Лето разбитых сердец

Глава 1. Зубная паста для слона

Варя.

Из приоткрытого окна школьной столовой доносился аромат свежеиспечённой сдобы. Под ложечкой неприятно ныло от разрастающегося чувства голода и необъяснимого волнения. Длинная перемена между третьим и четвёртым уроками была единственной возможностью нормально перекусить, я же стояла здесь, на заднем дворе, пряталась за кустом едва распустившейся сирени и ощущала себя преступницей века. В зажатой ладони огнём горели несколько крупных купюр, а взгляд то и дело падал на часы, монотонно отсчитывающие мгновения до звонка.

«Он придёт! Придёт!» — успокаивала себя, как могла, но каждая минута задержки безжалостно подрывала веру в успех задуманной мной шалости.

С Васей Курочкиным из седьмого «А» мы договорились встретиться без двадцати одиннадцать, но мелкий негодник куда-то запропастился: быть может, забыл обо мне, но,скорее всего,— просто сдрейфил!

Чтобы хоть как-то скоротать время, через щель в окне принялась разглядывать посетителей школьного буфета. За длинными столами возле раздачи обедали младшие классы: взъерошенные мальчуганы сметали подчистую содержимое тарелок, девчонки же смотрели на них с толикой брезгливости и бесцельно ковыряли вилками котлеты. Чуть поодаль с важным видом физрук жевал капустный салат, привычно игнорируя влюблённые взгляды старшеклассниц, а пожилая химичка сидела напротив и в свойственной ей сварливой манере чем-то возмущалась.

«Ирина Викторовна, поберегите нервы! — тыльной стороной ладони я прикрыла рот, чтобы заглушить невинный смешок. — После сегодняшней лабораторной, они вам, ой как, пригодятся!»

Впрочем, уже в следующее мгновение, моим вниманием всецело завладел Добрынин. Это по его милости я ввязалась в эту авантюру и сейчас торчала здесь, на задворках школьной жизни, и кормила собой проснувшихся от зимней спячки комаров. Митя же на расслабоне вышагивал к своему столику: в руках он держал поднос с чаем, а в зубах — сосиску в тесте. Прищурившись, я мысленно подставила ему подножку, и пока фантазия подкидывала в голову карикатурные картинки Митиного падения, не заметила, как парень подошёл ближе и уселся в аккурат напротив меня.

— Чёрт! — пискнула я и отшатнулась от окна.

— Дьявол! — вскрикнула чуть громче, запутавшись в ветках сирени и в хлам разодрав новенькие капроновые колготки. Но если последние погода позволяла запросто снять, то как объяснить высунувшейся из окна морде Добрынина мотивы моего здесь нахождения, я не знала.

— Скворцова? — скорчив противную рожу, заржал Митя. — Ты чего по кустам шаришься, чокнутая?

— Н-не твоё дело, — задрав нос, я пыталась не замечать саднящей боли, обжигающей кожу ног.

— Добрыня, чё там? — потеснив товарища, следом высунулся из окна Илья Лучинин — правая рука Мити и по совместительству староста нашего класса. — О! Варька, ты ли это?

— Илюшенька, заткни свой ротик картофельным пюре, пожалуйста! — ядовито улыбнулась в ответ.

— Меня, меня пустите посмотреть! — моих ушей коснулся бархатистый баритон Лёши Камышова, в мгновение ока сменившийся раскатистым смехом. — Ба! Скворцова, ты фейсконтроль в столовую не прошла, что ли?

— Как смешно! — процедила сквозь зубы, пока вечно голодные, наглые и до последнего верные своей дружбе Алёша, Илья и Добрынин, согнувшись в три погибели, пялились на меня из небольшого окна столовой и громогласно ржали. И как они только уместились втроём на одном подоконнике?

— Варь, а, Варь! — очаровательно улыбнувшись, Лёша сдул со лба непослушную чёлку и подмигнул. — Хочешь, я тебе компотика оставлю?

Поджав губы, я покачала головой! Мне было стыдно, что Камышов видел меня такой: жалкой, смешной, да ещё и в разодранных колготках. Лёша нравился мне. Очень. Впрочем, очередь из его поклонниц была длинной — раза три точно бы обогнула нашу школу. Я же стояла в самом её хвосте. Да и куда мне было, обычной смертной, до этого нереального красавца с волосами цвета чёрной южной ночи и серебристым сиянием серых глаз.

— Митяй, поделись с Варькой сосиской в тесте, а то смотри, какой у неё взгляд голодный! — потеснив Камышова, подался вперёд Илья. Рыжий, как солнце на закате, веснушчатый и худой, Лучинин был самым безобидным из этой троицы. Умный, весёлый, простой — я, если честно, никогда не понимала, что он забыл в компании Добрынина.

— Ага, этой сосиску дай, так она полруки оттяпает, — в притворном ужасе округлил свои темно-карие глазёнки Митя.

Вот уж кто точно был настоящим монстром, так это Добрынин! Сын директора нашей школы, заносчивый нахал и грубиян! Вечно хмурый, недовольный, злой, он напоминал мне грозовую тучу. Митя редко улыбался, зато гнусности сыпались из его рта как из рога изобилия. Но самое поганое состояло в том, что директорскому сынку абсолютно всё и всегда сходило с рук!

Я невзлюбила Митю с первого класса, с того самого дня, когда парень в шутку обозвал меня лягушкой. В отместку я выдавила тюбик зубной пасты ему прямо в рюкзак. С тех пор и Митя люто возненавидел меня. Десять лет непрерывной вражды, бесконечных подколов и издёвок, но Добрынину, казалось, всё было мало!

— И вообще, Скворцовой мучное противопоказано, — безжалостно прогремел он на весь двор. — Лето на носу, а наша Варя всё никак в форму не придёт! Скворцова, мода на колобков давно прошла!

Добрынин знал, как задеть меня за живое: маленький рост, не самые хрупкие формы — я жутко комплексовала из-за своей неидеальности, а Митя всегда бил точно в цель!

Внутри всё сжалось, к горлу мигом подступили слёзы – и вроде за годы нашей с Добрыниным вражды мне стоило давно привыкнуть к его бесцеремонным замечаниям, да только каждый раз больно было по новой.

— Зато вы, я смотрю, не стесняясь свои богатырские тылы выставили на обозрение всей столовой! — с издёвкой прошипела в ответ, напрочь позабыв, зачем вообще сюда забралась.

— О, е-е! — приняв моё замечание за комплимент, завопил Камышов и откровенно завилял своей пятой точкой. — Нам стесняться нечего, правда, пацаны?

Глава 2. Удар ниже пояса. 

Митя.

До кабинета отца оставались считаные метры. Прикидываясь невинной овечкой, Скворцова семенила своими короткими ножками перед моим носом и беспрестанно что-то бубнила о непричастности к пенному инциденту. Ну-ну! Можно было подумать, не её мы с пацанами застукали сегодня в компании Васи «Химозы» — очкастого семиклассника, подрабатывающего вместе с отцом на всяких там химических и мыльных шоу.

Ещё тогда, в столовой, я почуял неладное: Варька была не из тех, кто жмётся по кустам с малолетками, да и вообще помешанная на учёбе Скворцова навряд ли была способна привлечь к себе мужское внимание. Мелкая, писклявая, вредная — она только и умела, что раздражать!

Это по её вине я сегодня остался без обеда! Вместо того чтобы спокойно слопать сосиску в тесте и обсудить с Лешим его предстоящую днюху, я как полоумный сталкер подкараулил Курочкина возле кабинета английского и, схватив мальчонку за грудки, вытряхнул из него всю правду. Как же в тот момент мне хотелось свернуть Скворцовой её тонкую шею или того лучше запустить чёртов пенный фонтан в её смазливую физиономию. Жаль, всё пошло не по плану.

— Харе причитать! — рявкнул я на девчонку, остановившись возле дверей приёмной отца.

Прежде чем войти, мне нужно было собраться с мыслями! Навещать старика посреди рабочего дня не входило в мои планы, да и вообще, я дал бате слово, что окончу десятый без происшествий.

— Нервишки шалят, Добрыня? — задрав курносый нос, сверкнула глазками стерва. — Лечиться не пробовал? Пустырник там попить, валериану?

— Скворцова, отвали! — свысока шикнул я на шмакодявку.

— Ну, точно, — ядовито улыбнувшись, Варя приложила указательный палец к губам и сделала вид, что умеет думать. Чокнутая! Кого она решила обмануть? — Валерьяна в твоём случае, как клизма дождевому червяку — считай, без надобности! Таких, как ты, в психушке закрывать нужно!

— Да заткнись ты, Скворцова, — целее будешь! — стиснув челюсти, прорычал диким зверем.

Много эта выскочка понимала?! Это с виду мой отец был белым и пушистым, а все вокруг наивно полагали, что любые проступки мне всегда сходили с рук. Блаженные! Если бы они только знали, как умел батя «бить» в цель… Вот и сейчас моя поездка на лето к матери висела на волоске. Не то чтобы я сильно скучал! Нет! Жить без материнской любви и заботы я давно научился. А вот терять целое лето на черноморском побережье из-за глупой выходки Скворцовой, было до жути обидно!

