился точно, как слово в молитве. Если ей хотелось возразить мужу, она про себя повторяла:

- Луна не спорит с солнцем. Она ждет своего часа.

Поджав ноги, мать наблюдала, как ее младшая дочь, двухлетняя Ельякша, снова пытается вскарабкаться на резной сундук с инкрустацией из слоновой кости. Девочка была мала даже для своих лет, но в ее движениях чувствовалась упрямая сила, словно в этом хрупком тельце уже жил дух воина.

- Гюль! – Тевкель хлопнула в ладоши, и нянька бросилась подхватывать ребёнка, но опоздала.

Ельякша рухнула на ковер, ударившись коленкой. Губы ее дрогнули, но слез не было, только тень досады в глазах, слишком взрослых для этого круглого личика.

- Она вся в твоего отца, – проговорила Тевкель, обращаясь к старшей дочери пятилетней Каракуш. Та сидела рядом, аккуратно подбирая шелковые и золотые нитки для вышивания.

- Тот тоже в детстве не плакал. Говорил, что слезы – роса для слабых травинок.

Каракуш испуганно посмотрела на сестру:

- Но она же еще маленькая…

- Маленькая? – Тевкель усмехнулась, – Посмотри-ка на нее.

Ельякша уже забыла про падение. Отцовский пояс со стальным кинжалом в серебряных ножнах, украшенных бирюзой, висевший на стене его покоев, манил ее.

Однажды, когда нянька привела ее к отцу, Ельякша дотянулась, и сдернула пояс со стены. Клинок упал, едва не задев девочку.

- Ай! Астагфируллах! (Да простит Аллах!) – нянька Гюль в ужасе поднесла ладони к лицу, пальцы ее дрожали, словно она читала невидимые молитвы.

Она бросилась вперед, но девочка ловко увернулась и потянулась к оружию.

Остальные няньки вскрикнули, а Ельякша смеялась. Ее зеленые глаза – странный дар предков – сверкали упрямством.

Клинок с грохотом упал на пол, сверкнув в полумраке. В комнате повисла тишина.

Одна из нянек, испуганно воскликнула:

- Она – как джинн во плоти! Два года, а уже не ребенок!

- Я же говорила, что она шайтан! – прошептала Гюль

Однако Ямгурчи, молча наблюдавший из-за своего рабочего стола, гордо произнес:

- Пусть падает. Кто не падал, тот не встанет ханом.

- Моя! – твердо заявила девочка, держа в руках кинжал.

Отец, смеясь, подхватил дочку на плечо, как воина, и унес к конному двору, посадив перед собой на коня.