Загудели вихри магические, сплетаясь, задрожал древний замок, извергая в пространство магические сгустки великие, потемнело небо на много вёрст округ, поднялись в небо мощные магические смерчи и завяли цветы алые, издревле обвивающие замок…
Нет больше одного из сильнейших родов королевства, нет и никогда не будет. Позором покроется имя рода сего и ужасную историю его будут рассказывать в назидание потомкам…
А те, кто ещё недавно считались лучшими, стали худшими. Не подаст им никто ни крошки хлеба, ни глотка воды, а ежели захотят они из лужи напиться, погонят их палками от сей лужи…
И выжгли им на лбах их по десять полос калёным железом и выбрили им головы их и брови…
Чтобы никто не обманулся, чтобы никто и капли жалости не подарил отверженным. Сутью рода отверженным, великой магией отверженным…
Людьми отверженным…
Мицариэлла.
Сколько себя помню, моя жизнь не менялась никогда. Никогда ни батюшка, ни матушка не удостаивали меня вниманием своим. Да, конечно, в гостиной я сидела вместе со всеми, и еду слуги подавали мне на равных, правда, в последнюю очередь.
Да, конечно, одежда у меня тоже соответствовала батюшкиному статусу зажиточного купца. На этом, правда, всё. Не было ни одного слуги, ни одной нянюшки, коих в нашем замке предостаточно, кто хотя бы замечал меня.
Зато была моя сестра, вокруг которой и крутились все эти слуги, няни, да и батюшка с матушкой не жалели для нее ни любви, ни ласки. А, совсем забыла. Мне ещё дозволялось сидеть где-нибудь в уголке на уроках моей сестры. Учителя к ней приглашались самые лучшие, каких только можно найти за деньги.
Училась моя сестра неохотно, зато я наслаждалась этими уроками, запоминая каждое слово её учителей. А так как втолковывать науки моей сестре учителям приходилось не по одному разу, к концу её обучения я уже знала не меньше каждого учителя.
Вы, может быть, думаете, что со мной что-то не так, что я не дочь своих родителей, например, или не вышла внешностью, или что-то ещё. Нет, я обычной внешности, хорошенькая, даже красивая, зла никому не желаю, ума тоже имею немало, особенно по сравнению с моей сестрой.
Нет, дело лишь в том, что я не могу говорить, ну, то есть все окружающие думают так. А у нас неговорящие считаются не только знаком проклятия для семьи, но и даже лишёнными ума, поэтому никто и не тратил на меня ни силы, ни время.
Гостям замка меня представляли как дальнюю слабоумную родственницу, которую моя благородная семья держит из жалости. Но это бывало очень редко, чисто случайно, когда гость являлся внезапно и меня просто не успевали запереть в моей комнате, очень, кстати, просторной и удобной. То есть, вы, наверное, поняли, что мое существование просто скрывали от окружающего мира. Другими словами, моя семья не дала мне шанса на легальную жизнь. Знаете, это обидно.
Правда, я не могла говорить лет до пяти, да. А потом я поняла, что на самом деле быть как бы невидимой для других, это даже интересно, можно узнать много того, что недоступно другим, например, опять же, моей сестре. Поэтому теперь, когда мне минуло девятнадцать, я по-прежнему невидимка для окружающих, никто из них не слышал от меня ни слова. И не услышит.
Лет с пяти со мной вообще происходило много чего интересного. Например, я обнаружила, что прекрасно вижу в темноте. Это совпало как раз с тем временем, когда я смогла произнести своё первое слово. Это было слово лес, ведь разговаривала я только с деревьями. Всех остальных я не считала достойными общения со мной, я вообще очень быстро повзрослела.
Дни мои текли однообразно, мою сестру куда только ни возили и что только она ни видела, а у меня были только уроки сестры, на которых я обожала присутствовать, забившись в угол, и потом, книги. Мой батюшка считал престижным иметь большую библиотеку и покупал всё подряд и всё, что мог, при этом уверена, он сам не прочитал ни одной книги.
Зато для меня огромным наслаждением было забраться в библиотеку, не торопясь выбрать очередную книгу, и потом, забравшись в самый дальний конец нашего огромного сада, переходящего в лес, читать, читать и читать. Надо ли говорить, что о моих посещениях библиотеки не знал никто, равно как и о том, что я прекрасно умею читать.
Я уже говорила, что в темноте я вижу как днём и это здорово, поэтому обычно в библиотеку я и ходила ночью и читала, уютно устроившись в корнях какого-нибудь моего друга дерева тоже в основном по ночам.
Да, да, вы не ослышались, моими лучшими друзьями были именно деревья. Им я рассказывала о немудреных событиях моей жизни, делилась своими обидами, иногда даже плакала, а они показывали мне картинки, возникающие в моей голове.
Так и текла моя жизнь, и ничто не предвещало перемен, пока однажды за завтраком мой батюшка не сообщил как бы между прочим, что герцог де Брилье, по слухам, на грани разорения, ему срочно требуются денежные вливания и это отличный повод породниться с герцогом. И таким образом, потомки нашего рода уже будут чистокровными герцогами, а не жалкими купцами.
Правда, ложкой дёгтя в этой бочке мёда является старший сын герцога Антуан де Брилье, которого герцог, собственно говоря, и собирался женить на богатой наследнице. Слухи, ходившие про Антуана, были противоречивы, непонятны, но сходились все только в одном - все те девушки, кто начинал общаться с Антуаном, через какое-то время пропадали бесследно.
Правда это или нет, батюшка разбираться не хотел, но вот отдать мою сестру наотрез отказался. Что же делать? И дочку жалко, и герцогство - вот оно. Конечно же, пожертвовать ущербной, что же еще. План батюшки был прост и гениален. Я говорила, что мы с сестрой очень похожи? Так вот, жениться герцог должен был на мне под именем моей сестры, Лайлинны, затем уже как повезет.
Если батюшка успеет организовать молодому де Брилье несчастный случай раньше, чем пропаду в неизвестном направлении я, ну хорошо, если позже - тоже ничего страшного, моё исчезновение можно скрыть и Лайлинна благополучно становится вдовой, герцогиней и при своих же деньгах.
Да, да, мысль о том, что батюшка легко расстанется с кучей денег - крайне ошибочна, вообще- то. Матушка была в восторге, Лайлинна тоже, ну а я, что я? Все равно же ничего не пойму, так о чем жалеть-то, вернее, о ком.
В этот день я впервые за долгое время горько плакала, сидя в моём любимом убежище у подножия старого развесистого дуба. Дуб тихонько шелестел листвой и впервые не показывал мне никаких картинок, мне вообще показалось, что он разговаривает с соседними деревьями, под дружный тихий шелест листьев которых, наплакавшись, я уснула.
На следующий день батюшка вдохновленно решал только одну задачку, каким образом объяснить старому герцогу, отчего умненькая хохотушка Лайлинна вдруг повредилась умом и перестала говорить.
Но потом, справедливо рассудив, что за такие деньги де Брилье должны быть рады и лягушке с болота, решил не заморачиваться и объяснить столь радикальные перемены в Лайлинне потрясением от внезапно свалившегося на нее счастья в лице Антуана, ну или несчастья, кто уж как посмотрит. Потрясение временное, конечно. С устранением Антуана батюшка тянуть не собирался.
Оставалось только выдрессировать меня. Да, батюшка выразился именно так. Дрессировка выражалась в том, что батюшка раз по десять медленно повторял, что я должна во всем слушаться матушку и того человека, на которого матушка укажет. Антуана, я так понимаю. И так где-то по три захода.
После чего матушка провела тесты, заставив меня то подать ей чашку, то повернуться вокруг своей оси, то дойти до моей комнаты и обратно. Батюшка был в восторге от своих талантов. Я иногда думаю, а мои родители, вообще, у них-то с восприятием мира все в порядке?
Потом сестрица с брезгливой миной учила меня танцевать. Я сидела на её занятиях танцами и танцую лучше неё, поэтому вскоре батюшка гордился уже педагогическим талантом Лайлинны. Ну, действительно, за полчаса научить слабоумную сестрёнку танцевать, это надо быть гуру педагогики.
Вы знаете, если бы у меня не было тихой гавани в лице нашего парка и уютных пещерок чуть ли не под каждым деревом, где я могла свернуться в комочек и не думать о своей семейке, я бы, наверное, не смогла бы скрыть ни свои эмоции, ни зарождающуюся ненависть, да что там, ненависть к окружающим меня людям, наверное, съела бы меня изнутри. А так. Так я находила даже смешные моменты во всем вот этом.
В день приезда герцогов батюшка был сам не свой. После долгих раздумий было решено сразу выдать меня за Лайлинну, саму Лайлинну лишний раз не светить и запереть в её покоях, как меня обычно.
Но тут появились непредвиденные трудности в лице Лайлинны, которая наотрез отказалась сидеть взаперти. Никакие увещевания батюшки не помогали, Лайлинна билась в истерике до тех пор, пока не решено было, что Лайлинна сыграет роль дальней родственницы, приехавшей так вовремя погостить из прибрежных земель нашего королевства.
Кстати, у нас действительно есть дальняя родня в Эркокрайнезе, самом дальнем городке нашего славного королевства. Правда, никаких девиц нашего возраста у них в семье нет. Но когда батюшку смущали такие мелочи.
Ну что, Лайлинна порхала как бабочка, я ожидала указаний от матушки, сидя около неё, батюшка стоял на крепостной стене и смотрел в подзорную трубу, своё последнее приобретение. Наконец вдали показались сначала клубы пыли, потом четвёрка лошадей, а затем и карета с гербом де Брилье. Кстати, иметь свой герб всегда было одним из заветнейших желаний батюшки. К сожалению, купцам такая привилегия недоступна.
Слуги распахнули ворота, карета неспешно въехала в наш огромный вымощенный редкой цветной арзасской плиткой двор, батюшка величественно взмахнул рукой, и мы медленно, как и было велено, поплыли навстречу возможному повышению своего престижа в свете. Почему возможному? Ну, вы, наверное, догадываетесь, что купцов, желающих породниться с герцогами, много, а герцог с материальными затруднениями, к сожалению, всего один.
Накануне я слышала, как батюшка злобно делился с матушкой сведениями о том, что старый де Брилье устроил своеобразный конкурс невест и наш замок далеко не первый имеет честь принимать их милости.
Батюшка в победе был уверен, так как из тех же источников, да это и так было понятно, узнал, что конкурс проводился не среди невест как таковых, а по размерам закрепленного за этими самыми невестами приданого, причем предпочтения отдавались звонкой монете.
Ну что ж, логично, если уж продавать свою честь, то за максимально возможную цену. Все ведь знают, что если для купцов породниться с герцогами - это небывалая удача и огромная честь, то для герцогов ровно наоборот. Возможно даже, что после такого мезальянса не все люди его круга продолжат общение с де Брилье, да.
Тем временем из кареты показались наши дорогие в прямом смысле слова гости. Ну, что сказать. Не то чтобы я и до этого герцогов не видела. Видела, конечно, и побольше Лайлинны, но только со стороны, то, что показывали мне деревья. Один раз я попросила показать мне даже императорский дворец. Мне было тогда лет десять, наверное. Наблюдать императорский двор мне быстро надоело, намного интереснее было посмотреть новые места, я каждый раз просила показать мне то, что не видела раньше.
За эти годы я таким образом заглянула, наверное, в каждый уголок нашего королевства. В том числе и городок Эркокрайнез я прекрасно знала. Жаль только, картинки были без звука, но я все равно обожала рассматривать дома, улицы, людей, которые по ним ходят. Так что видеть-то людей я, получается, видела много. Вот только разговаривать с этими людьми не приходилось. Зато у меня были деревья, которые умели слушать меня и отвечали мне по-своему.
И вот сейчас вот он, шанс: стать как все, стать полноправным нормальным человеком, стоит передо мной. Обычные, в общем, люди. Старый де Брилье не так и стар, среднего где-то возраста, грубоватые черты лица, надменный тяжёлый взгляд, дорогая одежда.
Младший посимпатичнее, но тоже ничего особенного, на отца не похож, почему-то кажется мне смутно знакомым. Открытое дружелюбное лицо, тёмно-синие глаза, русые волосы. Обычный, в общем-то парень, у нас много таких лиц.
Почему, интересно, моя сестрица ведёт себя, действительно, как дурочка? Стоит вся пунцовая и глупо улыбается. Неужели не видит лёгкого презрения в глазах Антуана, не чувствует, что её осматривают точно также, как и нашу арзасскую плитку?
Плитка, кстати, просто баснословно дорога, герцоги, можно сказать, просто не сводят с неё глаз. Приосанившийся батюшка приглашает всех в замок, дальше шикарный обед, конечно, дальше батюшка уединяется со старшим де Брилье, оставляя нам на растерзание младшего.
Матушка старательно поддерживала светскую беседу, трещала о какой-то ерунде, я предсказуемо молчала, зато с сестрой происходило что-то странное и абсолютно непонятное.
Моя сестра вполне красива, успехом у противоположного пола пользуется, более того, любит ещё и поиздеваться над каким-нибудь незадачливым поклонником. Антуан этот не представляет из себя ничего особенного, но при этом абсолютно я уверена, каким-то образом за несколько минут он приобрел над сестрицей какую- то тяжёлую ненормальную власть.
Торги за меня или за Антуана с титулом, тут уж как смотреть, окончились довольно быстро, вышел сияющий батюшка со старым герцогом, торжественно объявил о завтрашней помолвке, гостей повелел сопроводить отдыхать перед тяжёлым днем и после тяжёлой дороги, и, таким образом, судьба моя оказалась решена мгновенно и без всякого моего участия.
