Летчик и ведьма

Глава 1

Кеший

Я мог назвать момент, когда моя жизнь безвозвратно изменилась, с точностью до минуты, потому что как раз перед этим посмотрел на часы.

Тридцать первое августа две тысячи двенадцатого года, одиннадцать сорок три…

Обычно я выкладывал все новости в группу нашего класса в Контакте, но сейчас им просто неоткуда было взяться. Только вчера мы с родителями вернулся из Крыма, где провели месяц у бабушкиной сестры.

«Кеший, - написала мне утром Лидка Агафонова, - чего по завтрему? Никто ничего не знает. Во сколько приходить?»

Многие жили к школе гораздо ближе, но так привыкли, что Кеший все приносит в клювике, что и не думали почесаться сами. Хотя раз уж повесил на себя это добровольно, чего теперь возмущаться? Собрался и пошел.

Первое сентября в этом году выпало на субботу. Надеялись, что перенесут старт на понедельник, но обломались. Уроки – да, а линейка первого. Выяснил, во сколько начало, сразу же закинул в группу, вышел на крыльцо.

Рыжая девушка в узких джинсах и косухе присела на корточки у крутого байка, пристегивая его цепью к столбику. Откинула волосы с лица, посмотрела на меня из-под руки, встала.

- Скажи, ты здесь учишься? Директор где у вас?

- Сразу за охраной слева лестница, - ответил я, ошалело разглядывая ее. – На площадке дверь.

- Спасибо, - она вытерла салфеткой руки, поправила сумку на плече и поднялась на крыльцо.

Рыжая давно ушла, а я все пялился на дверь, за которой она скрылась. Или, может, ждал, когда пойдет обратно? Ну правда, не останется же там жить, выйдет когда-нибудь.

Девушка вышла минут через двадцать. Покосилась на меня, спустилась, отстегнула байк, села и уехала. Я плелся домой, а перед глазами стояло то, как она посмотрела на меня из-под ладони. Улыбка такая… теплая, озорная. Как девчонка. Хотя явно уже окончила школу. Можно сказать, почти старушка. Лет двадцать? Но точно не меньше восемнадцати, на такой мощный байк раньше права не дают. Это я знал точно: в Крыму катался на мотике соседа. Нелегально, конечно.

Зачем, интересно, она приходила к директору? Может, какая-нибудь родственница? Детей у Валитры, вроде, нет, значит, не дочь.

Блин, да какое мне вообще дело, кто она такая?

Но почему-то вдруг два светлых образа, которые вот уже третий год занимали мое воображение, слегка поблекли. Как будто на солнце облачко набежало.

Два образа – потому что мне нравились сразу две девчонки: Катька Татаренко и Алиска Немцова. Я никак не мог выбрать, кто из них больше. Впрочем, это не имело никакого значения, потому что ни та ни другая не обращали на меня внимания. На меня вообще обращали внимание только потому, что я был клоуном. Точнее, не был, а казался. Маска тотального стебальщика и зубоскала мне не особо нравилась, но за семь лет она приросла так, что хрен отдерешь.

В эту школу я пришел в третьем классе, когда мы переехали в Шувалово из Красного села. С пригородного юга на городской север – как будто в другую страну. В старом классе на физре стоял третьим с конца, а в новом оказался из пацанов самым мелким. Да еще в очках, да еще со скобками на зубах. А вишенкой на торте – Иннокентий! Назвали меня так в честь какого-то знаменитого родственника, которого я никогда не видел. Ну и понеслось – дразнили и чморили все, без исключения. Кеший, Леший, Попугай... Леший и Попугай со временем отвалились, а Кеший прирос намертво, так я им и остался.

Сначала я плакал. Не в школе, конечно, дома. В старой такого не было, мы почти всем классом пришли из садика, где я был Кешенькой, Кешей. Там меня любили, и я со всеми дружил.

Ну смеются, утешала бабушка, глупые они, что поделаешь. И ты смейся в ответ. Скучно дразнить того, кто не обижается.

Я взял это на заметку. Дразнили меня – я лыбился, как дурачок, и кусал в ответ. Без злости, но ощутимо. Потихоньку буллить перестали, но воспринимали исключительно как шута. Зубы выправились, косоглазие тоже, но я все равно был мелким ботаном. Девчонки от меня шарахались.

По Машке Маликовой я вздыхал издали, а вот Таньку Лосеву из параллельного даже пытался пригласить в кино, но она отказалась. Сказала, над ней будут смеяться, потому что я ей по плечо. Преувеличила, немного, конечно, но да, я был заметно ниже. Расти начал только классу к восьмому. Гулливером не стал, но в средний рост вполне вписался.

Катька была красавицей и круглой отличницей, рыдающей из-за четверок. И старостой. Ее не слишком любили в классе по причине повышенной душности, а мне она все равно нравилась. И было ее немного жаль. Хотелось сказать: «Кать, ну что ж ты так загоняешься-то? Оглянешься потом, а жизнь прошла мимо, потраченная на золотую медаль, на красный диплом, на диссертацию». Но ловил ее холодный взгляд, и слова застревали в глотке.

Алиска – та была совсем другой, прямой противоположностью. Не красотка, зато милая и обаятельная. Веселая, шебутная троечница, своя в любой компании. Ни один кипиш никогда не обходился без нее. Причем ко мне она относилась неплохо, но… не лучше, чем к другим. Есть такие люди, которые, вроде, дружат со всеми и ни с кем близко.

В общем, два года я вздыхал по ним обеим, параллельно. Без драмы. Они просто мне нравились. Что-то светлое, приятное – и легкое. А вот сейчас вдруг стало не по себе. Как перед грозой. Как будто должно было случиться что-то… особенное. А может, уже случилось.

Глава 2

Марго

Педпрактику я проходила в знаменитой «Десятилетке» при консерватории. Дети там учились особенные. В смысле, особо одаренные. Все предметы, кроме музыкальных, им были до одного места, а уж биология в первую очередь. Но это был своего рода челлендж – заинтересовать их. Да и платили там хорошо. Как раз их биологичка уходила на пенсию, поэтому меня ждали. Так и сказали: Риточка, получайте диплом и приходите, ждем. Так что насчет работы я не беспокоилась.

Госы, защита диплома, выпускной – и сюрприз. Биологичка на пенсию раздумала.

«Рит, да не парься ты, - пожал плечами Мишка. – Был бы человек, а место найдется».

У него все всегда было легко. По жизни. Можно не париться, если работаешь на приятной необременительной должности в компании своего отца и не думаешь о завтрашнем дне. Когда мы познакомились в автошколе, эта вот легкость меня и привлекла в нем. Не только она, конечно, но не в последнюю очередь. Я-то была совсем другой – позитивной, да, но ко всему относилась серьезно. Иногда даже слишком.

Ну да, все-таки согласилась я, учителя везде нужны, найду место. И мы поехали, как планировали, в Сочи. А когда вернулись и я начала искать, куда бы пристроиться, оказалось, что все далеко не так просто.

