Пролог

Опускаются на багряную от крови землю бледно-розовые лепестки, стелясь к ногам поверженного врага, испускающего дух. Шипя подобно змее, клубится рядом сизо-серый туман, несущий запах горя и тоски. Побежденный воин, стоящий на коленях перед своим убийцей, жадно ловит ртом воздух. Но, все еще надеясь на остатки сил, хватается за рукоять клинка, пытаясь вытащить его из груди. Руки, покрытые собственной кровью, изрезанные лепестками, хватаются за меч, пытаются достать его, но не получается. Захват соскальзывает, обагряя рукоять. Сил нет. Клинок застрял прочно.

Поверженный противник, истерзанный, израненный, потерявший свой привычный холеный и статный вид, вновь обессилено опускает руки, погружая их в ворох лепестков бледно-розовой вишни. Длинные, черные волосы, когда-то наполненные силой и блеском, отражающие честь воина, теперь разбросаны по плечам в беспорядке. Красивые, мощные нетопыриные крылья, поднимающие в высь, несущие вперед, теперь переломаны и висят плетью. А рога, достоинство рода, к которому принадлежит воин, сломаны и валяются где-то в ворохе бледно-розовых лепестков.

Победитель же, подходя медленно к проигравшему, смотрит за последними минутами, которые начали обратный отсчет. Молча, не проронив и слова, он просто ждет конца того, кто его предал. Кто отвернулся, когда был нужен, перечеркивая десятки лет крепкой дружбы. Алые дорожки стекают по лицу бывшего друга, застилая серые, как грозовые тучи глаза. Сочится через застрявший в груди клинок струйка крови, падающая на землю. Замедляется дыхание и наполняется хрипами глотка, раздираемая сгустками крови.

- Ты победил, Дайотори-доно, - усмехается над ситуацией воин, - а я проиграл, кха-кха-кха! – и зашелся в диком кашле. Кровь стекала по его бледным губам, по подбородку, капая на грудь, руки. – Вот она твоя боль, копившаяся долгие годы! – и воин все-таки признал поражение, при этом улыбаясь кровавой улыбкой.

Поднявшись с колен, он выпрямился и посмотрел на юношу, чей лик дереву цветущей вишни подобен. Склонившись перед ним в уважительном поклоне и взявшись за рукоять клинка, дернул его изо всех сил, извлекая-таки из груди, оставляя багровый росчерк на белом кимоно бывшего друга. А стоило ему отбросить кадати в сторону, стал падать назад. Рухнув, подняв вверх вихрь лепестков, смотря на них, падающих не спеша, едва-едва, глотал собственную кровь, стекающую в разобранную глотку.

В ушах слышит собственное сердце, заходящееся в конвульсиях. Ощущает, как легкие, наполняющееся кровью, при каждом вздохе задевают об режущие края сломанных ребер. Перед глазами же проходит спешно вся его жизнь, показывая все то, чего он лишился, и то, что приобрел, но ненужное, неважное. Титул? Плевать. Его с собой на тот свет не заберешь. Слава и репутация? Она там, за гранью во владениях хранительницы загробного мира не важна. Для нее все равны. Богатства тоже. А вот дружба и любовь, от которой он отказался, когда встал на другую сторону, ему бы пригодилась.

- Вот и все, Айс…

- Давно, Хико, … кха-кха-кха… очень давно ты меня так не называл… прости… - попросил воин, понимая, что остались считанные мгновения.

Перед глазами вставал туман, картинка расплывалась, сознание тянуло в сон, показывая дверь, в которую можно только войти, но никак не выйти. Тело наливалось тяжестью, руки не слушались, ног, спины, крыльев он не чувствовал, как и боли. Только невесомость и легкость. А также свободу, ведь на прощание друг, преданный, брошенный и забытый, променянный на титул и привилегии, простил его:

- Прощаю!

- Спасибо, Хико…

1 глава «Прошлое, стекающее по щекам алыми дорожками слез»

Гремят раскатами серые, словно свинец тучи. Вспыхивают то тут, то там яркие росчерки молний, в воздухе, пропитанном сталью и пеплом, сталкиваются в противостоянии крылатые воины, облаченные в доспехи. Сталь клинков, сабель, мечей пьет вражью кровь, забирает жизни. Залитые алым тела, со вспоротой броней, оголяющей растерзанную грудь, без души падают вниз, стремительно, преодолевая потоки воздуха. И в этой битве, последнем сражении, решающим судьбу народа, слышится восклик:

— Такэхико-доно*! Назад! — пробирается через грозу и бури голос, пытаясь дозваться до того, кто носит это имя. — Нет! — рычит глотка с надрывом, сходя на сип и кашель, — Нет! Такэ-сан, нет! — все тише и тише доносятся до носящего имя слова, так как тело его, пронзенное насквозь, несется к земле. Потоки не поймать, облик дракона не призвать, падения не избежать, поэтому…

— А-а-а!