— Да что ты мне сделаешь, Добрынин? — уперев руки в боки, с вызовом бросила Варя и окинула меня презрительным взглядом. — Только и можешь, что языком своим чесать, дятел недоделанный!

Вот чего она добивалась? Чтобы я руки распустил? Так это не про меня! Я если и лез в драку, так с заведомо равным противником, а эта, что? Моль, да и только! Чихнёшь на неё — свалится или того чище разревётся! Одним словом — девчонка!

— За своим языком следи, матрёшка! — отмахнулся я от Скворцовой, как от надоедливой мухи, и потянулся к дверной ручке.

За нашими спинами всё отчётливее раздавались шаги пожилой химички, а мне кровь из носа нужно было первым донести до отца правду!

— Бла! Бла! Бла! — передразнила Варя и, как назло, втиснулась между мной и дверью. Круглолицая, румяная, с длинными, вьющимися от природы волосами цвета спелой пшеницы она едва доставала до моего плеча, но была на удивление юркой и проворной.

— Без учителя не положено! — задрав подбородок, она бесстрашно столкнулась со мной взглядом. Как знала, зараза, что Ирина Викторовна займёт её сторону и не упустит своего шанса выставить меня перед отцом исчадием ада.

— Кому не положено? Колобкам? — внутри всё кипело.

Нет, Скворцова не была толстой. Но мне нравилось, как глупое прозвище заставляло Варю краснеть и пыхтеть от возмущения.

— Ну знаешь, Митюша! — не находясь с ответом, процедила она сквозь зубы. — Ты мне за всё заплатишь!

Развернувшись на пятках, Варя ненароком хлестнула меня по лицу своими длиннющими волосами и резко дёрнула дверь, да с такой силой, что та с размаху заехала мне по лбу. И пока я растирал место ушиба, с трудом сдерживая рвущиеся на свободу не самые цензурные выражения, Скворцова влетела в приёмную.

— Ольга Егоровна, здра…, — она начала было здороваться с секретаршей отца, да слишком поздно поняла, что той не было на рабочем месте.

— На обеде она, — хмыкнул я снисходительно, указав Варе на настенные часы.

— Думаешь? — подозрительно покосилась в мою сторону девица.

— А чё тут думать-то? — гулко выдохнул, намекая, что Скворцова — мастер по тупым вопросам. А потом осмотрелся. Ну так, на всякий случай!

Сумочка Оленьки валялась на подоконнике, на спинке стула висел её блейзер, а на столе возле клавиатуры стоял недопитый чай — всё указывало на то, что девушка вышла на время. А с учётом того, что разгуляться в нашей школе было особо некуда, оставался только один вариант — столовая.

— Ну-ну! — язвительно прошептала Варя и кивнула в сторону запертой двери в кабинет отца.

К слову, раньше батя никогда не закрывался.

— Кодовое слово — «столовая», — нарисовала она в воздухе воображаемые кавычки и посмотрела на меня, как на слабоумного.

— Ты на что намекаешь, болезная? — нахмурившись, я покрутил у виска пальцем, но, что греха таить, червячок сомнения уже заполз и в мою душу.

— Да бог с тобой, Добрынин, — выставила перед собой раскрытые ладони Скворцова. — Ни на что я не намекаю!

И тут же ехидно ухмыльнулась:

— Я всегда говорю прямо! Наша Оленька давно на твоего старика глаз положила, а ты, Митюня, готовься, — Скворцова брезгливо поморщилась. — Скоро у тебя появится новая мамочка!

— Язык прикуси, идиотка! — огрызнулся я, не на шутку взбесившись.

А чтобы стереть с Варькиного лица самодовольную ухмылку, сжал кулаки и резко шагнул в её сторону. Честное слово, в это мгновение я готов был поступиться собственными принципами и проучить коротышку. Да только звёзды на небе сегодня однозначно сошлись в созвездии великой дули, ибо все было против меня!

Глава 3. Игра против правил. 

Митя.

Хмурое небо с минуты на минуту грозилось обрушиться на город мощным ливнем, но мы с пацанами не спешили разбегаться по домам.

Я только что поделился с ними последними новостями, и сейчас они с трудом пытались переварить услышанное. Леший, навалившись на бетонное перекрытие полуразрушенного ангара, смотрел в пустоту. Илюха, как и я, стоял у самой кромки воды и под звонкий лай Гая безжалостно уродовал озёрную гладь очередью из гальки.

— Кринжово, чё, — нарушил затяжное молчание Рыжий, закинув в воду ещё один «блинчик».

— Жёсткий аут! — сплюнул Лёха и, усевшись на сымпровизированную из старых досок лавку, вытянул ноги.

На руинах заброшенной лодочной станции мы собирались исключительно в экстренных случаях — сегодня был один из них.

Наше тайное место. Источник силы. Здесь мы говорили обо всём и не боялись, что хоть слово вылетит за пределы ангара. Когда-то давно, ещё в детстве, мы поклялись, что никому и никогда не расскажем о нашем убежище, и с тех пор, несмотря на то, что жизнь раскидала нас по разным концам города, мы ни разу не нарушили обещание.

— Вот такая жиза, пацаны! — произнёс я, невесело улыбнувшись.

Обмахнув об штаны грязь с ладоней, я подозвал к себе Гая и, потрепав того за ухом, отошёл от воды. Уже в следующее мгновение занял место на кривой лавке рядом с Лешим и, заложив руки за голову, прикрыл глаза.

В моём кармане уже битый час надрывался мобильник, в кроссовках не по-детски хлюпала озёрная жижа, а на душе по-прежнему скребли кошки. Впрочем, у всех нас настроение было не айс! И только Гаю было всё нипочём: подставляя мокрый нос рваным порывам ветра, он с азартом гонял чаек и юлой крутился под ногами.

— Гай, фу! — Илюха оттащил пса от очередной пернатой жертвы и, прицепив к его ошейнику поводок, отвел своего беспородного друга под крышу. Сам же уселся к нам с Камышовым на лавку.

Дождь между тем накрапывал всё сильнее, а в воздухе пахло грозой.

— А вообще, старика твоего понять можно, — усмехнувшись, произнёс Лёха. — Мать у Варьки, что надо!

— Леший, ты дебил? — осёк его хрипловатым басом Илюха и с размаху заехал придурку ладонью по затылку. — Будь она хоть трижды мисс мира — это ж Скворцова!

— Э! Вёсла свои не распускай! — огрызнулся Леший, реально не догоняя, что ляпнул лишнего.

— А ты думай, прежде чем рот открывать!

— Да хорош вам уже! — остановил я обоих. — Делать-то теперь чего?

— Хрен его знает! — не сговариваясь хором ответили пацаны.

— Ясно одно, — сдунув с глаз отросшую чёлку, заявил Лёха. — Голубков этих престарелых разводить надо по разным углам, пока Скворцова не стала Добрыниной, а ты, Митя, — аутсайдером века!

— Это понятно! — я обречённо кивнул. — Вопрос: как?

— Да просто скажи бате, что ты против, — Илюха порой бывал до смешного наивным. — Отец у тебя адекватный — прислушается.

— Ты оглох, что ли? — я "прошёлся" по Лучинину колючим взглядом. — Он уже не послушал! Он этой выдре Скворцовой предложение сделал!

— А как же его обострённое чувство вины перед сыном? — ухмыльнулся Леший, почесав в затылке.

— Да прошло уже давно, — я хмыкнул, невольно вспоминая о былых плюсах отцовской депрессии: что бы я ни выкинул, учась в среднем звене, батя оправдывал мои шалости недостатком своего внимания и не спешил с наказанием. Жаль, с моим переходом в десятый отцовские поблажки канули в Лету.

— Черт! — сдуру я треснулся башкой о корявый бетон. — И как я раньше не сообразил: отец с прошлого лета сам не свой! Следить за собой начал, одеваться нормально, книги читать, да и мне за любую оплошность мозги научился выедать чайной ложечкой.

— И то правда! — оживился Илюха. — Я ещё на линейке тогда обратил внимание, что костюмчик на Геннадьевиче был не из дешёвых, а ты меня, Добрыня, в баню послал!

— Отец тогда сказал, что премию получил…

— А выходку Скворцовой в конце первой четверти помните? – Лучинин явно вошёл во вкус.

— Это когда она заснувшего на дежурстве трудовика попыталась налысо обрить? — уточнил я. — Такое не забывается!

— Ага, — согласился Илюха. — А теперь скажи мне, что ей за это было?

— Ни-че-го, — пространство ангара мгновенно заполнилось густым смехом Камышова.

— Ты чё? — взглянул на него исподлобья Рыжий.

— Да просто вспомнил, — продолжая сотрясаться от смеха, Лёха шутливо пихнул меня в бок. — Круто ж тогда Варька Петровича уделала!

— Ага! И на меня свалила, идиотка! — сердито буркнул я в ответ и отсел подальше от Камышова.

