- Я уеду недели на две. Последнего прямого наследника Арпадов ищут по всей стране. Венецианцы топают ногами и грозят Небом и Папой. Папа грозит… Хочет пригрозить, но пока не знает чем. Оживились сербы и болгары. Венгры и швабы сбиваются в кучки. Каждый думает, как урвать кусок пирога. Я должен быть в гуще событий. Я и так из-за вас потерял уйму времени, Луминица.
- Да, мой господин.
- Вы должны пить кровь каждую неделю. Надья - раз вы на дух не переносите Констанцу – будет приносить ее вам. Вы мне обещаете это делать, дорогая?
- Да, Думитру.
- Я разрешаю вам ездить по окрестностям. Но сразу предупреждаю…
- Не надо мне угрожать! Я выполняю часть своей сделки! - Луминица возмущенно вскинула на мужа глаза.
Супруги лежали, обнявшись, в кровати Луминицы. В последние дни кнез, как будто боясь оставить жену одну надолго, делил с ней все ночи. Как и обещал муж, эти жаркие ночи густара¹ они проводили в любовных играх. Выплеснув свой накопившийся гнев, кнез смягчился, и стал нежен к жене, как и раньше. Но зато и покоя Луминице не было: и трапезы, и сон стали совместными.
- Выполняете, - согласился кнез, и его рука привычно скользнула под рубашку Луминицы.
Девушка закрыла глаза.
- Ну же, Луминица, посмотрите на меня! Я хочу знать, что вам нравится то, что я с вами делаю.
- Мне нравится.
Рука кнеза скользнула между послушно разведенных ног Луминицы.
- А так? – шепнул муж.
- Да, - едва выдохнула сквозь зубы девушка, ненавидя саму себя за то, что ее тело поддается ласкам мужа.
- Я хочу смотреть вам прямо в глаза, Луминица, пока делаю это с вами. Взгляните на меня.
Луминица с трудом открыла подернутые пеленой глаза.
- Мне продолжить?
- Да!..
Через некоторое время супруги встали с постели. Кнез застегнул пояс.
- Подойдите, Луминица.
Девушка послушно подошла к мужу и подняла лицо для поцелуя.
- Если бы вы знали, моя любовь, как мне не хочется уезжать из замка, - сказал кнез, беря лицо девушки в ладони. – Каждый раз, когда я ныряю в глубину ваших глаз, мне кажется, что я купаюсь в озере жизни. И я выхожу из него обновленным, полным радости и жажды творить. Не думал никогда, что такое может со мной произойти.
- У вас же было много женщин, Думитру.
- Да, было много. Но все они, какими красавицами бы ни были, не могли мне доставить ничего, кроме физического удовольствия, тогда как вы…
- Что как я?..
- Тогда как вы доставляете и душевную радость. Я не лгу вам.
- Думитру, а что случилось со всеми моими предшественницами? С теми девушками, которые играли роль ваших жен? Что случилось с Шофранкой?
Кнез нахмурился. Его глаза стали колючими.
- Я не хочу говорить об этом.
Луминица поджала губы. Ну разумеется! Рассказывать обо всех своих преступлениях кнез ей не собирается. Впрочем, многое девушке было понятно из недомолвок и проскользнувших в разговоре слов. Яснее ясного для Луминицы было то, что после рождения «наследников» «жены» больше не были нужны кнезу, и он избавлялся от них. Могли ли бедные женщины надеяться на то, что им сохранят жизнь после того, что они узнавали в замке? Зная характер мужа, Луминица могла с уверенностью ответить на этот вопрос. О, пруд около замка был жаден! Он с радостью принимал в себя новую жизнь. Или смерть. Луминица вздрогнула, представив себе бесчисленное количество голов, всплывающих со дна. Волос, переплетенных с подводными стеблями кувшинок и водорослей… Девушка тряхнула головой, отгоняя от себя жуткие фантазии.
Луминице не требовался ответ и на вопрос, что стало с «наследниками». Бедные дети тоже были обречены с самого начала. Да, теперь было понятно многое: и почему кнез женился на дворянках из бедных семей, не имеющих сильных заступников, и почему Шофранка говорила, что ее насиловали. Родить ребенка от стригоя она не могла, значит… Боже, какая бесконечная, страшная череда преступлений. Черная цепь, где каждое новое звено кровью спаивалось с предыдущим. И что теперь? Теперь, когда кнез прервал эту цепь? Хотя, наверняка, у него уже имеется план действий и на этот случай.
- Вы обиделись?
- Нет, - мотнула головой Луминица. – Вы мой господин, Думитру, не мне спорить с вами и обижаться.
Кнез грустно усмехнулся.
- Мы с вами договорились, Луминица, и вы ведете себя по-умному, но если бы вы только знали, как мне хотелось бы…
- Хотелось бы чего?