Вырывается у меня из глотки, опаляя жаром гортань, как только сон отступает и настает реальность. И когда происходит осознание, что я в настоящем, а не в прошлом, тут же накрывает с головой боль, унося в то самое, кровью залитое время. Тело скручивает судорогой, бьется в конвульсиях глазное дно, пустое еще с тех самых пор, напоминая о давности лет стекающей по щеке алой струйкой крови.

— Imaimashī *

И как же хорошо, что в комнате я один. Сосед гостит у сокурсника, отмечает третий день сданные теоретические экзамены и предстоящий переход на последний курс. Услышал бы он меня и мой возглас, могли бы появиться проблемы и ненужные вопросы, а так, я простой мальчишка-маг, ничем особым не выдающийся. Средней руки лекарь, звезд с небес не хватающий. В перспективе на будущее — или сотрудник местной больницы, или лекарь группы быстрого реагирования, где пригодится даже такой средняк как я.

— Тао-се*! — раздается стук в дверь, а с ним и голос соседа, явно в нетрезвом состоянии. Уж отличить его голос я могу, как и видеть, пусть и одним глазом, окутывающую голову ауру похмелья.

— Встаю-встаю! — ворчу я на соседа, поднимаясь с кровати, по пути убирая последствия ночного кошмара. Меняю повязку на глазу и стираю алые капли, все-таки упавшие на пижамную рубашку.

Ни к чему привлекать излишнее внимание. Ведь для всех моих знакомых, учителей и ректора академии, я — Тао Дор. Квартерон то есть на одну четвертую дракона Алого Пламени. Ребенок-сирота, такая же жертва войны, как и многие студенты академии, жители прилегающего городка и королевства, и всех тех, кто встал под знамя людей, дабы скинуть крылатых владык с небесных тронов.

— Тао-се! — обрадовался сосед, когда я открыл дверь и тут же сунул ему в руки склянку с похмельным зельем. — Ты мой спаситель! — дыхнул пока еще стоящим во рту перегаром, делая попытку обнять и взлохматить волосы, но я делаю шаг назад, и закрываю за ним дверь, отправляя туда, откуда пришел.

Сосед не спорит, а уходит, оставляя меня в одиночестве.

В чем весь смысл употребления алкоголя в таком количестве? Какая радость о того, что вечером хорошо, а утром плохо, что аж до рвоты? С чего, зная последствия, тянет на повтор из раза в раз? Не понимаю я людей, среди них живу почти пятнадцать лет, но так и не постиг бытие человеческое. Лишь верхние слои, а дальше топь, тянущая на дно без единого вздоха.

Честно, я пытался сойтись со многими сокурсниками, учениками своей параллели, даже со своим соседом, но бесполезно. Джек Росс — подающий надежды боевой маг молний, отпрыск какого-то барона, или графа, суть не важна, показал мне человечество со стороны избалованности и вседозволенности. Есть титул, статус, власть? Милости просим, дебоширь в свое удовольствие, пей, сколько выпьешь и даже больше, назначай дуэли и дерись, просто потому что захотелось, и спи с теми, на кого ляжет глаз и встанет член. И не важно согласие, лишь желание власть имущего.

На мое счастье, пристанище в академии, в городке Пато, Западного королевства Мартос — временное, вынужденное обстоятельствами, и продлится до тех пор, пока не будет получен документ с именем и статусом «мага-лекаря». Дальше, путь будет открыт, а границы государств стерты. До желанного документа, подписанного королем и ректором совсем немного. Доучиться этот год, пройти практику и следующий год, после которого пройдет распределение и свобода.

***

Рев грома! Раскаты бури! Треск, шипение и скрежет молний! Небо заволокло тьмой, а солнце окрасилось оттенками багрового. Отовсюду раздаются крики и воинственные кличи, призывающие стереть врага с лица земли, придав суду Всевышнего! Земля залита кровью, драконьей, человеческой, не важно. Поле бое усыпано поломанными, истерзанными, обожженными телами. Многие пронзены копьями, стрелами, какие-то покрыты копотью, некоторые располосованы когтями и разорваны клыками. В ушах стоит лязг металла о металл, магические всплески и взрывы, гомон разных голосов, сливающийся в один неразборчивый поток, вызывающий тошноту и головокружение.

— Такэхико-доно! — но голос близкого нарушает гвалт, терзающий уши, как и приободряющий толчок в бок, с обещанием: — еще немного! Их осталось с сотню! Ха-ха-ха… — но смех, резвый, заливистый, резко стихает, на смену ему приходит хрип и жар, охватывающий тело, поглощая его целиком.

