Лето между нами

Пролог

– Срань господня!

– Максим, держи себя в руках! – грозно, еле сдерживаясь, чтобы не дать оплеуху сыну, выпалил Станислав.

Хотя он никогда не поднимал руку на своих сыновей, но в этот раз именно это желал сделать, потому что его чадо никак не унималось и пребывало в каком-то аффективном состоянии, чем вызывало у отца только чувство беспомощности, что толкало его на крайние меры.

Наталья, мать Максима, только вздыхала, закрывала лицо руками, и сидела молча в сторонке, также под натиском своего бессилия.

– Да, как я могу успокоиться, когда вы несете подобную чушь! Его посадить нужно!

– Ты сам чуть не сел, пойми... Я все дела бросил в Москве, чтобы прилететь сюда и решить этот вопрос полюбовно.

– Да, не нужно было вообще лезть в это дело! – не унимался Максим. То садился, то снова вставал, то ходил по комнате, явно не находя успокоение себе. Его трясло от злости, от ненависти, как говорится, не по-детски.

– И что тогда? Уехал бы по малолетке! – выкрикнул отец, оглушая стены старого деревянного дома.

– За что? За то, что разукрасил рожу насильнику? – посмотрел он на свои разбитые, покрытые корочкой бурого цвета, костяшки рук, будто сам себе напоминая, что именно так и было.

– Максим, сынок… – чуть ли не шепотом произнесла мать, боясь еще больше разозлить сына, в которого и так, будто сам дьявол вселился.

Да, характер у него всегда был бойкий, она это понимала, но сейчас с парнем творилось нечто зловещее.

– Так, все! Мне не нравится твой тон. Собирай вещи, мы завтра возвращаемся домой. И это более не обсуждается.

– Никуда я не поеду!

– Как миленький… – посмотрел на него грозным и уничтожающим взглядом отец. – Смотри, до чего довел мать. Вся на нервах из-за твоей выходки… Все! Лето закончилось, скоро учеба. Мы летим домой и давай без своих выкрутасов. Порядком уже всем надоел.

– Да пошли вы! – бросил в них Максим, чувствуя свой поражение. И громя все вокруг, выбежал из дома.

Внутри матери все рухнуло в тот момент. Слова ребенка ранили ее. Все сомнения, которые иногда посещали Наташу, сейчас стали такими явными и внушали ей тотальную вину за то, что когда-то именно она настояла на том, чтобы этот ребенок стал частью их семьи.

И ей казалось, что и муж смотрит на нее осуждающе. И оба они думают об одном и том же. О том, чего не произнесешь вслух, от чего стыдно и больно, от чего чувствуешь себя худшим человеком на планете. Но не можешь не думать, потому что именно сейчас ты и сам подобно ребенку, загнанному в угол, готов скидывать с себя ответственность, лишь бы избежать наказание за свое «преступление».

Так Осиповы, муж и жена, остались сидеть в немом молчании, погружаясь в свои тяжелые думы.

Максим вышел во двор и здесь столкнулся, как ему казалось, с осуждающими взглядами других родственников.

«Мне глубоко плевать!» – убеждал он себя.

И ошибался, потому что некоторые ему искренне сочувствовали.

Прежде чем спрятаться в своем «убежище», он лишь украдкой взглянул на ту самую. Одну единственную, свою зазнобу, свою боль и счастье. На ту, которую, как виделось лишь ему, он не уберег…

И сердце в очередной раз сжалось от этого осознания… А гнев и злость, которые угасли лишь на мгновенье, снова с неистовой силой взяли над ним власть.

1

– Приехали, – произнесла бабушка с придыханием, когда у ворот остановилась машина.

На крыльце деревенского дома братьев Осиповых из Москвы уже ждали Виталина Аркадьевна, их бабушка по матери, двоюродная сестра Кира и ее подруга Альбина.

Виталина Аркадьевна – не типичная для женщин своего возраста, высокая статная, хоть и с морщинками, но их количество никак не выдавало ее истинный возраст, да к тому же, она умело скрывала прядь своих седых волос под платком. Вдова, которая уже больше двадцати лет жила одна, после смерти мужа, который когда-то возглавлял их совхоз. Возможно, по этой причине ее порода была заметна невооруженным глазом, несмотря на то, что она была обычной пенсионеркой по паспорту.

Кира была приемной дочерью Сергея, ее сына.

Девочке было где-то восемь лет, когда ее мать вышла замуж, и дядя Сережа стал для нее отчимом, а они частью этой семьи.

