— Привет, дедуля.
Обнимаю деда, утыкаясь носом ему в грудь. Вдыхаю такой родной запах, в котором смешались ароматы крепкого табака, кофе и одеколона «Шипр». Даже запах лекарств, пропитавший каждый сантиметр больничной палаты, не способен перебить его.
— Ника, — дед мягко отнимает от себя мои руки, чуть откидываясь на подушку, — отставить сырость разводить.
Отстраняюсь от деда, усаживаюсь поудобнее на краешек кровати. Улыбаюсь, хотя глаза у меня и вправду на мокром месте.
— Есть отставить сырость разводить, — говорю нарочито весёлым тоном, но внутри всё сжимается от страха.
Дед выглядит довольно бодро, но я вижу, что круги под глазами стали темнее, а кожа, наоборот, бледнее. Болезнь не хочет отступать, и это до одури пугает меня.
— Какие новости?
Всё приходится узнавать у деда. Видимо, по его просьбе лечащий врач отделывается от моих вопросов лишь общими фразами. Впрочем, как и дед. Бесит! Дед не понимает, что так я волнуюсь ещё больше. Но спорить с ним не могу. Он генерал-майор в отставке. Растил меня в одиночку с трёх лет, и я с раннего детства усвоила такие понятия, как дисциплина и субординация.
— Лечение идёт по плану. Всё будет хорошо, Ника. И не из такого дерь… кхм… и из более сложных ситуаций приходилось выбираться. Что мне какая-то болезнь? — Дед тепло улыбается. — Расскажи мне лучше, что у тебя нового?
Пересказываю ему последние три дня своей жизни. Не скажу, что она у меня отличается насыщенностью, тем более сессия на носу. Но я знаю, что дед любит слушать мои истории, а потому рассказываю обо всём, даже о незначительных вещах.
— Ох, Ника, а времени-то уже сколько. — Дед спохватывается, глянув на настенные часы. — Так, завтра ко мне не приходи. И послезавтра тоже. Готовься спокойно к экзаменам. Навестишь во вторник. Раньше никаких новостей всё равно не будет. Поняла?
— Поняла. — Опускаю взгляд в пол, надеясь, что дед не заметит вновь появившейся влаги в моих глазах.
— Ника!
Смотрю на деда. Непроизвольно улыбаюсь. Вот оно — и властный тон и чуть прищуренный от негодования взгляд.
— Чему я тебя учил, Ника? — Смотрит на меня пристально, хмурится в ожидании ответа.
— Ты многому меня учил. Не сдаваться под гнётом обстоятельств, не раскисать даже в самых сложных ситуациях, держать в узде эмоции и помнить, что слезами делу не поможешь.
О да, дед никогда не делал скидку на то, что я девчонка. Он считает, что главное в человеке — несгибаемый характер. Вот и выросла я «железной леди».
— Правильно. Не забывай об этом. Сломать человека может только одно — он сам. Я сдаваться не намерен, и ты не смей. У нас всё будет хорошо.
Вздрагиваю, внимательно всматриваясь в глаза деда. Он, как никто, умеет прятать свои истинные чувства за маской спокойствия. Но я давно научилась понимать его с полуслова. Он не стал бы успокаивать меня без повода. Значит, ситуация может быть даже хуже, чем я представляла. Но дед не зря воспитывал меня много лет. Улыбаюсь ему почти искренне, не подавая виду, как повлияли на меня его последние слова.
— Да, так и будет.
— Андрюша тебя отвезёт. А то поздно уже. Да и тучи что-то собираются. — Дед бросает быстрый взгляд в окно.
— Не надо. Сама доберусь, не маленькая. Он и так возле тебя вертится и днём, и ночью. Отправь его лучше домой.
Усмехаюсь про себя. «Андрюшей» дед зовет Андрея Петровича Савицкого, полковника сорока четырёх лет от роду. Когда-то дед, сам будучи примерно такого же возраста, как «Андрюша», вытащил его, тогда ещё совсем зелёного лейтенанта, из пекла, в котором они оказались во время Первой Чеченской войны. С тех пор и дружат.