Учителя, само собой, были нужны. Но только не выпускники без опыта. Или в такие места, куда лучше не соваться, да еще и за три копейки. Отец помогал, пока я училась, но теперь уже стало неловко просить у него денег. Были бы мы еще с Мишкой женаты или хотя бы жили вместе, но нет, просто встречались, уже второй год. Он был на девять лет меня старше, разведен и, как мне казалось, снова надевать хомут не стремился. Да я особо и не рассчитывала. Замуж не тянуло – насмотрелась на родителей, а потом еще и на мать с отчимом.

Август стремительно шел к концу, и я уже морально была готова к тому, что в школу в этом учебном году не попаду. И вдруг в последних числах однокурсница кинула наводку: в одной из школ моего района требуется учитель биологии. И пешком дойти можно, и школа сама по себе неплохая. Вот только достучаться до директора мне удалось лишь утром тридцать первого августа.

«Приезжайте, - сказала она, - поговорим. Но я ухожу через час. Успеете?»

Я была у отца на даче. Впритык прыгнуть на мот и доехать. Даже домой не успевала за документами. Подлетела за десять минут до конца назначенного срока. Спросила у какого-то мальчишки на крыльце, где директор, вломилась в кабинет, постучав и даже не дождавшись ответа. Потная, растрепанная, в косухе и джинсах, забрызганных грязью из лужи.

- Это из какого класса такая деловая? – поинтересовалась Валерия Ильинична, суровая дама лет пятидесяти.

- Извините, - жалобно пискнула я, зависнув на пороге. – Это я вам звонила. Маргарита Краснова.

- Биолог? – с сомнением уточнила она.

- Да. Я просто с дачи, торопилась, даже домой не зашла. Боялась, что не успею. Вы же сказали, что уйдете.

- Ну ладно, давай…те документы.

- Я не взяла ничего.

- Великолепно. Герцен? Универ?

- Герцен.

Поглядывая на меня искоса, директриса набрала какой-то номер.

- Валечка? Здравствуй. Пробей, пожалуйста, такую Маргариту Краснову по базе. Выпускница, биолог. Да, скинь все, что есть.

Видимо, пока загружался комп, из Герца скинули мое досье. Она что-то быстро пролистала, щелкая мышкой, потом снова посмотрела на меня.

- Что ж вы так до последнего дня дотянули?

- Да меня в консерваторскую школу брали, но вдруг все переигралось. Учительница передумала на пенсию уходить.

- Хорошо, давайте попробуем. У нас тоже безвыходное положение. Наш преподаватель как раз наоборот внезапно решил на пенсию. Завтра приходите на линейку, а оформляться будете в понедельник. После линейки покажу вам кабинет и все остальное. В расписание биологию пока никому не ставили, думаю, не раньше среды или четверга, будет время осмотреться. Пока поработаете почасовиком, без классного руководства. Освоитесь – там будет видно.

Выкатилась я из кабинета с дрожащими коленями и мокрой задницей. И в полном офигении. Что, меня правда взяли? Интересно, это хорошо или плохо? Да в конце концов, не крепостное право. Не понравится, всегда можно уйти.

В идеале надо было походить по школе, посмотреть, но не хотелось никого шокировать своим дорожным видом. Хватит того, что директрису напугала. И как она только рискнула такую гопницу взять? Походу, совсем безвыходное положение.

Мальчишка, который подсказал, где найти директорский кабинет, все еще топтался на крыльце. Класс девятый или десятый на вид. Всем расскажет, наверно, что новая биологичка на байке рассекает. Будет плюсик мне в рейтинг. А может, и нет.

Вечером мы с Мишкой отметили мою новую работу. Точнее, первую настоящую. Мелкие подработки не в счет.

- Если бы мне в школе сказали, что когда-нибудь буду трахать училку, не поверил бы, - поддел он. – А вообще ты для училки слишком молодая и красивая. Будут в тебя ученики влюбляться.

- Ой, не приведи господь,- поежилась я.

На практике был один мальчик-одиннадцатиклассник, который смотрел на меня с восторгом и обожанием. Было приятно, но больше неловко. Особенно когда директриса посоветовала одеваться поскромнее, хотя ничего нескромного я не надевала. Да и вообще чужие чувства, которые не можешь разделить, всегда в тягость. Пять лет разницы в этом возрасте – огромная пропасть. У нас с Мишкой, конечно, было побольше, но и я, когда мы познакомились, была уже далеко не школьницей.

Глава 3

Кеший

Первое сентября словно намекало: ничего хорошего от начала учебного года ждать не стоит. С утра лил дождь, линейку вместо школьного двора засунули в актовый и спортивный залы, поделив на две части: старшую и малышовую. Класс разбился на стайки: старички и новички из параллельного и других школ. Наш сделали физико-математическим, параллельный – гуманитарным.

Учителя тоже поменялись. Вместо классной – во всех смыслах классной – географички Дуси нам подсунули скучнейшую русичку Фанечку. Математичка, физик, историк – все были новыми, хотя и работали в школе давно.

- А биологичка вообще новая, - добавила Алиска, старшая сестра которой была заведующей канцелярией и секретаршей директрисы Валитры. – Молодая совсем, после института. Вон стоит.

Шевельнулось нехорошее предчувствие – и не обмануло. Повернувшись, я увидел вчерашнюю рыжую. В строгом брючном костюме и белой блузке.

- Херась! – присвистнул Леха Бодренко. – Какая телочка! Такую биологию только в рамочку и дрочить на нее.

Прямо кулаки зачесались втащить ему. Но ограничился тем, что ткнул в бок и сказал:

- Пасть захлопни!

- Ой, а клоун-то на нее запал, - оскалился Леха, отодвинувшись на всякий случай подальше. Все знали, что клоун не только языком молоть может, но и въехать крепенько. Хотя делал это крайне редко.

Девчонки тут же сбились в кучку и начали разбирать биологичку по косточкам. И как только бедняга не умерла от икоты? Расписание пока дали на два первых дня, биологии в нем не было. Градус интереса вполне мог лопнуть от перегрева.

В первые дни всегда хватало суеты – и старой, и новой, но я ждал. И не мог понять, чем она меня так зацепила. Ну уж точно не байком. Хотя, стоило признать, от училки такого ждешь меньше всего. Примерно как великое открытие в садике: хоба, а воспиталки-то ходят в тубзик!

- Меня зовут Маргарита Ивановна, - представилась биологичка, когда мы наконец дожили до ее первого урока – последнего в этот день.

У меня зудел язык, да и должен же я был подтвердить репутацию!

- Ого! Королева Марго, - выдал под тихое хихиканье.

Все ждали реакции. С воистину королевской улыбкой она сделала жест двумя пальцами: встань. Я поднялся, глупо ухмыляясь и… умирая от ужаса.

- Представься, пожалуйста.

- Печерников, - я шаркнул ножкой и подчеркнуто наклонил голову. – Иннокентий.

- Королевским указом, Иннокентий Печерников, ты назначен на сегодня уборщиком кабинета биологии. Обсуждению не подлежит.