От кипящей крови подгибаются колени, тянет к земле, ссыхаются и сжимаются легкие, не имея и малейшего шанса вдохнуть и расправиться. А по щеке, обжигая, словно изначальным огнем, стекает густыми каплями кровь, забирая с собой и правый глаз, оставляя в глазнице багровый провал.

— Тао-се! Тао-се!

Пытаются до меня дозваться, тряся за плечо, видимо уже который раз называя по имени. Часто, когда ухожу в себя или воспоминания, отрешаюсь от мира и всех рядом со мной находящихся. Не слышу и не вижу, даже если это перед моими глазами. Как и сейчас. Мне что-то говорят, или спрашивают, а я не отвечаю. И лишь когда вижу обеспокоенный взгляд преподавателя, а так же чую стойкий запах своей крови, понимаю — снова открылась рана и стекают бордовыми дорожками слезы прошлого. Вновь привычным движением руки стирается со щеки и одежды кровь и накладывается повязка.

2 глава «Поднявшиеся из глубин разума воспоминания»

Учебный год подходил к концу. Осталось всего несколько дней до каникул. А пока наступили экзамены, практическая часть. Ученики, потоками и направлениями, по выпавшим билетам, сдают материал в общей комнате, специально расширенной магией пространства. Кто-то варит зелья, кто-то из предложенных растений, корней, и прочих ингредиентов составляет сборы для будущих настоев, кто-то вписывает определенные формулы в узор операционных инструментов. А между рядами, следя за процессом, ходят смотрящие и записывают все в специальную формулу, чтобы потом создать отчёт и предоставить ее руководству академии и спонсорам, входящим в попечительский совет.

Помимо сотрудников академии на экзамене присутствуют и заинтересованные подрастающим поколением титулованные персоны, отмечающие талант и светлое будущее. Ведь уже на следующий год некоторые из них отправятся под монаршее крыло, или станут лекарями баронства, графства, княжества, то есть получат заслуги и особые привилегии.

На этом экзамене, где пятикурсники демонстрируют не только теоретические знания, но и практические навыки, наблюдателем короны выступает советник старшего принца. Милорд Айсидор Дэйн, маг молний высшего порядка, а также подчиненный князя демонов, воспитанный в доме молний с ранних лет, избравший во время войны с драконами путь долга по отношению к старшему принцу Винсенту, став ему и другом и советником. Милорд Айсидор, вот уже второй час, внимательно всматриваясь в будущих лекарей, никак не может отвести взгляд от юноши, волосы которого спускаются по спине туго-заплетенной косой подобно змее.

— Что за лекарь? — шепотом, чтобы никто не слышал, спросил милорд Айсидор, показывая наблюдающему на мага со светло-розовыми волосами и перебинтованной головой, — и откуда травмы?

— Тао Дор. 19 лет. Пятый курс, среднего уровня маг, звезд с неба не хватает, но и выше головы не прыгает. Знает свое место. Что по силам — за то берется, что нет — даже не смотрит. Но зато на многое в пределах своего уровня способен, — то есть, разнорабочий, на которого, если что-то произошло, можно положиться. Не подведет и до прихода мага высшего уровня поддержит.

— А травмы? — напомнил о втором вопросе милорд Дэйн, показывая не только на перебинтованный правый глаз, но и на предплечья рук, которые скрывались плотными бинтами.

— Глаз мальчик потерял на войне. Он — сирота. Родителей отправило на небеса Проклятое Пламя, а парня покалечило. Вместо глаза — черный провал. А руки в бинтах, так как он прячет чешую, — тут маг молний было возмутился, что драконам, даже полукровкам, не место в академии, но: — милорд, он квартерон. Волосы, уши, глаз янтарем и чешуя на руках — вот и все, что ему досталось от драконьих предков. Магия и та человеческая.

На этих словах милорд Айсидор Дэйн успокоился, и отпустил наваждение прошлого, представшего перед ним, когда только увидел розовые волосы, острые уши и ярко-золотой, как янтарь глаз. Опасения, что мальчик-калека, сирота войны, может быть Такэхико Дайтоори, пятым Генералом Бури, носящим имя Лепестки кровавой Вишни, одним из свирепейших чешуйчатых, тут же отпали, как только советник увидел глаза ребенка, точнее глаз, ни разу не похожий на тот кусок застывшего во льдах янтаря, смотрящего на врагов с яростью и злобой. В этом глазу плескалось лишь желание поскорее все закончить, получить свой балл и уехать. Нет и намека на тот холод в радужке, вселяющий животный ужас и страх.

— Вот, милорд Дэйн, посмотрите, — показал смотрящий на список примерно-подходящих лекарей, отличающихся талантом и способностями, — я подобрал для Его Высочества лучших из лучших на пятом потоке.

