Леший, паук и собаки
Лис сидел на высоком холме, напряжённо и внимательно вглядываясь в полосу леса, что тёмной стеной возвышалась в полукилометре. Восемь пушистых хвостов мели траву, сам лис был крупным, с шерстью, отливающей серебром и словно искрящейся на солнечном свете. Длинное ухо вздрогнуло, повернувшись, он услышал тихое порыкивание. Лапы упёрлись в землю, он приник животом и грудью к прохладной, мокрой от росы почве, затаился. Хвосты остановили свое мельтешение, прижались к земле.
Рычание приближалось, вот из леса вылетели силуэты. Три, нет четыре. Последний отстал, чуть заметно прихрамывая. Массивные бочкообразные тела, длинные толстые лапы, голова словно бочка, нацеленная на тело, практически без шеи, и длинные сверкающие, словно ножи, клыки, с которых текла пена, срываемая ветром и уносимая назад. Псы пробежали мимо холма, то и дело поднимая головы вверх и принюхиваясь.
В этот момент лис прыгнул. Когти, впившиеся в землю, выбросили комья черной почвы, вырывая целые пучки травы. Он высоко подлетел в воздух, замерев в наивысшей точке. Вокруг тела появился дрожащий белесый круг, словно пролитое молоко. Вспыхнули и зажглись яростным огнем восемь огненных сгустков размером с голову каждый.
Псы затормозили, пропахивая лапами землю, развернулись, чтобы броситься на добычу, но было поздно. Один за другим, с гудением рассерженного шмеля, огненные шары срывались с круга и неслись в сторону тварей. Первый ударил пса по морде. Грохнуло. Массивную тушу отшвырнуло назад, но он тут же поднялся, роняя кровавую пену. Сквозь сожжённую плоть проступила не кость. Каменная фигура, словно она и служила костяком.
Второй огнешар промазал: почувствовав приближение опасности, пёс отпрыгнул в сторону, захлебываясь злобным рыком. А вот три следующих угодили точно в цель. Жертвой стал последний, прихрамывающий. Сгустки пламени, попав почти одновременно, скрыли его фигуру в огненном вихре, а когда тот угас, на месте чудовищной собаки остались лишь обломки камней.
Лису повезло ещё раз: последний сгусток, пройдя по касательной над спиной присевшего пса, взорвался прямо под брюхом первого, что уже пострадал от атаки. Он ещё двигался, но из кошмарных разрывов плоти сыпалась каменная крошка, пса шатало, и было видно, что он не жилец.
В этот момент лис перекувырнулся в воздухе, приземлился на четыре лапы и стремглав кинулся прочь. Два оставшихся монстра ринулись следом, оглашая округу леденящим кровь воем. Лис петлял по лугу, несясь к видимым вдали деревьям. Не к той сплошной стене дремучего леса, откуда вырвались камаину, а куда более редкой полосе посадок, отделяющих распаханные поля местных крестьян от луга и леса.
Челюсти щёлкнули в опасной близости от хвоста. Лис рефлекторно поджал его и ускорился, распластавшись в бешеном беге на ветру. Уши прижались к голове, глаза вытаращились. Он пролетел между двух молодых дубков и резко затормозил, разворачиваясь. Лишь морда первого демона-пса поравнялась со стволом, как крупная фигура спикировала на него сверху. Рука, согнутая на манер когтей и покрытая чёрными молниями, угодила точно в основание черепа.
Раздался громкий треск, и каменные позвонки не выдержали, раскрошившись в пыль. Голова покатилась вперёд, плоть на ней кипела и стекала тёмными потоками, превращаясь в мерзко пахнущую жижу. Челюсти второй твари щелкнули в опасной близости от лица. Зелёные глаза с вертикальными зрачками полыхнули, и прямо в морду камаину ударила вязкая струя огня.
Лис проворно сдёрнул со спины каменного пса бумажную печать, что проступила из-под сожжённой плоти, и каменный монстр замер, превратившись в самую обычную статую, правда покрытую потоками расплавленной и сожжённой плоти.
— Великая мать и её божественные груди, — пронеслось у него в голове.
Лис плюхнулся задницей на траву абсолютно не звериным способом, вытянув вперёд задние лапы и уперев передние между ними. Раздался хлопок, и на траве сидел мужчина лет тридцати с длинной косой, заплетённой на макушке, и выбритыми висками. Короткая чёрная борода тряслась вместе с челюстью, выбивавшей чечётку.
Второй мужчина, чуть постарше, с волосами, тронутыми сединой, встряхнул руками, сбрасывая на траву чёрные молнии, что ещё пробегали по пальцам, и утёр тыльной стороной ладони губы, по которым ещё стекали струйки огня. Лоскуты тьмы впитались в тело. Из глаз медленно уходило свечение, зрачки сплющивались, становясь обычными.
— Знаешь, меня это уже начинает утомлять, — недовольно произнёс он, доставая из кармана короткую трубку из ореха и кисет с табаком. — Долго мы ещё будем здесь скакать, как две мартышки в брачный период?
— Ой, гляньте на него, — всплеснул руками сидящий на земле, одетый в холщовое хаори и штаны с вышивкой, поверх которых крепилась короткая кожаная юбка. — Ты ещё скажи, проголодался. Ну, вон погрызи, может, питательными покажутся, — кивнул он в сторону статуи.
— Линь, я хочу напомнить, что гоняются за тобой, — язвительно произнёс мужчина. — Я-то хоть сейчас могу… в кабак пойти, особенно с симпатичными разносчицами. А ты тогда будешь один тут бегать, тряся хвостами, пока и остальные не оторвут по одному.
— Ладно тебе, лучше встать помоги, — кицунэ протянул руку, за которую схватился его приятель, рывком ставя того на ноги. — Но разрази меня Райдзин, это действительно начинает утомлять. Я не думал, что Кумихо так разозлится.
Линь со стоном почесал место пониже спины, откуда у приличных лисиц растёт хвост.
— И сколько за твоей головой ещё будут посылать этих зверюшек? — поинтересовался мужчина. — Ты, кстати, за прошлых не рассчитался, смею напомнить.
— Артур, ты невыносимо меркантилен, — Линь хрустнул поясницей и охнул. — Отдам я тебе эту несчастную бутылку. Отдам.
— Две, мой бедный друг, уже две, — он изобразил перед его лицом два растопыренных пальца. — Эти зверюшки идут отдельной графой.
Линь отряхнулся и потрусил по тропинке, петляющей по полю, словно её протаптывал пьяный заяц. Бубня себе под нос про разорителей чешуйчатых. Артур ухмыльнулся и последовал за ним.