Легенда о Ксан-Доре

Часть 1. Сон есть явь. Глава 1. Узница замка Мольтан

– Проснись, Эльжбета, проснись!
Маленькая темноглазая девочка стояла возле ее кровати, почти невидимая в темноте. Только непонятно откуда взявшийся луч золотистого света освещал бледное овальное личико. 
– Эльжбета, проснись, а то попадешь в беду – как я.
Эльжбета открыла глаза, а девочка приблизила к ней лицо, которое вдруг покрылось  гниющими язвами, стремительно разъедающими нежные щечки до костей. Девочка положила ледяную ручку на плечо Эльжбеты и стала склоняться над нею. С губ, вытянутых как для поцелуя, посыпались толстые белые черви Эльжбете прямо на лицо. Эльжбета чувствовала, как они скатываются с щек и копошатся на шее и подушке, путаются в ее волосах. Она завопила и… проснулась от собственного крика.
Пока Эльжбета пыталась отдышаться, в темноте завозились разбуженные воспитанницы. Чей-то голос – участливый – спросил:
– Эли, это опять ты чудишь?
Другой голос, раздраженный и грубоватый, ответил:
– Кому ж еще чудить, как не нашей чудачке!
Эльжбета уже пришла в себя:
– Глория, прости. Я не хотела тебя разбудить.
Раздраженный голос сказал что-то неразборчиво. Маленькая Анни подошла к кровати Эльжбеты:
 – Эльжбета, хочешь я прогоню твои страшные сны?
 – Конечно, малышка.
 – Только ты должна снова лечь головой на подушку, иначе я не достаю. Или сиди – я лучше залезу прямо на постель. 
Эльжбета протянула руку, чтобы помочь Анни. Ощутив в своей ладони маленькую теплую ручку девочки, Эльжбета невольно вспомнила жуткое прикосновение из сна и вздрогнула. Тем временем Анни быстро вскарабкалась, встала на постели ногами – так она была чуть выше сидящей Эльжбеты – и начала дуть ей на волосы, приговаривая: “уходи дурной сон, уходи дурной сон, повернись наоборот, снова нашей явью стань”. 
Дверь в спальню открылась: на пороге стояла мадам В – Агнесса Вардаш, ночный воспитатель. Она постояла немного в проеме, всматриваясь в темноту насколько позволял свет масляной лампы. Девочки сразу же затихли, притворяясь спящими.
– Что случилось? Что это был за крик? – строго спросила мадам В. 
Девочки молчали – за нарушение режима грозило строгое наказание. 
– Ну, я так и буду вопрошать у ночи? 
– Мне, Эльжбете, приснился страшный сон, мадам. 
Мадам В наконец вошла в комнату и направила лампу в сторону Эльжбетиной кровати. 
– Это еще что такое? Анни, что ты там делаешь? – Эльжбете показалось, что все девочки в этот момент вытянулись по струнке в своих постелях. Малышка Анни прекратила свое занятие и спрыгнула с кровати:
– Я убираю плохие сны из головы Эльжбеты. 
– Что значит “убираешь сны” – мадам В подошла ближе.
– Я дую на них и они улетают. Так делала моя мама, когда мне снилось что-то плохое.
– Глупости делала твоя мама, – в голосе мадам вдруг поуменьшилось металла, – все знают, что от дурных снов лучше всего помогает настойка шалфея. – Потом опять очень строго:
– А теперь марш в свою кровать! – и, обращаясь к Эльжбете, добавила – и тебе нечего сидеть – ложись немедленно. 
Эльжбета продолжала сидеть:
– Мадам, у меня от крика во рту все пересохло – разрешите мне сбегать на кухню и выпить воды.
– Хорошо,- согласилась мадам В – вставай, я провожу тебя. 
Анни, как маленький белый призрак, двинулась вслед за Эльжбетой, но мадам В заметила ее и снова прикрикнула: марш в кровать! 
На кухне мадам В долго возилась со своей маленькой поясной сумкой: она доставала из нее темные стеклянные пузырьки, открывала их, нюхала. Потом либо клала обратно, либо ставила на стол. Эльжбета взяла чашку, зачерпнула воды и подсела к мадам В. Та задумалась на несколько мгновений, потом выбрала-таки один из пузырьков и отлила из него чего-то темного в чашку Эльжбеты.
 – Шалфея с собой нет, но ромашка тоже благоприятствует сну – пояснила она. Затем сгребла склянки в сумку, застегнула ее у себя на поясе и подвинулась поближе к Эльжбете:
 – Расскажи мне, что тебе приснилось.
Эльжбета взяла чашку двумя руками и вдохнула. Ромашка пахла сладко и тепло: немного медом, немного лекарствами. И совсем чуть-чуть сеном.
 – Мне приснилась я.
 – Ты?
 – Да, мадам.
Зрачки мадам В даже расширились от предвкушения, но Эльжбета поднесла чашку к губам и отпила несколько раз подряд. В тишине было слышно, как она глотает. 
 – Ты что, издеваешься? Мне продолжение из тебя клещами вытягивать? – Мадам В еле сдерживалась, чтобы не ударить маленькую хамку!
 – Простите мадам, мне просто неприятно это пересказывать. В общем, мне приснилась я, только маленькая, наверное, как Анни. Эта девочка – я – стояла у моей кровати и будила меня, повторяя: “проснись, проснись, не то погибнешь!”. А потом плоть на ее лице начала разлагаться и оно превратилось в череп. Тогда я закричала и проснулась.
 – А откуда ты знала, что маленькая девочка – это ты? Разве ты помнишь себя в детстве? 
 – Просто знала, мадам. Как и всегда это бывает во снах, ты просто знаешь что это или кто это. Так вот и я знала.
 – Надо же, какой странный сон – сказала мадам. – Ставлю золотой, что наша кухарка ни за что не сможет его разгадать! Она только местным прачкам может предсказывать: либо дождь пойдет, либо муж побьет.
Эльжбета поняла, что еще до завтрака ее сон отправится на растерзание местным сплетницам. 
– Мадам, пожалуйста, не рассказывайте никому. Мне было очень страшно и неприятно – не хотелось бы, чтобы завтра меня расспрашивали все подряд.
  – Ты мне еще указывать будешь? - Мадам В резко поднялась и направилась к выходу. – Допивай свой чай и марш в кровать – сказала она, на пару мгновений обернувшись в дверях, и тут же ушла, унося с собой лампу.
Оставшись в полной темноте Эльжбета не спешила вставать из-за стола. Он создавал у нее ощущение безопасности, надежности. От чашки все еще пахло травами – Эльжбете казалось, что эта темень вокруг потому что она просто закрыла глаза. Вот сейчас глаза откроет и окажется на лугу, в солнечный день, с полным передником лекарственных трав. От своих фантазий Эльжбета и вправду зажмурилась, представила жужжание пчел, стрекот кузнечиков, яркое солнышко, которое почему-то не грело. Девушка вздохнула и открыла глаза: надо возвращаться в постель пока не продрогла до костей.
Эльжбета шла по знакомым темным коридорам почти на ощупь. Окна замка еле-еле пропускали солнечный свет, а уж лунный и подавно застревал в мутных старых слюдяных вставках. Она шла близко к стене, постоянно касаясь ее кончиками пальцев: вот теплая шершавая штукатурка обрывается и палец скользит по холодному камню. Эльжбета знает где она: шаг-другой – и будет поворот налево, потом лестница и коридор со спальнями девочек. 
В ночи старый замок как-будто ожил: что-то скрипит, еле слышно кряхтит и сыпется по стенам. Периодически Эльжбета попадала в струю ледяного воздуха, словно невидимое чудовище легонько дуло на девушку. Эльжбета в такие моменты ежилась и дрожала, но шагу не прибавляла, боясь споткнуться на неровных полах, или пропустить поворот. Кто бы из нас мог так спокойно идти по старому темному замку, не пускающему в свои коридоры даже Луну? Кто бы в пути мог не думать о страшной нежити, возможно, таящейся здесь?
Впрочем, идущую в темноте Эльжбету не одолевали подобные страхи: ведь с каждым чудовищем, живущем в этих стенах, она была знакома лично. Но встречалась с ними исключительно днем. 
***
Лиза открыла глаза и обвела взглядом комнату. Насколько позволял рассмотреть ее лунный свет, все свое, родное, все на месте. На соседней кровати мирно посапывает младшая сестра, за окном редко вскрикивают ранние птицы и только сердце Лизы колотится как после быстрого бега. “Что за странный сон?” – беззвучно говорит себе Лиза и глядит в потолок. Через пару мгновений она снова заснет, убаюканная свежестью майской ночи.