— Благодарю, — забрал список милорд, но все же периодически посматривая на Тао Дора, все же добавляя и его к избранным, со словами: — разнорабочие, знающие свое место и возможности, тоже пригодятся, — вписал данные и параметры розово-волосого мальчика, отмечая, что он уже закончил практическое задание, доставшееся в билете.

Оставив на выделенном ему столе сваренные зелья, подписав их название, сложив по коробочкам остатки ингредиентов, затушив горелку и намыв котелки, покинул кабинет, оставляя после себя чистоту и порядок. Все так, как и говорил смотрящий. Выше своего уровня не прыгает, придерживается статуса «Удовлетворительно», при этом не стесняется применять полученные навыки. Определенно — универсал, как раз такой, какого не хватает целителю принца, вечно занятому и неуловимому.

Он подойдет!

Именно так решил милорд Дэйн, когда экзамен пятикурсников подошел к концу. Более, чем Тао Дор его никто не заинтересовал. А тех претендентов, что отобрал для него смотрящий, он оставит на усмотрение младшим принцам и принцессам. Те тоже балуют себя новой кровью в окружении. Им, как и старшему, подавай кого-то новенького, еще не испорченного, не испытанного дворцовой жизни. А розоволосый мальчик, как показалось милорду Айсидору, сможет за себя постоять, не поддаться яду королевского двора. Так что он определенно будет к месту.

Тао Дор

Чтобы мне в бездну провалиться и драконом в небе не летать!

До меня доходили слухи, что советником старшего принца Винсента стал Демон рода Дэйн, воспитанный в доме Молний, так же знал, что служит он на благо человеческой короне в уплату долга жизни, полученного в последнем сражении, но что он прибудет в академию лично, чтобы выбрать будущих лекарей и магов в элитный отряд — даже не подозревал. Для меня было крайне трудно сдержать порыв укутать его бледно-розовыми лепестками вишни, располосовав в ленты, связав после шарф. Уговаривал себя как мог, и все-таки выдержал и не раскрыл чистокровной драконьей сути. Сварил необходимые зелья, навел порядок на экзаменационном столе и покинул аудиторию.

3 глава «Назначение, за которым последует череда событий»

Тао

Это просто немыслимо!

Вертелась в мыслях эта фраза, вот уже третий час к ряду. У меня не укладывалось в голове, каким боком я, лекарь среднего уровня, мог понадобиться наследному принцу и его советнику? Я уже который раз, до мельчайших подробностей, точно, в деталях, вспоминаю те часы, проведенные за котлом и варкой зелья, и наблюдающим за мной и другими лекарями демоном, который, судя по всему, и является генератором идеи пригласить меня во дворец.

С этим приглашением, официально-заверенным королем и главным лекарем, я иду туда, где есть хоть призрачная, но вероятность на спасение в лице ректора. Дорогу к кабинету я знаю, хоть и бывал там всего пару раз. Первый — когда поступал, слушание и отбор был в его владениях, а второй — когда мне предлагали перевестись на боевое отделение, в класс воздушников. Но магии воздуха, благодаря все той же маскировке, во мне еще меньше, чем магии целителя, хватает только на отделение лекарей, где мана нужна только для усиления зелий, настоев и погружения в жизненные потоки.

— Син ректор, можно? — вежливый стук и просьба переступить порог.

— Тао-се, заходи, — как мне кажется, он ожидал визита и вопросов, касательно внепланового распределения на непредусмотренную академией практику. Но, запрос есть запрос, особенно подписанный самим королем. — Понимаю, Тао-се, но пойми и ты, — отложил он в сторону перо и внушительных размеров тетрадь в твердом переплете, при этом поправляя очки и смотря на меня внимательно, даже пристально, — это перспектива светлого будущего. Возможно, ты так и останешься при дворе, — чуть опустил очки, смотря на меня своими змеиными глазами.

Ректор — наг. Из старого, почти древнего рода, владеющего магией и тремя формами: змеиной, человеческой и полузмеиной. Наги, или же змеелюды, почти всем народом присягнули Королю-Дракону на верность, соблюдая ее до последней капли крови, отдавая жизни на поле боя. Исключением, вступившим в ряды противника, было три рода: Шессат — ряды этих змей проредили свои же, встретившись в бою, а рода Саитишш и Нишштам — постигла участь печальнее. Они, почти все, сгорели в проклятом огне.

Ректор принадлежит к роду Шессат. Полное имя: Рассахар Шессат. Главный змей академии напоминает ленивого, лежащего на солнце удава. С короткими, чуть достающими до плеч темно-каштановыми волосами, бронзовой кожей и почти черными глазами с вытянутым зрачком. Хищный на вид и опасный в быту. Мало кто ему может перечить, задушит, проглотит и не подавится, но это ему и не надо. Рассахар предпочитает плыть по течению и делать так, как говорят свыше. В его власти послать отказ на запрос, но он этого не делает потому, что не хочет общаться с возможными личностями и выяснять с ними же отношения, как и выслушивать весь тот слив помоев от того, кто придет. Проще подписать прошение и дальше заниматься своими делами.