Своих родственников у них считай два человека, бабушка по материнской линии, и тетя Надя, которая жила на Сахалине и приезжала в их Поволжский край раз в десятилетку. Бабушка жила с ними в городе. Родного отца Кира никогда не знала, соответственно на родственников отсутствующего отца претендовать она никак не могла.

По этой причине, каждое лето Кира стала проводить каникулы в деревне у матери Сергея, которую тоже со временем стала называть бабушкой.

Максим и Миша жили далеко от бабушкиной деревни, но, несмотря на расстояние и достаток семьи, тоже каждое лето приезжали сюда.

Мать мальчишек таким образом хотела

«выбить из них московскую, снобскую спесь».

Будучи сама родом из этих мест, и удачно устроившись когда-то в столице, она искренне считала, что физический труд делает из человека настоящего человека, а да еще общение с провинциальными ребятами, которые куда более приземленные и сильно отличаются от оторванных от реальности московской молодежи. Желая своим детям только лучшего, она каждый год отправляла их в этот своего рода учебно-оздоровительный летний лагерь под надзором своей матери.

Ворота распахнулись и во двор ввалились высоких, уже успевших загореть, два брата- акробата. На фоне темной кожи их русые волосы казались еще светлее.

Как же они оба вымахали с прошлого лета, с их последней встречи.

Причем разница в возрасте у них два года, а выглядят как ровесники. Кира, кстати, с младшеньким Михой одногодки, но выглядит она куда моложе в силу своей худобы и маленького роста.

– Привеееет, – воскликнул он, растянувшись в приветливой улыбке, подбегая к бабушке, обнимая ее, а после и саму Киру, поднимая ввысь. – Ого, какая ты стала. Уже подумал, что нам сестренку подменили, – улыбался так, будто лотерею выиграл.

Радовался их встрече, как никто другой. С Кирой они были дружны, более того, на протяжении всего учебного года эти двое поддерживали связь, обмениваясь друг с другом длинными письмами.

– Альбин, привет! – это он уже обращался к подруге сестренки, которая тоже приезжала на все лето в деревню, только к своей бабушке и тоже из ближайшего города, как собственно и сама Кира, которая жила всего в часе езды.

И кстати, Альбине всегда нравился этот самый Миша, добрый, открытый, отзывчивый и приветливый из двух братьев. Она даже умудрилась улизнуть от своей бабули – тиранши, которая всегда загружала ее работой по хозяйству, чтобы внучка,

не дай бог, не слонялась без дела.

А все ради одного – чтобы встретить Мишу.

Максим как всегда был скуп на эмоции. Можно даже подумать, что совсем не рад всех видеть, хотя и пытался проявлять вежливость, но получалось у него это с трудом. Он был более замкнутый, при этом резкий, а еще у него напрочь отсутствовало чувство такта. И все же он всегда был в центре внимания.

Парни его уважали и тянулись к нему, девчонки таяли рядом с ним и лишались последних извилин. По натуре, можно было назвать его лидером и сердцеедом. Ведь он вышел и умом и внешностью, но не характером.

Но, как правило, такие обычно и привлекают не окрепшие умы подростков, потому что за несносностью и дерзостью все видят уверенность и силу.

– Привет, ба, – сдержанно он обнял Виталину Аркадьевну. – Привет, – скинул ладонь кверху, чтобы поприветствовать Киру и Альбину, еле натягивая улыбку, но при этом, не скрывая своего любопытства, приподнимая солнечные очки ко лбу и оглядывая «сестренку» с ног до головы.

И не поймешь то ли с пренебрежением, то ли с восхищением.

Но глупой Кире все равно льстил этот жест. И смущал.

Потому что, что и неудивительно, она была в него влюблена с того самого момента, когда впервые увидела. Да, его чары не смогли пройти мимо нее и она так же, как и многие, попала в его паучью сеть.

Что хуже для нее самой. Максим терпеть ее не мог.

Так он говорил себе и пытался убедить всех остальных в этом.

Но так было не всегда. Когда-то, будучи еще совсем детьми, братья и их новоиспеченная сестра часто проводили время вместе и радовались компании друг друга. Но после, скажем так, необдуманного действия Киры, она стала для старшего персоной нон грата.

А еще «туземкой», «чужеземкой», «приемной» и, конечно же, «подкидышем».

