Лекарь Жестокого Генерала, или Скандальный Отбор

Глава 1

Он здесь.

Жестокий Генерал.

Я стояла у окна, сжимая занавеску в пальцах. Ни факелов, ни звона доспехов. Только глухой, едва различимый топот копыт — по снегу, по будущей могиле нашего дома.

Я не чувствовала пальцев.

Камень под ногами был ледяным, дыхание — рваным. Колени дрожали, спина затекла, но я не двигалась.

Ни шороха, ни вдоха.

Я смотрела на него.

Высокий. Черное, плотное пальто с широкими наплечниками подчеркивало силу. Каждое движение — выверенное, тяжелое.

Лицо было… таким, что хотелось смотреть и не отрываться. Настоящая драконья красота — хищная, правильная, будоражащая.

Острые скулы, резкие, как лезвие ножа. Нос прямой, с едва заметной горбинкой — то, что обычно портит лицо, но ему шло.

В глазах — бездна. Карие, почти черные, блестящие. Цепкие.

Когда поднял голову вверх, я непроизвольно подалась назад. Бежать. Бежать от него срочно вниз.

Мать встретила меня уже одетая, в простой одежде, без драгоценностей — только крест из старой вишни на шее. Она села рядом на сундук, обняла, прижала к себе.

Словно я еще маленькая. Будто не за мной шла армия.

— Матушка, нам срочно нужно выбираться, — выдохнула я.

— Нет, мы останемся здесь. От генерала бежать бесполезно, — прошептала она. — Я знала, что так будет. Мы все знали. Просто никогда не говорили. И догадывались, кто ты.

Они знали, что я попаданка?

— Кто вам сказал?!

— Никто, Мирося. Ты ведь у нас — как травка в чужом поле. Словечки твои чужие, взгляд — чужеродный, цепкий. Ты в детстве не знала, что такое рушник, но знала, как делать уколы иглой. Мы все поняли. Давно.

Я замерла. Губы дрогнули.

— Почему вы молчали?

— Потому что любили, — тихо ответила она. — Нам не нужно было ведовать, откуда ты. Главное — какая ты. Наша. Милая. Мудрая. Добрая. А попаданка ты или звезда с неба — неважно. Мы никогда не скажем. Никому.

— Он убьет вас… если не найдет меня…

Она не ответила. Просто погладила по волосам, словно утешала от ночного кошмара, а не от приближающейся казни.

В комнату вошел отец. Строгий, как всегда. Только плечи опущены. Взгляд тяжелый.

— Он требует имя. Кто в доме — чужая. Кто принес знания, что не принадлежат этому миру.

— Он не найдет, — сказала мама. — Мы спрячем Мирославу.

Отец посмотрел на меня долго, словно запоминал каждую черточку лица.

— Мы ведь думали, что ты ведунья. Или дитя Перуна. Милая… как же так вышло. Кто нас сдал?

Славный вопрос. Уж его я узнаю.

— Но вы... не боялись? — прошептала я.

— Боялись, — отец кивнул с печальной улыбкой. — Но не тебя. Никогда тебя. Мы боялись, что тебя когда-нибудь заберут. Что придет кто-то, кто будет считать, будто ты — ошибка.

Горечь собралась во рту. Руки затрясла мелкая дрожь.

— Прости, папа. Я не хотела…

— Не смей, — оборвал он резко. — Никогда не проси прощения за то, кто ты есть. Ведь ты… наше любимое счастье.

Я бросилась в объятия отца. Крепкие. Надежные. Он был моим папой десять лет. И я таковым его считала. Вернуться назад никак нельзя было, поэтому осталась здесь. И чужая семья приняла меня, как родную.

Брат привел Маренку, служанку, что знала все тайники. Она молча кивнула — ее уже посвятили. Она обеспокоено сжимала подол.

— Со мной, княгинюшка, — прошептала она. — Я знаю, где вас спрятать.

Я бросилась к родным.

— Я не хочу! Я не могу вас оставить! Пойдемте вместе!

Мама зажала мне рот ладонью. В ее глазах стояли слезы. Ладонь была холодной. По щекам ее текли слезы. Она тихо всхлипнула.

— Слушай, Мирочка. Если ты выйдешь — нас все равно убьют. Но ты... ты сможешь выжить. А значит — не зря все это. Спрячься. Ради нас. Ради рода.

Я не успела сказать «люблю». Я только запомнила ее запах — лаванды, золы и тепла.

Служанка Маренка отвела меня в безопасное место. А сама ушла. Меня заперли в узком тайнике, где пахло плесенью, воском и пылью. Я сидела скрюченная, укутавшись в старый шерстяной плащ.

Через тонкую щель я видела зал. И все слышала.

Мама, папа и брат сидели, ожидая Жестокого Генерала. Чье слово – закон. Он сам решал, что делать и с кем. И его задачей было убийство попаданок.

Зал залило холодным, белым светом.

Он вошел без грохота, без фанфар, как хозяин. Высокий, жилистый, в черном плаще, в каплях снега на волосах.

— Князь Соловьев, — от его голоса побежали мурашки по коже.

Низкий. Бархатный. Пьянящий, пугающий до трепета в груди. Такой, от которого дух замирал.

— Где она?

— Кого вы ищете? — холодно спросил отец.

Он хороший князь. И лучший отец. Папа… пожалуйста, пусть все будет хорошо.

— Деву. С чужим знанием. С даром не отсюда.

— В нашем роду всегда был дар, — вмешалась мама. — Мы — целители.

— Кто в вашем доме лечил слепого мальчика из Крынки, когда не помогали даже ведуны?

— Наши целительницы. Женщины рода Соловьиных испокон веков знали…

— Врешь.

Звук удара. Потом треск. Кто-то упал на пол. Мама?! Сердце сжалось. Мама… мамочка!

— Кто в вашем роду лечит болезни, которые не поддаются целителям? Кто знает имена трав, которых нет в наших землях?

Я внутренне вздрогнула. Он знал. Знал, какими знаниями я обладала.

— Дар, — ответила мать. — Наш род испокон веков благословлен и…

— Ложь, — рявкнул генерал. — Попаданцы — искажение. Они несут знания, которые ломают равновесие. Они опасны.

— Опасны? — Брат шагнул вперед. — Они способны спасти…

Он не успел сделать второго шага. Один взмах руки генерала — и брат повалился, задыхаясь, с арканом темной магии на шее.

— Я повторю. Кто она?

Они молчали. И я — тоже.

Мой голос застрял в горле. Тело окаменело от страха. Я не могла пошевелиться. Да и если бы могла, то что? Меня бы сожгли. Разорвали. Я видела, как поступают с такими, как я.

Родителей казнят. И я ничем им не могу помочь. Бесполезная попаданка.

Визуалы Жестокого Генерала

Ой, девочки! Мальчик тут будет точно огонь!

Выбираем!

1

2

3

4

Жду очень сильно ваших комментариев!)

Глава 2

Я месяц искала варианты. И нашла.

Когда я добралась до Светодолья, центра Земель Прави, у меня было двое лаптей, три серебрушки в платочке и неистовое желание ни с кем не разговаривать.

Ну, может, разве что с вишневым квасом.

Град Ярославль — столица Светодолья, встретила меня бурей — торговой, шумовой и словесной.

Карта для тех, кому интересно:

Люди гомонили, куры кудахтали, рыба ведрами плескалась, и где-то кто-то уже дважды выматерился на козу, которая посреди улицы устроила остановку для жуйного рефлекса.

Город пах роскошью. Ото всюду доносились ароматы свежеиспеченного хлеба, скошенной травы, сваренного молока. Главная дорога – протоптанная, без единого сорняка. Дома высокие, деревянные, украшенные резьбой.

Естественно, и без парочки поганых ароматов не обошлось. Люди работящие, от того и потом несло. Животинки достаточно водилось – от сюда и навозом.

Кто-то щеголял вышиванке, кто-то в рабочей одежде с пятнами, непонятно от чего. У кого коса до пола, а у кого лысина блестела.

Я, как полагается, прислушивалась к местному населению и тихо шла. Мне нужно было найти работу, дом и чего поесть.

А подслушивать – самый эффективный способ все разузнать! Ну а что мне еще делать, пока мозоли натираются?

— Говорю тебе, Дуня, не пущай сына туда, — шептала одна бабка другой у прилавка с луком. — Он еще на печи писается, а туда поди кто не идет?

— Та шо ты гониш, Галь? — шипела Дуня в ответ, подправляя платок. — Там не простая служба, а при самом князе! Князь-то теперь у нас… сам Жестокий Генерал!

— Та тиха будь! — шикнула на нее. — Князь Торен он. Торен. За кличку оту еще по шее получишь.

Я чуть не споткнулась о корень.

Жестокий Генерал. Торен.

Имя резануло слух, как ржавый нож по свежей ране.

Бабки не сбавили оборотов.

— Генерал же он. Был. А теперь, говорят, княжество ему отдали. За заслуги.

— Мелкие такие заслуги, ага, — пробурчала третья, бабка с прилавком меда, особо голосистая. — Одно княжество спалил — второе получил. Небось, третье сожжет — уже царем нарекут!

Я поперхнулась собственным воздухом. Это ж про мое княжество речь. Про мою мать. Про брата, которого пытали. Про дом, где теперь только зола.

Но виду не подала. Подошла к бочке с медом, попробовала на палец — и сделала вид, что ничего не слышала.

Хотя ухо у меня в ту сторону развернулось само собой.

— А шо, князь себе лекаря ищет? — громко шепнула Дуня, будто спрашивала о любовнице соседа.

— Ищет-ищет! — кивнула медовая бабка, с видом знатока. — Говорят, там, где Школа Плетения Слов, отбор будет. Бумаги собирают, народ валит валом!

— А шо у него… — и тут голос понизился до шепота. — …со здоровьицем чего сталося? Не говорит никто. А вдруг сглазили?

— Да кто ж его сглазит-то?

— Ой, бабы, всякое творилось… говорят, чудища из Нави пошли. Мож, они и князя нашего? Ну, того? — она многозначительно провела израненным пальцем по шее.

— Та типун тебе на язык! Нехай живет уже.

Интересно. Значит, генерал таки нуждался в лекаре. Потрясающе. Один лекарь по его душу нашелся.

Школу Плетения Слов я нашла быстро. Во-первых, ее было не заметить только если ты слеп, пьян или родом с другой планеты.

Во-вторых — она сама себя выдавала.

Белоснежное здание высотой доходило чуть ли не до облаков. Купола золотые, блистают так, что зайчики по щекам пляшут. И в центре, над воротами, треугольник с глазом. Всевидящее око.

Как увидела — аж затошнило.

Это ж надо, еще и символику выбрали пугающую. Хотя, чего ожидалось? Здесь и служители церкви, волхвы, ведуньи и песнопевцы. Разношерстный народ собрался. Оттого и символика чудная.

По коже пошли мурашки. Причем не такие хорошие.

Ну… Только я уже пришла. Назад пути нет.

На площади перед зданием стояли трое мужчин у длинного стола. Внешний вид простой. Рубаха, штаны и накидка. А из необычного: у каждого посохи с головами животных. Орла, дракона и волка.

Перед ними — кипа бумаг, чернильницы, перья, списки. Голосистые, как гуси на привязи.

— Отбор! Отбор у князя! Ищется лучший лекарь на службу! С жильем, жалованием и… привилегиями!

Привилегии меня не интересовали. Меня интересовало — приблизиться.

Я подышала, поправила платок, в который закрутила волосы, и встала в очередь. Очередь, кстати, стояла знатная: от бабушек с мазями и вениками до девиц с глазами на поллица и… эээ… чересчур свободным верхом сарафана.

— Ты тоже за лекаря? — спросила меня девица впереди, косясь на мой мешок с полынью и мятой. — А чо умеешь?

Девица была румяная, как печеное яблоко, с глазами навыкате и грудью, которая шла в бой раньше хозяйки. Сарафан на ней сидел так, будто в любую секунду собирался сдаться. Волосы русые, в косу не вплетены, ветер дергал как хотел. Народная красота, одним словом.

— Всякое. Травами лечить, силы восстанавливать.

— Дак ты не для вида, а правда лекарь?! — Девица чуть не задохнулась от эмоций и восторга.

— Самый настоящий. Остальные тут для вида?

— Ясен пень! — Она прыснула. — А то у нас баба и лекарь — это как… коза и прялка! Женщины ж во врачевании дубы! Ну, так волхвы молвили!

Я хмыкнула. Уже хотела что-нибудь ядовито-воспитательное ляпнуть, как вдруг — как назло — послышался голос из-за стола:

— Вы чего пришли?! Баб не принимаем!

Народ аж поперхнулся. Вся женская часть очереди зашумела, заохала, запротестовала.

Карта местности отдельно

Карта, по которой я буду ориентировать вас и себя) Потому что история планируется многогранная) И, возможно, не только с этими героями

Видите, сколько тут всего?) Потрясающая вещь. Где-то есть ошибки. У нас "закос" под старину.

Куда мы попали?

Посмотрим, где же мы находимся.

Я ориентируюсь в основном по этому изображению

Но для красоты сделала еще несколько. Только там нет школы!

Глава 3

— Что? — переспросил волхв.

— Иду в служки. Полы мести, отвары носить. Вы ж сказали — возьмете. Вот и берите.

— Ну, раз настаиваешь… — сказал наконец волчий. — Приходи завтра. С первыми петухами. Опоздаешь — вычтем.

— В смысле? — уточнила я.

— В прямом. Штраф. За каждую минуту — серебрушка. За десять — платье. За полчаса — и без последней косынки останешься.

— Ого…

— Вы, бабы. Народ недалекий. Вам тока у платьях да косынках все понятно. Иди, бестолочь, пока не передумали.

Я закатила глаза. Самый умный нашелся. Утверждаться за счет женщины это так разумно.

— Я бы похлопала вашему остроумию, но руки заняты.

Они заткнулись. Один закашлялся, другой бровью дернул, а третий от возмущения посохом в землю ткнул — и чуть не споткнулся.

А я быстро унесла ноги, пока они еще чего не вякнули.

Отошла от школы, стянула платок, выпустила волосы — и огляделась. Вечер медленно опускался на город, лавки начинали сворачиваться, люди подбирали прилавки, собаки подбирали оброненную рыбу, и только я... я подбирала остатки достоинства и шарила глазами по сторонам в поисках еды и ночлега.

Первый вариант — дом с вывеской "Ключ и Комната".

Подхожу, стучусь:

— Комнатку бы…

— Три серебрушки ночь.

— А еда?

— Еще два.

У меня всего три. Но я на них вообще-то выжить планировала, а не за одну ночь почтительно откинуться на лавке.

Второй вариант — бабка на углу с хмурым котом:

— У вас ночлег есть?

— Есть. Сеновал. Без сена.

— То есть — голая доска?

— Нет, там еще мышь.

— Щедро. Спасибо.

Найти что-то еще не получилось.

Ночевать на улице? Ну а что делать. Не впервой, честно говоря. За этот месяц я где только не спала. Даже на дереве как-то. По утру свалилась, но ничего. Зато поспала.

А тут… лето. Теплая ночь. Звезды. Правда, лавка деревянная и покоцанная. И желудок, который уже минут двадцать устраивал оперу.

Ну и ладно. Спать — потом. Сейчас надо поесть. А на поесть у меня оставалось ровно три серебрушки.

На углу я увидела вывеску «Ковш и Косточка» — трактир, захудалый с виду, с покосившейся вывеской, но известный всем местным.

— Тут же, вроде, повар бывший богатырь? — спросила я у прохожей бабки, что тащила корзину с чесноком.

— Ага. Был. Гришка по прозвищу Три Сковороды. Говорят, как мечом махал, так теперь ложкой мешает. Никто не травился исчо.

Вот оно, мое место.

Трактир внутри оказался уютнее, чем снаружи: запах хлеба, копченого сала и жареного лука окутал меня. Рот сразу же наполнился слюной, а желудок чуть ли не зарычал.

Народу было прилично — в основном мужчины, пара женщин, трактирщица с объемом бедра, равным обороту мельничного колеса, и деревянные скамейки, на которых я сразу мечтательно захотела вздремнуть.

Подошла к столу. Села. Дождалась подачицу.

— Девонька, — кивнула я. — А что у вас можно взять за одну серебрушку?

Я не хотела много тратить. Мало ли, что дальше будет.

— Все, кроме самого дорогого, — пожала она плечами. — Хотите похлебку с перловкой, свиными ребрышками, лепешку с луком, и квас с медом?

— Да ты ж меня прямо залюбила, — выдохнула я. — Несите все. Желательно — сразу.

Подачица улыбнулась. Исчезла. А я откинулась на спинку лавки, пытаясь не думать о грядущей ночи на пороге княжеских ворот. Ничего. Не развалюсь.

Осмотрелась.

В трактире — шумно. Мужики спорят о чем-то, одна пара в углу целуется так, будто у них это последнее в жизни, девица у стойки пьет квас с выражением лица, как будто запивает неудачную свадьбу.

И тут…

Глаза сами нашли его.

В углу. У дальней стены.

Широкий, плечистый мужчина. Лица его не было видно. Закрыто капюшоном. Но было такое впечатление, что он еле помещался за столом. Слишком маленький он для него был.

Аура мрачная. Пугающая. С таким лучше не связываться. Может, убийца какой? По коже поползли мурашки.

Даже в трактире стало как-то разом холодно.

Рядом — двое. Худее, тише, но не менее зловещие. Один — с косичкой, другой — с мечом.

К счастью, от созерцания мужчин, меня отвлекла еда.

И о, боги, это был не просто ужин — это был праздник живота.

Похлебка парила, источая аромат копчености, чеснока и чего-то такого, что, кажется, можно было нюхать и исцеляться. Ребрышки хрустящие. Мясо таяло на языке.

Лепешка — горячая, с хрустящей корочкой и мягкой серединкой, пахла луком и укропом. А квас… густой, сладковатый, с медом и легкой кислинкой.

Я вгрызлась в ребрышко и впервые за день выдохнула по-человечески.

А в углу тем временем тот, в черной мантии, поднял голову. Капюшон сдвинулся — и мне показалось, что он смотрит на меня.

А он и правда смотрел. Звериным. Нечеловеческим взглядом.

Я сглотнула. Нервно. Спешно. Сердце испуганно забилось в груди. Этот мужчина — не простой. Он не крестьянин, не пьяница, не мелкий торговец. От него исходила аура смерти.

А потом он резко встал и направился ко мне.

Визуалы Мирославы

А теперь мы посмотрим на Мирославу) Выберем, какая героиня больше всего подходит!)

1

2

3

4

Глава 4. Как благодарят за спасение

Его походка была решительной. Твердой.

Но бесшумной.

Он двигался, как охотник, шаг за шагом. Дыхание ускорялось. Сердце выпрыгивало из груди.

А я — приросла к стулу. Не могла пошевелиться под его взглядом. Будто меня кто-то прибил гвоздями. Этот мужчина просто сковал взглядом. Давил. Разливал напряжение по венам.

Знакомое ощущение. Опасности. То самое, которое я чувствовала от Генерала. Но не мог же он сидеть в трактире для бедняков, верно?

Вопиющая глупость.

И тут — бах.

Я сразу же переключила свое внимание.

Звук шел из-за стойки. Как раз оттуда, где великий повар-богатырь выносил подавальщицам блюда.

Грохот, визг, звон кружек.

А потом крик:

— Гриша! О, Перун милостивый, Гриша!!!

В трактире стало шумнее. Люди в истерике забегали по помещению. Кто вскочил, кто подскочил, кто хлеб раздавил. Подачица с воплем выскочила из-за занавески, а с ней — клуб дыма и…

Тело богатыря.

Гриша — тот самый, который раньше мечом сражался, а теперь половником — лежал на боку, красный как ряска в июле, и пытался дышать. Безуспешно. Хватался за горло. Катался по полу.

Вокруг столпотворение.

Кто воду нес и давал ему, кто амулет искал, кто зашептал «может, это сглаз».

Ага, сглаз.

Вот только я видела иную картину.

Я подскочила к стойке. Меня сразу же пихнули. Ударили прямо локтем в щеку. Я зашипела от боли и потерла лицо.

— Отойдите! — крикнула я. Дышать ему нечем. И вам тоже скоро не будет чем.