- Хотелось бы не уезжать от вас, - закончил кнез, но Луминица догадалась, что сначала муж хотел сказать иное.
- Я буду ждать вас, - спокойно сказала девушка, не выдавая своих чувств. Однако ложь не станет правдой, в какие одежи ее не ряди. И кнез тоже это понял, потому что вздохнул:
- Мне бы поверить вам, но я не могу. Хотел бы продолжить с вами этот разговор, но некогда. Однако что же делать?
- Езжайте, Думитру, я никуда не денусь.
- В этом я даже не сомневаюсь. Напомню вам, Луминица, что вам некуда бежать. Вы теперь изгой для всего человечества. И свое изгнание вы можете разделить только со мной.
- Могли бы и не напоминать.
- Мог бы. Но напоминаю. И полагаюсь на ваше благоразумие. Итак, Луминица, что вы планируете делать в мое отсутствие?
- Хочу покататься на Череше. Соскучилась по ней, - не думая, ответила Луминица.
- Что ж. Катайтесь.
- Буду читать книги.
- Читайте. Я прикажу купить в столице новых для вас.
- Это слишком дорогой подарок.
- Мне для вас ничего не жалко, - шепнул кнез и впился в послушно подставленные губы жены, потом легко ущипнул Луминицу за щеку и вышел из комнаты. Девушка выдохнула.
Надья осторожно приоткрыла дверь спальни.
- Что прикажете, госпожа?
- Я еще могу что-то приказать? – горько усмехнулась Луминица.
- По распоряжению кнеза вы остаетесь хозяйкой в замке. Но вы же понимаете…
- Понимаю, - кивнула головой Луминица, - что за мной будут шпионить. Не беспокойся, Надья, я не подставлю твою спину под плеть.
- Это вам мазь, госпожа, - сказала Надья, подавая маленький глиняный горшочек. – Кнез сказал, чтобы вам передала, как на солнце будете много времени проводить. Если в тени быть или зимой и осенью гулять, то не страшно, но весной и летом на самом солнцепеке прямо беда. Через час всю кожу сжигает.
- Куда мне ее намазать? – спросила Луминица, осторожно зачерпывая пальцем коричневато-желтую мазь, от которой несло какими-то травами.
- Вот прямо на лицо и мажьте. И еще на кисти рук. Вы же кататься будете, и платок ветром с лица сдуть может. Ну и руки, понятное дело…
Луминица поморщилась. Вздохнула и начала накладывать жирную мазь на кожу лица. Кожу чуть защипало, но через несколько минут жжение закончилось, а еще через четверть часа мазь почти впиталась.
- Теперь несколько часов можно под прямым солнцем находиться без особого вреда, - довольно заметила Надья. Луминица кивнула.
Через несколько минут она с бьющимся сердцем подходила к конюшне.
- Череши нет, госпожа, - низко поклонился ей новый помощник конюха, которого наняли в то время, пока Луминица не выходила из своих покоев. – Михэицэ коней на пруд повел. Мыть.
Луминица гордо кивнула и направилась к воротам замка. Почему ее сердце снова так бьется в волнении? Неужели ее могут не выпустить? Но стражники лишь низко склонились перед госпожой и проводили внимательными взглядами.
Знакомая тропа, деревья, встречающие девушку легким шуршанием листвы, как будто узнавая старую подругу. Луминица ласкающе коснулась рукой ветки клена, нависающей над тропой. Как же она соскучилась по миру за пределами каменного узилища! Пруд мелькнул между деревьев серебряными искрами, слепя глаза. Луминица осторожно выглянула из-за куста.
Михэице скреб спину Череши, которая послушно стояла, наклонив голову. С гривы и хвоста текли струи воды.
- Вот мы всю воду с тебя сейчас уберем, - приговаривал Михэицэ. – Я тебе гриву и хвост расчешу. Смотри, как ты здорово блестишь! Вон какая красивая лошадка! Не хуже хозяйки твоей! – Череша фыркнула. – А может, даже и красивей!
Тут уже фыркнула Луминица и вышла из засады. Череша заржала и рванула ей навстречу. Луминица всхлипнула и обняла мокрую шею Череши.
- Череша! – прошептала она, гладя лошадку. Череша фыркала и с недоумением тыкалась в руки Луминицы. – Не нравится запах? Мне тоже не нравится. Но что делать, моя хорошая? Без него я не смогу на тебе кататься.
Михэицэ с гребнем в руке стоял поодаль, и только лицо парня выражало почтение, смешанное с детской обидой.
- Не обижайся, Михэицэ, - с извинительной улыбкой сказала Луминица, глядя на друга поверх шеи Череши. – Череша же не человек. Она не поймет, почему я ее сразу не поглажу.