Глава 2. "Мне сегодня сон приснился..."

Лизу разбудили громкие голоса на улице. Май в этом году выдался необыкновенно теплым и она нередко оставляла окно на ночь открытым, радуясь весенней свежести. Скосив глаза на кровать сестры, она увидела, что та пуста и аккуратно заправлена. Лиза поморщилась – это ж сколько времени сейчас, что даже ее соня-сестра уже встала? Потянулась за смартфоном, посмотрела на экран – жесть, уже одиннадцать! Не то чтобы Лиза куда-то спешила сегодня – так-то воскресенье – просто она всегда вставала раньше всех в доме, даже по выходным, и еще пару часов бесшумно бродила по квартире до пробуждения родителей и сестры, наслаждаясь ароматом кофе, который пила только из большой папиной кружки.
    Вошла Даша, впустив в комнату  ароматы корицы и какао из кухни.  Она встала перед Лизиной кроватью, голубые глаза смотрели строго, а белокурые хвостики сегодня курчавились с какой-то очень явной укоризной. 
    – Вот как так можно? – Даша стояла руки-в-боки. – Ты же обещала  сделать мне красивые косички! Мне уже через полчаса выходить!
    – Блиин, Дашуль, я чет сегодня все проспала. Сорян, щас встану, дай немного времени – все наверстаем по косичкам.
    – Ты прям вообще все проспала – и погулять с Морковкой тоже. Он навалил в прихожей вот такую кучу – Даша показала размеры кучи. – Мама с утра встала – а там сюрприз. Она недовольна, короче. И ждет, когда ты встанешь. И французские косички она вообще не умеет заплетать. А я между прочим готовила образ целую неделю, у меня все продумано было!
    – Лан, тащи расческу. Только тише, ок? Пока не надо маме знать, что я проснулась. Иначе точно без косичек останешься, пока я буду выслушивать от нее. Кивни, если понял.
    Даша кивнула и убежала вызволять свои расчески и заколки из маминого плена. Лиза села на кровати и задумалась: вспомнился вдруг сегодняшний странный сон, такой реалистичный и захватывающий. Она видела лишь эпизод из жизни неизвестной девушки, но тогда, во сне, ей показалось, что она знает о ней все, как если бы эта Эльжбета была ею самой.  Кстати, они и внешне очень похожи ведь были – такие обе смуглые, тонкие, темноволосые, со слегка раскосыми небольшими глазами. Бабушкин типаж. Папа еще всегда говорит, что это монголо-татарские предки в их роду через поколение проявляются. Дашка-то совсем другая: белокожая-белокурая в маму, синие  глазища как у куклы – папины, а Лиза как мимо проходила. Не будь она бабушкиной копией, впору семье было б к Малахову на передачу идти – мол, точно в роддоме перепутали. И Малахов такой – мы провели расследование: как раз в тот же час в том же роддоме рожала Айгуль, гражданка Кыргызстана, а теперь в далеком аиле растет белокурая синеглазая Айка и удивляет родню необъяснимой любовью к березкам.
    Вернулась Даша с расческой и последними новостями:
    – Мама похоже уже не злится – она и папа собрались ехать за продуктами в “Глобус”, а тебе придется меня отвезти к Кире. Мама сказала, что раз ты никуда не собираешься, значит сможешь отвезти.
    – А с чего мама взяла, что я никуда не собираюсь?
    – А мама не “взяла”, мама так решила.
    Лиза вздохнула – вот так всегда! Если мама чем-то недовольна, она обязательно придумает наказание и преподнесет его так, будто тебе ничего не стоит его выполнить.
Из прихожей донеслось мамино: “Лиза, на тебе сегодня внеочередная прогулка с Морковкой и отвезти-забрать Дашу со дня рождения! Мы в “Глобус” за продуктами!”. И хлопнула дверью. 
Лиза легонько стукнула расческой Дашу о голове:
– Вот и зачем ты подруг выбираешь, которые живут далеко? Надо Наде позвонить – не хочу я одна тебя “отвозить-забирать”. 
***
Так как вечеринка у Киры намечалась не очень долгая, Надя с Лизой решили поболтаться неподалеку. Купив в ближайшем “Маке” еды, они расположились на пикник в маленьком скверике и разрешили Морковке побегать рядом без поводка. Но хитрый шпиц гулять не собирался – уж очень нравился ему запах макдональдсовых котлеток. 
– Ну че, ты родителям сказала, что не хочешь на юридический поступать? – большая и неуклюжая Надя уже перемазалась соусами и выглядела теперь еще более нелепо. Лиза ответила, протягивая ей салфетку:
– Не-а. Я решила, что подам доки и на юрфак и в литературный, а там если выгорит, то тогда поставлю их перед фактом. Главное, чтобы маман не сообразила меня проконтролировать. Имей в виду – я когда на собеседование в лит пойду, я скажу, что у тебя на целый день зависну. И ночевать у тебя останусь. Накануне, в смысле. 
