Повесть про день из жизни мальчика – ученика жестокого и капризного Бога.
Жанр: эпическое фэнтези
Мир: Раненый мир
✦
Огненный зал утопал в безмолвии и темноте. пламени, целые полотнища огня, когда-то бушевавшего здесь, были пойманы в магическую ловушку – да так и застыли, взметнувшись к небу, став стенами и куполом зала. Замерший огонь не горел, не светился красным, а был прозрачен, как хрусталь. Только когда солнечный свет пронизывал стены, пойманное в плен пламя будто оживало, разгоралось морем алых и рыжих всполохов, бросая отсветы на черный мраморный пол. А ночью, когда восходили Луны, и их свет пульсировал в стенах и потолке, огонь казался то бледно-синим, то зеленоватым, слабо мерцал, как северное сияние.
Когда же мир вокруг замка тускнел – например, в сумрачный грозовой день или после заката, пока Луны еще как следует не проступили на небе – то очертания зала терялись в прозрачной пустоте. Казалось, что стоишь на вершине высокой горы, а вокруг вздымаются еще более величественные горы, покрытые густым сосновым лесом. Сейчас здесь почти воцарилась ночь, тучи укутали небо, не пропуская свет Лун или звезд. Поэтому огненным залом владела мгла – и сквозь прозрачные стены бесцветного огня виднелись огромные мрачные склоны.
Резкий белый росчерк нарушил темноту и тишину; белые отсветы отразились в прозрачных стенах и угасли. Это был переход, но не портальный, а сквозной, судорожный и быстрый. Прыжок из одной точки мира в другую, поспешный, испуганный, сделанный неправильно. И потому очень опасный. Одно неверное движение, один спазм изломанной арки – и проходящего сквозь нее разорвет на части. Из трещины в пространстве выкатилась девочка в лохмотьях, ее плечи дымились, волосы были обожжены, на разодранной одежде краснели тлеющие лоскуты. Излом тут же сомкнулся, срезав крупную прядь ее волос – мгновение раньше, и…
Девочка мучительно застонала, в ее голосе было столько отчаяния, что если бы кто-то мог услышать, то против воли бросился бы ей на помощь. Даже не зная, что с ней и как ей помочь.
Одиннадцать лет, худая, сильные плечи выдаются над напряженно согнутой спиной. Она всем весом навалилась на нечто маленькое, стиснув обеими руками, прижимая к полу, пыталась не дать ему освободиться и сбежать. Из-под стиснутых на черном мраморе ладоней вырвался яростный свет, девочка вскрикнула от боли, но держала, хотя в ее руках явно бушевал сгусток огня! Он просвечивал сквозь худенькие пальцы, жег их, девочка скулила от боли, но не сдавалась.
– Воды, – протяжно звала она, – воды!
– Вода тебе не поможет, Клара, – раздался приветливый, мелодичный голос. – Водой не потушить звезду.
Король Ворон возник из ниоткуда, шагнул из едва заметных отсветов и теней, и возвышался над жмущейся к полу, с любопытством разглядывая ее. Девочка всхлипнула, из последних сил пытаясь удержать огненный осколок, который злобно бился в обожженных руках.
– Ты зря вернулась в замок, – терпеливо, рассудительно покачал головой Левран.
Сегодня волосы смеющегося бога были белыми, как снег, ниспадая на правое плечо россыпью небрежных, заостренных локонов-нитей. Лицо пересекала золотая цепочка с затейливым витьем, на лбу мерцал голубой опал в изящной резной окантовке, украшенной жемчугом. Маска в виде головы ворона с застывшими, мертвыми глазами была сдвинута налево; вороний плащ из черных перьев стекал по плечам к полу, сливаясь с мрамором, словно растворяясь в нем.
Как и в любом своем облике, Король Ворон был пугающе красив; несчастный, увидевший его впервые, терял дар речи от осознания, что встретил настолько совершенную красоту. Что после встречи с ним уже ничего не будет как прежде. Клара не раз видела Короля прежде, но даже сейчас, в переломный момент безжалостного боя, у нее перехватило дыхание от его голоса и взгляда.
– Я говорил, дикие звезды сюда приносить нельзя. Они нестабильны, чуют места силы и могут прорваться в одно из них – тогда… Нельзя, ты же знала. Нельзя.
Клара знала.
– Пожалуйста! – взмолилась она. – Пожалуйста, учитель!