Но куда мне пробираться сквозь толпу? Конечно, меня никто не услышал.

— Лекаря! Лекаря сюда! — кричала подача, вылетая из-за стойки.

Только вот пока лекарь дойдет, от богатыря и пары потов не останется.

А с моими-то знаниями — ну не могла же я просто сидеть и смотреть, как человек задыхается. Не с моим прошлым.

Я решительно шагнула к Грише, который лежал на полу, судорожно хватая ртом воздух, красный, как вареный рак. Толпа сжалась вокруг него кольцом. Только вместо помощи — суета, вопли и кресты.

— Отойдите, — скомандовала я. — Дышать ему нечем. И вам тоже скоро не будет чем. Откройте окна, чтобы пустить свежий воздух.

Толпа на секунду замерла. А потом — пошло.

— А ты шо приперлась, а? Поглазеть?! — рявкнул здоровяк справа, лысый и с таким дыханием, что съеденная еда поползла к горлу и встала колом.

Я сморщилась. С трудом сдержалась.

— Я могу ему помочь.

— Пшла отсюда! — заорал он. — Не хватало тут бабьих нюней!

— Он умрет, — резко сказала я. — Если не помочь прямо сейчас.

Толстяк расхохотался.

— Богатырь? Помрет? Да он тебя одной рукой пополам сломает! Сейчас ты помрешь, девка, за такие слова!

Он толкнул меня с силой. Я полетела и приземлилась… на грязный пол. Кобчиком. Пятая точка заболела.

Толпа заржала. Тыкали пальцами и хохотали, смотря на то, как я вымазалась и рухнула.

— Видали? Девка лечить собралась! Штаны ему сними — вот и помогай!

— Вы ж бабы только на это горазды!

И снова — ржание. И снова — улюлюканье.

Я вся залилась краской. Горло сжалось, сердце стучало. Руки затрясло от собственной беспомощности.

Мне еще никогда не было так стыдно. Раньше люди просто принимали помощь и сами того хотели. А теперь… все было иначе. Прямо, как на Земле. Где женщин не уважали и не считались с их мнением.

Они смеялись. Ждали настоящего врача.

А он — умирал.

Так не должно быть. Я сжала ладони в кулаки. Соберись, Мира!

Я поднялась.

Молча подошла к лысому.

— Шо? Пришла снять штаны мне. Давай, девка я… ай!

Я схватила его за ухо. А точнее: за сосцевидный отросток — тот, что за ухом, где боль особенно ощутимая.

Сжала.

Сильно.

Прямо от всей души.

— ААА-А-А! Пусти!! — заорал он и начал скакать, как подстреленный.

Я не отпускала.

— Будешь вырываться, вдарю так, что на свадьбах только сидеть будешь, — пообещала я.

У мужика глаза налились кровью.

— Ах ты, тварь!

Он замахнулся кулаком.

Я сгруппировалась. Подняла пятку.

И в колено.

— Мать-Перемать!!! — взвыл он и рухнул.

Толпа... замолчала.

Даже воздух в трактире стал другим. Холодным. Тягучим.

Я обвела взглядом толпу. Они в испуге смотрели на меня и не решались что-то делать. Все, теперь можно работать.

Я подбежала к Грише.

Он лежал в проеме между стойкой и входом на кухню, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Лицо алое, глаза налились кровью, губы посинели.

Сердце — бьется. Пульс есть.

Не удар. Не яд. Не колдовство.

Я сразу поняла.

Удушье. Отек гортани.

Он что-то ел. Или пил. Или вдохнул, не успев прожевать еду.

Я присела рядом, аккуратно приподняла ему голову. Убрала лишнюю тугую одежду.

— Он задыхался? — крикнула я толпе. — Что ел?!

Все молчали.

— Говорите! — рявкнула я.

— Жареную баранину! С медом! — подачица дрожала, неуверенно ответив. — Он еще... он кашлянул, сказал, что першит!

Я выругалась про себя. Все понятно.

Анафилаксия. Реакция на мед или специю. Гортань отекла — и перекрывает дыхание.

В нашем мире — вкололи бы укол. Тут? Никакого адреналина. Но я была не с пустыми руками.

Я схватила из сумки мешочек. Тысячелистник, таволга, корень солодки. Смешала в тарелке, потом выложила на ладонь, добавила каплю сбитня, размяла и выжала сок прямо в его рот.

Но этого недостаточно.

Сосредоточилась. Заставила магию плавно течь по венам. На пальцах ощутилось легкое покалывание. Магия откликнулась и быстро направила травы на работу. Всасываться в кровь богатыря.

Он закашлялся. Тело выгнулось. И — вдохнул.

Рвано. Тяжело. Пот выступил на лбу и коже. Глазами он лихорадочно смотрел по сторонам.

Я зажала ему виски, осторожно, пальцами:

— Слышишь меня, богатырь? Еще раз вдохни. Глубже. Вот так. Молодец.

Глава 5. Поймать девку живой!

Быстро решив, что к князю мне никак нельзя…

Ну, в тюрьму — нельзя.

На казнь — тоже нежелательно.

А вот на позицию личного лекаря — очень даже можно. С интригами, травами и возможностью остаться живой.

Жаль только, что местные к такому подходу не привыкли.

— Долго ее до князя тащить! — заорал тот самый толстый и вонючий, с дыханием болотной жабы. — Подсмажем сначала, а потом и потащим!

Угу. Подсмажем.

Я мысленно перекрестилась на всю троицу славянских богов и запасом добавила Перуна — ну, чтоб наверняка. Положим, жариться мне не хотелось. Даже от слова «подсмажем» у меня внутри что-то обвисло.

Быстро вскочив, я прошлась по богатырю — в смысле, ногами.

Он, конечно, и так не очень в сознании был, а после меня и вовсе закашлялся, как будто я ему легкое сместила.

Ой, да ладно. Я ж легкая, как птичка. В конце концов, пациента спасла?

Спасла.

Не добила?

Вот и славно!

Меня зажали между столами и окном. Ма-а-аленьким, но, если втянуть живот (что в моем случае было нетрудно), я бы туда втиснулась.

Толпа уже начинала подвывать:

— Она убегает! Ловите ее!

В этот момент я запрыгнула на стол, ловко, что удивительно с моей-то координаций. Под ногами — миска, сбоку — хлеб, за спиной — толпа с вилами.

— Стоять, — прозвучал громкий, властный голос на весь трактир.

Низкий. Холодный. Пугающий.

Толпа замерла.

Я тоже.

Люди расступились и показался он.

Тот самый.

Мужчина в черном.

Громила. Мрачный. В пугающей мантии. Лицо под капюшоном, только губы видно. А по спине у меня уже побежали мурашки.

— Ко мне.

Требовательный приказ. Такому невозможно отказать.

Душа сразу ушла в пятки. Сердце замедлилось. Дыхание стало прерывистым.

Нет, подходить к нему — последнее, что я хотела. Он смотрел так, будто видел меня насквозь. Сканировал внимательным взглядом, от которого замерла, словно жертва зверя.

Я сделала то, что сделала бы каждая уважающая себя попаданка:

— А шиш тебе! Свободу попугаям!

И с этими словами — в окно.

Да-да, в окно!

Слава богам, оно было приоткрыто. Иначе я бы героически обломалась. Еще и голову б разбила.

Я сгруппировалась в полете.

Приземлилась… неудачно. Прокатилась по земле, впечаталась в какой-то мешок с чем-то капустным, и села на попу.

Тело саднило.

Голова кружилась.

Еда внутри явно подумала: «А давай-ка наружу!»

Я встала, кривясь.

Сзади — грохот.

Дверь трактира вылетела с петель.

Я обернулась.

И… конечно.

Он.

Мужчина в черном.

На фоне ночи.

С оранжевыми глазами, что светились. Хищно. Дико.

Он маг?!

Он меня видел?

Почувствовал, что я колдовала?! Ведь колдовство у нас запрещено! И этому никого не учили из женщин… кроме рода Соловьиных.

Он сделал шаг вперед. Его мантия развивалась на ветру. Показывала крепкую мужскую фигуру. Огромный. Плечистый. Накачанный.

Просто пугающий мужчина.

Любой богатырь на его фоне мерк. Он слишком силен. Слишком опасен.

— Люблю играть в кошки-мышки, — сказал он низким, рокочущим голосом.

Голос будто прокатывался по коже. Вызывал выбрации.

А потом — улыбка.

Из-под капюшона.

Хищная. Опасная. Дикая.

— Поймать ее живой, — отдал он приказ.

Я отшатнулась.

Повернулась.

И куда теперь?!

Глава 6. Дерзить преследователю? Легко!

Бежать пришлось со всех ног.

Да не просто так — а спасая собственное будущее. Я не имела права подвести свою семью.

Город я знала плохо. Ну, как знала... видела пару улиц, одну капустную лавку и трактир, в котором меня чуть не сдали на костер за несанкционированное врачевание.

Но я помнила замок. Где-то на возвышении, черный силуэт, башни, флажки — все, как у приличных князей.

Мне туда.

Почему? Потому что ночь кончается быстро, а петухи вставали рано.

А волхвы, эти милые старцы из Школы Плетения Слов, наверняка уже точили свои гусиные перья, чтобы вписать мой штраф в книгу.

— Не явилась. Позор семьи. Списать с нее последнюю косынку.

А у меня и косынки-то не было. Вернее, спала пока бежала. Теперь новую покупать. Эх!

А жить на что?!

Славно хоть, что следопыты у мужчины в черном оказались не магами. Просто громилы с руками-бревнами и интеллектом слегка ниже, чем эмоциональный диапазон у зубочистки.

Если б у них была магия — я бы уже спала в бочке, только не с водой, а с цементом.

А так — шанс был.

Бегай, Мирослава, спасайся, двигай ногами, как будто за тобой гусли горят!

Но вот беда — если я добегу до замка прямо сейчас, они узнают, где меня искать. А мне туда устраиваться, а не приводить за собой караван дебилов.

Так что свернула к рынку.

Хорошее решение. Далеко не факт, что умное, но точно эффектное.

— Она у рынка! — закричали сзади.

Да-да, мальчики, я тут. Все при вас. Только вот догнать меня — это еще надо суметь.

В спешке я оглянулась.

После хозяев лавок остались бочки с водой. Некоторые — наполовину полные, другие — наклоненные. Видимо, люди торопились.

Отлично.

Я толкнула одну, потом вторую — вода хлынула, заливая камни. Под ногами стало мокро, скользко и… перспективно.

Сама нырнула за прилавок, прижалась к земле и начала ползти вперед, как черепаха на задании.

Послышался топот.

Двое из ларца уже здесь.

— Где она?!

— Тут была!

Хлюп.

Один вляпался.

Я прикусила губу и прошептала заклинание.

Легкое. Целительское.

Точнее — не совсем целительское, но пригодное: локальное замораживание поверхности. В моем мире это для отеков, ушибов, или «приложи к лбу, дурень, а не в рот бери».

А сейчас…

Чем не лечебная ситуация? Профилактика ушибов! Которые они получат прямо сейчас.

Сконцентрировалась — и заморозила всю воду вокруг лавок.

Мгновенно.

Хруст.

— Черт! Лед! — закричал один.

— ААААА!!! — шлепнулся второй, пролетев мимо меня.

Я победоносно улыбнулась и, пока ловившие меня упражнялись в трехэтажной брани и знакомстве с булками, пошаркала прочь.

Точнее — побрела, поковыляла, постанывая.

Я добралась до замка затемно. Это я поняла, когда пробралась сквозь небольшой лес, и деревья вдруг исчезли — и я врезалась носом в стену.

Каменную.

Высокую.

Непреодолимую.

— Черт, — вслух выдохнула я. — Ну и как туда залезть? В полет перейти, что ли?

Ничего путного в голову не приходило.

А главное — я не хотела спать возле стены.

После трактирной драмы у меня претензии к комфорту выросли. Раньше и на скамье нормально было. А теперь — не особо тянет свернуться клубочком рядом с землей и стражей.

Я отступила на пару шагов, чтобы прикинуть — перелезу ли.

Стена, как на грех, была высокая. Каменная, холодная и непоколебимая.

Сделала еще шаг назад. Еще…

И врезалась.

Во что-то.

Твердое. Теплое.

— Еще ни одна женщина не заставила меня так побегать за ней, — прошептали мне на ухо.

Голос…

Темный. Бархатный. Опять он!

Я медленно обернулась.

И была сразу же захвачена в плен.

Одна его рука — сжала запястья.

Вторая — легла на талию.

Лицом к лицу.

Точнее — мое лицо на уровне его груди, а его… ну, ему пришлось серьезно пригнуться, чтобы я не свернула себе шею, пытаясь на него смотреть.

Высокий.

Слишком.

Разглядеть черты я не могла — слишком темно. Но глаза…

Глаза — светились оранжевым, как тлеющие угли в ночи.

Меня пугали.

Манили.

— Скучные у вас отношения были, — брякнула я.

И я прикусила язык. Вроде княгиня, должна уже научиться держать язык за зубами, но в самый неподходящий момент вечно выскакивает что-то.

Глаза мужчины сузились.

Недобро.

— Мне нравится твой острый язычок, — прорычал он, и его дыхание обожгло губы.

Близко.

Слишком близко.

Я замерла. По телу пробежали горячие мурашки.

Смотрела на него, как загипнотизированная. Зверь. Впервые видела зверя так близко. Не зря говорили, что они красивы. Я даже в темноте тонула в пучине его глаз.

— Печально, что ты умрешь, — выдохнул он.

Тьфу! Чтоб ему икалось до конца жизни!

Я дернулась, но его рука уже переместилась с талии на шею.

Грубо. Ощутимо. Он уже все для себя решил. Властно. И его решение апелляции не подлежало.

Пальцы — горячие, шершавые, касались нежной кожи шеи. Поглаживали. Совсем не так, как при убийстве.

Я начала вырываться.

— Вы... вы! Это нарушение закона! — выдавила я.

Он не отвечал сразу.

Его лицо оставалось без эмоций.

Холодным. Страшно спокойным.

Ни удовольствия, ни жалости.

Только…

Решимость.

— Не шевелись. Ты нарушила закон и должна понести наказание.

Мурашки пробежали по всему телу. Руки вспотели. Горло пересохло. В голове бился один-единственный сигнал.

Делать. Что-то.

Отвлечь! Надо его отвлечь! И я знала самый действенный способ по отвлечению мужчины.

Я встала на носочки… и резко коснулась его губ.

Горячих. Каменных. Опасных.

На секунду показалось, что обожгусь. Ведь он не отвечал. Просто замер, как статуя. А я продолжалась с напором целовать.

И было хотела уже бежать, но…

Глава 7. Метка истинности

С нажимом. Он запустил ладонь в мои волосы, крепко сжал у корней, прижал к себе, заставляя каждой частичкой ощутить его твердое тело. Его запах.

Настоящий, мужской, с терпкими нотками — сводящий с ума, дурманящий все естество.

С рыком он вырывал из моего горла судорожные всхлипы.

По венам растекался жидкий огонь, заставляя что-то внутри трепетать. Он целовал жарко. Настойчиво.
Углублял поцелуй.

А я уже не могла стоять — ноги стали ватными. Поэтому он без труда поддерживал меня одной рукой, словно я ничего не весила. Словно была пушинкой, прижатой к крепкому мужскому телу.

Его руки властно сминали — точно останутся отпечатки.

Будто он не контролировал собственную силу. А затем…

Он резко отстранился.

Настолько резко, что я на мгновение потеряла равновесие и чуть не упала, все еще оставаясь в его хватке.

Его глаза, светящиеся в темноте оранжевым светом, по-прежнему смотрели прямо на меня. Прожигали голодом. Чем-то диким и первородным.

Я осоловелым взглядом продолжала смотреть на него, как зачарованная.

И вдруг почувствовала — запястье обожгло.

Резкий, обжигающий жар, будто я нечаянно сунула руку в огонь. Я дернулась, пытаясь вывернуться из его рук. Он слегка ослабил хватку — но не отпустил.

Вместо этого медленно притянул мою руку ближе.

Я моргнула.

В темноте теперь горели не только его глаза — но и… что-то еще.

Что-то между нашими руками.

Магия?

Я опустила взгляд — и увидела.

На моем запястье. На его ладони.

Метка.

Живая. Дышащая. Теплая.

Сплетенные символы — неведомый узор, сияющий мягким янтарным светом.

Метка истинности.

Мир на секунду словно затих. Даже листья не шелестели.

Он посмотрел так же. Его глаза чуть расширились, и вдруг он засмеялся. Низко. Глухо. С каким-то звериным удовольствием.

— Интересно… — хрипло протянул он.

А мне, между прочим, было не до смеха.

Совсем.

Потому что я читала об этом. В книгах. В легендах. В пыльных манускриптах, которые хранились в подвале при монастыре в нашем княжестве.

Метки истинности бывают только у зверей. Древних. Сильных. Проклятых и благословленных одновременно.

У драконов. У волков. У тех, кто связан с миром магии с рождения, а не с чужого благословения.

Я глянула на его лицо.

Пусть темно. Пусть я не могла рассмотреть его.

Но этот капюшон, эта власть в каждом движении, этот голос, от которого дрожали люди — да он же…

Он дракон.

Один из тех, кого не зовут по имени, если не хочешь исчезнуть между двумя вздохами. Один из тех, кто никогда не берет пару по желанию. Только по истине. По зову. По крови.

— Отпусти...те, — выдавила я, срываясь на хрип.

Он посмотрел на меня сверху вниз.

Никакой злости. Никакой жалости. Просто интерес. Как к игрушке или куску мяса.

— Ты плохо знакома с истинностью, девочка, — прорычал он, снова обжигая губы своим дыханием. — Я тебя не отпущу… потому что ты — моя.

Моя?!

Да еще чего!

Спасибо, конечно, но у меня в списке «на ближайшие недели» значились: устроиться на работу, выжить, не сгореть и — не принадлежать дракону!

Я уже собиралась врезать ему коленкой, куда следует, как...

ХЛЯСЬ!

На нас с небес, как кара божья, вылилось ведро воды. Мыльной. С грязью. И, кажется, капустой.

Кто-то сверху плеснул от всей души.

Со всей любовью.

Прямо в нас.

Я взвизгнула. Руки сами по себе выскользнули из его хватки, как по мылу.

И я — бах — на пятую точку.

А потом покатилась вниз по склону.

Да что ж за жизнь-то такая?!

Я ехала по грязи, как блин на маслице. Меня крутило, вертело, било листвой, камнями и, кажется, даже дохлой белкой.

Я орала, потому что молчать — это точно не о моем характере.

Склон был коварен. И длинен. И, похоже, тоже был не против повеселиться.

Когда я наконец докатилась до низа, подняться не смогла.

Ноги не слушались. Голова кружилась. Все тело болело и ломило.

Обиды хватило на троих.

И тут…

Свет перекрыл силуэт.

Меня подняли — легко, будто я не человек, а тряпичная кукла.

— О, матушка... Это она меня спасла!

Я еле открыла глаза.

И… увидела глаза.

Знакомые. Теплые. Удивленные глаза.

С теми самыми добрыми, простыми голубыми глазами, какими в сказках наивные герои глядят на свою погибель — с легкой надеждой, что, может, все же не погибель.

Гриша. Гриша?!

Тот самый. Богатырь.

Румяный. Живой.

Смотрел он на меня как на нечто не слишком лицеприятное. Впрочем, это было неудивительно — выглядела я, скорее всего, хуже домового Кузи.

Моргнул.

Еще раз.

Еще.

Потом вдруг поморщился и тихо выдохнул, будто только сейчас понял, что держит меня — мокрую, грязную и, вероятно, слегка с ароматом мыла и тухлой воды.

— Ой, а шо то с ней случилось?.. — с обеспокоенным выражением лица проскрипела старенькая женщина, появившаяся, как добрая сказка — вовремя и неожиданно.

Маленькая, согнутая, с очками, которые больше подходили сове. Протерла их подолом, щурясь на меня.

— Ищите ее! Скорее! — разнеслось из леса.

Ой-ей, кажись, по мою душу. Снова.

Богатырь, тот самый, с руками как у мельничного колеса, поежился, сжал меня крепче, а бабушка только махнула рукой, как будто это не погони в лесу, а мыши в амбаре.

— Ну-к, милок, заноси ее скорей к нам, — пробурчала она.

