Летние подружки

Летние подружки

Отзвенел последний звонок, отшумели буйные перемены. Впереди три месяца жизни и дыхания полной грудью. Ирка копошилась у себя в комнате, перебирая вещи на кровати, словно археолог, раскапывающий сокровища. Особенно бережно она держала старый альбом с наклейками, который берегла как зеницу ока. Без него, казалось, поездка в деревню не имела смысла. Увесистая дорожная сумка будто говорила: “Всё, приехали. Пора остановиться!” Конечно, будь Иркина воля, то в деревню с собой были бы увезены практически все вещи, фломастеры, блокноты, краски и куклы, но, к сожалению, сумка не бездонная. Да и, по обычаю, большая часть багажа так и не будет распакована из-за ненадобности. Определившись со всем необходимым, девочка побежала докладывать родителям, что готова к поездке. Отец с матерью, Дмитрий и Оксана, только Иру и ждали.

В машине, нагретой на солнце, было жарко и душно. Горячий воздух обжигал лицо, а кожа прилипала к потрескавшемуся кожаному сиденью. Но это не мешало Ирке наслаждаться поездкой и с нетерпением ёрзать на месте. Мимо проплывали поля, засеянные озимыми, и небольшие рощицы. В деревне её уже должна ждать Ната, высокая и худенькая, с пшеничными косичками и озорными веснушками на носу.

Девочки жили в разных городах, видясь только во время больших школьных каникул, когда родители и той, и другой отправляли своих дочек на постой к бабушкам и дедушкам. Каждое лето они строили шалаш в лесу, который становился их секретным убежищем, и рассказывали друг другу страшные истории при свете фонарика. И обязательно - речка. Быстрая, прохладная, с камышами, утками и кваканьем лягушек, пахнущая нагретой солнцем тиной и дикими цветами с берега. Ирка уже предвкушала эти встречи и заклинала дорогу бежать быстрее. Наконец бесконечное ожидание закончилось.

Машина остановилась возле одноэтажного кирпичного домика с синими воротами и синей же крышей, с резными наличниками на окнах и геранью в горшках на подоконнике, выглядывающей из-за забора яблоней, усыпанной белыми цветами, и оравой курочек-сплетниц, закудахтавших что есть мочи и разбежавшихся врассыпную при виде подъезжающих. Выскочив из машины, Ирка побежала в дом.

- Бабушка! Я приехала!

Со звонким смехом девочка повисла на шее у старушки, собирающейся как раз выходить на шум мотора, от которой пахло тёплой выпечкой и душистым мылом.

- Тихо ты, егоза. Вон уже как подросла, скоро выше меня будешь, - произнесла бабушка своим мягким, чуть хрипловатым голосом, обняла внучку, слегка потрепав еë по тëмным волосам. В дом зашли родители Иры. Мать с отцом улыбались, глядя на воссоединение Ирки и бабушки.

- Ну, мать, принимай пополнение, - произнëс отец, ставя сумку дочери на пол возле двери.

- Принимаю, куда уж деваться? - с притворным вздохом спросила бабушка, лукаво подмигнув невестке.

- Светлана Николаевна, как вы тут поживаете? - спросила мама Иры.

Не смотря на то, что родители девочки были женаты уже одиннадцать лет, Оксана никак не могла начать называть свекровь мамой.

Вроде и отношения у них хорошие, не ругались никогда, лишь пару раз поспорили из-за пустяка, но что-то внутри Оксаны упрямо сопротивлялось, напоминая о болезненных воспоминаниях о собственной матери. Впрочем, свекровь и не настаивала, давно привыкнув к этому и стараясь не показывать легкую грусть, мелькавшую в ее глазах.

- Да потихоньку, Ксюшенька, потихоньку. Вот новых курочек у Степановны купила. Голосистые и дурные, но яички несут исправно, - ответила бабушка, наблюдая за тем, как Иринка потащила свою сумку в спальню.

Раньше в той комнате жила Светлана Николаевна со своим мужем, но после того, как тот скончался из-за туберкулёза, переселилась в бывшую детскую сына. Спальня, хоть и обжитая теперь внучкой, все еще хранила отпечаток дедушкиного характера - спокойного, сдержанного и немного старомодного.

Пока взрослые разговаривали, Ирка деловито раскладывала вещи в старый, но ещё крепкий шифоньер. Альбом девочка положила на почётное место на дубовом письменном столе. Стол этот ещё покойный дедушка привëз с собой из ГДР - массивный, с ящиками, обитыми бархатом, и с металлическими накладками на углах, словно сундук с сокровищами. Ира всегда любила рисовать за этим столом, представляя себя великим художником.

Обсудив всякие мелочи со Светланой Николаевной, родители стали собираться обратно в город. Они и рады были задержаться подольше, но путь предстоял неблизкий.

Дмитрий подошел к дочери, погладил по голове и сказал:

- Ну, Иринка, обустраивайся. Мы с мамой поедем, а ты тут хорошо отдохни. Оксана, вытирая невидимую пылинку с щеки девочки, добавила:

- Звони нам каждый день, хорошо? И слушайся бабушку.

Поцеловав дочь на прощание, они вышли из дома, оставив Ирку в предвкушении деревенского лета. Пока девочка махала рукой вслед отъезжающей машине, она чувствовала приближающуюся свободу и, совсем немножко, грусть от расставания.

- Так, Ирина Дмитриевна, - с напускной серьёзностью проговорила бабушка, - Аппетит после поездки нагуляли? Есть будете?

- Разумеется! – мгновенно ответила Ирка.

- Тогда иди мой руки, а я пока на стол накрою, - с этими словами Светлана Николаевна ушла, напоследок окинув взглядом комнату.

Когда Ира вымыла руки, а заодно и сполоснула лицо, и прибежала на кухню с весёлыми голубыми занавесками в ромашку, стол уже был накрыт. Глаз радовался при виде исходящих жаром чесночных пампушек и наваристого густого борща с ложкой домашней сметаны. А традиционные пирожки с картошкой и варёными яйцами подстёгивали и без того разыгравшийся аппетит. Ну и куда же без малинового чая с мятой?

Усевшись на стул, Ирка поблагодарила бабушку за обед и принялась уплетать еду так, что за ушами затрещало. Степана Николаевна с умилением наблюдала за внучкой, тихо радуясь, что на ближайшие три месяца ей будет для кого жить.

После обеда Ира сбегала до Кузнецовых, деда с бабой Наты, но оказалось, что подруга приедет только завтра. Бедолага вынуждена была задержаться в родном городе из-за разболевшегося зуба и последующего похода к стоматологу. Опечаленная Ира извинилась перед соседями за беспокойство, пожелала им крепкого здоровья и отличных зубов, и побрела обратно домой. На словах про зубы дед Наты беззлобно рассмеялся: зубы что ему, что его бабке уже лет как десять заменяли вставные челюсти.