- Вот же ведьма, - буркнул я. Думал, что тихо, но она услышала. И сказала с усмешечкой:

- Ты уж определись, дружок, королева или ведьма. Хотя одно другому не мешает, конечно. На этом шутки-самосмейки сегодня закончились. Начинаем урок.

Что там было на уроке дальше, я не просек. Потому что погиб. Окончательно и бесповоротно. Она могла говорить о чем угодно. Я просто смотрел на нее и слушал ее голос – низкий, бархатный. И тащился, как уж по стекловате.

После звонка Леха на выходе ткнул меня в бок:

- Удачи… дружок! – и выкатился с реготом.

Когда никого не осталось, Марго – ну разумеется, Марго, как же иначе! – ушла в лаборантскую и закрыла дверь. Я вымыл доску, поднял стулья, подмел, протер полы. Вообще без проблем, дома полы мыл класса с пятого и ничего зазорного в этом не видел. А кабинет биологии подписался бы убирать хоть каждый день.

Закончил, постучал. Она выглянула, прижимая ухом телефон.

- Все? Хорошо, Иннокентий, иди.

- А можно… не Иннокентий? – попросил, глядя под ноги. На ее туфли.

- Ну ты сам так отрекомендовался, - хмыкнула Марго.

- Ну не Кешей же было называться.

- Окей, - кивнула она. – Спасибо, что убрал.

- До свидания, - пробормотал я, взял сумку и вышел.

Домой брел совершенно очумелый. Перебирал каждое ее слово, как четки. Прокручивал в голове оба эпизода на репите, как ролики в сети. И на уроке, и после. В общем, засосало с головой, как в болото. Только булькнуло.

Сначала надо мной стебались. Но у меня был семилетний опыт антистеба. Иммунитет.

Да, я влюблен в Марго – и что?

А-а-а… ну это… ничего.

Ну и свободны тогда, товарищи.

Идиотом я не был… ну полным идиотом, во всяком случае. Понимал, что ничего не светит. Это не порно с развратными училками. Хотя проскальзывало иногда терпко-сладкое: а вдруг? Представлять-то я мог что угодно.

Остро переболел примерно за месяц, после чего болезнь перешла в хроническую стадию. Бабуля моя была детским врачом, так что во всей этой терминологии я варился с рождения. Марго стала фоном моей жизни. Я не страдал – я просто ее любил, только и всего. Было в этом нечто… как бы сказать по-умному? Фаталистичное. Если чему-то суждено случиться, оно случится. Нет? Ну что ж…

Биология у нас была базовая, один урок в неделю. Это для меня было как конфета. Среда – лучший день, а вовсе не воскресенье. Ну и все мои маршруты строились мимо кабинета Марго. Как бабушка говорила, бешеной собаке семь верст не крюк. Я разузнал о ней все, что только мог, с левых акков подписался на все ее соцсети и лайкал все посты, хотя она выкладывала их редко. И тащил фотографии к себе в тайную папочку.

Глава 4

Марго

Мишка как в воду глядел: малолетний поклонник у меня действительно появился. Даже не из одиннадцатого, а из десятого. Тот самый парень, который подсказал, как найти директора. Может, конечно, были и еще, но они шифровались, а Печерников – нет. Не доставал, не надоедал, просто молча меня обожал. Иногда отпускал какие-то шуточки, такое уж него было амплуа – клоунское. Сначала я чувствовала себя неловко, потом привыкла. Мальчишка сам по себе был позитивный, вряд ли сильно страдал, поэтому его влюбленность добавляла моей жизни теплую нотку. Как синичка, прилетавшая к окну поклевать подвешенное на нитке сало.

В работу я втянулась быстро. Хотя пришлось смириться с тем, что биология в старших классах почти никому не нужна. Естественного профиля в школе не было, программа шла базовая, на ЕГЭ в каждом классе предварительно записалось по несколько человек.

Самым интересным для меня был десятый «Б» - физико-математический. Хотя бы уже тем, что в нем сломалась стандартная школьная иерархия. За отсутствием настоящего короля на роль альфа-самца претендовал страшный внешне, гаденький и трусливый шакаленок Леша Бодренко. Признанной красавицей была староста Катя Татаренко, однако по причине повышенной душности парни вовсе не спешили укладываться ей под ноги.

На положении изгоя находилась мышка Кристина Вербицкая, но ее не травили, а просто игнорировали. Серым кардиналом класса был все тот же клоун Кеша Печерников. Так бывает – когда королевством на самом деле управляет шут, а не король, и никто об этом не подозревает. Кешка вообще был парнем умным и хитрым, и это мне даже немного льстило. Если бы в меня влюбился тот же Бодренко, было бы неприятно.

А еще в десятом «Б» училась моя любимица Маша Маликова. Я старалась никого не выделять, ко всем относиться с одинаковой ехидцей – ну ведьма же! Однако Маша мне была глубоко симпатична. И не только тем, что любила и знала биологию. Чувствовалось в ней что-то родственное.

Она была, как говорится, вещью в себе. Замкнутая, мрачная, молчаливая. Внешне очень нестандартная. Высокая, худая, смуглая, на первый взгляд не слишком красивая, но цепляющая глаз. Да, на нее хотелось посмотреть еще раз. Наверняка там было намешано немало кровей, вот и получился такой интересный результат.

«Я не знаю, куда буду поступать, - сказала Маша, когда я беседовала с записавшимися на дополнительные занятия для ЕГЭ. – Хотела после девятого в медицинский колледж, мать устроила истерику. Только в институт. Буду подавать туда, где проходной поменьше. На бюджет. Лишь бы отстали».

По этим случайным обмолвкам было ясно, что в семье не слишком хорошие отношения. Такой вот токсик я чуяла за версту. Даже спросила у их классной Фаины, все ли там в порядке.

«Мать, отчим, - пожала плечами та. – Отец, кажется, умер. А что, проблемы?»

«Да нет. Просто…» - я отползла в окоп.

Отчим? Для меня это слово было как красная тряпка для быка. Хотя быки и не различают цвета. Понимала, конечно, головой, что есть в природе нормальные отчимы, получше родных отцов, но эмоции зашкаливали.

Никогда никому не желала смерти, а вот когда Петюня утонул по пьяни, плакала от радости. Хотя тогда уже год как жила у отца. До сих пор иногда снился кошмар: отвратительные липкие лапы под юбкой, такое же липкое, горячее дыхание на шее, на груди, язык, лезущий в рот. И мать, которая отказывалась меня слушать.

Не смей наговаривать на отца, орала она.

Он мне не отец, рыдала я.

И убежала к настоящему отцу. Сказала что если не разрешит жить у него, вообще уйду на улицу. И плевать, что со мной будет. Может, он и не слишком был рад моему появлению, я никогда не знала, что у него на уме и на душе. Но выгнать меня совесть не позволила. Два года, до окончания школы, я прожила у него, а потом снимала комнату в большой запущенной коммуналке на Ваське. Когда перешла на второй курс, умерла бабушка, его мать, завещавшая мне квартиру на Просвете. С матерью мы практически не общались. После Петюниной смерти она пыталась навести мосты, но я ее так и не простила, хотя прошло почти шесть лет.