И меня понесли.

Как котенка.

За шкурку. Вот как подняли, так и понесли. А у меня даже сил сопротивляться не было. Надеюсь, в этот раз не сожгут.

Солнышки! Спасибочки за ваши комментарии!)))) Можно еще немножко для мотивации, пожалуйста?) Для меня это очень-очень важно!

Глава 8. Воровка али пуще?

— Она же ведьма, матушка! — проговорил он с истеричными нотками, явно ожидая, что мама сейчас обрушится на меня кадилом.

Или разведет костер, как того хотели добрые постояльцы трактира.

— Да какая она ведьма, ты шо удумал?! — рявкнула мама.

Так, что у меня в голове посыпались все уцелевшие мысли.

Она распахнула дверь деревянного дома с такой решимостью, что та, кажется, смирилась и перестала скрипеть.

А изнутри — тепло, свет и запах свежего хлеба. Такой, от которого слезы на глазах — и не от дыма. Ароматно, что до слюней пробирало. Еще и живот предательски заурчал.

— Она вылечила меня! — взволнованно заявил Гриша, как будто пытался объяснить маме, почему меня следовали выкинуть обратно.

— Лучше б ужо добила…

— Она идет против законов, мама!

— Обычная травница! В чем ее вина?! В том, шо не такое дурбецело?! — буркнула мама, щурясь на меня. — И спасла тебя, дурака такого! Понятия не имею, как ты стал богатырем и не помер еще.

Потом она треснула его полотенцем. С любовью. Смачно. По рукам.

А я…

Я сидела в шоке.

Просто сидела.

На стуле. Да, меня еще и посадить успели. Только вот не помню — в какой момент?

Меня… спасли? Не сожгли? Не сдали князю? А просто… приютили?..

— Никакая она не травница… а лекарей женщин не бывает, — обиженно сопел Гриша, держась за руку, куда зарядила его мама.

Еще и подул на ушиб.

— Какие мы нежные телята… тьфу! — сплюнула мама. — Бывает, конечно! То, что дурачье мужское сжигало на костре всех неугодных и разумных баб, еще ничего не значило.

И бодро зашаркала по дому, собирая тряпки.

— Иди вон, воды лучше набери! — рявкнула она.

Гриша дернулся. Я — с ним заодно. Только я еще и привстала, из рефлекса.

Но мама не дремала:

— Сядь! — бросила в мою сторону. — Это тока для Гриши было!

Я села обратно. Примерно, как мышь, которой кошка сказала «не двигаться».

— Это еще зачем?! — пролепетал Гриша, уже с ведром в руке.

— Шоб ты спросил! Все! Погнал за водой, быстро! — устало махнула мама рукой и чуть ли не пинком под мягкое место выдворила из дома.

Когда за ним закрылась дверь, мама обернулась ко мне.

Тут же как-то стала мягче. Точнее — лицо все еще было строгое, но взгляд… теплый.

Она наклонилась вперед, прищурилась. Ее кожа сморщилась еще больше. Морщины стали более заметными. Но в голубых глазах было столько доброты, что невольно разжималось какое-то напряжение внутри.

— Ну-с… рассказывай, кто ты такая, и зачем спасла дуралея моего, чуть не пожертвовав собой. — Оставила бы его помирать ужо… что мертво — умереть не может, как говорится.

Протянула мне полотенце.

Улыбнулась.

Так по-доброму, что у меня зачесались глаза от несуществующих слез.

— Ну-ну, ты чаво, девонька? — мягко потрепала меня по щеке старушка, смотря так внимательно и ласково, будто я была ее потерянной внучкой, а не беглянкой, которой на хвосте висел дракон.

Она, кряхтя взяла тяжелый стул и медленно, со вздохом облегчения, села рядом.

Руки у нее тряслись — усталые, изможденные, но добрые и почему-то знакомые. Женщина попыталась скрыть эту дрожь, судорожно сжав в кулачках край старого сарафана.

Платье у нее было явно видавшее виды, но когда-то дорогое, добротное, из тех, что шьют для господ, а не для обычных крестьянок.

— Меня… Глашей зовут, — представилась она, сощурив глаза и присмотревшись ко мне. — А ты кто, миленькая?

— Меня… Мирой зовут, — ответила я, не зная, куда деть руки, ноги и совесть, которая отчего-то мучительно скреблась где-то внутри.

Наверное, совесть впервые за долгое время решила показать, что она еще существует и даже местами жива.

— Мира, значит… — кивнула Глаша, словно подтверждая про себя какой-то давний, не совсем приятный вывод.

Она посмотрела на меня снова.

Спокойно, мягко, как на птенца, выпавшего из гнезда, которого и прибить жалко, и обратно посадить некуда. От этого взгляда у меня отчего-то защипало в глазах, и я быстро заморгала, чтобы ненароком не расплакаться.

— Спасибо вам… огромное… что приютили меня и забрали с улицы. Я… даже не знаю, чем вам отплатить! У меня два серебряных есть! — горячо заверила я и начала рыться в своей сумке.

Глаша тут же опустила взгляд вниз, засмущалась и протянула ко мне руки, пытаясь остановить.

— Да погоди, девонька, ты чего это удумала? — мягко сказала она, коснувшись моих испачканных рук, не побрезговав и не отдернувшись, как это сделал бы любой другой человек.

В общем, Глаша с каждой минутой нравилась мне все больше.

От нее веяло теплом, материнской заботой, которую я утратила слишком рано и таким уютом, что я невольно заскучала по дому. По дому, который никогда не увижу.

— Мира, — продолжила она спокойно. — Ты моему сыну жизнь спасла. Дай и нам тебе добром за добро отплатить. А то ему мозгов хватало на то, шоб шеи кому-нить сворачивать.

— Что вы… мне ничего не нужно, — я замахала руками, категорически отказываясь от такой помощи.

Помощь принималась плохо, очень плохо, особенно после стольких приключений на мою пятую точку. Но… если подумать, то помыться бы не помешало. А все остальное я сама, обязательно сама!

Глаша улыбнулась чуть хитровато, совсем слегка, так, что у меня даже сердце замерло от подозрения.

— Ой ли? Совсем ничего не надо? Небось и место для ночлега у тебя имелось? — с доброй иронией спросила она.

Как раз этого у меня и не было.

— По глазами вижу, что нет! Оставайся, скоро ль уже солнышко выглянет… и недруги твои уйдут.

Упоминание о недругах заставило вздрогнуть.

— О! Чуть самое главное не забыла. А чаво это они гнались за тобой? Неужто ты воровка али пуще?

Глава 10. Сим-сим, откройся

И то верно.

Какой кошмар, в самом деле!

Странно, что волхвы ничего не сделали с теми горе-лекарями, кто устраивал подобные расправы над девицами, которые просто хотели помочь.

Да и вообще вся эта ситуация с врачеванием была дивной.

— Ты это, не торопись… подумай хорошенько. Скажешь всем, что пришла с той деревни, — тихо сказала тетя Глаша, гладя мою ладонь теплой и шершавой рукой. — Даж, коли не оттуда вовсе. Хоть мужики приставать не будут.

Я кивнула, улыбнувшись благодарно. С этой женщиной становилось как-то легче дышать и проще жить.

Потом вернулся и Гриша. Принес воды — аж два ведра, словно я планировала мыться целую вечность.

Помывшись, я впервые за долгое время почувствовала себя человеком. После ванны мы уютно и тихо поужинали.

Гриша на меня старательно не смотрел, да и не говорил ничего, только сопел обиженно и подталкивал тарелку с кашей то туда, то сюда.

— От, держи... я оце уже никуда не надену, да и годки не те, — сказала вдруг тетя Глаша и полезла в старый шкаф.

Оттуда она вытащила аккуратный сверток, в котором лежал новенький алый сарафан, расшитый узорами и завязывающийся на талии алой же лентой. Даже косынка к нему нашлась, словно специально сшитая для меня.

— Что вы… теть Глаш! — запротестовала я, тут же покраснев до ушей. — Куда мне? Это ж ваше! Нет-нет, я не приму...

— Ой, да перестань уже! — отмахнулась Глаша, мощно и по-дружески треснув меня по спине так, что я чуть не выпала из своих новых лаптей. — Да ты ж мне как доча уже! Дают — бери, бьют — беги, это ж закон жизни!

Тетя Глаша подняла вверх указательный палец, как мудрая сова, и расхохоталась, словно ей только что удалось провернуть самую важную сделку жизни.

Что ж, спорить с ней было невозможно. Я кивнула, прижимая к себе этот подарок и мысленно поклявшись, что однажды отплачу этой доброй семье за все.

— Спасибо вам… — смущенно пробормотала я, чувствуя, как глаза защипало от слез, которые не хотелось показывать.

Потом мы легли спать. Гриша демонстративно отправился на печь и ворчливо лег там, отвернувшись к стене и сопя, будто старый медведь в берлоге.

Меня положили на условный диванчик прямо возле выхода из дома, напротив кухни, а тетя Глаша устроилась у себя в спальне. Уснула я моментально, как только голова коснулась мягкой подушки, набитой гусиными перьями.

Проснулась же, когда первые лучи рассвета скользнули по моему лицу, напоминая, что пора бежать. А то петухи скоро запоют и кабзда мне!

Я быстро собралась, перекусила хлебом, аккуратно положила два серебряника на стол и тихонько вышла из дома.

Заработаю еще, ничего. Для молодых девушек работа всегда находилась. А тетя Глаше надо было еще жить и жить. Судя по ее сыну, то крови он с нее и без того попил много. Небось мама и устроила его на повара.

Надо будет помочь как-то тете Глаше.

До замка добралась быстро. Благо, хата тети Глаши и Гриши стояла недалеко, словно специально построенная для беглых лекарок.

Передо мной предстали величественные ворота замка князя. Огромные, каменные, внушающие почтение и страх. И ни одной живой души у ворот. Ни стражи, ни волхвов, ни даже привратника.

Я подошла поближе, слегка коснулась рукой холодного камня.

— Псс... Сим-сим, откройся… — шепнула я со всей возможной убедительностью, которой обладала.

И ворота, надо же такому случиться, открылись!

От неожиданности я аж отскочила назад и чуть не села прямо на землю. Из-за ворот на меня глядел просторный двор с садом и деревьями, и широкая дорога, ведущая прямо к величественному входу в замок.

— Вот это сим-сим… — пробормотала я с уважением, переступая порог и осторожно входя во двор.

— Наконец-то! — раздался радостный голос волхва. — Пришли наши славные лекари!

Он стремительно приблизился и вдруг застыл, увидев меня. Челюсть его медленно поползла к земле, будто ее кто-то подтолкнул снизу.

— Ты че здесь забыла, баба?! — рявкнул он через мгновение, резко очнувшись. — У нас отбор лекарей!

Я слегка выпрямилась, гордо задрала подбородок и с невозмутимым видом произнесла:

— Я не баба, а травница.

— Да простая ты баба! Тьфу на тебя! — снова рявкнул он, глядя на меня как на таракана в супе.

— Погодь-ка… — протянул другой волхв, тот самый, с тростью в виде волка. — Это ж та девка, кого мы полы мыть позвали?

— А, ну так иди и занимайся своими бабскими делами! — отмахнулся он, будто муху прогонял.

Я нахмурилась, скрестила руки на груди и твердо сказала:

— Я лучше отбора подожду.

— От настырная же девка! — взревел волхв, махая кулаками и краснея. — У нас претендентов полно! Даже и не надейся!

— Ну и отлично, — невозмутимо заявила я, усаживаясь на ближайшую скамейку и вызывающе закидывая ногу на ногу. — Тогда я просто посижу здесь и погляжу, как у вас тут все организовано.

Волхвы аж зашипели от негодования, но не нашлись, что сказать. Я же с улыбкой и полным спокойствием поправила новый сарафан и сложила руки на коленях.

Что ж, война так война. Я тоже не пальцем деланная. И если этим уважаемым господам нужен хороший лекарь, они его получат.

И князь тоже получит. По всем своим заслугам.

А на горизонте показались уже первые претенденты.

Пф. И этим они хотят напугать меня?!

Глава 11. Служкой в замке? Легко!

Лекари прибыли эффектно, шумно и самодовольно, как гуси, которых перед праздником выпустили из загона на волю.

Видно было, что мужики опытные — и по выражению лиц, и по походке, и по количеству шума, который они создали, едва переступив ворота.

И уж точно они не собирались видеть во мне конкурента.

Так, прислугу, максимум — элемент декора.

Я молча сидела на скамье и, как заправский стратег, оценивала противников.

Один — круглый и мягкий, будто тесто для пирогов, в очках, с бородкой и с таким пузом, что можно было использовать его в качестве подставки для кувшина.

Другой — жилистый и костлявый, напоминал ожившую метлу.

Остальные выглядели примерно так же — зажиточные и самоуверенные.

— Эй, девка! — вдруг обратился ко мне пузатый лекарь в очках. — Принеси-ка нам выпить чего-нибудь. Горло пересохло.

— Чего? Вы это мне?

Я от неожиданности хлопнула глазами и уставилась на него, как рыба, только что вытащенная из воды.

— Чего сидишь-то? Пошла! — прикрикнул он, еще и рукой помахал, как барин.

— Но я… вообще-то, на отбор пришла, — попыталась я хоть как-то отстоять свое достоинство.

Мужики переглянулись и вдруг дружно загоготали, словно я пошутила. Пузатый и вовсе издевательски смерил меня взглядом, с ног до головы, будто на рынке выбирал самую бесполезную курицу.

— Ты? Ты ж девка! — фыркнул он.

Я нахмурилась и гордо вздернула подбородок вверх:

— Я из Буровки. И да, травница.

Лекари снова переглянулись, но на этот раз в их глазах мелькнуло какое-то беспокойство. А затем азарт.

— Мы разрешим тебе мыть полы на отборе, девка. На этом все, — ледяным голосом вмешался волхв с посохом волка, рассматривая меня, будто какую-то неудачную шутку судьбы.

И я рассмотрела его. Наконец-то.

Худощавый, с длинным седым волосом, заплетенным в тугую косу. Лицо вытянутое, с глубоко посаженными глазами цвета стали, морщинистое, словно береста.

На подбородке тонкая бородка, аккуратно подстриженная. Нос острый, как у ястреба. Носит серо-синий кафтан с вышивкой рун вдоль рукавов.

Посох — прямой, черного дерева, с вырезанной волчьей головой — пасть приоткрыта, глаза — янтарные камни.

Точно, как мудрец. Только язык у него гадкий. Остальных двух было сложно рассмотреть. Они все еще прятались под капюшоном. Поэтому различать их выходило только по голосам.

Проклятье! И возвращаться ж мне некуда. И денег нет. Я должна всеми способами попасть на отбор! Или в замок… но как? Волхвы хоть и пригласили, но никого не позвали, чтоб приняли.

Я вскочила со скамьи, едва не опрокинув ее, сжала кулаки и громко сказала:

— Я могу доказать, что достойна претендовать на должность личного лекаря князя!

Мужчины снова посмотрели на меня пренебрежительно и без интереса. И тут один из лекарей, тот, что похож на ожившую метлу, мерзко ухмыльнулся:

— Может, сделаем с ней то же, что и с остальными?

Я застыла. Сердце вдруг стало биться где-то в районе горла. А они уже потянулись к камням, разбросанным по двору, глядя на меня с теми же мерзкими, жестокими улыбками.

Они что, и вправду хотели меня избить?! Только за то, что я посмела стать конкурентом?

Стало страшно. Я беспомощно огляделась, но никто даже не думал вставать на мою защиту.

— Господа! — властно и громко произнес волхв с посохом волка, стукнув им о камень так, что двор содрогнулся. — Отбор в первом зале! Прошу за мной.

Лекари сразу поутихли, как дворняжки перед цепным псом, и мгновенно потеряли ко мне интерес. Они попросту проигнорировали меня, прошли мимо, словно я пустое место.

Никто даже не взглянул в мою сторону второй раз!

— Вот же козлы бородатые, — пробормотала я себе под нос. — Никогда не пробьюсь так к князю…

Едва последняя спина скрылась за дверью замка, за моей спиной резко закрылись ворота. Я вздрогнула от неожиданности и оглянулась.

— Так значит, ты хочешь на отбор? — раздался хрипловатый женский голос, наполненный строгой силой и уверенностью.

Я повернулась.

Передо мной стояла женщина средних лет, высокая, статная, словно сотканная из суровости.

Волосы были аккуратно спрятаны под белоснежную, идеально выглаженную косынку, надетую низко на лоб.

Строгое темно-синее платье с длинными рукавами и белым передником, на котором не было ни пятнышка, четко обозначало ее старшую должность среди служек.

Глаза — серые, стальные, будто клинки — сканировали меня насквозь.

— Я старшая служка. Маруся, — произнесла она, чуть сузив глаза. — И у тебя два варианта, девонька. Либо я тебя сдаю народу, как это любят делать лекари с травницами, либо ты пришла сюда, чтобы помогать убирать на отборе. Выбирай.

Голос у нее был жестким, опасным, не терпящим возражений. У меня все похолодело внутри. Выбор был до боли очевиден.

— Доброго утра, Маруся! — поспешно выдала я, расплываясь в максимально широкой и глупой улыбке. — Я к вам дополнительными руками! На отборе для князя помогать!

Раз к князю иначе не пробраться, надо идти в обход.

Маруся внимательно смотрела на меня еще несколько секунд, а потом ее жесткие губы чуть тронула улыбка.

Одобрительно и едва заметно кивнув, она, кажется, приняла меня в свою стаю. Я облегченно выдохнула.

— Вот и славно. Бери вещи и иди за мной, — сказала она спокойно и уверенно, развернулась и зашагала через двор.

А я за ней.

Глава 9. Девку закидали камнями…

— Перун с вами, тетя Глаша! — отмахнулась я.

Ну, всей правды не скажу, конечно. Но какую-то часть обязательно. Ведь у меня была своя легенда, которую нужно было поддерживать.

Я почувствовала, как мои щеки снова пылают от смущения и позора, поэтому замялась и лишь криво улыбнулась в ответ.

— Вы верно подметили, я… никакая не ведьма и уж тем более не настоящий лекарь, — честно призналась я, опустив глаза. — Я просто травница. Знаю травы и немножко умею ими пользоваться, вот и все мои умения…

— Эт я поняла уж, — тихо сказала Глаша, пристально рассматривая точку где-то между моей головой и дверью.

Взгляд у нее стал рассеянным, задумчивым и каким-то тревожным. То ли сына высматривала, то ли беспокоило что-то.

Я поежилась. Поняла она, конечно, правильно, только тревожность эта меня нервировала.

Не от нее, от жизни в целом.

— Только вот вопрос, откуда ж у тебя, девонька, такие знания про травы? — наконец заговорила она снова, осторожно и очень тихо. — У нас запрещено обучаться девонькам. Коли кто прознает, что справна ты во врачевании…

Она не договорила, но глаза ее стали такими печальными и серьезными, что даже дураку стало бы понятно: оставят от меня мокрое место.

Да и то вряд ли. Скорее сухое и дымящееся.

Я тяжело вздохнула. Князь Торен себе не изменял. Он был все так же жесток, все так же тираничен и терпеть не мог любого, кто хоть немного выделялся. И от чего он не влюбил женщин со знаниями?! Женоненавистник какой-то… как бы сюда завести команду феминисток.

— Ток не всех это касалось… — вдруг тихо проговорила Глаша, придвинувшись ближе и опустив голос почти до шепота.

Я прислушалась.

— Есть у нас врачевательницы… Особые такие, знахарки настоящие. Сильные. Только живут они тихо, в Деревне «Буровка». Никто их не трогает. Боятся, видно, их силы. Там они и девочек учат.

Про деревню «Буровка» я, конечно, знала.

Много хорошего о ней говорили, да и мама в свое время часто показывала ее на старой, потертой карте.

Палец мамы медленно водил по бумаге, останавливаясь где-то возле западного края Светодолья, там, где зелень казалась гуще, а лес темнее.

Мама всегда говорила, что если уж где учиться травничеству и врачеванию, так только в Буровке, ибо знания эти тамошним детям с рождения прививались, как умение дышать.

Добраться до деревеньки было несложно.

По дороге, что к мосту вела. Старому, каменному, через речку быструю. Мост этот, судя по картам и рассказам, вел прямиком к Буровке.