— Я этого не просил, син ректор, — опускаю на его стол бумагу, — и что я могу? — задаю ему вполне уместный вопрос, так как: — у меня средний уровень и лишь крупицы целительской магии, которых хватает на зелья да мази. Уверен, я там буду только мешать.

Но, увы, слова мои, наполненные смыслом, ректором не принимались. Он продолжал говорить о перспективе и внимании со стороны королевских особ, а я напоминал о внешности драконьего потомка, которая мне досталась по одной четвертой части в крови:

— Я — квартерон дракона. Мои волосы — светло-розовые, уши — заостренные, глаз — янтарный, а на руках — чешуя, — даже повязки снял и напомнил об особенности, которая прячется под тканью и одеждой, — да меня даже на порог внешних дверей не пустят! Выгонят взашей, или того хуже — пиками заколют!

— син Тао Дор! — повысил на меня голос ректор, поднимаясь со своего кресла: — прошение принято, мной подписано, так что все! Разговор окончен! — и показал мне на дверь, напоминая сроки явки к месту внеплановой практики, прописанных в письменном запросе от главного лекаря дворца.

Все еще находясь не в солнечном расположении духа, почти на взводе, желая отринуть печати ограничения, взревев во всю драконью глотку, закрываю за собой дверь и иду в комнату, где, как и всегда, пусто. Экзамены сданы, как теоретические, так и практические, каникулы настали, а это значит, что, по мнению Джека, можно продолжать пить, гулять и дебоширить.

Мне же не до этого, как и до расшаркиваний и вежливых отказов отметить сданную практику и теорию. Даже несмотря на то, что я всегда отказываю, меня все равно приглашают. Зачем? Или думают, я отказался в тот раз, но могу согласиться в этот? Странно. Но в данном случае неважно.

Надо собираться и выдвигаться домой. А уже оттуда к принцу и демону-советнику. И как же хорошо, что в запасе есть неделя. Успею собрать все необходимое, оставить послание тем, кто меня не застанет, хотя мы и договаривались увидеться по окончанию учебного года. Туда два дня, там два, буду на это надеяться и на обратную дорогу два. И того даже день на непредвиденные обстоятельства.

***

«У меня практика в королевском дворце! Когда вернусь — не знаю»

4 глава «Шелковые ленты, падающие белоснежным потоком, закручиваются подобно змее»

Покинув дом, оставив на двери записку друзьям, направился в главный город королевства Гридс. За небольшую плату и пару зелий, меня согласился подвезти местный торговец. И за непринужденной беседой, с остановками на привалы, сон и ужин, мы добрались до места, до главных ворот в город. Предоставив документы, получив полный презрения и уничтожения взгляд, прошел пост досмотра. А оттуда, как и говорил торговец, по центральной улице, по вымощенной брусчаткой дороге в замок, который когда-то принадлежал Королю-Дракону, являясь его земной резиденцией.

А на посту стражи, как я и предполагал, меня за внешний вид и отличительные драконьи особенности, выделяющие из толпы, готовы были не только вышвырнуть за пределы города, а также определить на вечный постой в братской могиле неизвестных. То ли обо мне забыли, то ли проверяют на прочность. Что не важно, так как еще немного и правда уйду, оставив письмо с приглашением на пике одного из стражников. Я так бы и сделал, уже готов был покидать город, даже повернулся к дворцу спиной, как услышал голос:

— Син Дор, — обернулся и вновь увидел его — Айсидора Дэйна, — прошу простить меня за задержку, — а у самого на лице написано, что первое испытание я прошел. Стойкость и выдержку показал, именем академии и требованиями разбрасываться не стал, а значит, вежливый и воспитанный. Что собственно и есть на самом деле.

— Ничего, милорд… — и сделал вид, что замялся, так как по сути имени данного индивида не знаю, как и статуса. Просто милорд.

— Граф Айсидор Дэйн, — представился демон, протягивая мне руку в знак приветствия, и я ее пожимаю, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не сломать в нескольких местах разом, да еще и со смещением. — Прошу, — приглашает меня следовать вперед.

По пути до дверей дворца, демон рассказывал историю создания данного архитектурного творения, возведенного еще Королем-Драконом, а потом долгий путь реставрации разрушенной его части, уже под четким руководством короля Алистара Мудрого. Я шел и делал вид, что со всем соглашался, некоторым вещам поражался, от каких-то сюжетных линий печалился. То есть, полностью вошел в образ благодарного человека, верящего в твердую, но справедливую руку монарха.