Залитое слезами лицо запрокинулось, расширенные глаза смотрели на него снизу-вверх, но на дне зрачков, полных мольбы, темнела безнадежность. Клара понимала, что безжалостный бог не поможет ей.
Всё в девочке дрожало, ей трижды казалось, что больше не стерпеть, сейчас она выпустит звезду и навлечет беду на себя, остальных, на весь замок. Ей не простят этого, Король не дает вторых шансов, сейчас она проиграет, нарушит приказ – еще чуть-чуть, и все будет кончено, она не может!.. Но и за третьей чертой отыскалось, наскреблось еще немножко воли и сил. Ужас перед гневом Короля Ворон опять пересилил слабость и боль.
«Сдайся, пожалуйста, сдайся», шептали пересохшие губы, «смирись, остановись, перестань…»
Магия Клары была сильна. Но не настолько, чтобы одним лишь заклятием усмирить нечто настолько могущественное, как осколок неба. Однако ритм ее шепота и натянутая струна души бередили своевольную вещь. Жажда, осмысленность и воля к жизни девочки смиряли потоки безумия внутри звезды.
«Поддайся моей воле, проклятая», всхлипнула Клара, «Как же я ненавижу тебя. Проиграй!»
Осколок завыл, вырвался из-под сомкнутых рук и взлетел вверх, рассыпая огненные искры, которые дробились и множились в прозрачных стенах. Тело девочки моментально изогнулось, она прыгнула вслед, словно пружина, в прыжке обратилась в хищную светлую рысь с бурыми подпалинами на шкуре – и с мешаниной уродливых выжженных полос на животе и боках.
Рысь каталась по полу, остервенело рыча, но и в зверином обличье не могла удержать палящую звезду, передние лапы лесной кошки были страшно обожжены, теперь ревущий огнем осколок сжигал задние. Рычание зверя сменилось скулящим, молящим визгом; звезда загудела, сильно вбирая воздух; а стены из застывшего огня едва слышно зазвенели в ответ, словно и правда хрустальные. Палящий осколок взорвался силой и светом, ослепил рысь и отбросил ее в сторону. Скакнул вперед, сбегая от Клары – и разразился нервным, безумным и дисгармоничным перезвоном, заметался по залу, забился о стены огня. Но они были куда крепче, чем казались.
Повесть о сироте из приюта на планете Авалон, которая встретилась с Небом.
Жанр: космическая фантастика
Мир: Галактика Одиссея Фокса
✦
Посвящается Льюису Кэрроллу, Киру Булычеву,
Жюль Верну и другим писателям, которые
с детства пробуждают в нас тягу к приключениям,
к непознанному и прекрасному
Полет Облачка
Повсюду царит переливающийся жемчужный туман. Весь мир тонет в нем, и лишь один чёрный пик выглядывает из туманного моря – одинокая скала среди безбрежной белизны. Сверху раскинулось ясное небо, над ним царит слепящее солнце, а в его жарких лучах плывут сотни маленьких белых облаков, с таким же жемчужным отливом.
В центре Тирольской возвышенности множество чёрных скал, каждая тянется к небу, но из тумана выглядывает только самая высокая. Остальных сегодня не видно: белый туман поднялся выше обычного, ведь сегодня прилив.
Причудливые звери, живущие в тумане, не любят показываться на солнечный свет – он их пугает и ослепляет. А потому летающие вокруг птицы крайнее удивились, когда ровно в восемь утра по авалонскому времени из тумана выступило незнакомое существо. Оно поднялось из белизны и замерло посреди безбрежного облачного моря, такое же одинокое, как торчащий вдали чёрный пик. Но, в отличие от него, вполне способное чувствовать своё одиночество.
Птицам не видно скалы под ногами существа, её укрывает туман. Поэтому с их точки зрения, создание стоит прямо в океане, который расстилается от горизонта до горизонта. Вокруг такой простор, что кажется: весь мир – лишь туманное море и яркое небо над ним, усеянное маленькими облачками. А посредине моря стоит, вытянувшись в струнку и запрокинув лицо к небу, это странное создание.
Яркие лучи светят ему прямо в глаза, оно немного жмурится, но смотрит на Солнце смело. Слабый ветер треплет длинные черные волосы. Птицы находятся в совершенном недоумении. Не обращая на них внимания, существо оглядывается по сторонам, выискивая что-то в бескрайних небесных просторах.