А там, за ним, и сама деревня начиналась, укрытая лесами и туманами, словно специально спрятанная от любопытных глаз.

Жили в Буровке люди простые — травницы, знахари, старики и охотники.

Ходили там с давних пор удивительные легенды. Говорили, будто лес по ночам оживал, да так сильно, что путнику несчастному лучше было ночью на дорогу носа не высовывать, если, конечно, не мечтал он случайно пересечь границу с Навью.

Навь, как известно, не любила праздных гуляющих, да и сама была гостьей частой и незваной.

Особенно впечатлял меня дуб Весела, что стоял неподалеку от деревни. Об этом я уже читала из книги про историю создания этих земель.

Старики рассказывали, будто дуб этот — живой. Ну, не в прямом смысле, конечно. Просто, мол, слышит он, как человек смеется.

Весело — листва шумит, грустно — ветви опускает. Правда, никогда я такого не видела.

Но сказка-то красивая. А сказкам у нас принято верить — не навредят.

— Родилась я не там, теть Глаша, — заговорила я тихо, глядя на старушку, — но долгое время в Буровке пробыла. Вот местные знахари и обучили меня хворь всякую побеждать.

Глаша слушала внимательно, даже голову чуть набок наклонила, будто старалась каждое слово мое на вес проверить. А потом глаза ее вдруг заволновались, словно поняла она что-то и испугалась того понимания.

— А родичи-то твои где? — спросила она осторожно, тихо так, почти шепотом.

Я невольно опустила взгляд.

Сердце тут же заныло, словно рана свежая. Воспоминания о семье были тяжелыми. Я никому еще об этом не говорила.

Не могла.

Да и времени-то мало прошло — боль не ушла еще, да и вряд ли скоро уйдет. Потому и молчала, опустив глаза в пол, чтобы не разрыдаться ненароком перед доброй женщиной.

Глаша увидела это, сразу все поняла и закивала:

— Ладно, ладно, молчи уж… вижу, личко у тебя печальное. Значит, не время еще тебе про это говорить. Все хорошо у тебя будет, Мира, вот увидишь! — с улыбкой мягко сжала она мою руку, пытаясь утешить и согреть одним только этим жестом.

Стало на душе тепло, словно кто-то окутал меня старым бабушкиным пледом, мягким и уютным. Я улыбнулась и с благодарностью сжала ее ладонь в ответ.

А она уже переменила тему, будто понимая, что мне сейчас тяжело думать о прошлом.

— Ты, небось, на отбор к князю собралась? — спросила она неожиданно, вставая с кряхтением и направляясь к полке.

Я кивнула, вздохнув. Зря, что ли, бегала и падала в грязь?

— Да. Хочу… попробовать. Может, устроиться лекарем.

— Заклюют тебя мужики-то, — покачала головой Глаша с материнским сочувствием.

В ее руках уже мелькал хлеб, а в воздухе тут же повис аппетитный запах.

Желудок немедленно напомнил о своем существовании и громко заявил, что был бы не против подкрепиться.

— Они травничество за врачевание не считают, — пояснила она устало, нарезая ломти хлеба и укладывая их на старую, потертую тарелку.

Я усмехнулась.

— Я не боюсь, — соврала я.

— А зря, — заметила она.

— Девку одну недавно камнями закидали. До смерти! Представляешь? За то, что вылечила паренька, которого не смогли их хваленые волхвы поднять. Так что тебе повезло, что ноги унесла вовремя...

Глава 12. Я теперь служка!

Замок у Торена был… что надо.

Даже я, успевшая повидать в этой жизни и хижины, и амбары, и один трактир с крышей из капустных листьев, приуныла от вида величественных садов.

Каждая травинка стояла по линейке, а воздух пах так, будто сам Перун вдохнул — и выдохнул аромат чистоты, яблоневых листьев и только что скошенной травы.

Судя по виду — газон только-только постригли, и его прелестный, свежий запах витал в воздухе, щекотал ноздри и коварно подсказывал желудку, что неплохо бы поесть.

Очнись, Мира! Потом пожрешь. Уверена, что обед тут у них не по расписанию и не для всех.

Аллеи были широкие, мощеные, и вели к фонтанам, от которых веяло благородной прохладой.

Вокруг — собственный сад князя: яблони, черешни, абрикосы, сливы, как на добротной ярмарке, только с охраной. Видимо, чтоб никто не украл.

Тут же росли кусты роз, чьи сладкие ароматы вплетались в травяную ноту, и от этого всюду стоял дух... нет, не романтики.

Дороговизны. Розы, вообще-то, это вам не ежик пукнул.

Под ногами — черепица, да такая чистая, что в ней отражались и небо, и мое не до конца отмытое лицо.

По ней явно кто-то проходился с щеткой, щедро выливая трудовой пот и, возможно, проклятия.

Представляете, если выдраить все это надо ручками?! Я бы с ума сошла.

Я любовалась этим великолепием, как деревенская курица, попавшая в тронный зал, и настолько зазевалась, что не заметила, как мы оказались внутри.

Маруся шла уверенно, а я плелась следом, оборачиваясь каждые два шага и пытаясь не отстать и не упасть в обморок от красоты.

Внутри замка было не менее оживленно.

Служки мелькали, как шустрые мышки, с подносами, ведрами, бумагами и озадаченными лицами.

На них были те же платья, что и у Маруси, только бежевого цвета — видимо, чтобы не смущать глаз слишком яркими красками и сразу было понятно: это не госпожа, а человек, который натрет вам пол до зеркального блеска.

Они поглядывали на меня с интересом. Мельком, но многозначительно.

Так смотрят кошки на новую собаку в доме. Или сотрудницы бухгалтерии на новенькую, которую взяли «без опыта, но по знакомству».

И я отвечала им тем же.

Потому что в любом коллективе женщина понимает: ты не просто человек, ты — участница невидимого, вечного соревнования за право не быть последней.

Коридоры менялись один за другим.

Просторные, чистые, с утонченной резьбой по дереву, которую, по ощущениям, кто-то каждую неделю протирал полотенцем, пропитанным настоем для блеска.

Окна были большие, что, честно говоря, слегка удивляло — для этого времени такие архитектурные решения выглядели из разряда «богато, но опасно».

Но, видимо, вкусовщина у князя была соответствующая: любит простор, свет и, вполне возможно, эффектные драматические проходы в лучах солнца.

Не зря же дракон.

Жестокий дракон.

Убийца.

Атмосфера внутри замка была напряженной.

Воздух буквально вибрировал — как перед бурей. Или экзаменом. Или, когда ты случайно уронил за пазуху змею и стараешься сделать вид, что все хорошо.

Маруся наконец свернула в боковой проход, провела меня еще по одному коридору — и мы оказались в комнате для персонала.

— Значит так… как тебя там? — спросила она, разворачиваясь ко мне.

В ее глазах сверкнуло что-то, от чего я инстинктивно выпрямилась, втянула живот и приготовилась к моральной порке.

— Мира, — четко ответила я, с достоинством домовой девы.

— Да-да, Мира, — пробурчала она, махнув рукой в сторону аккуратно сложенной формы бежевого цвета.

Платье с длинными рукавами, простое, но добротное. Косынка — серая, строгая, аккуратно выглаженная, с вышитой по краю завитушкой.

Видно, что форма стандартная, но с уважением к дисциплине.

— Переоденься, — сказала Маруся. — Как переоденешься — дам указания. Не сможешь выполнить — выгоню. А, и… спального места я тебе пока не выделяю. Покажи, на что способна.

— Поняла, — коротко ответила я.

И Маруся вышла за дверь.

Через пять минут я уже была в бежевой форме, с косынкой, затянутой так туго, что глаза почти щурились сами собой. Одежду от Глаши свернула в простынь и завязала на узел. Положила под скамью. Надеюсь, никто не стащит.

Честно?

Чувствовала себя как репа в корзине: вроде ничего плохого, но в любой момент — под нож.

Маруся, увидев мою новообретенную скромность и аккуратно завязанные рукава, одобрительно кивнула.

Но без лишних эмоций.

Это не тот человек, который будет умиляться. И хвалить тебя за каждую мелочь.

— Так, новенькая, — строго произнесла она. — Раз ты у нас такая смышленая, отправляю тебя в лечебное крыло. Справишься там – пойдешь прислуживать при отборе.

Ух ты! В лечебное крыло?! Лечить кого-то?! Я даже не надеялась! Сейчас, как зайду, как покажу свои знания, как…

— Помыть стены, — спокойно закончила Маруся, раздавив мою радость размером со слона.

— Стены? — уточнила я, на всякий случай.

— Стены, полы, лавки, подоконники. Все, кроме самих больных. Их трогать нельзя. Ты туда зашла — дело сделала и вышла.

И на что я надеялась, дурная.

Она выдала мне деревянное ведро, тряпку с подозрительным вонючим прошлым и щетку, похожую на колючий куст с ручкой.

Я все это в охапку и пошла, бубня под нос молитву и немного проклятие по памяти на случай, если вдруг в коридоре встретится один из тех лекарей-камнекидателей.

Лечебное крыло оказалось в боковом крыле замка, за массивной деревянной дверью с металлическими шишками по краям — видимо, чтобы неприличные гости не совались.

Внутри было удивительно тихо.

Свет из высоких окон ложился на гладкий пол, играя бликами на беленых стенах. Вдоль прохода — деревянные ложа, покрытые выстиранным, но грубым бельем. У некоторых — занавески. Воздух был густой, пахло зверобоем, ладаном и еще чем-то кислым.

Я принялась за дело.

Терла, как будто от этого зависела судьба княжества. Стены блестели, тряпка хрипела от усилий, щетка, кажется, начала подвывать.

Глава 13. Его глаза

Узнавать местные правила и обычаи мне, честно говоря, хотелось не больше, чем поймать клеща в поле.

Но трое служек, словно бесовские гончие, решили, что я просто обязана выучить их сразу же и наизусть.

Они настигли меня в лечебном крыле так быстро, что я даже вякнуть не успела.

Миг — и меня схватили за волосы, толкнули на пол прямо в собственноручно разлитую грязную воду. Кислород резко выбило из легких, а в грудь словно огнем плеснули.

Стало совсем не по себе и до жути обидно. Ничего им не сделала, а получала так, будто бы каждой в суп плюнула.

— Что-то ты уже не такая смелая! — мерзко загоготала главная стерва, сильнее впиваясь пальцами в мои волосы, заставляя запрокинуть голову назад.

В глазах потемнело от боли, корни волос пылали от натянутости, а по щекам против воли покатились злые слезы.

Терпеть унижения — не мое любимое занятие.

Меня слишком много раз унижали. И здесь я не собиралась давать им возможность сделать это снова. Найти бы момент, когда можно оказать сопротивление.

— Сначала я проучу тебя по-своему, — гадко прошипела она, и ее голос напомнил мне жабу, которую придавили колесом телеги.

Она схватила мою руку, оттянула в сторону и жестко придавила ногой, явно намереваясь оставить от моей ладошки мокрое место. И переломанные кости.

— Ты в своем уме?! — заорала я, начиная извиваться всем телом, как уж на раскаленной сковороде.

— Ты должна знать свое место! — взвизгнула служка, надавливая сильнее.

Ага, знаю я свое место! Сейчас я тебе покажу и место, и свои зубы заодно!

Я собрала остатки своей смелости, гордости и злости в один решающий кулак. Подняла голову и изо всех сил вцепилась зубами в ее мерзкую ногу, так, что чуть не оставила челюсть на память.

Главная стерва завизжала, как поросенок на праздник урожая.

— Она больная!

— Фу, да она может быть заразна! А вдруг окаянная?!

Другие служки в шоке меня отпустили. Чем я моментально воспользовалась: схватила ведро и с размаху впечатала его в головы своим мучительницам. Да так хорошо и звонко, что самой славно на душе было.

Я не люблю применять силу, но тут без вариантов.

— Ах ты тварь! — заорала главная служка, хватаясь за ушибленную голову.

— Сама такая! — буркнула я, бросила ведро в ее сторону и метнулась прочь из палаты, пятками сверкая.

Где спрятаться? Куда деваться? Надо срочно исчезнуть с поля зрения этих бешеных куриц, иначе моя судьба будет завидовать даже горелой картошке.

Выскочив в коридор, я быстро огляделась. Пусто. Тихо. Удача или беда — не знаю. Глаза метались по дверям, судорожно выбирая ту, за которой меня точно не найдут. И тут я увидела полуприкрытую дверь маленькой комнаты.

Внутри было почти темно. Единственное окно завешено светлой тканью, и в этой бледной полутьме я разглядела деревянное ложе, на котором лежала высокая мужская фигура. Широкие плечи, жилистые руки, лицо аристократичное, наполовину закрытое повязкой.

Щетина на подбородке, усталость на лице и вокруг — стопки книг, флакончики с зельями и мешочки с травами.

Лекари явно наведывались сюда регулярно.

— Ловите ее! Быстрее, пока не сбежала! — раздались крики из коридора.

Ах вы ж, змеи подколодные! И нигде от них не скрыться. Свалились на мою голову! А мне на отбор надо, а не вот это вот все.

— Черт, черт, черт… — забормотала я себе под нос и, не долго думая, захлопнула за собой дверь.

Надеюсь, это не хуже, чем оказаться на улице в окружении этих фурий. Делать-то все равно нечего. Придется выкручиваться.

— Вы кто? — послышался низкий, хриплый мужской голос с кровати, слегка удивленный таким неожиданным визитом.

Но объяснять, кто я и зачем, времени не было. Я влетела в комнату как вихрь, одним рывком подняла одеяло и, не глядя, упала прямо сверху на этого бедного человека, зажимая ему рот ладонью и накрывая нас обоих с головой одеялом.

Он дернулся и издал возмущенный рык, пытаясь что-то сказать, но я лишь сильнее зажала ему рот, умоляя взглядом помолчать хотя бы минуту. Разглядеть его было сложно. Поэтому я даже не представляла, с кем именно лежала.

Но раз у него отдельная палата, значит – с кем-то важным! Ох, видать, не сносить мне головы. Но лучше отстрочить.

— Молчите! Ради всего святого, прошу вас! — прошипела я в темноту под одеялом.

Дверь распахнулась. Шаги служек замерли прямо на пороге.

— Здесь никого нет, — проговорила одна из них неуверенно.

— А куда она делась? — нервно переспросила другая.

— Да поищите получше! — зло огрызнулась главная. — Эта крыса где-то здесь спряталась!

Шаги стали приближаться, мое сердце колотилось, как перепуганная птица в клетке. Сердце мужчины тоже громко билось. Будто в ритм моему. Подо мной лежал мужчина, не двигаясь, и молча выжидая.

— Эй, там кто-то лежит, — шепотом сказала одна из служек.

Я похолодела. Вот не надо только подходить сюда!

— Тихо! — прошипела главная. — Это… та самая палата. Нам сюда нельзя. Здесь тот, кого нельзя тревожить.

Шаги медленно отступили. Дверь тихо закрылась, и я осторожно приподняла одеяло. Глаза мужчины были широко раскрыты и смотрели на меня с неприкрытым интересом и удивлением.

О, какие у него были глаза... глубокие и завораживающие. От таких глаз хотелось бежать еще быстрее, чем от трех бешеных служек.

А еще… они были больно знакомыми.

Огненно-янтарными.

Как у одного князя, которого я очень-очень избегала.

Глава 14. Пособие: как вести себя с драконом

Я сглотнула.

Громко. Отчаянно громко.

Настолько, что звук прокатился по палате, эхом отразился от стен и вернулся обратно ко мне, чтобы уж точно добить и без того пострадавшую гордость.

Дышать стало невозможно.

Словно воздух разом кончился, оставив меня наедине с этим мужчиной. Вернее, с драконом, о котором я только что вспомнила с ясностью, достойной вспышки молнии посреди ночи.

От его тела неожиданно пошел жар — горячий, опаляющий, проникающий прямо под кожу.

Дыхание сбилось — и у него, и у меня, словно сердца наши сговорились и решили пуститься в бешеную скачку наперегонки друг с другом.

Я попыталась приподняться, но вдруг его огромные руки резко остановили меня, ладони прижались к моим лопаткам, заставляя меня снова упасть на его грудь.

Под руками я ощутила твердые, как сталь, мышцы, которые приятно перекатывались под кожей. Его сердце под моей ладонью билось уверенно и ровно, словно четко знало, чего оно хочет.

Мое собственное сердце, напротив, готово было выскочить наружу и убежать куда-нибудь подальше от таких чувств.

Его руки вдруг опустились ниже, плавно переместились на изгиб моей талии и крепко сжали ее, заставляя по спине пробежаться предательским мурашкам.

От такой близости мужского тела, причем не просто тела, а тела князя, убийцы и дракона, стало жарко и холодно одновременно.

Он был огромным.

Просто неприлично огромным. Настолько, что я чувствовала себя маленьким зайцем, попавшим в объятия медведя.

На нем спокойно могли бы поместиться еще две-три таких, как я.

Но сейчас он сжимал именно меня, и эта мысль почему-то будоражила еще больше.

Это точно был он — князь Торен.

Сначала, в темноте и спешке, я его не узнала. Теперь же было ясно — аристократичные черты лица, четко очерченные скулы, гордая линия подбородка, жестокие губы и совершенно убийственные глаза с янтарным отблеском драконьей крови.

Я лежала в постели с врагом.

С тем самым человеком, которого поклялась убить за гибель семьи. Сердце болезненно сжалось. По венам, смешиваясь с жидким огнем его близости, стала разливаться ненависть — горькая и пьянящая одновременно.

Хотелось схватиться за что-то острое и завершить начатое им безумие. Но сейчас у меня не было оружия.

И сил тоже не хватало, чтобы справиться с таким противником.

Тем более — один на один, без свидетелей.

— Так на меня еще ни одна женщина не смотрела, — сказал он, насмешливо выгибая уголок губ в дерзкой улыбке.

В его глазах плескалось что-то дикое, пугающее, но завораживающее.

Драконья красота. Но я знала — под ней скрывалась настоящая гниль, жестокость и безразличие к чужим жизням.

Горечь разлилась во рту, словно я надкусила неспелое яблоко.

Мне срочно нужно было сбежать. Иначе он точно подумает, что я всего лишь очередная девка, с которой можно развлечься, а потом выбросить, как ненужную вещь.

Нет уж, увольте! Я не для этого явилась в замок.

— Уверена, что и так ни одна женщина не делала, — прошептала я, резко приблизившись к нему.

Мои губы едва коснулись его губ, на мгновение почувствовав их твердость, жар и какую-то странную нежность, после чего я со всей силы зарядила ему звонкую пощечину.

Глаза князя расширились от удивления и едва сдерживаемой ярости. На лице мелькнула тень злости и ошеломления.

Но хватку он ослабил, и я немедленно воспользовалась этим, вскочив с кровати и чуть не споткнувшись о собственные ноги, бросилась к двери.

— Ах ты… — услышала я его низкий, хриплый голос за спиной, но уже не обернулась.

Захлопнув за собой дверь, я мчалась по коридорам замка, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этого дракона с янтарными глазами.

Бежала, казалось, быстрее ветра, пролетела мимо кухни, едва не сбив с ног поваренка, затем свернула за угол и… врезалась прямо в Марусю.

Та, кажется, уже отчаялась меня найти. На ее лице промелькнуло облегчение, тут же сменившееся суровой рабочей строгостью.

— О, нашлась! — заявила Маруся таким тоном, будто она и не сомневалась, что я где-то здесь и просто пряталась от работы. — Бери чай!

И тут же всучила мне в руки тяжелую каталку, на которой уютно устроился блестящий самовар с дымящимся носиком, окруженный кружками и тарелками с пирожками.

— Что делать? — жалобно спросила я, пытаясь отдышаться.

— Что делать? — передразнила меня Маруся с нотками иронии в голосе. — В зал иди и подай всем чай! Гости уже там, лекарей отбирают, а ты где-то в облаках летаешь!

Она грозно взмахнула рукой в сторону зала, отчего я моментально засуетилась и покатила каталку, стараясь не растерять пирожки по дороге.

Если Маруся отправила меня в зал с самоваром, значит, злосчастную палату уже отдраили до блеска без моего непосредственного участия. Ну и слава всем богам!

