Либерум

Пролог

В мире, где нет ни радости, ни печали, где всё поглощает безликая тень, наступила эпоха, когда сами люди стали лишь сосудами, пустыми отражениями самих себя. Гроза, прошедшая через страну, смела всё, что раньше называлось жизнью. Цвета, звуки, эмоции — всё это ушло в небытие, как запрещённый наркотик. Страна существовала, но не жила.

Мир, в котором люди поглощали лёгкие удовольствия — музыка, яркие экраны, видео, которые давали мгновенные всплески радости, — уже не мог продолжаться. Это была не просто зависимость, это была болезнь общества, болезнь, в которой люди больше не могли воспринимать реальность без фильтров, без их цифровых заменителей. Эмоции стали товаром, доступным за щелчок пальца, но эти эмоции, со временем, стали разрушительными. Вместо того чтобы приносить гармонию, они вызывали хаос, манипуляцию и расстройство.

Правительство давно решило, что контроль над эмоциями — единственный способ сохранить порядок. Люди стали зависимы от лёгкого дофамина, который они получали от ярких переживаний, музыки и фееричных картин мира. Лишенные контроля, они тонули в безумной погоне за краткосрочным счастьем. Все это стало мишенью для власти. В итоге правительство решило: эмоции — враг. И от них нужно избавиться.

Когда эта зависимость стала пагубной, приведя страну на грань вымирания, власть приняла радикальное решение. Запрещены были любые источники эмоций — всё, что могло вызывать хоть малейшее переживание, было уничтожено. Правительство установило строгий контроль: «Никакой личной свободы». Всё, что выходило за рамки безэмоционального существования, должно было быть подчинено системе. Они больше не позволяли людям делать то, что раньше наполняло их жизнь смыслом. Музыка была заменена на однообразный шум, который не мог бы вызвать ни восторга, ни тоски. Люди перестали видеть красоту в окружающем мире, потому что им не разрешали её видеть. Мудрые старцы говорили, что "не красота или трагедия, а скука приводит к гибели мира".
Люди больше не могли искать радости в том, что наполняло их жизнь; радость превратилась в искусственно поддерживаемую пустоту. Власти заявили, что «эмоциональная стабильность — залог выживания». Но это была лишь половина правды. Другой целью было не только устранение хаоса, но и установление тотального контроля над массами. Взамен эмоций, которые могли бы вывести людей из строя, государство предложило стабильность, рутину и единую, неизменную картину мира.
С этой целью государство жестко контролировало всё: от личных разговоров до внешнего вида зданий. Город стал похож на огромную серую пустыню. Цвета исчезли, а повседневная жизнь заключалась в следовании жестким правилам. Здания, обладавшие яркими чертами, были уничтожены, а на их месте возводились однообразные конструкции, лишенные индивидуальности. Люди были вынуждены носить одинаковую одежду, чтобы избавиться от всего, что могло бы пробудить личные чувства или различия. Яркие цвета больше не имели права на существование, и все должны были жить в этой нейтральной серости.
Остался лишь один путь — полное подчинение государству, отказ от всех желаний, которые выходят за рамки «производительности». Человечество в глазах властей становилось не более чем ресурсом, от которого требовали исключительно стабильности и продуктивности. Принудительное послушание, жестокие наказания за малейшие отклонения и контролируемая жизнь стали нормой. За любое нарушение закона, за любую попытку внести личные чувства в коллектив, угрожал неизбежный и жестокий ответ. Никакие протесты, никакие митинги не могли разрушить этот порядок. В ответ на каждое выражение недовольства — репрессии, аресты, исчезновения.

Каждый человек был обязан приносить свой вклад в общество. Индивидуальные желания и стремления не имели значения, лишь соблюдение порядка и жестоких норм, установленных сверху. Если кто-то не мог или не хотел следовать этим правилам — он становился угрозой, излишним элементом системы. Каждый день был похож на предыдущий: серые улицы, однообразные здания и одинаковые лица.

После того как правительство взяло под полный контроль общество, оно внедрило новый инструмент для усиления контроля над каждым человеком. Введён был обязательный тест, проводившийся для всех граждан старше шестнадцати лет. Этот тест был больше, чем просто проверка знаний или умений — это был своего рода «отбор» на основе физического и интеллектуального потенциала каждого человека. Его результаты не оставляли места для выбора — государство решало, какую роль будет играть человек в новом, «продуманном» обществе.

Тест состоял из нескольких этапов. Сначала проверялись физические способности, чтобы понять, кто способен работать в тяжёлых условиях, а кто — только на легких задачах. Этот процесс не имел ничего общего с медицинскими обследованиями: каждый гражданин, проходящий отбор, становился объектом для классификации. Тесты на выносливость, силу, скорость и ловкость были лишь первым шагом. Далее шла проверка умственных способностей. Но это не было обычной проверкой знаний. Задачи были рассчитаны на то, чтобы отсеивать не только слабых, но и тех, кто не способен подчиниться механистичной системе, тем, кто ещё помнил, что такое свобода мысли. Мозг человека в этих тестах проверяли на способность к быстрому принятию решений, вниманию к деталям и, конечно же, на склонность к подчинению.
Затем, по результатам этих тестов, каждому гражданину предлагалась работа, которая соответствовала его новым возможностям. Результаты тестов не оставляли места для сомнений: это было не просто распределение на должности, это была сводка ролей в новой системе. Работы распределялись в зависимости от того, насколько «полезным» и «продуктивным» человек мог быть для государства. Для большинства людей это означало бессмысленные и однообразные работы, такие как работа на заводах, контроль за соблюдением порядка, на складах, в сельском хозяйстве или на фабриках, производящих продукты для внутреннего рынка. Работать в таких местах означало не только быть механистической частью системы, но и с каждым днём забывать, что когда-то ты был чем-то больше, чем просто винтиком.
Для тех же, кто сдал тест с хорошими результатами, предоставлялась возможность работать в более высококвалифицированных и престижных сферах: проектирование новых зданий, научные исследования (в рамках государственных нужд), работники государственных органов, системы слежения за поведением граждан. Эти люди, которых «отобрали» по результатам теста, могли жить немного лучше, чем большинство, но они всё равно были частью системы, функционировавшей под жестким контролем.

"Где нет свободы, там рождается сопротивление."

Собрание прошло в привычной тишине и сдержанности, присущей всем встречам сопротивления. Старое, пыльное помещение, затопленное тусклым светом мерцающей лампы, не имело ничего общего с местами, которые были знакомы большинству из них в прежние времена.
ДаоХуэй стоял в центре. Его поза была напряжённой, но глаза всё ещё сохраняли ту проницательность, что всегда позволяла ему оставаться лидером. В воздухе чувствовалась тревога — их действия становились всё более рискованными. Он знал, что с каждым днём шанс раскрыться и быть пойманными становился реальнее. Он знал, что нужно действовать быстро.