- Да я все понимаю, госпожа, - улыбка наконец озарила лицо парня. – Соскучилась по вас лошадка. Ох и скучала же она. На выпасе была, но все равно скучала. Почитай, каждый день вас ждала. Все смотрела с надеждой и ржала. Да так жалобно, что у меня сердце разрывалось. Привязалась она к вам. Даром, что безмозглая скотина.
- Ну почему это безмозглая? – возразила Луминица, отобрала у Михэицэ гребень и начала сама расчесывать гриву лошади. Вода заструилась у Череши по шее. – Череша будет поумней многих людей.
- Как скажете, госпожа, - смиренно согласился Михэицэ, переступая босыми ногами в пыли.
- Ну, что тут без меня было, расскажешь?
- Да что тут хорошего быть могло? – удивился Михэицэ. – Я очень сильно за вас беспокоился. Ненароком выведать пытался, как вы. Но мне только в ответ: госпожа болеет. А чем и почему, не говорят. Меня так и подмывало к вам в покои попытаться пробраться, чтобы самому узнать. Но я побоялся, что вы недовольны будете.
Михэицэ виновато посмотрел на Луминицу.
- Это ты правильно сделал, - успокоила его девушка. – Ни в коем случае никому не показывай, что мы с тобой дружны. У меня в замке есть враги, они спят и видят, чтобы меня погубить.
- Кто же это? – округлил глаза Михэицэ.
- Экономка. Это в первую очередь. Но больше всего опасайся самого кнеза, - сказала Луминица, и ее глаза недобро сузились. – Мой муж, Михэицэ, страшный человек. Ты даже себе не представляешь насколько.
- Буду молчать, Христом и всеми святыми клянусь.
Михэицэ истово перекрестился.
- А что еще в замке произошло за это время? – снисходительно поинтересовалась Луминица.
- Да что тут могло произойти? А-а, вот! Серко, это наш жеребец, так он приболел. Боюсь, как бы не карбункул с ним случился. Мы его от других лошадей отделили, чтобы не заразить их, но если карбункул, то беда… На других лошадей перекинется – все подохнут. Да и на людей, и на другую скотину может перейти…
- Череша здорова? – обеспокоенно спросила Луминица и окинула взглядом довольно фыркающую лошадку.
- Да, с ней все хорошо. А вы сейчас кататься будете? Я вас ждал-ждал. Решил, что вы сегодня тоже кататься не будете. Но если угодно, то я мигом в замок сбегаю и принесу сбрую.
- Давай, Михэицэ, давай, - разрешила Луминица. – Я тебя здесь подожду.
- Значит, соскучилась по мне? – спросила Луминица, когда Михэицэ убежал. Череша фыркнула. – И я соскучилась. По тебе соскучилась. По солнцу… - Луминица снова уткнулась в шею лошади. – Только мне оно теперь заказано. И многое другое заказано. Ох Череша! Ты даже не представляешь, сколько я потеряла!
Луминица обняла шею лошади и стала проводить пальцами по мокрой шерсти Череши. Она думала, что снова расплачется, но в душе стояла лишь гулкая пустота. Череша не мешала девушке изливать ласку и только понятливо щекотала ее мягкими губами и пофыркивала. Луминица взялась за скребок.
- Я больше не могу плакать, Череша. В душе все пусто, как будто она треснула, и все чувства из нее вытекли. Но жизнь продолжается, да? – Луминица усмехнулась. – Ты думаешь, это жизнь? - Череша покосилась карими умными глазами на Луминицу. – Ладно, я попробую...
И Луминица решительно провела скребком по спине Череши.
Утром Луминица проснулась другой. Она не могла сказать, что было другим, но даже солнце, казалось, светило иначе.
«Надо все обдумать», - сказала девушка сама себе.
После завтрака она спустилась вниз и потребовала оседлать Черешу.
- Госпожа, - делая круглые глаза, прошептал ей Михэицэ. – Я вас вчера спросить забыл. Там… это…
- Что?
- Ну, вы мне давали спрятать…
Михэицэ полностью стушевался.
- Сохранил?
- А то!
Михэицэ даже живот выпятил от гордости.
- Спасибо! Потом…
- Как скажете!
Луминица выбрала вчерашнее место около кручи с растущим над ней буком. Но сегодня ей уже не хотелось никуда прыгать.
Ну уж нет! Так просто она не сдастся! И что это на нее вчера нашло? Нет, если ее загнали в тьму, то она пойдет наперекор этой тьме. На ощупь, как ей посоветовал Тамаш. Мысль о юноше теплым воробушком зашевелилась в душе. Луминица мысленно погладила этот пушистый комочек. Нет, сейчас не время. Сейчас она спрячет этого птенчика подальше ото всех. Не даст погубить то живое, что еще осталось в ней.