Кира знала, что сама виновата в случившемся. Но честно, ее поступок не носил злого умысла. Просто наивный возраст сработал на руку взрослому. Когда отец мальчишек, Станислав нашел за баней сигаретные бычки и спросил, кто курил, Кира возьми, да и скажи правду, что это был Максим, совсем не подозревая о том, что такой своей честной простотой она встанет на тропу войны со своим некогда любимым братом.

А ему тогда здорово влетело. Поговаривали, что отец даже заставил Максима съесть один из тех найденных злосчастных сигаретных бычков.

С тех пор их отношения дали трещину.

А Максим впадал в две крайности: либо задирал Киру, либо демонстративно игнорировал.

Так они и жили. Каждое лето.

И все же Кира всегда ждала приезд «братьев» с особым трепетом.

2

Так как у сельского клуба, где обычно любила зависать молодежь, был сегодня плановый выходной, Максим со своими друзьями забаррикадировался в предбаннике, в своем излюбленном месте.

Из-за его усилий и стараний это место напоминало настоящую жилую комнату, ведь именно он привел его в должный вид, чтобы в нем можно было посидеть с ребятами, перекинуться в картишки, побренчать на гитаре и даже переночевать в случае чего, ибо и кровать в этом помещении имелась.

От Миши Кира узнала, что ребята планировали идти ночью собирать клубнику, а если быть точнее, воровать.

Это было одним из развлечений приезжих ребят, граничащих с отвагой и безумием и, конечно, адреналином. Собственно, последнее наверно и подталкивало на подобные «подвиги».

Осиповы и подавно клубнику видели круглый год, поэтому «на охоту» Максим точно ходил ради увеселения, а не чтобы успеть запастись витаминами на зиму.

На территории плодосовхоза целыми полями выращивали клубнику, смородину, крыжовник, яблоки и дикую грушу.

И естественно все это добро охранялось денно и нощно, кроме яблок и груш, кстати.

Киру, конечно, в такие походы никогда не брали, мол,

«не женское это дело участвовать в подобном вандализме».

Хотя и Мишу тоже не звали, но там, в силу возраста. Несмотря на маленькую разницу в возрасте, для Максима он всегда оставался «малышней».

– А ты у Максима спросил? – приставала с допросом Кира к брату, который решил идти вместе со всеми за ягодой и звал сестру с собой.

– А чего нам Макс? Он что председатель колхоза или владелец этих полей? Просто сядем к ним на хвост и все тут. Не согласится, пойдем отдельно, вдвоем. Пффф, тоже мне, царь горы!

– Говорят, там кабаны дикие рыщут…

– Какие кабаны, Кира? Это в детстве нас запугивали подобной ересью, чтобы мы не смели далеко уходить…

– Ну, не знаю… И все же Максиму эта идея не особо понравится.

– Плевать я хотел, что ему понравится или нет, – продолжал раздраженно фыркать Миша. – Хоть клубники наедимся. У бабушки-то она не растет, – праздно подытожил он.

– А то ты ее не наелся, – ухмыльнулась осуждающе Кира. – Ты же только с моря вернулся…

– Это другое…

– Ну, конечно… – закатила она глаза и вздохнула.

Ей становилось не по себе только от одной мысли, что придется ввязываться в борьбу со старшим, ибо ей и так хватало той тягостной атмосферы, что витала между ними.

Но… и дома не хотелось сидеть.

И вот она дилемма.

Брат с сестрой завалились к парням в предбанник, где те коротали время, выжидая глубокой ночи, чтобы слиться с ней и тем самым остаться не замеченными охраной.

– Чего вам? – огрызнулся тут же Максим, когда их моськи нарисовались в дверном проеме.

Дверь была скрипучей, тем самым сразу же привлекла его внимание.

Старший брат сидел, развалившись на пружинистой кровати, скрестив ноги и упершись об стену с гитарой в руках.

– Мы с вами пойдем, – уверенно сообщил Миша и зашагал внутрь, пока Кира трусливо продолжала топтаться у входа, не найдя в себе ни силы, ни духа, чтобы войти.

– Куда-а-а? – театрально и с пренебрежением выпалил Максим в его сторону, продолжая перебирать струны на гитаре и, напевая:

Oh, baby baby, ты просто мышь
Ты словно точка, когда молчишь
Hо вас так много, в глазах темно
Я так хотел бы разбить окно-о-о…*

– За клубникой, – продолжал настаивать на своем младший из братьев.

Почему-то в этот момент все, кто был в помещении, засмеялись.

