Глава: 1

Воспоминания о доме приходят все реже, но когда они посещают меня, перед глазами встают образы теплых солнечных дней, наполненных спокойствием и тишиной. Я словно вновь ощущаю прохладу каменного пола под ногами, слышу, как во дворе шелестят листья оливковых деревьев и тихо журчит вода в фонтане. Мой мир света и тени, где воздух наполнен ароматом жасмина.

Я росла в одном из красивейших особняков нашего города. Особняк на вершине горы выглядел словно часть самой природы: массивные стены из светлого камня перетекали в крутые склоны, а черепичная крыша отражала теплый солнечный свет. Изящные арочные окна открывали потрясающий вид на город с красными крышами домов, узкими улицами, окруженными зеленью парков и уходящими вдаль холмами. Это был пейзаж, словно сошедший с картины.

Как вы уже поняли, моя семья могла похвастаться большим доходом и широкими возможностями. Мои родители стояли во главе крупной финансово-строительной империи, сосредоточенной на строительстве элитной высокотехнологичной недвижимости на втором обитаемом спутнике Земли. Их бизнес также включал в себя управление инвестиционными фондами, поддерживающими инновационные проекты по обеспечению искусственного климата на новом спутнике. Отец ответственно подходил к своей работе, привлекая к решению этой задачи лучшие умы человечества. А мама была известна тем, что лично участвовала в развитии каждого объекта, контролируя даже мельчайшие детали. Поэтому маму я видела даже реже, чем отца.

Возможно, из-за чувства вины, что недостаточно времени уделяют своему единственному ребенку, родители окружили меня всем, что можно купить за деньги. У меня было все: игрушки, дорогие наряды, современные гаджеты. Но не было самого важного – маминых сказок на ночь и папиных объятий.

Однажды вечером я сидела в темном зале библиотеки и смотрела на тускло светящийся экран разбитого мобильника, валявшегося на полу. Отец должен был приехать на выходные. Он обещал… но так и не приехал!

Я до боли стиснула зубы.

В последнее время он наведывался ко мне не чаще, чем мама – и от этого внутри все кипело.

– Лея, дорогая, что случилось? – раздался встревоженный голос няни, которая прибежала за звук бьющегося о стену телефона.

– Я хочу жить так, как живут обычные дети, – выдохнула я, устав от одиночества, которое висело надо мной тяжелой тенью.

На мгновение в комнате повисла тишина.

– Это непростое желание, Лея. Ты уверена, что хочешь именного этого? – спросила няня, скрестив руки на груди.

Я подняла глаза, и слова сорвались сами собой:

– Да. Я хочу, чтобы родители были рядом. Хочу, чтобы мы жили как обычная семья.

Голос дрогнул, и я закричала:

– Я устала говорить с ними по телефону! Я хочу видеть их! Но им наплевать на мои желания! Им наплевать на меня!

Я тяжело сглотнула, и в груди защемило еще сильнее.

– У меня нет не только родителей… – прошептала я, чувствуя, как слезы жгут глаза. – У меня нет даже друзей.

Слова обрушились, как признание, которого я так долго боялась. Все, что окружало меня – няни, репетиторы, роскошь – казалось чужим и ненужным. Я хотела лишь простого: иметь с кем играть, с кем смеяться, кому доверять свои секреты. Но рядом со мной не было никого.

Я закрыла лицо руками и зарыдала навзрыд.

Няня молча подошла ко мне и обняла, и в ее объятиях на миг стало чуть теплее, хотя пустота внутри не исчезла.

Через час, несмотря на мелкий моросящий дождь, мы ехали в парк. Вдвоем, если не считать водителя и двух охранников.

Так я оказалась на детской площадке среди других детей. Чувствуя себя чужой, я старалась держаться на расстоянии.

– Как насчет того, чтобы подойти к ним? Кажется, они весело играют, – попыталась подбодрить меня няня.

Я осталась стоять на месте, словно приросла к земле.

– Я не знаю, что им сказать… – прошептала я, тревожно теребя край платья. – А вдруг они не захотят со мной играть?

Я столкнулась со своими страхами и слабостями. Я хотела новых друзей, хотела, чтобы они помогли мне понять, что я не одна, и…

– Ну что ты! – выдернул меня из гнетущих мыслей уверенный голос няни. – Они обычные девчата. Просто подойди и спроси, можно ли тебе присоединиться. Дети всегда рады новым друзьям.

– Почему тогда они сами не подойдут ко мне?

– Лея, дорогая, ты привыкла, что все происходит само собой. Но дружба – это немного другое. Иногда нужно сделать первый шаг. Иди, и ничего не бойся, а я буду здесь, поблизости.

– Хорошо…

Собрав волю в кулак и крепко сжав в руках свой необычный зонт, я направилась к небольшой группе девчат, дружно играющих на площадке.

– Ой, смотрите-ка, Принцесса пожаловала! – насмешливо протянула самая старшая.

– А это что у нее в руках? – прыснула другая. – Это зонт или игрушка для куклы?

– Дождь-то уже кончился! – заметила третья. – Ты его что, специально вытащила, чтобы похвастаться?

– Как вам мой королевский зонтик с камушками! – передразнила четвёртая, картинно открывая воображаемый зонтик и строя гримасы.

Глава: 2

Наши воспоминания устроены удивительным образом: среди тысяч повседневных мелочей остаются лишь те моменты, которые по-настоящему задевают нас. Сильные эмоции словно выжигают событие в памяти. С годами оно тускнеет: детали стираются, ощущения притупляются, но сам след этого момента не исчезает. Такие воспоминания остаются с нами надолго – порой на всю жизнь.

Как тогда помню мягкий свет настольной лампы в библиотеке и тепло пледа. Няня уже собиралась отправить меня в постель, но не стала прерывать мое чтение, позволив насладиться еще несколькими минутами перед сном.

Неожиданно по стене пробежал красно-синий свет ламп и тишину нарушил звонок в дверь. Он прозвучал так пронзительно, что я невольно вздрогнула. Я подняла голову и с удивлением посмотрела в сторону коридора, где уже слышались торопливые шаги няни.

«В столь поздний час никто и никогда не приходил в наш дом», – с этими мыслями я вышла в холл и уселась на лестнице, откуда открывался вид на входную дверь.

Открыв дверь, няня посмотрела на мужчин в форме и ее голос дрогнул от волнения.

– Добрый вечер, господа. Чем могу помочь?

– Простите за беспокойство, – ответил один из офицеров. – Нам нужно поговорить с мисс Леей.