— Да она только в одном облажалась, что про камеры в подсобке не знала, — пуще прежнего заржал Лёха.

— Леший, ты на чьей стороне вообще? — я нахмурился.

Если б не знал о безнадёжной любви Камышова к Рябовой, то запросто подумал бы, что Варя вскружила ему голову. Хотя о чём это я — в отличие от старшей Скворцовой, младшая была лишь жалкой пародией на роковую красотку.

— Погоди, я не понял, — покачав головой, Илюха запустил пятерню в рыжие волосы. Он тоже почуял неладное! — Лез, ты за Скворцову заступаешься, что ли?

— Да больно надо! — отмахнулся Камышов, по всей вероятности, сообразив, что гогот его пришёлся совсем не к месту. Впрочем, Лёха быстро придумал, как реабилитироваться в наших глазах:

— Я к тому, что уже тогда Варька ни черта не боялась, как знала, что ей ничего не будет!

— Она и сегодня чесала к бате, словно бессмертная! – пшикнул я в подтверждение слов Камышова.

— Выходит, Скворцова давно в теме? — задумчиво почесал репу Лучинин.

— Ага, — усмехнулся я горько. — Один я, как последний тормоз, ни черта не знал… Даже не догадывался…

— Хм, — поглаживая Гая по длинной, сырой и немного вонючей шерсти, отрешённо произнёс Илюха. — А кино-то интересное получается.

— Ну а чё, — потирая ладони, вступился Леший. — Сами подумайте, Варьке такой отчим, как наш Геннадьевич, только на руку: полная свобода действий и никакой ответственности. И если сейчас пустить отношения предков на самотёк, зараза мелкая вконец оборзеет, а под руководством своей мамашки и вовсе тебя, Митяй, со света сживёт!

Глава 4. Пай-девочка

Варя.

Время летело как сумасшедшее. И пусть по выходным оно всегда ускорялось, сегодня минуты таяли на глазах! Казалось бы, только недавно я вернулась с утренней пробежки, как уже пора было одеваться к прокля́тому ужину.

Стрелка часов безудержно спешила к пяти, а это означало только одно — встречи с Митей и его отцом было не избежать!

Бросив отрешённый взгляд на груду шмоток возле зеркала, я обречённо вздохнула: видеть мать с Добрыниным-старшим, с этим облезлым подобием мачо, было до поросячьей отрыжки противно. В голове на репите одна за другой звучали зомби-фразы, которыми вчера мать пыталась пробить мою броню, да только тщетно!

«Я так счастлива, дочка!».

«Володя сделал мне предложение!».

«Вот увидишь, доченька, Володя — необыкновенный».

«Варюшка, мне кажется, с появлением Володи я только жить начала».

— Володя! Володя! Володя! — засунув два пальца в рот, я изобразила рвотные позывы, да вот незадача: до моего неприятия этого самого Володи никому не было дела!

Мать ещё в час дня укатила в салон красоты, а отец, заслышав в мобильном мой пропитанный слезами голос, пообещал перезвонить сразу, как доберётся до дома, но, видимо, по пути его слопали крокодилы. Я же, как дура, вторые сутки напрасно ждала его звонка и втихую мотала слёзы на кулак.

Смириться с выбором матери и предстоящим родством с семейством Добрыниных было для меня за гранью: слишком сильно я ненавидела Митю, чересчур хорошо за годы учёбы изучила его отца – депрессивного мямлю, волею случая занявшего место директора школы!

Настроение летело с горы. В глазах то и дело рябило от слёз. Меня не радовали ни по-летнему яркое солнце за окном, ни новое платье из последней коллекции, ни привезённый бабушкой из Казани настоящий чак-чак. Я бездумно слонялась по квартире в растянутой футболке и с бесформенным гнездом из волос на голове и проклинала своё вчерашнее обещание, данное матери: не ударить в грязь лицом, быть на высоте и хотя бы на один вечер попытаться стать паинькой. Мама хотела от меня невозможного, но знала, куда надавить, чтобы я согласилась: слёзы в её глазах стали для меня неоспоримым аргументом!

— Только один ужин! Всего один вечер! — я бормотала себе под нос, искренне веря в силу самовнушения. — Я справлюсь! Я смогу! Ради мамы… Я обещала!

Но сколько ни мычи — коровой не станешь! Вот и у меня опускались руки, а от слёз всё чаще щекотало в носу. Но самое поганое — мне даже не с кем было поговорить…

Моя единственная подруга, Оксанка Вихрева из десятого «Б», досрочно окончив учебный год на одни пятёрки, ещё позавчера укатила к бабке в глухую деревню. Там не было ни связи, ни интернета, ни нормальных условий, зато в соседней избе жил Стёпа Вахромеев — сын местного лесника и первая Оксанкина любовь…

Я не особо разделяла выбор Вихревой, да и вообще, глядя на неё и на легкомысленное поведение собственной матери, всё больше убеждалась, что любовь — это зло! Влюблённые люди — до смешного глупые, жалкие и уязвимые! Они оторваны от реальной жизни и смотрят на мир, как в кривое зеркало: плешивые стариканы им видятся сказочными принцами, а недалёкие мужланы — пределом девичьих мечтаний! Тьфу!

— Если и влюбляться, то с умом! — строго погрозила я пальцем собственному отражению и тут же вздрогнула, заслышав скрип дверного замка из прихожей.

— Варя, ты уже собралась? — прокричала с порога мать.

— Нет! — гаркнула я в ответ и, смахнув с лица непрошенные слёзы, плюхнулась пятой точкой на кровать.

— Варя! — с укором бросила мама и зацокала каблучками по коридору.

Уже в следующее мгновение дверь в мою спальню приоткрылась, а пространство комнаты заполнилось сладковатым ароматом женских духов.

— И как это прикажешь понимать? — осмотревшись, мама гулко вздохнула.

В отличие от меня, родительница была при полном параде: причёска, макияж, платье… Она вся сияла, да и выглядела лет на десять моложе. В таком виде мать могла с лёгкостью очаровать любого мужчину, но по глупости выбрала не того…

— Володя уже подъезжает к «Фаджоли» вместе с сыном, а ты сидишь здесь в таком виде! — она разочарованно развела руками.

— Иди без меня, мам, — я с наигранным сожалением пожала плечами и для пущей убедительности шмыгнула носом.

— Что значит «без тебя»? — гулко вздохнув, она схватилась за голову. — Это же всё ради вас: тебя и Митюши!

— Митюши? — я поморщилась от уменьшительно-ласкательной формы имени Добрыни, как от прокисшего борща-недельки. — Где ты «Митюшу» там нашла, мам? Шкаф под два метра! Одуванчик-переросток! Шпала ржавая! Лыжа левая!

— Достаточно, Варя! — рыкнула на меня мать и недовольно покачала головой. — Я, кажется, просила тебя…

— Быть паинькой? Я помню, ма! — обречённо отвела взгляд. — Вот только это так не работает! Я на дух не переношу Добрыниных: ни младшего, ни старшего! Первый — хам, каких ещё свет не видывал! А Володенька твой плешивый только и думает, как лапу свою морщинистую в наш кошелёк запустить! Сам-то ни черта не может!

— Хватит! Замолчи! Ты угомонишься когда-нибудь? — окончательно озверев, взъелась на меня мать. — Чего ты добиваешься своим поведением, а?

Её по обыкновению нежный и мелодичный голос сейчас раскатами грома отлетал от стен и отдавался в ушах самой неудачной композицией Мэрилина Мэнсона.

— Просто хочу, чтобы ты одумалась! — пропищала я в свою защиту.

Обхватив себя руками, я вся сжалась от материнского непонимания и криков и даже не заметила, как новая порция слёз ручейками побежала по моим щекам. Мне было обидно! Очень! А мать — глуха…

— Ты же ещё молодая и красивая! Да ты можешь сделать так, — я щёлкнула в воздухе пальцами. — И рядом с тобой появится настоящий мужчина, а не вот этот вот с залысинами на башке и вечно депрессивным взглядом! Мам, ну, найди себе другого, пожалуйста!

— Знаешь, что, Варя, — дрожащей рукой мать прикоснулась к губам. В её глазах, таких любимых и родных, искрились слёзы — и ощущать себя причастной к ним было просто невыносимо. — Я не ожидала от тебя такого…

Глава 5. Один удар — четыре дырки

Митя.

Музыка с запахом нафталина, прилизанные официанты, бесконечные тосты в честь юбиляра за соседним столом – отец явно промахнулся с выбором ресторана. Впрочем,с выбором невесты он не угадал куда больше!

Уже минут тридцать мы протирали штаны в светлом зале «Фаджоли» и, потягивая из бокалов обычную воду, изнывали от скуки в ожидании Скворцовых. Как истинные стервы, наши дамы задерживались…

Отец заметно волновался. Потирал шею, с чёрной ткани пиджака смахивал невидимые пылинки и то и дело вертел головой по сторонам.

