Легенды Талмирии: Пепел лжи.

Глава 1. Преступление на лесной дороге.

Утренний лес встретил путников прохладной влажностью, еще не прогретой солнцем. С ветвей древних дубов свисали нити паутины, усыпанные мельчайшими каплями росы, которые переливались в редких лучах света словно жемчужины. Воздух был густо напоен ароматами: терпкой хвоей сосен, сладковатой прелью опавших листьев, свежим дыханием мха, покрывавшего стволы деревьев зеленым бархатом. Где-то в вышине раздавался мелодичный свист иволги, а внизу, в зарослях папоротника, шуршала неведомая живность. Лес словно просыпался, наполняясь тихими звуками и едва уловимыми движениями.

Колесо телеги ударилось о камень, скрытый в высокой летней траве. Удар был глухим, но достаточно сильным, чтобы гоблина подбросило над деревянным сиденьем. Шавгар охнул, с силой вцепившись узловатыми пальцами в шершавый борт своей повозки. Кожаные ремешки, удерживающие мешок с провизией, натянулись до предела, и гоблин едва успел перехватить груз, чтобы тот не выпал на дорогу.

Путь, по которому ехала телега, лишь отдаленно напоминал дорогу. Скорее, это была давно заброшенная просека, изредка используемая лесорубами в сезон заготовки или самыми отчаянными охотниками. Она змеилась сквозь чащу древнего леса, то ныряя между вековыми дубами, то огибая густые заросли орешника. Узкая, изрытая ямами и колдобинами, она была пыткой для любого путника, но отлично подходила для тех, кто предпочитал избегать лишних глаз.

Шавгар тяжело перевел дыхание, поправляя съехавший на бок кожаный капюшон. Его морщинистое лицо с выступающим подбородком покрылось испариной. Каждый ухаб отдавался тупой болью в пояснице, заставляя гоблина кряхтеть и негромко ругаться на своем наречии. Он снова и снова проклинал дорогу, собственную жадность и необходимость экономить время, толкнувшую его на этот короткий, но рискованный маршрут.

— Древние боги, услышьте меня! — сквозь зубы процедил Шавгар, когда телегу в очередной раз тряхнуло. — Чтоб у этих деревьев корни повыдергивало!

Солнце стояло в зените, но его свет едва проникал сквозь плотную крону деревьев, отбрасывая зыбкое сияние на землю. Тени и светлые пятна складывались в узоры, похожие на древние эльфийские руны, вырезанные на стволах дубов. Воздух, густой, как старое вино, нёс терпкий запах хвои и свежий дух мха. Где-то высоко над кронами деревьев изредка перекликались птицы, но их голоса казались чужими и настороженными, словно они предпочли бы молчать в присутствии незваных гостей.

Шавгар машинально поправил старый кожаный кошель на широком поясе. Внутри глухо звякнули монеты — не так много, как хотелось бы, но достаточно, чтобы не остаться без ночлега и еды в ближайшие недели. Привычным, незаметным движением он провел рукой по груди, нащупывая под рубахой знакомый контур. Золотой перстень с неброской, но узнаваемой гильдейской печаткой висел на простом кожаном шнурке. Гоблин с облегчением выдохнул — амулет был на месте.

Этот перстень значил для Шавгара больше, чем простое украшение. Он был символом принадлежности к Торговой гильдии, знаком защиты и уважения среди купцов всех рас. В опасных ситуациях, когда приходилось договариваться с местными властями или разбойниками, печатка гильдии часто оказывалась полезнее золота и серебра. Шавгар дорожил ею больше, чем всем своим товаром, и носил спрятанной под одеждой — не из страха перед грабителями, а, чтобы не привлекать внимания тех, кто мог бы поинтересоваться, как существо его положения получило членство в гильдии.

Успокоившись, гоблин повернулся к своему спутнику, сидевшему рядом на телеге.

Белокурый эльф держался на удивление прямо, несмотря на постоянную тряску. Его длинные светлые волосы были аккуратно стянуты на затылке в тугой хвост, открывая высокий лоб и заостренные уши. Тонкие черты лица хранили выражение спокойствия, граничащего с безразличием. Лишь глаза — пронзительно-зеленые, глубокие, как лесные озера — выдавали внутреннее напряжение. Эти глаза постоянно изучали пространство вокруг, улавливая каждое движение листвы, каждый треск ветки, каждую скользящую тень.

Именно эти глаза, холодные и внимательные, заставили Шавгара нанять его прошлой ночью в трактире Ду Лотэна. Несмотря на кажущуюся хрупкость, эльф производил впечатление того, кто знает эти леса, как свои пять пальцев. А еще — что было не менее важно — он согласился идти коротким путем, когда другие проводники лишь качали головами, слыша о намерениях гоблина.