– Лея уже легла спать. Это что-то срочное? – нахмурилась няня.

Офицер на мгновение задумался, а потом ровным безэмоциональным голосом сказал:

– Мы при исполнении, и… боюсь, нам нужно сообщить ей новости о ее родителях.

У меня перехватило дыхание. Я перевела взгляд на няню, потом на офицеров, словно пытаясь прочитать на их лицах хоть что-то, что могло бы опровергнуть мое страшное предчувствие.

– Что с ними? – спросила няня.

– Они… погибли.

– Погибли? – едва слышно произнесла няня, с трудом выдавливая из себя одно слово.

Офицер утвердительно кивнул.

– Погибли, – повторила я, в первое мгновение не понимая значения этого слова. Оно казалось мне чужим, будто я никогда раньше его не слышала. Оно не находило отклика в моем сознании. И я в упор посмотрела на офицера, ожидая, что он скажет, что-то еще, объяснит, но он молчал.

– Этого не может быть, – сказала я, сбегая по лестнице. – Отец обещал вернуться к выходным вместе с мамой. Он сказал, что у него есть добрая новость. И обещал, что теперь мы будем видеться чаще! Нет! Я не верю!

– Нам очень жаль, – сказал офицер, глядя на меня с печалью. – Согласно поступившей информации, космический корабль, который выполнял регулярный рейс между базой на спутнике и орбитальной станцией на околоземной орбите столкнулся с технической неисправностью в середине полета, что привело к столкновению с космическим телом. Весь экипаж погиб.

Увидев, как няня делает ко мне шаг, чтобы утешить, я оттолкнула ее руки и заорала:

– Я не верю. Они просто не могли так поступить со мной… Они вернутся. Они всегда возвращаются.

Я упала на колени и, не выдержав, закрыла лицо руками. Все казалось мне ненастоящим, как в кошмарном сне, омываемом волнами красно-синего света.

Няня обняла меня. Она гладила меня по голове, повторяя только одну фразу:

– Лея, дорогая, я здесь… я с тобой…

Но это не помогало. Я чувствовала, как внутри меня растет пустота – темнота, которую никто уже не сможет заполнить.

На следующий день после трагических вестей я узнала, что меня забирают. Сама мысль о том, что я могу навсегда покинуть дом, где остались мои любимые воспоминания, была почти невыносимой.

Вечером за мной приехал человек, которого я едва знала, – он назвал себя опекуном и сказал, что он дальний родственник отца. Предоставленных документов и короткого объяснения, что отныне я буду находиться под его опекой, было достаточно, чтобы няня сложила с себя все полномочия и отдала меня ему.

– Идем, Лея, я позабочусь о тебе, – сказал дядя, протягивая мне руку.

– Моя девочка, можно я тебя обниму, – заливаясь слезами, попросила няня.

Я отвела взгляд, но после небольшой паузы все же подошла ближе и позволила няне обнять меня. В объятиях друг друга мы стояли в коридоре среди упакованных вещей.

– Ты заберешь меня, – тихо спросила я, уткнувшись в плечо няни. – Пожалуйста, забери меня с собой. Я не хочу уходить с этим мужчиной.

Няня замерла. Она не ожидала этого вопроса. Ее руки разжались, она медленно отпустила меня и посмотрела в глаза.

– Лея, дорогая… я не могу, – с болью произнесла она. – У меня нет ни средств, ни возможности взять тебя с собой. Я не могу…

Мои губы дрогнули в горькой усмешке. Не долгим было твое «я здесь» и «я с тобой».

– Ты всегда будешь в моем сердце, милая Лея, – прошептала няня дрожащим голосом. – Ты сильная, ты со всем справишься.

Няня попыталась взять меня за руку, но я одернула ее.

– Прощай, няня.

Уходя, я видела слезы в ее глазах. Мои же глаза по-прежнему оставались сухими.

– Прощай, моя милая девочка…

Глава: 3

Не прошло и нескольких дней, как опекун объявил мне, что ему нелегко заниматься делами внезапно обретенной подопечной и, недолго думая, определил меня в приют «Светлой надежды».

Когда мы подъехали к старому серому зданию приюта мое сердце болезненно сжалось. Прежний дом и прежняя жизнь остались где-то далеко, в прошлом.

Оказавшись за тяжелой дверью, я чувствовала себя покинутой. Мой мир – уютный дом, редкие, но такие желанные объятия отца, смех мамы и аромат жасмина – остались в воспоминаниях. Моей новой реальностью стали – тусклые коридоры, строгие лица персонала и безразличие в их взглядах.

Первое время в приюте было особенно тяжелым для меня. Я была одинокой среди других детей и не понимала, что ждут от меня взрослые. Однако одну вещь я поняла очень быстро, что «сестры» не были настроены проявлять особую доброту к своим подопечным. Наоборот, они всячески наказывали нас за проявленное неуважение или неподчинение их строгим правилам. В каждом ребенке они видели лишь обязанности и нашими силами старались поддерживать порядок. С самого утра мы были заняты рутинной работой: уборкой, чисткой и прочими однообразными и бесполезными делами. Когда кто-то слабел или заболевал, к нему относились без сочувствия, заставляя работать наравне со всеми. Так мой мир, где я могла мечтать, заниматься любимыми делами, читать или просто отдыхать, сменился бесконечными обязанностями и болью. Мне было тяжело смириться с происходящим. Каждую ночь, засыпая, я ждала, что кто-нибудь из знакомых мне людей узнает про мое положение, приедет и заберет меня, но шли дни, недели, и даже месяцы, а этого не происходило.

Со временем я поняла, что если я хочу выжить, то придется приспособиться. Я начала молча наблюдать за другими детьми, изучать их поведение. Время от времени я видела, как более сильные дети отбирали еду у слабых, но никто из взрослых не вмешивался. А когда жертвой их издевок становилась я, в такие моменты я чувствовала отчаяние, осознавая, что моя судьба никого не интересует и что здесь я фактически одна.

Приют был адом, в котором ничего не менялось на протяжении года, разумеется, кроме пейзажа за окном. Каждый обед был похож на предыдущий. Еда была скудной, детей заставляли есть быстро и молча. И каково было мое удивление, когда нам подали отварную куриную грудку и рис на пару. А после был кусочек нежирного творога со сгущенкой.

– Поздравляю тебя с Новым годом, – склонившись ко мне, тихо прошептала соседка.

Новый год был единственным событием, которое немного оживило приют. После вкусного обеда нас одели и, под руководством воспитателей, отвезли на городскую елку, организованную для сирот.