Катя каталку с самоваром, я осторожно пробралась в просторный зал. Высокие потолки, громадные окна с разноцветными витражами, через которые струился яркий солнечный свет, и торжественно-озабоченные лица сидящих вокруг людей создавали атмосферу столь важного мероприятия, что я невольно начала красться на цыпочках, будто вот-вот поймаю мышь или, не дай боги, наступлю кому-то на ногу.

В центре зала стояла большая кушетка, возле которой важно расположились трое волхвов. Они напоминали трех важных птиц на насесте, каждая со своим особым оперением.

И началось самое интересно представление, которое предрешит мою судьбу.

Глава 15. Князь на отборе

— Я волхв Терен, — холодно представился мужчина с посохом волка.

Высокий, худощавый, с серебристыми волосами, заплетенными в косу. Взгляд стальной и пронизывающий, такой, что по спине пробегал легкий озноб.

— Я волхв Буромир, — басисто прогремел широкоплечий гигант с посохом медведя, мощный, словно бочка с медом, круглолицый и румяный, с густой бородой, уже тронутой проседью.

Волосы у него были длинные, заплетенные в две внушительные косички, и если бы он объявил себя богатырем, я бы охотно поверила и даже хлопнула в ладоши.

— Ну а я, стало быть, волхв Звяга, — хихикнул третий, щуплый и сутулый, с посохом совы, и с лицом таким ехидным и хитрым, будто он только что залез в чужой погреб за вареньем и вовсе не раскаивается в содеянном.

Вокруг волхвов уже расселись претенденты на звание личного лекаря князя Торена — мужики солидные, самодовольные, переглядывающиеся и оценивающе поглаживающие бороды.

У каждого на лице сияла уверенность, что уж он-то точно станет лучшим, и все остальные могут пойти утопиться от зависти в ближайшем пруду.

— Итак, уважаемые мужи. Испытание для вас будет одно. Настоящее. С хворью.

Претенденты встрепенулись и начали что-то шептать друг другу. Волхв Терен хлопнул посохом по полу, и в зал тут же ввели больного.

Это был мужчина средних лет, лицо у него было бледнее мела, губы посинели, а грудь сотрясал тяжелый и глухой кашель.

В руках он судорожно сжимал платок с кровавыми пятнами.

Я вздрогнула, сразу же узнав болезнь. Туберкулез. Или, как тут говорят, «порча груди».

«Порча груди» считалась проклятием. Людей с ним сторонились, думали — колдовство, сглаз, кара. И лечили чаще всего настойками от сглаза, а не реальными средствами.

Таких пациентов часто приводили к нам в княжество. Там я и лечила их. Не только травами, но и своим даром. Выздоравливали девяносто девять процентов пациентов. И только один процент погиб, поскольку слишком поздно была оказана помощь.

— Вот он, ваш пациент, — медленно и четко произнес волхв Терен. — Кто из вас способен определить хворь и предложить лечение, тот станет лекарем князя Торена. Остальные… — он многозначительно умолк, заставив лекарей заметно побледнеть.

Зал моментально погрузился в напряженную тишину, нарушаемую только тяжелым, болезненным кашлем бедняги.

Лекари зашептались, перешептывались, переглядывались и наконец начали предлагать свои версии, каждая из которых была «лучше» предыдущей.

— Порча, сглаз. Надо солью посыпать, — уверенно заявил один.

— Нет! Выпустить дурную кровь пиявками, — провозгласил второй.

— Найти ведьму, которая его сглазила, и сжечь ее! — радостно предложил третий.

Ну вот! Сразу видно, собрались лучшие умы государства. Только я понимала, что от их методов бедняга не доживет даже до заката.

Хотя… болезнь долгоиграющая. Может, пощадила бы и до ночи.

А я стояла и смотрела на мужчину. Его плечи вздрагивали от кашля. Лицо было испитое, и глаза — желтые от лихорадки. Тонкий, иссохший. Рабочие руки, мозолистые. Пахло от него соломой, потом и… смертью.

Но он еще мог жить.

Туберкулез. Четко. И знаю, чем лечить. Не излечить полностью, конечно — у нас в наше время и то не просто, но поддержать, стабилизировать — можно.

И в этот момент я осознала, что стою в центре зала с самоваром, который начала яростно толкать вперед, будто хочу протаранить ряды лекарей и самой первой добраться до пациента.

Волхвы медленно повернули головы ко мне.

— А ты, девка, чего тут застряла? Чай подавай, — строго рыкнул Буромир.

Я тут же спохватилась, пригладила косынку, расправила передник и закивала так быстро, что сама себе напомнила лошадь, встряхивающую мух.

— Сейчас, сейчас, уважаемые, — пропела я и засуетилась у самовара.

Ловко разлила чай по кружкам, добавила к ним по пирожку — с капустой, с повидлом, с неизвестным содержимым, но явно съедобным, — и начала разносить.

Все чинно, вежливо, с легкой улыбкой на лице, а внутри, конечно, хотелось метнуть чайник в кого-нибудь, особенно в одного усатого лекаря, который уже третий раз подмигивал мне, будто я не с пирожками, а с предложением явно горизонтального характера.

Тем временем отборные лекари начали проявлять инициативу. Я остановилась в сторонке, наблюдая — и, честно, чуть не подавилась воздухом от увиденного.

Первый полез в мешок и торжественно вытащил… живого ужа.

— Пущай змей яд высосет, — сказал он торжественно и приложил бедняге змею к груди.

Уж, надо отдать ему должное, был в таком же шоке, как и я. И свалился под лавку, изображая посмертное отчаяние.

Второй начал водить над больным пучком пижмы, приговаривая:

— Изгони хворь, духом горьким да желтым! Пусть отстанет и сгинет!

Третий же принес козью лепешку, распарил ее в кипятке и прилепил больному на лоб. Мужик вздрогнул и простонал — то ли от ужаса, то ли от обиды за собственное лобное место.

Я вытерла руки о фартук, обошла кушетку и начала открывать окна. Одно. Второе. Третье. Пустила в помещение свежий воздух, от которого тут же запахло полем, хвоей и свободой.

— Ты чего творишь?! — рявкнул один из лекарей, тот, что с козьей лепешкой. — Сквозняк устроила, баба! Совсем умом тронулась?

— При этой болезни проветривание важно, — спокойно ответила я. — Если хотите не заразиться — дышите не друг другом, а свежим воздухом.

— Молчать, девка! — отрезал он. — Кто тебя спрашивал? Ты тут чай наливаешь — вот и наливай!

Я продолжала открывать последнее окно. Тихо. Упорно. Даже когда этот самый лекарь нарочно разлил кружку чая у меня под ногами.

— Убирай, — сказал он с мерзкой ухмылкой. — Вот твоя работа.

Я взяла тряпку с нижнего яруса подноса на колесиках и принялась оттирать.

— И хорошо три! Совсем ополоумела… с мужчиной спорить!

— Был бы тут мужчина… — буркнула я.

— Ах ты… что ты сказала?!

А потом… бросила тряпку на пол.

Глава 16. Как убедить князя-дракона и не потерять голову

— Князь Торен… — прошептал волхв Терен, поспешно склоняя голову.

За ним тут же повторили движение и остальные присутствующие.

Кроме меня. Я слишком была занята мыслями, что делать: броситься в окно или незаметно спрятаться за чайником.

Я ж его еще и треснула.

Поморщилась от воспоминаний. Вот нехорошо как-то получилось. Но он сам виноват. Повезло, что я не придушила его подушкой.

Князь сделал шаг вперед, его взгляд остановился на мне. Я покраснела до кончиков ушей. Чтоб оно все неладно было!

— Я повторяю вопрос, — спокойно произнес Торен, не сводя с меня глаз. — Что здесь происходит и почему мои лекари готовы бить женщин вместо того, чтобы лечить?

— Она… баба… девка… чаи разносит… и лезет с советами! — начал заикаться лекарь, осознав, что сейчас он выглядел полным дураком.

— Ты желаешь лишиться руки или языка? — прищурившись, спросил князь.

— П-прошу простить меня! Это все баба! Баба вывела меня!

Я закатила глаза. Ага, все шишки мне.

— Значит, разносчица чая у нас понимает в лечении больше, чем вы, уважаемые лекари? — язвительно поинтересовался князь, смерив взглядом всех присутствующих.

В зале снова наступила напряженная тишина.

— Н-но... женщины ничего не смыслят в тонкой науке… — проблеял неуверенно лекарь, который минуту назад так храбро замахивался на меня.

Теперь он робко косился на князя, явно жалея, что вообще открыл рот.

— Молчать, — ледяным голосом зарычал князь Торен, и лекарь тут же сжался.

Князь неторопливо подошел к столу волхвов и прямо-таки демонстративно уселся в кресло Буромира. Тот удивленно охнул и поспешно отбежал, увлекая за собой остальных волхвов.

Терен сурово поджал губы, Звяга покорно захихикал, и вся эта святая троица поспешно отошла к стене, освобождая место властному дракону.

— Пусть скажет слово баба, — лениво протянул князь Торен, сверля меня взглядом так, что у меня чуть косынка на голове чуть не задымилась.

Я сглотнула.

— Коли скажет все верно, то оставлю ее голову на шее. Если нет… то и разговор короткий.

Мое сердце в этот момент решило поиграть в догонялки с душой и провалилось куда-то глубоко-глубоко, в район пяток.

Торен, тем временем, положил руки на стол и начал медленно, ритмично стучать пальцами по гладкой поверхности, будто отсчитывая секунды до моей казни.

Затем он сделал ленивое, почти презрительное круговое движение ладонью, мол, давай, говори, девка.

Развлекай меня, пока живешь.

Ненавижу. Дождется он у меня развлечений.

Что ж, терять мне теперь было нечего. Я решительно набрала в легкие побольше воздуха и уже открыла рот, готовая начать самую убедительную речь в своей жизни, как вдруг один из лекарей презрительно фыркнул, опережая меня:

— Ой, да шо та девка скажет? Чайница она, а не лекарь!

Мой терпеливый внутренний голос немедленно дал этому нахалу громкую затрещину, но внешне я лишь сердито зыркнула на него, вздернув подбородок вверх, и четко, уверенно произнесла так, чтобы слышал весь зал:

— Извините, конечно, уважаемые волхвы, но этот человек у вас не сглаженный. У него болезнь такая. Легкие поражены язвами, кровь при кашле — явный признак.

Зал замер. Лекари переглянулись с видом, будто я только что объявила, что солнце завтра будет вставать на западе, а заходить на востоке. Один из них даже попытался возразить:

— Это порча! Какие язвы? Ты девка глупая!

— Не глупая, а внимательная, — решительно заявила я. — И прекрасно знаю, о чем говорю. Это болезнь не от порчи и не от сглаза. В наших краях ее называют «порча груди». Болезнь заразная, тяжелая и, если не лечить, смертельная.

— И что же ты предлагаешь? — холодно перебил князь, наклонив голову и глядя на меня с насмешкой.

В глазах его мерцали золотистые искры, словно он уже видел, как я запутаюсь в своих же словах.

Не дождется.

Я сглотнула и собрала всю решимость в кулак.

— Во-первых, больного нужно сию же секунду отвести в отдельное помещение. Эта болезнь передается через воздух. Во-вторых, в помещении, где он лежит, надо постоянно проветривать, чтобы зараза не накапливалась. В-третьих, нужно давать ему настои из трав, которые способны облегчить кашель и заживлять язвы в легких.

— Какие такие травы? — презрительно спросил лекарь, который минуту назад фыркал громче всех.

— Мать-и-мачеха, девясил и чабрец, — уверенно перечислила я. — Еще хвойный отвар от лихорадки и сосновая смола с прополисом внутрь для укрепления тела. Проверено не раз, помогает.

— Ой, да бред это! — возмутился лекарь. — Мышиные хвосты надежнее твоих сорняков будут!

— Это у вас в голове мышиные хвосты! — огрызнулась я, забыв на секунду даже про князя-дракона. — Если ничего не понимаете, то хоть не мешайте!

Князь Торен тихо рассмеялся, и от этого низкого, чуть хрипловатого смеха у меня по коже побежали мурашки.

— Отрежьте ему язык, — бросил Торен лениво. — Больно много говорил и не по делу. И каждому, кто мешал.

Толпа охнула от шока. И я тоже. Не была к этому готова. Жестокий Генерал во всей красе. И он продолжал быть таковым. Ничуть не изменился.

Он слегка наклонился вперед, уперев подбородок в сцепленные пальцы, и чуть прищурил янтарные глаза.

— Ты смелая, девка, или глупая. Смелая или глупая — скоро узнаем. Удиви меня.

Глава 17. Постельная грелка

Сердце пропустило удар. Я облизнула пересохшие губы.

Это мой шанс! Показать, что я из себя представляла! Один. Единственный. Шанс.

— Я вас не подведу, Ваша Светлость!

Лекари снова начали что-то недовольно шептать, но я уже не слушала.

Мое внимание сосредоточилось только на больном, который с надеждой смотрел на меня, словно я была его последним шансом.

А так и было, учитывая гениальные советы лекарей.

— Начать надо прямо сейчас, — решительно заявила я, игнорируя ворчание за спиной. — Проветрите зал и уведите всех отсюда. Ему нужно спокойствие и чистый воздух. А я сделаю ему настой трав, который сразу облегчает дыхание.

Князь коротко кивнул.

Махнул рукой в сторону лекарей, и те с недовольным бурчанием поплелись прочь из зала. Волхвы переглянулись и поспешно последовали за ними.

Остались только я, больной и князь Торен, чей взгляд не отпускал меня ни на секунду.

Я быстро подошла к больному, проверила его пульс, дала ему выпить простой воды.

Затем принялась быстро и уверенно заваривать принесенные с собой травы. Я настолько увлеклась процессом, что даже не сразу поняла, что князь уже встал и подошел ко мне совсем близко.

— И откуда ты все это знаешь, девка? — тихо спросил он, почти касаясь губами моего уха.

Я вздрогнула, едва не выронив чашку с травами. Тело осыпало роем мурашек. Князь безотрывно смотрел на меня. Части лица горели от его зоркого внимания. Пылали, будто бы он выжигал отметины.

Меня бросало то в жар, то в холод.

С этим диким зверем было страшно находиться наедине. Его глаза… то ли карие, то ли, отливающие оранжевым оттенком со вспыхнувшим интересом следили за мной.

Я никогда еще не была так близка к князю… Не считая нашего совместного горизонтального положения.

— Будешь молчать – язык отрежу. Он тебе без надобности, — прорычал князь, понизив голос.

Терпением мой дрожащий не обладал.

— В Буровке научили, — тихо сказала я, стараясь не смотреть ему в глаза. — Там все умеют.

— В Буровке, значит, — хмыкнул князь, скрестив руки на груди и внимательно наблюдая за каждым моим движением.

От этого пристального взгляда меня начинало слегка потряхивать. Очень хорошо, что мы с князем никогда не виделись раньше. Он понятия не имел, кто я такая, и это было моим спасением. Будь иначе — полетела бы моя головушка прямо сейчас, не дожидаясь никаких результатов лечения. Хотя, кто знает, может, и это ненадолго отложено.

Я нервно закусила губу и продолжила готовить травяные настои. Руки немного дрожали, но я держалась из последних сил. Я должна доказать, что чего-то стою. Хотя бы ради собственного выживания и мести.

Наконец, я осторожно подала настой пациенту.

Тот, бледный, затравленно и настороженно глядел на князя и едва осмеливался дышать. После нескольких глотков травяного зелья кашель стих, дыхание больного немного выровнялось.

Мужчина робко и удивленно вздохнул, не веря, что ему стало чуть лучше.

— Я оказала все, что могла, — сказала я с отчаянной надеждой в голосе, повернувшись к князю. — Но дальше нужно больше трав и длительное лечение.

Торен перевел ледяной, нечеловечески цепкий взгляд с меня на больного. Мое сердце снова предательски ухнуло в пятки, а спина покрылась липким холодным потом.

Ох, и непросто находиться рядом с этим жестоким существом.

Взгляд его янтарных глаз пронизывал насквозь, заставляя испытывать страх и восхищение одновременно.

Страх — оттого, что он был зверем, способным разорвать на куски без малейших угрызений совести.

Восхищение — потому что, несмотря на это, был он дьявольски красив. Будь прокляты все драконы, князья и мужчины в целом!

— Как вы себя чувствуете?

Больной вздрогнул, втянул голову в плечи и попытался стать еще меньше и незаметнее, чем был. Глаза его лихорадочно бегали по полу.

— Отвечай, — резко приказал князь.

— В-всяко лучше, добрейший князь, — проскулил несчастный мужчина, едва сдерживая приступ паники.

Мне даже жаль его стало — представлять себе на месте этого бедолаги было невыносимо. Он и без того одной ногой в могиле, а тут еще этот взгляд князя-дракона, пробивающий до самой души и заставляющий трепетать каждого, кто имел несчастье попасть под него.

— Девка, теперь это твоя головная боль, — резко бросил Торен, снова пронзив меня взглядом своих золотистых глаз.

Он снова приблизился, нависая надо мной, словно гора, готовая обрушиться и погребсти меня под собой навсегда.

И вот снова это странное ощущение — страх, смешанный с волнением, от которого по коже бежали горячие мурашки.

— Если помрет, то не сносить тебе головы, дорогуша, — добавил он тихо, с угрозой и мрачным обещанием в голосе.

Я нервно вдохнула и, стараясь выглядеть максимально благодарной и покорной, радостно воскликнула:

— Я… благодарю вас, Ваша Светлость!

Князь лишь холодно окинул меня сверху вниз таким взглядом, что я тут же почувствовала себя маленькой и совершенно никчемной мышкой, случайно пробежавшейся у него под ногами.

— Как твое имя? — внезапно спросил он, глядя так, будто собирался выгравировать его на моей будущей могильной плите.

Я испуганно прижала руки к груди, стараясь хоть немного успокоить бешено колотящееся сердце.

— М-мира, — тихо выдавила я из себя.

— Мир-р-ра, — протянул он мое имя так, словно пробовал его на вкус, и, кажется, ему даже понравилось.

Глаза его чуть сощурились, а губы искривились в усмешке, от которой сердце мое ушло куда-то еще ниже пяток.

И вот, стоило князю отвернуться, как он громко и резко объявил:

— Отбор продолжается!

Двери зала тут же распахнулись, и в помещение буквально ввалились возмущенные лекари и волхвы, которые, видимо, всю эту сцену терпеливо ждали за дверью.

— Кто?! Эта девка?! — тут же зашипел лекарь, размахивая руками так, словно это могло убедить князя в моей полной бесполезности.

Глава 18. Тиран

Я решительно натянула рукава повыше, сделала лицо пострашнее и мысленно пообещала себе, что скорее подавлюсь самоваром, чем позволю этому князю-зверю хоть пальцем до меня дотронуться.

Да что б я? Да с ним в одну постель? Да никогда в жизни!

Лучше сразу сбегу в Навь и буду там белок кормить, чем допущу такое святотатство. Хотя взгляды у него, надо признать, были… волевые. Мурашкоопасные.

К тому же этот недолекарь, этот самодовольный петух в шелковых одеждах, явно нуждался в маленьком, но очень горячем уроке.

И у меня, как раз, был самовар. Большой такой, тяжеленький, полный кипятка.

Я осторожно обхватила его ручки тряпками и подняла, представляя, как эффектно будет смотреться сцена, когда самовар выльется прямо лекарю на голову.

— Кто это посмел сказать? — раздался ледяной голос князя Торена.

Ой-ой.

Ну вот… самовар как-то сам собой вернулся обратно на стол. Да что ж такое! Совсем этот князь-зверь не вовремя начинает разговаривать, срывая все мои гениальные планы мести.

От ледяного тона Торена все лекари синхронно вздрогнули, будто в них одновременно тыкнули раскаленными иголками.

Князь шагнул вперед и многозначительно, с угрожающим лязгом вытащил меч из ножен.

Ох, этот меч… Я узнала его сразу. Тот самый меч, с которым он явился к нам тогда, когда сжигал мое княжество.

Помнила страх. Помнила его меч. Помнила и то, как от него головы летели. Помнила, как стояла за кустом, тряслась — а он отсекал руки предателям.

Тяжелый, острый, пропитанный страхом и кровью.

— Говорите, кто, пока под меч не легли все, — сухо и властно приказал Торен, меряя взглядом всю толпу лекарей.