Вскоре замок затих, ведь помолвки по нашему обычаю происходят на рассвете, с первыми лучами солнца. Я же по своему обыкновению направилась в библиотеку, взять новые книги, потом побродить напоследок по замку и по саду, ведь что-то мне подсказывало, что больше я не увижу этих мест. И ещё. Надо убедиться, что с моей сестрой всё в порядке.
Я осторожна шла по бесконечному коридору нашего старого замка, останавливаясь у каждой двери. Я и хотела найти то, что искала, и надеялась не найти. Мои надежды оказались напрасны, за очередной дверью я услышала смех своей сестры и приглушенный голос герцога Антуана де Брилье, моего жениха.
То есть, моя сестра наедине с мужчиной, ночью. Я застыла, ведь репутация бесценна и моя сестра это не просто знает, с ранних лет она научена вести себя безупречно, с ранних лет она знает, малейшее пятно на репутации и батюшка без жалости вышвырнет её за ворота. Таков обычай и не нам его нарушать. Девушка с испорченной репутацией - большего позора для семьи просто нет.
Что же я стою как вкопанная? Не думая ни о чем, я рванула дверь. Тяжёлая, на совесть сделанная дубовая дверь не шелохнулась. Де Брилье закрыл моей глупой сестре пути к отступлению. Дикая ярость застила мне глаза. Я желала в этот миг лишь одного - уничтожить негодяя, а перед этим растоптать всё, что ему дорого, на его же глазах.
Так, спокойно, Мицариэлла, спокойно. Уничтожить ты его всегда успеешь, почему-то я не сомневалась в этом. Теперь сестра, только сестра. Мой взгляд остановился на двери: "Милая, хорошая дверь, ты ведь была гордым прекрасным деревом когда - то, помоги нам, умоляю тебя!"
Меня трясло, я прижалась к двери всем телом, бормотала как в бреду, умоляя об одном: "Открой!"
Душный запах расплавленного металла привел меня в чувство. Как во сне я смотрела, как с той части двери, где был засов из лучшей марки корниильской стали, стекает блестящий серебряный ручеёк. Дверь мягко открылась, приглашая. Ужасная картина открылась моим глазам. Я ясно увидела ярко-фиолетовый туман, исходящий от негодяя в сторону Лайлинны, саму Лайлинну, замершую как овца перед закланием, и изумленный взгляд де Брилье, тянущего свои руки к моей сестре.
Я всегда много читала и прекрасно знала, что означает этот туман насыщенного живого цвета. Запрещённая магия, причем очень сильная, какая-то концентрированная. Откуда она у посредственного герцога?
Мужчина может приобрести такую магию лишь после близкого контакта с очень одарённой волшебницей, коей моя сестра точно не была. И ещё. Если эта близость не была освящена в храме Трёх Святых, волшебнице оставалось жить совсем недолго...
Старинная вязь букв из книг по магии неслась перед моим мысленным взором со скоростью горного потока ранней весной. Так, ярко-фиолетовый цвет - полное подчинение, перенаправление потока в сторону носителя - жесточайший откат, длительная потеря мужской силы, потеря памяти о последних двадцати часах и что-то ещё по мелочи.
Оставалось ударить по негодяю его же оружием. Не помню, говорила ли я, что книги по магии неприлично дороги, их крайне трудно найти, и ещё они просто шикарно выглядят, только на обложку каждой из них можно смотреть часами. Нужно ли говорить, что у нас их было очень и очень много, правда, читала их только я. Писаны они все были от руки, буквы старинные и не всегда понятные, объяснения сложные.
Сестра моя иногда разглядывала обложки с диковинными рисунками нездешних волшебных мест, матушка кроме нарядов, балов и сплетен, по-моему, вообще мало чем интересовалась, батюшка диковинные книги иногда нарочито небрежно выкладывал на свой стол в кабинете перед прибытием особо важных гостей, при этом зорко следя за сохранностью ценного имущества.
Итак, вспоминай, Мицариэлла, вспоминай, перенаправить поток, перенаправить... Моя ярость, моя боль и обида за сестру, моя настоящая семья - мои деревья, наш лес и сад, помогите мне! Я забыла, где я нахожусь, я забыла, кто я и что, одна мысль завладела моим существом, я видела только одно - живое фиолетовое нечто разворачивается и со скоростью анаконды из Рошгарских гор летит точно в голову де Брилье!
Но что это?! Туман стекает с моей сестры, группируется в яркую изящную стрелу, да нет, это вовсе не стрела, это красавица анаконда из Рошгарских гор, и она, переливаясь как диамант чистейшей воды, делает красивейший точнейший разворот и вытягивается в сторону окаменевшего де Брилье четкой прямой линией.
Красавица анаконда, бледная, как смерть, сестра, де Брилье, - закружились перед моим потрясенным взором медленно, быстрее, снова медленно, и, уже проваливаясь в спасительную темноту, я почему - то увидела поросшую чистыми зелёными побегами нашу старую дверь из экстрадорогого, приобретенного по именной королевской квоте адельтельского дуба.
Я плыла в чёрном туннеле, вдали, сверкая, кружились яркие огненные ленты и кто-то звал меня, потом кто-то тряс меня, потом я услышала чей-то плач. Туннель пропал и ленты пропали, я вдруг поняла, что лежу на холодном каменном полу и рядом плачет моя сестра.
-Лайлинна, - прошептала я.
-Мицариэлла? Ты говоришь? - сестра опять плачет, я слышу всё, но не могу открыть глаза, не могу шевельнуться и мне даже всё равно, что моя тайна раскрыта.
-Милая, пойдем, пойдем скорее, нам надо уйти отсюда, -сестра тянет меня за руки. Бесполезно, мне не двинуться самой ни на сантиметр. Сестра, всхлипнув, крепко хватает меня подмышки и тянет по полу как раненого воина в известной битве с гермесами.
Мне почему-то смешно, по пути я смотрю на бездыханного де Брилье, сестра замечает мой взгляд, кривится.
- Не волнуйся, не сдохнет, - успокаивает меня одна из воспитаннейших леди наших земель.
На полпути к моей комнате у меня получается слегка помогать Лайлинне, я начинаю ползти как каракатица из Грайвезских гор. Я тоже понимаю, не приведи Триединая Сестра нас кто-нибудь увидит. Но нам везёт, везёт невероятно, никого мы не встречаем на своём пути.
Наконец мы оказываемся в моей комнате, я буквально заползаю на кровать, меня накрывает неимоверное чувство облегчения и я проваливаюсь в сладкий и спокойный сон, при этом время от времени сестра будит меня, заставляет пить какие-то отвары, за которыми она, как я понимаю, лично носится в крыло прислуги на нашу огромную кухню, где есть абсолютно всё, что только выращивается и продается на наших землях.
В итоге, стоит первым лучам Светила с благословения Триединой Сестры появиться на горизонте, я просыпаюсь, полная сил и какой-то кипучей, неведомой мне до сей поры жаждой жизни, мне хорошо как никогда.
Лайлинна сидит на моей кровати, и, стоит мне открыть глаза, быстро шепчет: "Не волнуйся, не выдам твою тайну, сестра."
Сестра. У меня теперь есть сестра.
Больше Лайлинна не успевает сказать мне хоть что-то, потому что распахиваются двери, личные горничные матушки быстро и слаженно что только не делают со мной, и уже менее чем через час я вымыта, натерта редчайшими мазями из матушкиной коллекции, мои волосы переплетены диамантовыми нитями, а платье усыпано таким количеством драгоценных камней, что мне трудно носить его на себе.
Пока горничные суетятся надо мной, привычно не обращая внимания на неполноценную госпожу, я, как и всегда, узнаю кучу новостей из их болтовни. Оказывается, молодой и такой красивый герцог заявился лишь под утро, где был, выяснить не удалось, но вид уставший, он очень бледен и это так ему идет, наверное, все же повезло кому-то, но кому?
Горничные злобно косятся друг на друга, не забывая при этом быстро и слаженно превращать меня в истинную леди, невесту самого де Брилье. Все-таки матушка хорошо их натаскала, да.
Вообще, конечно, для простого люда потеря невинности не несет за собой таких трагичных последствий, как для леди, но, вообще-то, тоже нежелательна. Да и матушка моя очень строга с прислугой.
Кроме того, все горничные при поступлении к нам на службу проходят строгий отбор, батюшка лично предупреждает каждую, что разврата не потерпит, что оступившиеся особы будут опозорены, высечены прилюдно, вышвырнуты из замка, само собой.
И при этом горничные все как одна явно не прочь близко пообщаться с гадом герцогом. Странно это, странно.
Но самая главная новость, конечно же, это то, что в самом дальнем крыле замка пошла побегами дверь из древнего адельтельского дуба. А ведь все знают, что если в стенах замка адельтельский дуб дает побеги, то это знак высшей благодати Триединой Сестры.
Но мало кто знает, что еще это бывает, если поблизости появилась священная волшебница, это бывает раз в тысячу лет, об этом давно все забыли, только в старинных книгах можно найти рассказы об этом. Но старинные книги в замке читала только я...
Наконец за мной приходит матушка и по традиции ведет меня на церемонию помолвки. Сияющий батюшка, похожий на мертвеца Антуан, радостная матушка, задумчивая Лайлинна, - я смотрела на них, не вникая в то, что говорилось торжественным служителем храма Трех Святых, и думала лишь об одном - адельтельский дуб мгновенно дает побеги только в случае пробуждения силы священной волшебницы в непосредственной близости от него.
В случаях же высшей благодати побеги появляются постепенно и растут очень медленно.
И опять же, высшая благодать появляется, только если хозяин замка облагодетельствовал огромное количество людей, и это точно не про батюшку...
После церемонии по древнему обычаю жених сразу же везёт невесту в свой замок, но обязательно в сопровождении пожилой компаньонки со стороны невесты.
К выбору компаньонки уже матушка подошла со всей серьёзностью, выделив мне старую Паулину, совершенно бесполезную в замке старуху. Вся её деятельность сводилась к изображению предмета мебели в случаях приезда в замок гостей мужского пола.
Выбрана на эту почетную должность Паулина была исключительно благодаря своей представительной внешности, редкой среди прислуги молчаливости, а также неспособности к любой другой деятельности в силу преклонного возраста и, как я подозревала, в силу редкой природной лени.
Со своими обязанностями старуха справлялась на ура, не отходя от Лайлинны ни на шаг.
Тем более странно, где она была вчера.
Много странного, непонятного.
Устроившись в уголке кареты, я в последний раз встретилась глазами с заплаканной сестрой. Почему она плачет...
Мимо проплывали знакомые с детства двор замка, наш сад и лес вдалеке, деревья махали прощально ветвями, начиналась моя новая неведомая жизнь.
Я прикрыла глаза, чтобы не видеть ни Паулину, ни обоих де Брилье, и погрузилась в размышления. Никогда не была я неразумной, поэтому пора сказать себе, - А ты волшебница, Мицариэлла, именно ты.
Почему Триединая Сестра наделила даром именно меня? Что предстоит мне свершить и хватит ли сил? Никакой дар не дается просто так, а уж дар священной волшебницы...
Я вспоминала все те книги, которые прочла, говорила ли я, что я помню все, что видела и читала? Не знаю, только ли мое это качество, или так у всех...
Особое внимание я уделила воспоминаниям о прочитанных мною книгах по магии, особенно запрещенной, особенно той, проявлению которой была свидетелем совсем недавно.
Так, де Брилье холост, значит контакт с волшебницей не освящен, и, значит, дни неведомой мне волшебницы сочтены? Что-то не так, Мицариэлла, что-то не так. Волшебницы сильны и разумны, они никогда не опозорят себя развратом, это невозможно.
Память услужливо разворачивала передо мной страницы витиеватого старинного текста, одна, другая... Неужели? Ужас захлестнул меня.
Запретную магию можно получить и другой дорогой...
Если погубить невинность более восьми дев благородного происхождения... Не освящая в храме...
Меня трясло от ненависти к негодяю, ненависть, как живая рвалась наружу, хотела превратиться в прекрасную анаконду и впиться в негодяя, на этот раз навсегда лишая его разума. Известно ведь, что самое страшное наказание это лишение разума, смерть намного милосерднее.
Нельзя. Будь сильной, Мицариэлла, ведь первое правило обладающих даром, - не поддаваться сиюминутным эмоциям, любое преступление раскрывать полностью и до конца, что бы это ни было. Мне нужно понять главное: почему и зачем? Но как же это тяжело, ведь я совсем неопытна, я даже разговаривать с людьми толком не умею, деревья не в счет, это совсем другое.
При мысли о деревьях теплая волна любви и веры охватила меня. Меня перестало трясти, спокойствие и ясный ум снизошли на меня. Ты справишься, Мицариэлла, конечно, ты справишься со всеми испытаниями, что пошлет тебе Триединая Сестра, ведь Триединая Сестра дала тебе великие силы, коих нет ни у кого.
Карету мерно покачивало, Паулина спала, герцоги тихо переговаривались между собой, я, прикрыв ресницы, разглядывала новоявленных будущих родственников.
- К вечеру будем, - сказал старый герцог, с беспокойством глядя на сына.
Беспокоиться ему было от чего. Антуан выглядел больным, тяжело дышал, с трудом фокусировал взгляд. Ничего, через пару дней отойдет, я уже вспомнила все последствия отката, этот гад ещё легко отделался. И потом ему будет знатный сюрприз.