Закутавшись в свой старенький плащ, который мне выдали в приюте, я шла по заснеженным улицам парка, смотрела на огоньки, озарявшие город, и вспоминала, как мы с отцом украшали наш дом, ставили елку, и готовили подарок для мамы…

– Где ты витаешь, – пихнула меня соседка. – Для нас это редкий шанс выйти за пределы приюта. Следующая такая возможность будет на следующий новый год.

От мысли, что придется вернуться в приют меня перекосило. Я поняла, что не могу снова переживать эти бесконечные дни серой рутины, жестокости и одиночества. И как только мы подошли к ярмарке, я отстала от группы, быстро спряталась за одной из палаток и затаила дыхание.

Сердце билось как умалишенное. Я выглянула из-за угла и побежала. Я не знала, куда мне идти и что делать, но желание покинуть приют было сильнее страха. Ноги несли меня все быстрее, сначала по широкой улице, потом просто по тротуару, где было уже не так шумно и не так людно.

Я и не заметила, как оказалась под мостом. Отдышавшись немного, я подняла взгляд и увидела простой раскладной столик, на котором лежали книги. Рядом стояла медная тарелочка с мелочью и маленькая табличка: «Чтение за монетку». Первым порывом было схватить монетки, ведь их хозяйка отсутствовала, как вдруг мое внимание привлекли большие коробки, стоявшие рядом с импровизированной «библиотекой».

Поколебавшись, я подошла к одной из коробок и приоткрыла ее. На дне лежало несколько книг, зачитанных до такой степени, что они едва держались на корешках.

«Здесь меня точно никто не найдет», – подумала я, забралась в коробку и замерла, прислушиваясь к редким звукам улицы.

Лежа в пыльной коробке под ветхим мостом, я чувствовала себя свободной как никогда ранее. Однако чувство это быстро сменилось усталостью, я закрыла глаза и заснула.

Проснулась я от легкого покашливания. Открыв глаза, увидела сгорбленную фигуру старушки, склонившейся надо мной с охапкой книг в руках.

– Вот так встреча, – произнесла старушка. – Ты кто такая? И что делаешь в моей коробке?

Я попыталась приподняться, но тут же поняла, что даже такое простое действие дается с трудом. Тело, скованное холодом и слабостью, не слушалось, пальцы и лицо онемели.

– Я Лея, – прошептала я, выдыхая морозное облако.

– Что ж, Лея, – кивнула старушка и чуть смягчилась. – Давай-ка поищем твоих родителей? Они, наверное, волнуются.

Я покачала головой.

– У меня нет родителей. Я сирота.

Старушка замерла на мгновение, пристально посмотрела на меня, словно обдумывая что-то, потом вздохнула.

– Понимаю… Ну тогда идем. У меня есть крыша и кровать куда теплее этой коробки. Я напою тебя горячим чаем и накормлю.

Глава: 4

Дом старушки оказался на самой окраине города и выглядел так, словно прошел через долгую и непростую жизнь.

Старушка толкнула дверь, и та отозвалась протяжным скрипом, как будто жаловалась на собственную тяжесть.

– Ну что встала, как вкопанная. Проходи.

Я вошла в дом и огляделась: старые доски стен потемнели от времени и сырости, и на них пролегли глубокие трещины, словно морщины на лице старухи. Краска давно облупилась, обнажая серую заскорузлую древесину. В одном из углов виднелась старая дыра, заплатанная куском мешковины. И всюду куда падал взгляд были книги: они стояли стопками вдоль стен, образуя хрупкие башенки, готовые обрушится от малейшего прикосновения, громоздились на табуретах и даже лежали на подоконнике. Я взяла одну из книг и, смахнув с нее слой пыли, открыла и всмотрелась в пожелтевшие страницы, которые пахли старой бумагой и были слегка обломлены по краям, словно их слишком часто листали.

– Я живу здесь уже давно. И дорожу книгами, как друзьями, – сказала старушка, ставя чашку на стол и приглашая меня присесть.

Я отложила книгу, опустилась на скрипучий стул и обхватила ладонями теплую чашку.

Чай был самым простым – без сахара, без молока, без каких-либо трав, только чистая заварка. Но в тот момент он показался мне удивительно вкусным, самым лучшим в моей жизни. Горячий пар согревал лицо, а тепло медленно расходилось по телу, возвращая силы. С каждым глотком уходили холод и усталость, уступая место тихому, давно забытому ощущению уюта и безопасности.

Вместе с этим уютом во мне поселился и страх – что все может исчезнуть так же внезапно, как появилось. Стоит лишь сказать лишнее слово или проявить непослушание – и меня снова прогонят в холод, туда, где никому нет до меня дела. Я старалась быть тихой и послушной, лишь бы не потерять это хрупкое тепло.

Когда я легла в постель, одеяло оказалось тонким и изношенным, оно не грело как следует. Но я ощущала то, чего никогда не знала в приюте: чью-то заботу. Это оказалось сильнее любого тепла ткани. «Только бы остаться здесь еще хоть немного… только бы не проснуться снова в приюте», – думала я, глядя в темноту комнаты. И с этой мыслью заснула.

На следующее утро, помогая старушке складывать книги в коробки, я слушала ее рассказы. Она делилась забавными историями о том, как эти книги оказались у нее и какие люди когда-то их дарили. Но стоило мне взять в руки особенно потрепанный том, как старушка внезапно стала серьезной:

– Знаешь, Лея, в этих книгах порой больше мудрости, чем ты встретишь в жизни. Она помогают понять людей. Помогают меняться самой.

Старушка улыбнулась и, прихватив с собой зонтик с золотыми кружевами, ушла.

Когда я осталась одна, я немного растерялась. Рядом не было строгих наставников, никто не говорил мне что и когда делать. Взгляд упал на мутные окна, через которые с трудом пробивался тусклый свет, скользнул по пыльным башням книг, на миг задержался на хлебных крошках, застывших на деревянной поверхности стола, и остановился на моих ладонях. Привычка к порядку, которая сформировалась у меня за время, проведенное в приюте, где за малейший беспорядок наказывали, дала о себе знать.

Я аккуратно сложила книги, вытерла пыль, убрала стол, помыла окна и пол. Подставив табурет, поднялась и красиво расставила разномастные чашки и тарелки. Затем мой взгляд упал на узкий шкаф у стены, где я нашла сложенные вещи – простую одежду, носки, немного постельного белья. Все было аккуратно разложено, но я все равно поправила каждый сверток. Сложив вещи чуть ровнее, я почувствовала удовлетворение от своей работы. Только после я позволила себе взять книгу и села читать.