В общем, Маша чем-то напоминала мне меня в этом возрасте, уже одного хватало, чтобы держать ее в поле зрения. Ну а в целом преподавать мне нравилось. Я всегда хотела стать учителем. А еще ветеринаром. Но поскольку совместить вряд ли получилось бы, стала учителем биологии. А вот Мишка этого понять никак не мог.

Рит, прости, говорил он, но в школу идут одни лузеры с садистскими наклонностями. Ты, вроде, не такая, значит, надолго тебя не хватит.

Сначала я пыталась спорить, еще когда училась. Потом перестала, поскольку никакого смысла в этом не было. Я заводилась, он злился в ответ, и все заканчивалось ссорой. Поэтому стала просто отключать прием. Он говорил, а я не слушала.

Вообще все у нас складывались непросто. Я его любила, конечно, и хотела быть с ним, но это отношение как к маленькой глупенькой девочке… Особенно когда его отец после инсульта не смог больше работать и передал Мишке управление компанией, сдающей в аренду строительную технику. Тут он и вовсе стал считать себя чрезвычайно взрослым и мудрым. Во всяком случае, по сравнению со мной. В чем-то действительно так и было, но я бы предпочла, чтобы он не демонстрировал это слишком явно и со снисхождением.

- Ну чего ты хочешь, взрослый мужчина, - сказала в ответ на мои жалобы подруга Оля. - Это лучше, чем мальчишки-ровесники, у которых самомнения не меньше, а опыта и знаний ноль.

Глава 5

Кеший

Десятый класс остался у меня в памяти как что-то такое… безмятежное. Наверно, у каждого в жизни бывают периоды, когда не происходит никаких выбивающих из колеи событий, как в минус, так и в плюс. Словно плывешь на лодочке по течению, светит солнце, тепло, птички поют. И не хочется думать, что за поворотом начинается стремнина.

Я любил себе Марго, без страданий, без каких-то надежд. Мне было просто хорошо оттого, что она есть, что я могу ее видеть. Учился, занимался с преподами по физике и математике, готовясь потихоньку к ЕГЭ, ходил в тренажерку, тупил в соцсетях. Когда я только пришел в эту школу, меня здорово гнобили, но стоило подписаться в клоуны, отношения потихоньку выправились, стали со всеми более-менее ровными. Близких друзей так и не появилось, но и врагов тоже не было.

А еще я ездил в Сиворицы прыгать с парашютом. Сначала в тандеме с инструктором, потом уже сам, хотя каждый раз требовали разрешение родителей. Вот это был кайф необыкновенный – когда ты у неба на ладони! Об этом никому не рассказывал. Как и о том, что хочу стать летчиком. Блин, Кеший, клоун – какой ты, на фиг, танкист, то есть летчик?! Да и уверенности, что получится, не было. Зрение у меня до конца так и не встало. В очках необходимости не было, но все равно не единичка. Для военного стопроцентно мимо, для гражданского могло и прокатить, тем более после восемнадцати собирался сделать лазерную коррекцию.

А вот в одиннадцатом классе стало нервно. Началось с того, что пришел новенький, Сева Мирский. Эдакий наглый мажор, которого выперли из элитной гимназии за какие-то там карточные игрища на деньги. Видимо, обул кого-то не того. Мамаша его была сериальной актрисой, папаша режиссером, и держал он себя так, что веер из пальцев застревал в дверях. Подходящей для него тусы у нас не нашлось, только Леха попытался забраться под бочок, но был послат в далекую страну.

Справедливости ради, этот понтярщик действительно сек в математике и информатике, даже олимпиады какие-то выиграл, а если просили помочь, никогда не отказывал. Но это не делало его приятнее. А еще буквально с первого дня он начал очень жестко и зло выстебывать Машку Маликову, которая отвечала ему тем же. Моя третьеклассная любовь к ней давно прошла, но симпатия осталась, и поэтому Мирскому хотелось от души навешать.

Может, и навешал бы, если бы не одно обстоятельство. За всем этим обменом ядерными ракетами просвечивал жгучий обоюдный интерес. Примерно как в первом классе дернуть за косичку и получить в ответ рюкзаком по башке. Лезть в это без спроса было бы крайне глупо. Я и не лез. Наблюдал со стороны. И видел, что Машка с каждым днем становится все мрачнее. Из-за Мирского-Мерзкого? Или что-то еще?

А наблюдал за ней, походу, не только я. Марго тоже. Наверно, ей казалось, что незаметно, но я был нацелен на нее, как радар, поэтому видел все. И ее задумчивые взгляды в Машкину сторону, и их разговоры после уроков.

Я не знал, в чем дело, но почему-то было… нервно.

Все изменилось в тот день, когда вместо биологии вдруг поставили допы по русскому. Что случилось с Марго, нам не сказали. Неожиданно Машка подошла ко мне и спросила, не знаю ли я, где та живет. Я бы мог, конечно, просто дать ей адрес. Или не дать. Но словно дернуло что-то.

Ок, сказал, но пойду с тобой.

Нет, прямо к Марго я идти не собирался. Просто дошли с Машкой до дома, болтая о чем-то. Уже потом, через много лет, я понял, что тот день стал для меня поворотным. Как железнодорожная стрелка. Мой поезд пошел хоть и долгим объездным путем, но все же к цели. Тогда я об этом даже не думал.

Неожиданно мы подружились с Машкой. Я помогал ей готовиться к ЕГЭ, а еще у меня появился человек, с которым я мог говорить о Марго. У нас организовался свой маленький фан-клуб. А Машка плакалась мне насчет Мирского – тут я не ошибся, интерес действительно был, причем взаимный. Вот только этот крашеный мудозвон закадрил ее подружку Вербицкую. Видимо, назло врагам, приняв наши с ней отношения за бурный роман. Я мог бы, конечно, объяснить ему, что к чему, но, подумав, решил не вмешиваться. Если им надо – разберутся сами. Если нет, то виноватым окажется кто? Правильно, Кеший.

Где-то классе в пятом-шестом у нас было повальное увлечение анкетами – тетрадками с вопросами. И, разумеется, там был вопрос, может ли мальчик дружить с девочкой. Я написал, что не может, потому что или влюбится, или ему станет скучно. Но сейчас ответил бы иначе. Что вполне может – если оба влюблены в других.

Незадолго до своей днюхи Машка сказала, что переезжает в квартиру покойного отца. Там была какая-то очень гнилая история. Я давно понял, что дома у нее нехорошо, но потом она все-таки призналась, что отчим к ней пристает. Видимо, все стало настолько хреново, что мать разрешила ей переехать, даже не дожидаясь окончания школы. С моей подачи устроили почти всем классом в одном флаконе субботник и пати: привели квартиру в чувство и отметили Машкино восемнадцатилетие.

Тогда случилось много всего сразу. Мирский расплевался с Криськой и забился с Машкой, что та не сдаст математику больше, чем на шестьдесят баллов. Если сдаст, он должен был собрать руками все собачье дерьмо в Машкином дворе. Если выиграет… это он сказал ей на ухо. Разумеется, все предположили одно и то же – секс. Озвучил Леха, за что и получил от меня под ребра. Ну а потом мы с Мирским, наверно, впервые нормально поговорили, хотя зол я на него был еще больше, чем раньше.