Шэн нервно потирал руки, не в силах больше молчать.
— Чёрт, как они вообще посмели так поступить? — Он дернул плечом, как бы сбрасывая с себя волну раздражения. — Тесты, проверки, вот это всё. Что если они не выбрали нас по причине какого-то дурацкого коэффициента? Всё это не просто случайность.
ДаоХуэй вздохнул, пытаясь успокоить себя и всех остальных.
— Мы не можем позволить себе паниковать. Тесты — это не просто проверка. Это система контроля. И не только для нас. Всё, что они делают — проверяют нас, чтобы отсеять слабых. Нам нужно адаптироваться.
Яоцин молчала, но было видно, как её мысли роятся в голове. Она сжимала кулаки так, что ногти почти впивались в кожу. Вчера ей сообщили, что её результаты теста не подошли. Она больше не будет работать на той позиции, которая имела значение для проекта. Работы, которая была её частью, её целью.
— Они исключили меня, — прошептала она, не встречая взглядов. — Местечко, что было важным для нас — они забрали. Теперь я бесполезна.
Шэн взглянул на неё с беспокойством, но потом отмахнулся.
— Ты не одна. Мы все потеряли что-то. Я — ещё не до конца подходил. Может, всё это вообще какая-то подстава?
Шуинь, сидевшая в углу, подняла голову. Она никогда не была разговорчивой, но её глаза всегда говорили больше, чем слова. Сегодня её взгляд был тяжёлым, как никогда.
— Система не отбирает нас просто так, — тихо сказала она. — Всё, что мы теряем, — это часть их власти. В первую очередь, они забирают наш выбор. Нашу свободу. Но если мы будем сдаваться каждый раз, когда не подходим, мы потеряем всё.
ДаоХуэй наблюдал за ними, его взгляд не был суровым, скорее, он был полон понимания. Он знал, что каждый из них переживает, но сейчас нельзя было позволить эмоциям взять верх.
— Мы не можем просто сидеть и ждать, — сказал он, его голос стал твёрдее. — Система контролирует всё, что мы делаем. Они хотят, чтобы мы встали на колени. Но мы не такие. Либерум — это не просто имя. Это наша борьба. Мы должны действовать. И действовать быстро.
Шэн хмыкнул, отпустив нервную усмешку.
— Да, мы должны их обыграть. У нас больше нет времени на размышления.
Яоцин прижала ладони к столу, её лицо скривилось от внутренней боли.
— Но как? Как мы можем победить, если они могут забрать всё, что мы делаем? Даже нашу работу. Нас лишают всего.
— Система не может контролировать все аспекты, — сказал ДаоХуэй, хотя это была ложь. Конечно, они могли. Но если они поверят, что он в это не верит, им будет проще бороться. — Мы просто должны оставаться в тени. Мы не можем быть теми, кем они нас хотят видеть. Мы — тень. Мы не будем играть по их правилам.
Шуинь тихо вставила:
— Мы — больше, чем просто их страх. Либерум — это не просто сопротивление, это наш шанс вернуть всё. Нам нужно держаться за это. Пока мы в тени, они нас не найдут.
Яоцин тяжело выдохнула, её пальцы снова сжались в кулаки.
— Но что будет, если они нас найдут? Что если мы всё потеряем?
Шэн встал, внезапно обретая уверенность. Он подошёл к столу, его взгляд был острым.
— Если нас поймают, значит, нас поймают. Но мы не можем сидеть сложа руки, надеясь, что нас просто забудут. Мы должны бороться.
ДаоХуэй снова молча наблюдал за ними. Его глаза не выражали сомнений. Он знал, что они все говорят правду. Но теперь не было времени для слабости.
— Мы будем двигаться дальше, — сказал он, и в его голосе не было места для других вариантов. — Мы будем действовать осторожно, но твёрдо. Мы должны выжить, и мы сделаем всё, чтобы это стало возможным. Либерум не исчезнет. Мы продолжим бороться, как бы тяжело это ни было.
— Нам нужно что-то сделать, чтобы нас заметили, — сказал ДаоХуэй, слегка наклоняя голову. — Мы больше не можем сидеть в тени.
Шэн вздохнул и уставился в пол.
— Мы и так сидим не первый год, — буркнул он. — Но как это вообще возможно? Они не могут не заметить нас, если мы начнём шуметь. Мы будем палиться, если не будем осторожными.
Яоцин, которая до сих пор молчала, тихо прокашлялась.
— Может, нам стоит начать с чего-то маленького. Например, мини-проигрыватели. Разкидаем их по всему городу ночью, когда будет меньше патрулей. Они маленькие, их трудно заметить, и они могут передавать наши сообщения. Так мы будем говорить, не показываясь.
Шэн поднял бровь и засмеялся.
— Это ты вообще о чём? Как мы с этим мимо охраны проскользнём?
Яоцин взглянула на него с вызовом.
— Ты хочешь сидеть и ждать, пока нас всех уничтожат? Я не буду.
ДаоХуэй усмехнулся, скользнув взглядом на Яоцин.
— Я тоже не собираюсь сидеть. Если всё сделаем быстро и тихо, их система не успеет нас поймать. Мы должны показать, что мы здесь, но так, чтобы не оставлять следов. Пусть это будет для них сюрпризом.
Шуинь, сидящая в углу, наконец заговорила. Она обычно не любила участвовать в таких разговорах, но теперь её голос прозвучал неожиданно уверенно.
— Я могу сделать так, чтобы на стенах появились наши знаки. Не сразу. Это будет что-то невидимое, пока не изменится температура или влажность. Это как тень. Они не будут знать, что это мы.
Шэн хихикнул.
— О, ну это уже интереснее! Давайте рисовать везде, пока они спят.
ДаоХуэй кивнул, оценивая её идею.
— Хорошо, значит, мы делаем два шага. Первый — мини-проигрыватели, которые будут говорить нашим людям, что Либерум жив, что мы не сдаёмся. Второй — скрытые изображения на зданиях. Как только всё будет готово, мы сделаем объявление. Прямо в сердце города.
Яоцин с гордостью подняла подбородок.
— Мы заставим их нас услышать. Пусть они знают, что мы здесь, что они не могут нас остановить. Мы не просто брошенные тени, мы — свет в конце этого кошмара.
Шэн усмехнулся, облокотившись на стол.
— Точно! Мы заставим их бояться, что Либерум — это не просто группа людей. Это идея. Это движущая сила.
ДаоХуэй посмотрел на своих людей, в его глазах горела решимость.
— Давайте сделаем это. Мы не будем просто сидеть в темноте, мы будем работать так, чтобы они не знали, что это мы. Действуем быстро и точно. Иначе нас поглотит их система. Мы не можем позволить этому случиться.