Едва я заметила, что в комнате стало темнее, как протяжно скрипнула дверь. Старушка вернулась с пакетами в руках.

– А вот и я, – сказала она, ставя пакеты на стол. – А ты что, уборкой занялась?

– В приюте всегда нужно было следить за порядком.

Старушка кивнула. Ее взгляд был теплым и понимающим.

– Хорошая привычка, моя дорогая, – сказала она. – Смотри на что я обменяла зонтик.

Она стала доставать из пакетов мягкую расческу, зубную щетку, квадратное мыло, теплые носки и еще кое какую одежду.

– Это все для меня? – спросила я.

– Конечно, для кого же еще? – добродушно усмехнулась старушка.

– Значит… я могу остаться?

– Теперь ты живешь здесь, Лея. А еще, – она помахала мне учебником, – я подумала, что тебе это пригодится.

Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Ну что ты, милая… – прошептала она, нежно убирая слезу с моей щеки. – У каждой девочки должен быть дом и кто-то рядом.

Я прижалась к ее груди и зарыдала, впервые за долгое время почувствовав себя по-настоящему нужной…

Прошло несколько дней, и я постепенно начала привыкать к новой жизни рядом со старушкой. Сначала я боялась выходить из дома: все время казалось, что в любую минуту меня могут заметить служащие приюта и забрать обратно. Поэтому я пряталась в четырех стенах, коротая время среди книг. Но постепенно тревога утихала, и я начала выходить вместе с Мартой.

Каждое утро мы отправлялись к старому мосту, раскладывали книги и ставили на виду медную тарелочку. Большинство прохожих спешили по своим делам, словно вовсе не замечали нас, но были и те, кто останавливался: кто-то бросал монетку и выбирал книгу, а кто-то заводил разговор.

Глава: 5

Прошло несколько лет. Из маленькой замкнутой девочки я превратилась в умную и целеустремленную девушку. Моя жизнь обрела стабильность и уверенность. Старушка стала для меня настоящей семьей, старый покосившийся дом – безопасной гаванью, а книги – путеводителями в большой мир. Вместе с Мартой я изучила школьные предметы и уже давно вышла за рамки программы. Мой разум жаждал большего, и теперь, стоя на пороге взросления, я мечтала поступить в университет.

Обучение в оном могло в значительной степени повлиять на всю мою дальнейшую жизнь, на мой статус в обществе, возможность получить престижную работу и вернуть себе то, что по праву считала своим.

Желание было сильным, но препятствия казались непреодолимыми. Они поджидали меня на каждом шагу: у меня не было документов, да и официального образования я не получила.

– Марта, – позвала я старушку, которая сидела на табурете и мирно разгадывала кроссворд. – Можно поступить в университет, если не закончил школу?

Отложив кроссворд, старушка на мгновение задумалась.

– Ты можешь записаться на специальные вступительные экзамены, которые, по закону, можно сдавать и без аттестата. И если ты сдашь экзамены и наберешь высокий бал, они примут тебя, даже если ты училась дома.

Услышав эти слова, я почувствовала прилив надежды. Однако меня быстро накрыло тенью сомнений. Ведь если с экзаменами все более-менее понятно, то что делать с документами. Я не могла открыто заявить, что я Лея, девочка, однажды сбежавшая из приюта. Как только они выяснят, что я не достигла совершеннолетия, они запихнут меня обратно и дело с концом.

Решение пришло ко мне само. Вернее, оно пришло к Марте в лице сурового деда, которого она, не скрывая раздражения, называла «проклятым бюрократом». Он заходил к нам почти каждую неделю «позаимствовать» какую-нибудь книгу. Иногда он задерживался, чтобы поговорить, и этот разговор неизменно перерастал в жаркий спор.

– У меня есть вопрос, – выпалила я, когда он подошел к нам, как всегда серьезный и с аккуратно сложенной стопкой книг, которую брал при прошлой встрече. – Допустим, есть одна девочка и, допустим, она очень хочет учиться, но есть проблема. У нее нет документов. Как вообще это можно решить?

Он поднял брови и удивленно глянул на меня поверх очков.

– Она может обратиться в суд, чтобы установить личность и заново оформить документы.

– Тогда ее первым рейсом отправят в приют, – и пояснила, – она несовершеннолетняя. Родителей и родственников нет, опекунов… – тут я на мгновение сбилась, но собралась с духом и продолжила: – их тоже нет.

Он внимательно посмотрел на меня, словно оценивая.

– У нее вообще нет никаких документов? – спросил он, поднимая серые брови и проявляя настоящий интерес.

Я отрицательно покачала головой.

Несколько минут он молчал, а потом заговорил:

– Тогда я бы посоветовал ей действовать через органы опеки…

Желая создать себе «новую личность», я придумала план, который помог бы мне начать все с чистого лица и, как я надеялась, осуществить мою мечту. На следующий день я обратилась в органы опеки с заявлением. Я знала, что без душераздирающей истории мне не поверят, поэтому придумала убедительную легенду, но при этом достаточно простую, чтобы не вызвать подозрений.

На приеме я искренне и сдержанно рассказала свою историю сотруднице центра, стараясь показать, как сильно я нуждаюсь в помощи. Я объяснила, что совсем не помню своих родителей, что с детства жила в приемной семье в глубинке, а потом они погибли в аварии. Я нашла приют у одной очень доброй женщины, и сейчас она хочет оформить надо мной официальное попечительство, но у меня нет документов.

И сделав грустное лицо, я добавила, что всегда мечтала иметь семью, но без документов моя мечта остается недостижимой…

Сотрудники опеки начали работать над моим делом, но без каких-либо подтверждающих данных это было сложным. Процесс затягивался, а день записи на ежегодный экзамен неумолимо приближался. Я всю голову сломала, придумывая способ, который мог бы облегчить задачу органам опеки. За неделю до экзамена, я ввалилась в органы опеки со всеми возможными доказательствами, которые могли убедить их оформить мне документы как «неизвестному лицу». Среди них были вырезки из старых газет, на которые я наткнулась, когда проводила долгие часы в библиотеке, просматривая архивные статьи. В этих заметках рассказывалось о людях, потерявших память и документы, которые пройдя через местные органы власти, смогли выбрать себе новое имя и получить удостоверение личности.

Не знаю сколько времени я провела в этом центре, – казалось целую вечность, – но я знаю одно, покидала его я с легким сердцем и копией бланка, на которой красовалось мое имя.