-Нам срочно нужно домой, дамы, - обращаясь ко мне, процедил герцог, поэтому потерпите без еды до вечера.
Ну логично, Антуану не до еды, а мы кто такие? Купеческая дочь с непонятной компаньонкой?
Карета скользила как по волнам, окна затянуло темной мглой. Портальная карета. Такие разрешено иметь только титульной знати не ниже герцогской. Эти кареты делают прыжки от точки к точке, поэтому путь длиною в месяц могут проделать за пару дней.
Батюшка всегда страстно мечтал о такой, но не всё можно купить за деньги, по крайней мере, напрямую.
Без еды так без еды, есть время подумать спокойно.
Итак, что мы имеем, Мицариэлла?
Получается так, что молодой герцог в свое время вытянул позорным распутным способом энергию и силу из более чем восьми знатных дев, обрекая их на положение ниже животных.
При этом только часть этой энергии он физически способен использовать, и только исключительно для подчинения. Всю остальную часть можно только отдать. Кому? Для чего?
Я мысленно который раз пробежалась по страницам книг, ошибки быть не могло, моя память не подводила меня.
Вспоминаем дальше. Если союз со знатной девушкой освящен в храме Трёх Святых, то при консумации брака энергия и сила, которая изначально заложена в любой знатной девушке, передаётся супругу, смешивается с его энергией, и таким образом рождается энергия пары, которой теперь уже супруг щедро делится со своей половинкой.
И только в освященных таким образом браках могут родиться одарённые дети, настоящие сокровища нашего мира.
Знать в нашем королевстве имеет сложную иерархию. На самой нижней ступеньке стоим мы, купцы. Дальше герцоги, графы, бароны, маркизы, лорды, и, наконец, сам император.
Что самое обидное, так это то, что только купцы почему–то считаются неровней всем остальным, особенно в вопросах заключения брака. То есть все остальные могут смешивать свою кровь как угодно, но только брак с выходцем из купеческой семьи это позорный мезальянс.
Нет, само общение не запрещено, не пресекается, у Лайлинны, например, лучшая подруга дочь барона, ограничения касаются исключительно брака.
А так, у той же Лайлинны полно поклонников не только из купеческих семей, сердцу ведь не прикажешь, а сестра многих покрасивее будет.
Правда, брак со всеми этими маркизами, лордами и так далее ей практически не светит. Поэтому и Лайлинна не относится ни к одному из них всерьез, а страшно любит ещё и поиздеваться над очередным высокородным отпрыском.
Так вот, если каким-либо неведомым образом знатная девушка подарит свою невинность вне брака, во-первых, она навсегда лишится всего запаса своей энергии, а также и зачатков дара, если они есть, и, самое главное, она никогда не сможет выносить дитя, то есть невинные души будут погибать, не родившись.
И вот за это Триединая Сестра наказывает без жалости. Не знаю, как это происходит, но в тот же миг несчастная лишается любви и привязанностей всех своих родных, более того, родители оступившейся начинают испытывать чувство ненависти к дочери, а также жгучий стыд за неё.
После чего несчастную вышвыривают за ворота, в чём была, предварительно выжигая каленым железом десять полос на лбу и выбривая голову и брови.
Никто никогда не подаст и крошки хлеба оступившейся, никто никогда не пустит её на порог.
Если она захочет пить, её не пустят к реке, первый же встречный погонит её прочь от реки палками и камнями, даже напиться из лужи у несчастной шанса нет.
Долго распутница не живет. Может, пара дней, может, чуть больше.
Поэтому ни одна знатная девушка в своем уме никогда не пойдет на такое.
Тем не менее, это иногда случается.
Раньше я никогда не думала на эту тему, распутницы меня не интересовали, жалости к ним я не испытывала никогда, как и все остальные жители нашего королевства.
Тем более, это, действительно, редчайшие случаи, и о таком в нашем графстве при моей жизни даже и не слышали, бывали случаи в нескольких отдаленных герцогствах , но и то до нас доходили лишь слухи.
Но сейчас такая участь могла постигнуть мою родную сестру, несмываемый позор мог покрыть весь наш род…
Но Лайлинна ведь была под магией подчинения. Никогда моя сестра, так же, как и любая другая знатная девушка, не пошла бы на это добровольно…
Как и любая другая знатная девушка…
Это, что же, получается, что и те несчастные, слухи об ужасной судьбе которых доходили в наше тихое графство, совершили распутные действия не добровольно, а под подчинением?
Получается, что все они стали жертвой негодяев, которым просто понадобилась их энергия? И получается, что это было вовсе не добровольное распутство, а хладнокровные убийства несчастных.
Тем временем карета замедлила ход.
-Подъезжаем, сын, -- Гортон де Брилье коснулся плеча сына, да, как же я забыла имя старого де Брилье, хотя... Он вовсе не так уж стар, у меня было время его рассмотреть, у него достаточно молодой взгляд, а морщины стали как будто меньше за нашу дорогу...Как же может это быть и сколько загадок предстоит мне разгадать?
Наконец карета остановилась, Гортон де Брилье, поддерживая Антуана, повел его из кареты, метнув на меня полный ненависти взгляд.
А вот это уже интересно. Старый или не совсем старый лис, похоже, что-то заподозрил.
Дверцы кареты распахнулись, я легко спрыгнула на землю и замерла, очарованная огромным шикарным замком, стены которого были увиты разноцветными розами и еще какими-то неизвестными мне алыми цветами.
Навстречу герцогам вышел представительного вида пожилой мужчина в черной одежде, почтительно поклонился и застыл, ожидая указаний.
Где же многочисленная челядь?
--Покажи дамам их комнаты,- небрежно бросил Гортон лакею и, не глядя на нас, удалился вместе с сыном.
Даа, такое впечатление, что жениться на мне тут никто не планирует и герцогского титула батюшке не дождаться, по крайней мере, не в этот раз.
Говорила ли я, что купец может купить себе титул в случае, если его дочь, сочетавшись законным браком, например, с герцогом, станет герцогиней, после консумации брака, естественно.
В таком случае как бы потомок купца в лице дочери, является уже герцогом, и в этом случае и счастливый отец может купить себе титул повыше, причем за очень небольшую плату в казну.
Правда, сами герцоги за такую женитьбу берут девушек с немеряным приданым. И бывает это лишь при исключительных обстоятельствах, когда нужда в деньгах для таких семей является, что, называется, вопросом жизни и смерти.
Но для этой семьи... Я шла по широкому коридору, украшенному гобеленами с магическими узорами, по полу из теплого дерева светлых пород, мимо светильников из чистого золота, усыпанных диамантами, смотрела на потолок, расписанный вручную, и все отчетливее понимала, что беззаботная моя жизнь на этом окончена и что если бы на моем месте оказалась бы Лайлинна, ее дни были бы уже сочтены точно.
Потому что не нужны герцогам деньги. Нужна знатная невинная девушка. Я.
Не удивлюсь, если буду девятой. Именно поэтому де Брилье мотались за невестой на другой конец королевства, куда доходят лишь неясные слухи и откуда на обычной карете добираться до роскошного замка де Брилье не менее месяца.
Королевство у нас огромное и всегда можно найти очень отдаленные области с большим количеством купцов, имеющих дочерей брачного возраста.
Лакей распахнул передо мной высокие резные двери, мои ноги ступили на шикарный, по щиколотку, мягкий ковер из неведомых мне земель, резная мебель, множество ваз с цветами, мягкие кресла с бархатными накидками, огромные шкафы с множеством одежды...
У огромного окна уже стояли мои сундуки. Магия для дома. Вот это да. Да эти герцоги побогаче императора будут.
Я наконец поняла, что стою посреди этого великолепия одна. Без Паулины.
--Где моя компаньонка?-- лакей удивленно посмотрев на меня, поклонился, и пошел прочь?
--Где моя компаньонка???-- во всю силу своих легких в бешенстве закричала я, схватив лакея за рукав.
--О, моя милая Лайлинна, Ваш недуг, я смотрю, окончательно прошел? Не надо так пугать нашего слугу, Ваша компаньонка будет отдыхать после тяжелой дороги в одной из наших деревень, в настоящий момент она как раз туда направляется.
Старый мерзкий де Брилье отечески улыбался, неожиданно возникнув за моей спиной.
Я задохнулась от гнева. Они уже уничтожили мою репутацию, уже, простым увозом бестолковой старухи.
Я здесь одна, в замке, я была уверена в этом, лишь непонятный слуга и оба де Брилье. Всё.
--Ну что ж, отдыхайте, милая, Вы устали,--мерзко ухмыльнувшись, Гортон растворился в глубине бесконечного коридора. Слуга же избавил меня от своего присутствия еще раньше.
Итак, я одна в этом шикарном замке, в этих шикарных покоях, помощи ждать неоткуда и не от кого.
Надежда только на себя саму, Мицариэлла, только на себя.
Я со злостью захлопнула дверь, спохватившись, ласково провела по ней рукой, попросив дерево не пускать сюда никого, и глубоко задумалась. Подумать было о чем.
Во-первых, никакой свадьбы, естественно, не будет. Меня, как и других таких же, а в том, что эти другие были, я не сомневалась, попросту заманили в этот чудный замок, сыграв на тщеславии моего батюшки.
А так как приданое по договору батюшка должен привезти лишь на свадьбу, да не просто на свадьбу, а передать физически только после консумации брака, и только после нее, ну, просто, если нет консумации, то и нет гарантии нерушимости брака.
А без гарантий батюшка деньги еще никогда никому не отдавал, и, соответственно, разговоры говорить по поводу Антуана, по батюшкиному скромному выражению, до свадьбы тоже никто с нашей стороны не прибудет.
Ну, потому что кто консумировать-то будет, не говоря уже о женитьбе.
Свадьбу по обычаю играют самое раннее через месяц после помолвки, значит, примерно через месяц моей семье и придет чёрный вестник, что меня, например, похитили серые ящеры из Игназских гор или еще что-нибудь подобное.
У нас довольно опасный мир, если забрести в леса подальше, многое может случиться, правда, только не со мной, но об этом знаю только я. Только я и деревья.
Моя семья поверит. И де Брилье смогут делать со мной всё, что захотят. Ну, это они так считают.
Почти уверена, что отдохнуть и опомниться мне никто давать не собирается, поэтому спать мне сейчас никак нельзя, по крайней мере не здесь, не в этих покоях и даже не в этом замке.
И спасибо, спасибо Лайлинне, которая в последний момент сунула мне в сумку что-то съестное, в дороге под взглядами герцогов есть не хотелось, Паулина проспала всю дорогу, да и не заслужила, а вот сейчас мне будет перекусить в самый раз.
Правда не совсем сейчас. Говорит мне что-то, что времени рассиживаться в этих покоях у меня нет совсем.
Схватив узелок с едой, накидку потеплее, я медленно приоткрыла дверь, выглянув в коридор, усмехнулась: в коридоре царила непроглядная мгла.
Ну, ну, не на ту напали. Хотя, конечно, ни одна девушка не решилась бы выйти в эту темень, да еще и в незнакомом замке. Любая другая девушка была бы в ловушке. Любая. Кроме меня.
Мне всегда даже больше нравилось совершать свои вылазки у себя дома в темноте, в одиночестве, когда все спят. Я уже говорила, что в темноте я вижу как днем, скажу больше, в последнее время в темноте я стала замечать больше деталей, чем днем.
Не знаю, почему. Ну, а долгая запутанная дорога в мои покои, призванная, как я понимаю, совсем меня запутать, это уже и не смешно, с моей-то памятью.
Мне вдруг захотелось спрятаться в какой-нибудь нише и понаблюдать, но нет, Мицариэлла, потом, мне ведь действительно надо отдохнуть и наконец-то поесть.
Я двинулась короткой дорогой к ближайшему выходу из замка. Да, да, слуга вел меня кругами и несколько раз возвращался чуть ли не к началу пути. Выход оказался неожиданно близко, а дверь ожидаемо заперта.
Но это тоже была деревянная, из очень хорошего, неизвестного мне, явно очень дорогого дерева. Уже привычно, я ласково провела рукой по теплой гладкой поверхности, ожидая серебряной струйки расплавленного металла замка, но меня ждал сюрприз: замок тихо клацнул и умница дверь бесшумно распахнулась.
Дерево покрывает меня. Теперь никто не узнает ни о моем даре, ни о моем побеге из замка.
Ночь встретила меня свежим ветерком, наполненным ароматом цветов, вдали призывно шелестели деревья, приглашая. Душа моя наполнилась чистой радостью и уже не думая ни о чем и не боясь ничего, я помчалась к своим друзьям, к своей настоящей семье.
Первое же дерево распахнуло для меня свои густые шелковистые ветви, я прижалась к теплому стволу и разрыдалась. Все-таки я не совсем еще взрослая, мне исполнилось восемнадцать лет совсем недавно, и мне так хочется, чтобы меня хоть кто-то пожалел.
Листва шелестела успокаивающе, показывая на картинках мой милый родной домашний лес, тоненькие веточки мягко подтолкнули меня в самую уютную на свете пещерку между корней, крупные листочки склонились ко мне, полные вкуснейшей росы, постепенно слезы закончились, голод вступил в свои права, и, наевшись и напившись, я уснула сладким, спокойным исцеляющим сном.
Разбудило меня весёлое пение птиц в ветвях моего дерева, запах солнца, цветов, нагретой земли. Сладко потянувшись, я осторожно выглянула из ветвей, зажмурившись на солнце.