– Да без проблем – Надя пожала плечами. – Ты готова хоть? Нужное количество текстов для портфолио уже подготовила?
Лиза решила, что настал момент обсудить ее сегодняшний сон – мысли о нем почему-то не отпускали ее ни на минуту. 
– Мне сегодня сон приснился. Слушай, странный такой. 
– Ты начала встречаться во сне с Давыденко?
– Чтоо? Нет, что за фантазии?!
– Ну тогда это не странный сон. Ни один сон не странный, если не начала в нем встречаться с Давыденко. 
Лиза расхохоталась. Надя терпеть не могла Сережу Давыденко из параллельного класса. Когда-то они довольно близко дружили, но потом между ними как черная кошка пробежала. Надя каждый раз выдумывала новую причину ссоры, но Лиза подозревала, что на самом деле причиной была Надина ревность – ведь став старше ее друг заинтересовался другими девушками, совершенно не воспринимая в качестве объекта страсти “старого дружище Надеждушку”. 
– Пфф, опять ты со своим Давыденко. Не, ты послушай – мне сон приснился. Просто офигенский! Ну в смысле сюжет у него. Я вот думаю – надо его использовать для книги. Но если я его не расскажу хоть кому-нибудь в течение дня, то я просто все забуду. А это будет обидно.
Надя поморщилась, недовольная тем, что Лиза соскочила с темы о Сереже:
– Ну и записала бы его – зачем на кого-то рассчитывать? 
Лиза решила не обращать внимания на ворчание подруги и продолжила как ни в чем не бывало:
– Так вот: мне приснилось, что я в теле другой девушки и живу в параллельной реальности. Там все еще средневековье какое-то, что ли. Ну, по крайней мере замок точно древнючий, а люди там одеты в какие-то длинные пышные платья. В общем, это все ерунда – платья, замок – я про другое, про девушку ту: я про нее реально все знаю, вернее, чувствую. Она замок и всё, что в нем, ненавидит. Ощущает его как тюрьму. Ее там действительно держат насильно и она ненавидит и боится этих людей. И они постоянно причиняют ей боль. Но самое интересное – замок ей хочет помочь. Он как живой и он на ее стороне. Я вот прям очень сильно это чувствую, но она – нет. Ненависть и боль ей мешают это понять. 
Раздался протяжный Надин вздох:
– Замок. Живой. Хочет помочь. Угу. Ну пусть встанет и пойдет, перенесет ее куда-нибудь в прекрасное далеко. 
– Вот ты никогда мое творчество не поддерживаешь. 
– Вранье. Твои стебные стишки про одноклассников мне очень даже нравятся.
– Ну, понятно. Другого я и не ожидала. 
Лиза отвернулась от Нади, сделав вид, что обиделась, но на самом деле на нее внезапно обрушилось все, что она только что описала: ненависть, боль и страх Эльжбеты, странное ощущение тепла и заботы от холодного каменного замка, тягучая опасность, которая постоянно витала над героиней ее сна. Внутри все сжалось, как перед прыжком с высоты, потом комок в горле, потом застучало в висках и запахи травы и земли стали сильнее.“Паническая атака” – пронеслось в Лизиной голове – “этого еще не хватало”. Лиза вдруг осознала, что этот страх не за себя или перед чем-то, как раньше, а за ту незнакомую девочку Эльжбету. Она резко повернулась к Наде:
– Знаешь, что еще? Она нереально похожа на меня и в моем сне ее зовут Эльжбета. Вот сейчас только дошло, что Эльжбета – это Елизавета на каком-то иностранном, не помню только на каком. Представляешь, да? Похоже, этот сон был про меня.
– Это наверное твои страхи перед поступлением так проявляются. Ну а что: скоро ЕГЭ сдавать, потом родителям врать, потом еще и отстаивать свое право учиться в литературном – вот тебе страх и ненависть в отдельно взятой московской квартире. А замок – это твой Лит. Он, типа, защищает тебя и такой: Лииизааа, ты талантищщще, поступай в меня! Не ссыыы!
– Ахахаха, Надя, круто все разложила! Иди на психолога учиться – наверное, все так и есть.
– Нет, я стендапером буду – без юмора и с кучей проблем. Идеально!
В этот момент у Лизы зазвонил телефон: мама сообщала, что празднование дня рождения Киры переместилось в развлекательный центр. Дашу она отпустила до самого вечера, заберет ее папа, поэтому старшая дочь может быть совершенно свободна сегодня. Лиза посмотрела на Надю: махнем в центр? Надя медленно опустила и подняла веки: махнем. 
– Мам, кинь тогда денег на карту. Тыщу. 
Мама пробулькала что-то неразборчиво-недовольное и бросила трубку. Через минуту пиликнуло сообщение – поступление средств. Девочки поднялись с травы, подозвали Морковку и пошли в сторону метро.