Единственным связующим звеном с прошлым, которое я хотела сохранить было мое имя. Это имя стало для меня символом надежды и уверенности в том, что даже в новом мире, полном незнакомцев и неизведанных путей я все равно смогу быть собой. А мое имя будет именно таким – Лея.

Глава: 6

Вместе с Мартой мы обратились в университет с просьбой допустить меня к экзамену. Получив долгожданное разрешение, я взялась за подготовку с удвоенным рвением. Ночами напролет я сидела за учебниками, решала задачи под мигающим светом свечи, читала литературу, заучивала правила и термины, пока сознание не покидало меня.

День экзамена был долгим и напряженным. Я чувствовала себя маленькой, уязвимой и одинокой среди других абитуриентов. Но стоило мне пройти проверку на импланты, сесть за парту и прочитать первое задание, как страх ушел и ко мне вернулись силы.

В тот день я проявила твердость и усердие, все как учила меня Марта.

Вскоре пришли результаты: мои баллы были высокими. Я стала одной из лучших на экзамене, а это значило, что я могла получить высшее образование в любом университете или колледже. И я выбрала лучший из них – Центральный Университет Единства.

Однако государственный университет не спешил выбирать меня.

Когда я входила в кабинет директора, то не слышала ничего, кроме стука своего сердца.

Кабинет директора умело сочетал в себе величие и строгость. Массивная мебель из темного дерева подчеркивала особый статус кабинета. Большой письменный стол занимал центральное место в кабинете, и вот что странно, на нем не было ничего кроме геометрической фигуры необычной формы, составленной из равносторонних треугольников. Мягкие кожаные диваны располагались в углу, создавая уютное пространство для встреч с коллегами или студентами.

Высокие окна пропускали в кабинет много света, открывая великолепный вид на зеленые территории университета. На одной из стен висела большая карта Земли с отмеченными местами, где университет имел международные связи и партнерства. Эта карта служила напоминанием о глобальном масштабе образования, которое здесь предлагали.

– Добро пожаловать в Центральный Университет Единства. Впервые здесь? – спросил директор, опуская на меня взгляд.

Он был строгим, неизменно собранным и по-своему харизматичным мужчиной. Он носил идеально скроенный костюм глубокого темного оттенка, который дополнял серебристый значок с символом университета.

Одна из особенностей, которая отличала его от остальных, был глаз с едва заметным мерцанием. Позже я узнала, что это был след от специального импланта – вернее одной из первых его версий, – разработанного в научной лаборатории на втором спутнике Земли. Голографическая сетчатка позволяла ему одновременно просматривать данные из разных баз данных, к которым он имел доступ.

– Присаживайтесь, – велел он, указывая на диван в углу.

Я села. Внутри все дрожало от волнения и страха, но я старалась выглядеть уверенной, хотя бы внешне.

– Лея, я вижу вы не согласны с моим решением.

– Простите, но нет.

– Ваша ситуация, – начал директор, – беспрецедентная. Обычно к нам приходят с целым пакетом документов, с аттестатом, с рекомендациями, с победами в международных олимпиадах или самых престижных конкурсах. Каждый пытается повысить свои шансы на поступление как может. А вы пришли только с одной бумажкой, и это даже не оригинал – это копия бланка.

– Меня заверили, что мои документы будут готовы через месяц.

Какое-то время он молчал.

– Лея, – наконец произнес он холодным, но не грубым голосом. – Вы должны понимать, наш университет – это не место для всех, кто к нам обращается. Мы принимаем лучших. Студентов, которые не только обладают знаниями, но и могут подтвердить их. Документами, аттестатами, рекомендациями. Насколько я понимаю, у вас этого ничего нет.

Я стиснула зубы.

В этот момент дверь кабинета открылась, и в помещение вошел парень с почти белыми волосами.

Его внешность была поразительной, четкие черты лица, высокие скулы, холодный взгляд. Он был одет в строгий черный костюм. На груди пиджака располагалась специальная вставка – равносторонний треугольник, который светился белым светом и отображал академический ранг студента. Эти вставки могли меняться, добавляя отличия, когда студент добивался успехов.

Парень взглянул на меня, затем перевел взгляд на директора, при этом выражение его лица не изменилось. Он неспешно прошел через весь кабинет, остановился у окна и, не меняя равнодушного выражения лица, уставился в пустоту за стеклом. Создавалось ощущение, будто мысли его блуждают где-то далеко, совсем не затронутые разговором, что происходил за его спиной.

– Показатель вашего доверия равен нулю, – продолжил директор. – Я не могу вас принять.

– Извините, Господин Арвейн, но я не согласна, – голос мой был тихим, но полным решимости. – Я понимаю, что у меня нет ни документов, ни связей, но у меня есть возможность учится в лучшем университете страны и я не намерена ее упускать. Я не отдам свое место в программе студенту с результатом ниже моего.

– Лея…

– Хотите сказать, что здесь ценятся труд и знания меньше, чем… связи?

Директор молчал, поэтому продолжила я:

– Мои результаты выше. Я уже доказала, что могу больше, чем этот студент. И я не отдам это место.

– Вы весьма настойчивы, Лея. И я должен признать, что это качество часто помогает добиться успеха, однако…

Глава: 7

Я шагала в темноте, прижимая к груди потертый рюкзак. Путь до автобусной остановки пролегал через неблагоприятные кварталы, где большинство домов были заброшены, а редкие фонари светили тускло, будто сами боялись этого места.

Когда я наконец добралась до остановки и села в полупустой автобус, я с облегчением выдохнула и посмотрела в окно. Автобус тронулся и, едва мы поднялись на возвышенность, как вдалеке, на горе, среди оливковых деревьев я заметила темный силуэт моего старого дома.

«Такой далекий и почти чужой, – подумала я, касаясь холодного стекла. – Ничего… Придет время, и я верну его себе. Я вновь сделаю его уютным и светлым, и мы будем жить там с Мартой, как в детской сказке. Долго и счастливо».

Подъехав к университету, я вышла и застыла на месте.

Центральный корпус университета возвышался надо мной словно целый мир. Новый мир, полный возможностей, о которых еще совсем недавно я и мечтать не могла.

Мимо меня проплыла стайка девиц в идеально подогнанной по фигурам новой форме: темные жакеты, сверкающие зеленым специальные вставки и юбки, чуть короче дозволенного правилами. Девушки были безумно красивы, однако их улыбки могли казаться дружелюбными лишь издалека. В их взглядах читалась уверенность и скрытое презрение ко всем, кто не соответствовал их меркам.