Яоцин встала, её глаза сияли.
— Мы будем везде, в каждой щели. Каждый, кто увидит наши следы, будет знать, что есть те, кто ещё не сдался.
Шэн хлопнул её по плечу.
— В этот раз они нас не поймают. Мы играем по своим правилам.
ДаоХуэй улыбнулся, но улыбка была полна уверенности.
— Мы не поддадимся. Всё, что мы делаем, важно. Мы начнём с маленьких шагов, но это будет нашим первым ударом. Мы будем бороться, пока не победим.
Шуинь, поднимавшаяся с места, добавила:
— Они не смогут нас сломать. Мы всегда будем рядом.
С этими словами все молча кивнули, и планы начали обретать форму. Каждое слово было решительным. Каждый знал, что теперь они были не просто частью Либерум. Они были голосом, который невозможно было заглушить.
Ночь опустилась на город, и всё вокруг погрузилось в привычную тишину. Только патрули, почти незаметно пробирающиеся по улицам, нарушали её, оставляя за собой пустые, темные коридоры. Но под землёй, в этом укромном уголке, были люди, готовые нарушить молчание.
Каждый из них был на своём месте. Яоцин тихо вытащила из сумки крохотные проигрыватели и начала раскладывать их по городу. Она знала каждую из тех улиц, которые патрули обходили редко. Дворы, скрытые переулки, заброшенные здания — они стали её союзниками. Она прятала устройства в самых неожиданных местах — под скамейками в парках, в щелях между кирпичами, в трещинах на заборах. Работать нужно было быстро и незаметно, потому что их появление на поверхности могло привлечь внимание.
Шэн и Яоцин шагали по тёмному переулку, который будто поглощал их шаги. Вокруг не было ни души, только тусклый свет уличных фонарей пробивался сквозь густую пелену ночи, создавая странные, извилистые тени на старых кирпичных стенах. Звуки их шагов эхом отдавались в пустых двориках, наполненных мусором и полузаросшими растениями, будто природа сама здесь пыталась скрыться.
— Знаешь, Яоцин, если бы я был мини-проигрывателем, я бы, наверное, только болтал о еде, — сказал Шэн, глядя на её сосредоточенное лицо.
Яоцин бросила на него быстрый взгляд, но сдержалась от смеха.
— Почему ты всегда говоришь о еде? У нас миссия, Шэн.
— Эй, я тебе говорю, что если бы они слышали мой "плейлист", все бы в городе наконец-то начали думать, что жить стоит, — с улыбкой ответил он. — Как тебе такой хит? "Как за ночь стать гурманом и не умереть от голода".
Яоцин вздохнула, но не смогла сдержать улыбку.
— Ты не можешь быть серьёзным хоть минуту, правда? Когда мы будем в безопасности, тогда и начни ужинать по-настоящему. А пока... давай просто раскладывать эти проигрыватели.
— Я и не шучу. Просто представляю, как в следующий раз они включат наш плейлист и начнут искать рецепт моего идеального обеда. А то все эти люди вечно слушают скучные новости о "развитии", а мы им дадим что-то по-настоящему важное. Гречка с курицей. Важнее, чем все их законы.
Яоцин покачала головой, не понимая, как он может быть таким беззаботным.
— Может, тебе просто стоит приготовить что-то на ужин? И перестать строить из этого шутки. Ты точно уверен, что не хочешь стать клоуном в каком-нибудь цирке? Или тебе всё-таки лучше остаться повстанцем?
Шэн поклонился, скручивая палец в воздухе.
— Я могу и то, и другое. Но, пожалуй, повстанцем быть веселее. Зато никто не скажет, что я не сделал вклад в будущее человечества. Все будут думать, что я придумал новый способ сделать город... смешным.
— Ты лучше просто раскидывай эти проигрыватели, а я буду следить за планом. Но если ты продолжишь так болтать, я скоро заберу твой проигрыватель и засуну его туда, где его не найдут, — сказала Яоцин, сдерживая смех.
Шэн сделал вид, что сильно испугался, и пошёл следом за ней.
— Знаешь, Яоцин, если бы мы были мини-проигрывателями, я бы только одну песню записал. "Как не убиться об стену, если все улицы одинаковые." — Шэн засмеялся, оглядываясь на старые дома, чьи окна казались пустыми глазами, пристально следящими за каждым шагом.
Яоцин мрачно взглянула на него, не успев скрыть вспышку раздражения.
— Не время для твоих шуток, Шэн! Мы не можем позволить себе ошибку. Каждая минута важна, а ты… ты снова шутишь о каких-то песнях и обедах.
Шэн приподнял бровь, его лицо сохраняло ту же невозмутимую улыбку.
— Но я тебе серьезно говорю! Мы же не просто в этих тёмных переулках валяемся. Все эти здания, эти повороты — они ведь тоже как проигрыватели, не так ли? Чем больше мы заполняем город этим, тем больше людей начнут слышать нас. Лёгкие, невидимые сигналы, которые мы оставляем. Тебе не кажется, что наш план можно даже назвать искусством?
Яоцин не ответила сразу. Она шла по тускло освещённой улице, её шаги становились всё быстрее. Она чувствовала, как огонь в её груди разгорается, и вот это чувство всё же заставило её остановиться и повернуться к Шэну.
— Я не думаю, что это смешно. Мне не смешно, что всё вокруг нас сжато в эти черные, пустые коридоры, где все живут, как по расписанию. Где каждый в клетке, не зная, что такое свобода! Музыка — это было всё, о чём я мечтала. И теперь меня просто вытирают, потому что я не "подходящая". Ты понимаешь? Это не шутки!
Её голос был полон боли, но в нем была и решимость. Шэн на мгновение замолчал, и его улыбка исчезла.
— Я понимаю. Я знаю, как это тяжело, Яоцин, но мы не можем позволить им заткнуть нас. Мы не можем позволить им уничтожить то, что есть у нас внутри. Ты ведь сама говорила, что не сдадимся. Музыка, ты говоришь? Да, её больше нет в этом мире. Но мы можем вернуть её. По-другому, может быть, но мы вернём её. Это наш план, и ты — часть его. Всё, что мы делаем, — ради этого. Это не просто штуки с проигрывателями или рисунки на стенах. Это шаги, которые поднимут всех.
Она вздохнула, чувствуя, как жар в её груди немного стихает. Шэн подошёл ближе и положил руку ей на плечо.
— Ты, Яоцин, всё-таки знаешь, как повлиять на людей. Это твоя сила. Мы просто используем её в другом контексте. Ты сама знаешь, что лучше, чем кто-либо, как заставить город "петь", даже если не будет ни одной ноты.