Они не стали долго думать.

Буквально через секунду из толпы вытолкали двух бедолаг, которые минуту назад громче всех визжали про мою «некомпетентность» и «женские штучки при дворе».

Те, осознав, что им светит, задрожали и скукожились. Прекрасно работала система «лучше ты, чем я».

— В-ваша Светлость… п-простите… — жалко забормотал первый лекарь, бросая на меня полные ярости взгляды.

О, ну да, это я виновата! Я же заставила его раскрыть рот и высказаться, когда совсем не просили!

— П-понимаете… девка при дворе… она же… — начал второй, но договорить князь ему не позволил.

— Молчать, — зарычал Торен, и, одним четким движением меча, разрезал обоих лекарей надвое.

Я зажмурилась и отвернулась, чувствуя, как в горле резко поднялся горячий комок тошноты.

Господи, он убил их прямо здесь, без единого сомнения! В ушах раздался только глухой звук падающих тел и абсолютная, пугающая тишина.

— В моем замке только я решаю, кто идет на отбор, а кто нет, — ледяным, непреклонным тоном произнес Торен. — Если кто-то несогласен, может немедленно удалиться. Желательно через окно.

Все стояли ни живы, ни мертвы, даже дышать боялись громко.

— Девка, — князь снова повернулся ко мне, и я нервно подпрыгнула на месте, даже глаза открыла так широко, что они чуть не вылезли из орбит. — Ты меня слышала? Отвечаешь за болеющего головой. И за себя тоже.

— Поняла, Ваша Светлость, — пробормотала я, с трудом удержавшись, чтобы не плюхнуться на колени прямо здесь, на залитый кровью пол.

Ноги едва держали, дрожали, как осиновый лист. Да и вид князя, заляпанного чужой кровью, вызывал странные ощущения.

Вроде и страшно до дрожи, и противно, и, черт побери, все равно сердце заходится от неведомого чувства. Красивый и жуткий одновременно. Пугающая звериная красота…

Торен резко развернулся и вышел из зала, а перед ним все молча расступались, как перед самим богом смерти. Никто не хотел стать следующей жертвой.

— Что ж, — произнес наконец волхв Терен, вытирая пот со лба. — Первый этап отбора на сегодня завершен. Потому… расходитесь по домам, почтенные. И прибывайте завтра в то же время.

Лекари тут же поспешили на выход.

В зал прибежали служанки с ведрами и тряпками, принявшись судорожно убирать кровавые лужи и следы трагедии.

Я тоже схватила ведро и принялась помогать им, все же изначально меня звали сюда служанкой. Заодно, может быть, и кров на ночь дадут.

Пока оттирала пол, боком косилась на пациента, что кашлял и смотрел на меня с таким выражением, будто я его последняя надежда. И, надо сказать, он был прав.

Подожди немного, дорогой.

Когда все закончили уборку, волхвы придирчиво осмотрели каждый миллиметр зала и с недовольными лицами вытолкали нас всех наружу. Я беспомощно замерла у ворот замка.

— Че стала?! Пошла отсюда! — грубо прикрикнул на меня волхв Терен.

— Но князь же наказал следить за больным… — робко попыталась напомнить я.

— Иди-иди, не до тебя! Завтра приходи, если вообще голову сохранишь, — сердито рявкнул волхв и, не дожидаясь ответа, бесцеремонно вытолкал меня за ворота.

Так я оказалась одна. На улице. Перед воротами замка. В вечерних сумерках, без копейки денег в кармане и без единой мысли, куда мне теперь идти.

Я обреченно вздохнула и огляделась. Вокруг уже темнело, воздух пах сыростью и прохладой. Домой идти некуда, денег на ночлег нет, тетя Глаша и ее сын Гриша явно не ждут, да и искать их в потемках не выйдет. Вот же влипла…

Что ж, буду ночевать под кустом или, может, в ближайшем овраге. Не впервой, подумаешь… Вздохнув глубже, я побрела по дороге в сторону леса, перебирая в голове варианты дальнейших действий.

Глава 19. Как попасть в замок и не спалиться

Варианты, как ни странно, нашлись быстро. Ну еще бы — стоять куковать под воротами до утра было бы не просто глупо, а вопиющей глупостью с орнаментом из отчаяния. Ворота все равно утром откроют. И князь, будь он неладен, с меня спросит. Ему плевать, что меня волхвы пинком под зад за ворота выставили, — он спросит. Со всей своей звериной прямотой и, что хуже всего, с мечом в руке. А я что? Буду моргать, улыбаться и мычать, как буренка на убой? Нет уж. Я, конечно, девка простая, но на плаху идти добровольно не намерена.

Надо выкручиваться самой. Потому как, как говорила одна моя старая наставница, проблемы индейцев вождя не волнуют, а в нашем случае — проблемы травницы князя интересуют разве что в момент, когда она перестает быть травницей и становится трупом.

Побрела я, значит, по деревне. Ноги, как-то сами по себе, вывели на рыночную площадь. Там как раз закручивали лавки, сворачивали ткани, заталкивали бочки в телеги. Народ расходился по домам, зевая и переругиваясь, кто успел кому на ногу наступить. Я шла медленно, как в тумане. Живот бурлил так, будто я проглотила злую болотную нечисть, которая теперь ссорилась с моей печенью.

Я же целый день не ела. Совсем. Ни ложки похлебки, ни крошки пирога. Служанки мои чай пили и пирожки грызли, а я — между волхвами, лекарями и разъяренным князем. Ну не до того было, честное слово.

Но что самое обидное — лишнего куска хлеба ни у кого не нашлось. И не потому, что не было. А потому, что вид у меня был как у выброшенной скатерти: вся в пятнах, в пыли, с всклокоченными волосами и запахом — эээ… ну, скажем так, далеко не фиалковым. Кто ж такой милости окажет? Только собаки да нищие. А они у нас — конкуренты.

Я уж хотела заглянуть за амбар, может, кто огрызок оставил — и то радость. Но тут…

— А-а-ай! Эй! Кто-нибудь!

Крик донесся со стороны окраины деревни. Я, конечно, сначала притормозила. Вдруг пьяный? А потом вслушалась. Нет, не пьяный. Напуганный. И сильно.

Развернулась и пошла на звук.

А ноги — будто сами понесли. И правда, через пару мгновений увидела картину: крыша хлипкой избенки, на ней сидит мужик.

Грудище широкое, плечи — будто жерди от мельницы, руки — обмотай такую тряпицей, и получится лучшая в мире терка для корнеплодов.

Только... Без ноги. В смысле — с деревянной, настоящую где-то по дороге потерял, наверное.

А лицо... Лицо у него было — как у хлеба. Да-да, того самого — деревенского, ржаного, с трещинкой сбоку, где корочка чуть подгорела, но внутри — мягкий, душистый и теплый.

Глаза — серые, честные, с той самой морщинкой в уголке, что появляется у тех, кто больше смеется, чем злится.

Усы, седые, щетинистые, как стог сена после грозы. Волосы — редкие, но в пучке завязаны.

Щеки — румяные, как яблоки. И взгляд… вот такой взгляд бывает у людей, которые по жизни пахали больше, чем говорили, и не ожесточились при этом. Добрый он был, этот взгляд.

А внизу — лестница валяется.

Рядом — ни души. Только какой-то паренек фыркнул: «Нечего на крышу лезть, коли одной ногой прыгаешь».

— Ты чего там забыл, отец? — крикнула я.

— Лестницу сдуло! — закричал он мне, склонившись чуть вперед. — Эй, девонька, помоги, а? Дуня там, кошка моя, котят родила прямо в соломе, хотел их вниз забрать, да лестницу как вихрь — бах! — и нет!

Дуня, кошка. Родила. На крыше.

Н-да.

Но не бросать же человека?

Подбежала. Подняла лестницу, кое-как закрепила, проверила — держится. Тряпка не тряпка, а женщина с руками.

— Лезь! Осторожно!

Он, скрипя и ругаясь, спустился.

— Ну и погодка, ну и день! Одна радость, что Дуня с котятами цела… Спасибоньки, девка. Без тебя бы я до утра тут каркался.

— Да не за что, — буркнула я.

— Семен, — сказал, когда отдышался. — Спасибо, девонька. Сам не знаю, чего б делал. На Дунечку-то и поругаться рука не поднимается. Один я. Кошка — родня.

Я покивала. Понимала. Бывало и со мной, что единственный кто тебя обнимет — это кошка, да и та из жалости.

— Я Мирослава.

— И чего ты скитаешься по улицам, Мирка?

Я пожала плечами. Ну, думаю ему рассказать можно. Ничего же преступного не сделала.

— Меня со двора княжеского выгнали. А надо бы туда вернуться. Назначена я за одним больным смотреть, а теперь вот... как в чужом мире. Князь узнает, что я не на месте, голову с плеч.

— Князь? — переспросил он, прищурившись. — Торен?

— Ага, он самый.

Семен покосился на меня и тихо хмыкнул.

— Да ну? А чего ж ты не пролезешь обратно?

— Ага, по стене что ли? Там высота с три телеги.

Он усмехнулся. Заговорчески подался ближе.

— А я тебе скажу, Мирка… Я эту стену, с другими мужиками, как раз и строил. И есть там лазейка. В северной части. Мы тогда лестницу потеряли, а класть-то надо. Вот и выложили кое-где камни так, чтоб можно было лезть. Специально. Не всем, конечно, об этом трепать можно, но тебе — можно. Бросать хорошую девку без крыши над головой — не по-человечески.

Я выдохнула, будто мешок сбросила.

— Семен, ты — золото. Прямо на двух, прости, одной ноге стоишь. Показывай.

— Не дойду. Но опишу. Видишь, где таваша старая, с выбитым окном? Вот от нее направо, потом налево, мимо яблони, и камень в виде кабаньей головы — ориентир. Там начнешь — и полезешь.

Я раскрыла рот, потом закрыла. Пожалуй, впервые за день мне улыбнулась удача. Пусть хромая, однорукая и с кошкой на крыше, но все же — удача.

— Спасибо, Семен.

Он кивнул, одернул рубаху и, спотыкаясь, побрел к своей калитке, откуда доносилось истошное мяуканье. Видимо, Дуня была недовольна, что ее детей собирались перевозить без разрешения.

А я — пошла искать кабанью башку и свой путь обратно.

И вот я, в потемках, стою у стены. Передо мной — выпирающие камни. Рядом — кабанья башка. Прям как Семен сказал.

Выдохнула. Сняла сумку с плеч, завязала на спине. Подтянула пояс. Проверила узлы на юбке. И начала лезть.

Глава 20. Хрюк создал проблемы

Камни действительно как ступени. То узкие, то широкие, но держатся прочно. Я, как белка по дубу, вскарабкалась до верха. Тяжело — да. Но что поделать, не барыня я. И не хрупкая девица. Травница я. Упрямая.

Перекинулась через край. Посмотрела вниз. Те же выпирающие камни. Спустилась.

И оказалась в саду княжеского замка.

Абрикосы пахнут. Травка шелестит. Луна — как серебряный блин.

Я — в замке. Все, время добраться до самого входа и жизнь в шоколаде!

Тихо ступала по саду, как лиса на промысле. Каждая травинка казалась предателем — шевельнется не к месту, и конец моему маскарадному прорыву.

А мне еще пожить хотелось. Желательно — не в ближайшие пять минут. Особенно после того, как с риском для жизни перелезла через стену, по хитроумно выложенным камням, которые местный хромоногий Семен мне описал, будто сам черт чертеж делал.

Ну и спасибо ему, конечно… теперь бы только в замок пробраться.

По мощеным дорожкам вышагивала стража — два великовозрастных дуба в кольчугах, с копьями и бесконечным чувством важности.

Спряталась за яблоней. Не дышу. Не шевелюсь. Даже мысленно себе приказываю не чесаться. А они встали ровно в трех шагах и завели беседу.

— Вот скажи мне, Ратибор, зачем нам ночная стража в саду? Ни яблок, ни женщин. Ни яблок с женщинами!

— А вот и неправда, Горд. Вон в прошлом месяце ведьма в кустах сидела. До сих пор у меня под левым глазом дергается. От страха.

— От страха или от того, что она тебе по лицу съеженной репой зарядить пыталась?

— Ну… и то, и другое, наверное.

Я еле сдержалась.

Прямо в носу защекотало. И в горле зачесалось. И в животе тоже — от голода, но сейчас не о нем.

Главное — не хрюкнуть. Не дай бог, хрюкну сейчас, как та свинка из Буровки, на которую в детстве упала сено-сушилка.

Но… судьба злая шутница. Потому что именно в этот момент я… хрюкнула.

Оба стражника замерли.

— Ты это слышал?

— Да, точно. Кабан?

— Или ведьма?

— Кабанья ведьма?

— Пошли посмотрим, я слышал — они в луне купаются.

Ага. Сейчас еще пеньком стану. Я, не дыша, отползла к кустам подальше, затаилась, как мышь под веником. Стража ушла проверять кусты, а я быстренько перебежками направилась вглубь сада.

Стражники копошились. Естественно, никого не увидели. И как они мои следы проглядели?!

— Ну и что? — раздался голос первого. — Где твой кабан?

— Я думаю... он испарился, — важно ответствовал второй. — Ведьмы, они такие. Вжух — и нету. Моя жена такая была.

— Она испарилась?

— Да. В таверне, с кузнецом.

— А-а… бабы…

Оба замолчали. Я замерла, не дышу.

А потом один, что потолще, начал жаловаться:

— Я вот не понимаю, зачем нас ночью в сад гоняют. Кто сюда придет? Совы? Или яблоки охраняем?

— Ну, может, у князя аллергия. На яблоки. Вдруг ведьма подложит яблоко. На нем сглаз. А потом пчих, и князя — в гроб.

— Или, наоборот. Пчих — и ведьме в гроб.

— Кстати! — встрепенулся первый. — А ты знаешь, что Степан из северной заставы говорит, будто видел, как яблоня в том углу сама шевелится?

Я невольно подалась назад. Это он про мой куст, что ли?

— Да ладно? — округлил глаза второй. — Сама?

— Говорит, будто шепчет. «И-и-иди ко мне, м-м-мальчик…» — смачно изобразил голос и сделал зловещее движение пальцами.

— Это не яблоня, это точно ведьма! — со страхом прошептал второй. — Или... или яблоневедьма!

— Вот-вот! Представь — ночь… ты один… идешь, а она… шепчет…

— «Скушай яблочко, стражник…» — подхватил второй, изо всех сил ужимая голос в хриплый женский.

И я… не выдержала.

ХРЮК.

Громкий, жуткий, душераздирающий. От сердца. Да такой, что аж птицы с ближайшей яблони вспорхнули, а мышь в траве пискнула «спасибо» и побежала прочь.

Стражники замерли.

— Э-э-э… это что было?

— Это… была… священная… яблоневедьма! — завопил второй и метнулся прочь с такой скоростью, что копье забыл.

— Подожди меня, дурак! — и второй — за ним. Только пятки засверкали. Один шлем уронил, второй — пояс, а третий… хотя третьего не было, но судя по крику, должен был быть.

А я… сидела в кустах, прижав ладони ко рту, чтоб не ржать в голос. Все-таки сказания о тупости деревенских дружинников — это не сказания. Это хроника, мать ее, повседневности.

Но главное — стража спугнута, путь свободен, и можно дальше продвигаться по саду.

И тут... услышала голоса. Тихие. Сдержанные. Один низкий, рычащий, словно звериный. Второй — старческий, хрипловатый, но цепкий. Я застываю, затаившись за кустом черноплодки.

— Ваша Светлость, — говорил старик. — Вам нужно отдохнуть. Сердце сдает. Кровь густая, темная. Жар по ночам... Это все признаки.

— Я не собираюсь отдыхать, — прорычал князь Торен. — Пока не добью последнее гнездо.

— Но, княже... вы и так уже... вы уничтожили род Соловьиных. Стерли с лица земли всего юга. Полк ведьмин сожгли у стен Волконьего городища...

— Не все. Еще остались. Прячутся. Скрываются. Шипят под камнями, как змеи.

— Вы не бессмертны...

— И не собираюсь быть. Главное — успеть. Добить. А после — хоть на меч.

У меня внутри все сжалось. Боги. Он… он правда сумасшедший. Это уже не просто властность. Это мания. Он не воюет — он охотится. Как зверь. Как берсерк, потерявший все человеческое. А еще у него голос. Такой... от которого мурашки бегают по шее вниз. И не только мурашки.

— Княже, а если... вдруг... кто-то из лекарей... из слуг... из женщин, что ходят вокруг... вдруг...

— Увидишь — скажешь. Но я чую их сам. Не переживай, старый пес. — Пауза. — Я доведу все до конца.

И вот тут... именно тут мой желудок решил вступить в разговор.

Брррррррррррррррр.

Громко. С надрывом. Со всей тоской голодной деревни.

— Кто здесь? — прорычал Торен.

Я замерла. Под кустом. Съежилась. Перестала существовать. Даже жаба в пруду, кажется, от страха замолчала.

Глава 21. Князь болен?

Я не могла выйти.

Не могла дышать. Не могла даже просто поднять глаза. Он говорил об уничтожении моего рода так… спокойно. Словно это не судьба моего народа, а уборка репы с огорода.

Мол, вырвали корешки, и все. Чисто, аккуратно. Без следов.

Ужас сжимал грудь, как старый корсет, натянутый не по размеру. В горле расползлась горечь — вязкая, как полынь.

Будто я ее не пила, а сама из нее вся состояла. И мне нужно было… ждать. Терпеть. Видеть его каждый день. Улыбаться.

Улыбаться. Ему.

Улыбаться зверю, что вырезал всех, кого я любила.

— Вот и дошутилась, — прошептала я, сжав кулаки в траве. — Отбор, говорит…

И тут — вжух!

Между ног вонзился меч. Не в меня — слава всем травам святой Гортензии! — но платье порезал. Я завизжала, как ведьма под осиновым пнем, и плюхнулась на мягкое место.

А передо мной вырос он.

Нет, не вырос. Вознесся, как башня с характером. Князь Торен собственной персоной. В оранжевых, звериных глазах сверкал раздраженный огонь.

Он смотрел на меня так, будто бы это я лично вырезала его семью.

— Жить надоело, девка? — прорычал он, выдергивая меч.

И меня. За воротник. Как котенка. Только я не шипела, а пищала, потому что воздуха не осталось вообще.

Он был один. Хотя еще минуту назад я точно слышала, как он беседовал с тем старцем. Советником? Дедом? Эхо памяти трепетало в ушах: «…мало осталось… кровь… сердце сдает…»

Так вот почему он беснуется по поводу ведьм, словно сам проклят.

Болезнь?

Черная кровь — это может быть хоть что: от болезней печени до чего похуже. Только вот… стоит ли мне вообще лечить его?

Или просто подождать, когда он загнется? По-тихому. Без заклинаний и трав. Природа сама все сделает. Очистится, так сказать.

— Где больной? — рявкнул он.

Упс.

— Отлыниваешь от обязательств? Торопишься на тот свет? — продолжил он, и от его низкого голоса внутри все сжалось.

Я молчала. А что тут скажешь? Простите, княже, я просто решила поразмышлять о вашей кончине в кустах?

Он шагнул ближе. Слишком близко. Аура силы и власти хлестнула меня по щекам. Вот и не скажешь, что болеющий и умирающий.

Вполне себе активный. И, что бесит, притягательный. Не по-человечески. Звериная харизма, от которой дрожь берет. Причем не только от страха.

— Говори.

Он сжал мою челюсть рукой и заставил посмотреть прямо в глаза. Мама дорогая. В глазах — буря, шторм, и еще чуть-чуть ада.

— Я… прошу прощения, что нарушила ваш покой… — пробормотала я, сглатывая, словно у меня внутри не язык, а ломоть хлеба поперек горла.

— Ты не расслышала меня? — он склонился ниже, а я отшатнулась — безуспешно.

Он снова навис надо мной. Опасно. Слишком близко.

— Я спросил: что ты здесь делаешь? — выдохнул почти по слогам, и мне показалось, что он сейчас… сожрет.

Я вдохнула.

— Я… я… потерялась, — прохрипела я. Сама не узнала своего голоса.

Ну а что я ему скажу? Простите, княже, подслушивала, как вы планируете добить всех моих соплеменников, включая и меня за компанию? Точно зарубит. И без извинений.