Шавгар с удивлением посмотрел на эльфа. Тот сидел прямо и спокойно, хотя полчаса тому назад вел себя совершенно иначе. Гоблин вспомнил, что как только телега приблизилась к Южным воротам эльфийского городка Ду Лотэн, Белокурый Эльф, сидевший до этого молча, внезапно изменился. Словно по команде он вытащил из-под сиденья начатую бутылку с дешевым яблочным сидром, чем сильно удивил не только Шавгара, но и стражников, стоявших около ворот. Его движения внезапно стали неуклюжими, лицо расслабилось, приняв слегка отрешенное выражение пьяницы, не вполне пришедшего в себя после вчерашних возлияний. Он сделал большой глоток прямо из горлышка, несколько капель скатились по его подбородку, оставляя влажные следы на светлой одежде.

— А-а-а-аххх... — шумно выдохнул эльф, откидываясь назад и вытирая рот тыльной стороной ладони. — Как говорят орки: утро начинается не с рассвета, а с первого глотка!

Не успел Шавгар и глазом моргнуть, как его спутник затянул громким, слегка хриплым голосом какую-то незамысловатую эльфийскую застольную песню. Мелодия была простой и повторяющейся, но эльф умудрялся сбиваться даже в ней, временами переходя на фальшивые ноты. Он покачивался в такт скрипу колес, прихлопывая ладонью по колену и явно наслаждаясь собственным исполнением.

У Шавгара до сих пор в ушах стоял смех эльфов-стражников, которые были свидетелями этого. И чем дальше они удалялись от Южных ворот Ду Лотэна, тем громче смеялись эльфы.

И вот прошло всего каких-то полчаса, а его проводник, который совсем недавно был пьяным и горланил песни, теперь сидел спокойно рядом с ним на телеге. В это было просто трудно поверить.

Глава 2. Избавление от улик.

Лес вокруг хранил молчание, будто ничего не произошло. Ни треска ломаемых веток, ни шелеста встревоженных птиц — лишь густая тишина, в которой растворялись следы недавнего преступления. Даже ветер, который только что лениво шевелил верхушки деревьев, стих, словно сам лес не желал вмешиваться или становиться свидетелем.

Не теряя времени, эльф взялся за поводья лошади Шавгара. Животное тревожно фыркнуло, мотнув головой, ощущая перемену в седоках и запах смерти, но покорно двинулось вперед, когда эльф натянул поводья.

Они свернули с укатанной, пусть и заброшенной, дороги на узкую, почти незаметную тропу, утопающую в высокой траве и кустарнике. Эта тропа не предназначалась для телег, и ветки цеплялись за борта, с треском ломаясь под колесами, а сами колеса с трудом переваливали через кочки и поваленные сучья. Под ногами хрустели сухие ветки и шуршали опавшие листья. Путь к болоту отсюда был короче, чем по основной дороге, и, главное, он был малоизвестен. Им пользовались только те, кто хорошо знал лес – или те, кто хотел остаться незамеченным. Именно поэтому они выбрали его для подхода к заранее подготовленному месту.

По мере приближения к заболоченным местам воздух становился плотнее и тяжелее. Свежие лесные ароматы постепенно вытеснялись сладковато-гнилостным запахом разлагающейся растительности и стоячей воды. К нему примешивались едкие нотки болотного газа, кисловатый аромат торфа и странный металлический привкус, который оседал на языке. Мох и лишайники покрывали стволы деревьев все толще, а сама растительность становилась иной — более дикой, первобытной. Папоротники достигали человеческого роста, а между корнями деревьев поблескивала темная, застоявшаяся вода с зеленоватой пленкой на поверхности.

На границе болота стояли мертвые деревья — черные скелеты, лишенные коры и листвы. Их обнаженные ветви торчали в небо как костлявые пальцы, а стволы были источены жуками-короедами и временем. Некоторые упали, образуя естественные мостики через топкие места, другие стояли, накренившись под немыслимыми углами. На этих мертвых великанах не росло ничего, кроме редких лишайников бледно-серого цвета. Они создавали мрачную картину запустения и смерти, словно сама природа показывала, что жизнь здесь отступает перед силами разложения и тления. Воздух между ними был неподвижен и тяжел, как в склепе.

По мере продвижения вглубь леса воздух становился тяжелее, гуще. Исчезли легкие ароматы лесных трав, их вытеснил плотный, сладковато-гнилостный запах разлагающейся растительности и сырой земли. Даже свет, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, казался здесь более тусклым, как будто сама атмосфера поглощала его яркость. Под ногами захлюпало. Стволы деревьев покрылись толстым слоем мха и лишайников, а между ними тут и там поблескивала темная, застоявшаяся вода с зеленой пленкой на поверхности.

Заболоченный участок начался раньше, чем предполагал Черноволосый Эльф, но он безошибочно вел лошадь, выбирая места потверже, ступая по кочкам и старым корням. Каждый шаг требовал внимания и сосредоточенности. Одно неверное движение — и колеса телеги могли провалиться в топкую жижу, намертво увязнув посреди болота.