Математику Машка сдала и вообще набрала на ЕГЭ какие-то сумасшедшие баллы. Она могла быть дико упертой, я уже это понял. Поступила на бюджет в Первый мед, а Мирский собирал дерьмо. После этого у них все завертелось с бешеной скоростью. А я…

Глава 6

Марго

Все действительно оказалось так, как я и думала. Правда, узнала об этом только через полтора года, когда Маша уже заканчивала одиннадцатый. Наблюдала, как она с каждым днем становится все мрачнее, то и дело проваливается в тяжелые мысли. Да еще и Севка Мирский без конца доставал ее. Там явно была взаимность на уровне начальной школы, когда дергают за косички.

Парень он был интересный, но с педагогической точки зрения дико запущенный, несмотря на внешнее благополучие. Учился хорошо, зато вел себя типично по-мажорски, нагло и вызывающе. Родители развелись, мама-актриса вечно в разъездах, жил со старшей сестрой. Мне казалось, что под этой его бравадой прячется лютое одиночество и обида на весь белый свет. Я даже с их классной Фаиной пыталась разговаривать, но та меня отшила:

«Риточка, ну что ты так беспокоишься? Все у Мирского нормально. Закончит, в вуз поступит. Ведет себя так? Ну а что ты хочешь от парня из такой семьи? Может, перебесится, а может, и нет. А насчет Маши… было бы что, мы бы уже узнали».

Я не могла понять, дура она или просто до такой степени все пофигу. Сама по себе Фаина была теткой незлой и предметником сильным, но вот это ее равнодушие меня выводило из себя. Казалось, что ей не сорок, а все семьдесят, всё давным-давно надоело.

Узнали бы? Ну да, как же! Можно подумать, я кому-то что-то рассказывала. Даже отцу не сказала, когда сбежала к нему. Только матери, но та не поверила.

И все-таки я Машку расколола. Подловила, когда ее в очередной раз вывел из себя Мирский, и разговорила.

Ох, как же меня бомбануло! По идее, надо было привлекать школьного психолога и выходить на комиссию по делам несовершеннолетних, но это и самой Маше капитально могло встать боком. К тому же ей через месяц исполнялось восемнадцать, да и до окончания школы оставалось всего ничего. Поэтому для начала решила поговорить с ее матерью.

Разумеется, та устроила истерику, грозила пойти к директору. К Валерии Ильиничне в итоге я пошла сама – превентивно.

«Ох, Рита, тут палка о двух концах, - сказала та. – Пустить на самотек – может случиться непоправимое. Влезть – точно так же девчонке можно жизнь сломать. Не знаешь, что хуже. Будем надеяться, что мать хоть и сучка, но все же прижмет своему муженьку хвост».

Маша тем временем подружилась с Кешей, который помогал ей готовиться к экзаменам, а Мирский – видимо, назло, закрутил с ее подружкой Вербицкой. Они были бы отличной парой, Маша и Кеша, но что поделать, не искрило. Она была влюблена в Мирского, а Кешка все так же в меня. За эти два года я хорошо успела его узнать, и даже легкое сожаление иногда пробегало – что мы вот так не совпали во времени. В нем уже пробивалась взрослая мудрость, которая и в зрелом возрасте приходит далеко не ко всем. А еще в нем было настоящее мужское желание помогать, заботиться, защищать.

Повезет кому-то, думала я. Жаль, что не мне. И жаль, что у Мишки, который на полтора десятка лет старше Кеши, эти качества на минималках.

Когда Маша в свой восемнадцатый день рождения переехала в квартиру покойного отца, я выдохнула с облегчением. Оказалось, что он еще и денег ей оставил прилично. Хватило бы поступить на платное в мед, но она готовилась как черт и прошла на бюджет. Я гордилась ею так, будто она была моей… ну не дочерью, конечно, но младшей сестрой как минимум.

Пожалуй, больше всего я беспокоилась, как бы ее не сбила с плана любовь-морковь, потому что с Мирским они с младшешкольного этапа все-таки перешли на вполне взрослый. Был там у них какой-то спор – что Маша хорошо сдаст математику, и она выиграла. Деталей я не знала, но после этого все у них и завертелось. Надежду давало лишь то, что амбициозные перфекционисты вряд ли пустили бы по звезде завоеванные возможности ради чувств.

А Кешка на выпускном признался мне в любви. Озвучил то, что и так было очевидно. Очень такой взрослый красавчик – куда делся смешной пацан-клоун? Я даже растерялась немного и пробормотала что-то невнятное про разницу в возрасте.

- Разница скоро нивелируется, - очень серьезно возразил он.

- Я… у меня есть… мужчина.

Я даже не знала, как это сформулировать. Мишка – он вообще мне кто? Четвертый год встречаемся. Не муж, не жених. Бойфренд? Фу!

- Маргарита… Ивановна, - он посмотрел мне в глаза так, что стало жарко. – Я просто хочу, чтобы вы знали. Только и всего.

Я промолчала – потому что не представляла, что ответить. Нет, это было не смешно ни разу. И снова шевельнулась досада. Как там у Талькова? Несвоевременность – вечная драма*.

Ничего, это все-таки выпускной. Больше не увидимся. Все пройдет у него. Поступит в институт, встретит ровесницу, влюбится. Может, иногда будет вспоминать меня с ностальгией: а вот в школе мне биологичка нравилась.

И все же несколько дней я была под впечатлением. В голове крутились попеременно песня Талькова и та мелодия, под которую танцевали. Такая светлая-светлая грусть о том, что могло бы быть, но никогда не случится. А потом мы с Мишкой поехали в отпуск, и новые впечатления оттеснили эти мысли куда-то сначала на задний план, затем и вовсе в архив.

Осенью мне дали руководство – пятый класс. С ними было интересно. Мишка даже иногда сердился, что я уделяю своим «деткам», по его мнению, слишком много времени. С Машей мы созванивались, но почти не виделись. Она училась как проклятая, с головой окунувшись во все «прелести» первого курса мединститута – самой настоящей школы выживания в джунглях. С удивлением я узнала, что они с Севкой живут вместе. Промолчала, но про себя подумала, что зря – слишком рано.

Глава 7

Кеший

Наверно, я бы пережил прощание с Марго гораздо тяжелее, если бы не поступление, которое отожрало максимум внутреннего ресурса. Оборачиваясь потом назад, я не мог понять, какой черт мне ворожил. По всем объективным показателям поступить не должен был. Но поступил.

Боялся даже не за ЕГЭ, потому что сдал хорошо. Лучше, чем рассчитывал. Смешно сказать, то, что я помогал Машке с физикой и математикой, в итоге помогло и мне самому. Репет репетом, но проработал я вместе с ней все от и до. Гораздо страшнее была ВЛЭК – врачебно-летная экспертная комиссия.