Дед молчит, глядя на меня, потом опять в окно. Он явно что-то обдумывает. Терпеливо жду, зная, что бесполезно его расспрашивать раньше времени. Наконец, произносит:
— Ника, там на верхней полке, — кивает в сторону шкафа, стоящего справа от входной двери, — лежат мои нарды. Достань.
— Хочешь напоследок партию сыграть? — спрашиваю, одновременно доставая искомый предмет.
Дедушка отлично играет в нарды и меня к этому делу пристрастил. Но мне до него далеко. Хорошо, если мне удаётся выигрывать у него, хотя бы один раз из десяти.
Набор нард у дедушки сделан вручную. Он упакован в кожаный чехол с ручкой, а потому его вполне удобно переносить с места на место. Дед очень дорожит им. Это подарок от его уже умершего друга.
— Нет, Ника. Надо было раньше играть, а теперь уже поздно. Хочу, чтобы ты забрала нарды домой, — дед говорит непринуждённо, а у меня внутри всё обрывается.
— Зачем? — почти шепчу, потрясённо глядя на деда.
— Пусть дома лежат, а то тут желающих много на них. Вон, врач мой уже пару раз спрашивал, а не продам ли я их ему за хорошую цену. — Дед морщится, словно лимон лизнул. — Да и обещают скоро выписать, так что дома уже с тобой сыграем.
Дед обманывает меня. Я уверена, потому что любая ложь противна его натуре, а потому виртуозно врать он не умеет. Не понимаю, почему он хочет, чтобы я увезла его любимую игру, за которой он коротает время в больнице, домой. Но точно не потому, что скоро его выпишут в связи с выздоровлением.
Закидываю за спину свой рюкзачок, беру нарды, целую деда в щёку и выхожу в коридор. Замечаю на стуле напротив палаты знакомого мужчину:
— Добрый вечер, Андрей Петрович, — здороваюсь, кивая в знак приветствия.
— Пропусти меня, внученька. Тяжёло мне стоять.
Поднимаю к потолку мученический взгляд. Чем я сегодня прогневила небеса? Сначала Ден, теперь ещё и эта старая карга. Оборачиваюсь, натягивая на лицо улыбку:
— Конечно, Клавдия Альбертовна, проходите, — пытаюсь как можно любезнее сказать это, пропуская её вперёд.
Старушка только притворяется смертельно больной. Уверена, эта ведьма ещё моих внуков переживёт!
Клавдия Альбертовна достаёт из корзинки свои немногочисленные покупки. Мужчина перед ней уже расплачивается, а потому на ленте остаётся много свободного места. Делаю вид, что не на шутку увлечена разглядыванием разного мелкого хлама на стойке возле кассы.
— Никуша, выкладывай свои покупки, места нам хватит, — лилейный голос Клавдии Альбертовны не оставляет мне шанса на спасение.
Стоять с корзиной в руках глупо. Ещё и кассирша, как назло, рассчитав мужчину, куда-то уходит. Вздохнув, достаю вино, шоколадку и «Доширак». Аспирин сразу отодвигаю чуть в сторону, за него платить не надо.
Клавдия Альбертовна в некотором изумлении разглядывает выбранный мною ассортимент.
В этот момент к кассе подходит Денис. В его руке бутылка минералки и прозрачный целлофановый пакет с апельсинами.
Клавдия Альбертовна бросает на меня осуждающий взгляд, качает головой:
— А дед-то знает, чем ты занимаешься, пока он в больнице? Девчонка ещё совсем, а уже выглядишь и ведёшь себя, как шалава. А ещё генеральская внучка…
Ну, понеслось.
Уже почти год я слушаю нравоучения напополам с оскорблениями от нашего дворового блюстителя морали. Как только позволила себе выкрасить концы волос в разные оттенки красного, так и превратилась в шалаву.