Сердце забилось быстрее от осознания того, что помимо возможностей мне предстоит столкнуться и со множеством вызовов. Но теперь у меня было будущее, то, за что стоило бороться.

Я вошла в главный корпус. Я старалась выглядеть уверенно, хотя это и было нелегко, ведь я понимала, что выделяюсь на фоне других студентов, словно старая тряпка, забытая в витрине модного магазина. Мой выцветший свитер, потертые джинсы и старый рюкзак, потерявший форму от времени, резко контрастировали с безупречными школьными формами и сверкающими аксессуарами одногруппниц.

– Ты свой портфель на помойке нашла? – ухмыляясь, заметила вслух одна из девиц.

Ее звали Дакота. Она была красива, напориста, популярна, умела пользоваться своей популярностью и знала, что хотела. Единственное, чем она не могла похвастаться – это уровнем знаний. Однако ее семья была очень богата, и могла позволить себе импланты расширенного интеллекта, которые с легкостью восполняли этот ее маленький недостаток.

Этот комментарий вызвал дружный смех, и я почувствовала, как лицо заливает жар.

Ее подруги рассматривали меня как какой-то редкий, неудачный экземпляр, заблудившийся в их блестящем мире.

– Неужели это ты та самая девушка, которая сдавала экзамен по особой программе для самостоятельных учеников, – поинтересовалась обладательница густых рыжих волос, которые сегодня она собрала в элегантную укладку, желая показать свои фамильные серьги.

Все называли ее Алой королевой. Это прозвище она получила за огненные волосы, власть в университете и манеру держаться как настоящая королева, которая всегда знает, что ее слово закон.

Я осторожно кивнула.

– Да уж, – протянула Дакота, и ехидно усмехнулась, – если теперь к нам будут пускать кого угодно, то смысла в нашем рейтинге доверия почти нет.

– Верно, – вторила ей истинное воплощение аристократической грации и достоинства. – Я думала они хоть как-то проверяют, кого берут.

Ее звали Эвелин, однако в кругу близких ее называли Ледяной орхидеей за ее сдержанный, почти «ледяной» вид и исключительную красоту, с которой ассоциируется орхидея. Она задержала на мне взгляд ровно настолько, чтобы отметить мое присутствие. В ее глазах я увидела безразличие и это безразличие, красноречивее слов дало понять, что она уже вынесла мне свой безмолвный вердикт. Я попала в ее список «фигур, не стоящих внимания».

Я опустила взгляд и прошла мимо, изо всех сил стараясь не обращать внимания на девушек. Я не могла позволить себе поддаваться их насмешкам. Однако сдержать горечь оказалось сложнее, чем я полагала. Каждый взгляд, каждый язвительный комментарий, грубость или откровенное пренебрежение растворяли мою уверенность, как вода размывает линии на бумаге.

Теряясь в собственных страхах и сомнениях, я сжала лямки рюкзака и зашагала по коридору в неизвестном мне направлении…

Вечером я вернулась домой, в старую хижину, в которой меня уже поджидала Марта. Старая дверь громко возвестила о моем приходе, разбудив мирно дремлющую среди книг старушку.

– Как твой первый день, дорогая? Устала? – с заботой спросила она.

Я прислонила рюкзак к стене и присела на пол напротив.

– Немного, – ответила я и, стараясь держаться спокойно, начала рассказывать, как устроен университет. Я упомянула про нейробустеры, которыми обладают практически все студенты – это такие специальные устройства, которые интегрируются с мозгом, улучшая его работу.

– С такими имплантами они могут мгновенно проверить расписание, или сохранить лекцию. Это очень удобно, – заметила я, стараясь не выдать в голосе ни зависти, ни обиды.

Рассказала я и про секретариат, куда заглянула сразу после вводной лекции для первокурсников, чтобы узнать о доступных программах помощи для студентов. Мой голос дрогнул от волнения, когда я упомянула о специальной премиальной программе, которая могла бы покрыть не только обучение, но и многие другие расходы.

Глава: 8

Я остановилась на пороге, зачарованно оглядывая аудиторию.

Она представляла собой пространство, где передовые технологии и комфорт переплетались, делая процесс обучения эффективным и полностью захватывающим.

Мягкие анатомические кресла были расставлены полукругом, чтобы каждый студент мог видеть лектора и своих одногруппников.

В подлокотники кресел были встроены сенсорные экраны, на которые можно было в любой момент вывести учебные материалы, вызвать перед собой 3D изображения молекул, небесных тел или архитектурных сооружений. Эти проекции зависали в воздухе, их можно было масштабировать, вращать и изучать с разных сторон. Это позволяло полностью погрузиться в учебный процесс.

– Эй, что застыла? – раздался недовольный мужской голос за моей спиной, вынуждая меня поторопиться и пройти в аудиторию.

Я заняла одно из свободных кресел и, стараясь не привлекать внимания, достала книгу, которую подложила под тетрадь, чтобы было удобнее писать.

– Серьезно? – спросила одна из девиц, округляя глаза. – Тетрадки?.. В нашем университете! Ты из прошлого века?

Это была Дакота. Презрительные взгляды, усмешки и едкие комментарии – это была ее стихия, ее естественное состояние, в котором она чувствовала себя по настоящему сильной.

Само воплощение самоуверенности и дерзости. Длинные, идеально уложенные темные волосы падали волнами на ее плечи. Ее кожа сияла безупречным ровным оттенком, а легкий слой косметики лишь подчеркивал ее уникальную внешность, добавляя ее лицу утонченности, словно она сошла с обложки модного журнала. Четко очерченные брови придавали ее взгляду надменности. Ее карие глаза были глубокими, гипнотическими, напоминавшими горький шоколад, и сейчас они смотрели на меня так, будто одно мое присутствие портило ей жизнь.

– Чего уставилось, чучело? – с усмешкой бросила она.

Я опустила взгляд, предпочитая не вступать в спор.

– Долго ты собираешься позорить наш университет?! С твоей «формой» и «портфелем» разве что на помойке выделиться можно.

Я снова промолчала, но девушка наклонилась ближе, не собираясь оставлять меня в покое.

– Говорить разучилась? – зло протянула она.

Я продолжала упрямо молчать.

– Чучело немое, ты вообще понимаешь, что это… – Дакота сделала широкое движение рукой, словно показывая величие этого места, – это уровень. И если не соответствуешь, тебе здесь не место!

– Не деньги привели меня сюда… – ответила я спокойным, но уверенным голосом.

– Что?