В Содружестве межзвездных государств живут существа с самых разных планет. От летающих медуз с Посейдона, разум которых совершеннее, чем лучшая компьютерная система, до ингарских богомолов, насекомых цивилизованных, любящих все прекрасное. И еще тысяча с лишним видов, совершенно непохожих друг на друга. Поэтому, чтобы опознать существо, замершее на вершине скалы, нужно быть хорошо образованным профессионалом.
Узнать его смог бы паук-этнограф с Арахны, специализация которого: “гуманоидные расы”. По сочетанию множества признаков создания, он мог бы уверенно сказать (вернее, прощелкать жвалами), что это homo puella, то есть, человеческая девочка. Это и в самом деле так.
Она нетерпеливо озирается, находит то, что ищет – взгляд останавливается, темные глаза округляются, ровные брови сходятся к переносице… затем расходятся… Судя по выражению лица, одновременно довольному и удивленному, можно сказать: она увидела то, что искала, и даже больше. Это было маленькое облачко с особо ярким жемчужным отливом.
– Попалась! – сказала девочка.
Тут-то и начинается наша история.
Привычным жестом девочка выхватила из-за пояса тонкую стеклянную дудочку, поднесла ее к губам – и в воздухе пронесся тихий хрустальный звон. Она подула снова, и звон усилился, задрожал, закружился над ней невидимым потоком. В его переливах родился ветер.
Удивленные птицы отлетели подальше. Ведь там, где был слышен хрустальный звук, ветер становился сильнее и как будто оживал. Послушный зову дудочки, он со свистом прыгнул вперед, закрутился возле маленького, жемчужно переливающегося облачка и, развернув его, полетел обратно. Облачко, неторопливо покачиваясь, поплыло за ним.
– Ко мне! – сверкнув глазами, прошептала девочка, на секунду прерываясь и сменяя ритм неслышной мелодии на более плавный. Ветер дул ей в лицо. Она улыбалась.
Облако уже проплывало мимо, и девочка протянула руку к самому краю. Пушистая белая вата обволокла подставленную ладонь, словно здороваясь – а когда ветер отнес облако дальше, в загорелой руке оказалась зажата тоненькая, жемчужно сверкающая нить. Пролетев еще метр, облачко дернулось и остановилось. Нить держала его крепко, не отпуская – теперь жемчужница была у девочки в плену.
А та не мешкала. Сменив дудочку на две деревянные спицы с множеством петель и крючков, прицепила к ним нитку, и начала аккуратно наматывать ее.
Пора представить эту homo puella. Ее зовут Алиса.
Проще всего описать ее с помощью трех “о”: очень отважная и одинокая.
Ей одиннадцать земных лет и триста шестьдесят четыре дня – сейчас утро триста шестьдесят пятого. Иными словами, сегодня к ночи Алисе должно исполниться двенадцать. Она пришла сюда по заданию воспитательницы Мэй, старшей облачной швеи Авалонского приюта для девочек, и собирается приложить все силы и все умение, чтобы именно сегодня поймать хорошее облако и сплести из жемчужной нити особенно красивую картину.
Несмотря на то, что Алиса командует ветром и умеет прясть жемчужную нитку из облаков, стоя на вершине скалы в одном из самых красивых мест галактики, на планете Авалон – она вполне обычная девочка, разве что очень смелая. Такая могла бы жить на морском побережье и бегать вместе с мальчишками к обрыву, первой прыгая в воду. Или трудиться в семье фермеров с Деметры, ухаживать за двухголовыми коровами… правда, для фермерской семьи Алиса слишком худая, и одежда у нее потертая, а ведь фермеры люди зажиточные, и не дали бы своей дочке ходить в заштопанных носках.
Алиса слаба в математике, физике, бионике – и всех остальных науках, которые требуют усидчивости и развитой логики. При словах «Что исследует комплексная нанография?» или «В чем отличие кванта вещества от кванта действия?», Алиса неудержимо тупеет и может сказать лишь «Кванты… это такие частицы». Зато она очень сильна в книгах, сериалах и ловле жемчужниц. Как только эти предметы введут в образовательную программу, Алиса станет отличницей хотя бы по ним.
Цена ответа
…Сквозь туман светит яркое, горячее солнце. Но ватный покров плотен, и тепло только щекочет, проникая сверху в прохладный уют. Влажно и свежо – циркулирующий воздух несет живительные ароматы, легкие перезвоны, многоцветные пылинки, такие нежные на вкус.