Замок стоял еще более прекрасный, чем накануне, но идти туда мне не хотелось совсем. Чисто физически я чувствовала исходящую со стороны замка опасность. Не от самого замка, а от чего-то или от кого-то внутри. Как будто ядовитый червь, который спрятался в аппетитном на вид яблоке.
Тоненькая веточка ласково погладила меня, а на доверчиво наклоненных ко мне листочках засеребрились лужицы росы. Да, правильно, сначала завтрак, ведь силы мне ой как нужны. Неоценимую помощь все-таки оказала мне Лайлинна, напихав всяких вкусняшек с кухни не меньше чем на пятерых рудокопов, честное слово.
Так, пока все хорошо, я жива, цела и даже накормлена, чего еще желать для начала. Даже думать не хочу, что ждало бы мою сестру в этом милом месте.
Да, Антуана ожидает весьма пикантный сюрприз, но ведь есть еще и старый Гортон де Брилье, который, кажется, совсем и не старый, и для которого сюрпризов пока нет.
А судя по, надо признать, абсолютно неуважительному обращению, церемониться со мной точно никто не собирается.
Я с трудом подавила поднимающуюся из глубин моего существа ненависть к негодяям, деревья же, успокаивающе щелестя ветвями, вдруг начали показывать мне картинки, смысл которых поначалу ускользал от моего сознания.
Вот милая, совсем молоденькая, на вид лет двадцать, не более, девушка, забилась в угол покоев, очень похожих на отведенные для меня. Рядом Антуан, но не тот, изможденный, которым он был вчера, а здоровый и полный сил, с наглым высокомерным взглядом.
Он со всего размаха бьет несчастную по лицу, рывком разворачивает ее спиной к себе, с силой наклоняет так, что девушка ударяется лицом о стоящий рядом изящный журнальный столик со стоящей на нем, как в насмешку, старинной вазой с девственно-белыми нежными цветами.
Я этого не слышу, но несчастная, кажется, кричит и это еще больше заводит негодяя, он рывком, о, помилуй ее, Триединая Сестра, задирает девушке юбки, вторым рывком грубо раздвигает ее тонкие стройные ножки, на грани тошноты я вижу кажущийся огромным малиновый стержень, которым он вонзается в извивающуюся жертву снова и снова.
Я не хочу смотреть, но смотрю, как завороженная, как одновременно со струйками крови, заливающими ножки девушки, на кончики пальцев негодяя переходит энергия, которую не спутаешь ни с чем: сверкающая чистейшим диамантом энергия девственности знатной девушки, энергия, ценнее которой нет ничего в нашем мире.
И одновременно с этим на девушку падает проклятие Триединой Сестры...
Оно имеет цвет. Оно черное. Оно как туман.
Розовое личико девушки сереет на глазах, её испуганные глаза невинного ребенка мгновенно теряют здоровый блеск, становятся тусклыми, без проблеска мысли.
Она больше не бьется отчаянно, как подстреленный птенец, её руки бессильно повисли, она застыла поломанной игрушкой.
Негодяй, мазнув по девушке брезгливым взглядом, уходит, пнув по пути упавшую вазу, давя ногами разбросанные по комнате прекрасные белые цветы.
Следующая картинка. Огромная комната, удобные низкие кровати, мягкие ковры, много цветов. На одной из кроватей сидят, прижавшись друг к другу, восемь худеньких девушек, одинаково серые личики, одинаково пустой взгляд несчастных глаз.
Они напоминают стайку маленьких жалких птичек. В комнату заходит Антуан де Брилье, подходит к каждой, прикладывает руку ко лбу, уходит.
Но что это? Лица девушек уже не серые, а почти черные. Зато руки негодяя засветились слабым светом диаманта...
Значит, у проклятых Триединой Сестрой энергия не уходит вся? И её можно вытягивать? Как долго? Ответа нет.
-Покажите мне их сейчас,- тихо попросила я.
Та же комната. Те же девочки. И их лица ещё чернее...
Я вдруг ясно понимаю, что следующий приход Антуана их убьет. Всех.
Я сворачиваюсь в комочек, меня трясет, как от холода. Я вытягиваю руки в сторону замка, маленькие изящные огненные змейки слетают с кончиков моих пальцев.
Я знаю, куда они несутся, они уже вонзились Антуану в голову, в которой только началось было просветление и возникло желание идти туда, к девушкам знатного рода.
Этого хватит до вечера. Негодяй уже сражен приступом боли, деревья пытаются услужливо показать мне его муки.
-Не надо, - тихо говорю я, -не надо.
Я сейчас ничего не хочу видеть. Я хочу вспоминать. В детстве мы часто играли с деревьями в одну игру. Они показывали мне картинки городов и городков по отдельности, а потом вразнобой, а я должна была быстро и правильно их называть.
Сейчас я понимаю, что мои друзья просто хотели, чтобы я побольше говорила, ведь больше разговаривать мне было не с кем.
Один раз они показали мне маленький, но удивительно красивый городок у самого океана. Вообще, в нашем королевстве много красивых мест, но этот городок отличался ото всех.
Может быть, океаном, плещущимся у самых домов, или обилием особенных роз на улицах. Это розы особого вида, они так и называются - императорские. У них нет шипов, они несколько крупнее обычных, и они одуряюще прекрасно пахнут.
У нас растет в оранжерее несколько таких. Надо ли говорить, что каждая такая роза стоит небольшое состояние. В императорском дворце их, конечно, больше, чем в нашей оранжерее, может быть десятка три-четыре, и к ним даже приставлен отдельный садовник.
А в этом городке таких роз было, наверное, тысячи, и росли они везде, на небольших площадях, на узеньких улицах, во дворах и у бедных, и у богатых, я бы сказала, просто как сорняк, если бы это не было кощунственно по отношению к столь прекрасным созданиям природы.
Городок назывался необычно - Эркокрайнез. Потом я случайно узнала, что у нас там была какая-то дальняя родня и даже попросила деревья показать ее мне. Это оказалась очень приятного вида пожилая пара. Мои какие-то дальние-дальние бабушка и дедушка.
Небольшой дворик их дома, конечно, тоже весь зарос прекрасными розами. У них там стояла скамеечка и маленький столик. Когда я на них смотрела, они как раз неторопливо пили чай из маленьких, словно игрушечных, чашек.
Я часто просила показывать мне Эркокрайнез, я знала там каждую улочку и каждый дом. Дворец правителя города стоял на окраине, на горе, огороженный лишь невысоким забором из гладких блестящих камней.
Сам дворец не очень велик, но в громадном саду среди древних сосен вольготно расположились многочисленные спортивные площадки. Сложилось так, что в нашем королевстве больше ценится сила дара, сила магии, если она есть, а грубая физическая сила в почете только у простого люда. Видимо, здесь кто-то посчитал иначе.
С южной стороны сад заканчивался обрывом, каменистые высокие стены которого с тихим шелестом лизал океан. На краю обрыва стояла массивная скамья из древнего адельтельского дуба с красивыми резными подлокотниками, вся увитая алыми розами.
Я страстно хотела бы когда-нибудь посидеть там, глядя на мерно катящиеся волны океана, послушать их неповторимую музыку.
Еще в этом саду были огромные конюшни из чистого желтого дерева, наверняка оно восхитительно пахнет. И один раз я увидела вылетающего из открытых ворот всадника на белоснежном красавце. Широкие плечи, брови вразлет, поразительная синева глаз мелькнули перед ошарашенной мной.
Надо ли говорить, что с тех пор я просила показывать мне лишь один город...
Я выучила, наверное, здесь каждый дом, но неизменно смотреть город заканчивала дворцом правителя. Я не знала, кем приходился правителю тот юноша на белом горячем жеребце, который носился, как ветер.
Но мне казалось, что все же не сын, потому что единственный раз, когда мне удалось увидеть их вместе, я заметила некоторую дистанцию между ними, как будто правитель города был... слугой. Но ведь этого не может быть?
Еще один раз я видела, как парень читает что-то, лежа на животе в высокой траве. Я страшно хотела узнать, что же он читает, но почему-то постеснялась попросить деревья показать мне это. Мне вдруг стала неприятна мысль, что я слежу за ним. Я подумала, а вдруг он когда-нибудь узнает об этом...
Но я не могла удержаться от того, чтобы хоть на минутку увидеть если не его самого, то хотя бы место, где он живет, землю, по которой он ходит...
Постепенно это стало моей потребностью, такой же, как дышать. Но, к моему глубокому сожалению, увидеть его мне удавалось совсем не часто. В ожидании нашей такой своеобразной встречи я часами вспоминала его лицо, глаза, губы... Когда мне долго не удавалось увидеть его хотя бы мельком, я начинала тосковать...
Один раз после особенно долгого ожидания мне повезло. Он был на спортивной площадке с кем-то, на кого я даже не посмотрела ни разу, чтобы не тратить драгоценные мгновения. Они тренировались на мечах. Это было как какой-то завораживающий танец.
Резкие выпады, повороты, в какой-то момент он отбросил рубашку, оставшись обнаженным до пояса. Я замерла тогда, его бронзовая от загара кожа, покрытая капельками пота, блестела на солнце ярче любых драгоценных камней, ярче самого океана вдали.
Мне вдруг стало тяжело дышать тогда, и дрожь сотрясла все мое жалкое тело. Что-то с невиданной силой запульсировало в середине меня, я застонала тогда, не понимая, что со мной.
Я помню, картинка померкла в тот же миг и мои друзья деревья еще долго после этого не показывали мне Эркокрайнез, как бы я не просила.
Дикое желание увидеть незнакомца охватило все мое существо. Он, этот неизвестный мне парень, казался мне сейчас глотком воздуха в духоте злобы, поселившейся в старом замке, солнечным лучом во мраке глухого подземелья.
Мне казалось, что я не проживу и пяти минут, если не увижу его тотчас же. Я бы хотела сейчас попросить деревья показать мне хотя бы его город, но мою грудь вдруг сдавило, словно железным обручем, я не могла вымолвить ни слова.
Мне показалось, что я падаю в бесконечность, голова моя закружилась, но я не провалилась в спасительную темноту, нет.
Я вдруг увидела его...
Он сидел на той самой скамье над обрывом, широко расставив ноги, расслабленно опустив мускулистые руки вдоль тела. Солнце играло в золотистый волосах, а его глаза цвета океана в упор смотрели на меня... Я застыла, не веря, он усмехнулся уголком рта, не сводя с меня вдруг потемневших глаз. Мы смотрели друг на друга и упивались этим как дорогим вином.
Почему-то дыхание мое стало столь тяжелым, будто я бежала долго-долго, я смотрела на него и не было силы, коя заставила бы меня оторвать от него взгляд...
Я вижу, что и его грудь вздымается, как будто он задохнется сейчас. Мне странно, мне хорошо и сладко, и хочется того, что понять я не в силах.
Не отрывая свой взор от меня, он медленно ведет свою руку вдоль тела вниз, его рубаха расстегнута, я вижу, как скользит его ладонь по гладкой золотистой коже, все ниже и ниже, по рельефному животу, еще ниже...
Останавливается на один бесконечный миг, одно единственное резкое движение, его рука сжимает огромный прекрасный стержень, оох, меня скручивает, словно судорогой, моя рука стремительно несется туда, туда, где пульсирует, как бешеная, вся кровь, какая только и есть в моем теле, я сжимаю себя там изо всех сил, но мне хочется ещё и ещё, я сдавливаю свою руку ногами, я извиваюсь как змея, терзая другой рукой свою набухшую грудь.
Я больше не смотрю на него, мои глаза закрыты, моя рука нащупала бешено пульсирующий бугорок, и я тру его изо всех своих жалких сил, наконец что-то взрывается внутри меня, мне кажется, что я кричу на весь лес, я замираю, содрогаясь...
Я боюсь открыть глаза и встретиться взглядом с ним...
Я чувствую его взгляд, вздрогнув, медленно поднимаю ресницы, он смотрит на меня... жадно...
Его образ тускнеет, я хочу знать его имя, я молю сказать имя, я кричу, хоть и знаю, что он не услышит меня..
Его губы шевельнулись, Этон, его зовут Этон, я поняла это по губам, я повторяю его имя снова и снова, хотя передо мной только зелень ветвей да замок, виднеющийся вдали...
Моя рука все еще там, я вновь сжимаю ноги, я вновь растираю восставший бугорок, я ласкаю свою грудь, вспышкой перед моими глазами появляется его рука, его рука, сжимающая его огромный стержень, рука, лихорадочно идущая вдоль него, его сильные пальцы, они дрожат, сжимая стержень, но смотрит он на меня, смотрит отчаянно и безотрывно…
Я хочу почувствовать его руку хоть на миг, почуствовать на себе и...в себе, мне кажется, что я схожу с ума от сонма желаний, уже обе мои руки переместились туда, забыв про горящую грудь, я словно хочу разорвать себя пополам, я представляю, что это его руки сладко терзают мою плоть, я выгибаюсь дугой и обесиленно падаю плашмя...
У меня нет ни одной мысли сейчас. Мне хорошо и свободно. Мне совсем не стыдно. И я никогда не назову это распутством.
Еще я чувствую, что мое тело наполнено силой, ее так много, она словно бурлит через край. Как будто она спала во мне все время, а сейчас проснулась, чтобы остаться со мной.
Я обхватываю колени руками, задумчиво смотрю в сторону замка.
Мне нужно туда. Прямо сейчас.