Процесс я изучил со всей дотошностью – перечитал всевозможные статьи и форумы, замучил до полусмерти бабушку, обошел предварительно всех необходимых врачей, чтобы заранее знать, с чем столкнусь. Один сбор пакета всевозможных справок и анализов занял почти месяц. К счастью, в академии отменили сдачу физкультурных нормативов. Это меня не пугало но тоже лишнее время и нервы.

Последним в списке шел окулист, которого я как раз боялся больше всего. Десятую строчку таблицы левым глазом видел нечетко. Ноль девять – это уже не единица. Ответил, конечно, уверенно, не ошибся, но аппарат, сука, меня спалил. Ну и анамнез детский тоже сыграл не в мою пользу.

- Ну и что мне с тобой делать? – спросил врач, пожилой и строгий, похожий на английского сквайра. – Может, в штурманы пойдешь? Или в диспетчеры?

Я только вздохнул горестно.

- Очень хочешь летать?

- Да-а-а! – простонал, как будто уже умирал.

- Давай так. Я подпишу, но ты клянешься мамой, что до следующей комиссии сделаешь коррекцию. Все равно ко мне придешь, так что не отмажешься. И учти, после коррекции иногда восстанавливается острота зрения, но страдают другие функции. И тогда придется все равно идти в штурманы.

- Клянусь! – я сжал руки на груди. И получил заветное «годен».

После этого профотбор: тесты и беседа с психологом – показался полной ерундой. Тем более я и к нему готовился целый год, читая нужную справочную литературу и репетируя ответы. В итоге получил максимум возможных баллов. Оставалось ждать результатов конкурса. До самого окончания приема болтался в красной зоне списка, убеждая себя, что при любом раскладе конца света не случится. Пойду работать. Сделаю коррекцию. Обойду все авиакомпании и выпрошу целевое направление. Почему не взял сразу? Да по дурости. Казалось, что это рабство. Но теперь посмотрел с другой стороны – не рабство, а гарантированное трудоустройство.

И все же поступил на бюджет – последним! Но это было уже неважно, каким именно.

В первом классе я разве что не спал со школьным рюкзаком. На первом курсе сначала не вылезал из курсантской формы. Это был такой символ осуществившейся мечты – хотя на самом-то деле до ее реального осуществления было как до Пекина раком. Занятия, занятия – теория, тренажеры, физподготовка. Не до лишних мыслей.

О Марго вспоминал, конечно, но как будто туманом подернуло. Не потому что с глаз долой, просто жизнь шла дальше. Даже начал встречаться с девчонкой со штурманского, но не пошло. Она была симпатичной и неглупой, но, видимо, по контрасту с Марго, казалась какой-то… маленькой, что ли?

А еще болтал в сети с Катькой. Она поступила в универ на филфак, изучала английский и французский. Вечно жаловалась на какие-то проблемы. Перебрасывались парой-тройкой фраз, лайкали фотки. С Машкой тоже общались в основном онлайн, та в меде была замордованная по самое не хочу. У нас нагрузки были мама не горюй, но у нее – на порядок выше. А еще она нашла подработку, санитаркой по ночам.

Когда сказала, что живут вместе с Мирским, я сильно удивился. Так и хотелось спросить: Маша, зачем? Тебе трудностей не хватает? Но по привычке придержал мнение при себе. Разберутся сами, без советчиков. А если нет – разбегутся.

Машка поддерживала связь с Марго. Я не спрашивал, но какие-то крохи информации все-таки перепадали. Там особых новостей не было. Работает, не болеет, замуж не вышла. Для меня самым главным было то, что она в порядке, а все остальное… в общем, об этом я не думал.

Так пролетел год – как в черную дыру провалился. Перешел на второй курс, сделал лазерную коррекцию, благополучно спихнул медкомиссию. А осенью Машка сказала, что Марго выходит замуж.

Как там у Маяковского?

Что ж, выходите.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите — спокоен как!
Как пульс
покойника*.

Я даже не ожидал, что это так меня заденет. Думал ведь, что все прошло. Ну, может, не совсем, но большей частью. Однако мой покойник оказался тем еще попрыгунчиком, пульс у него зашкаливал хорошо за сотенку. А Кеший при этом улыбался и врал Машке, что все норм. Мол, передай, что желаю ей счастья.

Машке и самой было хреново, потому что Мирский свалил учиться куда-то за границу. Но она тоже старательно улыбалась. Мы сидели в кафешке, пили кофе с мороженым и притворялись, притворялись…

Зачем? Да кто бы знал.

Вечером я написал Катьке и пригласил в кино. Уже на следующий день мы оказались в постели. Мои полным составом уехали на дачу, ну и…

Наверно, нет ничего глупее и нелепее секса двух девственников, которые к тому же друг друга не любят. Мы просто спрятались друг в друга. Я от своей любви к Марго, она… Я так и не узнал, зачем ей это понадобилось. Может быть, Катька пряталась от всего мира, который, как ей казалось, был против нее. Хотя я бы предположил обратное: что это она против всего мира.

Глава 8

Марго

В апреле мы с Мишкой разругались вдрызг. Я устала от неопределенности. Устала болтаться между небом и землей. Устала чувствовать себя глупой девочкой, которую без конца учат жизни. Не хотела давить, ставить какие-то ультиматумы, но однажды разговор сам собой свернул на будущее.

Мы гуляли в парке и набрели на собачью площадку. Стояли, смотрели, как собаки ходят по бревну, перебираются через препятствия, перепрыгивают барьеры.

- Если доживу до старости, - сказал Мишка, - буду жить один за городом. Заведу пару-тройку больших собак.

- То есть меня в своей старости ты рядом не видишь? – не выдержала я. – Раз собираешься жить один с собаками? Или мы так и будем встречаться пару раз в неделю? Всю твою жизнь?

Слово за слово… а последнее осталось за мной. Я сказала, что с меня хватит, развернулась и пошла домой. Одна. Несколько дней ждала, что позвонит или напишет, но не дождалась и сделала вывод, что наши отношения закончились.

Это было больно. Очень больно. Все-таки я его любила, не один год. Но сказала себе, что так лучше. Какой смысл рассчитывать на что-то с человеком, который открыто признает, что в своем будущем тебя не видит? Ему удобен такой формат – без обязательств, но меня это устраивать перестало.

Я почти себя в этом убедила, но через месяц, в один из последних дней учебного года, Мишка появился снова. Причем поймал меня там, где я не смогла бы сбежать или спрятаться за закрытой дверью. Приехал в школу и ждал у выхода. Узнал ведь как-то, сколько у меня уроков. С большим букетом роз ждал. Я попробовала было трепыхаться, но на нас смотрело столько народу, что я согласилась, стиснув зубы, сесть в машину и поговорить.

- Рита, я понял, что не могу без тебя, - заявил он. – Я тебя люблю. Выходи за меня замуж.

Звучало убедительно, но почему-то не оставляло ощущение, что подкладкой к этому идет: «раз ты такая идиотка, хрен с тобой, давай поженимся».

- Хорошо, Миш, - сдалась я. – Только не прямо сейчас, ладно? Хотя бы осенью.

Сомнений хватало. Мы съездили в отпуск, подали заявление в загс, а я все еще не была уверена, правильно ли поступаю.