Я сидел тихо. Пока отец мотал нервы на кулак, я чекал новостную ленту в соцсети. Та сплошь была усыпана фотками с пати Лешего. В отличие от бати, Камышов умел пускать пыль в глаза — о безбашенных вечеринках в его загородном доме слагали легенды. Вход на пати обычному смертному был заказан — собирались только свои! Остальным оставалось довольствоваться сторисами в ленте и завидовать по-чёрному. Правда, сегодня и я ощущал себя за бортом, и виной тому, как обычно, была Скворцова…

— Ну, наконец-то, — заметив в дверях свою будущую мачеху и Варю, я выдохнул и расслабленно откинулся на спинку кресла. — Не прошло и года!

— Митя! — шикнув на меня, батя подорвался с места, но прежде чем броситься навстречу дамам напомнил:

— Ты обещал! Не подведи, сынок!

Уже в следующее мгновение, рассыпаясь в слащавых комплиментах, отец подвёл Кристину к нашему столику. Я же, смерив презрительным взглядом её дочурку, галантно встал и сдержанно улыбнулся.

— Кристина, познакомься, — отец был смешон в своём волнении. — Это мой сын, Дмитрий.

— Мы знакомы, Володь, — блондинка похлопала старика по плечу и сверкнула глазками в мою сторону. — Правда, Митя?

— Рад встрече, Кристина Леонидовна! — не отпуская улыбки с губ, я вежливо кивнул в ответ. — Вы сегодня просто неотразимы!

— Спасибо, Митюша! — залилась румянцем зазноба отца, пока я отчаянно заглушал в себе рвотные позывы — нет, мать Вари, и правда, выглядела хорошо для своих лет, просто концентрация Скворцовых на квадратный метр откровенно зашкаливала!

Продолжая изображать из себя джентльмена, я отодвинул для мелкой оторвы кресло. Варя с недоверием царапнула меня взглядом, но препираться при стариках не решилась — покорно заняла место за столом по правую руку от меня и даже натянуто улыбнулась, когда дежурный комплимент сорвался с моих губ.

— Прекрасно выглядишь, сестрёнка! — напел я елейным голоском, дабы усыпить бдительность предков.

— Спасибо, — прошипела Скворцова, едва сдерживаясь, чтобы не ответить мне в своей привычной манере и — не дай боже! — показать мне при всех средний палец.

— Меню? — спросил между делом и потянулся за кожаной папкой на краю стола.

Варя кивнула, а я, раскрыв перед носом заразы список блюд, ядовито прошептал ей на ухо:

— Жрать после шести вредно! Особенно тебе, Скворцова!

Девчонка жадно хапанула ртом воздух, но промолчала. Я же, довольный собой, вернулся на место.

Время тянулось тугой резиной: Кристина никак не могла определиться с выбором, отец отпускал дебильные шутки, нерасторопные официанты не спешили с заказом. Я с ума сходил от скуки, с деланным интересом слушая о городских пробках, погоде и прочей лабуде. За бессмысленной болтовнёй родители явно прятали своё смущение и неуверенность, я же с трудом сдерживал нарастающее внутри меня раздражение. Челюсти сводило от натянутых улыбок, а язык так и чесался высказать всё начистоту. Чтобы не ляпнуть лишнего, я сосредоточился на еде: азу по-домашнему было великолепно, по крайней мере, в разы привлекательнее собравшейся за нашим столиком компании.

— Так где вы познакомились? — потягивая из стакана вишнёвый сок, Варя уставилась на моего отца.

Я хмыкнул — можно было подумать, она не знала…

— Если тебе неинтересно, закрой уши! — фыркнула в мою сторону стерва и снова обратила всё своё внимание к предкам. Лживая дрянь! Сегодня она была на высоте!

Строгий костюм, аккуратный хвост, идеальная осанка — узнать в сидящей рядом со мной девушке Варю Скворцову было практически нереально. Тихая, скромная, деликатная — она отменно играла на публику. Да вот незадача: я и сам был не промах!

— С чего ты взяла? — в деланном удивлении округлил глаза. — Мне очень интересно, правда! — очаровательно улыбнувшись, я перевёл взгляд на Кристину. — Хотя, мне кажется, я догадываюсь!

Мать Вари смущённо кивнула.

Стройная, подтянутая, ухоженная, она казалась младше отца лет на десять, да и вообще не особо смотрелась с ним рядом. Одно её платье стоило половину отцовской зарплаты, да и этот ужин в «Фаджоли» откровенно бил по карману старика, хоть он и запрещал мне об этом думать.

— Всё верно, сын! — рассмеялся батя, положив в рот кусочек сладкого перца. — Мы познакомились в моём кабинете!

— Благодаря тебе, Варюша! — прощебетала Кристина, а я поморщился.

В Варькиной матери меня бесило абсолютно всё: её приторный тембр голоса, сладковато-удушающий аромат духов, её смех, ужимки и раздутое до масштабов вселенной стремление понравиться мне любой ценой. Но больше всего выводила из себя её идиотская привычка называть всех подряд уменьшительными именами: Варюша, Митюша, Володенька… Тьфу!

— Благодаря мне? — едва не захлебнувшись соком, переспросила Варя и закашлялась.

— Давай постучу! — как настоящий рыцарь, я тут же вызвался помочь несчастной и от души проехался ладонью по хребту Скворцовой.

— Лучше? — ехидно уточнил.

— Да! — прошипела она в ответ, стиснув челюсти. — Спасибо, Митюша!

Моё имя Варька протянула нарочито медленно и с издёвкой, прямо как её мать… Стерва малолетняя!

— Да не за что, Варежка! — я подмигнул мелкой пигалице, нарочно исковеркав её имя. — Мы же теперь не чужие с тобой! Ты только скажи — я с радостью повторю!

Скворцова сузила свои глазёнки-щёлочки и шумно выдохнула, но ответить не успела — мой батя её опередил.

Глава 6. Побег

Варя.

Весь вечер я держала себя в руках, выслушивая хамские подколы Добрыни. Я дала матери слово, что буду тихой и вежливой. Жаль, её плешивый Володенька не взял подобного обещания со своего отмороженного сынка. Я до последнего надеялась, что старшему Добрынину хватит мужества заступиться за любимую женщину, но куда там — мужичонка даже не втыкал, насколько обидными были слова его отпрыска. Зато моё терпение рвалось по швам!

Я всё ещё сидела под столом. Благо с моим небольшим ростом это не было проблемой. Ехидно улыбаясь, я продолжала показывать Мите средний палец и довольная собой жалела только об одном, что так и не смогла продырявить зубчиками вилки дурацкие джинсы парня. И кто бы мне раньше сказал, что это так непросто?! В любом случае Добрыне было сейчас, ай, как больно, и это главное!

Дело оставалось за малым — как ни в чём не бывало вернуться за стол. А потому я быстренько вспомнила все уроки по актёрскому мастерству, которые за компанию с Оксанкой посещала на весенних каникулах, и взволнованно прокричала:

— Ой-ой-ой! Я тебя задела, Митюша? Прости, я не нарочно!

Мой голосок был насквозь пропитан глубоким сожалением — не поверить было невозможно! Хорошо, что родители не могли видеть, как ядовито я в этот момент улыбалась пострадавшему!

— Задела? — оскалился Митя, голодным драконом раздувая ноздри. Одной рукой он придерживал белоснежную скатерть, второй — растирал ягодицу в месте моей маленькой мести. — Ты мне ногу продырявила, Скворцова! Совсем крыша поехала?

— Я такая неуклюжая! — пропищала виновато и, наивно хлопая глазками, показала Добрыне язык. — Прости, просто вилка из рук выскользнула!

— Что случилось, сын?

— Митюша, в чём дело?

— А Варя где?

— Что вообще происходит, Варвара?

Родители, наконец, обнаружили мою пропажу, и я поспешила вылезти из своего укрытия наверх. Наспех отряхнувшись и ещё раз театрально извинившись, я заняла своё место рядом с Митей. Сделала глоток приторного сока и, окончательно вернувшись в образ пай-девочки, улыбнулась будущему отчиму:

— Так о чём шла речь, Владимир Геннадьевич? Я всё пропустила…

— Митя хотел узнать точную дату свадьбы, — выдохнул мужчина и, смерив сына укоризненным взглядом, вернулся к ужину.

По всей вероятности, у Митиного отца была вставная челюсть — иного объяснения, зачем Добрынин каждый кусочек пищи монотонно пережёвывал по триста раз, я найти не могла.

— Ого, — деланно удивилась. — А что, уже есть точная дата?

Я всё ещё улыбалась, но с каждой минутой скрывать от окружающих собственную душевную боль получалось всё хуже. Одно дело, строить из себя примерную дочурку на публике, и совсем другое — всё отчётливее осознавать, что происходящее вокруг не сон.

— Нет, нет, — суетливо ответила мама, отчего-то не решаясь посмотреть мне в глаза. Она всё понимала, в отличие от Добрыниных видела меня насквозь, но сегодня я числилась в аутсайдерах.

— Мы с Володенькой никуда не спешим! — промокнув губы салфеткой, всё своё внимание мать обрушила не на меня, а на уплетающего болоньезе обрюзгшего мужика рядом с собой.