Ослепительное солнце встречает меня, когда я выхожу из спасительной тени деревьев. Я иду не таясь по великолепному двору среди благоухающих прекрасных цветов. Двери открываются передо мной, шикарный замок приветствует меня с императорским достоинством.
Я вдруг понимаю, почему лицо Антуана показалось мне столь знакомым. Это кощунственно, но он похож на Этона, похож как бледная размазанная грязная тень, но похож. Я вдруг вспоминаю, что де Брилье имеют какое-то отношение к императорской семье, что ходили слухи о том, что старый герцог помышлял в свое время о верховной власти в нашем королевстве.
Дело в том, что структура власти в нашем королевстве имеет довольно сложную конфигурацию. Структуру власти обязана знать каждая знатная девушка, ведь ее задачей является замужество, позволяющее максимально повысить статус семьи.
Лайлинне весьма тяжело давался сей предмет, поэтому ее учителю пришлось посвятить не один час, натаскивая ее на нюансах иерархии нашей знати. Правда, мне трудно назвать предмет, который давался бы моей сестре легко.
Зато я, честно говоря, с легкостью могла бы прокормить себя в роли учителя.
Итак, император в нашем королевстве не совсем наследуемая фигура. В каждом поколении императорская семья обязана подтверждать высочайший уровень дара своей семьи. Обычно это происходило без проблем, но иногда случалось, что, например, в семье, имеющей родственные узы с правящей, дар оказывался выше, и тогда неограниченную императорскую власть получала уже эта семья.
Неизменным оставалось лишь то, что правила всегда семья только с императорской кровью, менялись лишь конкретные члены этой семьи, то есть, для того, чтобы наследовал сын, его родители должны быть сильнейшими по дару среди своих же кровных родственников.
Также наибольшей ценностью в конкретной императорской семье, как и в любой семье нашего королевства, являлся ребенок мужского пола с наибольшим даром, а не старший, например, или младший.
Таких детей охраняли в числе прочего, и от излишнего внимания подданных, обычно они имели не по одному двойнику из детей знати. Стать двойником принца считалось крайне почетно, это давало огромные привилегии семьям, поэтому недостатка в кандидатах не бывало никогда.
О, Триединая Сестра, дай мне ясность мысли! Я чувствовала, что-то важное ускользает от меня. То есть, в де Брилье, похоже, течет императорская кровь. Также всем известно, что недавно самый одаренный сын императора вошел в возраст подтверждения права наследования, и, значит, совсем скоро его родители, наши император с императрицей, должны будут подтвердить силу совместного дара.
И при этом де Брилье тянут энергию дара из знатных девушек.
Я вдруг вспомнила, что никто никогда не слышал о матери Антуана. Вернее, вестей о её смерти не было, все знали, что она есть, но обычно знатные женщины имеют много подруг и так или иначе все знатные женщины на слуху, ведь знати в королевстве не так уж и много.
Кажется, единственное, что я мельком слышала в одном из разговоров моей матушки с одной из её гостий, было что-то о болезни супруги де Брилье.
Этон
Наконец выдалась свободная минута в бесконечной череде дел. Отец повесил на меня ещё и контроль за нашим границами, в итоге я мотаюсь по гарнизонам, проверяя боеспособность наших отрядов.
Приходится разгребать дерьмо, оставленное моим предшественником. Я обнаружил зажравшихся старших воинов и разболтанных младших, кое-кого пришлось вздернуть для острастки, приятного мало, зато дисциплина повысилась в разы.
Набираю новых воинов, лично проверяю каждого на скрытый дар и способности, бывает, что и графский отпрыск не подходит даже в младшие воины, не то что в старшие, мне плевать, отсылаю без разговоров, хоть это и несмываемый позор для рода.
Такому отверженному воину, как их называют в народе, не светит ни хоть как-то престижная должность при дворе, ни уважение своего круга, ни любовь женщин.
Такому затруднительно даже продолжить свой род, мало кто даже из низшей знати рискнет отдать свою дочь в опозоренный род.
Поэтому остается только плодить бастардов с низшими. Возможно, поэтому и у низших иногда бывают проблески дара, видимо, переходят через поколение, при этом один воин из низших в безмагическом бою стоит десятерых выходцев из знати.
Поэтому я принудительно ввел строевую подготовку для всех. Знать сопротивлялась, они лучше низших баб лишний раз позажимают, да и зачем им строевая, если они одной мыслью могут гору с места сдвинуть?
В безмагические зоны они не верят, что могут магии лишиться, тоже не верят. Да, таких случаев еще не было, но это не значит, что этого быть не может. Да в жизни такое быть может, чего никто выдумать не сможет.
Мне плевать, во что они там верят или не верят, а вот на то, что мои приказы подвергаются сомнению и обсуждению, мне далеко не плевать. Поэтому у меня разговор короткий, вздернул одного-двух сомневающихся, всё, рты закрыты, приказы выполняются.
А то, что один из вздернутых был дальней родней нашего императора, так это армия, здесь титулов нет, здесь есть достойные воины и недостойные, вернее, недостойные здесь долго не служат, под моим началом, так уж точно.
Конечно, роды вздернутых визжали на все королевство, как резаные сохраты. Зато остальные теперь думают, как им достойных отпрысков воспитать, а не вздернутое мясо.
А что еще остается делать, если тёмные вихри от наших границ не отходят, а сколько из них уже просочилось, это одна Триединая Сестра и знает.
А светлые вихри кто ловить будет? Да, они бывают редко, почти никогда, и только на границах, но ведь бывают. А один светлый вихрь увеличивает дар поймавшего его воина в разы, значит, и дети этого воина будут одареннее других, а каждый одаренный это сокровище для нашего королевства, потому что только одаренные могут поддерживать магию в нашем мире. Не будет одаренных, не будет и магии, а без магии соседние королевства нас разорвут на части быстрее, чем глазом моргнем.
Светлым вихрем возможно делиться даже с тем, у кого магии нет вообще. А делящийся светлым вихрем становится чуть ли не на одну доску с императором.
Загвоздка лишь в том, что каждый светлый вихрь всегда появляется в паре с тёмным, и без уничтожения сопутствующего тёмного светлый не поймаешь, а тёмный вихрь уничтожить, это, скажу я вам, не сохрата зарезать, здесь можно и за грань уйти, запросто.
Чтобы светлый вихрь поймать, одной магии мало, тут еще и реакцию надо иметь бешеную, и интуицию, и физическую силу немеряную, мой отец говорит, что когда он свой второй вихрь ловил, если бы не успел через себя перекинуться в какой-то момент, уже бы за гранью был давно.
Так что, да, иногда и выспаться толком не успеваю, не то, чтобы баб отодрать, хотя их всюду навалом, ходят, в глаза просяще заглядывают, низшие, правда, да какая к сохратам разница, есть у меня пара из знати, ну, те, из овдовевших, эти не посереют, их безбоязненно можно драть куда угодно, и они рады, такое иногда своими ртами вытворяют, глотки у них безразмерные, что ли.
Так вот, скажу я вам, что низшие, что знатные, баба, она и есть баба, низшие даже иногда и позатейливее будут. Мой друг Сайрен, например, только низших и берет, говорит, что они посвежее.
Он даже умудрился одной бастарда забабахать, увлекся, забыл заклинание прочитать, теперь вот содержит и мать, и мальчишку. Мы его подкалываем с Миреном, он вяло отбивается, говорит, что девка больно хороша была, и что лучше бы мы бы с Миреном за собой смотрели.
Представить не могу, как это можно так увлечься, что и про заклинание забыть.
Когда давно с девкой не был, то да, член стоит так, что и на козу полезешь, там и по сохрату, что за девка, лишь бы всунуть свой стержень, как они наш член называют, в мягкую теплую глубину, это да, не спорю, когда припрет, да еще и яйца звенеть начинают, а девки рядом нет, тут и рукой себя облегчишь, пара дерганых движений и ты до ближайшей девки продержишься, и на нее как голодный накинешься, да.
Но забыть про заклинание... Это точно не про меня.
Если бы не Сайрен и Мирен, я бы вообще света не взвидел, а так они у меня как правая и левая рука, Сайрен так, вообще, на светлых вихрях помешался, хочет мальчишке своему магии отсыпать, сколько сможет, тот совсем без дара родился, зато крепкий такой.
Сайрен ему маленький меч купил, так этот малявка уже чуть ли не со мной на равных бъется.
Мы собираемся все вместе иногда у меня в Эркокрайнезе.
Но сегодня я приехал сюда один.
Я люблю Эркокрайнез, это единственное место, где я отдыхаю и душой и телом. Для местных жителей я всего лишь племянник правителя города, милейшего герцога Норимбергского, моего дальнего не то дядюшки, не то вообще деда, меня мало интересует степень нашего родства, он следит за моим дворцом, я разрешаю ему здесь жить и подарил титул правителя города, его семья меня боготворит, мне всегда здесь рады, но не докучают излишним вниманием, как дома, поэтому здесь я бываю гораздо чаще, чем даже дома.
Это именно я подарил дядюшке сотню саженцев императорских роз и теперь усилиями жителей городка под чутким руководством самого дядюшки улицы этого городка напоминают волшебную сказку, если бы ещё они существовали бы в действительности, эти самые сказки.
Сегодня мне повезло, я скинул на Мирена отбор новобранцев на одном конце королевства, Сайрен занимается тем же самым на другом, ну а я направляюсь в самый глухой угол нашего королевства, и, конечно же, Эркокрайнез оказался строго на моем пути.
Поэтому сегодня я позволил себе забыть обо всех и обо всем и просто наслаждаюсь отдыхом. Ну что значит отдыхом. В моем понятии отдых это доведение себя до изнурения физическими нагрузками, больше всего я люблю упражнения с мечом, они развивают силу, ведь даже поднять магический меч может далеко не каждый, и ловкость, и реакцию, ведь магический меч сам создает виртиульных противников, сладить с которыми не так-то легко.
Ну а после того, как я еле держусь на ногах, я ныряю с обрыва в обжигающе ледяной океан и плаваю, пока не надоест. Солнце здесь горячее, а океан ледяной, по мне так самое то, у меня сильный дар, поэтому тело горячее. Многим, гм, нравится. Плавание я нагрузкой не считаю, потому что усилий от меня оно не требует совершенно.
Уже на закате я сажусь на свою любимую скамью над обрывом, смотрю на мерно катящий свои волны океан, уходящее солнце подкрашивает его волны в цвет расплавленного золота. Это цвет океана на закате и цвет волос... одной девчонки.
У меня есть один небольшой секрет, о котором не знает никто, даже Мирен с Сайреном. Очень давно я первый раз почувствовал, что в Эркокрайнезе за мной кто-то наблюдает. Этого не было ни в одном другом месте, только здесь. Не всякий раз, нет. Но часто.
Я долго не мог понять, что это, потому что смотрел на меня этот кто-то очень и очень издалека, я даже сначала подумал, что это Триединая Сестра почтила меня своим вниманием.
Но однажды я понял, что это совсем не так. Мы тогда тренировались на мечах с Миреном, он выигрывал, я злился, было жарко, я скинул рубаху, Мирен подкалывал меня, я еще больше злился, но уже начал теснить шутника, победа замаячила передо мной, я готовился нанести последний удар, предвкушая, какое лицо будет у Мирена, как в самый момент замаха я вдруг увидел лицо девушки, почти девочки, она смотрела на меня, приоткрыв нежные пухлые губы, яркая изумрудная зелень глаз, волосы цвета расплавленного золота мелькнули передо мной на один миг.
Я проиграл тогда. И даже не стал слушать подколки Мирена, сделав вид, что убегаю от злости проигрыша. Но это было совсем не так. Совсем не так.
Я умчался тогда с глаз моего друга только потому, что понял, что почувствовал, что эту неизвестную девчонку далеко-далеко от меня скрутила та же сила, что и меня, и ее, и меня скрутила неподвластная нам обоим сила природы, которая объединила нас в одно мгновенье.
Я влетел в свой замок тогда, отшвырнув со своего пути одну из поджидавших меня низших, которые вьются вокруг меня, где бы я ни появился, она показалась мне грязной и грубой, хотя раньше я довольно часто позволял ей... неважно, оставшись один, я прислонился пылающим лбом к прохладной каменной стене старого замка, дрожащей рукой я схватил себя, не жалея, резкими дергаными движениями я терзал свою плоть, лаская в мыслях прекрасное лицо, которое появилось передо мной лишь на миг, представляя себе эти пухлые невинные губки... Я с глухим стоном кончил тогда себе же на руки...
Этон
После этого её не было очень долго. Никто не следил за мной украдкой, хотя я стал бывать в Эркокрайнезе намного чаще, чем раньше, это заметил даже отец.
Всякий раз в Эркокрайнезе я ждал. Ждал этого робкого внимания, ждал, что, возможно, мне удастся вновь увидеть её...
Но ничего не происходило. Со мной было трудно общаться тогда. Пару раз я срывался даже на отца. В ответ он нагрузил меня дополнительными обязанностями, именно тогда я и стал отвечать ещё и за наш покой на границах. Но и это не могло отвлечь меня от мыслей о ней. Я начал, к удивлению отца, проявлять интерес к нашим дипломатическим миссиям, но моей целью была вовсе не дипломатия, никогда меня не привлекавшая.
Я намеревался лично увидеть принцесс соседних государств. Не то чтобы я надеялся найти её среди них, в общем, нет. Просто мне нужно было делать хоть что-то, что приближало бы меня к ней. Правда, принцессы вряд ли ожидали увидеть в ответ на свои улыбки мою брезгливо-разочарованную рожу.