В пути, когда плотный лес скрыл их от случайного взгляда со стороны дороги, а шум телеги заглушал все остальные звуки, Черноволосый Эльф воспользовался моментом. Словно прислушиваясь к лесу, он слегка наклонился над телом гоблина, все еще лежавшим на дне телеги. Его пальцы, ловкие и быстрые, как у опытного карманника, скользнули под воротник рубахи убитого. Он помнил этот перстень – заметил его еще тогда, когда только вышел из кустов на дорогу, когда гоблин машинально проверял свои ценности. Простой золотой перстень с печаткой, но чистое золото ценилось везде, а гильдейский знак придавал изделию дополнительную ценность для правильного покупателя.

Одно короткое, резкое движение – кожаный шнурок лопнул. Перстень оказался в руке эльфа.

Тропа стала совсем плохой, колеса телеги вязли в мягкой почве, лошадь всхрапывала, мотая головой. Но Черноволосый Эльф знал каждый поворот, каждый опасный участок этого пути. Он пробирался сквозь густые заросли болотной высокой травы, обходил глубокие топи, его глаза, привыкшие к полумраку чащи, безошибочно выхватывали из едкого тумана, поднимавшегося от трясины, едва заметные ориентиры. И наконец, сквозь пелену влажного воздуха и завесу серых лишайников, свисающих с ветвей мертвых деревьев, впереди показался просвет.

Черноволосый выбрался на относительно сухой участок, втягивая носом смешанный запах торфа, стоячей воды и прелой листвы. Поляна перед ним была не случайной прогалиной, а тщательно выбранным местом — небольшим островком твердой земли среди зыбкого мира топей и трясин. Здесь, полускрытая между двумя искривленными, словно в судороге, деревьями, стояла его телега с лошадью. Простая, крепкая, заранее оставленная накануне, чтобы сейчас принять на себя груз кровавой добычи.

Животное радостно заржало, увидев хозяина, но Черноволосый цыкнул на него, призывая к тишине. Даже здесь, в самом сердце глухомани, он чувствовал тревогу. Не от страха быть пойманным — вряд ли кто-то осмелился бы забраться так глубоко в болотистую часть леса. Нет, это был иной страх — суеверный, глубинный, тот самый, что заставлял их с Белокурым решить не оставлять тело в трясине.

Вид знакомой телеги стал сигналом — первая, самая опасная часть плана почти завершена. Вытерев пот со лба тыльной стороной ладони, он бросил критический взгляд на лошадь гоблина — животное устало, по его бокам струился пот, но оно еще могло послужить последний раз.

На поляне некогда было предаваться раздумьям. Черноволосый тут же принялся за дело — сначала нужно было перегрузить товар. Он расстегнул кожаные ремни на телеге гоблина и методично начал перетаскивать мешки и свертки на свою повозку. Работа была тяжелой, спина ныла, влажный воздух забивал легкие, мелкая мошкара лезла в глаза. Каждый мешок, полный эльфийских трав, причудливо расшитых тканей или южных диковинок, на мгновение задерживался в его руках — не ради осмотра содержимого, а скорее из жадного предвкушения той суммы, которую все это принесет у скупщика.

Глава 3. Лесной патруль эльфов.

Тридцать лет минуло с того времени, когда телега Шавгара, гоблина-торговца, исчезла в трясине близ Ду Лотэна, унеся с собой тайну его смерти. Лес, раскинувшийся вокруг эльфийского города, изменился: тропы заросли, болота стали глуше, а память о том далеком преступлении давно уже была забыта многими жителями этих мест.

Безлунная ночь окутала древний лес густой темнотой. Лишь редкие проблески звезд пробивались сквозь плотную листву, серебря верхушки деревьев призрачным светом. Осень в этом году выдалась на удивление тёплой для северного королевства Лаутии. Воздух был мягким и влажным, словно дыхание дремлющего леса, а на траве уже переливались в слабом свете первые капли росы. Тишину нарушало только далёкое уханье совы да редкий треск веток где-то в чаще.

Патруль лесных эльфов бесшумно проверял окрестности Ду Лотэна — поселения, укрытого в самом сердце древнего леса. Следопыты шли по тем же тропам, где когда-то произошло то давнее убийство гоблина-торговца. Они еще не знали, что именно сегодняшняя ночь приоткроет завесу тайны тридцатилетней давности.

Эльфы ступали осторожно, будто сами были частью окружающей природы. Извилистая тропа вела отряд между кустами и деревьями, местами растворяясь в тенях, и тогда путники полагались лишь на интуицию. Это было привычное ночное патрулирование: проверка границ, поиск следов незваных гостей и наблюдение за малейшими отклонениями в привычном ритме древнего леса.