Глава 3. С четверга на пятницу сны сбываются

В четверг, после школы, Лиза решила навестить бабушку. В ее старой квартире с высокими потолками всегда было сумрачно и прохладно, как в музее, где экспонатами оказались несколько поколений одной московской семьи. Лиза любила бывать у бабушки, вдыхать сыроватый воздух старых вещей – она всегда чувствовала сильную связь с ними и всем ее родом, и именно здесь, в бабушкиной квартире, она искала и находила свое вдохновение. Старые фотографии на стенах и мебель как-будто наполняли ее, утоляли вечную жажду и страсть к неизведанному и непознанному. Раз за разом Лиза рассматривала старые фото и ей казалось, понимала что-то новое про саму себя.  Сегодня она тоже первым делом засела за старые фотоальбомы, чьи шершавые от древности обложки на ощупь были как теплые зверьки. 
Вот прабабушка Катя – крупная женщина с пышной прической. Бабушка стоит рядом, еще подросток, совсем другая – тоненькая, хрупкая, едва достает матери до подбородка. Она и сейчас не слишком изменилась – все такая же легкая, изящная, очень моложавая. Лиза помнит шутливые слова отца: женщины в их роду через поколение выглядят как дочери татарского князя. 
 – Ба, – говорит Лиза – а есть фотки прапрабабушки?
Бабушка вскинула черные брови-ниточки:
– Так там, в альбоме, групповое фото – ты забыла? Единственное фото твоей прапрабабки и всей ее семьи. 
– Я просто подумала, а вдруг еще есть.
Лиза перелистнула несколько страниц, добралась до фото и начала его рассматривать. Оно завораживало ее с самого детства: шутка ли – мужчины, женщины и дети – все в нарядах как из школьного учебника по литературе! Лиза быстро нашла на фото юную девушку в белом платье – смуглую и тонкую, и повернулась к бабушке:
– Ба, это она? Так на тебя похожа.
Бабушкины брови снова поползли вверх:
– Что это ты? Все подзабыла, что ли? Вот бабка – она ткнула пальцем в высокую круглолицую девушку с волосами на прямой пробор.  – А это – палец закрыл лицо девушки в белом – а это сестра ее, то есть тетка моя, внучатая. А это вот их брат...
– Ого! Но вы же с нею одно лицо! – прервала бабушку Лиза. 
– Ну да, есть такое. Меня даже и назвали в ее честь – Елизаветой. В нашей семье так часто бывает – когда ребенок похож не на родителей, а на кого-то из родственников. Чаще всего с девочками – вот ты и я, например. Но и с мальчиками тоже случается. 
– А ты ничего про нее не рассказывала. Получается, что и меня в ее честь назвали? Не в твою?
– Ну, в каком-то смысле – да. – Бабушка задумалась. – Самое интересное, что меня ведь при рождении Дашей назвали, а потом, когда мне два года исполнилось, бабушка настояла, чтобы меня переименовали в Елизавету. Хм, самой теперь интересно стало – зачем?
– Ого! – снова воскликнула Лиза – может это традиция такая – всех наших темненьких Лизами называть? Так чем тетка-бабка наша прославилась, что двухлетнего ребенка ее именем переназвали? 
– Да ничем – махнула рукой бабушка – тем, что пропала. Семнадцать ей было. Чудачка она, ну знаешь, странная такая, мечтательница, не от мира сего. При том, бойкая очень, палец в рот не клади, что называется. Это дедушка так о ней говорил, он ее немного знал. Все бредила идеями какими-то. Газеты постоянно читала, что да где происходит, где воюют, кто какой подвиг совершил. А когда она исчезла, все так и решили, что сбежала куда-нибудь: или воевать против несправедливости, или покорять чего-нибудь. А может и просто с цыганами – уж очень она любила и наряды цыганские, и песни, и культуру их. Но больше о ней не слышали никогда. Бабушка говорить о ней не любила и на деда постоянно шикала, мол, молчи, не выдумывай чего не знаешь. 
– А ее искали?
– Искали, да не особенно. Как раз революция началась, семье не до поисков стало.
Обе Лизы – и бабушка, и внучка – замолчали. Задумались. Каждая по-своему, но об одном: кем была смуглая девушка Лиза, родившаяся в позапрошлом веке, и почему ее имени не дали исчезнуть в семье, хотя воспоминаний о ней не сохранили. 
***
Лиза выпросила у бабушки фотографию, купила по дороге рамку и дома поставила ее на тумбочку у кровати. Дашка с любопытством заглянула в фото и спросила:
– А че, бабуля Лиза в кино снималась?
– С чего ты взяла?
– Ну вот же, она молодая в старинном наряде стоит. И все люди тоже. Такие только в кино носят и в театре. А фотка дурацкая – кроме бабушки все какие-то страшные. 
– Во-первых, – Лиза подняла указательный палец – это не бабушка Лиза, она тоже Лиза, и даже наша бабушка, впрочем, но не бабуля. Во-вторых, – поднялся средний палец – они не в театре, они так одевались: ведь эти люди, вообще-то, жили сто лет назад. А в-третьих, – и тут указательный снова сложился – ну надо же хоть немного историей семьи интересоваться, да? – и Лизин средний палец оказался перед носом Даши.
– Мама,  – завизжала та – а Лиза мне факи показывает! – И выбежала из комнаты. 
Лиза взяла в руки фотографию и внимательно посмотрела на девушку, чье имя носила. Любительница приключений и всего цыганского. На фото – в белом изящном платье, а на талии повязан цветастый платок, который Лиза раньше не замечала. Интересно, сколько она выслушала за эту свою вольность? Столько же, сколько и сама Лиза за свои цветные пряди в шестом классе? 
Лиза вдруг вспомнила бабушкины слова: “семнадцать ей было”. Лизе тоже семнадцать. Она ощутила то тревожное и будоражащее что-то, которое возникает когда проходишь по краю некой захватывающей тайны, а ты не понимаешь, куда смотреть, чтобы ее разгадать. Да и в чем эта тайна, собственно, пока не понимаешь – знаешь только, что она есть, вот здесь, совсем рядом, но ее никто не видит кроме тебя. У Лизы внезапно затуманилось в голове, как от сильнейшего недосыпа. “Ох, – сказала она про себя – чего это меня так в сон клонит?”. Вялыми руками она медленно стянула с себя джинсы и завалилась прямо в заправленную кровать. Потом встала и, повинуясь непонятно откуда взявшемуся желанию, сунула фото с бабушками под подушку. И почти уже не соображая завернулась в плед, которым застилала постель, снова рухнула на кровать и отключилась. 

Глава 4. Что творится в "большом мире"?

В день, когда Рузанна Мольтан вышла за ворота замка с чемоданчиком в руках, она пообещала своей маленькой Эмеше писать по письму каждый месяц. Первое и правда пришло всего через пару недель: мадам Аджани зачитала его вслух во время завтрака. В нем Рузанна сухо сообщала, что добралась до столицы и что ищет работу горничной или личной помощницы у богатых местных дам. Дочитав, мадам Аджани отметила, что Рузанна девушка умная и трудолюбивая, но крайне гордая и своенравная, и что ей нужна работа, которая “выбьет из нее всю дурь”. Впрочем, мадам Аджани постоянно хотела “выбить дурь” из всех своих подопечных.

Прошел месяц, другой, третий, а писем от Рузанны больше не было. Прошло еще полгода и Эмеше перестала вздрагивать при слове “почта”. Прошел еще месяц и Эмеше получила письмо. 

И вот тут начались легенды! Никто толком не знал, как оно обошло цензуру Графини и поэтому его появление в замке обросло самыми дикими версиями: его тайком принесли домы-акробаты, которых Рузанна наняла, и ночью подкинули в окно; его принесла выдрессированная магом птица; его пронесла сама Рузанна, скрытая амулетом невидимости и так далее – версии, одна чуднее и нелепее другой. На самом деле то была простая невнимательность слуг,  в которой никто не сознался. Так или иначе, но письмо сестры Эмеше получила совершенно нетронутым, даже запечатанным в конверт.

***

    Графиня Иржебет Эчеди пестовала уже не первое поколение Дочерей.  У нее были свои правила и странности, которые раздражали многих в правительстве Великой Трансильвании. Однако, ее древний род накопил за века существования огромную мощь и невероятное влияние, поэтому в своих владениях Графиня делала, что хотела. 

Например, в Дочери она брала только девочек из хороших родов, а еще была убеждена, что юным стриксам для правильного формирования необходимо пить только кровь человека близкого по возрасту и того же пола. Для этого Иржебет Эчеди создала приют для девочек, купив старый замок Мольтан. Главным условием попадания в него было подтвержденное полное сиротство. Здесь предпочитали дочерей безграмотных крестьян, никогда не ездивших дальше своей глухой деревни. И еще внушали, что их кровь – это лишь небольшая плата за постель, еду, безопасность, образование и величайшую милость Графини, которая не дала сироткам сгнить в работном доме или на кухне какого-нибудь нерадивого стригоя. А достичь без болезней и с хорошим питанием возраста 18-20 лет для многих девушек в этом мире означало выжить.

***

Когда Эмеше получила в руки письмо, она какое-то время крутила его в руках, не понимая, как вскрыть конверт. 

– Может сходить к мадам и попросить у нее нож для бумаг? – сказала она толпе ожидающих девчонок.