— Шорты по самое не хочу напялила, деда в больницу сплавила, а сама, вы только посмотрите, — Клавдия Альбертовна обращается к вернувшейся кассирше, которая под её напором явно забывает, зачем она вообще здесь присутствует. — Пьянствует. Ещё и мужиков, наверняка, притащит…
Бла-бла-бла… Пытаюсь отключиться. Неприятно слышать о себе подобные наговоры. Ещё хуже, что Клавдия Альбертовна, не «жалея живота своего», сплетни по всему району растаскивает. Так что настроения встреча с ней мне не добавляет. Но я не знаю, что делать с вредной старухой. Не опускаться же до ругани с ней?
— Каких мужиков, Клавдия Альбертовна? Вы думаете, я ей позволю? У неё теперь в жизни только один мужик будет. — На этих словах Денис обнимает меня за талию, чуть подтягивая к себе. — И вино это, чтобы нашу помолвку отметить. Друзья к нам придут, но мы шуметь не будем, обещаю.
Замираю от неожиданности. Пытаюсь скинуть руку Дена, но он лишь крепче прижимает меня к себе, шепчет в ухо:
— Не дёргайся, дурочка. Ради тебя стараюсь. Или так и будешь дальше терпеть оскорбления старой карги?
— Ох, деточки, вы мои. Так это же как хорошо. Конечно, отмечайте. Дениска, я же знаю, какой ты хороший мальчик…
Это удивительно. Насколько старуха не любит меня, настолько же она обожает Дена. Может, и вправду отвяжется?
Наконец, Клавдия Альбертовна уходит. Я тут же выворачиваюсь из объятий Дениса.
— Что, даже не поблагодаришь? — Ден насмешливо смотрит на меня. — Невестушка ты моя, ненаглядная.
Расплачиваюсь за покупки, продолжая придерживаться выбранной ранее тактики игнорирования Дениса. Угу, благодарностей он захотел. Перетопчется.
*****
Выхожу на крыльцо магазина в тот момент, когда на асфальт начинают падать первые крупные капли. До дома, если бегом, минут пять. Вымокну, конечно, ну да ладно — не сахарная, не растаю.
Делаю первый шаг в сторону ступенек. Чувствую, как кто-то аккуратно, но решительно берёт меня за плечо.
— Стоять.
Оборачиваюсь. Денис, кто ж ещё.
— Пошли, Никуша-Каркуша, подвезу. — Он кивает в сторону тёмно-синей «Тойоты», стоящей на парковке всего в нескольких метрах от крыльца.
Сбрасываю его руку с плеча:
— Обойдусь.
Иду к лестнице. Денис обходит меня, перегораживая путь:
— Ника, не будь ты такой ершистой. Тут езды на две минуты, дольше препираемся, — и прежде чем я успеваю ответить, выхватывает пакет из моей руки и бежит в сторону машины: — Догоняй, Никуша-Каркуша!
— Придурок, — кричу ему в спину, срываясь следом.
В небесной канцелярии сегодня явно сошли с ума. Уже даже не ливень. Льёт буквально как из ведра. Мне вполне хватает десяти секунд, пока я бегу до машины Дениса, чтобы заметно вымокнуть. Понимаю, что лучше и вправду не выпендриваться и принять его помощь.
Плюхаюсь на переднее пассажирское сидение. Денис ставит пакет мне на колени, пристально смотрит на меня. Мокрая ткань футболки прилипла к телу, обтянув словно вторая кожа. Под взглядом Дена, откровенно разглядывающего меня, становится не по себе. Он наклоняется чуть ближе, шепчет на ухо:
— А ты стала ещё красивее, Ника.
Чувствую его горячее дыхание на шее. Оборачиваюсь к Денису, пытаясь избавиться от этого ощущения, которое вопреки желанию разума пробуждает во мне совсем неуместные сейчас воспоминания. Но становится только хуже. Наши лица оказываются всего в паре сантиметров друг от друга.
Взгляд непроизвольно останавливается на губах Дениса. Я помню, какими они могут быть — мягкими, нежными, нетерпеливыми, требовательными, обжигающими… сводящими с ума, лишающими воли.
Безответственный, наглый, язвительный лгун? Да, это всё о Денисе. А ещё обаятельный, чертовски симпатичный, весёлый, с отменным чувством юмора и сногсшибательной улыбкой — это тоже всё о нём.