Даже Сайрен, который вызвался составить мне компанию, был слегка шокирован. Тем удивительнее было получать предложения о возможности заключения политического брака от отцов почти каждой из них.
Впрочем, мой отец счел мою миссию успешной, что послужило поводом для многочисленных подколок со стороны Сайрена.
Была еще одна проблема. Нет, баб меньше у меня не стало, их стало даже больше. Но. Теперь я был не в состоянии запомнить ни их имена, ни их внешность. Все они стали для меня на одно лицо, все они исполняли лишь функции, скажу так, спортивного снаряда для моего члена, не более того. Я забывал о каждой из них мгновенно и не узнавал при встрече потом.
Шло время. Легче не становилось. Глухая тоска начала съедать меня изнутри.
Этон
Наконец, однажды, когда я уже начал терять надежду и приезжал в Эркокрайнез лишь по привычке, я снова почувствовал её. Но только почувствовал, она не появилась в этот раз.
После этого я чувствовал прелестное дуновение её сладкого внимания каждый раз в Эркокрайнезе. Проблема была лишь в том, что часто приезжать я позволить себе не мог.
Однако буквально пару дней назад случилось что-то. Я не знаю, что. Но внезапно я почувствовал, как между нами протянулась тончайшая нить. Я стал чувствовать её, чувствовать, когда она грустила, когда она напряженно размышляла о чем-то своем, один раз я почувствовал, как она испугалась чего-то.
Я впал в дикое бешенство тогда, не думая более ни о чем и переложив на своих друзей все, что мог, я порталом перенесся в Эркокрайнез, я ждал её, но ничего не происходило...
Весь день я истязал свое тело, нагружая его до предела, пытаясь отвлечься от тревоги за неё и мучаясь от бессилия найти её...
Я сижу на скамье над обрывом, бездумно глядя на простирающийся подо мной океан, волны отчаяния начинают неумолимо захлестывать меня.
-Для чего ты дала мне дар, Триединая Сестра, если я не могу найти её, если я не могу увидеть её?-я никогда не обращался ранее к нашей богине, но сейчас я был готов отдать всё, что имею, за возможность увидеть свою робкую прелесть хоть на миг.
Я воззвал к своему дару, к его самой глубинной сути, всю мощь энергии, подаренную мне при рождении Триединой Сестрой направил я на одно - увидеть её...
И не поверил своим глазам...
Совсем близко - руку протянуть и бесконечно далеко на меня смотрела она...
Мы замерли оба...
Нежная прозрачная кожа, маленькая грудь, скрытая лёгкой тканью, очертания её ножек... моя кровь вскипает...
Я смотрю на неё как скупец, дорвавшийся до своих сокровищ, я пожираю глазами каждый дюйм моей прелести...
Мы задыхаемся оба, мы как единое существо сейчас. Мало соображая, что делаю, я тяну руку вниз, туда, где болезненно напряжен член, и она смотрит не отрываясь, лишь дыхание её все тяжелее и глубже...
Она заворожена движением моей руки, она смотрит так, как будто ничего важнее этого для неё нет и никогда не было...
Ее глаза блестят, она вытянула шейку, она тянется ко мне всем своим существом.
В миг, когда моя рука касается члена, её маленькая ручка со скоростью сладкой молнии несется к низу её животика, я кончаю в тот же миг, и ещё и ещё, глядя как извивается в сладких муках моя маленькая птичка...
Она открывает лихорадочно блестящие глазки, она зовет меня, она требует моё имя.
Я хочу сказать ей так много, но успеваю назвать лишь имя...
Тьма поглощает меня...
Этон
Тьма. Чёрная и густая. Она понемногу отступает от меня, оставляя на память раскалывающую всё тело на биллион частей боль, эта боль почти невыносима, любой другой уже давно потерял бы рассудок. Такова плата за обращение к глубинной сути дара, поэтому, сами понимаете, мы используем это не часто, я так впервые.
Бросаюсь в океан, вода принимает меня в свои ледяные объятия, вымывая из меня боль капля за каплей. И вовремя. Вижу на берегу яркую радужную вспышку портала.
Портал класса А112, сверхмощный, использовался на моей памяти лишь однажды, когда одну из наших границ прорвали гермесы, твари, пожирающие всё и вся на своем пути, кроме невинных дев, без разницы, знатных или нет, этих они уносили с собой, куда, и что было потом с несчастными, неведомо никому.
Ходили слухи, что гермесы обитают между нашим миром и гранями, на зыбкой пограничной полосе, которая к тому же постоянно меняет свои очертания.
Некоторые отчаявшиеся смельчаки из семей похищенных дев пытались, нелегально перейдя границу, попасть в логово гермесов, но все они возвращались ни с чем, наш мир от страны гермесов надежно ограждает полоса плотного серого тумана, ступив в которую любой, даже самый сильный маг, неизменно возвращался в исходную точку своего пути, сколько бы он ни прошел.
Вернувшиеся, все как один, говорили, что идти приходилось, продираясь через заросший, едва видимый сквозь густой туман, лес.
Разнились их показания лишь в том, что лес в каждом случае был разным. Одни утверждали, что на их пути возникал преимущественно кустарник, точно такой, который растет в Игназских горах, другие проходили сквозь ряды лиственниц, которые растут лишь в Арзассе...
Я одно время занимался этим вопросом, как и многие до меня, изучил показания всех пытавшихся, лично допросил не одного, но пришел к тем же выводам, что и мои предшественники: мы не можем пройти в страну гермесов, зато они с лёгкостью проходят, когда им вздумается.
Поэтому всё, что мы можем сделать на сегодняшний день, это держать границы на крепком замке, ничего другого. Это дает свои плоды, попыток гермесов пересечь границы не было уже много лет, по крайней мере, в нашем королевстве точно.
Гермесы стали потихоньку забываться, появились даже шутки на тему мгновенного и безошибочного определения невинности гермесами. Правда, в приграничных районах такому шутнику могло не поздоровиться, ведь девушек похищали именно отсюда.
Именно в разгар особенно активных вылазок гермесов и был создан мощнейший портал класса А112. Несколько древних родов пошли на обращение к глубинной сути своего дара, чтобы наполнить его магией, один из младших членов одного из них чудом не ушел за грань тогда, не рассчитав свои силы...
Повторить создание портала такой мощности не смогло доселе ни одно королевство. Мало того, что он мог перенести неограниченный вес как живой силы, так и техники, в том числе, и магической, сам портал обладал множеством свойств, недоступных обычным порталам.
Доступ даже к наименованиям свойств портала класса А112 был строго ограничен и является тщательно охраняемой государственной тайной.
В настоящий момент времени самое охраняемое и засекреченное стратегическое орудие нашего королевства находится здесь, в Эркокрайнезе, в шаге от скамьи, где я только что... гм...
А на самом краю обрыва стоит мой отец...
Этон
Взгляд, которым отец сейчас пронизывает меня, вызывает только одно желание: провалиться в грани и как можно скорее.
Фоном позади отца маячат Сайрен с Миреном, чуть ли целый отряд лекарей, несколько представителей древних родов, самых сильных родов...Рваный сохр!
Дар уже восстановился, поэтому мне не составляет труда мгновенно оказаться прямо перед отцом. Отец не ожидал, но его лицо бесстрастно, он с интересом разглядывает меня, как будто видит впервые.
Сайрен пытается мне что-то сказать, показывая какие-то знаки, отец, не оборачиваясь, еле заметно приподнимает бровь, Сайрен замирает в той позе, в которой был.
-Теперь минуту не отомрет,-отстраненно думаю я.
-Две,-поправляет меня отец.
Рваный сохр! Ставлю дополнительную стену на разум. Я опять не почувствовал воздействия. Когда любой одаренный пытается открыть разум, это чувствуется сразу и сильно, но только не тогда, когда это делает отец. К этому трудно привыкнуть. Правда, только мне. Остальные и не догадываются о том, что отец может копаться у них в голове, как в своем кабинете.
Почти всегда я чувствую, когда отец собирается заглянуть в мою голову, правда, он еще ни разу больше секунды не позволял себе гостить в моей голове, его цель лишь обозначить свои возможности и мои способности им сопротивляться.
Он с детства натаскивает меня на сопротивляемость к любым внешним воздействиям и сейчас, к моим двадцати девяти годам, я почти автоматом ставлю дополнительную стену на разум, стоит невидимым щупальцам отца исподтишка потянуться ко мне.
Но не в этот раз.
Отец еще раз окидывает взглядом меня всего, его зрачки слегка расширяются, показывая обращение к дару, и вот я стою здесь один, не считая отмершего Сайрена и ухмыляющегося Мирена.
Хотел бы я, чтобы мне всё это привиделось...
-Что, хм,...-начинаю нашу беседу я.
Ну что, узнать о прерванных переговорах, брошенных делах, всеобщей тревоге по королевству, о выдернутых кого, гм, откуда, представителях сильнейших родов и их грядущей горячей благодарности мне за это, было, в общем, предсказуемо.
Когда Сайрен с Миреном узнают о том, что всему этому предшествовало, не обо всем, хм, понятно, узнают, они, к моему безмерному удивлению, не осыпают меня подколками и шуточками в нашем стиле, напротив, я вижу облегчение на их лицах.
Они, оказывается, давно задаются вопросом, что со мной творится и предполагали вещи гораздо более худшие.
С отцом я разберусь, с представителями древних родов тоже, тем более два из них сейчас передо мной, тоже ломают голову над задачкой гораздо более трудной. Как найти иголку в стоге сена, как найти одну-единственную девушку в огромном королевстве, даже если она своей красотой заслоняет луну и солнце, вместе взятые?
Я начинаю вспоминать все детали того места, где я увидел девушку. Во время нашего...разговора я видел только её, но сейчас память услужливо предоставила мне картину дерева, в пещерке корней которого расположилась моя прелесть.
Дерево как дерево, ничего особенного, таких биллионы в нашем королевстве и не только. Это незначимая деталь.
-Не скажии, брат,-тянет следивший за моими рассуждениями вслух Сайрен,-не каждой девушке деревья раскрывают свои объятия и предоставляют убежище в виде прикорневых пещер, далеко не каждой.
-В смысле?- не понимаю я.
-Моя прабабка была лесной феей. Так вот, она дружила с деревьями, разговаривала с ними, они даже показывали ей картины всего, что она хотела видеть. И да, она славилась особенной красотой, лучше луны и солнца, как ты изволил выразиться.
-Но, брат, ты употребил слово "славилась", то есть твоя прабабка была известной, а девушка Этона, гм, никому, кроме самого Этона, неизвестна,-вставил Мирен.
-И это ещё раз доказывет то, что девушка Этона самая настоящая лесная фея и есть!
-???
-Лесные феи очень долго не начинают говорить, ну, то есть, рождается ребенок, все нормально, а говорить не может лет до пяти, а то и дольше. Но при этом в детстве это самые обычные девочки, обычной внешности, поэтому отличить их от тех, кто считается проклятием для семьи и лишёнными ума, невозможно.
Тем более, что лесные феи рождаются крайне редко, а если и рождаются, и семье каким-либо образом это становится все-таки известно, то их берегут пуще глаза, никто из окружающих в принципе не знает, что в такой-то семье растет фея. Растет дочь и растет. Самая обычная для всех остальных.
Соответственно, раз никто никогда ни одну лесную фею не видел, а слышал только сказания о них, то никто в них и не верит, а если и появляется в какой-либо семье такая благодать, то она считается проклятием и такого ребенка стыдятся, стараются никому не показывать, чтобы не позорить свой род, низводят его на положение изгоя в собственной семье, да вы и сами не хуже меня знаете, каково приходится неговорящим.
Моей прабабке просто повезло. Вышло так, что она была единственным ребенком, с ней занимались, наблюдали, таскали целителей, магов, сохр ещё знает кого. И в какой-то момент один из магов почувствовал в ней всплеск дара, сначала никто не поверил, но вскоре после этого увидели, что у нее есть особая связь с деревьями из их же сада. Вышло это совершенно случайно.
Её мать, моя прапрабабка, значит, читала ей какую-то книжку, как она потом рассказывала, читала и плакала, потому что считала, что дочь все равно ничего не понимает, и в какой-то момент девочка показала на картинку щенка в книжке. Ну, моя прапрабабка, конечно, тут же рассиропилась от такого проявления ума и тут же потащила дочку во двор смотреть на щенков, благо на дворе их всегда полно.
И вышло так, что малышке понравился щенок недавно ощенившейся суки, она и потянулась за ним, откуда ни возьмись эта сука, никто и вздохнуть не успел, сука уже в прыжке была. Прыжок сука завершить не смогла, потому что ветка рядом стоящего дерева послала эту суку в полет за пределы двора. Хряснула её по морде как рукой.
Этон
После рассказа Сайрена мы долго молча сидели, глядя на океан.
Сайрен рассказал ещё много всего. Про то, что его предки после того, как поняли, что в их семье подрастает самая настоящая лесная фея, пытались найти в других семьях таких же детей, как они проверяли всех тех детей, которых удалось найти, даже брали некоторых в свою семью, но, к сожалению, все они оказались действительно слабоумными, неспособными к обучению и постепенно деградировавшими существами.