Глория, считавшая ее непроходимо глупой, вырвала письмо и отбежала с ним подальше. 

– Глория! – крикнула Эмеше – а ну верни! А то я пожалуюсь мадам!

Глория, уже надорвавшая конверт, ответила:

– Ну и будешь дурой! Письмо даже не вскрывали – неужели ты не понимаешь, что оно может содержать нечто запрещенное? Если мадам узнает, что нам в руки попало не вскрытое письмо, она его тут же отберет. – И, достав письмо из конверта, протянула его Эмеше – На, иди сюда – читай! 

Эмеше подошла к Глории и взяла письмо: девочки почти хором зашептали: только вслух, Эмеше, пожалуйста, вслух! 

Эмеше вгляделась в листок на пару секунд, а потом шумно выдохнула, вдохнула и начала:

“Дорогая сестренка! Надеюсь ты в добром здравии, потому что я пишу тебе одиннадцатое по счету письмо и до сих пор не знаю, получаешь ты мои послания или нет. Почти год прошел с того момента, как я сменила синее в клетку платье старшей воспитанницы на серое с белым воротником платье выпускницы, но все еще не могу без содрогания думать о приюте, Графине и о том, что ты все еще там. 

Знаешь, когда я жила в приюте, я была почти счастлива, но здесь, в этом великолепном настоящем мире я понимаю, что мы живем как несчастные дойные животные, вынужденные отдавать частичку себя, по сути, паразитам, злобным и жестоким хищникам и я сейчас имею в виду не только кормления и не только приют.

Кстати, о кормлениях. Ты знаешь, в столице можно с легкостью избегать их. Оказывается, после выпуска мы продолжаем принадлежать Графине, и кроме нее никто не может взять нашу кровь. А Графиня часто о нас забывает, почти не бывает в городе, поэтому и распоряжение такое поступает редко. Да и то, не все выпускницы находятся в поле зрения ее помощников. Вот так мы и становимся, по сути, свободными людьми. А если еще раздобыть бумагу, что ты умерла и тайно сменить имя, то становишься свободной по-настоящему.

А еще, вот уже пять месяцев подряд, я пишу тебе о Томасе – моем женихе, с которым мы недавно обручились и вот-вот сыграем свадьбу. Я писала также, что дядя Томаса живет в Атлантисе, в огромном городе, и что мы туда собираемся. Так вот – это письмо я пишу тебе уже из-за океана и идти оно будет чуточку дольше. Хочу тебе сказать, что мне дышится здесь гораздо легче, я впервые чувствую себя по-настоящему свободной. Ты наверное хочешь знать, что такое быть свободной? Я хочу, но вряд ли смогу тебе это правильно объяснить. Я молюсь, что и ты однажды это узнаешь. А еще, Томас познакомил меня с невероятными людьми – я не могу сказать тебе кто они и чем занимаются, но намекну: они очень хотят сделать свободными всех людей. 

Что еще я хочу тебе сказать? Будь здорова, сестра моя, учись и верь в будущее!

P.S. Учи язык атлантцев!”

Эльжбета вспомнила о брате: вот уж настоящая мука – не знать, что сейчас с твоим родным человеком! Ее переживания и мысли о нем мешали заснуть не одну ночь подряд. Порой она просто захлебывалась отчаянием, а порой смирялась. Письмо Рузанны вдруг вселило в нее надежду – причем как-то сразу, внезапно! “Ударило надеждой” – впоследствии называла она это состояние. “Синеглазый мальчик с каштановыми волосами – как ты выглядишь сейчас? Как я тебя узнаю?” – у Эльжбеты вдруг больно кольнуло слева. Далекий брат, которого она, по правде говоря, почти не помнила: не родной человек, а, скорее, символ той полузабытой жизни, в которой осталось ее настоящее “я”. По сути, он был единственным, кто мог назвать истинное имя Эльжбеты и кто мог хоть как-то ответить на ее вопросы о матери и отце. 

Глава 5. Снова проспала!

    Лиза с трудом открыла глаза. Под подушкой назойливо жужжал телефон, мешая снова погрузиться в дремоту. С недовольным стоном Лиза сунула руку под подушку, достала телефон, глянула на экран: Надя. "Да, блин!" – пронеслось в голове – "чего звонить-то с утреца?!"
– Алло – Лиза постаралась сказать это максимально недовольно – что за истерика? А телеграмм и Контактик уже не работают?
– И тебе "здрасти". Работают  – радостным голосом ответила Надя – да только ты ими все равно не пользуешься. Я уж думала почтового голубя доставать из бабушкиного сундука. 
Вместо ответа Лиза хмыкнула.
– Ты чего в школе сегодня не была? У тебя все норм? 
– В смысле не была? – Лиза посмотрела на часы: они показывали почти час дня. – Пипец! Я, что ли, проспала?
– Ты у меня спрашиваешь?
– Скорее, у себя. Надь, можно я в себя приду, потом напишу тебе. Я ничего не понимаю: будильник не сработал, родители не разбудили, и сама дрыхла как сурок.
– Ок, просыпайся! Вечером пиши, если что. Я до шести у репетитора – и Надя отключилась.
В недоумении Лиза так и осталась сидеть прижимая телефон к щеке. Как так вышло, что она проспала? И никто не разбудил… И главное  – сон этот дурацкий опять приснился. Какие еще кормления ожидали Эльжбету? Ощущения были неприятные, хоть и не совсем понятные. Жаль, что ее никто не разбудил.
 Лиза вспомнила, что и в первый раз, когда ей приснилась Эльжбета, она проспала. Почему-то подумалось, что это должно быть связано: странный сон и то, что Лиза не просыпалась вовремя. 
Телефон снова завибрировал – звонила мама. Лиза смахнула зелёную кнопку:
– Да, мам.
– Как ты себя чувствуешь,  детка? Даша сказала, что ты стонала во сне и как будто плакала, я поэтому решила тебя не будить. У тебя ничего не болит? Ты в школу не ходила…
– Да вроде нет… Мам, я только что проснулась – вообще не понимаю,  как это вышло. Ну почему ты меня не разбудила? Я никогда столько не спала.
– Значит, организму надо. Вымоталась ты со своими экзаменами и поступлениями. Это точно стресс – уверенно поставила мама диагноз. – Ну, отдыхай. До вечера!
– Пока. – Лиза удивилась маминой снисходительности. Может и вправду она как-то особенно жалобно стонала? 
Лиза дошла до кухни и поставила чайник. Кофе не хотелось, поэтому она полезла на полку с чаями. Черный с бергамотом, зеленый с мятой, какая-то невообразимая мамина смесь для успокоения и релакса, ромашка… Лиза взяла пакетик с ромашкой и аккуратно опустила его в кипяток. Ее сладковатый медовый аромат напомнил о поле возле дома и запахе маминых волос. 
Стоп! Какое еще поле? А мамины волосы никогда не пахли ромашкой – у них в доме отродясь ромашкового шампуня не было. Эльжбета! Лиза поморщилась: вот до такой степени она в чужую память погрузилась, да? И ладно бы речь шла о настоящем человеке, а то какая-то фантазия тревожного мозга. Может мама права и она действительно слишком вымоталась готовясь к экзаменам? Если бы мама знала, что подготовка идет в двукратном объеме, Лиза давно бы уже сидела на спецдиете из витаминов и трехчасовых прогулок в парке. Ну, по крайней мере Морковке бы понравилось гулять так много. Хоть кому-то мамины назначения бывают в радость!
    Пока никого не было дома, Лиза решила записать свой сон и ударно над ним поработать. Открыв вордовский документ, она быстро набросала все, что помнила. Текста получилось несколько страниц. Лиза перечитывала их снова и снова в попытке продолжить сюжет, но ничего не приходило в голову. Ощущение было очень странное – как-будто она пытается исказить и переписать чью-то реальную жизнь, и жизнь эта отчаянно сопротивляется Лизиным попыткам. 
    Лиза сделала себе большой бутерброд, и пока ела, немного походила по квартире, прикидывая то или иное развитие истории. Ей не давали покоя мысли о кормлениях. Кормления – что это еще за хрень такая? Разговоры и мысли Эльжбеты о крови и хищниках наталкивали Лизу на очевидные, но фантастические выводы – кто-то питался кровью девочек?! Но что же это такое – жуткий обряд и людоедская практика? Лиза задумалась, куда повернуть сюжет будущей книги: в вампирское фэнтези или в викторианский ужастик о сумасшедших сектантах, последователях кровавой графини Батори?
    – Ух ты! – сказала Лиза вслух – офигенская история может получиться! Вот и здравствуй моя первая серьезная книга! 
    Воодушевленная, Лиза снова села за компьютер, но уже через полчаса работы ее начало клонить в сон. Лиза сопротивлялась дремоте как могла: проветрила комнату, включила музыку и принесла тарелку со сладостями, но сон оказался сильнее, и вскоре она крепко спала прямо за рабочим столом.