– Спать ты сейчас пойдешь, Робин Гуд. Утром поешь, так и быть принесу тебе, – потом он поднял взгляд на Киру, – и тебе. – Ненадолго их глаза сцепились в немом молчании, от чего сердце девчонки начало колотиться слишком активно и нервно. – Кароч, малышня, валите домой, – бросил напоследок Максим и продолжил петь, игнорируя присутствие надоедливых родственников.

Я ищу таких, как я
Сумасшедших и смешных
Сумасшедших и больных
А когда я их найду
Мы уйдём отсюда прочь
Мы уйдём отсюда в ночь

Мы уйдём из зоопарка-а-!А-а-а-а!
Мы уйдём из зоопарка-а! А-а-а!*

Парни подпевали, а их дружный хор был слышен даже на улице.

– Ничего страшного. Пойдем одни.

– А ты дорогу хоть знаешь? Там же такие дебри, что и днем-то можно заблудиться.

– Не сЦы, разберемся. И когда ты стала такой трусихой? – усмехнулся он. – Держи фонарь. Этот тебе, этот мне. А это сюда, – маленький бидон с крышечкой Миша закинул к себе в рюкзак.

Настроение у него было боевое, и, судя по всему, он вообще любил позлить брата, в отличие от остальных.

«Лучше пусть меня кабан несколько раз прожует и выплюнет, чем я попаду под красноречивую секуцию Макса», – лишь думала Кира про себя, уже желая отказаться от затеи идти с Михой в этот крестовый поход, заведомо провальный.

Но нет.

Мысли мыслями, а ноги пошли своей дорогой.

И вот они уже подобрались близко к тому самому полю, где их ждал поспевший урожай.

Кстати, днем сюда можно было спокойно прийти, и собрать клубнику вполне себе легально.

Но! Ты обязан был отдать навар охране, а тебе за это выдавали талон на магазин, где можно было закупиться продуктами. Такой своего рода оплачиваемый труд. Ты помогаешь государству собрать урожай, а оно тебе заслуженное вознаграждение.

Миша с Кирой пробрались незаметно на участок и распластались на холодной земле между кустами.

Запах стоял неимоверный! К тому же ветер, который немного разбушевался, разносил это ягодное благоухание повсюду, хлестая кончик носа и, посылая сигнал в мозг, из-за чего уже было сложно сдерживать поток слюны во рту.

Ползая между грядками в горизонтальном положении, ребята, ликуя пичкали немытую ягоду в себя, решив, что для начала им нужно наесться вволюшку, а потом уже наполнить бидон.

– Вот бабушка обрадуется, – шептала Кира.

– Ну, не знаю… Для начала, может и наругает, – хихикнул Миха.

3

Максим не шел домой. Он условился, что после «клубничной операции» они встретятся с ребятами на карьерах, расположившиеся недалеко от проселочной дороги, которая лежала в сторону деревни.

Стоило лишь завернуть налево, что он и сделал, пока Кира висела на его спине и не следила за их маршрутом, сильно глубоко погрузившись в свои обиды и уныние.

– Эй, пипл*, как чего? Все добрались?

Лишь тогда она очухалась, когда звонкий басистый голос Максима чуть не пробил ее ушные перепонки.

Ребята также не уступали своему лидеру: шумно плескались в воде, и орали, как сумасшедшие.

– О, Максон! А ты с добром, смотрю, – выполз из воды Денис и подбежал к ним, как пес, стряхивая воду с волос. – Самую большую ягоду урвал. Красавела! – смеялся и тормошил он бодро Максима, пока его «живой рюкзак» наконец стал сползать с него.

– Ты чего там застряла? Или тебе особое приглашение, али лестницу подать? – раздражался Осипов. – Давай живее! – буквально скидывая Киру с себя, которая будто и вправду пустила корни у него на спине. – Ногу повредила, вот и пришлось, – говорил он Денису, будто тот его спрашивал.

– Помягче, брательник, ты чего?! – пытался разрядить обстановку никогда не унывающий Дэн. – Привет, Кира, давно не виделись, – то ли с насмешкой, то ли все же без злого умысла. – Лан, не отвлекаю.

Дэн бежал обратно к воде и напевал:

Хали-гали, а Паратрупер, нам с тобою было супер-р
Супер-8, а Хали-гали, мы с тобой весь день летали…**

А после исчез под водой, нырнув вниз головой.

– Давай, Макс! Вода – полный улет! – кричали торчащие из-под воды моськи других ребят.

– А Кира что тут делает? – интересовался кто-то шепотом.