Яоцин отпустила напряжение в теле и, несмотря на свою усталость, сделала шаг вперёд, словно освобождая себя от прежней гнева.
— Ладно, хватит. Давай действовать, пока нас не заметили. У нас есть всё, чтобы провести этот план. Нам нужно быть быстрыми и тихими.
Они снова пошли по тёмным улицам, оставляя за собой мини-проигрыватели, которые в этот момент могли стать их оружием. Всё вокруг было пусто, мрачно, но в голове у Яоцин уже была новая мысль — они могут вернуть город себе. Они не просто оставляют следы. Они создают новые пути, которые обязательно приведут к свободе.
— Мы сможем это сделать. Мы с тобой. Вдвоём. — Шэн говорил серьёзно, но с тем неуловимым подтекстом, который всегда был ему свойственен. — Музыка будет снова слышна, Яоцин, обещаю тебе.
Она кивнула, уставившись в темноту перед собой, как будто ждала, чтобы из неё что-то проявилось, чтобы их послание начало распространяться, как огонь по сухой траве.

"В серости тоже можно увидеть свет."

В этот день Чэнань был, как всегда, поглощён своим ритмом — бесконечные потоки людей на улицах, толпы, погружённые в свои мысли, быстро движущиеся машины, серые здания, которые не отпускали взгляд. В воздухе витал напряжённый запах, смесь усталости и бессмысленной активности. Внешне всё было без изменений, но внутри города как будто что-то затаилось, что-то, что едва ли можно было выразить словами.
В своем кабинете Чжэнфэй расслабленно сидел за столом, потягивая чашку кофе, его взгляд блуждал по окну. Стол был покрыт отчетами и бумагами, которые он должен был подписать, но в данный момент они были лишь фоном для его мыслей. Мечты о предстоящей победе на выборах и полном контроле над страной захватили его разум. Будучи почти уверенным, что он станет следующим президентом Чэньго, он представлял себе, как будущее страны будет выстроено по его указаниям. Все будет под его контролем, и его решения станут неоспоримыми.
Окно с видом на город Чэнань открывало панораму — высокие здания, неоновые вывески и множества людей, спешащих по улицам. В воздухе витала напряженность, хотя внешне город казался спокойным и привычным. Это был город, в котором жизнь казалась идеальной, но за этим фасадом скрывалась реальность: давление на граждан, постоянное наблюдение и ограничение свободы.
Чжэнфэй откинулся в кресле и взглянул на бюрократическую кипу перед собой. Ситуация в стране была сложной: на внешнем фронте все шло по плану, экономика стабилизировалась, но внутренние волнения стали нарастать. Правительство сделало всё, чтобы сохранить порядок, но никто не ожидал, что кто-то начнёт открыто бросать вызов существующему порядку. С каждым годом стало всё сложнее управлять народом, и теперь, когда выборы были так близки, эта угроза могла поставить под сомнение его легитимность и стабильность.
Он не чувствовал привычного удовольствия от напитка. В дверь кабинета вошла Мэнли, его секретарь. Она держала в руках документы, лицо было напряжённым. За ней вошёл Шэньюй — мэр столицы, его лицо тоже не предвещало ничего хорошего. Секретарь и мэр обменялись взглядами, и Чжэнфэй сразу понял, что пришли с важной новостью.
— Господин, — Мэнли заговорила первым, стараясь скрыть нервозность в голосе. — В столице появилась угроза. Мы нашли странные плакаты, похожие на антиправительственные призывы. "Мы живые", "Освободитесь от законов" — такие слова появились на зданиях. Мы не уверены, что это значит, но мы предполагаем, что это может быть связано с каким-то сопротивлением.
Чжэнфэй не сдвинулся с места. Он продолжал смотреть в окно, пытаясь собрать мысли. Плакаты... это был только верхушка айсберга. Он не мог позволить себе смотреть на происходящее, как на пустые слова. Эти проявления могли быть лишь началом чего-то гораздо более серьёзного.
Шэньюй вмешался, его лицо теперь казалось ещё более усталым и обеспокоенным.
— Мы усилили меры безопасности, но эти люди... они действуют осторожно. Плакаты — не самое страшное. Мы нашли звуковые сигналы, которые исходят из неизвестных источников. Эти анонимные объявления звучат по всему городу. Мы не знаем, кто их распространяет, но это точно не случайность.
Чжэнфэй молча слушал, ощущая, как с каждым словом в груди нарастает злость. Его спокойствие было всего лишь фасадом. Он долго не выдерживал молчания и резко положил руку на стол.
— Как вы позволили всему этому развиваться? — спросил он, сквозь зубы. — Вы — мэр столицы. Как вы допустили, чтобы это поднимало голову? Мы ведь говорили, что будем бороться с любыми признаками недовольства. Это ваша работа — отслеживать всё! Где ваши люди? Как вы это упустили?
Шэньюй, не привыкший к такому резкому тону, пытался оправдаться.
— Мы... мы увеличили патрули, но они слишком хитры. Это не простая толпа, господин. Они скрытны, действуют ночью. Мы нашли эти плакаты и звуковые сообщения, но, похоже, никто не хочет показываться на свету. Они знают, что за ними следят.
Мэнли добавила, что их подозрения о сопротивлении растут с каждым днём.
— Мы обеспокоены, что это начало более серьёзных протестов. Мы уже нашли признаки того, что эти люди пытаются мобилизовать сторонников.
Чжэнфэй встал из-за стола, глядя в окно на город, который он должен был удержать в своих руках. Он знал, что если это действительно повстанцы, они не остановятся на плакатах и звуках. Они захотят большего. И это не могло быть позволено.
Он повернулся к своим советникам с холодной яростью в глазах.
— Если вы не справитесь с этим до выборов, — сказал он, — не видать вам ваших голов. Могу гарантировать, что это будет ваш последний срок на этих постах. Я вложил все свои силы в поддержание порядка в этой стране, и не позволю, чтобы какие-то фанатики разрушили всё, что мы построили.
Мэнли и Шэньюй молча кивнули, понимая, что если они не сделают всё, чтобы устранить эту угрозу, их карьеры и жизни будут в опасности.
— Сделайте всё, что нужно, чтобы устранить эту угрозу, — произнёс Чжэнфэй, бросая последний взгляд на стол с бумагами. — Иначе я сам займусь этим.
Когда они покинули его кабинет, Чжэнфэй ещё долго сидел в тишине. Угрозы и предательства начали вырисовываться в его голове, но он был готов ко всему. Чтобы удержать власть, нужно было быть жестким и решительным. И даже если ему пришлось уничтожить тех, кто посмел бросить вызов, он готов был это сделать.