Жемчужницы раскинули нити и собирают росу, выступившую на коре деревьев и на камнях. Солнце пока не добралось сюда, и дарованная туманом роса ошеломляюще свежа.
Ты – юная Королева; лежишь в самом центре, и взрослые-охранники медленно плавают вкруг, не позволяя ничему лишнему просочиться к тебе. Здесь спокойно и хорошо. Но ты уже знаешь, что через несколько месяцев придет пора покинуть туман. Ты взлетишь, и поплывешь с развевающимися нитями в ночном сумраке, собирая пыльцу и ароматы, дуновения ветра и шелест листьев и трав. Собирая вокруг себя кольца тумана, и складывая их в свой собственный кокон, который до конца жизни будет защищать тебя от полуденного солнца…
Ты знаешь, что через несколько лет непрерывного странствия, познав мир, опустишься обратно, вместе с другими; но если они будут покидать небо навсегда, чтобы доживать свой век во влажном тепле, то ты – Королева-Дочь – здесь станешь Королевой-Матерью.
Вобрав в себя частицы будущей жизни от каждой из жемчужниц рода, ты поплывешь на простор, сияя и переливаясь, чтобы через месяцы полета, пересекающего континент, в сильном холодном ветре, взлетев в самое сердце неба, отдать миру мириады почти невидимых, жемчужно поблескивающих спор…
…Тысячу раз было такое – жемчужницы отживали срок на севере мира, и угасали там, послав свое потомство на юг. Столетие юга сменялось столетием севера, и круг замыкался. Мать, странствуя с юга на севере или с севера на юг, несла в себе будущее, и ни одна из птиц Авалона не тревожила ее полет, потому что сияние, источаемое Матерью, предупреждает всех за мили вокруг: летит Королева. Не прикасайтесь к ней, ибо гнев Неба будет ужасен. И даже алый сокол, безрассудно кидающийся на любую добычу, это сверкание облетит стороной; всякое животное боится жемчужного света Королевы-матери – боится больше, чем огня.
…Ты знаешь все это, и жизнь твоя – непрерывные радость, счастье, ожидание и покой. Печали бегут от тебя, ведь ты смотришь на все через собственное сердце – сердце Королевы, полное любви к жизни, которая сияет вокруг. Которую в долгих странствиях по миру ты соберешь и вскормишь по пылинкам, по отсветам радуг и отблескам зари, брызгам дождя и каплям тумана, вдохам ветра и выдохам цветов. Ты смотришь на все сквозь сердце, полное любви к жизни, которая вырастет в тебе.
…Есть лишь одна печаль, способная одолеть твою радость. Плач Неба, которое редко пробуждается, но к окончанию столетий спит беспокойно.
Плач Неба давным-давно встретила твоя Мать, старая Королева. А вернее, мать ее матери, или еще дальше в прошлое, давным-давно… Ты слышишь шепот нитей старой Королевы, тускло переливающейся в самом центре колонии, в двух скалах от тебя. Он обращен к тебе, хотя слушают его все. В этом шепоте есть сила и мудрость, знание и печаль.
Шепот рассказывает о Гневе Неба, о том, как неразумно и неправильно будить и тревожить Его. Он слишком силен и жесток, он из тех, что не могут остановиться, пока не мир не будет приведен к точке исхода. Пока не наступит равновесие, и Его покою ничто более не будет угрожать. Он любит лишь жемчужниц, которые очищают Небо. Он охраняет их, и дарит им ветры, и качает их в колыбели тепла и туманов, поит их свежестью. Ради них Он готов на все…
…Ты видишь сердцем Матери, чувствуешь ее нитями: когда-то давно на колонию напали животные, бегущие от лесного огня, и сил охранников, чтобы отпугнуть их, не хватило. Сметенные жемчужницы бессильно летят по ветру, в клубах тумана и дыма; жилище разрушено, многие умирают или мертвы. А боль их уходит к Небу – Небу-Отцу.
И ты чувствуешь памятью древних Матерей, как Небо вздрогнуло, пробуждаясь, и как черный холодный огонь был спущен на волю: смерть повсюду, гаснущее мерцание чужих сердец, и вся сила Королевы брошена лишь на то, чтобы обратить этот гнев против пожара, а не против живых существ, спасающихся от него.