Я подняла глаза на Дакоту и, не отводя взгляда, громко произнесла:

– Не деньги привели меня сюда. И не связи. А знания. Я сдала общий экзамен, вошла в десятку лучших, и этого оказалось достаточно, чтобы быть здесь.

Мой ответ, казалось, удивил Дакоту. Однако в следующий момент ее лицо напряглось, глаза полыхнули яростью и, не сдержавшись, она резко схватила меня за волосы и запрокинула мою голову, заставляя смотреть себе в глаза.

Не смотря на боль, я продолжала оставаться спокойной. Ради своей мечты я была готова вынести и не такое.

В этот момент в аудиторию вошел профессор и громко прочистил горло. Дакота мгновенно одернула руку.

– Поживем – увидим, как долго ты здесь продержишься, – сказала она и с показной брезгливостью провела ладонью по своему пиджаку, как будто стирая невидимую грязь. Ее губы дрогнула в холодной усмешке, но уже в следующее мгновение ее лицо приняло обычное, безмятежное выражение. Она поприветствовала профессора, заняла свое место, и мы начали урок.

После нескольких пар, которые дались мне нелегко, уставшая и голодная я зашла в обеденную залу. Свободных мест почти не осталось, но как только я присела за один из дальних столиков, несколько студентов тут же поднялись и покинули его, так и не закончив трапезу. Однако я проигнорировала и это, сосредоточиваясь на том, чтобы восстановить силы перед следующими занятиями.

Слуха коснулся разговор за соседним столом, где сидели несколько студентов из моей группы. Один из них громко, даже с легким раздражением, делился с товарищами:

– Всю лекцию она скребла ручкой по бумаге. Невозможно было сосредоточится!

Другой поддержал его, закатив глаза:

– Три часа этот скрип, – тут он передразнил, словно изображая звук моей ручки. – Кто вообще изобрел эту бумагу?

Я прикусила губу, опустив взгляд в свой поднос. Я понимала, что их раздражение было не из-за бумаги, и даже не из-за ручки, а из-за меня – из-за того, что я была здесь, среди их привилегированного мира. Другая, непохожая, чужая.

– О Боги! Это же они! – с неподдельным восторгом воскликнул чей-то голос, выдергивая меня из водоворота мыслей.

Все обсуждения и разговоры мигом стихли. Замолчали и ребята за соседним столом. Их внимание, как и внимание всех собравшихся, переключилось на небольшую группу студентов у входа.

Их облик притягивал взгляды, как магниты: светлые, словно лишенные цвета, волосы, безупречная осанка и аура уверенности и силы.

Форма этих студентов отличалась особой строгостью. На груди каждого была тонкая серебристая вставка, сверкающая словно полированный металл. Вставка была выполнена в виде строгого и симметричного треугольника. Это сияние подчеркивало особый статус владельца. Любой, кто видел эту форму, мгновенно понимал – перед ним студенты особого ранга, те, кто рожден, чтобы управлять миром людей.

Глава: 9

«Какие же они Боги, если едят как все, – думала я когда шла по коридору. – И почему им можно, а нам нельзя скрывать свои данные? И почему меня вообще это волнует?»

Учебный день подошел к концу, и я поспешила в секретариат.

За тяжелыми дверьми царила строгая тишина, и казалось, что весь офис живет по своим, еще более строгим правилам, чем сами студенты. Я подошла к стойке, где накануне мне пообещали подготовить форму. Узнав меня, пожилая женщина покопалась в шкафу и вынесла аккуратно сложенную стопку темно-синей ткани.

Затаив дыхание, я приняла форму из рук секретаря.

Я не могла удержаться от восхищения – ткань казалась невероятно дорогой и качественной, плотный темно-синий цвет переливался на свету, а прямоугольная вставка на груди, хоть и была мутно серого цвета, придавала форме завершенность. Я осторожно коснулась вставки пальцами:

Холодная…

– Эта вставка ведь не просто украшение? Она что-то значит?

– Вы в базе и теперь и у вас есть свой персональный «хранитель» данных, – ответила женщина.

Видя, что я не спешу уходить, она вздохнула и не скрывая легкого раздражения пояснила:

– Вставка несет в себе всю информацию о студенте и его статусе в университете. Она из наноткани, и может менять форму и цвет, становясь визуальным отражением вашего уровня достижений, репутации и доверия. Чем выше достижения, тем сложнее и ярче голограмма, тем больше уважения и возможностей у студента.

Я тут же вспомнила про профессора наук, который вел у нас лекцию в первой половине дня. Вставка на его груди светилась ярким золотым светом и отображала планетарную модель солнечной системы – символ, отражающий его предмет.

– Иными словами, хорошо учитесь и сможете получить доступ к особым секциям университета, лабораториям, библиотекам, закрытым научным проектам и даже к иммерсивным окнам, – закончила она.

Я на мгновение задумалась, а после спросила у секретаря, не зная, как лучше выразить свою мысль:

– А как я могу просмотреть свои данные? Свой кредит доверия, например… Это ведь все есть здесь? – я указала пальцем на вставку.

Секретарь хлопнула глазами и удивленно взглянула на меня:

– У вас нет ни одного имплантированного гаджета?

– Нет, – спокойно ответила я. – Таких требований при поступлении не было, и я подумала, что все необходимое можно узнать и без каких-либо дополнительных устройств.

– Тогда… никак. У нас здесь все подключены к единой системе. Все данные просматриваются через импланты. Без них доступ к информации невозможен.

В этот момент я почувствовала себя устарелой машиной в университете, где техника правит всем.

– Тогда как мне узнать расписание уроков на завтра?

– Обычно расписание приходит автоматически в имплантированные устройства, – выдала на автомате женщина и тут же осеклась. Она на мгновение замолчала, словно раздумывала над тем, что предложить в качестве альтернативы, а затем добавила:

– Вы можете воспользоваться любым рабочим местом.

«А бумажный вариант вы вообще не рассматриваете?» – мысленно поинтересовалась я, и растянув губы в широкой улыбке, поблагодарила за форму…

Аудитория – место, которое заставляет меня вспоминать о собственной «устарелости».

– Я действительно хочу здесь учиться? – в сотый раз спросила себя я. – Если так, то я должна найти способ себе помочь.

Я сделала глубокий вдох и, скользнув ладонью по сенсорной панели, попыталась снова войти в систему.

– Дай мне доступ. Мне всего-то нужно найти расписание, – сказала я и, опустив взгляд, внимательно вчиталась в текст на экране. – И почему у меня такое чувство, что ты против…

Я вдруг вспомнила, как утром мои одногруппники легко и непринужденно управляли голографическим интерфейсом. И я была уверена, что мне откроются те же возможности, ведь я такая же студентка, как и все. Но сейчас… сидя перед очередным уведомлением об ошибке я чувствовала раздражение. И оно росло.