И все шло гладко, тихо и спокойно, ровно до тех самых пор, пока демон не привел меня в главный зал, он же тронный, с королем на пьедестале. Окружен он был свитой и младшими детьми, смотрящими на меня, как на диковинную зверушку. И как же я пожалел, что не могу отгородиться от шепотков придворных, обсуждающих мой нечеловеческий внешний вид.

— Нелепый!

— Вульгарный!

И это самое «лестное», что я услышал о себе из уст этих «благородных» лордов и леди. Король же, который Мудрый, просто улыбался и со всеми речами соглашался, а стоило мне подойти ближе и вынужденно склонить голову в поклоне, потребовал:

— Покажись!

Я не сразу понял о чем идет речь, ведь показал себя со всех сторон, как того и требовал монарх. Сделал круг по часовой стрелке, потом против, но тут же получил гвалт из хохота и насмешек, накрывших меня куполом вакуума, от которого хотелось провалиться со стыда. А лучше оглохнуть и ослепнуть, чтобы не слышать очередную дичь из уст короля:

— Чешую дракона-тирана! — потребовал он и тут же, сиюсекундно толпа стихла!

Все смотрели на меня голодными, пожирающими глазами, при этом леди закрывали губы и трепещущие крылья носа веерами, а мужчины со злостью поджимали губы, сводили брови к переносице, скрипя от злости зубами. Не стал отказывать королю, а расстегнул перламутровые пуговицы на пиджаке формы и закатал их по локоть, как и рукава рубашки. Остались только шелковые ленты, скрывающие чешую на предплечьях. Они скатились с кожи рук, падая белоснежным потоком на пол, закручиваясь спиралью, подобно змее.

— Вот, Ваше Величество, — показал я руки, на которых, от падающего солнечного света, переливались оттенками лепестков спелой вишни мелкие чешуйки, тянущиеся витиеватой дорожкой от запястья к плечу. Почти незаметно, но все же…

— Спина! — скомандовал монарх и Айсидор тут же подошел ко мне и шепнул, что необходимо показать и позвоночник, по которому так же тянется змейка из чешуек.

Вот тут я действительно впал в прострацию. Раздеваться? На глазах публики? По требованию какого-то человечишки? Чтобы мое тело стало достоянием сплетен и пересудов? А возможно, и чьих-то извращенных фантазий. Нет, нет, и еще раз нет! Не позволю и порву на месте любого, кто ко мне прикоснется с целью раздеть!

Враждебность моя была нескрываемой, как и протест оголиться на публику, пусть и по пояс. Заминка стоила мне хмурого взгляда короля, словно пронзающего мою квартеронскую тушку пиками, заливая грязной, драконом порченой кровью чистый пол. Видя, что я продолжаю сопротивляться, и не планирую снимать рубашку, оголяя плечи и спину, король дал сигнал стражнику, который тут же, под воодушевленные, полные возбуждения и опьянения взгляды придворных, потянул ко мне свою руку, но тут, на его пути встал демон, возлагая эту обязанность на себя:

5 глава «Пронзенный Генерал Бури, стремительно летящий к земле, упокоится с миром...»

Ужин, как и думалось Тао, прошел не лучшим образом. Поесть ему не удалось, лишь перехватить со стола на последних минутах пару персиков, взяв с собой в комнату. Все то время, что юноша провел в компании демона, принца и главного лекаря, ему пришлось отвечать на нескончаемый поток вопросов, не связанных одной темой. Вопрошающие чуть ли не перебивали друг друга. Принцу хотелось узнать от Тао, знаком ли он со своими чистокровными драконьими родственниками? Пересекались ли они? Виделись? Лекарь требовал же от парня академических ответов, по не так давно сданным экзаменам, и сверх этого.

Демон же все это время просто наблюдал за Тао, что-то себе мысленно помечая и записывая на подкорку сознания. И лишь изредка задавал вопросы, не касающиеся драконьей родни и познаний в лекарском деле. Об увлечениях, не связанных с целительством, о друзьях, есть ли они у Тао, о планах на будущее, чего хотелось бы квартерону в первую очередь, как он покинет академию, получив документ об образовании. Ответы Тао на эти вопросы были просты:

— Поэзия, — это об увлечениях, — немного пишу стихи и уважаю поэтов прошлого, — уточняя, — невзирая на их расовую принадлежность, так как искусство не знает различий.

С этим демон согласился, а вот принц и главный лекарь нет. Но свое мнение высказали лишь недовольными фразами, направленными на тех поэтов и писателей, что своими строками затмили разум молодежи. Что же касается планов на будущее, Тао и сам пока не знал. Ведь его будущее, в руках монарха, перед которым он сегодня предстал.