Хотя лично я думаю, что просто чужих детей не стали проверять и развивать, как своего ребенка, ведь нанимать магов и целителей высокого уровня удовольствие недешёвое, а семья Сайрена, несмотря на древность рода, сильнейшей, а, соответственно, и одной из богатейших в нашем королевстве все же стала не так давно, соответственно, тратить чуть ли не целое состояние на чужих детей в то время никак не могла даже при всем желании.
Опять же, прабабку Сайрена развивали с младенчества и, когда стало ясно, что она не заговорит в срок, как все дети, её никто не бросил, напротив, её мать удвоила свои усилия. С девочкой разговаривали, ей показывали картинки, объясняли, что на них нарисовано, читали ей книжки, её любили, наконец.
Ничего этого не было в отношении других детей, которых пытались проверить предки Сайрена. Возможно, существует возрастная граница, после которой ребенка, если до того времени он жил как зверек, уже не развить. Сильнейшие маги и целители, возможно, и могут помочь, возможно, нет.
Самое смешное в ситуации Сайрена, что если бы в семье его прабабки в тот момент родился бы ещё один ребенок, сейчас Сайрен здесь не сидел бы. Он просто не был бы сильнейшим. Вернее сказать, Сайрена вообще бы не было. Я хмыкнул. Сайрен, видимо, подумал о том же самом, судя по тому, как дернулась его бровь.
-Послушай, брат, но если твоя девушка никому не ведома, по крайней мере, во дворце ты её точно не видел, значит, её семья понятия не имеет, кто она, и, соответственно, раз она не заговорила в срок...-Мирен, собственно, озвучил то, о чем подумали мы все.
А если вспомнить, как часто я чувствовал грусть моей любимой. Моей. Любимой?
А если вспомнить... Меня передернуло от воспоминания о страхе, который испытала она совсем недавно...
К сожалению, было ясно, что девушка в своей семье на положении изгоя и считается слабоумной.
Возможно, она даже не говорит. Стоп. Она говорит.
Этон
-Она говорит...-повторил вслух я.
И ещё... Сквозь листву я видел кусок стены замка.Совсем небольшой, но чем-то знакомый...-Эта стена всплыла в моей памяти как завершающий аккорд. Когда моя девочка требовала моё имя, она подалась ко мне, и в просвете между деревьями мелькнул кусок стены.
Мелькнул на сотую долю секунды, тогда я не увидел его, а сейчас память услужливо показала мне его со всеми подробностями, коих было, к сожалению, совсем немного.
Я вспоминаю вид, цвет камней, из коих сложен замок, припоминаю что-то красное, как мазок в самом углу...
-Подожди, брат,- оживляется Мирен,-то есть на тёмно-жёлтом фоне, говоришь, ты видел что-то красное?
-Что-то, да.
-Не может это быть цветок, просто красный цветок?
Я напрягаю память, да, может, и цветок.
-Ну, а если это цветок, брат, то наш круг поиска значительно сужается!-торжествующе сообщает нам Мирен.
Мы вопросительно смотрим на него. Ну и что, цветок. Да стены всех замков увиты цветами, что здесь такого. На это никто и внимания не обращает, на какие-то там цветы.
-Одна моя, гм, знакомая увлекается цветочным украшением стен своего замка. Лично подбирает и сажает цветы так, чтобы они составили одно имя..
-!!! Какое имя, Мирен?
-Какое, абсолютно неважно.
-!!!
-Ладно, моё, моё! Неважно. Этон, ты девушку найти хочешь? Так вот. Моя знакомая делает это каждую весну и всякий раз по-разному.
-Всякий раз разное имя?
-Не заткнётесь, не продолжу. Так вот, как-то раз она захотела изобразить на своей стене рядом с именем ещё и гм, сердце из ярко-красных цветов.
-Своё или твоё, Мирен?-не удержался Сайрен.
-Не важно, чьё, а важно то, что семена таких цветов она долгое время не могла купить просто потому, что их ни у одного торговца не было. И тогда она попросила меня найти ей эти семена, сохр. Я тогда был очень, гм, расположен к ней и решил помочь.
-То есть, тогда она тебе ещё не дала?
-Можно и так сказать. Дело не в этом, а дело в том, что сначала я, естественно, попросил эти сохровы семена у своей же матушки. У нас всяких цветов пруд пруди, как вы знаете.
Но матушка удивила меня, отказав. Выяснилось, что именно эти цветочки невозможно разводить и сажать где хочешь, поскольку они являются частью замка и играют свою роль в его общемагическом балансе.
Они растут сами по себе, вырастают в любых случайно взятых местах и, как я понял, попросту говоря, затыкают дыры вероятной утечки магии. Соответственно, сами понимаете, расти такие цветочки могут только во дворах у сильнейших родов, коих много, но все же их количество весьма ограничено.
Ну, а сердце она потом создала из темно-розовых цветов, если кому интересно...
Мицариэлла
Я вновь иду по коридору замка, сравнимого по богатству с императорским дворцом. В этот раз мне почему-то хорошо здесь, не страшно, словно я здесь...по праву?
Здесь по-прежнему не видно ни души, тем не менее, царит идеальная чистота, как будто армия горничных убирается здесь день и ночь. В нашем замке батюшка держит не менее полусотни слуг, которые работают на наше благо с рассвета до заката, и то матушка время от времени выговаривает горничным, порой строго наказывая их за недостаточную чистоту.
Но в этом замке придраться не к чему при всём желании. Получается, что де Брилье относятся к сильнейшим родам нашего королевства? Ведь только представители сильнейших родов нашего королевства живут в замках, насквозь пропитанных магией, вплоть до последней песчинки, до самого маленького камешка в украшениях светильников и... до любых засовов на любых дверях, которые... беспрепятственно пропускают меня, к роду де Брилье отношения не имеющую...
А ведь отличительная особенность магии замков это бесспорная преданность своим хозяевам, своему роду. Такой замок никогда не пропустит врага в свои стены и никогда не выпустит, в случае, если врага привёл сам хозяин.
Даже алые цветы, увивающие стены таких замков, выполняют свою особую роль, какую, к сожалению, мне неведомо, так как в книге по магическим замкам о роли алых цветов почти ничего не было, я помню только общие слова про особую роль и ничего более...Помню, батюшка страшно хотел достать семена таких цветов, любые деньги готов был переплачивать, но не нашлось купца, такими семенами владеющего...
Помню я также и то, что высшая магия, коей пропитан каждый такой замок, может наказывать своих хозяев, но примеров таких в книге не приводилось, поскольку о случаях такого рода никому неведомо...
Мицариэлла
Вдали слышится приглушённый звук шагов. Мне отчего-то вновь становится страшно. Страх заползает в моё сердце липкой тьмой, обволакивая всё больше и больше.
Я с силой прижимаюсь к стене, почти вдавливаясь в неё, и стена древнего замка накрывает меня густой сумрачной тенью. Я стою не шевелясь, и не вдруг до меня доходит понимание того, что стена чужого замка… защищает меня?
Наш замок, замок, в котором я выросла, в котором делала свои первые шаги под удивлённо-брезгливыми взглядами окружающих, да, да, я помню даже это, был просто добротно построенным строением с множеством новомодных нововведений типа живых цветов в длинных напольных вазах на каждом шагу или скульптурок из ценных цветных металлов, изображающих всякого рода птиц, которыми батюшка с энтузиазмом сороки заполнял весь наш дом.
Но это всегда был просто дом. А этот старый величественный замок… Он словно живой, я ведь почувствовала это сразу, едва вошла в него под чужим именем…
Шаги всё ближе…
Ох, это слуга с большим подносом чего-то съестного, пахнущего так себе, не противно, но и не чем-то вкусным, просто что-то съедобное.
Слуга проходит мимо, не заметив, я, забыв о страхе, не хватало ещё мне, девушке знатного рода, бояться какого-то слугу, тихонько крадусь следом, попутно замечая, что замок по-прежнему прикрывает меня рассеянной тенью.
Милый, милый господин Замок, я люблю тебя! Старинной работы светильники на биллионную часть мига гаснут и загораются вновь на миг чуть ярче… приветствуя меня?
Тем временем слуга подходит к одной из дверей, скрывается за ней.
Я уверена, девушки там…
Терпеливо жду, притаившись неподалёку. Наконец слуга выходит, неся пустой поднос. Прошмыгиваю мышкой, едва дождавшись его ухода, в гостеприимно распахнувшуюся при моём приближении дверь, и застываю, не в силах пошевелиться от увиденного.
Наяву, не на картинке, девушки, сидящие в ряд передо мной, напоминают, скорее, мертвецов, которых кто-то посадил в качестве злой шутки на одну из кроватей.
И только, приглядевшись, замечаю признаки жизни в каждой из них. Они сидят, тесно прижавшись друг к другу, кажется, убери одну, и упадут все. Они не смотрят на меня, им, похоже, всё равно, кто там пришёл.
Они полностью, и их личики, и худенькие руки, виднеющиеся из рукавов старых платьев, даже не темно-серого, а почти чёрного цвета. Жизнь едва теплится в них. Очень похоже на то, что ни одна не дожила бы до вечера и без помощи Антуана.
Я осторожно, чтобы не напугать, подхожу к каждой, заглядываю в пустые, не выражающие ничего глазки, беру каждую за руки и передаю всю ту силу, кою чувствую в себе с недавнего времени, в истощенные тела бедняжек.
Сила перетекает, весело сверкая идеальными тельцами маленьких змеек прямо из моих рук. Я не жалею себя, я отдаю столько, сколько могу отдать, но уже понимаю откуда-то, что даже если я разорву себя на части и отдам каждую, этого всё равно будет недостаточно, девушкам нужна их собственная, природная сила знатной девушки, которая даётся нам с рождения и без которой нас просто нет.
Да, я уже вижу, что девушки теперь не умрут, и что мою силу из них не вытянуть никому, и кожа их всё же принимает на глазах грязновато-серый оттенок, это плохо, но это и не страшный чёрный цвет, цвет смерти.
В их глазах появляется проблеск мысли, они смотрят на меня с удивлением, но это все эмоции, кои я могу прочитать на их измождённых худеньких личиках.
И да, я всё же смогла разделить свой запас энергии на восемь равных частей, потому что, когда последние маленькие анакондочки перетекают в ручки последней, восьмой девушки, я падаю без сил, где стояла.
Единственное, на что меня хватает, это заползти под кровать, на которой сидят девушки. Последнее, что я вижу, это то, как вплотную друг к другу сдвигаются ножки девушек, заслоняя меня плотным худеньким частоколом.
Я почему-то уверена, что пока я валяюсь бесполезным мешком под кроватью, ни одна из них не сдвинется с места даже под страхом смерти. С этой мыслью я сама проваливаюсь почти что в смерть, так ужасна эта тошнотворная тьма, что окутывает меня плотным душным коконом.
Не знаю, сколько я так провалялась, кулем бесполезным, недвижимым. Вытащили меня из темноты чьи-то тоненькие пальчики, они легонько гладили меня по щекам, по голове.
Сначала я подумала, что это маленькие птички водят по мне своими лапками. Потом я услышала тихий шелест тоненьких голосков, похожий на пение маленьких птичек. Да что же это? И где я? И почему так сильно кружится голова…
-Покушайте, покушайте, госпожа волшебница, - наконец различила я отдельные слова в тихом щебете.
Маленькие пальчики что-то настойчиво подносили к моему рту, я с трудом приоткрыла губы и, о, чудо, у меня во рту оказалась сладкая пастилка из лесных ягод, у нас дома часто делали такие. Я глотала маленькие кусочки лакомства, запивая их простой, но очень вкусной водой, чашку с которой подносили к моему рту всё те же маленькие пальчики.
Наконец, я смогла открыть глаза. Прямо передо мной на меня смотрела одна из девушек, склонившись так, чтобы мне было удобнее вкушать пищу.
Остальные живые скелетики расположились поодаль, сидя на полу, прижавшись друг к другу. У меня опять возникло впечатление, что если выдернуть одну из них, то упадёт весь ряд.
Та, что кормила меня, видимо, была самой сильной из них, но и её тоненькая ручка дрожала от усилия, когда она протягивала мне небольшую чашку.
Я с радостью заметила, что девушки немного ожили, их тонкая кожа приобрела светло-серый цвет, что для них очень и очень хорошо. Но недостаточно. И ещё. Они тихо, слабенько, но ведь уже говорят. А вот это уже просто здорово. Возможно, они смогут мне рассказать хоть что-то.
Этон.
Я опять один. Сайрен с Миреном помчались навещать все древнейшие рода по очереди. Как выразился Сайрен: «Мы просто тупо проверим всех».
Мысль-то правильная, неплохая, вот только древнейших родов около восьмидесяти, а, именно, восемьдесят шесть, и чтобы, так сказать, навестить их все, потребуется не меньше месяца, ведь в замок к сильнейшему роду просто так в гости не зайдёшь, будь ты хоть кто.
Даже император не может наведаться к главе сильнейшего рода без приглашения последнего. Замок просто не пустит его. Древнейшей магии всё равно, кто ты, император или последний низший.
Да, представителей сильнейших родов можно выдернуть откуда угодно, в числе прочего и из собственных домов, если это касается интересов государства, причём, независимо даже от воли этих самых представителей, а вот войти без приглашения в святая святых любого сильнейшего рода, в магический замок этого самого рода, вот это нет, никак.
Поэтому придётся долго и нудно тратить время на никому не нужные реверансы, связываться с главами родов, придумывать идиотские причины для визитов, и хорошо ещё, если эти причины будут сочтены уважительными, а если нет? Да, бывает и такое.