– Я правда хочу с тобой подружиться, – угрожающе произнесла я, одним движением пальцев вызывая главное меню, – ведь у тебя есть то, что мне нужно, но ты отказываешь мне… снова и снова. И мне это не нравится…

Я смотрела на упрямо мерцающую голограмму перед собой, чувствуя, как внутри закипает злость, смешанная с бессилием и обидой. Несколько часов я вбивала одну программу за другой, читала руководство по использованию, и каждый раз меня ждал отказ. Очередной блокирующий сигнал свел меня с ума.

– Бездушная тварь, хватит блокировать мне доступ, – заорала я. Голос мой надломился, я опустилась в кресло и тихо застонала. Острым осколком вонзилась в сознание мысль, что как бы я не старалась, я не соответствую этому месту.

– Хочешь сказать, я занимаю чужое место и меня тут вообще не должно быть?! – спросила я у умного кресла.

– Наконец-то ты это поняла.

Я подняла глаза. На пороге скрестив руки на груди стояла та самая темноволосая студентка, с безупречно расчесанными волосами и холодным, колючим взглядом. Ее губы украшала надменная улыбка.

Глава: 10

Каждый день в университете обещал мне очередные испытания.

Я старалась изо всех сил, впитывая знания, и пытаясь вникнуть в то, что другие студенты осваивали за минуты. Современные технологии, которые для многих были второй натурой, мне давались с большим трудом. Одногруппники часто высмеивали меня, особенно когда видели, как я вожусь с голограммами – простейшими для них, но непонятными для меня. Как только передо мной появлялась очередная мигающая проекция с набором команд и инструкций, я застывала в нерешительности. Это зрелище неизменно привлекало к себе внимание.

– Ты что, пытаешься заклинание наложить? Колдовать тут бесполезно! – язвительно бросал кто-нибудь из студентов.

Или, когда я пыталась внести какие-либо изменения в объект:

– Пальцы мешают?.. – смеялся другой, растопыривая пальцы и изображая мою попытку манипулировать голограммой.

Несмотря на колкие замечания и унизительные насмешки, я пыталась сохранять спокойствие и пробовала снова. И чем громче смеялись вокруг, тем тверже становилась моя решимость понять все это.

Сначала Дакота смотрела на меня свысока, уверенная, что без нейробустеров и прочих имплантов я быстро сломаюсь. Однако, как только она поняла, что я не сдамся и не покину университет, как бы сложно мне не было, перешла в нападение. Теперь это было больше, чем просто словесное унижение. Стоило мне пройти по коридору, как она толкала меня плечом или ставила подножку. В аудитории могла спокойно вывернуть содержимое моего рюкзака, вырвать страницы из тетради и, усмехаясь, пустить их по ветру, превращая мои старания в шутовское зрелище. А вчера она, будто случайно, опрокинула на меня поднос, заливая остатками пищи мою новую форму.

Я все больше боялась ее и избегала встреч, но… от нее не было спасения нигде. Она словно предугадывала мои шаги и делала все возможное, чтобы я не могла учиться и завалила экзамены.

Сегодня, в самом начале дня, когда я поднималась по лестнице я услышала голос Дакоты.

– Какой отвратный запах, с ума сойти! – раздалось за моей спиной так громко, чтобы все услышали. – Это что, хозяйственное мыло? Хочешь, чтобы весь университет сразу почувствовал, что ты была здесь.

Смех студентов вокруг пригвоздил меня к месту, и я почувствовала, как обжигающее чувство стыда поднимается внутри. Дакота прошла мимо, но вдруг остановилась и, повернувшись ко мне в пол оборота, с угрозой спросила:

– Ты ведь не передумаешь?

Я отрицательно мотнула головой.

В следующий момент я почувствовала толчок в плечо, и перед глазами с головокружительной скоростью замелькали ступени. Потеряв равновесие, я покатилась вниз. Падение оказалось болезненным, и я едва успела выставить перед собой руки, чтобы смягчить удар, но боль пронзила мои колени и локти.

На шум обернулись студенты, но никто не подошел помочь. Стараясь держать лицо спокойным, несмотря на боль и слабость во всем теле, я поднялась.

Дакота стояла наверху и усмехалась. Ее глаза сияли холодным торжеством, и она даже не пыталась скрыть своего удовлетворения.

Я упрямо сжала губы в ответ. Сколько бы раз я не упала, на следующий день я снова поднимусь по этой лестнице, выше и дальше. Я пройду через любые преграды, которые ты мне устроишь и добьюсь своего!

Профессор, едва взглянув на кровь на моих коленях, направил меня в госпиталь, который был на территории нашего университета.

Госпиталь был воплощением передовых технологий: от стерильных коридоров до каждого кабинета, где инновации и комфорт шли рука об руку. На стенах и потолке располагались специальные панели и, если пациент желал отвлечься от стерильной атмосферы, они легко могли «перенести» его в любой уголок мира. И пока я любовалась осенним лесом, способным подарить уют и покой даже самой беспокойной душе, вдыхала на удивление чистый и свежий воздух с легким ароматом прелых трав, сотрудник госпиталя без суеты промыл и обработал мои раны. Практичные и четкие движения указывали на его абсолютную сосредоточенность на своих задачах.

– Еще немного… – сказал он, накладывая тонкие повязки, которые напоминали сетку и тускло светились, ускоряя заживление. – Готово.

– Я могу идти?

Сотрудник госпиталя замер, пробегая взглядом по данным, которые были видны одному ему.

– Лея, согласно вашим анализам, несколько биохимических показателей крови находятся вне референтного диапазона, – и тут же спросил: – Вы испытываете головокружение, усталость?

– Немного, – честно призналась я.

– Нам необходимо провести несколько анализов. Это даст нам более полное представление о вашем здоровье и поможет выяснить причину недомогания.

– Это… будет платно? – спросила я.

– Нет, что вы, – улыбнулся он, заметив мою озабоченность. – Для студентов этого университета любые услуги, касающиеся их здоровья, предоставляются бесплатно.

Я согласилась.

Раз надо, значит надо.

Я медленно шла по коридору госпиталя, восхищаясь умными панелями, которые позволяли создать пространство, где каждый человек чувствовал себя по-настоящему защищенным и спокойным, как будто госпиталь был вовсе не больничным учреждением, а местом уединения и гармонии.

Загрузка...