Впереди шёл Финдал Шестипалый, высокий, жилистый эльф с серебристо-белыми волосами, собранными в сложную причёску с множеством тонких косичек и украшений — символов его ранга, воинского звания и достижений. Старший патруля и опытный следопыт с почётным званием "Хранитель Границ". В свои сто двадцать семь лет Финдал обладал суровым лицом, испещрённым мелкими морщинками у глаз — следами многих лет жизни на природе. Его взгляд, глубокий и проницательный, был немного усталым.

— Так, так, так... Клянусь светлыми богами, — тихо пробормотал он, заметив, в трёх шагах от тропы, сломанную ветку на высоте своего плеча. Сойдя с тропы, Финдал осторожно коснулся шестипалой рукой земли, проверяя след. Своё прозвище он получил именно за наличие шести пальцев на каждой руке. Такое количество пальцев являлись редкой особенностью его тела, которая считалась среди его сородичей признаком особого благословения лесных духов.

Фраза - “Так, так, так... Клянусь светлыми богами”, давно стала отличительной чертой Финдала Шестипалого. Каждый из его товарищей по патрулю знал: если они слышат её — значит, что-то привлекло внимание их командира. Будь то редкий отпечаток на влажной земле, чуть примятый куст или странный перелив света в листве. Со временем эта присказка превратилась в нечто большее, чем просто привычку. Она словно оповещала лес и спутников о его настороженности.

За почти столетие службы Финдал стал настоящей легендой среди пограничников.

Финдал выпрямился, в его руке был зажат клок тёмной шерсти, зацепившийся за ветку. Он поднёс находку к лицу, втянул воздух, различая едва уловимый запах. Мгновение спустя губы эльфа скривились в недовольной усмешке. По запаху и густому, почти сизому цвету шерсти Финдал сразу узнал в ней клочок, оставленный ветрогривом — крупным, но безобидным зверем, время от времени бродящим по этим лесам в поисках падали и ягод. Выбросив клок на землю, Финдал ещё раз осмотрел примятый мох и сломанную ветку, но следов, говорящих о присутствии чего-то более опасного, не нашёл.

Обернувшись Финдал сделал пару шагов и вновь вышел на тропу. Пока он изучал сломанную ветку другие эльфы молча стояли, ожидая своего командира.

За все то время, что Финдал отлучался, он двигался абсолютно бесшумно — не хрустнула под ногами ни одна сухая ветка, не зашуршали листья, не колыхнулся ни один куст. Искусно созданные доспехи из кожи, обработанной секретным эльфийским способом увеличивали прочность брони и делали доспехи бесшумными. Это позволяло патрулю оставаться незаметными среди деревьев, что особо ценилось у лесных эльфов.

Чуть позади Финдала Шестипалого шел Лаэрог, сын Мелорна, известный среди эльфов как "Тихая Тень". Молчаливый, сосредоточенный, он двигался с точностью и осторожностью, присущей только опытным следопытам. Его фигура почти сливалась с ночным лесом, а взгляд постоянно скользил по темноте, как будто мрак нисколько не мешал ему видеть. Острые черты лица придавали ему загадочный вид, а короткая бородка-эспаньолка — редкость среди эльфов — оставалась предметом его скрытой гордости.

Лаэрог ещё не достиг и сорока, а для лесного эльфа это возраст едва вступившего в зрелость юноши. Их народ, живущий в среднем от ста пятидесяти до ста восьмидесяти лет, привык не спешить ни в делах, ни в жизни. Но несмотря на свою молодость, Лаэрог уже успел заслужить уважение среди старших товарищей благодаря редкому чутью и врождённой осторожности. В патруле он был следопытом. Сын уважаемого кондитера из Ду Лотэна, он вопреки ожиданиям отца с детства тянулся к оружию и лесным тропам. В патруль попал всего пять лет назад, после того как самостоятельно выследил и задержал браконьера, проникшего глубоко в эльфийские земли.

Его темно-зеленый камуфляжный плащ с узором из листьев почти сливался с окружающим лесом.

Внезапно в ночной тишине что-то зашуршало. Эльф-следопыт даже не обернулся. Его чуткие уши безошибочно уловили характерное скольжение чешуек гадюки по сухой листве. Лаэрог обладал редким даром — умением "слышать лес", и сейчас этот дар ясно говорил ему: всё спокойно. Змея, вышедшая на ночную охоту за мелкими грызунами, не представляла для них опасности и не собиралась нападать.

Молодой эльф стремился доказать свою ценность старшим товарищам, при этом втайне мечтая увидеть большой мир за пределами эльфийских земель.

Третьим в группе шёл ЛинДир, сын ГилДора, происходящий из древнего эльфийского рода, что давало ему право писать второй слог своего имени с заглавной буквы. Среди товарищей он был известен как «Поющие Клинки». Невысокий, но крепко сложенный, ЛинДир отличался весёлым, порой несдержанным характером, склонным к бурным проявлениям эмоций, что нередко вызывало неодобрение у старших эльфов, ценящих сдержанность и хладнокровие. Его открытое лицо с постоянной полуулыбкой и голубыми, словно смеющимися глазами, украшала татуировка в виде поющего соловья на левой щеке — дань уважения семейным традициям.