— Врешь, — прохрипел Торен, и его рука на моей челюсти сжалась так, что кости затрещали.

Я поморщилась и зашипела, как бешеная. Сломает же лицо! Потом, что? Через трубочку остаток жизни питаться?!

— Ненавижу лгунов, — процедил он сквозь зубы. — Молчишь. Убила пациента и решила смыться?

У меня глаза полезли на лоб.

— Ч-что?! — возопила я мысленно, а лицом выдала примерно «ты-совсем-с-ума-сошел?!»

Но он, гад, понял это по-своему. И тут же… потащил меня в замок. Просто поднял и потащил, как мешок с морковью!

— Я… я никого и никогда… я не убивала! — вопила я, лихорадочно дрыгая руками, ногами и, если честно, даже мыслями.

Чтобы я и убила?! Он совсем ненормальный!

— Так обычно и говорят убийцы, — ухмыльнулся он. — От тебя за версту несет помоями, девка.

Он тащил меня, как тряпичную куклу. Ну ничего себе у него руки… Хотя чего я удивляюсь — зверь он и есть зверь. Князь хищного толка.

— По себе судите, князь? — зло выплюнула я.

Он остановился. А я, дурочка, вдохнула полной грудью. Ну все. Доигралась. Сейчас будет… финальная сцена из «Песни о глупой травнице».

Он медленно, с таким выражением лица, что даже леший бы передумал из леса выходить, повернул ко мне голову. Глаза — огонь и лед. Молнии, град и половодье. Все сразу. В одном взгляде.

Я сглотнула. Но горло будто перехватило.

— Вы же… убийца, — прошептала я.

С вызовом. С болью. С той самой ненавистью, которую больше не могла держать внутри.

И он ударил меня.

Резко. Хлестко. Больно.

Я упала. Все закружилось. Голова налетела на пол, глаза потемнели, а потом перед глазами заплясали какие-то дурацкие пятна, словно пыльцу из цветов кто-то мне в зрачки засыпал.

Мир качался, как подвыпивший мельник.

Я оперлась на руку. Вторая дрожала. Голова… гудела. Я с силой разлепила веки и медленно моргнула. Изображение поплыло, а потом вернулось. Частично. С болью.

Он снова рядом.

Князь Торен.

И снова хватка. За волосы. Потянул вверх, словно хотел выдрать сорняк — да так, что я аж вскрикнула.

— Пошла. Вовнутрь, — прорычал он.

Я прикусила губу. До крови. Рука сжалась в кулак. Но я подчинилась. Потому что иначе…

Шатаясь, побрела вперед. Каждый шаг — как удар плетью. Слезы текли по щекам. От обиды. От унижения. От… дури, что пожалела его. Дала времени умереть самому. Надеялась, что доброта поможет. Ага, разогналась.

— Пошевеливайся! — снова рык за спиной, и ладонь толкнула в плечо.

Я ускорилась. На злом энтузиазме. На ярости.

Вот поворот. Потом еще один. Я знала, куда веду. Скорее всего, больного уложили в лечебное крыло.

И тут...

БАЦ.

— Да чтоб тебя черти съели! — заорал кто-то, в кого я врезалась.

Я вскинула голову.

Волхв Терен. Самый вредный… только его сейчас не хватало на мое голову.

Глава 22. Заслужи

Волхв Терен побледнел.

И, похоже, забыл, как дышать и разговаривать. Я бы тоже забыла, честно говоря. Потому что взгляд у князя был такой, что желание схорониться под ближайшим кустом росло с каждой секундой.

Даже не за куст, а под корень, вглубь земли, желательно на несколько саженей вниз, и чтобы сверху потом еще навозом присыпало — чтоб уж точно не нашли.

— Я слушаю, волхв, — ледяным тоном произнес Торен.

Терен вздрогнул, будто по спине прошлись ледяной цепью.

— М-мой князь… — пролепетал он, и даже взгляд поднять не решился.

— Выгнали лекаря? — голос князя был тихим, но с тем самым оттенком, от которого хочется немедленно умереть от страха.

Или прикинуться мебелью. Или мебелью, которая умерла.

— М-м… в рамках процедуры отбора… — начал было оправдываться волхв и отодвинулся к стенке.

Так, как таракан от веника. Только в отличие от таракана, у таракана хотя бы есть шанс. У волхва — нет.

— Рот закрой. Жду вашу святую троицу у себя, — отчеканил Торен.

«Святая троица»… я бы посмеялась, если бы в данный момент не стояла рядом с живым воплощением «гнева из ада».

— Веди к больному. И молись, чтобы он был жив, — скомандовал князь.

Волхв помчал по коридору, громко и с выражением начав читать молитвы. Настолько рьяно, что даже святой бы позавидовал. Или испугался. Или оба варианта.

А князь… величественно шагал следом. Спокойный. Леденящий. А я семенила сзади, стараясь не отставать, но и не задевать его, потому как одно неловкое движение — и кто-то опять будет мыть пол от крови.

Моей. Чьей же еще?

Добрались мы быстро. Палата, которую я мыла собственноручно утром, выглядела уже так, будто по ней прошло стадо кабанов с воспаленными носами.

Общая палата. Лекари занимались всеми пациентами, кроме одного. Я сразу поняла, кто этот один. Все боялись к нему подходить, зато никто не догадался воспользоваться моим советом и поместить больного в отдельную палату, чтобы не заражать других.

Так что общая палата…

Самое подходящее место, чтобы положить больного с туберкулезом. Особенно если хочешь угробить еще с десяток душ.

Фатальная ошибка. Или преднамеренная глупость — тут уж как смотреть.

Волхв, поджав хвост, прикрыл лицо куском шторки. Очень помогло, ага. Особенно с его бочкообразным дыханием.

Князь вошел и даже бровью не повел.

Каменный. Ужасный. Величественный.

Я, следом за ним, на ходу стянула с головы косынку, потому что вонь тут стояла такая, что косынка бы перебила амплуа.

Пациент лежал, как брошенная тряпичная кукла. Плотно закрытые веки подрагивали. Губы пересохли. Щеки ввалились. Кожа стала восковой.

Изредка он кашлял — сипло, хрипло, так, будто кашель вырывал куски легких изнутри. На простынях — алые пятна.

Яркие. Пугающие. Почти алые цветы смерти.

Он был на грани.

Тяжелое дыхание. Температура под сорок. Пот холодный, но липкий, стекающий по шее и вискам.

Сухость слизистых, трещины на губах. И в глазах — бред, который уже не отпускал. На этом этапе туберкулез уносил за неделю, а то и быстрее, если не вмешаться.

А если вмешаться — еще можно было вытянуть. При правильных травах. И уходе.

Я медленно опустилась рядом с постелью. Проверила пульс. Едва нащупала. Очень слабый. Но он был. Сердце еще боролось. Чуть-чуть. Совсем на тоненькой ниточке.

— Воды, — тихо сказала я.

Волхв, конечно, сделал вид, что не услышал.

Зато один из молодых лекарей, видимо, в попытке не нарваться на гнев князя, метнулся за кружкой.

Я проверила дыхание, аккуратно приподняла голову пациента и смочила ему губы. Он зашевелился. Слабо, но все же. Значит, не совсем безнадежно.

— Он жив, — заметил Торен.

— Пока, — буркнула я. — И ему недолго осталось.

— Он на твоем попеченье, — бросил князь, не глядя.

У меня внутри все сжалось. Какой попечень? У меня и черенка собственного нет, не то что полномочий!

— Но… меня же выгнали и… — начала я, но голос предательски дрогнул.

Князь обернулся. Его взгляд… О, нет, то был не взгляд. То был подземный огонь, в котором догорали грешники и жалели, что когда-то вообще родились.

— Если умрет — лекарем ты не станешь. И жить перестанешь, — тихо, почти ласково прошептал он, склоняясь надо мной.

Волосы на затылке встали дружно, как на перекличке. Меня затрясло изнутри, но снаружи я стояла крепко. Почти. Руки сжала в кулаки. Не дрожать. Не пятиться. Соберись, Мира. Ты ж вроде как сильная.

— А если выживет? — спросила я, вскинув подбородок.

Да, дерзко. Да, глупо. Но и по-другому нельзя было.

Торен прищурился. Медленно. Так, что я успела пересмотреть всю свою жизнь, включая те моменты, когда украла пирог у тетки Варвары и списывала травы в травнике.

Он склонил голову набок, изучающе. Глаза его прошлись по моему лицу, как нож по хрупкой ткани. Медленно, внимательно. И до жути неприятно.

— Посмотрим, — расплывчато сказал он и развернулся.

Вздохнуть я не успела.

— Лекарства травнице не предоставлять. Она вылечит его своими силами, — сообщил он напоследок.

Лекари синхронно закивали, будто сидели не головы на плечах, а погремушки на ниточках.

Вот же... последний, огромный кусок дерь… вербы! Да чтоб тебя отвар из крапивы во сне утопил!

— Дайте отдельную палату! — выкрикнула я, еще не веря, что осмелилась.

Торен остановился. Медленно обернулся.

— Заслужи, — бросил он и ушел.

Заслужи?! Да я уже и вымыта, и вытоптана, и вытрясена изнутри! Что еще заслужить-то?!

Глава 23. Как ты его вылечила?

Ладно. Раз меч над головой висит, как переспелая тыква на гарпуне, значит, сидеть и жалеть себя некогда. Надо работать.

Хочешь выжить — лечи. Хочешь лечить — обезопась остальных. А помочь, как водится, никто не спешил. Да и боялись от князя получить. Я — одна, как уж на сковороде.

Первым делом я заперла дверь. На засов. И подперла ее, на всякий случай, табуретом.

Пациент в лихорадке все равно не вылезет, а вот лекаришки-поборники совета могли ввалиться хоть сейчас, с очередной проверкой или пожеланием, чтоб я, не дай боги, чего не нарушила.

Потом сняла с себя косынку — и сразу перевязала ей лицо, прикрыв нос и рот. Выглядело, конечно, как грабитель в лесу, но хоть туберкулезный дух не так в нос бил.

Окно — настежь. Поток воздуха пусть выдувает заразу подальше. Прости, княже, если сквозняк не к душе. Выживание — не бал.

Следом — все тряпки, на которых лежал больной, в чан и на кипячение. Хорошо, что в палате была старая печь. Не развалилась, слава святому подорожнику.

Под ней нашлись даже щепки. Растопила, поставила котел. Воды притащила из кувшина, благо, в углу стоял. А потом полезла в мешок за травами.

Что может помочь? Мать-и-мачеха — чтобы кашель облегчить. Подорожник — против воспаления. Багульник — хоть и сильный, но, если в нужной дозе, хорошо прочищает бронхи. Шалфей — обязательно, для дезинфекции. А еще — лен. Семена его заваришь — слизь даст, чтоб смягчить горло, покрыть язвы в легких. Но этого было мало.

Я вышла через окно и пошла собирать то, что росло неподалеку.

Полевой хвощ — укрепляет. Тысячелистник — укрепит иммунитет. Аир болотный, если найдется, будет полезен для нормализации дыхания. Трава зверобоя у меня еще оставалась — антисептик чудесный. А главное — липа. Отвар липы хорошо снижает жар и помогает выводить мокроту.

Вернулась — вспотевшая, с царапинами, зато с травами. Начала крошить. Из некоторых делала отвары, из других — кашицу. Варила. Мешала. Пробовала.

Слезы из глаз, нос горит, живот урчит, а я стою над котлом, будто ведьма на шабаше. Только вместо жаб — подорожник, вместо когтей вороны — льняное семя.

Больной лежал без сознания. Жар палил, щеки ввалились, губы треснули. Кашель хриплый, с кровью. Пульс слабый. Глаза запавшие, руки — одни кости. Все ясно. Последняя стадия. Но пока дышит — лечить буду.

Развела кашицу из трав, вымочила в ней тряпицу и положила больному на грудь. Компресс. Рядом поставила отвар липы с багульником.

Через тряпку, через губку, но потихоньку вливала. Чуть — и он захлебывался. Медленно. Терпеливо. Потом натерла его грудь растертым зверобоем с барсучьим жиром, что у меня еще с детства за пазухой — драгоценность от бабки осталась.

Он стонал, он метался, он раз за разом пытался вскочить — но я держала. Сама. Не спала. Не ела. Просто лечила. Час за часом. Считала вдохи и выдохи. Слушала, как хрип меняется на хлюпанье, а хлюпанье — на тишину. Тишина — не смерть. Просто перерыв. Надо верить.

Я таскала воду, кипятила, меняла повязки, полоскала рот шалфеем, натирала грудь, распаривала ступни, втирала мазь с горчицей. Все, что знала — делала.

Лекари, что сидели у своих подопечных, сперва таращились на меня, как на сумасшедшую. Потом, посовещавшись полушепотом, пожали плечами и ушли, один за другим, оставив меня одну. Ну, почти одну. Пациент-то все еще хрипел и лихорадил.

А я, как только дверь тихонько прикрылась за последним, сразу дернула щеколду. Щелк — и никого не впущу. Все. Теперь… начинается самое интересное. Тайное. Запретное. Мое.

Я зачерпнула из глиняной чаши густой отвар. Тот самый, с травами, что я давала ему по капле всю ночь. Только теперь… он станет другим.

Привычные слова зазвучали сами собой. Тихо. Почти шепотом. Они текли с губ, как вода с источника, согревая воздух, наполняя все вокруг мягким золотистым светом.

Внутри будто развернулась теплая волна. Магия. Живая, чистая, как родниковая вода. Целительская.

Я склонилась над чашей и дунула. Легонько. Закрыла глаза. Вдохнула глубоко. Сконцентрировалась. Протянула ладонь — и отправила силу внутрь отвара.

Мой дар был не велик, не громок, не сверкающий. Зато настоящий. Я никогда не могла поднимать мертвых, но больных… я лечила. И делала это с душой.

Прямо так, как меня научили в роду. И теперь я была последней. И я должна сделать все, чтобы сохранить эти знания и этот дар.

— Мокошь-Матушка, родная, — прошептала я, — благослови. Сохрани. Помоги. Ты, что жизнь даешь, что землю держишь и воды ведешь, — дай исцеление. Пусть дыхание станет легким, кровь — чистой, а кости — крепкими. Да будет воля твоя.

Я подняла чашу. Медленно подошла к постели. Пациент все так же лежал, бледный, едва дышащий. Лоб в каплях пота. Ресницы дрожат. Губы пересохшие. Осторожно, чуть приподняв его голову, стала по капле вливать отвар. Он глотал, бессознательно, но уверенно.

— Пей, дорогой, — шептала я, — пей, это тебя поднимет. Ты мне тут еще зажить должен, чтобы я лекарем стала. Понял?

Я усадила его удобнее, вытерла лоб тряпочкой и снова опустилась рядом. Все, что могла, я сделала. Осталось только ждать. О, это было самое сложное — ничего не делать. Когда руки зудят от желания проверить пульс, вдох, снова промыть, снова поправить одеяло…

Но я сидела. Просто сидела. Спина ныла, пальцы были липкими от отвара, глаза щипало от усталости. Голова опустилась на руки, и я сама не заметила, как задремала.

Мир во сне был теплым и тихим. Фоном — какие-то звуки, разговоры, шаги. Далекие, гулкие. Я не могла их разобрать. Лишь обрывки долетали сквозь туман сна.

— Он жив? — спросил кто-то сдержанным, но властным голосом. У меня сердце дернулось. Узнаю. Это он.

— Жив, Ваша Светлость! Да еще и как! Кашлять совсем перестал… — ответил кто-то из лекарей. Голос дрожал от удивления. А я, между прочим, не дрожала. Я гордилась.

— Вот как. Интересно.

Тело затекло, но я продолжала спать.

Глава 24. Ты ведьма

— Вылечила, как вы и приказали, — ответила я просто, не поднимаясь с пола.

Колени затекли, юбка пропиталась отваром, а руки дрожали. Но я сидела, как вкопанная. Как будто, если не шевельнусь, он уйдет.

Торен стоял молча, изучающе осматривая все, что осталось после моего «врачевания». Мисочки с травами, чаши с остатками настоев, даже тряпочку понюхал, ту самую, которой я лоб пациенту протирала.

Принюхивался! Князь. Сам. И принюхивался.

Что, простите?

Я приподняла брови. Он, вроде бы, не лекарь. Ни с какой стороны. И, честно говоря, мне даже не хотелось знать, с какой стороны он вообще. Тем более, сейчас, когда его глаза горели звериным янтарем, и ноздри трепетали, как у волка, почуявшего кровь.

— Все вон! — рявкнул он.

Лекари вздрогнули, заторопились, задергали своих пациентов, и те, даже кашляя и шмыгая носами, подчинились.

Один только мой подопечный не шелохнулся. Спал, как младенец, с перекошенной косынкой и открытым ртом. Но, главное, дышал. Ровно. Чисто. Без хрипов. И все благодаря моим травкам. И… магии. Но это — между нами.

Я вот как раз-таки шелохнулась. Потому что, когда зал опустел, и остались только мы втроем — я, князь и тихо сопящий пациент — меня начало ощутимо знобить. Прямо под лопатками.

— Как ты его лечила? — спросил Торен.

Тихо. С ледяным тоном. Вот только весь ледяной тон у него в голосе был как у удава перед тем, как сжать добычу. Я сглотнула.

— Как и все. Травы… настои… проветривание… горячие компрессы…

— Ложь, — зарычал он.

И вытащил меч.

Глухой звон стали пробежал по каменным стенам, и меня, натурально, перекосило. Я судорожно отползла назад, уткнулась спиной в холодную стену и замерла.

Бежать некуда. Кричать? Да ну, кто услышит. Кто-то и услышит, но подумает — опять кого-то на отборе отбраковывают.

Он подошел вплотную. Зажал, будто тень, навис надо мной. Меч сверкал. Острый. Опасный. Отполированный до зеркального отражения.

И я видела в нем отражение — свою растрепанную голову, светлые волосы в беспорядке, глаза широко распахнутые. Жуткая картина.

Даже для меня.

— Ты подняла на ноги того, кто должен был сегодня умереть, — прошипел он. — Лучшие лекари неделями им занимались. Ничего. А ты? Ты смогла.

Он подвел меч к моему горлу.

Кожа затрепетала. Я вытянула шею, прижавшись затылком к стене. Руки свело. Ноги не чувствовала. А в голове вертелась только одна мысль: «Вот и все. Сейчас разрежет и спасение моей шкуры было напрасным».

— Кто ты, девка? — холодно спросил он.

— Я… — у меня дрогнул голос. — Я травница. Лекарь. Из Буровки.

Он склонился ближе. Вены на лбу набухли, будто он и сам с температурой. А может, и правда? Может, у него жар? Потому такой… нервный? Ведь он же тоже чем-то болел.

— И я должен поверить, что простая баба с пучком сухих листьев и тряпкой на голове вытащила с того света человека, где лучшие не смогли? — глухо осведомился он.

— М…может, я просто… талантливая? — хрипло пискнула я.

Князь не засмеялся. Не улыбнулся. Даже не хмыкнул. Только губы его чуть дернулись, будто от судороги.

— У тебя дар, — заявил он. — И ты его скрываешь.

Я замерла. На спине выступил пот. Сердце стучало, как молот по наковальне. Все. Сейчас выведет. Сожжет, как ведьму. А я еще даже к кашеварке не успела попасть. И в баню не сходила!

— У меня… — попыталась выкрутиться я. — У меня просто бабка была… очень… опытная. Все передала. Каждую травку знала. А я просто… училась.

Он молча смотрел. Смотрел так, будто видел не кожу, не сарафан, а прямо меня насквозь. Мозги, кости и все остальное. Особенно остальное.

— Я не ведьма, — выдохнула я. — Клянусь!

— Не ведьма, говоришь? — криво усмехнулся он, прищурив глаза.

А я… угумкнула. Не кивнула. Не покачала головой. А вот именно угумкнула. Вышло как-то глухо, нервно, с придушенным всхлипом. Потому что любое неверное движение — и его меч окажется у меня в горле. А может, и внутри.

— Тогда расскажи мне, милая… почему здесь пахнет магией? — медленно проговорил он, склонившись еще ближе.

Я замерла. Настолько, что, кажется, даже ресницы не трепетали.