Глава 6. "Сдохни!"

Итак, Эльжбета ненавидела дни кормления.
По иронии судьбы ее здоровье было настолько крепким, что отводов от донации доктор Ферре ей почти не прописывал. Вечно болеющая Сильвия за 12 месяцев бывала дай бог на трех-четырех, а неуклюжую Глорию пару раз в год обязательно настигали вывихи и переломы с длительным периодом восстановления.
В палате для кормления воспитанницы расположились на кушетках, полулежа. Доктор Ферре и его помощница быстро установили на предплечьях девочек причудливые конструкции из игл и трубок. Доктор выглянул в коридор – там уже стояли бледные воспитанницы Графини и несколько преподавательниц-стриксов. 
– Проходите, прошу! – сказал доктор Ферре и Дочери впорхнули в палату. Он уверенно и четко распределил их между кушетками, проследил, все ли уселись на маленькие стульчики и подал знак помощнице. Она быстро, но без суеты обошла все пары и настроила подачу крови.
Напротив Эльжбеты сидела совсем юная девушка, наверное ее ровесница. Бледное узкое личико с большими фиалковыми глазами было очень красивым и каким-то не по-земному трогательным, но Эльжбета не могла отделаться от мысли, что оно напоминает ей хорошо отполированный череп. Девушка поймала взгляд Эльжбеты и смущенно улыбнулась.
Эльжбета отвела глаза и стала смотреть, как ее кровь, наполняя прозрачные трубочки, прокладывает красные горячие дорожки от нее к стригойке. Кровь быстро скапливалась в небольшом круглом сосуде с длинным узким носиком, из которого Дочерь время от времени отпивала приличную порцию.
Внутри Эльжбеты поднималась ярость. Она справлялась со своей ненавистью к Графине и ее приближенным, когда не видела их, но дни кормлений уничтожали эту хрупкую дистанцию, приближая ее врага вплотную. Чувствуя, что с трудом подчиняет разуму эту злость, Эльжбета закрыла глаза и откинулась на кушетку. Про себя она начала повторять спряжение глагола “сдохнуть”. 
Звук падающего стульчика заставил Эльжбету открыть глаза. Маленькая стригойка вскочила и швырнула подоспевшему доктору в руки чайничек с кровью. Из прекрасных фиалковых глаз потекли слезы. Графиня (Эльжбета не заметила, когда та появилась в палате) бесшумно подплыла к Дочери. Ее всегда бесстрастное лицо вдруг стало чуточку суровей. Она положила юной стригойке руки на плечи и спросила тихим спокойным голосом:
– Дитя мое, что случилось?
– Она меня ненавидит – ответила девушка и затряслась в истерике. 
– Объясни? – потребовала Графиня, слегка встряхивая ее.
– Эта девушка – ее кровь на вкус как ненависть! – стригойка с трудом перевела дыхание – от нее исходит какое-то чудовищное зло! Меня как-будто затянули в самый жесткий корсет и не дают дышать. И в голове только одно слово: сдохни, сдохни!
Графиня оставила свою ученицу и подошла к Эльжбете. Ее кровь уже остановили, она просто лежала на кушетке, как и все плохо понимая что происходит. Графиня стала над ней – грозная, мрачная, замурованная в черный бархат. Ее красивое лицо было абсолютно неподвижно и только в темных очах сверкали какие-то тревожные искорки. Она закрыла глаза, будто прислушиваясь, глубоко вдохнула, а потом потрогала свое горло так, словно ей стало тяжело дышать.
– Кровь – хрипло скомандовала она и протянула руку к доктору Ферре. Тот подал ей сосуд с кровью Эльжбеты. Графиня понюхала его и вернула доктору. 
– Мерзкую тварь в карцер! – прошипела она. Ее лицо вдруг скривилось и стало неприятным, старым и зловещим.
Доктор Ферре вступился за Эльжбету:
– Госпожа графиня, но девочку нельзя сейчас в карцер! Она потеряла много крови и ей требуется такой же восстановительный период, как и остальным!
Графиня прищурившись посмотрела на старого доктора. Спустя несколько вдохов и выдохов на ее лицо вернулась маска бесстрастия:
– Раз Вы, доктор, настаиваете, то наказание будет отложено. Ее же кровь сегодня никому не давать. И впредь, до кормлений не допускать! Будете брать ее кровь отдельно от всех, у себя в лаборатории. – И, обращаясь к Эльжбете, снова зашипела гадюкой – а теперь живо пошла прочь!
Эльжбета поспешно освободилась от системы и покинула медблок.
В дни кормления основные уроки заменяли на физкультуру и рукоделие. Эльжбета, слегка шатаясь, добрела до класса, в котором шел урок и села на пол у дверей – ждать подруг. Она не успела выпить чудо-напитка доктора Ферре, который пили все девочки после донации, и следовало бы поесть, но ей казалось, что уже весь замок знает и гудит о том, что произошло, тычет в нее пальцем и судачит. Как никогда сейчас ей нужна была поддержка близких людей – а единственными близкими в замке для нее были Сильвия и Глория.
Внезапно в коридоре показалась Анжелика – девочка лет девяти-десяти. Она несла перед собой огромную корзину со всякой швейной всячиной, корзина закрывала ей обзор, поэтому Анжелика ступала медленно и осторожно.
Эльжбета поднялась и пошла ей навстречу. Анжелика заметила ее и остановилась: из-за корзины видны были только ее большие карие глаза. Эльжбета взялась за ручку корзины:
– Давай помогу.
Анжелика с облегчением выпустила корзину из рук, но тут же уперла их в бока:
– Только у дверей отдашь мне обратно, потому что это мне мадам Марианна дала задание, я корзину должна принести.
Эльжбета улыбнулась – малышня всегда так дорожит поручениями старших! 
– Так и я не просто тебе помогаю, а за услугу.
– Какую услугу?
– После того, как отдашь корзину мадам Марианне, подойди к Глории или Сильвии и шепотом скажи, что я их жду за дверью. Поняла? Только шепотом и только Глории и Сильвии. И никому больше не говори, что видела меня в коридоре. 
Анжелика кивнула:
– Но ты и не должна быть в коридоре сейчас. У тебя же кормления, так что я тебя и не видела.
– Верно! Я сейчас должна лежать в своей постели и есть бутерброды с мясом.
– И овощи.
– И овощи. Даже капусту.
У двери в класс Анжелика остановилась и протянула руки к корзине. Эльжбета помогла ей ухватить ее покрепче и осторожно толкнула дверь так, чтобы в классе ее не заметили. Вошедшая Анжелика захлопнула дверь ногой. 
Эльжбета снова опустилась на пол – похоже, волнение давало о себе знать сильнее потери крови. Она вытянула руки перед собой – они дрожали. 
Минут через семь из класса вышли две девушки. Глория была заметно веселой – она терпеть не могла уроки рукоделия и идея их прогулять  определенно пришлась ей по вкусу. Она протянула руку Эльжбете и помогла ей подняться. Потом троица молча дошла до лестницы. Там все наконец снова обрели голоса.
– Сильви притворилась, что у нее потемнело в глазах и даже уколола себе палец для достоверности. Я веду ее к доктору Ферре и если понадобится, то побуду с ней некоторое время. 
Сильвия поднесла к глазам Эльжбеты свои пальцы, видимо, для демонстрации раны, но та ничего не увидела и пожала плечами.
– Кровь была! – обиженно сказала Сильвия. – Ты же знаешь, я всегда играю максимально жизненно! – Эльжбета еще раз пожала плечами.
Меж тем Глория начала осознавать, что с Эльжбетой что-то происходит – она была подозрительно тиха и как-то чересчур измотана.
– Что же, наш бледно-смуглый друг, не хочет ли твое встревоженное лицо поведать нам нечто важное? – спросила она.
– Хочет – ответила Эльжбета – но если это встревоженное лицо не поест чего-нибудь волшебного, моментально восстанавливающего силы, оно свалится в глубокий обморок прямо здесь, не достигнув нашего тайного пристанища. И вы не узнаете, что меня так встревожило.
Девочки переглянулись. Глория, а она всегда соображала быстро, скомандовала:
– Сильви, лети на кухню за едой, а я пока помогу Эли доползти до пятого этажа. И воды не забудь.
 Сильвия молча кивнула и побежала вниз по лестнице.