Пожар уничтожен, раздавлен одним лишь движением Неба, но боль клокочет в Нем, нерастраченная, и столько же мощи жаждет пролиться на кого-нибудь – все равно, на кого еще. И Мать понимает: пока эта боль не будет вымещена вся, без остатка, Небо будет продолжать убивать.
Ты знаешь, почему она это сделала. Ты знаешь, ведь твое сердце полно ожидания и любви к жизни вокруг тебя, к жизни в тебе. Ты знаешь, почему она гордо выплыла наверх, лишенная кокона, разрываемая ветром, и встала перед Штормом, и осталась в нем до конца.
Ты знаешь, что она едва выжила, приняв этот гнев на себя, и только поэтому Шторм прекратился, и Небо уснуло, успокоенное. Ты знаешь.
Ты знаешь.
Болит и пульсирует правая рука. Такая горячая. Такая… горячая…
– Это я!.. Я сорвала ее!.. Я виновата!..
– Двенадцать баллов. Достигнут максимум шкалы Бофорта. Показатели выше максимума. Башня связи… – помехи. Помехи. Браслет замолк.
– Это я… пожалуйста… бейте меня…
Ты знаешь, почему Королева не выпила твою влагу. Она не замешкалась, не опоздала с решением. Она выбрала не лишать тебя жизни – даже ради своих детей.
И ты знаешь, что виновата перед жемчужницами, перед Небом. Ты обязана принять их боль. Тебе нужно, чтобы Он ответил.
– Это!.. Я!..
«ДА» – ответил Он.
…Алиса закричала. Боль, ударившая в нее с Неба, была такой огромной, что даже детское сердце не могло вместить ее полностью.
Она скатывалась черным потоком, захлестывая каждую клеточку. Алиса пыталась что-то крикнуть – все сливалось в один нескончаемый ураганный рев, земля вокруг содрогалась в агонии, они были в самом центре смерча, вокруг летали огромные тени… Она вскинула руки, чтобы защититься – небо пронизала тонкая серебряная линия, все звуки перекрыл протяжный, мучительный стон. Небосвод лопнул, черная вихрящаяся боль обрушилась полностью, без остатка, и взорвалась, как пылающая сверхновая, у Алисы в груди. Девочка вскрикнула пронзительно и жалобно. И темнота захлестнула ее.
Жесткая повесть о девочке из детского дома, которая погубила и спасла мир.
Жанр: фантастика, киберпанк
Мир: Земля альтернативная
Глава I
Это ты?
Алиса едва дышала, чтобы они не услышали. Они шумели в другом конце коридора, врываясь в спальни и издевательски выкрикивая:
– Ты где, стукачка?
– Выходи, всё равно найдём!
У взрослого руки трясутся от страха, когда за ним охотится толпа, а в тринадцать страх может парализовать. Ты забьешься в ближайшую дыру и замрёшь в глупой надежде, что мучители пройдут мимо. Но они не пройдут.
Алиса не нырнула под кровать и не полезла в шкаф: ей в голову пришла идея посмелее. Скользнув в чулан завхоза, она по старым ящикам, как по шершавой деревянной лестнице, забралась к антресолям под потолком. Раздвинула колонны пустых банок – они неприятно запели – и вклинилась в пузатый пыльный строй. Тут пахло затхлостью старых вещей, саднило колено, содранное о доску. Алиса прикрылась старым чемоданом, где лежали пластинки с забытой музыкой, и сжалась в неудобной позе, стараясь не шуметь.
Одна из банок упала вниз и разбилась с громким стеклянным вскриком. Сердце зашлось от страха, но именно в этот момент на том конце коридора хором закричали: «Вылезай, тварь!» и стали бить ногами в дверь запертого туалета. Ведь убегая от них, Алиса ловко поддела шпилькой крючок туалетной двери и закрыла её снаружи. Мучители попались на уловку и думали, что жертва скорчилась внутри.
– Ждёшь меня, гадина?
От резкого и властного голоса Лары у Алисы свело живот, неприятные воспоминания взвились, как клубок жужжащих мух. Вот мерзкое: «сыграть на рояле». Тебя хватают и держат двое парней, Лара поет любимую песню, аккомпанирует обеими руками, точёными ногтями резко впивается где страшнее: в шею, подмышки, живот. Это больно даже когда не сильно вцепляться в кожу, но главное противно. Ты чувствуешь себя как ободранный и голый щенок, как будто повис над пропастью и вот-вот упадешь. Хочешь поджаться, увернуться от щипков, не знаешь, куда воткнется следующий аккорд – и дрожишь как будто в такт унижению. А Лара поет: «Группа крови на рукаве» или «Спят усталые игрушки» или «Show Must Go On!» Песни хорошие, некоторые даже любимые – и от этого еще хуже, ведь получается, что музыка тебя предала. Она на стороне Лары.