Может, дело не в нем? Может, мне вообще не стоит выходить замуж?

- Кешка расстроится, - сказала Маша, узнав о свадьбе.

- У него это еще не прошло? – удивилась я.

- Кажется, нет.

Я вдруг поймала себя на том, что мне немного грустно, но приятно. Воспоминание-фонарик. Светлячок… Жаль Кешку, но вряд ли для него это драма. Пусть все будет таким же светлым эпизодом прошлого.

- Я даже не знаю, что сказать, - вздохнула Оля, когда я пригласила ее на свадьбу. - Рит, можно я не буду ничего говорить, ладно? Самое поганое дело давать советы и делиться своим сверхценным мнением. Ты ведь все равно сделаешь по-своему.

Я знала, что Мишка ей не нравится, но она была слишком деликатной, чтобы говорить об этом в лоб, а притворяться не умела.

Мы поженились в сентябре, съездили в Италию, начались будни. Мишка хотел, чтобы мы жили у него, но я уперлась. Оттуда на работу ездила бы полтора часа, а уходить из этой школы не хотела – уже успела привыкнуть.

К моему удивлению, Мишка еще во время свадебного путешествия заявил, что хочет ребенка.

- Видимо, дозрел, - пояснил он. – Наступает момент, когда понимаешь, что надо оставить кого-то после себя. Иначе какой смысл в браке?

Я не стала говорить, что не всегда у людей в браке бывают дети, но смысла он от этого не теряет. Не стала – потому что ребенка тоже хотела. И все же попросила:

- Миш, только давай как-нибудь так подгадаем, чтобы мне в декрет не уходить посреди учебного года.

- То есть мы теперь всю нашу жизнь будем строить под твою работу? – возмутился он. – Это как ни ткни, в твой учебный год попадешь. С первого раза не получится – будем еще год ждать? Ничего, найдут тебе замену.

Тогда мы хоть и не поругались, но осадочек остался. Тем более с первого раза и правда не получилось. И со второго, и с третьего. Мишка начал дергаться.

- Да прекрати ты! – не выдержала я. – Мне не веришь, интернет почитай или у любого врача спроси, скажут, что до года можно не беспокоиться. А кстати, почему у вас с бывшей детей не было?

Тут он совсем распсиховался, и мы не разговаривали неделю. Потом помирились и процесс воспроизводства продолжили.

Наконец тест выдал заветные две полоски. Радости было выше крыши. Правда, чувствовала я себя так погано, что хотелось лечь и сдохнуть. Токсикоз начался одновременно с полосками, от любого запаха еды к горлу подкатывало. А приходилось ходить в школу – каждый день по шесть уроков и еще всякая внеклассная жуть. Несколько раз вылетала из кабинета буквально на полуслове.

«Бедненькая Маргоша, - подслушала однажды беседу старшеклассниц, - ужас так мучиться. Прямо зеленая вся».

Ну хоть не «так тебе и надо, зараза», и на том спасибо.

В конце третьего месяца меня увезли на скорой прямо из школы. Сохранить беременность не удалось. Выяснить причину - тоже.

Бывает такое, разводили руками врачи. Нет никаких оснований думать, что подобное может повториться. Через полгодика можно будет сделать новую попытку.

Глава 9

Кеший

- Кешка, а давай поженимся? – предложила Катька, положив ногу мне на живот.

- Зачем? – спросил я. Без стеба. Потому что и правда не видел в этом смысла.

- Почти четыре года уже вместе. Почему нет-то?

- Ты же меня не любишь.

- Ну так и ты меня тоже. Это не мешает нам трахаться и вполне приятно общаться.

- Мне казалось, для брака нужно что-то еще.

- Вот эти вот розовые сопли про единство души и тела? – фыркнула она презрительно. - Любовь до гроба и за гробом? А через год херак – и развод, потому что любовь вдруг кончилась. Лучше без иллюзий. Брак – это команда. Двое против всего света. На войне эмоции – лишнее, а наш мир похлеще войны.

- А штамп в паспорте зачем? Для укрепления командного духа?

- Штамп в паспорте означает осознанность союза, а не «посмотрим, что получится». Думаю, четыре года – это достаточно для проверки. Тем более мы знакомы… сколько? Четырнадцать лет почти. Неплохой стаж.

- А если вдруг тебе внезапно захочется розовых соплей? Встретишь кого-то – и потечет… из носа?

- Кому захочется, тот будет оплачивать пошлину. На развод.

- Я смотрю, ты уже все продумала, - я спихнул ее ногу и сел. – А если дети?

- Кеший, ты хочешь детей? – хмыкнула Катька.

- Не могу сказать, что прямо очень, но если вдруг захочется?

- Если захочется, тогда обсудим.

Если бы кто-то сказал, что не я буду делать предложение женщине, а женщина мне, вряд ли поверил бы. Но действительность иногда бывает замысловатее любых представлений. Правда, почему бы и нет?

После выпускного прошло почти пять лет. Ни одна женщина даже на полшишечки не заинтересовала меня так, как Марго. Нет, я не страдал по ней. Просто помнил, и эта память не давала полюбить кого-то еще. Ту же Катьку. Мне было с ней… в общем, нормально было, но не более того.

Я окончил академию и нашел место второго пилота в небольшой частной авиакомпании. Летал – и это было в кайф. Чтобы стать первым или хотя бы вторым в приличной, предстояло налетать туеву хучу часов и обрасти связями. Катька поступила в аспирантуру, начала писать диссер, и ей сразу дали часы у заочников. В общем, работа у нас обоих стояла на первом месте.

В августе мы тихо расписались. На свадьбе были только родные, Катькина университетская подруга и Машка. Мы все это время общались в сети, изредка пересекались. Ей оставался еще год учебы, потом ординатура. После того как Мирский уехал в Испанию, она долго была одна, но все-таки нашла кого-то. Подробностями не делилась, а я не спрашивал. О Марго тоже не спрашивал, но кое-что по-прежнему перепадало. Ничего нового, преподает, все так же замужем, детей нет.

Я до сих пор вел группу класса в Контакте, но как-то по инерции. Выкладывал старые фотографии, поздравлял с днюхами. Весной появился идея собраться и отметить пять лет выпуска, но Фаня болела, поэтому отложили на неопределенное время.

В сентябре мне позвонила Алиска – все с той же идеей. Готова была заняться организацией, с меня потребовала информационную поддержку.

- Учителей будем звать? – сглотнув слюну, спросил я.

- Ну Фаню, Чижика – само собой. Кого еще? Евгешу? Викшу?

- А Марго? – вроде, прозвучало равнодушно, но сердце сделало рывок.

- Она на сохранении лежит, точно не придет.

- Понятно. Ну ладно, сейчас напишу в группе предварительно. Как будет известно по дате – свисти.

На сохранении… Собственно, почему нет? Она замужем. Уже давно. Наверно, какие-то проблемы, раз до сих пор не родила и сейчас в больнице. Пусть у нее все получится.

Так я говорил себе, а на языке плавилась горечь. Как будто потерял ее еще раз. Хотя она никогда моей и не была.