Шэньюй и Мэнли вышли из кабинета Чжэнфэя и направились по длинному коридору, где тусклый свет из окон, затянутых пеленой тумана, освещал их шаги. В голове мэра крутились слова Чжэнфэя, его угроза и давление, которое он ощущал. Он молчал, пока не достигли лифта, и тогда не сдержался.
— Он не имеет права так со мной разговаривать, — мэр сжато произнес эти слова, его лицо всё ещё было мрачным. — Ты слышала, как он меня упрекнул? Он думает, что мы всё контролируем?
Мэнли, державшая в руках небольшой планшет с последними отчётами, не ответила сразу. Она знала, что Шэньюй в ярости, но её лицо было безэмоциональным, как всегда. Она посмотрела на него, решая, как лучше ответить.
— Мы всё контролируем, но в том, что происходит сейчас, не всё зависит от нас. Ты сам видел, что происходит в столице. Эти звуковые объявления, плакаты... Это не случайность.
Шэньюй покачал головой, отрывая взгляд от пола. Он чувствовал, как давление усиливается.
— Я понимаю, что эти протесты не просто так возникли, но я не думал, что это будет настолько серьёзно. А тут ещё Чжэнфэй... Он забыл, как я поддерживал его на пути к этой власти?
Мэнли остановилась у лифта, её голос был спокойным, но решительным.
— Ты думаешь, он забывает? Не забывает, просто у него теперь другие приоритеты. Всё, что он сейчас делает — для того, чтобы выиграть выборы. Это не личное, Шэньюй.
Мэр нервно провёл рукой по лицу, его мысли явно не давали покоя.
— Ну и что теперь делать? Всё это — последствия смерти президента. Всё, что мы пытались контролировать, выходит из-под контроля. А он, — Шэньюй сделал паузу, — обвиняет нас в слабости.
Мэнли вздохнула и кивнула. Она могла понять его чувства, но знала, что сейчас нужно сосредоточиться на действии, а не на эмоциях.
— Мы ничего не можем изменить в прошлом. Нужно смотреть в будущее. В столице уже появились признаки сопротивления. Они хотят пробудить людей, и если мы не примем меры, это выйдет из-под контроля. Мы должны действовать.
Шэньюй стиснул зубы, его взгляд остался решительным.
— Понимаю, но что мы будем делать с этими людьми? Эти плакаты... "Мы живые" — это больше, чем просто слова. Это угроза. Они хотят взорвать город, если не остановятся.
Мэнли спокойно кивнула и посмотрела в его глаза.
— Ты прав. Мы должны быть готовы к этому. Но запомни, Шэньюй, Чжэнфэй требует от нас результатов. Мы не можем допустить, чтобы город поглотила паника. Мы должны действовать быстро.
Шэньюй некоторое время молчал, осознавая тяжесть ситуации. Лифт подкатил, и они оба шагнули внутрь. Мэнли опять перевела взгляд на планшет, а мэр оставался погружён в мысли.
— Как бы я не ненавидел это всё, — сказал Шэньюй, когда двери лифта закрылись, — но я не могу позволить, чтобы все усилия разрушились так быстро. Иначе последствия будут непредсказуемыми.
Мэнли молча кивнула, и лифт плавно начал опускаться. Их следующий шаг был ясен: они должны найти источник этих протестов и остановить его до того, как он начнёт раскалывать страну.
Как только лифт остановился на нужном этаже, и двери открылись, к ним сразу подошёл один из младших чиновников, молодой мужчина с деловитым видом, который явно хотел напомнить о важной, но в данный момент для Шэньюя раздражающей теме.
— Шэньюй, Мэнли, — он поклонился, явно не замечая, что у мэра на лице написано раздражение, — хотел бы напомнить, что скоро будет выбор секретаря мэра. Нам нужно будет обсудить возможных кандидатов.
Мэнли сразу заметила напряжение на лице Шэньюя. Она знала, что этот вопрос был сейчас для него не просто неприятным, а почти невыносимым. Однако её реакция была гораздо более сдержанной, и она, не теряя спокойствия, постаралась взять ситуацию под контроль.
— Мы это обсудим позже, — её голос звучал чётко и уверенно, но Шэньюй не успел сдержаться.
— Почему сейчас? Почему именно сейчас, когда мы должны решать куда более серьёзные вопросы? — резко сказал он, сжимающимся кулаком. — Эти выборы — не самое важное, что у нас на повестке! У нас в столице бунт, и ты мне говоришь о выборах?! Это абсурд!
Молодой чиновник застыл, растерянно глядя на мэра, не ожидая такой реакции. Мэнли быстро вмешалась, тихо, но твёрдо сказав:
— Шэньюй, успокойтесь. Мы сами позаботимся об этом вопросе. Но в данный момент важно сосредоточиться на более срочных делах.
Она сделала паузу и затем обратилась к чиновнику:
— Спасибо за напоминание, мы займёмся этим чуть позже. Пожалуйста, подождите.
Чиновник, не желая ухудшать ситуацию, кивнул и отступил в сторону. Однако Шэньюй всё ещё не мог совладать с эмоциями. Его глаза сверкали яростью.
— Это же просто безумие! Эти выборы — ничто по сравнению с тем, что происходит в городе! И этот шум по поводу Либерума — они не дают мне покоя. Мне кажется, что мы на грани. На грани чего-то гораздо большего, чем выборы! — он сжал зубы, понимая, что нервничает, но не мог остановиться.
Мэнли выждала несколько секунд и, видя, что мэр с трудом держит себя в руках, решила на этот раз не говорить слишком много. Иногда слова в такие моменты были не нужны. Вместо этого она мягко положила руку ему на плечо и сказала тихо:
— Я понимаю, как вам тяжело. Но мы все в этом вместе. Мы справимся. Выборы — это тоже важный шаг. А вот с бунтами мы разберёмся.
Шэньюй сжал кулаки, но вздохнул и, наконец, успокоился.
— Однако мы не можем игнорировать внутренние процессы. Все должно быть под контролем. Сделаем так: объявим, что кандидат на пост секретаря мэра будет выбран из числа тех, кто безупречно прошёл тест. Это будет сигналом для всех, что человек, прошедший все испытания, достоин этой должности.
Шэньюй вскинул брови, недовольно ворча, но молчал. Он знал, что, как бы он ни злился, Мэнли была слишком умна и решительна, чтобы не довести дело до конца.
— Объявить в столице? — он всё-таки спросил, с лёгкой иронией в голосе.
— Да, — подтвердила она. — Мы сделаем это публично. Пусть все знают, что кандидат должен быть безупречен, что тест — не просто формальность. Важно показать всем, что мы придерживаемся строгих стандартов.
Шэньюй открыл рот, чтобы возразить, но в тот момент его лицо приняло более спокойное выражение. Он осознал, что сейчас, возможно, это было лучшее решение для поддержания порядка. При этом он не мог не осуждать всё происходящее.