Глава 4. Запах дыма в лесу.

В то время, когда Финдал Шестипалый предавался воспоминаниям, остальные эльфы из патруля развлекали друг друга разговорами и забавными историями из их службы.

— А помните тот случай с гномами в прошлом году? — улыбнулся Лаэрог. — Они так шумели, что мы услышали их за милю.

— Гномы, — фыркнул Глорион Торопыга, устроившийся на корточках рядом. — Шумный народец. Но работящий, этого не отнимешь.

— В отличие от высоких эльфов, — заметил Лаэрог с едва заметной усмешкой, мельком взглянув на Торопыгу. — Те слишком заняты созерцанием собственного величия.

Финдал Шестипалый покачал головой:

— Не стоит судить целый народ по нескольким представителям. У высоких эльфов свой путь, у нас, лесных — свой.

— А у серых эльфов — третий, — добавил ЛинДир. — Хотя Дроу давно исчезли. Но, кто его знает. Серые эльфы всегда предпочитали жить в горных подземных пещерах и редко выходили из них на поверхность. Может они и не исчезли… может они ещё глубже забрались в свои подземные лабиринты.

Глорион Торопыга внезапно оживился:

— Мой дед был высоким эльфом и, когда я в детстве приезжал к нему в гости, он рассказывал мне старую легенду о происхождении разных видов эльфов. Говорил, что когда-то мы все были единым народом, детьми звезд и света. Но потом часть эльфов ушла в глубокие леса, став лесными эльфами. Другие поселились в горах и долинах, превратившись в высоких эльфов. А третьи спустились под землю и со временем изменились, превратившись в Дроу.

— Торопыга, у эльфов множество различных легенд о высоких, лесных и серых эльфах. Моя бабушка рассказывала иначе, — усмехнувшись возразил Лаэрог. — По ее словам, раскол произошел из-за древнего конфликта между тремя эльфийскими правителями — братьями, не поделившими наследство отца.

Глориона Торопыгу редко, когда называли по имени, к нему давно все привыкли обращаться по прозвищу. И это прозвище, прилепившееся к нему еще в юности, когда его неуклюжесть была особенно заметна, уже не вызывало в нем ни малейшего раздражения. Время, как лесная река, постепенно обточило острые углы обиды, и теперь он воспринимал "Торопыгу" как часть себя, как неотъемлемый атрибут, такой же привычный, как собственный лук или кожаные сапоги.

Он сам часто задумывался, почему оно так крепко закрепилось за ним, ведь он не был бездумным, необдуманным в своих поступках. Просто двигался чуть проворнее, чем остальные, говорил чуть быстрее, чем того требовала эльфийская неторопливая речь. Возможно, дело было в его энергии, в том внутреннем огне, что горел в нем ярче, чем в его более степенных сородичах. Эта энергия толкала его вперед, заставляла быстрее реагировать на звуки, быстрее преодолевать расстояния. Возможно, именно это качество и послужило причиной того, что его всегда отправляли гонцом, когда требовалась скорость, а не скрытность или филигранная точность.

Он помнил, как впервые услышал его. Это было на тренировке, когда он, опередив всех, споткнулся о незаметный корень и кубарем покатился по склону, к общему смеху и легкому, но добродушному порицанию наставника. Тогда ему было обидно, кровь прилила к лицу, и он клялся себе, что однажды докажет всем, что он не просто "торопыга", а что-то большее. Но годы шли, и доказательства оказались не нужны. Это прозвище стало знаком, по которому его узнавали даже те, кто не знал его истинного имени.

ЛинДир улыбнулся, глядя на звезды, проглядывающие сквозь листву:

— А я слышал, что все дело в любви. Трое братьев влюбились в одну эльфийку, и каждый выбрал свой путь, чтобы доказать свою преданность. Один ушел в леса, другой отправился странствовать по равнинам, а третий спустился в пещеры искать драгоценные камни для возлюбленной.

— Романтичная версия, — лёгкая улыбка слегка раздвинула губы Шестипалого. — Но, скорее всего, причина куда прозаичнее — разные условия жизни со временем изменили нас. Тем более, что серые эльфы появились раньше, чем высокие и лесные эльфы. Мы их потомки. У нас даже магия совершенно не та, которой владели Дроу.

Шестипалый был прав. У лесных и высоких эльфов магия всегда была тесно связана с природой. Они почитали стихии, ощущали движение ветра, дыхание земли, пульсацию вод и силу огня. Их заклинания не ломали естественный порядок, а лишь направляли его, подчиняя себе поток энергии в нужный момент. Лесные эльфы вызывали дожди, ускоряли рост растений, заживляли раны и обостряли чувства. Высокие же, более склонные к изысканным чарам, управляли светом, звуком и воздухом, создавая иллюзии, щиты или смертоносные вихри. Их магия была чистой, элементарной, подчинённой законам мироздания.