Если жертва плачет, просит отпустить, это называется «сыграть с аккомпанементом», а если закричит от боли, то остальные начинают весело подпевать. Фальшивая разноголосица легко заглушает плач и крик, чтобы никто из взрослых не почувствовал, что обязан идти проверять. Хотя кто пойдет после отбоя? Воспитатели понимают, что ночью к старшим детям без серьезной причины лучше не соваться. Поют в субботу до полуночи? Да и пусть, завтра побудки нет.
«Хорошая пианина, теперь и настроили», наконец говорит Лара и берет салфетку, чтобы придирчиво вытереть ногти. Тебя отпускают, ноги не слушаются, скорей бы прикрыться и отползти в сторону, провалиться в угол и перестать существовать. Следы на коже проходят быстро, следы в памяти уже навсегда.
– Вылазь, мразь!
Алиса сжала ладонь на животе, представила, как жужжащие мухи замолкают и дохнут, исчезают, и воспоминания про Лару ушли. Но сразу вспомнилось, как Долгоносик однажды ей врезал. Дыхание потерялось, она не могла ни вдохнуть, не выдохнуть и секунду казалось, что чужой и злобный маленький кулак стал частью ее живота. Алиса закрыла глаза, чтобы не помнить всего этого, но в темноте возникали другие картины. Они теснились и лезли вперед, пытаясь перекрыть друг друга, потому что их было много. Как не прячься, они давно внутри тебя, ведь ты живешь в этом месте, с этими людьми – и никто не освободит тебя от такой жизни, потому что ты никому не нужна. Кроме них.
– Будешь упираться, Кабан откроет, и я сама тебя мордой в унитаз суну! – пообещала Лара. – Лучше выходи!
Беглянка тихонько замерла и надеялась, что никому даже в голову не придет искать в чулане завхоза, ещё и под потолком. Алиса не знала, что бесформенные и раздутые отражения ее ног, рук и головы переходят из банки в банку и заполнили каждый стеклянный изгиб. Снизу можно было с изумлением разглядеть жутковато двоящиеся и троящиеся фрагменты девочки, как осколки в калейдоскопе, будто перемешалось несколько Алис и уже не разобрать, какая где. Впрочем, свет в чулане давным-давно не работал и никто не собирался менять провода, так что тёмные отражения тонули в густых тенях.
Что-то громко стукнуло: судя по хору торжествующих криков, Кабан сорвал дверь в туалет с хлипкого крючка. Злорадные улюлюканья быстро оборвались.
– Вот тварь, – прошипела Лена и хлопнула Кабана ладонью по плечу, будто он был виноват. – Куда она делась?
– Ну дальше по коридору. Тут бежать некуда, – сказал кто-то из пацанов.
И они бросились на поиски, ведь впереди осталось всего четыре двери. Волна из десятка детдомовцев, возбужденных предстоящей расправой, хлынула, распахивая двери одновременно в класс, игровую комнату и в маленький полузабитый чулан. Дверь вскрипнула от рывка, топот вбежавших эхом прошелся по небольшому пространству, банки еле слышно задрожали на досках под потолком, и девочка дрогнула от страха вместе с ними.
«Только не надо, только не надо…» молила Алиса, закрыв глаза и сжав худыми пальцами ручку чемодана. Она знала, что с ней сделают, если найдут; знала, как будут издеваться и радоваться – она уже это испытала. Но сегодня будет хуже, потому что теперь у Лары есть повод, теперь она по-настоящему хочет сделать Алисе больно.
Сегодня её ищут не просто помучать – а отомстить, сделать тёмную, по удару от каждого, а некоторые будут бить снова и снова. Может, они остановятся, и тогда Алиса пролежит несколько дней в постели, тихо плача, укутанная в перевязь боли. А может, они так разойдутся, что не остановятся. Слишком сильно пнут в голову, и тогда Алиса умрет? Это будет не так больно, потому что она потеряет сознание раньше – и уйдет, не понимая, что уходит. Но это будет слишком неправильно, нечестно.