— Ладно. Пусть будет так. — Он неохотно кивнул, сдерживая раздражение. — Но когда этот кандидат будет выбран, он должен быть только тем, кто служит нам. Без вопросов.
Мэнли слегка улыбнулась, в её глазах читалась уверенность.
— Разумеется. Всё будет под контролем, Шэньюй. Не волнуйтесь.
Она обернулась к чиновнику и жестом показала ему, что тот может идти. Молодой человек поклонился и быстро ушёл, зная, что теперь всё решается на более высоком уровне.
— Это будет правильный ход, — произнесла Мэнли, обращаясь к мэру, — если мы покажем, что всё под контролем, это придаст уверенности всем в стране. Всё должно быть на месте, Шэньюй.
Шэньюй вздохнул, посмотрев в окно, как свет солнца освещает небо, но в его взгляде было напряжение. Взгляд на столицу, где не прекращались волнения, что бы ни происходило.
— Ты права, Мэнли. Но когда эти повстанцы об этом узнают... — он снова задался вопросом, глядя на неё.
— Мы будем готовы, — сдержанно ответила она. — Мы всегда будем готовы.
В этот день Чэнань встретил странную перемену. На многих зданиях — от серых многоквартирных комплексов до величественных государственных учреждений — начали появляться свежие плакаты. Их было видно на стенах, на дверях, на самых видных местах, куда могли попасть взгляды проходящих мимо. Простые, но в то же время выразительные. Они были белыми, с чёрными буквами, которые привлекали внимание своей чёткостью и прямотой.
«Мы живые», — гласил один из них. И тут же, чуть ниже, ещё один: «Выборы начинаются с вас. Проходите тесты. Будьте достойными.»
Это было странное сообщение, которое никому не давало покоя. Оно не обманчиво пыталось скрыть свою истинную цель, а наоборот — открыто и явно демонстрировало её. Словно призыв, но без каких-либо подробностей, только намёк на что-то большее. Люди, шедшие мимо, останавливались, поглядывали на плакаты, перешёптывались, но продолжали идти, как и всегда.
Но по всему городу также стали доноситься звуки. Не громкие, но такие, что вызывали любопытство и тревогу. Они неслись через маленькие динамики, прикреплённые к столбам уличных фонарей, раздаваясь в самых оживлённых местах. Звуки объявлений — сначала казавшиеся случайными — теперь становились всё более явными. Их было невозможно игнорировать.
«Либерум откроет для вас свободу. Присоединяйтесь. Вместе мы можем изменить мир, в котором вы живёте», — этот голос звучал на каждом углу. Он был лёгким, почти безэмоциональным, как из какого-то старого радиоприёмника, но в нём ощущалась скрытая угроза, обещание перемен.
Люди с недоумением оглядывались друг на друга. Кто-то даже остановился, чтобы внимательнее послушать, но вскоре, как всегда, продолжали свой путь, зная, что не могут позволить себе терять время. Всё, что они могли, — это пройти тест, работать на благо страны, не задавать лишних вопросов.
Однако именно эти плакаты и объявления стали тем событием, которое встревожило власти. С каждым моментом количество слухов увеличивалось. Внимание проходящих на улицах людей менялось: глаза начинали искать, пытаться понять, кто за этим стоит, почему это происходит, и что на самом деле стоит за этими заявлениями.
Вскоре появились и другие сообщения. Более прямые, менее загадочные. «Тесты для всех. Проверка ваших возможностей. Кто вы, что вы и как вы можете служить народу?» — такие сообщения разлетались по всем уголкам города.
Уже не было сомнений. Это был призыв. Но к чему он приведёт — никто не знал.

"Система не прощает ошибок."

В полутёмной комнате штаба Либерума витал слабый аромат зелёного чая и табачного дыма. ДаоХуэй, сидящий в дальнем углу, медленно подносил к губам длинную трубку, из которой поднимались тонкие струйки дыма. Его движения были размеренными, почти медитативными, но взгляд оставался острым и внимательным. В это время в комнату зашла Шуинь с загадочной улыбкой и металлическим кейсом в руках.
— У меня для вас сюрприз, — заявила она, ставя кейс на стол.
Шэн, который только что появился в комнате, тут же скрестил руки на груди.
— Надеюсь, это не очередной "сюрприз", как тот взрывающийся дрон?
— Тот случай был тестовым. Этот прибор полностью готов к использованию, — сухо отозвалась Шуинь, открывая кейс. Внутри лежал небольшой, похожий на планшет, девайс.
— Это… что-то, что спасёт нас от власти? — саркастично спросил Шэн, наклонив голову.
— В некотором роде, — парировала Шуинь, игнорируя его тон. Она включила устройство, и на стене напротив тут же появилась надпись: "Мы живые" — как будто кто-то вывел её кистью. Но стены остались чистыми.
— Это что, проекция? — удивилась Яоцин, входя в комнату и внимательно глядя на прибор.
— Нет. Это полимерное покрытие, которое наносится под давлением воздуха. Простыми словами, мы можем "рисовать" на любой поверхности. Никаких красок, кистей или труда. Просто выбираешь дизайн, и всё готово, — объяснила Шуинь, сияя от гордости.
Шэн присвистнул.
— Ладно, признаю, впечатляет. Это можно использовать для… плакатов? Надписей? Граффити?
— Именно. Мы можем оставить послания где угодно. И это невозможно стереть обычными способами. Власти не поймут, что с этим делать, — подтвердила Шуинь.
— Великолепно, — мягко произнёс ДаоХуэй, выпуская облако дыма. — Шуинь, ты снова превзошла себя.
— Благодарю, — она слегка поклонилась.
Линжун, молчавший до этого момента, тихо добавил:
— Это… невероятно. Я даже не думал, что такие технологии возможны.
— У нас многое возможно, — ответила Шуинь, улыбнувшись, но её взгляд оставался оценивающим.
ДаоХуэй слегка кивнул, откладывая трубку. Он медленно поднялся и посмотрел на всех собравшихся.
— Мы должны использовать этот инструмент с умом. Но это не всё. У меня есть другое важное решение.
Все в комнате замерли, ожидая его слов.
— Линжун, — начал ДаоХуэй, глядя прямо на новенького. — Мы готовим тебя для миссии. Ты будешь нашим представителем на этом конкурсе.
— Конкурсе? — переспросил Линжун, отрывая взгляд от чашки.
— На место секретаря мэра, — пояснила Яоцин, садясь рядом. — Это наш шанс внедрить своего человека. После того, как я провалила последний тест, у нас практически нет связей на нижних уровнях власти.
— Но почему я? — Линжун выглядел ошарашенным.
Шэн хмыкнул, переглянувшись с Яоцин.