— Правда, дорого́й? — прощебетала она нежно, смахнув невидимую пылинку с его плеча.

А мне стало обидно! Очень! Ещё и Митя под ухом так некстати ухмыльнулся…

Мамин же Володенька с готовностью кивнул — нормально ответить мешал битком забитый макаронами рот. Ну и клоуна мать выбрала себе в спутники жизни!

— Всё верно! — я улыбнулась из последних сил, с трудом сдерживая подступающие к горлу слёзы. — Спешка хороша лишь при ловле блох!

Отодвинув от себя стакан с вишнёвым соком, я отвернулась — смотреть на воркующих стариков было до невозможного мерзко.

— Варя! — осекла меня мать. Тон её голоса откровенно намекал, что хорошие девочки за столом о блохах не говорят. Правда, мы с ней обе знали: из хорошего во мне было только имя!

— А что я такого сказала? — притворно удивилась, наконец, получив свою порцию материнского внимания. Правда, на меня родительница смотрела не так нежно, как на своего макаронника. Напротив, в её взгляде, слегка прищуренном и строгом, читалось откровенное недовольство моим поведением. Наверно, поэтому хрупкая маска паиньки вмиг разлетелась вдребезги, а с губ сорвалась грубость:

— Спешат со свадьбой либо по глупости, либо по залёту! Вы на дураков непохожи!

Неровно вздохнув, мама прикрыла ладонью рот. А её несчастный Володенька, явно не ожидавший от меня подобного заявления, внезапно поперхнулся.

— Твой выход, стукач! — я бросила в сторону Мити ядовитый взгляд, но Добрыня, как и его отец, соображал сегодня крайне туго. — Чего сидишь, инвалид? Папочку спасай!

Но по всей вероятности, ловким ударом вилки я нейтрализовала не только умственный, но и слуховой центр парня: Митька продолжал раскисать в кресле полудохлой амёбой и равнодушно, словно со стороны, наблюдал, как Владимир Геннадьевич приходил в себя.

— Ты чего завис, Добрынин?

Я скрестила на груди руки и исподлобья посмотрела на одноклассника. Митя же в ответ лишь сильнее стиснул челюсти, но промолчал.

А между тем за нашим столиком творилась настоящая вакханалия: Добрынин-старший беспрерывно кашлял, мать суетилась возле него, как курица-наседка, а обслуживающий нас официант только и успевал что подносить воду.

— Да расслабься ты, Митюша! — брякнула я, пока нас никто не слышал. — Моя мать не настолько сумасшедшая, чтобы детей рожать твоему блаженному папаше!

— Ты хотела сказать, что она слишком стара для этого! — вмиг очнувшись, выплюнул Митя.

— Нет, — я покачала головой, мысленно втыкая с десяток вилок в голую задницу парня. В прошлом году маме только-только исполнилось сорок — смешной возраст! Но объяснять это Митьке было неблагодарным занятием!

— Возраст здесь ни при чём! — фыркнула я в ответ.

Внутри всё клокотало от желания поставить зарвавшегося парня на место, а потому я судорожно прокручивала в голове всевозможные варианты ответной колкости и не заметила, как за нашим столиком снова воцарилась тишина.

Глава 7. Мышеловка

Митя.

Дьявольская ухмылка коснулась моих губ. Захлопнув дверцу ржавой колымаги, я откинулся на спинку сидения и, пристегнув ремень безопасности, подал условный знак водителю: можно в путь!

Ромыч, он же Шмель для своих и по совместительству старший брат Илюхи, одобрительно кивнул и тут же повернул ключ в замке зажигания. Проеденная молью кепка с чердака, весь в затяжках тошнотного цвета свитер и, главное, папироска в зубах — для большей убедительности не хватало фингала под глазом, но даже так Ромыч отрабатывал свои три косаря на полную. Я же едва не покатился со смеху: видеть лучшего студента юрфака в таком прикиде было для меня в диковинку!

Движок серебристой «девятки» для приличия поворчал, но Шмель знал как его уговорить. Уже в следующее мгновение мы тронулись с места.

В лобовое отчаянно колотил дождь — дворники едва справлялись. Радиоприёмник то и дело сбивался с нужной частоты, неприятно царапая слух. Да и вообще атмосфера раздолбанной тачки времён царя Гороха была весьма удручающей.

Ясен пень, машину, как и водителя, мы с пацанами позаимствовали всего на пару часов.

Илюха выпросил развалюху у деда — та всё равно простаивала в гараже без надобности. Старик обычно возил в ней Гая в ветеринарку или на дачу, впрочем, не брезговал и рыбалкой. Оттого и воняло здесь, не приведи, Господь, как, да и слой пыли на приборной можно было смело измерять линейкой. Короче, полный зашквар, но Варька, как и планировалась, устоять не смогла. Что ж, сама напросилась!

— Ты бы пристегнулась, Скворцова! — не жалея сил, я пихнул выскочку локтем. Девчонка ойкнула и принялась ворчать.

Я не слушал: задача отвлечь матрёшку от созерцания пустых улиц была выполнена, и я позволил себе расслабиться.

— Чего не трактор вызвал? — съязвила Варя спустя минуту, так и не отыскав чёртов ремень.

Ещё бы! Там, где сейчас сидела Скворцова, обычно тусил Гай, а этого попробуй пристегни!

— Знал бы, что ты со мной решишь прокатиться, фуру подогнал, — я ехидно усмехнулся, и тут же обратился к Ромке:

— Э, мужик, ничё, что я с перегрузом?

— Ну как бэ, — протянул хрипловато вжившийся в свою роль Шмель и со скрипом переключил передачу. — Вообще, пацан, предупреждать надо, когда машинку вызываешь. Вон, как медленно ползём, а горючего сколько вхолостую…

— Эх, Варя-Варя, — покачав головой, я вальяжно закинул руку на плечо однокласснице, в очередной раз перетягивая её внимание от окна на себя . — Сколько я тебе говорил: не жри!

— Придумай уже что-нибудь новенькое, Митюша! — прорычала Скворцова и поспешила скинуть с себя мою руку.

Я, разумеется, не возражал: касаться девчонки мне было неприятно, да и вообще, рядом с ней внутри меня мгновенно просыпался неуравновешенный псих, а это уже было чревато последствиями. Вон, одно из них всё никак не могло просохнуть на моих джинсах…

Но стоило мне отпустить Скворцову, как она по новой принялась разглядывать окрестности за окном, и облупившаяся дедовская тонировка на стёклах её нисколько не останавливала.

Деланно закашлялся, призывая Шмеля на подмогу, — ещё пара минут и Варя бы сообразила, что едем мы немного не в том направлении, куда ей было нужно.

Мы проехали ещё метров сто — сто пятьдесят, когда Ромыч, смачно выругавшись, сбавил скорость и принялся колдовать над автомобильной печкой. Привыкший к отцовской тачке с нормальным кондёром, пацан явно крутил сейчас что-то не то и не в ту сторону: воздух из дефлекторов то обжигал своим горячим дыханием, то смолкал до нуля и это, не считая мерзопакостных звуков. Впрочем, вмиг запотевшие стёкла были мне только на руку, да и Скворцовой прибавляли мурашек. Она ощутимо заёрзала на месте. Сама того не замечая, придвинулась чуть ближе ко мне. А свои потные ладошки зажала между острыми коленками. Что ж, Ромкина находчивость вкупе с хреновой работой обогревателя сделали своё подлое дело – Варя, наконец, отвлеклась от дороги. Но расслабляться было ещё рано!

— Ты чего вся скукожилась, Скворцова? — спросил я мелкую заразу, когда та решила сконцентрировать своё внимание на таксисте.

Если честно, я труханул, что в чертах Шмеля она запросто опознает Илюху — слишком похожими друг на друга были братья.

— Ты заметил, — заговорщицки прошептала Варька, запросто наклонившись к моему уху.

— Что? — фыркнул я в ответ, а сам невольно напрягся.

— Таксист этот, — прошептала Варя. — Он рыжий!

— Ну и? — придав своему голосу небрежности, протянул я.

— И профиль у него смотри какой, — не унималась Скворцова, всё сильнее разгоняя по ветру моё спокойствие.

— Какой? — уточнил с опаской.

— Знакомый! — отчеканила девчонка и тут же спросила во весь голос. — Мужчина! Мужчина, простите, а вас как зовут?

— Георг! — промурлыкал Ромыч и томно взглянул на Варю через зеркало заднего вида. Пацан явно вошёл во вкус!

— Георг? — Скворцова тем временем нахмурилась. — А фамилия ваша как?

— Себе примеряешь? — прыснул я со смеху, за что получил резкий удар по рёбрам.

— Туше, Скворцова! — продолжая ржать, поднял я руки в примирительном жесте. — Сдался тебе этот водила?!

Варя на мгновение замолчала. Наверно, даже покраснела — было не рассмотреть… Зато я вздохнул с облегчением. Жаль, ненадолго.