И не будет.

И хорошо, что не придет на встречу. Хотелось увидеть ее – и не хотелось. А еще не хотелось, чтобы она видела меня с кольцом. И с Катькой – женой. Хотя Машка ей наверняка сказала.

Встреча прошла в режиме натянутой струны. Интересно было увидеть всех через пять лет, но почему-то я страшно боялся, что кто-то заговорит о Марго. Глупо, нелогично, но новость о том, что она лежит на сохранении, словно сорвала корку с поджившей раны. Я не был уверен, что смогу изображать безразличие, услышав о ней. И не хотел, чтобы Катька это заметила. Тема Марго у нас была табу.

Но о ней даже не вспомнили. Зато интерес вызвали слова Евгеши о том, что Мирский, походу, собрался жениться. Вот тут уже равнодушие изображала Машка, и у нее тоже получилось фигово.

Эх, Маша, Маша, мы снова с тобой в одном клубе. И у тебя кто-то есть, и у меня, а на самом деле… живем дальше. Как можем.

После той встречи прошло четыре месяца, Машка позвонила поздравить меня с днем рождения. Я как раз уходил в рейс, ехал в Пулково, можно было разговаривать без оглядки, не услышит ли Катька.

- Как там Марго, родила? – спросил небрежно, словно между прочим.

- Нет, Кеш, - после секундной заминки ответила Машка. – Снова нет. К сожалению.

Глава 10

Марго

Раньше в моей жизни было много чего. Может, иногда даже через край. В какой момент все свелось к воспроизводству? После первого выкидыша? Или после второго? Я и не заметила, как фокус четко сместился в одну точку: на возможность родить ребенка. Работа, которую я, несмотря ни на что, обожала, подруги, книги, байк – все отошло куда-то на второй план. Даже наши отношения с Мишкой сосредоточились на том, получится или нет.

Он не упрекал, нет. Расстраивался, утешал, но я чувствовала этот фон: «Эх, Рита, Рита, даже родить не можешь».

После третьего выкидыша я сказала открыто, что больше и пробовать не хочу. Каждая из трех неудачных беременностей отожрала у меня по такому куску жизни, что непонятно, как вообще осталось желание шевелиться.

Если тебе так вперся этот ребенок, Миша, иди, я не держу. Найди здоровую женщину, пусть родит троих, четверых, сколько там тебе надо?

Нет, отрезал он, я хочу ребенка от тебя. Совсем сдурела, что ли?

После долгих препирательств пришли к компромиссу: ничего специального. Никаких календарей, витаминов, тестов на овуляцию, способствующих поз и прочей лабуды. Но и предохраняться тоже не будем. Вроде и не ждали ничего, но тягостное напряжение не уходило. Каждый раз, когда подбиралось время Ч, не знала, чего боюсь больше: что начнутся месячные или что не начнутся.

Четвертая беременность началась так ядерно, что меня уложили на сохранение уже на девятой неделе. Потом еще раз – на двенадцатой. И еще – на двадцатой. Чувствовала я себя просто ужасно, но врачи говорили, что шанс есть. Если пролежу в больнице до самых родов. Хоть вставать осторожно разрешали, я знала, что некоторые лежат все девять месяцев с ногами, задранными выше головы.

Когда Маша сказала, что их класс собирается в ресторане, и учителей тоже пригласили, я тихо порадовалась, что меня не увидят – вот такую красивую, краше в гроб кладут. Конкретно что Кешка не увидит. Не просто страшную, но и беременную. Пусть лучше помнит ту ведьму Марго, в которую когда-то влюбился. Машка сказала, что он все-таки женился на Кате Татаренко. Вот пусть на нее такую и любуется – отекшую и пузатую.

Меня это не то чтобы задело, скорее, удивило. Кешка и Катя?! Вот уж странная пара, совершенно из разных коробочек ложечки. Ну что ж, это его выбор, значит, разглядел в ней что-то.

Мишка приезжал как на работу, через день вечером. Привозил что-то вкусное, сидел, вымучивал какие-то новости, спрашивал дежурно: «как ты?». А я была похожа на маятник, который качается от надежды к полной апатии и обратно.

Врачи говорили: надо дотянуть хотя бы до шести месяцев. До шести месяцев я не дотянула каких-то четыре дня. Малыш уже вовсю шевелился, и я даже знала, что это мальчик. Но в то утро он сидел так смирно, что я испугалась.

Акушерка послушала сердцебиение, нахмурилась и позвонила в кабинет узи.

«Мне очень жаль…» - сказал врач.

Это были уже почти настоящие роды – с капельницей, схватками, потугами. Только я знала, что рожаю мертвого младенца.

Потом я еще месяц лежала в больнице, в другом отделении: пошли какие-то осложнения. Мне было все равно. Провалилась в такую яму отчаяния, из которой никак не могла выбраться. Врачи все так же твердили про «гормональный дисбаланс» и больше уже ничего не обещали. Предлагали суррогатное материнство или усыновление, но Мишка уперся, как баран.

- Миш, ну почему нет? – у меня не было сил ни удивляться, ни возмущаться. – Ну ладно усыновление, но суррогатное-то почему нет? Это же наш ребенок будет. Моя яйцеклетка, твоя сперма, не от донора. Ну да, дорого, конечно, но мы можем себе это позволить.

Однако объяснить он ничего так и не смог. Просто «нет» - и все.

Когда я вышла из больницы, отец подарил мне щенка – карликовую таксу. Я назвала ее Лорой и возилась с ней как с ребенком. Мишка однажды ляпнул что-то про материнский инстинкт и едва успел отскочить. Это было мгновение ничем не замутненной ненависти, и я реально могла его убить. Мы не разговаривали недели две и спали в разных комнатах.

В школе ситуация сложилась непростая. Когда меня последний раз укладывали на сохранение, сказали, что из больницы я до родов уже не выйду. То есть – при удачном исходе, конечно, - сразу в декрет. Поскольку учебный год только начался, мне подыскали замену. И вот такой вдруг пердюмонокль. Может, Валерия и взяла бы меня обратно, но я даже проситься не стала. Нашла другую школу в нашем районе, где остро не хватало биолога-почасовика. Классное я бы сейчас не потянула.

Полгода прошло в каком-то полусне. Я вела свои уроки, гуляла с Лоркой, вылизывала квартиру, тоннами читала слезливые бабские романы. Во всем этом был только один плюс: мы стали предохраняться, и я уже не думала о беременности. Хотя секс стал… таким, наверно, и бывает рутинный супружеский секс на пятом году брака. Четыре неудачные попытки завести ребенка затоптали весь огонь, который был между нами. Остался лишь слабенький огонек, и его хватало лишь на то, чтобы не замерзнуть.

Однако Мишка, походу, не смирился. Через полгода спросил осторожно: а может, все-таки поискать хорошего врача?

- Миша, не начинай! – мгновенно завелась я. – Хороший врач за меня не родит. И ты тоже. Или думаешь, что выкидыш – это как в туалет сходить? Сурмаму ты не хочешь. Значит, тему закрыли.