От него пахло... костром. Горячим, трескучим, ночным. Еще чем-то пряным, щекочущим ноздри. И смертью. Кровью. Железом. Всем тем, что прилипает к человеку, прошедшему по трупам. И что никогда не отмывается.

Он смотрел прямо в меня. В самое нутро. В душу. В печень. В прошлое, настоящее и даже в тот кривой зуб, который я так и не вырвала.

— Кто ты такая? — пророкотал он. — Советую ответить прежде, чем ты отправишься на тот свет.

Ледяной голос. Не угроза — приговор. Даже не дрожащий.

Я сглотнула.

— Я… не врала, — прошептала. — Я всего лишь травница.

— Нет, Мира, — сказал он, без единой эмоции. — Ты владеешь магией. И обманываешь, как и все ведьмы.

И в тот момент, когда я еще пыталась придумать, как оправдаться, как вывернуться, как сказать, что «ну это не магия, это... ну... бабкино благословение», я почувствовала резь. Меч все же скользнул по коже. Легонько, будто дразня. Но достаточно, чтобы по шее побежала капля крови. Теплая. Жгучая.

Я закусила губу. Все. Конец.

Но… все остановилось.

Не резко. Не грохотом. А тихо. Как будто кто-то нажал на паузу в этом бешеном спектакле.

Рука. Мужская. Больная. С хрупкими пальцами и узловатыми костяшками. Эта рука сжала лезвие. Крепко. Без дрожи.

Кровь тут же хлынула по стали, впитываясь в ее острый блеск. И голос. Глухой, с хрипотцой, как будто накуренный ладаном.

— Остановись, другой мой.

Я повернула голову.

На койке сидел мой пациент. Бледный, но именно он остановил князя.

Глава 25. Может, я заберу ее себе?

— Не вмешивайся, Игорь.

Рука пациента все еще удерживала меч.

Крепко, мертво, словно вросла в холодную сталь. А еще — щедро истекала кровью. Капли срывались с костяшек, падали на пол и на мою одежду, оставляя алые разводы на подоле платья и рукавах.

Шершавая ладонь Игоря — да-да, теперь я знала, как его зовут, — касалась моей шеи, чуть касаясь кожей стали и не давая лезвию прорезать мне горло.

А Торен даже не шелохнулся.

Он все еще держал меч. Вдавливал, словно хотел переломить руку бедняге. Челюсти его были сжаты, скулы ходили под кожей, словно молотили что-то внутри. Но не отпускал.

Игорь тоже не отступал. Морщился от боли, стиснув зубы, но не отпускал клинок.

— Я рад, что ты не помер, Игорь, — глухо сказал князь. — Отпусти меч.

Так. Игорь. Его зовут Игорь. Замечательно. Главное, чтобы его не стало звали «покойный Игорь», а меня — «покойная рядом».

— Чтобы ты убил лекаря, который меня спас? — хмуро спросил Игорь, даже не взглянув на меня.

А мне, между прочим, дышалось уже свободнее. Ну, почти. Сталь по-прежнему была опасно близко к горлу, и от напряжения я не чувствовала пальцев. Но все же — спасибо тебе, Игорь, ты достойный… пациент.

— Она ведьма, а не твоя спасительница, — прорычал Торен, чуть сбавив нажим.

Он все еще смотрел на руку Игоря. И был явно недоволен тем, что он помешал убийству одной нечастной лекарки.

Что? Я ведьма? Да я максимум настой из подорожника сварить могу. И то без соли!

— Ведьма бы убила тебя в первую очередь, — заметил Игорь, глядя прямо в глаза Торену.

— Она медленно и хитро подбирается, — не уступал князь. — Ты разве не почувствовал ее магию? Восхитительная, пьянящая...

Он протянул гласные так, что у меня по спине прошел ледяной мурашачий парад. Его взгляд был не просто жгучим — он выжигал изнутри. Такой… будто одновременно хотел убить меня и сделать что-то еще… более приятное.

— Магия? Какая магия? — не понял Игорь, все так же спокойно удерживая меч.

Вид у него был чуть раздраженный. Будто ему мешали чай попить, а не убийство предотвратить.

Торен метнул в него взгляд, полный злости. Той самой, древней и мужской, когда твой друг не узнал в твоем враге воплощенное зло.

— Ее магия, — прошептал он, не отрывая глаз от меня.

Тихо. Почти интимно. Я аж поежилась.

— А, — фыркнул Игорь и наконец отпустил меч. — Это я колдовал. Ты же знаешь, что резерв после успешного лечения выплескивается и начинает лечить тебя самого.

...простите, кто?! Кто колдовал?! Кто кого лечил?!

Я резко повернула голову к Игорю, который теперь спокойно отряхивал окровавленные пальцы о край простыни, как будто только что не спасал меня от смерти, а всего лишь вытаскивал репу из грядки.

— Вы… маг? — выдохнула я.

— М? — Он приподнял бровь. — Ну, формально. Огненный дракон к вашим услугам, красавица.

Я сглотнула. Потом — для верности — мысленно перекрестилась и пробормотала самую простую молитву.

Боже мой, вот это мне повезло... Я лечила не простого кашляющего бедолагу. Не крестьянина с прорезавшейся болезнью. А настоящего, живого… дракона.

Дракона!

Да, да, знаю — звучит как сказка. Но клянусь всеми болотными духами, это было чистой правдой.

Я же уже говорила, что драконы в наших краях редкость? Так вот, повторюсь: их можно пересчитать по пальцам одной руки. А чтобы хоть один из них позволил лечить себя… простолюдинке?

Да никогда в жизни!

Я, конечно, не совсем простолюдинка. Формально я из княжеского рода. Только кто об этом знает?

Никто. И пусть так остается. Потому что если узнают, кто я на самом деле… ну, тогда мне уже никакая молитва не поможет.

Только лопух на могилу.

— Почему вы не сказали, что он дракон?! — озлобленно спросила я, вперив взгляд в Торена.

Князь молча изогнул бровь, будто я его спросила, зачем он дышит. А потом убрал меч в ножны.

Не просто убрал — отряхнул его движением таким ловким и плавным, что я невольно залюбовалась. Ну красиво же! Прямо как в сказаниях про великих воинов. Только вот жаль, что он этот меч едва не вогнали мне в глотку.

— Ты забыла, с кем говоришь? — ледяным тоном произнес Торен. — Здесь я задаю вопросы. И я ставлю условия.

И все. Стоит передо мной, как гром, и якалкой своей размахивает. Ну якал — молодец. А я вот едва не угробила дракона. Только потому, что некто, простите, даже не удосужился предупредить.

Я закатила глаза.

— Это все чудесно, ваше леденящее величество, но у драконов очень чувствительный организм! — выпалила я. — Одно неверное снадобье — и он бы испустил дух. Прямо у меня на руках.

Князь не шелохнулся. Даже не моргнул. Только вот Игорь фыркнул со смехом и наклонился ко мне, все еще с залатанной рукой, и, что особенно обидно, с видом веселого ушастого проказника.

— Ого… а ты хорошо осведомлена о драконах, а? — подмигнул он. — А ведь я-то думал, ты просто миловидная девица с веником в руках и гнездом на голове.

Я фыркнула. Веник в руках — это еще смотря по настроению. Иногда и топором могу.

— А ты ее прирезать хотел, — добавил Игорь, мотнув головой в сторону Торена. — Тьфу, позор. Вообще не ценишь такого славного лекаря.

О, спасибо, добрый ты наш. Вот только не подначивай зверя, пока тот еще не ушел окончательно.

А зверь, между прочим, не ушел. Он стоял, разворотился в пол-оборота, будто уже все, — и вдруг снова застыл. И посмотрел на Игоря.

— Забирай и сам проваливай, — легко бросил Торен, как будто речь шла о поленнице дров.

Я на секунду зависла. Кто забирает кого?! Кто проваливает и куда?!

— Что? — выдохнула я.

Потому что, ну камон, я же не мешок с картошкой!

Игорь, мерзавец, хмыкнул. Откровенно. А потом медленно перевел взгляд на меня. Такой… взгляд, от которого мне срочно захотелось залезть в кастрюлю с овсянкой и сидеть там до весны.

— Слушай, а может, и правда заберу? — сказал он.

Глава 26. Ты женщина!

— Шутить изволите? — прищурившись, спросила я у Игоря.

Он лишь хмыкнул и, склонив голову, посмотрел на меня так, как смотрят на сдобную булку.

— Ничуть. Ты мне нравишься, — довольно протянул он.

Неожиданно. И пугающе. И чертовски неудобно. Особенно если учесть, что я только что едва не была прирезана его боевым товарищем, а теперь внезапно превратилась в предмет романтического интереса.

А у меня, между прочим, были совсем другие планы. Например — выжить. Без женихов-драконов и прочих экзотических зверей.

Торен, тем временем, без лишних слов развернулся и покинул общую палату, оставив за собой ощущение зимней бури.

И я… ну да, я тоже за ним.

— Ну вот! Вечно все девочки за тобой бегают! — рявкнул мне вслед Игорь с обиженным видом дворового мальчишки, которому не дали подергать девочку за косички.

Я едва удержалась от смеха. Даже скосила глаза назад. Он и правда стоял с таким выражением, будто сейчас топнет ногой и позовет маму.

Забавно. Почти мило. Но некстати.

Я выскочила в коридор и помчалась вслед за Тореном. Князь шел быстро. Даже не просто быстро — генеральским шагом, как будто собирался вести дружину на штурм.

— Подождите, Ваша Светлость! — крикнула я ему в спину, задыхаясь.

Ноги ныли. А платье цеплялось за все, что торчало из стен. Я даже споткнулась несколько раз!

— Да подождите вы! — почти взвыла я, когда он свернул за угол.

И тут он остановился. Внезапно. Без предупреждения. А я, не рассчитав тормозной путь, врезалась в него с размаху, как слепая курица в забор. Со всей дури — и, конечно, благополучно шлепнулась на пятую точку.

— Мать моя сухая калина… — прошипела я сквозь зубы, потирая бедро.

Подняла голову — и тут же встретилась с надменным, недовольным, ледяным взглядом. Торен смотрел на меня так, будто я только что осквернила алтарь предков.

— Уходи с Игорем, — произнес он.

Ровно. Без тени сочувствия. Хоть бы руку протянул, варвар необтесанный!

— С чего бы?!

— Тебе здесь не место.

— Это несправедливо! — вскинулась я, вставая. — Я же прошла ваше задание! Вылечила вашего товарища!

Князь слегка склонил голову. В глазах — ни капли эмоций. Только холодная решимость и тяжесть.

— Я прикажу, чтобы тебе дали выспаться, поесть и вещей. Сколько золота хочешь?

— Спасибо, конечно… — начала я. А потом глубоко вдохнула. И упрямо выпрямилась. — Но я… я не хочу золото! Я хочу быть вашим личным лекарем!

Торен застыл.

— Ты не подходишь, девка, — отрезал он, глядя на меня как на надоедливую муху.

— Почему? — не унималась я. — Я спасла жизнь вашему другу. Я справилась там, где ваши лучшие лекари сдались. Я…

— Ты не подходишь.

— Так вы меня даже не попробовали, — пробормотала я.

— Не смей предлагать себя, девка, — зарычал он, и в голосе было столько стали, что я невольно отступила на шаг.

— Я предлагаю свой труд! — вспыхнула я. — Свои знания. Свои руки, в конце концов!

Он приблизился. Медленно. До того близко, что я могла рассмотреть тень на щеке и морщинку между бровями. Его глаза — все такие же оранжевые, хищные, нечеловеческие — впились в мои.

— Ты — женщина, — отрезал Торен.

Вот зараза… Словно обвинение выдал. Прямо как будто я внезапно призналась в том, что умею колдовать, ворую кур у соседей и по ночам танцую с лешими.

— Но… в первую очередь я лекарь! — вскинулась я, чувствуя, как в груди бурлит гнев, а щеки начинают пылать от возмущения.

И, правда, звучало это… ну, как извинение. Или как слабая попытка отмыться. Боги, ну почему я иногда сначала говорю, а потом думаю?!

— Не имеет значения, — сухо сказал он и резко отвернулся. — Уходи с Игорем.

Вот так просто. Без объяснений. Без разговоров. Без права голоса. А я, между прочим, только что его другу жизнь спасла!

Он пошел по коридору, его шаги раздавались, как удары сердца — быстрые, тяжелые, безжалостные.

А у меня в голове вдруг вспыхнуло.

— А, так вы переживаете, что я в вас влюблюсь? — насмешливо бросила я ему в спину, скрестив руки на груди.

Он замер.

О, да. Попала. Князь застыл, как вкопанный, и повернул голову в сторону. Медленно. Угрюмо.

— Не переживайте, — добавила я, выдерживая паузу, — вы не в моем вкусе.

Он чуть приподнял бровь.

— Неужели?

— Да, — отчеканила я, вызывающе глядя прямо в его огненные глаза.

— И в койку к чужому мужчине, конечно же, никогда не прыгала? — он медленно изогнул бровь.

Да как он… да как он посмел вспомнить тот случай! Я его даже не с первого раза узнала от стресса.

— Это была крайняя необходимость! И вообще, я не знала, что вы там! А если бы знала, то лучше бы прыгнула в окно! — вспыхнула я, чувствуя, как пылают уши и щеки.

— Вот как? — удивился он, а потом…

Потом он оказался рядом. Не просто рядом — слишком рядом. Так, что воздух между нами загустел, как добротный мед.

Я и пикнуть не успела, как он взял меня за лицо — крепко, но не больно, почти бережно, как будто… как будто я не лекарь, не ведьма, а… женщина. Та самая, которую он только что объявил негодной.

— Что вы… — прошептала я.

Но договорить не успела. Он наклонился и… коснулся губами моих.

Все.

Время остановилось.

По коже пробежал жар, как будто кто-то выплеснул на меня целый котел горячего настоя на зверобое. Меня будто ударило током — мощно, сильно, до самой макушки. Сердце дернулось, дыхание сбилось, разум впал в ступор, а колени начали сдаваться.

Внутри что-то зазвенело, как от прикосновения к чему-то запретному.

И тут… я влепила ему пощечину.

Глава 27. Я знаю, что это твоя магия

Громкую. Четкую. Со звоном.

Рука сама полетела — инстинкт, что поделаешь.

— Вы что себе позволяете?! — прошипела я, потрясенно глядя на него.

А он… он даже не отшатнулся. Стоял, как влитой. Щека у него слегка покраснела, но сам взгляд остался таким же хищным. Наглым. Горящим.

— Проверял, насколько правду ты говоришь, — сказал он.

— Что?!

— Ты утверждала, что не влюбишься. Судя по реакции… все же неравнодушна, — хмыкнул он.

— Да вы… вы… — я задохнулась от возмущения, — самовлюбленный деспот!

— Титул у меня другой, — невозмутимо заметил он. — Но деспот — тоже подходит.

Я могла только беззвучно открывать и закрывать рот. В голове бушевал такой хаос, что страшно представить, что обо мне подумали мама с папой на небесах. Целоваться с... с этим высокомерным, кровожадным, бесчувственным… врагом?!

И что самое ужасное… мне это понравилось?!

От последней мысли бросило в холодный пот. Все это ерунда, бред и полная глупость! Это всего лишь глупая реакция на гормоны, чистая физиология! Ну правда же… Я просто давно не видела мужчин. Вот и все!

— Не смейте больше прикасаться ко мне, — наконец сглотнув, прошептала я.

Но не успела закончить, как Торен стремительно схватил меня за горло. Вцепился крепко, властно, так, что дыхание перекрыло мгновенно.

— Ты — никто. Запомни раз и навсегда, девка. Одно лишнее движение, и твоя жизнь прервется здесь и сейчас, — прорычал он, глаза его вспыхнули диким огнем.

Шея горела от боли, я задыхалась, тщетно пытаясь отцепить его руку, но пальцы князя словно срослись с моей шеей. Он держал меня так, будто я была игрушкой, безвольной куклой, надоевшей в своем бесконечном нытье. В глазах потемнело, по лицу потекли слезы.

В последний миг, когда я уже была готова потерять сознание, он резко разжал пальцы. Я рухнула на колени и закашлялась, хватая ртом воздух и стирая рукавом предательские слезы. Подняла взгляд вверх — а он смотрел на меня сверху вниз, равнодушно, скучающе, словно на букашку под ногами.

— Следи за Игорем и проваливай, — сказал Торен и развернулся, уйдя прочь по коридору.

Я осталась одна. Медленно поднялась на ноги, отряхивая платье от пыли и ненавидя себя за слабость. Внутри клокотала ярость. Меня буквально трясло от бешенства. Он снова унизил меня! А я ничего не смогла ему противопоставить! Ни слова, ни удара… ничего!

Но я не могла позволить себе сорваться сейчас. Не время. Пока я не готова. Мне нужно стать ближе к нему, чтобы нанести удар в ответ. Пусть узнает, кто я такая. Пусть услышит мое настоящее имя и поймет, за кого я буду сражаться до конца.

Я глубоко вздохнула, проглотив комок обиды, и направилась обратно к Игорю.

Он, между прочим, уже полностью оправился и даже начал скучать. Когда я вернулась, Игорь обрадовался, как ребенок, которому принесли сладости.

— Ну слава богам, ты жива! — радостно заявил он, едва увидев меня. — Я уже думал, что Торен тебя сжевал и косточкой подавился.

— Была мысль, что подавится. Но, видимо, проглотил и не поперхнулся, — буркнула я, усаживаясь на табуретку рядом с койкой.

— К счастью, жив и здоров, — на самом деле так и хотелось сказать: «к сожалению».

— Ты точно не передумала? — с хитрым прищуром спросил Игорь, подтягиваясь на кровати. — Я ведь могу предложить тебе гораздо больше, чем просто красивую форму личного лекаря князя.

— Ну… что вы такое выдумываете, — махнула я рукой. — Куда мне до вас. Я даже у князя Торена на отборе еще не победила.

— Эх, какие вы, девушки, скучные стали! — Игорь театрально закатил глаза. — Никто уже не мечтает о нормальном мужчине на белом драконе?

— Мечтают! Просто у меня не те мечты. А вот драконов я предпочитаю видеть только в книгах или на расстоянии, — с деланной серьезностью ответила я, хотя глаза выдавали мое веселье.

Игорь обиженно надул губы.

— Зря ты так, Мира. Я, между прочим, и замуж тебя взять могу, — произнес он с преувеличенно важным видом.

Я чуть не подавилась чаем.

— Что-о?!

— Замуж. За меня. Красиво, правда? — он заулыбался во все зубы, явно довольный эффектом, который произвели его слова.

— У вас температура поднялась? — ошеломленно спросила я, пытаясь удержать серьезный вид.

— Ну почему же? — Игорь сделал наивные глаза. — Я надежный, воспитанный дракон, готовый обеспечить тебе уютное логово и кучку сокровищ. А еще я весьма симпатичный, скромный и необычайно харизматичный…

— Ой-ой, от скромности прям распирает, — хихикнула я, потрепав его по руке. — Извините, но у меня другие… цели.

— Да знаю я, знаю, — с легкой обидой буркнул Игорь. — Вечно вы за князьями бегаете. Чем он тебя так зацепил? Глазами своими огненными? Характером зверским?

— Ничем! Я просто хочу быть лекарем Торена. Личным лекарем. Так что его глаза тут ни при чем!

Игорь важно кивнул.

— Ладно! Пора бы мне уже спать. Да и вам нужно отдыхать, — мило пропела я.

Все: травы даны, отвар выпит, подушка взбита, пациент уложен.

И вот только я повернулась к двери, как что-то резко бахнуло. Дверь захлопнулась. Сама.

Потому что Игорь — бодренький, веселенький, весь такой милый и болтливый — внезапно схватил меня за запястье.

Сильно.

Так, что я аж взвизгнула от неожиданности.

— При Торене я не говорил… — хрипло начал он, глядя на меня совсем не так, как раньше.

Без искорок озорства. Без намека на флирт.

— Но я знаю, кто ты.

Сердце мигом куда-то пропало. Упало. В пятки.

Я улыбнулась натянуто. Даже постаралась выглядеть более невинно.

— В-в смысле? — пискнула я.

— Мира, — продолжил он, все еще удерживая мою руку, — мы оба знаем, что магия по регенерации была не моя. Она была твоей.