— Потому что ты новенький, а мы тут все уже засветились. Так что, если не справишься, мы просто скажем, что тебя не знаем.
— Шэн, — укоризненно бросила Яоцин.
— Ну а что? — он развёл руками. — Я шучу. Хотя… это же конкурс, так? Может, новенький ещё и выиграет. Тогда я ему лично нарисую портрет с помощью этого гаджета.
ДаоХуэй поднял руку, чтобы успокоить их.
— Мы не отправляем Линжуна вслепую. У нас есть план, и мы начнём подготовку уже завтра. Шуинь, Шэн, Яоцин, каждый из вас будет участвовать. Это наше общее дело.
Шуинь скептически подняла бровь, но промолчала. Шэн усмехнулся и произнёс:
— Отлично. Начинаем новый этап нашего маленького хаоса. Надеюсь, новенький готов.
Линжун поднял взгляд, в его глазах светилось нечто между страхом и решимостью.
— Я готов.
В комнате снова повисла тишина, но в этот раз она была пронизана ожиданием и планами на будущее.
Густая ночь окутала Чэнань, оставляя город в мягкой тени, прорезаемой лишь тусклым светом фонарей и редкими отблесками звезд, пробивающихся сквозь плотные облака. В воздухе стояла прохлада, но не пронизывающая до костей, а скорее освежающая. Узкие улочки столицы были почти пусты, лишь изредка слышались звуки шагов патрулей, словно напоминающих о суровой реальности.
— Это слишком рискованно, — негромко проговорила Яоцин, поднимая капюшон, чтобы скрыть лицо в тени. Она внимательно посмотрела по сторонам, проверяя, не маячит ли кто-то впереди.
Рядом с ней шёл Шэн, который, казалось, не особо обращал внимание на скрытность, что сильно контрастировало с её сосредоточенностью. Он небрежно свесил руки в карманы и иногда касался пальцами устройства, спрятанного под курткой.
— Риск? — он ухмыльнулся. — ДаоХуэй рискнул гораздо больше, когда решил сделать Линжуна своим “подарком судьбы”. Кстати, как ты думаешь, он действительно полезен или просто будет размахивать руками на тесте, как ветряная мельница?
— Мы сейчас не об этом, — спокойно ответила Яоцин, пряча улыбку. — Сконцентрируйся на задаче.
— Сконцентрируйся, Шэн, — пародируя её серьёзный тон, прошептал он. — Может, ты его фан-клуб создала? Хотя да, ему ведь повезло — нашел защитницу.
Яоцин бросила на него холодный взгляд, но ничего не сказала. Они вышли к следующему перекрестку и остановились, прячась в тени здания. Подул резкий ветер, заставивший её плотнее закутаться в пальто. Где-то вдалеке раздался свист — вероятно, патруль общался между собой.
Шэн снова заговорил:
— Если серьёзно, это какое-то сумасшествие. Мы под прикрытием, с новой игрушкой Шуинь, а там какой-то новенький, которому даже не пришлось ничего делать, чтобы влезть в наши дела. Как ДаоХуэй мог принять такое решение? Я мог бы понять, если бы это был кто-то другой... хотя... Ладно, вряд ли кто-то другой. Кроме меня, конечно, — он улыбнулся и попытался поймать взгляд Яоцин, которая старательно делала вид, что его игнорирует.
— Ты не устал? — наконец спросила она. — Может, стоит оставить это для другого раза?
— А, так ты хочешь, чтобы я остался ночевать на улице? Нет уж, — он театрально потёр руки. — Шуинь обидится, если мы не испытаем её чудо-устройство. И кто тогда станет объяснять ей, что мы просто испугались?
Яоцин тяжело вздохнула, но не могла удержаться от небольшой улыбки.
— Тогда пошли дальше. Чем быстрее закончим, тем быстрее вернёмся.
Они двинулись дальше, стараясь передвигаться тихо, избегая открытых пространств. Город дремал, но это была лишь иллюзия спокойствия. Каждый их шаг отдавался глухим эхом, заставляя обоих замирать на месте. Когда они дошли до нужного здания — старого административного корпуса, который давно уже не использовался, — Шэн наконец отвлёкся от своих шуток и стал серьёзнее.
— Давай сюда, — шепнула Яоцин, указав на стену здания. Она достала из рюкзака устройство Шуинь, напоминающее небольшую металлическую коробку с несколькими кнопками и проекционным механизмом. Включив его, она направила луч на стену, и там начали проступать яркие цвета.
Шэн присвистнул:
— Ну, Шуинь в своём репертуаре. Надеюсь, это не сломается, как её предыдущая “гениальная” идея — автоматический взломщик дверей.
Яоцин проигнорировала его комментарий и внимательно следила за тем, как на стене формируется изображение. Большими буквами всплыли слова: «Мы живые. Мы свободны. Либерум». Она посмотрела на Шэна, который с интересом наблюдал за процессом.
— Ладно, признаю, выглядит впечатляюще, — сказал он. — Шуинь молодец. Но не слишком ли громко? Может, она добавит к этому тихую песню?
— Замолчи и помоги мне, — бросила Яоцин, передавая ему устройство.
Они успели завершить свою работу, когда до них донёсся шум. Где-то поблизости раздался топот — явно патруль. Яоцин замерла, а Шэн спрятал устройство под курткой.
— Вот поэтому я не люблю ночные миссии, — прошептал он. — Ты готова бежать?
— Я готова сделать всё, чтобы нас не поймали, — ответила она, сжав кулаки.
— Отлично. Тогда пойдём как можно тише. И, пожалуйста, если нас заметят, скажи им, что я просто гулял мимо, — пробормотал он, пряча улыбку.
Они растворились в ночи, оставляя за собой светящееся сообщение, которое должно было всколыхнуть тех, кто всё ещё надеется на перемены.
Яоцин и Шэн двигались осторожно, стараясь не нарушить тишину. Орудие Шуинь, спрятанное в Яоцинном рюкзаке, мерно покачивалось при ходьбе. Они только что завершили нанесение нового граффити, и их сердца все еще были полны адреналина.
— Ты заметила, как этот новенький постоянно строит из себя героя? — с легкой ухмылкой начал Шэн, пытаясь нарушить гнетущую тишину. — Вот прям вижу, как он сдаст этот конкурс, а потом, внезапно, станет президентом. Линжун, спаситель мира.
— Он хотя бы пытается, — нейтрально заметила Яоцин, перебирая мысли.
— Пытается? Да он нас втянул в это! — Шэн понизил голос, озираясь на переулок позади. — ДаоХуэй слишком наивен. Если честно, я бы сам пошел на эти тесты, если бы хотел показать им, что такое настоящий талант.
— Ты бы провалился на первом вопросе, — Яоцин сдержала усмешку, стараясь не подавать виду, что его слова задевают.