Старшие же народы, Серые эльфы — ныне считающиеся исчезнувшими Дроу — избрали иной путь. Их сила питалась хаосом, они отвергли природный порядок ради власти над смертью и тьмой. Древние жрецы Дроу умели приоткрывать завесу между мирами, призывая из-за Грани жуткие, безымянные сущности. Эти создания подчинялись зову хозяев, но любое взаимодействие с ними приносило в мир разлад, искажая саму ткань реальности.

Внезапно легкий ветерок пробежал по листве, и Лаэрог замер, слегка приподняв голову. Его ноздри едва заметно затрепетали.

— Вы это чувствуете? — тихо спросил он у остальных патрульных, повернув голову в сторону темнеющего леса и принюхиваясь к воздуху, напоённому ночной прохладой. Его голос прозвучал глухо, почти сливаясь с шелестом листвы, и патруль мгновенно напрягся.

Остальные эльфы настороженно переглянулись. Несколько мгновений на поляне, где они отдыхали, висела напряжённая тишина, изредка нарушаемая лишь приглушённым стрёкотом ночных насекомых. Финдал, до этого задумчиво всматривающийся в темные силуэты деревьев, повернулся к эльфу-следопыту.

— Что именно ты почувствовал? — спросил он негромко, с той внимательной настороженностью, что приходит после долгих лет дозоров.

— Запах… дыма, — отозвался Лаэрог, хмурясь и принюхиваясь к воздуху. — Очень слабый, почти неуловимый, но я уверен — он есть.

Глава 5. Пепелище.

Ночная Сильмара на мгновение скрылась за облаком, и лес погрузился в чернильную темноту. Лаэрог ощутил, как обострились его чувства – слух улавливал малейшие шорохи, обоняние улавливало тончайшие запахи, а интуиция, словно натянутая тетива, подсказывала: впереди опасность.

"Странно," – подумал Лаэрог, – "как быстро ночной лес может превратиться из дружественного союзника в таящую угрозу территорию. Буквально час назад мы спокойно патрулировали привычные места, а теперь каждый шаг может вести к неизвестности."

Лунный свет вновь пробился сквозь облака. Он, словно россыпь драгоценных алмазов, сверкнул на мелких каплях росы. Этот крошечный блик света напомнил Лаэрогу о хрупкости равновесия, которое они, лесные эльфы, поклялись защищать. Если огонь действительно угрожает поляне Отшельника и прилегающим территориям, то последствия могут быть куда серьезнее, чем просто потеря деревьев и растений.

Впереди заскрипела старая осина, кроны деревьев зашуршали листьями чуть громче, чем обычно. Это лёгкий порыв ветра прошёлся по лесу. На пару секунд, при неожиданном порыве ветра, дым почувствовали все патрульные. Если ветер усилится, то это может усугубить ситуацию. Эльф-следопыт посмотрел на командира их ночного патруля.

Финдал Шестипалый поймал взгляд Лаэрога и едва заметно кивнул – пора было продолжать путь. Впереди их ждала неизвестность и дальше идти следовало очень осторожно. Хотя, при этом, лесные эльфы понимали, чем быстрее они достигнут того места, откуда идёт дым, тем быстрее они смогут оценить ситуацию, а возможно и предотвратить беду.

Финдал, как старший ночного патруля, принял решение быстро, как и подобало опытному патрульному:

– Наша задача прояснить ситуацию. Что нас ждёт впереди мы не знаем. Идем осторожно, гуськом. Лаэрог впереди, за ним я, потом ЛинДир, Торопыга замыкающий.

Эльфы перестроились в указанном порядке и двинулись на юго-восток. По мере продвижения Лаэрог начал ещё отчетливее ощущать запах дыма. Теперь это был не просто намек, а вполне отчетливый аромат тлеющего дерева. Теперь у эльфа-следопыта не было уже никаких сомнений.

Ночное светило поднялось еще выше, заливая лес мягким желтым светом. Патруль шел вперед, следуя за едва уловимым запахом дыма в теплом ночном воздухе. Тишина леса теперь казалась напряженной, словно сама природа затаила дыхание в ожидании неизвестных событий.

– Запах усиливается, – тихо произнес он, чуть обернувшись в сторону Финдала.

Тот кивнул, соглашаясь:

– Да, теперь и я его чую. Но есть еще что-то... странное в этом запахе.

ЛинДир принюхался внимательнее. Финдал был прав – в запахе дыма присутствовало что-то необычное, нехарактерная для обычного костра или лесного пожара.

Чем дальше они продвигались в направлении поляны Отшельника Арлинда, тем удушливее становился дым, идущий в их направлении. Теперь это был не просто дым, как от обычного костра, а плотный, словно вата серый смог, который начинает раздражать лёгкие и слегка щипать глаза.