— Георг, а чем это у вас здесь пахнет? — Скворцова поморщилась, как от варёного лука. В салоне и правда воняло мокрой собачьей шерстью и дедовским табаком. Впрочем, Ромыч тут же нашёлся с ответом:

— До вас мужик какой-то пса вёз, а погода, сами видите, нелётная.

— А почему грязно так? Вы же людей возите! — не скрывая своей неприязни, Варя снова обратилась к Роме.

В этот момент она отчаянно напоминала мне Красную Шапочку, когда та задавала дебильные вопросы сытому волку, только-только закусившему бабулькой. Ну, рили, один в один! Обе, вместо того, что дать дёру пока не поздно, свои последние минуты тратили на праздную болтовню.

— Ну так, экономвариант, чё! — Шмель усиленно работал на премию.

Глава 8. Мамина дочка

Варя.

Широкие плечи, горделивая осанка, походка уверенная и четкая — Митя точно знал, куда шел и зачем приехал. Я же вилась за ним хвостиком, вся дрожа от холода и страха. Погода испортилась вконец: дождь не смолкал, поднялся ветер. Но самое страшное – мой мобильный оператор про Речное никогда не слышал… Я впустую набирала мать, звонила отцу, пыталась вспомнить хоть один телефонный номер службы такси. Тщетно… Сигнал если и проходил, то срывался в ту же минуту.

С волос стекала дождевая вода, зубы стучали, а тонкие каблучки дорогих туфель безжалостно утопали в грязных лужах… Я никого не винила. Обхватив себя руками, чтобы хоть как-то унять нестерпимую дрожь, я мечтала лишь об одном: поскорее выйти к нужному дому… Но, казалось, мы ходили кругами… Высокие непроглядные заборы, верхушки крыш и залитая дождем брусчатка… Мы точно блуждали по лабиринту, из которого не было выхода.

— Ты здесь в первый раз, что ли? — смахнув со лба капли дождя, проворчала.

Митя не ответил, но мне послышалось — ухмыльнулся.

— Что смешного? — вспыхнула я, кутаясь в полы безвозвратно испорченного блейзера. — А! Погоди! Я, кажется, знаю!

— И? — нехотя протянул Добрынин, продолжая уверенно чесать вперед.

— Тебя не пригласили! Сегодня Леший гуляет без тебя!

Я вынужденно остановилась: изрядно запыхавшаяся и продрогшая, я не могла бежать за Митей и кричать одновременно.

— А я всю голову сломала: чего это тебе шлагбаум не подняли. Ну, конечно, Камышову стыдно стало, что его дружок в мусоровозке к нему на днюху заявился!

— Что за бред? — выплюнул Митя, замерев в аккурат возле чьих-то ворот.

Добрынин не спешил оборачиваться в мою сторону, а я смотрела, как свет фонаря обволакивает его напряженный силуэт, и радовалась, что попала в точку.

— Митя, ты лузер высшего уровня! — рассмеялась я нарочито громко. — И как я могла забыть об этом?

— Тебе совсем мозги дождем затопило? — прорычал парень, и голос его в сумрачной темноте и безлюдной тишине прозвучал как-то слишком угрожающе…

Не торопясь, будто в замедленной съемке, Добрынин все же развернулся ко мне. На его губах играла злорадная ухмылка, а глаза были прищурены.

— Мы пришли, Скворцова! — он кивнул в сторону высоких ворот, а потом рассмеялся. — А теперь оглянись, Матрешка!

Нахмурившись, я обернулась и буквально заскрежетала зубами: там, в ста метрах от нас, виднелся тот самый шлагбаум…

— Но…

Мысли прыгали в голове солнечными зайчиками, постепенно и пока весьма сумбурно вырисовывая картину произошедшего

— Проехали, Скворцова! — Митя тем временем встряхнул с волос капли дождя. — За экскурсию по Речному можешь не благодарить!

— Ты идиот?

Вопрос был скорее риторическим, да и потихоньку я начинала понимать, чего именно добивался Митя.

Тусовки в доме Камышова давно обросли дурной славой. Здесь не было места веселым посиделкам с друзьями и одноклассниками — в гостях у Лешего собиралась местная элита. Безбашенные мажоры со всех школ, самые красивые девочки, крутые диджеи — простым смертным, вроде меня, вход был заказан. И если я никогда не мечтала окунуться в бездну вседозволенности и дебильного веселья, то большинство наших только и делали, что неделями алчно обсуждали случайно просочившиеся в сеть кадры с пати. На очередном из них грозилась оказаться я…

— Не отвечай! — рявкнула, осознав, в какое болото я позволила себя затянуть. Заляпанный соком блейзер, джинсы по колено в грязи, мокрые, как у курицы, волосы, да и в глазах застывшее отчаяние — Митя прекрасно понимал, что стоило мне в таком виде переступить порог «элитной» тусовки, как уже завтра от грязных слухов и сплетен мне впору будет удавиться.

— Ну, чего уставился?

Резкий порыв ветра заглушил дрожь в моем голосе, а капли дождя удачно смешались со слезами. Однако, внутри всё клокотало от злости и безысходности: куда бы я сейчас ни свернула — к дому Камышова или к шлагбауму — проблем было не миновать. Возвращаться в город по ночной трассе в гордом одиночестве могло стать для меня доро́гой в один конец. Но и показаться в таком виде перед кучей безжалостных мажоров — было безумием. И ладно бы я забрела случайно! Но по звериному блеску в глазах Добрынина становилось очевидным, что всё было подстроено! От и до! Начиная с пролитого сока и заканчивая моей экскурсией по Речному…

— Долго нам еще под дождем мокнуть? — под напором раздирающих душу эмоций прокричала я во всё горло и сжала кулаки.

Из двух зол я выбрала меньшее: показывать зубки шальным дальнобойщикам я, увы, не умела, а за право не стать пугалом и посмешищем всё еще могла побороться. А потому, задрав нос, я подошла вплотную к Мите и через силу улыбнулась.

— И правда, чего ждать, Скворцова? Идем!

Наградив меня победным взглядом, Митя оскалился и тут же позвонил в дверь.

Я вся дрожала. Прикрыв глаза, отсчитывала мгновения до своего позорного падения… В голове рисовала сумасшедшие картинки встречающей нас жадной на чужие промахи толпы с включенными камерами на крутых смартфонах. Но всё было иначе…

Глухой щелчок – нам открыли. Распахнув глаза, я с облегчением обнаружила, что нас никто не встречал, да и вообще — слава ливню! — во дворе не было ни одной живой души. Но расслабляться было рано!

Подхватив меня под локоть, Митя ринулся вперед. Миновав небольшую парковку, он резко свернул к узкой извилистой дорожке из красного кирпича. Я едва поспевала и, казалось, забывала дышать. Страх змеиным ядом разливался по венам, парализуя сознание и лишая воли. Я умоляла себя собраться, что-нибудь придумать, на корню обломать мерзкий замысел Добрынина, но куда там! — с каждым шагом я соображала всё хуже… Зато всё отчетливее слышала барабанящую по мозгам музыку, а в окнах невысокого коттеджа уже могла разглядеть снующие туда-сюда силуэты гостей. Дом был набит ими доверху…

Мы остановились у приоткрытых дверей. Отпустив мою руку, Митя нервно поправил воротник насквозь промокшей сорочки и взъерошил волосы. В эту минуту он выглядел ничуть не лучше меня, но прекрасно знал, что ему сойдет это с рук. Добрынин напоследок взглянул на меня, довольный собой улыбнулся, а потом потянулся к дверной ручке.

Глава 9. Леший

Митя.

Я напоминал себе переспелый помидор: такой же красный и на грани… Одно неловкое слово, чужой смешок – и я грозился лопнуть, забрызгав всех своей желчью.

Мелкая бестия же победно улыбалась… Варя снова меня обошла. На этот раз она не просто воткнула мне вилку в зад, а смачно ту провернула. Вместо того чтобы мотать на кулак слезы и в слепом отчаянии бежать жаловаться своей мамаше, Скворцова уже битый час купалась в лучах славы. Раскованная, красивая, смелая, она ощущала себя в незнакомой компании своей в стельку. В ожидании такси беспечно смеялась. Потягивала колу со льдом. Строила парням глазки. Такой Варю Скворцову я еще не знал и не был уверен, что хотел когда-нибудь узнать…

— Что с твоим настроением, богатырь? — Стефания заискивающе заглянула мне в глаза.

Мы не были парой. Дочь мэра и сын директора школы не самая удачная партия, да и не искрило между нами. Но долгими вечерами на хате Лешего мы спасали друг друга от одиночества, ненужных вопросов и липких сплетен.

Я, как и Стефа, не пропускал ни одной вечеринки. Но если я приезжал сюда по доброй воле и исключительно ради Лешего, то Стеша тусила здесь по приказу своего отца. И правда, найти в нашем городе еще одно такое место, где концентрация папенькиных сынков на квадратный метр зашкаливала бы так же сильно, было практически невозможно. Нужные знакомства, перспективные связи, чужие секреты — Стефания Полунина была игрушкой в руках отца, я же ее вре́менным спасением.