Глава 7. Тайны замка Мольтан

Поев и рассказав, что случилось, Эльжбета и вправду почувствовала себя лучше. Присутствие подруг ее успокоило, а горячий травяной чай с молоком окутал ее сливочно-пряным ароматом, согрел и расслабил. Эльжбета поставила кружку на пол и с благодарностью посмотрела на подруг:
– Девочки, как же я вас люблю. Пообещайте: что бы не случилось – вы будете меня помнить.
Сильвия и Глория переглянулись. Это им совсем не понравилось.
– Не начинай раньше времени, пожалуйста! Все скоро забудется. Если помнишь, то за письмо Эмеше нас наказали просто дополнительной уборкой. 
– Ну, в получении письма мы были мало виноваты. – Поправила Сильвия Глорию – А уборка… Если называть “уборкой” месяц работы в коровнике, то наверное и впрямь все звучит не так уж и страшно.
– Нет, девочки, Графиня ясно сказала: к кормлениям меня не допускать, но кровь брать. Так что, даже если она отменит карцер, о самом происшествии точно не забудет – моя ж кровь в бутылочке будет ей вечным напоминанием! А она не из тех, кто прощает. Кстати о письме Рузанны: Сильви, молю, покажи мне конверт. Не знаю почему, но он меня очень успокаивает, честно говоря.
Сильвия отошла к противоположной стене, приподняла старую обшивку, расчихалась от потревоженной пыли и пошарив под обшивкой рукой  достала сложенный белый листок, в котором лежал атланский конверт. После того, как некоторые девочки и сама Эмеше стали неосторожно пересказывать остальным содержание письма Рузанны, о нем узнали воспитатели; было проведено расследование, источник свободомыслия нашли и уничтожили, а девочек, читавших в тот день письмо вместе с Эмеше, наказали. Единственным напоминанием остался конверт, который Глория спрятала не в спальне, как сделали бы остальные воспитанницы, а в комнате, в которую из персонала уже давно никто не поднимался. 
Эльжбета взяла конверт в руки и представила, как они с братом живут свободно и бесстрашно. 
– Я уеду из Трансильвании, – сказала она со злостью – как только выберусь отсюда, то сначала найду своего брата, а потом мы вместе уедем в Атлантиду. Там я найду тех людей, о которых писала Рузанна, и тогда вернусь и сделаю все, чтобы Графиню наказать. За нашу кровь, за девочек, которых она отдала Барону, за вранье, которое мы выслушиваем годами.
– Скоро опять Праздник Урожая – вздохнула Глория – пара месяцев всего осталась. 
После слов Глории все замолчали. Каждая думала о своем и одновременно об одном и том же. Мольтан был для воспитанниц резервацией, прятавшей их от мира. Разумеется, науки, которые они изучали в приюте, давали им представление о том, как устроена жизнь, но на самом деле, черпать свой опыт они могли только из книг. Весь мир для них – это Графиня с Дочерьми, кормления и Барон, приезжавший изредка в замок со своими егерями. В дни их приезда девочек обычно не выпускали на улицу, а свиту Барона не впускали в замок. Они никогда не говорили с Бароном и почти никогда с Графиней и ее подопечными. Что это были за существа – такие привычные и такие незнакомые? Какую роль сироты-воспитанницы играли в этом жутком спектакле?
– А помните Елену? – сказала Глория – Она мне снилась недавно. Она мне с тех пор обязательно снится перед Праздником.
Раз в год Барон приезжал в Мольтан не просто поболтать с Графиней. Он устраивал “смотрины” – забирал с собой нескольких особенно красивых девочек лет пятнадцати-семнадцати. Графиня и воспитатели утверждали, что девочки эти станут горничными в доме Барона, помощницами на кухне или будут учиться у экономки. И к тому времени, как их бывшие товарки только выпустятся из приюта, они уже получат приличный опыт работы, подкопят денег и обретут самостоятельность.
Что происходило с девочками на самом деле – никто из воспитанниц не знал. В собственных смутных предчувствиях, в осторожном шепотке кухарок они строили свои догадки и пугались собственных прозрений. Их подозрения усилились после того, как в прошлом году Елена, почти год назад увезенная Бароном, появилась вдруг на пороге приюта грязная, избитая, неузнающая никого. В бреду она бормотала что-то про охоту, умоляла кого-то ее отпустить, показать дорогу к приюту, а потом, через несколько дней, умерла от горячки, так и не раскрыв тайны своего отсутствия. Когда через две недели Барон приехал на Праздник Урожая, Эльжбета снова смотрела в окно на кавалькаду его людей, но уже совершенно по-новому. Теперь она видела не красивых ловких мужчин, а хищные лица и хищные руки, способные разорвать свою жертву на множество кусочков. Ей казалось, что она видит их жадные до крови души, и думала: они обыкновенные хищники –- как и Графиня с ее такими невинными на вид ученицами. 
– А ты действительно думала про себя “сдохни”? – голос Сильвии заставил ее вздрогнуть. 
– Что? Ах, да… Я думала, как бы мне отвлечься и начала повторять про себя урок по спряжению. И нечаянно выбрала именно слово “сдохнуть”. 