“Так тлеет мокрая трава," – подумал ЛинДир. – "Обычно дым пахнет иначе. Что же там горит?”

Лаэрог, двигавшийся впереди, внезапно поднял руку, призывая всех остановиться. Эльфийский патруль замер. Опытный следопыт указал на землю перед собой. Впереди, прямо на тропе, в лунном свете были отчётливо видны глубокие борозды, образующие круг около трёх шагов в диаметре. В центре круга что-то лежало.

Лаэрог подошёл ближе и наклонился над находкой, чтобы лучше рассмотреть то, что находилось в круге.

— Ящерица. Мертва, — тихо произнес он, поднимая голову. — И недавно. Тело еще теплое.

— Задохнулась? — шепотом спросил Торопыга из-за спины ЛинДира. — Не вижу никаких ран.

Лаэрог неуверенно пожал плечами:

— Не могу сказать наверняка. Скорее всего, что так и есть… Он не закончил фразу, но все поняли невысказанное предположение: дальше идти будет ещё труднее. Дым начинает душить и пробираться в лёгкие.

Лаэрог присел и начал внимательнее изучать землю вокруг мертвой ящерицы. Пальцы опытного следопыта привычно скользнули по мху и рыхлой почве. Лунный свет тускло освещал глубокие борозды, оставленные огромными когтями неизвестного существа.

— Пурпурный огневик, — тихо произнес он, осторожно коснувшись переливающейся алым чешуи мертвого создания. — Редкий вид. Они обычно живут в дуплах старых дубов и питаются светящимися жуками.

ЛинДир наклонился ближе, разглядывая сложный узор борозд в земле.

— Посмотрите на эти линии, — прошептал он, проводя пальцем в воздухе над глубокими царапинами. — Они не хаотичны. Здесь есть система.

Финдал присоединился к ним, его опытный взгляд скользил по переплетению магических символов. Центральный круг окружали три концентрические линии, а между ними извивались более тонкие борозды, образующие замысловатые узоры. У самого края большого круга виднелись отдельные глубокие царапины — словно древние руны, нанесенные с особой тщательностью.

— Это... это руна защиты, — медленно произнес Шестипалый, указывая на один из символов. — А вот эта означает "опасность". — Его палец переместился к другому знаку. — А здесь... "время".

Торопыга присвистнул, разглядывая четвертый символ, расположенный ближе к мертвой ящерице.

— А что означает этот? Похож на переплетенные ветви.

— Не знаю, — мрачно ответил Финдал. — Я видел подобное в старых свитках. Там было написано, что Древесные Хранители используют такую руну только в случае крайней необходимости, но что обозначает эта руна там не было написано.

Лаэрог провел ладонью над центром круга, не касаясь земли. Воздух здесь словно вибрировал от остаточной магической энергии, отчего по коже пробежали мурашки.

— Чувствуете? — спросил он товарищей. — Здесь еще осталась часть его силы. Древесный Хранитель создавал это не более часа назад.

ЛинДир кивнул, ощущая странное покалывание в кончиках пальцев, когда его рука оказалась над руной.

ЛинДир присвистнул. Шестипалый задумчиво рассматривал рисунки и хмурился.

Глава 6. В ожидании рассвета.

Стоя на берегу озера, Лаэрог внезапно заметил, что невысокая трава, росшая перед камышом, была явно чем-то или кем-то примята. И это был не просто легкий след от ветра или животного — кто-то здесь ходил этим вечером, до того, как выпала ночная роса. След был отчетлив, хоть и неглубок.

— ЛинДир, — негромко позвал Лаэрог, его голос был напряженным. — Подойди сюда.

ЛинДир подошел, его движения были бесшумны. Вдвоем они склонились над примятой травой, их взгляды внимательно изучали каждый стебель камыша и каждую травинку. Следы были неоднозначны: они могли принадлежать и Арлинду, который часто ходил к озеру за водой, но могли и кому-то другому. Неуверенность скользнула по лицу Лаэрога. Внимательно всматриваясь себе под ноги, они вместе подошли к Финдалу и Глориону, стоявшим у пепелища.

— Финдал, — начал Лаэрог, — мы обнаружили следы. За домом, у озера. Трава примята, кто-то ходил там накануне вечером.

Финдал нахмурился, его глаза скользнули по лицу следопыта.

— Чьи следы? — спросил Торопыга, склонив голову набок. — Удалось определить?

— Нет, — ответил ЛинДир. — Похоже, кто-то очень осторожно ступал. Или это были обычные шаги Арлинда, идущего за водой... Хотя тропинка от дома до озера находиться чуть в стороне от примятой травы. Выглядит это подозрительно.

— Так, так, так… Клянусь светлыми богами, — произнес Финдал, потерев ладонью подбородок. — Значит, кто-то был здесь перед пожаром, или во время него. Это могла быть и обычная прогулка Отшельника, да. Но и незваный гость тоже мог оставить свой след.