— Все нормально! — ответил сухо, а сам снова устремил взгляд к Скворцовой.

В прошлой жизни эта стерва однозначно была ведьмой. Найти другое объяснение ее внезапному преображению никак не получалось.

— Ты с нее глаз не сводишь, — бросила насмешливо Стеша. — А говорил: ни рожи, ни кожи.

Девушка хихикнула, а я до боли стиснул челюсти.

— Так и есть, — процедил сквозь зубы. — Обычная матрешка!

— Ну-у, не скажи, — игриво прикусив губу, протянула Стефа и кивнула в сторону Скворцовой. — Местная элита иного мнения…

И правда, пацаны не сводили похотливых взглядов со стройных Варькиных ног и ее откровенного декольте. Они наперебой флиртовали с ней, окружали вниманием и не скупились на слащавые комплименты. Да и девчонки, разузнав, чьей дочерью была Варя, буквально засы́пали Скворцову вопросами о новой коллекции шмоток и восторженными возгласами.

— Эта ваша Варя — мотылек-однодневка, — фыркнул я пренебрежительно и отвернулся. — Голову даю, уже завтра никто не вспомнит, кто такая Скворцова и откуда вылезла.

— И Леший тоже? — немного задумчиво произнесла Стеша.

Не знай я ее, подумал бы, что Полунина ревнует. Да только не для кого из собравшихся не было секретом, что сердце Лешего давно и бесповоротно отдано другой.

— При чём здесь Камышов? — я усмехнулся, не принимая всерьез слова девушки, да и в Илюхе с Лехой был уверен, как в самом себе. С пацанами мы дружили с первого класса, и за это время вместе прошли огонь, воду и медные трубы...

— А ты приглядись к нему, Мить, — прошептала Стефания так тихо, чтобы услышал ее только я. — Кто его знает, быть может, Леший нашел-таки лекарство от неразделенной любви?

— Чё ты несешь, Полунина? — отмахнулся я от глупых предположений, но все же обернулся.

Неприятный холодок коснулся моей спины, когда в толпе я безошибочно отыскал Лешего. Камышов стоял возле окна и для отвода глаз копался в мобильном. Сам же то и дело посматривал на Скворцову. В отличие от остальных, он не муслякал Варьку пошлым взглядом, скорее следил за ней с нескрываемым интересом: за каждым ее жестом, за каждым словом.

Мне стало не по себе.

— Ну, что я говорила? Растаяло ледяное сердечко нашего неприступного красавца?

— Не бери в голову, — рявкнул я немного грубо, а потом соврал:

— Мы просто поспорили с Лехой на Варьку. Вот он и боится проиграть.

— Поспорили? — Стеша сморщила свой аккуратный носик и тут же слезла с моих колен.

— Кто ты и что сделал с Добрыней? – спросила она разочарованно, прежде чем уйти.

Я не нашелся с ответом. Как и не стал удерживать Стефу рядом. Откинувшись на спинку кресла, я закрыл глаза и мысленно сосчитал до ста: я хотел успокоиться, и это мне удалось. Жаль, ненадолго!

Стоило мне вернуться в реальность, как та снова подставила подножку: наплевав на нашу дружбу, Леший во всеуслышание заявил о подъехавшей машине такси для Вари и тут же первым вызвался проводить девчонку до шлагбаума. Скворцова же, сверкнув ехидным взором в мою сторону, не раздумывая согласилась, и пока я поднимал отвисшую челюсть, под ручку с Камышовым выскочила на улицу.

Всего сто метров наедине, но уже минут двадцать я никак не мог отлипнуть от окна, высматривая в темноте их силуэты и сгорая от желания набить Лешему морду.

— Эй, — Илюха, не жалея сил, хлопнул меня по спине и проследил за направлением моего взгляда. — По всему выходит, план наш провалился…

В его голосе не было сожаления, да и вообще вся эта затея с Варей не особо нравилась ему изначально.

— Плевать! — шикнул я угрюмо и резко скинул с себя руку рыжего.

Варя, отец, свадьба — все отошло на задний план. Единственное, что я хотел знать, — это куда запропастился Леший и какого черта он вообще увязался за матрешкой.

— Ауч! — вскрикнул Лучинин и нарочито громко рассмеялся. — Если не перестанешь пялиться в темноту, я решу, что ты ревнуешь!

— Кого? — выплюнул я резко.

— Ну, не Лешего, надеюсь! — довольный собой, Илюха заржал еще громче.

— Лучинин, у тебя зубы лишние? — развернувшись к пацану, я схватил того за грудки. Моя ярость искала выход, и, видел Бог, рыжий играл с огнем.

— Остынь, Добрыня! — улыбка моментально сползла с веснушчатой физиономии друга. — Леший накосячил — не я!

— Накосячил? – окрысился я на Илью. — Да он мне в рожу харкнул!

— Не горячись, Мить! Дай ему объяснить! — вопреки всем моим предупреждениям, Лучинин бесцеремонно закинул свою лапу мне на плечо, а потом указал в сторону прихожей, где, стряхивая с волос дождевую воду, стоял Камышов. — Дружба дороже, помнишь? — осторожно напомнил рыжий, прежде чем, сжав кулаки, я сорвался с места.

Глава 10. Серые глаза

Варя.

Мне всегда казалось, что взрослые люди — мудрые, но по факту они просто трусы…

Мама молчала весь завтрак. Потягивала кофе. Хрустела хлопьями как ни в чем не бывало. Слушала новости на «Первом». Единственное, что выдавало ее с головой, — это взгляд. Она упорно прятала его от меня, будто боялась, что все прочту по глазам… А я отгоняла от себя дурные мысли, наивно полагая, что хуже быть просто не могло.

— Уже поела?

Ложка из рук матери выскользнула на пол с характерным звуком, сама же она словно только проснулась от долгой спячки.

— Да, мам, — поставив чашку на верхнюю полку посудомойки, я сполоснула под краном руки и потянулась за полотенцем. — Мне сегодня нужно раньше.

— Куда? — с деланным беспокойством, мама свела брови.

— В школу, — я тоже нахмурилась. — Куда еще-то?!

— Так, учебный год же закончился, — приложив ладонь ко лбу, мама взглянула на меня с недоумением.

— С чего бы? – я опешила.

— Ты сама вчера оценками хвасталась…

— Не хвасталась! — я бросила полотенце на стол. — Просто рассказала! Будто ты не знаешь, что многие заранее выводят. Нам, вообще-то, еще два дня учиться, а потом — отработка!

— Странно, — мама пожала плечами и снова уткнулась взглядом в телевизор. Ну, конечно, события в Эфиопии были в разы важнее меня!

— Странно, что ты не в курсе! — огрызнулась я, вылетая с кухни. — Или вы с Володенькой о работе не разговариваете?

— Варвара! — мать с грохотом опустила чашку на стол. — Вернись!

— Не могу! Опаздываю уже! — проорала уже из своей комнаты.

— Времени полвосьмого, — спустя минуту мама замерла на пороге моей спальни, как раз в тот момент, когда я выбирала в шкафу, в чем пойти.

— Уроки с восьми сорока — успеешь! — рявкнула она сердито. Ее коробило от моих слов касательно Митькиного отца, меня же — от всех троих, вместе взятых!

— И давно ты выучила мое расписание? — вытащив клетчатую юбку, я со всей силы захлопнула дверцу шкафа. — Или это личная просьба дяди Вовы?

— Варя, за языком следи! — сердито осекла меня мама и, недолго думая, выхватила юбку из моих рук. — Серая юбка, серая блузка! Варя, это безвкусица!

— Плевать! — я попыталась дотянуться до вещей, но мама строго покачала головой.

— Надень вельветовую!

Я закатила глаза, но спорить не стала, — и правда, опаздывала.

Лучинин-придурок нашел, когда скинуть изменения в расписании, — в шесть утра! Тоже мне староста! Если бы не моя привычка рано вставать, точно бы проспала! Впрочем, я понимала, что Илья издевался надо мной по просьбе Добрынина. Наверняка всем остальным он сообщил эту «замечательную» новость еще вчера.

Наспех одевшись, я пулей вылетела в коридор.

— Мам, ты мои кроссовки не видела? — я носилась по прихожей, напоминая электровеник. — Сегодня физра — забыла совсем.

— В шкафу в нижнем ящике посмотри, — мама только сейчас вышла из моей комнаты и грациозной походкой пантеры почти беззвучно приблизилась ко мне. — Сколько тебя учить, дочь, что вещи нужно собирать с вечера, а не вот так вот…

— Ма-а-ам, — отмахнулась я от очередной порции нравоучений и, схватив мешок с обувью, потянулась за рюкзаком.

— Во сколько тебя ждать? — голос матери дрогнул, но я не придала этому значения.

— Сегодня всего четыре урока, — я сняла с крючка ключи от дома и закинула рюкзак на плечо. Единственное – никак не могла вспомнить, куда сунула мобильный. А потому рыскала взглядом по полкам, как полицейская ищейка, да все тщетно. И ведь помнила, что после завтрака взяла смартфон со стола, потом бросила его на кровать, а дальше — темнота…

— Не это ищешь, — и снова в голосе мамы послышались тревожные нотки. Она протянула мне мой мобильный, а у само́й костяшки на пальцах побелели — так неистово она сжимала гаджет.