Я вдруг вспоминаю наш первый раз, когда я увидел её. Да, она мелькнула передо мной лишь на миг и тогда я, конечно, не обратил никакого внимания на её окружение, но сейчас, вглядываясь в глубины своей памяти, слава Триединой, практически идеальной, я вдруг понимаю, что тогда она была совершенно точно в другом месте, причём в месте практически безмагическом, я это почувствовал каким-то внутренним чутьём, которое меня ещё ни разу не подводило.
Да, тогда сквозь листву практически ничего видно не было, только вдали размытое пятно некоего строения, скорее всего, стена замка, но цвет этой стены совершенно точно был другой, попроще, что ли. Замки с магией, они как будто слегка светятся, если видел хоть раз, уже не спутаешь.
Итак, это что же получается. Сначала моя любовь… сначала моя любовь жила в некоем замке, замке простом, безмагическом, коих в нашем королевстве тысячи, и нужны были бы годы, чтобы обойти их все.
А сейчас я увидел её уже близ замка магического. Лет ей на вид не меньше девятнадцати, ну, может, двадцати, брачный возраст в нашем королевстве для девиц девятнадцать лет… Это что же… Она чья-то невеста???
Мицариэлла.
Почему с этими девушками я чувствую себя как с сестричками? Я всё-таки умудрилась передать им ещё немного энергии, а они взамен натащили мне из укромных уголков всяких вкусняшек и теперь мы сидим тесным кружком и девушки тихими голосками рассказывают мне свои печальные истории.
Они разнятся лишь в деталях. Все они достигли брачного возраста, у каждой из них был жених, у кого любимый, у кого не очень. Все они были любимыми дочерями в своих семьях и все были знакомы с Антуаном, который одно время проходил службу на границе в их краях.
Антуан бывал в их городках на балах, на приёмах. Причём, на что я сразу обратила внимание, так это на то, что все, все девушки жили раньше именно в приграничных районах, многие из них даже были знакомы друг с другом.
Тогда, по рассказам девушек, Антуан был простым весёлым парнем, и когда он на очередном балу во время танцев предлагал под благовидным предлогом отойти, как правило, на балкон, чтобы поговорить о чём-то важном, при этом Антуан обычно намекал, что влюблён в одну из подруг очередной жертвы, каждая девушка спокойно выходила с негодяем в уединённое место, где её уже ждал открытый портал, который мгновенно переносил девушку сюда, в замок.
Антуан же спокойно оставался там, где и был, продолжая танцевать с другими девушками.
Пропажа обычно обнаруживалась лишь к концу бала и списывалась на гермесов, хотя, как сказала Алисия, хрупкая девушка с огромными на пол-лица голубыми глазами, гермесы никогда не похищают девушек без их согласия. При этом Алисия залилась краской так, что нежно розовыми стали даже её маленькие ушки.
Девушки понимающе переглянулись, но для меня было главным только то, что у бедняжки ещё оставалась кровь, чтобы краснеть. А о гермесах мы поговорим потом.
А вот что меня искренне порадовало, так это то, что ни одна из девушек не помнила ужасающего распутного акта, которому каждую из них подверг Антуан.
Всё, что они рассказывали, так это то, что при переносе в замок каждая из них лишилась чувств, а очнулась уже здесь, в этой комнате, совершенно лишённая каких-либо эмоций и физических сил.
Как сказала Олея, та самая девушка, что кормила меня из своих рук, они жили как в тяжёлом сне, совершенно не понимая, где они и для чего, всех их сковывало полнейшее безразличие ко всему и только мой приход, приход великой госпожи, как они назвали меня, пробудил их эмоции и саму их жизнь.
Немного подумав, я поняла, что, видимо, Триединая Сестра подарила девочкам забвение столь ужасного события в их жизни с единственной целью сберечь рассудок бедняжек. Ведь, действительно, для любой знатной девушки потеря невинности до брака, да ещё и таким ужаснейшим способом…
К сожалению, всё, что могли рассказать девушки о своей жизни в этом замке, так это то, что почти каждый вечер к ним приходит Антуан, и, как выразилась Камея, бледная девушка с чёрными как ночь волосами до пояса, забирал у них жизнь, которой и так уже не было, касанием своей мерзкой руки. При этих словах Камею передёрнуло от брезгливости.
Спасибо, спасибо тебе, Триединая Сестра, что ты подарила забвение этим бедняжкам, спасибо от всего сердца!
К сожалению, силёнок у бедняжек хватало только на то, чтобы беседовать, ведь когда Асмия, одна из последних похищенных негодяями девушек, захотела подойти к окну, она с большим трудом смогла сделать лишь шаг. Слёзы заполнили её выразительные глаза.
-Мы теперь останемся калеками, великая госпожа? -тихо спросила она.
Остальные бедняжки вопросительно смотрели на меня.
-Всё будет хорошо. С вами всё будет хорошо. Нам нужно просто понять, что негодяй делает с вашей энергией.
-Мы не знаем, он забирает жизнь и уходит…
-Подождите, девочки, помните, один раз он приходил вместе с отвратительным человеком, коего называл отцом? Они ещё называли нас бессловесными животными и плохими дойными коровами для великой герцогини…
Мицариэлла
-Эта великая герцогиня живёт здесь, в замке?
-Мы поняли так, что да.
-Кажется, она живёт рядом с нами, за стенкой, -добавила Камея, -я иногда слышу, как там кто-то ходит по ночам.
-Странно то, девочки, что в свете герцогиню де Брилье не видели уже очень давно, ходят слухи, что она больна, -сообщаю уже я.
-Мы слышали иногда женский голос на улице, но не могли посмотреть, потому что не можем двигаться, -грустно сообщила Лилейн, маленькая светленькая девушка, это именно её я видела. Тогда.
Я ещё раз горячо благодарю Триединую Сестру, мысленно падая перед ней на колени, за милость забвения, дарованную ею этим бедняжкам.
И дикая ярость опять грозит затопить меня всю. Сила внезапно переполняет меня, словно не я была беспомощным созданием столь недавно… Всё-таки хорошо быть священной волшебницей…
Я встаю и, ни слова не говоря, направляюсь к двери, провожаемая робкими удивлёнными взглядами несчастных беспомощных созданий.
Мне кажется, что я вполне способна убить того, кто посмеет ещё раз попытаться навредить им.
Дверь распахивается передо мной столь быстро, словно ждала моего приближения, и я уже не удивлена, что, выйдя в коридор, я вижу медленно открывающуюся дверь соседнюю.
Я уже знаю, за этой дверью находится она, намного более чудовище, чем её отпрыск. Ведь она принимала чужую энергию, зная…
Мгновение, и я в покоях герцогини де Брилье. Я знаю, что возраст у неё довольно солидный, но перед собой я вижу молодую особу. Её выдают только глаза, глаза женщины, умудрённой опытом, глаза женщины, пережившей … горе?
Но мне нет дела до её внутренних терзаний. С силой, неожиданной для меня самой, спасибо, спасибо, тебе, Триединая Сестра, я хватаю женщину, по знатности намного выше меня самой, за волосы и легко, как пушинку, тащу её в нашу комнату, к моим несчастным бедняжкам.
Женщина пытается кричать, я затыкаю ей рот, грубо вталкиваю её в нашу комнату скорби, дверь намертво захлопывается за нами и я знаю, что нет силы, коя откроет её против моей воли.
Я подтаскиваю герцогиню к Лилейн, хватаю руки обеих и с силой прижимаю друг к другу. Сила Лилейн рвётся к хозяйке как верный пёс, но герцогиня смеет сопротивляться, удерживает чужую силу некоторое время, огненная анаконда срывается с моей руки и стоит в воздухе, сверкая ярче солнца.
-Она сейчас полетит к твоему сыну и убьёт его мгновенно, -мой голос тих от бешенства, но герцогиня слышит. Она обмякает и сила Лилейн весёлым щенком, рассыпая радостные искры, быстро-быстро, словно боясь, что её остановят, возвращается к своей хозяйке.
Остальные девушки, изумлённо замерев, ожидают своей очереди. Видно, что они пока не могут в полной мере осознать перемены, кои грянули для них только что.
Зато Лилейн преображается на глазах. Её кожа приобретает прежнюю фарфоровую белизну, щёки украшены здоровым румянцем, только что тусклые волосы теперь ослепительно блестят, она улыбается мне, падая передо мной на колени и целуя мне руку.
Что это? Что она говорит мне уже чистым сильным голосом? Она приносит клятву верности? Мне? Лилейн, которая по знатности выше меня, сейчас это ясно видно…
Я принимаю её клятву. Ведь клятву, данную от всей души в магическом месте, просто нельзя не принять и выбора у меня нет. Хотя я слегка робею, ведь это не только большая честь для меня, но и большая ответственность.
Но думать об этом некогда, уже с помощью Лилейн мы подводим стареющую на глазах герцогиню к каждой из девушек.
Краем уха слышу громкий стук в дверь, но меня не волнует, что кто-то смеет пытаться помешать нам. Дверь не пустит никого. Замок не пустит никого помешать благому делу. Почему-то я знаю это.
Последней забирает свою энергию Камея. Пара минут, и перед нами уже стоит ослепительная красавица с огромными чёрными глазами, её длинные гладкие чёрные волосы блестят теперь так, что кажутся серебряными.
Как и остальные пленницы, Камея от всей души приносит мне клятву верности и я принимаю её.
Торжественные слова клятвы звучат под старинными сводами волшебного замка снова и снова... Ясно вижу, что девушки одна знатнее другой, ни одной купеческой дочери здесь нет…
Вот ведь ирония моей судьбы. Ещё вчера я была презираемым изгоем в купеческом доме, а сегодня моими верными слугами признали себя дочери герцогов, графов, баронов…
Мицариэлла
Между тем стук в дверь не прекращается. Я оглядываю своих подопечных. Если бы не знала, никогда бы не поверила, что эти пышущие здоровьем знатные красавицы считанные минуты назад пребывали на грани жизни и смерти.
Счастье затопляет всё моё существо. Если даже моя жизнь оборвётся завтра, то она уже прожита не зря, я не зря рождена на этот свет и не зря Триединая Сестра почтила меня милостью своей…
Так, хватит хвалить себя, Мицариэлла, сделано лишь полдела, теперь следует выбраться отсюда и желательно не мешкая.
Старая герцогиня, теперь уже, действительно старая, валяется кулем и что-то пытается сказать тихим голосом немощной старухи.
Да, похоже, мы перебрали у неё энергии, захватив немного и её собственной. Но я и не думаю исправлять это маленькое упущение. Моим подопечным энергия пригодится, неизвестно, какие испытания приготовила нам Триединая Сестра далее.
Ветка одного из деревьев приветливо стучит в наше окно.
-О, смотрите, смотрите, дерево протянуло нам свою ветвь, -восторженно восклицает Лилейн, быстрой птичкой добежавшая до приоткрытого окна.
Лилейн вся светится, видно, что ей, как и всем остальным пленницам хочется подвигаться, побегать, размять свои застоявшиеся косточки.
Я с улыбкой смотрю на своих новоявленных вассалов.
-Дерево хочет помочь нам выбраться отсюда, -объясняю им, мы сейчас по очереди, осторожно, держась за боковые ветви, просто выйдем из окна и удалимся прочь.
-Вы понимаете язык деревьев, госпожа волшебница? -с восхищением спрашивает меня Алисия. Остальные девушки с благоговейным почтением ждут моего ответа.
-Да, понимаю немного, -уклончиво отвечаю я, -но теперь нам пора идти.
С презрением перешагнув через старуху, лежащую на нашем пути, я помогаю девушкам спуститься во двор замка по удобно прислонённой толстой ветви одного из деревьев, росших неподалёку.
Едва оказавшись на земле, мои подопечные едва сдерживаются, чтобы не начать прыгать, как малые дети, просто от подаренной им вновь радости движений.
Но я намерена подарить им эту возможность незамедлительно, поскольку абсолютно уверена, что нам стоит оказаться от замка как можно дальше и как можно скорее.
Нет, я боюсь не за себя, нет. Но у меня восемь вассалов, за жизнь и благополучие которых я несу полную ответственность с момента принятия мною клятвы верности.
Поэтому уже очень скоро дружной стайкой мы оказываемся у внешних ворот замка, кои открываются незамедлительно. Девушки не удивлены.
-Это нашу госпожу волшебницу слушается замок, -тихонько говорит кто-то из них.
Мне вдруг кажется, что замок шепчет мне: «До свидания, Мицариэлла, маленькая волшебница, до свидания…». Или это ветер шумит в ветвях деревьев?
Этон.
-То есть, Вы утверждаете, дорогая тётушка, что абсолютно точно осведомлены о брачных планах всей высшей знати нашего королевства?
-Этичек, мальчик мой, как же я могу быть не осведомлена, если прошения на бракосочетания представителей сильнейших родов уже много лет проходят только вот через эти старческие дрожащие руки?
-Бросьте, тётушка, Вы моложе и красивее всех в нашем королевстве…последние сто лет… или я ошибаюсь, двести?
-Гадкий мальчишка! Не понимаю, почему я вообще выбалтываю тебе сугубо конфиденциальную информацию, касающуюся личной жизни не кого-нибудь, а представителей элиты нашего королевства…
Спустя три часа…
-Этичек, ты же видишь, милый мой мальчик, мы, по-простому говоря, перелопатили с тобой всех, даже невесту баронета де Грюнвальда, коему, прости меня, Триединая Сестра, козлу старому, за семьдесят перевалило и перевалило не вчера…