— В такой темноте ничего толком не разберешь, — заметил Глорион, обводя взглядом тени, сгущавшиеся под деревьями. Ночные шорохи камыша казались теперь особенно громкими, словно лес пытался что-то сказать.

— Согласен, — подтвердил Финдал. — Ночь скрывает слишком много. Сейчас можем лишь затоптать следы.

— Значит, ждем рассвета? — спросил Лаэрог.

Командир патруля кивнул. — Именно. Дождемся утра. Свет поможет нам увидеть то, что прячет от нас ночь. Тогда и проверим следы еще раз, со всей тщательностью. А пока — осторожно осматриваем остальную часть поляны, ничего не трогаем и внимательно смотрим себе под ноги.

Эльфы разошлись, образуя широкий полукруг, и начали медленное движение к противоположной стороне поляны, оставляя пепелище дома слева от себя.

Лаэрог, двигавшийся справа от остальных эльфов, внезапно поднял руку и тихим окликом привлек к себе внимание, призывая всех остановиться. Патруль замер.

— Смотрите! — воскликнул эльф-следопыт, его голос прозвучал приглушенно в ночной тишине. Он указывал куда-то вправо от себя, в направлении леса.

Впереди, справа от патрульных, в глубокой тени ночных деревьев, темнело что-то неясное. Оно выделялось на фоне густой травы, нетронутой огнем, и едва угадывалось в скудном лунном свете, что лишь изредка пробивался сквозь плотные кроны деревьев. В ночи редкие отблески едва очерчивали контуры предметов. Финдал, ощущая нарастающее напряжение, медленно приблизился, каждый его шаг был выверен и осторожен. Он напряг зрение, пытаясь различить детали в зыбком полумраке, и, едва различив нечто, резко остановился, выставив руку, чтобы удержать остальных патрульных, которые нетерпеливо подались вперед.

— Остановитесь, — его голос звучал глухо, почти шепотом, но в нем слышалась несомненная сталь. — Не подходите близко.

Финдал медленно, словно не желая подтверждать свои худшие опасения, направился к тому, что лежало в густой темнеющей траве, куда не добрался огонь. Приблизившись на несколько шагов, он понял, что перед ним мертвое тело. Его взгляд скользнул по неясным очертаниям, а затем, задержавшись на нескольких характерных деталях, застыл. Опытный глаз старшего патрульного мгновенно выхватил признаки, которые в одно мгновение отбросили все сомнения.

— Это тело. Чье-то тело, — произнес он, его слова глухо прозвучали в темноте. Он поднял голову, окинув взглядом товарищей.

Финдал молча смотрел на тело, лежащее перед ним. Десятилетия патрулирования границ научили его сохранять спокойствие даже в самых тяжёлых ситуациях, но сейчас его напряженное выражение лица выдавали глубокое беспокойство эльфа.

— Боюсь ошибиться, но похоже, что это… Арлинд Отшельник... Не приближайтесь. Нам лучше отложить осмотр до рассвета.

Потрясение волной прокатилось по патрулю. В ночи, среди обугленных остатков некогда уютного дома, это казалось невероятным. Какое-то тело, по словам Шестипалого, очень похожее на тело Отшельника лежало перед ними на спине, руки были раскинуты в стороны, словно в последней попытке ухватиться за ускользающую жизнь. Одежда почти полностью сгорела, а кожа на открытых участках тела обуглилась до жуткой черноты, делая фигуру почти неразличимой. Лицо сохранилось лишь частично — можно было различить заостренные эльфийские уши и несколько обгоревших клочков длинных седых волос, которые теперь выглядели как спутанные, опаленные пряди.

Глорион Торопыга отвернулся, его лицо побледнело, а дыхание сбилось. Резкий, едкий запах гари вызывал спазм в желудке. В этот момент, глядя на страшную находку, он осознал бессмысленность своих тревожных метаний и поспешных выводов. "Финдал прав, — промелькнуло в его мыслях. — Мёртвому уже не помочь, а в этой кромешной тьме мы ничего толком не разглядим. Более того, можем лишь затоптать важные улики, не заметив их в темноте". Чувство растерянности сменилось холодным расчетом. Патрульный отошёл к краю поляны и замер там в молчании, стараясь успокоить дыхание и сосредоточиться на происходящем, понимая, что его спешка здесь бесполезна.

Вскоре к Торопыге присоединились ЛинДир и Лаэрог. Они опустились на траву у самого края поляны Отшельника, глядя издали на тело с невыразимой печалью и какой-то странной, немой тоской. В свете звезд и ранней зари эта сцена казалась сюрреалистичной, словно выхваченная из кошмарного сна. Лес, обычно такой живой, теперь будто замер, скорбя вместе с ними.

– Здесь что-то не сходится, – тихо проговорил молодой следопыт. – Лес не трепещет от страха. Когда происходит что-то подобное, деревья обычно шепчутся между собой, передавая весть. Но сейчас... тишина.