– Ничего себе – восхитилась Глория – То есть стригойка услышала, что у тебя в голове? Мне вот теперь хотелось бы понять, у кого из вас такая телепатическая мощь – у тебя или у стригойки?
– Да не, вряд ли у меня есть какая-то там мощь. Скорей, это стрикс очень впечатлительная – считала мою ярость по вкусу крови, а про “сдохни” сама додумала. Ну и совпало.
Эльжбете снова стало не по себе. Эта большая заброшенная комната, которая обычно казалась ей добрым пристанищем, как-будто наполнилась тревогой и страхами. Почувствовав себя неуютно, девушка поднялась и со словами “Нам пора, наверное” направилась к тайнику Глории и Сильвии, чтобы снова припрятать драгоценный конверт. Пока она осторожно шарила под обоями, пытаясь закрепить листок, Сильвия и Глория уничтожали следы своего присутствия – собирали чашки, крошки, остатки пищи. Листок же упорно не хотел держаться и выпал. Поднимая его с пола, Эльжбета заметила небольшую округлую выпуклость под другим куском обоев, ниже, почти у плинтуса. Не долго думая, она сунула туда руку и достала овальный предмет, похожий на крупную подвеску. Это была потемневшая от времени костяная пластина, со слегка затертой странной вязью, которую можно было принять и за буквы, и за узор. 
Подошла Сильвия. Эльжбета отдала ей конверт и показала кулон.
– Что это? – спросила она у подруги.
Сильвия взяла кулон у Эльжбеты, немного покрутила его на свету, а потом вернула со словами:
– Ты что, не знаешь? Про него ж все знают – это древний амулет. Валяется здесь лет сто наверное, его даже малыши видели. Но он не работает, бесполезный, поэтому никому не нужен.
– А я впервые вижу – призналась Эльжбета. Она подумала: странно, что амулет никто не взял. Он был очень красив, его хотелось рассматривать, гладить пальцами стертую поверхность. – А откуда он, ты знаешь?
– Он из этого замка, от прежних владельцев. – Увидев заинтересованность Эльжбеты, Сильвия удивилась еще больше – Ты что, взаправду не знаешь? Графиня не первый и не главный владелец замка. Раньше он назывался Ксан-Дор и принадлежал могущественному роду магов. Честно говоря, я не знаю, куда они делись и что вообще произошло, да и чего такого они натворили, но замок переименовали, передали новому владельцу, который его тоже бросил. А потом замок долго стоял заброшенным, пока его не получила Графиня. Кто-то из старших девушек говорил мне, что на этом артефакте написан родовой девиз Ксан-Доров. Та девушка увлекалась древними языками, прочесть смогла, но точно перевести не получилось – что-то про доблесть и борьбу. Это очень редкий и сложный язык.
Эльжбета продолжала держать кулон в  руке – почему-то он казался ей живым и теплым. И опять она подумала, что такая красивая вещь, даже неработающая, может стать отличным украшением. Правда, придется его прятать под платьем, но это неважно. Осталось стащить симпатичный шнурок у мадам Марианны на следующем уроке рукоделия.  
Глория и Сильвия уже стояли у двери. Вдруг Глория сказала:
– Ты знаешь, Эли, а ведь и впрямь хорошо бы тебе уехать в Атлантис, а еще лучше прямо сейчас. Ты права – вряд ли Графиня тебе это простит.
Эльжбета улыбнулась им и показала кулон:
– А я решила завести себе амулет. Будет моим оберегом от козней Графини.
Лицо Глории вдруг побледнело и начало таять.  Лиза испугалась и крикнула ей: эй, Глори, что это с тобой?
Расплывшееся лицо Глории ответило маминым голосом: 
– Лизонька, просыпайся.
***
Лиза открыла глаза. Она была в своей комнате. Замок, Глория и артефакт исчезли. Вместо них были мама, комп и Даша. 
– Опять спишь – грубо спросила она, – и вообще, почему тебе можно школу пропускать, а мне нет?
Мама пристыдила Дашу: 
– Детка, ты же видишь, что Лиза много занимается. У нее ЕГЭ скоро. Ничего страшного, что она пропустит день-другой – через 2 недели она вообще школу закончит. 
– Вот именно – мрачно согласилась Дашка – ей всего две недели осталось,  могла бы и походить. Это мне нужны прогулы, мне еще целую кучу лет в эту дурацкую школу ходить! 
– Дарья, перестань, пожалуйста. Не сравнивай себя с Лизой! 
– Почему это?!
– Вы в разных весовых категориях! Все, заболталась я с вами, пойду ужин сочинять – мама попыталась сбежать, но Даша двинулась за нею на кухню, продолжая ворчать и  ныть. До Лизы донеслось мамино: Дарья, отстань от меня! Ты и так каждый год почти на неделю раньше каникул уезжаешь к бабушке Люсе! Ты пойдешь завтра в школу и точка!
Лиза на всякий случай свернула документ с описанием сна и открыла другой – с сочинением по литературе. В комнату заглянула мама:
– Лиз, с собакой хоть погуляй…
– Да, мам, сейчас! Одеваюсь уже. 
Лиза торопливо натянула джинсы и толстовку, замотала волосы резинкой и была готова. Не терпелось остаться одной, чтобы обдумать происходящее с нею, а заодно надиктовать новую “серию” странного сна на диктофон. С этими мыслями она схватила на руки Морковку и вылетела на улицу.