— А друзья? — напомнил демон о еще одном вопросе, на который квартерон так и не ответил. Или забыл, или специально опустил, кто его поймет?

— Приятелей и знакомых достаточно, — чуть откинувшись на спинку стула, сказал Тао, при этом прикрыв глаза от усталости, — а друг, самый верный и преданный — один, — и перед глазами встал облик некроманта, почти постоянно носящего черный балахон с глубоким капюшоном, пряча за тканью пепельно-голубые волосы и цвета мёда глаза. Увидеть друга, поговорить с ним, пройтись по улицам города, посидеть на крыше, любуясь луной и звездами Тао не отказался бы. Как и сойтись в тренировочном бою, практикуясь в давно изученных техниках.

— Кто он? — задает вопрос демон, смотрящий на задумавшегося лекаря.

— Юнор маэ Валтор, — имя им ничего не скажет, так как Юнор из темного, скрытого в летописях и веках рода, всегда служившего королям-драконам тайно, не раскрывая личности и лиц. — Он, как и я, дитя войны. Сирота, воспитанный городом и улицей, — вот и вся информация. Ничего конкретного, лишь слова, которые нет возможности подтвердить или опровергнуть. А о предках друга, принцу, демону и главному лекарю известно лишь:

— Некромант, — задумался принц, переглядываясь с демоном, — он владеет семейным даром? — этот вопрос был задан с одной целью — приманить вероятного союзника на сторону наследника престола. Но юноша с розовыми волосами отрицательно покачал головой, говоря:

— Некромантии в роду Валтор учат в кругу семьи, сам постигнуть дар рода юный маг не сможет. В мир духов, чтобы предстать перед ликом Смерти, нужен старший проводник, уже ЕЙ представленный. А вся родня Юнора, как и моя, сгорела в Проклятом Пламени, — расстроил он сидящих напротив него заинтересованных особ, которые быстро забыли о Валторе, перейдя к иным темам, уже к своим, при этом не замечая Тао, как и давно ушедшего лекаря.

Так и тянулся бы обед дальше, если бы принца и демона не позвал к себе король, прислав за ними гонца. Юношу отпустили к нему в комнату, не проводив, зная, что без чужой помощи дойдет, а сами же, что-то своё обсуждая, уже и забыв о некроманте рода Валтор, как и о мальчишке-квартероне, шли к королю на ковер. А Тао Дор, держа в руке схваченный со стола персик, шагая в свою комнату, думал о друге, которого он не увидит еще долгое время.

— Юн-чан, мы обязательно встретимся. Очень скоро встретимся, — пообещал он самому себе, зная, что бытие его в стенах замка продлится недолго.

Все же, драконьему отпрыску, пусть и квартерону, нечего делать подле короля. Только напоминать о прошлой, уже почти забытой войне, в которой люди и все те народы, кто их поддержали, одержали победу. Да и самоутверждаться за счет отпрысков проигравшей стороны. А также получать от придворных косые, полные ненависти взгляды, да слышать в свой адрес изысканные речи, деликатно приправленные ядом. На это времени потребуется недолго. Так как данное развлечение быстро надоест и пресытится.

Были прецеденты. Академия, первый курс и детишки важных особ. Увидев розовые волосы, повязку на правом глазу, да чешую на предплечьях, вволю насмеялись, все то, что было на языках — высказали, слухи, ими придуманные — распустили, и стали ждать. Но реакции на все сотворенное от Тао не последовало. На оскорбления — не реагировал, на насмешки — не обращал внимания, а на обвинения и клевету — закрывал уцелевший в войне глаз. Он — нерушимая стена спокойствия. Пробить ее не по силам никому.

***

— Что-то еще интересно о лекаре узнал? — спросил принц у демона, когда те покинули обеденный зал и направились к королю на аудиенцию. — Ведь не просто так ты расспрашивал его о увлечениях, друзьях, планах? В чем-то подозреваешь? — зная демона уже более пятнадцати лет, принц понимал, что Айсидор не просто так отвлекал парня от допроса о драконьей родне и медицинских терминов. У демона молний был свой в этом умысел. И Винсент не ошибся.

6 глава «Проклятое пламя порочного огня, сжигающее в пепел, преследующее до скончания веков »

Тао

На город уже давно опустилась ночь, лазурь полуденного неба сменилась темной, бархатной синевой, с искрами золотых звезд. Путь бродягам и странникам указывала бледная луна. Замок давно спал, но мне не спалось. В чужих, даже вражеских стенах, все еще видя перед глазами тот уничтожающий, давящий взгляд короля, готового раздавить меня, словно я ползающий таракан. А еще пробирало дрожью тело от унижения, которое пришлось пережить по его вине. И даже крылья Айсидора, расправленные и скрывшие от пристальных взоров, не изменили ситуацию. Мне пришлось раздеться и показать тело.