— Ах так? — он театрально приложил руку к груди. — Это оскорбление! А я-то думал, что мы команда.
Она бросила на него короткий взгляд, но ничего не ответила, сосредоточившись на маршруте.
Вдруг в тишине ночи раздался приглушенный скрип.
Шэн мгновенно замер, а Яоцин осторожно повернулась к звуку. Вдалеке, за углом, мелькнула тень. Это было слишком далеко, чтобы разобрать детали, но достаточно близко, чтобы насторожиться.
— Ты слышала? — прошептал он, опуская руку к поясу, где висел его небольшой нож.
— Да, — она сузила глаза, стараясь прислушаться к ночным звукам.
Тишина. Даже ветер, который до этого шелестел в кронах деревьев, будто затих.
— Может, это просто кошка? Или... может, новенький решил нас шпионить? — Шэн улыбнулся, но в его голосе чувствовалось напряжение.
— Не думаю, — коротко ответила она и жестом показала двигаться дальше.
Яоцин сделала еще несколько шагов вперед, но остановилась, заметив, как Шэн озирается по сторонам. Она тяжело вздохнула.
— Мы не для этого здесь, — наконец сказала она, кивая головой в сторону переулка, где слышались голоса патрульных. — Нам не стоит рисковать.
— О, так ты тоже иногда выбираешь здравый смысл? — тихо съязвил Шэн, пряча нож обратно в чехол. — Тогда почему я все еще тащусь за тобой, вместо того чтобы валяться в постели?
— Потому что ты любишь жаловаться, — спокойно ответила она, резко разворачиваясь.
Он скривился, но последовал за ней.
Они быстро свернули в сторону, стараясь уйти подальше от шума. Небо вновь окутали тучи, а слабый ветер донес запах мокрой земли. Улицы были пустынными, но каждый фонарь казался наблюдателем, от которого невозможно скрыться.
— Ты ведь понимаешь, что ДаоХуэй слишком рискует, выбирая Линжуна? — продолжил Шэн, будто боялся, что тишина лишит его возможности высказаться.
— Да, — коротко ответила Яоцин, не оборачиваясь.
— Серьезно? Вот так просто? — он ускорился, чтобы идти рядом. — Без споров, без "он знает, что делает"?
Она слегка пожала плечами.
— Я верю, что он знает, что делает. Но это не значит, что я согласна с каждым его решением.
Шэн хмыкнул.
— Удивительно. А я-то думал, что ты его вечная адвокатка.
— Шэн, если ты хочешь обсудить стратегию, давай дождемся утра, — сдержанно сказала она, останавливаясь у узкого прохода между домами.
Он вскинул руки.
— Ладно, ладно. Просто говорю.
Они вышли к широкой улице, где движение полностью затихло. Здесь было тихо и пусто, только редкие силуэты патрулей мелькали вдалеке. Их задача была простой: доставить гаджет обратно в штаб. Но напряжение между ними росло.
— У нас мало времени, чтобы подготовиться, — продолжила Яоцин, словно размышляя вслух. — Если Линжун провалится, то...
— То у нас не останется ничего, кроме моих шуток, — перебил Шэн, ухмыльнувшись.
— Или твоих провалов, — парировала она, но на этот раз с легкой усмешкой.
Они ускорили шаг, чувствуя, как ветер усиливается.
— Надеюсь, ДаоХуэй знает, что делает, — наконец тихо добавил Шэн, будто говоря это скорее себе, чем ей.
Яоцин ничего не ответила. Они уже видели вдалеке силуэт старого склада, где их ждали остальные.
Вернувшись в штаб, Яоцин и Шэн сняли верхнюю одежду, с ног до головы мокрые от внезапно начавшегося дождя. Однако вместо привычного тепла тишины их встретил какой-то гул голосов, доносившийся из центра комнаты.
Шэн первым заметил, что в центре внимания оказался высокий мужчина в темной одежде, окруженный Шуинь и ДаоХуэем. Линжун стоял чуть поодаль, наблюдая за происходящим с выражением легкого интереса.
— Кто это? — спросил Шэн, но, подойдя ближе, его глаза расширились. — Да ладно, Фэнлинь?!
Мужчина повернулся к ним, и на его лице появилась легкая улыбка.
— Привет, старина, — Шэн с энтузиазмом обнял его за плечи. — Мы думали, что тебя занесло на край света.
— Почти, — коротко ответил Фэнлинь, похлопав друга по спине.
Яоцин подошла чуть осторожнее, но ее голос звучал тепло:
— Фэнлинь, как долго ты в городе?
— Всего несколько часов, — он устало потянулся, разминая плечи. — Закончил работу в Бэйчене и сразу сюда.
— Ага, значит, твоя командировка завершилась? — уточнила она.
— Вроде того, — коротко кивнул он.
Шуинь обвела всех взглядом, с легкой улыбкой наблюдая за радостью встречи, но ее внимание переключилось на ДаоХуэя, который стоял чуть в стороне, сдвинув брови и сосредоточенно разглядывая Фэнлиня.
— Устал, говоришь? — негромко произнес ДаоХуэй, но его слова прозвучали весомо. — Или снова?
Фэнлинь резко посмотрел на него.
— Что?
— Ты знаешь, о чем я, — голос ДаоХуэя стал чуть жестче, и теперь вся комната напряженно замерла. — Работоспособность. Концентрация. Я видел это раньше.
Фэнлинь прищурился, его губы на мгновение сжались в прямую линию, прежде чем он ответил:
— Не начинай, ДаоХуэй.
— Я ничего не начинаю. Я предупреждаю, — спокойствие в голосе старшего было пугающим. — Мы знаем, как это заканчивается.
— Может, тебе напомнить, как начинались твои? — резко огрызнулся Фэнлинь.
Комната замерла, как будто каждый затаил дыхание. Шуинь ошарашенно посмотрела на ДаоХуэя, а Шэн, который обычно не упускал шанса вставить шутку, молча наблюдал за обменом. Даже Линжун, стоявший чуть поодаль, поднял брови, не скрывая своего интереса.
— Не забывай, что мы все здесь равны, — тихо добавил Фэнлинь, но его голос звучал напряженно.
ДаоХуэй на мгновение прищурился, словно оценивая что-то. Между ними пролетел взгляд, полный непонятной напряженности, как будто они пытались сказать больше, чем позволяли слова.
— Помни, почему ты здесь, — наконец ответил ДаоХуэй, затем повернулся и направился к своему креслу.
Фэнлинь тяжело выдохнул, быстро отвел взгляд и попытался улыбнуться остальным, но улыбка вышла натянутой.
— Давайте просто не будем превращать это в драму, — произнес он, обращаясь ко всем.
— Да уж, — пробормотал Шэн, скрестив руки. — Драмы нам точно не хватает.