— Ага, спасибо! — я без проблем забрала у матери свою пропажу и уже развернулась к выходу, как мама произнесла мне в спину:

— Мы с Володей решили съехаться…

— Что? — связка ключей рухнула на пол, а я не спешила ее поднимать.

Заторможенно, словно сонная черепаха, я обернулась. До последнего хотела верить, что ослышалась. Ждала, что мама обратит свое заявление в шутку. Но она молчала. Смотрела себе под ноги, теребила в руках поясок от шелкового халата и не думала мне ничего объяснять.

— Он даже жениться на тебе не собирается, мам! – к горлу моментально подступила тошнота. — Да и какой из него муж? Сидел — жевал, будто век не едал, пока сынок его полоумный тебя грязью поливал.

Я смахнула со щек первые слезы, мысленно возвращаясь в «Фаджоли». С того дурацкого ужина прошло всего три дня – когда все успело так круто поменяться?

— Варя! — гаркнула мать, очнувшись от спячки. — Я, кажется, тебя предупреждала!

— Мама! Мамочка! Ну скажи, что ты пошутила! — следом за ключами у моим ногам упал рюкзак и мешок с обувью, а сама я навалилась на косяк.

По новой заладив про мое воспитание, непомерную грубость и своего Володю-ангела, мама не оставляла попыток достучаться до моей совести. Да только правду говорят: от осины не родятся апельсины – где мне было взять эту самую совесть, если у матери та была на нуле?

Как в тумане я смотрела на маму и качала головой – все яснее понимала, что она не шутила, но как принять эту новость, я не знала.

— Ладно! — шмыгнув носом, я постаралась взять себя в руки. С пола подняла вещи и даже попыталась найти в этой чертовой новости каплю позитива. — Хочешь с ним съехаться — твое дело, но я останусь здесь!

Мама, наконец, оторвалась от созерцания плюшевых тапок и посмотрела на меня. Ох, и не понравился мне ее взгляд!

— Что? — я сработала на опережение. — Я уже взрослая! Могу спокойно жить одна!

— Ты не поняла, Варюш, — мама как-то грустно улыбнулась, а потом с ходу обрушила на меня ворох своих проблем:

— Я никуда не уеду, и тебе не придется жить одной — Володя с Митей сами переедут к нам.

Глава 11. Вышибалы

Из ступора меня вывел звонок с урока. Громкий, разрывающий своим дребезжанием ушные перепонки. Я вскочила с места и, что-то ляпнув Леше про физкультуру, побежала прочь. Кончики пальцев подрагивали, в памяти эхом раздавались слова Камышова про поцелуй. Зачем он соврал? Чего хотел добиться?

Теряясь в догадках, я и сама не заметила, как добралась до спортивных раздевалок. Здесь по обыкновению было людно, да и запах в воздухе витал своеобразный. Поморщившись, я отыскала свободное местечко и принялась переодеваться. Правда, то и дело мысли уносили меня далеко, в тот дождливый вечер в Речном. От ненужных воспоминаний горели щёки, а глупая фантазия рисовала сердечки на обрывках моей рассудительности. Я теряла голову и, черт побери, мне это нравилось…

— Выходим, девочки! Выходим! — скрипучий голос Насти Воронцовой — главной стервы класса и правой руки физрука — заполнил собой тесное пространство. — Скворцова, ты в юбке стометровку побежишь?

Я вздрогнула — возвращение в реальность оказалось весьма жестким и грубым.

— Да одеваюсь я! — огрызнувшись для порядка, поспешила взяться за дело.

Настя же в свойственной ей манере принялась поучать остальных.

— Юль, кофту можешь не брать – в зале будем!

— Ну во-о-от! — протянула недовольно одноклассница. — Пацаны так на солнышке загорают, а нам — пылью дышать, как обычно!

— Можно подумать, за окном — горный воздух!

— Кольцова, хорош лясы точить! — скомандовала Воронцова. — Выходим!

— Иду-иду! — отмахнулась от нее Маринка.

— Рябова, что с лицом?

— На свое посмотри! — рявкнула в ответ Таня, а я не удержалась – усмехнулась: командирские нотки в голосе Воронцовой бесили не меня одну.

— Зря хихикаешь, Скворцова! — насупилась Настя, нарочно задев меня плечом, да так сильно, что кроссовки выпали из рук. — Смотри, Варюша, чтоб после урока не пришлось слезки на кулак мотать!

— Ты мне угрожаешь, Воронцова? — вспыхнула я, позабыв про обувь.

— Предупреждаю! — не обернувшись крикнула Настя и, виляя своим задом в цветастых лосинах, вышла в коридор.

— Ты это видела? — в поисках поддержки я посмотрела на Таню, но Рябова тут же отвернулась.

— Сегодня день «вышибал», — бросила она сухо и, одернув безразмерную футболку поверх таких же бесформенных спортивных штанов, направилась к выходу. — Тот, кто витает в облаках, рискует мячом в нос получить!

— Да что с вами со всеми сегодня? — возмутилась я, оставшись в раздевалке в полном одиночестве. — Крысиного яда переели?

Нудное построение, неровная шеренга, мое место в самом хвосте — физкультура никогда не входила в список любимых предметов, а от слова «норматив» меня и вовсе бросало в дрожь. Нет, серьезно! И кто только придумал, что я должна прыгать в длину метр восемьдесят, а пробегать километр на лыжах за шесть минут? А как же поправка на рост? Или влажность снега? Есть разница: Воронцова бежит своими ножищами сорок первого размера или я ковыляю на своих коротышах? Короче, брр!

Вот и сейчас Сергей Петрович, наш красавчик-физрук, расхаживая перед женской половиной класса павлином, зачитывал итоговые цифры: кто выше всех прыгнул, кто больше отжался, кто с какой скоростью пробежал дистанцию в два километра. Моего имени не прозвучало ни разу, зато Воронцова то и дело гордо задирала нос. И пока я бесцельно крутила головой по сторонам, с тоской разглядывая скудное убранство малого зала, Настя все больше напоминала воздушный шарик, который вот-вот лопнет от важности.

— Итак, — прокашлявшись, Сергей Петрович решил-таки завершить перед нами свое выступление. — Урок сегодня — последний, а потому предлагаю не нарушать традиции и поиграть в «вышибалы». Все за?

Девчонки в ответ что-то невнятно простонали, ибо получить в живот или того лучше по голове мячом — та еще «сокровенная» мечта каждой. Но никто особо спорить не стал — все понимали, что физруку наши желания были до лампочки.

— Отлично! Раз все согласны, выбираем «вышибал», — он окинул нас скучающим взглядом, тем самым, который между собой девчонки отчего-то называли томным, а потом указал пальцем сначала на меня, а затем на Настю. — Воронцова, Скворцова — водящие. Остальные врассыпную!

— Спаслась, Варька! — ехидно процедила мне на ухо Настя, пока Сергей Петрович ходил за мячом.

— По тебе психушка плачет, Воронцова! — я смерила девицу насмешливым взглядом и уже было пошла на исходную, как дверь со скрипом отворилась, а в зал влетела толпа наших пацанов.

— Мы сегодня, походу, с вами, девчат! — сияя похлеще начищенного самовара, заявил Лучинин. — На улице дождь начался, а в большом зале — первоклашки, — пояснил он Сергею Петровичу. — Нас, Алексей Михалыч, к вам отправил.

— Разберемся! — пробасил физрук. — Добрынин, смени Скворцову. Варя, давай со всеми! Ну, чего встали? Играем!

— «Вышибалы», значит?! — потирая ладони, самодовольно прошипел Митя и, выхватив мяч из рук Насти, занял мое место. — Кыш, матрешка! Профи в деле! Сейчас повеселимся! Воронцова, поставим рекорд?

— А то, Добрыня! — мгновенно расцвела стерва: и животик втянула, и плечики расправила, и даже попыталась очаровательно улыбнуться засранцу. Вышло, правда, криво, но иначе Воронцова не умела, да и Митя никакой другой, кроме как фальшивой улыбки змеи-скарапеи, не заслуживал.

— Три минуты, слабо́? — прокричала Настя, разминая плечи.

— За две уложимся, Настена! — с другого конца зала проорал Добрынин. — Ты посмотри на них — тюлени!

Не раздумывая долго, Митя принялся планомерно «вышибать» игроков мячом. Последний резиновой пулей угрожающе свистел над нашими головами, вынуждая без остановки бегать по залу и всячески уворачиваться от ударов. Но если Настя, то и дело целилась в меня, то Добрынин, напротив, словно не замечал моего присутствия.

— Мне кажется, или Воронцова решила тебя убить? — по правую руку от меня рассмеялся Леший.

— Похоже на то! — улыбнулась я запыхавшись.

— Что на этот раз? — увернувшись от подачи Добрынина, спросил Камышов и случайно коснулся моей руки.