— Хорошо, что удалось скрыть тебя, — говорю, смотря на луну, касаясь через ткань рубашки кончиками пальцев застарелого, и давно загрубевшего шрама на груди, от того самого, дальнострельного копья, чуть не оборвавшего мне жизнь. Если бы не Юн-чан, призвавший пламя души, то…

Больно!

Перед глазами алая пелена, в ушах, отдавая в голову, застилая багровым туманом разум, бьют набатом душераздирающие крики, нескончаемые залпы и оглушающие взрывы, отовсюду слышны призывы к действию. Во рту стоит вкус железа, это сгустки и ошметки легких, растерзанных сталью орудия. Поднявшихся к горлу вместе с кровью, они жаждали выхода.

Кха-кха!

Раздирает глотку горячий, обжигающий внутренности кашель, окрашивая стальную броню алыми брызгами. Кое-как, преодолев боль, сковывающую ледяными цепями, ломаю на последних силах длинную рукоять копья. Опираясь о ствол дерева, смотря на ревущие громом и молниями небеса, прошу оставшихся в живых друзей закончить эту войну, указать зарвавшемуся рыцарю его место. Сам я уже не присоединюсь. Тело тяжелое, словно свинцовое, меня не слушается. Глаза сами собой закрываются, унося в извечный сон.

— Такэ-чан! Нет! Не закрывай глаза! Слышишь меня?! — врывается в могильную тишину голос лучшего друга. Он быстро опускается передо мной на колени, скидывает со своей головы мешающий капюшон и смотрит алыми, как кровь глазами, в которых застыли слезы и боль. — Я тебя не отпущу! Понял?

— Юн-чан, я… — но дальше только хрип и кашель, выбивающий из горла алые всплески, остающиеся на лице неоформленными пятнами.

— Даже не думай!

Тогда, в тот миг, я впервые увидел в глазах Юнора злость. Не на меня, и даже не на того, кто пронзил мою грудь копьем, а на НЕЕ. За то, что хотела забрать в свои чертоги, не дала и шанса на будущее. Возможность отомстить. Гнев в алой радужке продолжал гореть багровым огнем, а на руке, на кончиках пальцев, затрепетал он — огонь его души.

— Во имя жизни, ночи, дня! Во славу света и тепла! Под сводом неба, звезд, луны! Душа к душе! — произнес Юн, касаясь лезвия копья, застрявшего в моей груди. Рука друга, с трепещущими на кончиках пальцев лепестками черного пламени опустилась на сталь орудия, тут же распыляя его пеплом, открывая зияющую алой бездной рану. — Возьми душа мои года! Возьми и живи!

— Нет! — вскрикнул я, но было поздно.

Рука Юнора, окутанная темными всполохами стихии, уже опустилась на мою грудь, а черный огонь его души, отданный добровольно, жарко опалил тело, вскипятил кровь и поднял из глубин рык, оглушивший ревом все вокруг. Рана затягивалась на глазах, покрывалась алой коркой, а Юн становился слабее и слабее.

— Жив, — сказал он и начал заваливаться назад. Еле успел его поймать и притянуть к себе, поддерживая за плечи, возвращая капюшон на прежнее место, скрывая пепельно-голубые волосы. На вопрос, сколько лет он отдал, чтобы исцелить меня, некромант, приоткрыв один глаз, измученно улыбнувшись, сказал: — сто лет! — а на попытку возразить, что это много, сказал ерунда, и для лучшего друга, даже брата, не жалко. Но не для меня.

— Не для меня, Юн-чан, не для меня! — сказал это вслух, все также, через легкую ткань потирая белесый шрам. Взор мой по-прежнему устремлен к звездам и луне, а сна при этом нет и в помине. Вот что значит чужие стены.

Думал, что просижу у открытого окна всю ночь, буду наблюдать за звездами и луной, видеть поэтапно, как синяя пучина сменяется лазурью, но нет. В дверь, уже далеко за полночь, тихо и ненавязчиво постучали. Гостями стали принц и его советник. Что их в столь поздний час принесло? Даже не предполагал. А просто слез с подоконника, открыл дверь и задал вопрос:

— Ваше Высочество, милорд Дэйн? Что вас ко мне столь поздно привело? — интересуясь их визитом, застегивал пуговицы распахнутой рубашки, так, на всякий случай скрывая от внимательного взора Айсидора шрам от копья.

Принц и советник, пройдя в выделенную мне комнату, расположились у окна, на котором ни так давно сидел я. Мне же предложили мягкий со спинкой и подлокотниками стул. Ни к добру этот их визит и взгляд, которым на меня смотрят. Такое чувство, что мне или приговор принесли, или в ряды добровольцев на окраины границ записали. И как оказалось, я недалеко от истины отошел.

Загрузка...