– Пойди, да спроси сам, – плеснул Денис воду в лицо самому любопытному.

И снова ор и хохот.

Там творилась настоящая вакханалия. Кто кого топил, кто стягивал с товарища плавки, кто-то добровольно их с себя снимал, демонстрирую свою голую пятую точку в кувырке.

И все это забавы ради.

Одним словом, дети. Хотя они и были детьми. Кому шестнадцать, кому семнадцать.

– Давай-ка сюда, – позвал Осипов Киру, которая отвлеклась ненадолго на игры парней, и закатывала временами глаза от их причуд.

У берега горел небольшой костер, который освещал все происходящее вокруг.

– Ща обработаем… – потянулся Максим к ее ноге. – И как ты вообще умудрилась так сильно ободрать колено? – он не спрашивал, он просто говорил сам с собой.

– Это старая ссадина. Я еще на прошлой неделе с велосипеда упала. Видимо, сегодня задела место раны повторно… – говорила она тому, кто не особо был заинтересован в ее объяснениях. – Ай… Макс! – он полил рану самогонкой, которую кто-то забыл у самого костра.

Явно, не самый умный из всех.

Кира демонстративно скорчилась от боли. Очень щипало.

– Ничего, потерпишь, – флегматично дернул уголком рта Максим. – Главное, не опьяней.

– Ты о чем? Я же не пью.

– Лан, юмор – это не твоя сильная сторона. Просто забей, – теперь закатывал глаза Максим, думая про себя о занудстве Киры.

– А может и не твоя. Поэтому и не смешно? – с недовольством и с пренебрежением посмотрела она на него.

Кажется, никогда она так сильно не испытывала к нему столь сильного отвращения, как в тот момент.

Словно с нее, наконец, спали розовые очки, и она отошла от длительного коматоза.

И если глазами можно было бы убивать, Максим бы уже полег мертвым сном.

«Придурок! Какой же он придурок!» – вертелось в ее голове. – «И что я вообще тут делаю?»

– Ладно, я, пожалуй, домой пойду… – устало выдохнула она после кратковременных истязаний родственником.

– И как?

– Ножками, блин!

– Ну, давай, беги, Форрест***, – и снова эта улыбка на его лице, не поддающаяся никакому анализу окружающих, но сбивающая с толку женские сердца.

Даже несмотря на то, что половина его лица была залита светом от костра, а вторая оставалась в тени, все равно никуда нельзя было деться от этой самоуверенной и притягательной ухмылки.

А уж противиться его ямочкам на щеках и подавно не представлялось возможным.

И их демонстрация работала против нее, потому что казалось, в этот момент она забывала про свою злость, которая к тому времени уже раздулась до вселенского масштаба.

– Пацаны, а вы случайно не видели Миху?

А в ответ тишина.

Из-за безудержного смеха ребят и нескончаемых криков они даже не услышали, что к ним обращались.

– Эээ, вы че там оглохли? – свистнул Максим, сотрясая воздух. – Миху кто видел?

– Неее…

– Не-а…

– Дома наверно уже. Десятый сон видит, – успокаивающим тоном заливал Макс. – Ладно, давай, не дуйся. Посиди, отдохни… Не то, чтобы ты утомилась, конечно, после роли рюкзака…

– Ха-ха, очень смешно. Петросян бы тебя с радостью усыновил...

«Ой», – тут же одернула себя Кира, но, кажется, Максим не придал значение ее словам.

– В общем, скоро все равно домой пойдем. Давай не выступай, – тыкал он палкой в костер, выпуская из него искорки. – Хочешь, пойдем тоже искупаемся? Еще одну дезинфекцию получишь от болотной воды, – шутил Осипов.

А вода здесь действительно была уже не первой свежести. Вокруг росли камыши, да и запах, особенно в жаркий день стоял тут специфический. Ну, собственно, днем сюда никто купаться и не ходил. Ни к чему. Все шли на местную речку.

Раньше таких котлованов было здесь три штуки. Их происхождения дети не знали. Только помнили, что два из них уже высохли, практически за пару лет на их глазах, поэтому, наверно, понимали, что та же участь ждет и этот третий, ныне действующий, в который залезут только самые отчаянные, и то из числа приезжих.

Но ночью вода в реке была холодная, а тут прям настоящий бассейн с подогревом. Поэтому они бы, наверно, поспорили, отчаяние это или умный стратегический ход.

Домой ребята уже вернулись под утро, когда вся деревня просыпалась от первых криков петухов, которые здесь были вместо будильников.