Бороться! Она пойдет вперед и будет бороться. Луминица подошла к краю обрыва и снова посмотрела вниз. Ну нет, достаточно падать. Она и так упала ниже самой глубокой пропасти. Отсюда нет пути вниз, только вверх. Она будет карабкаться, она будет ползти, сдирая кожу, но она выползет… Куда? Неважно!
Луминица вдохнула и почувствовала, как ветер наполняет ее легкие, как он бурлит в душе, воодушевляет, подталкивая к… чему? Этого она пока не знала. Луминица пошла по поляне, подбирая камешки и сучки, потом уселась под деревом с видом полководца, продумывающего план грядущей баталии.
Так, что же она хочет? Луминица положила перед собой веточку и задумалась, прислушиваясь к своем сердцу. Прежде всего, мести, жарко выдохнуло сердце, погнав по жилам обжигающую мысль. Да, мести! Луминица задумчиво переломила веточку. Мести всем им! Она переломила веточку еще на несколько частей. Всем! Констанце! Михаю! Всем стригоям! Кнезу! И кнезу тоже? – мелькнуло в душе маленькое сомнение. Да, и ему тоже! – отмахнулась от этого сомнения Луминица. Она посмотрела на обломки ветки в своих руках и откинула их в сторону. О да! Она отомстит им всем! Но начинать нужно с самого слабого врага. Луминица положила перед собой маленький черный камень. Да, вот с этого она и начнет. Потом… Луминица положила еще один черный камень покрупней. Это будет потрудней. Что ж. Она еще успеет придумать, как это сделать. Потом все стригои, которых она знает. О, она запомнила их всех! Даже на Страшном Суде она сможет перечислить имена тех, чьи лица белыми пятнами ужаса врезались ей в память там, в темном подземелье, где убили Ясека. Луминица сжала в руках камни и высыпала их на землю. Они упали, мертво и глухо ударившись о землю. Но осуществить месть будет непросто. Враги тоже не глупы. Тогда какой ее первый шаг? Луминица задумалась, потом положила на землю веточку…
- Прикажи Констанце прийти ко мне, - сказала Луминица Надье, направляясь в трапезную.
- Констанце? – удивилась служанка. – Ей же запретили к вам приближаться.
- Ничего, один раз можно, - твердо сказала Луминица. – А там видно будет. Может, мы с ней еще и поладим.
Надья только удивленно покосилась на госпожу. Однако Луминица не собиралась делиться со служанкой своими планами. Она ни с кем не собиралась ими делиться.
Гордой походкой шла Луминица по ступеням замка, шла, холодно глядя на слуг, которые почтительно кланялись госпоже до земли. Однако кроме почтительности девушка ловила любопытство и страх. Еще несколько месяцев назад ее бы это ранило, но сейчас она только с презрением поджимала губы. Все они, все они здесь пособники. Сообщники черных ночей и кровавых пиршеств, трусливо закрывающие уши, чтобы не слышать подземные стоны и мольбы. И относиться она к ним будет соответственно. Думитру говорил, что все люди – пешки? Что ж, пусть так. Только вот она, пешка-Луминица перестала послушно передвигаться по шахматной доске. Пешка вдруг взяла, ожила и топнула ногой. И еще не раз топнет. «Кнез дурак, если думает, что полностью меня сломит, - думала Луминица. – Я никогда не смирюсь. Чтобы я окончательно смирилась, ему надо меня убить. Но даже и тогда я буду бороться с ним. А другие… Если им нравится быть пешками, то и обращаться я буду с ними именно так, как они этого заслуживают. Я не буду их жалеть. Ведь меня не пожалели».
Обед закончился, но Луминица осталась в трапезной, ожидая Констанцу. Она сидела в кресле замерев, как изваяние. И только глаза на бледном лице вспыхивали зелеными молниями. Ей предстоял трудный разговор, но без этого она не могла двигаться дальше. Сегодня она должна была сделать первый шаг к победе. Но сколько еще таких шагов ей предстоит сделать, она не знала.
Констанца вошла в зал чуть ли не боком и молча поклонилась. Опустив голову, женщина стояла перед Луминицей и молчала. Луминица медленно встала и прошлась вдоль окон, как это обычно делал во время разговора кнез. Свет, раздробившись на разноцветные осколки, раскрашивал пол зала яркими остроугольными пятнами. Луминица ступала по этим осколками, и ей казалось, что она топчет свою прежнюю жизнь, полную радости и света. Девушка поискала в своей душе сожалений, но не нашла их: мертвое поле было мертво, и весенние цветы давно убиты несвоевременными заморозками. Что ж. Теперь она стала другой.
- Констанца, посмотри на меня, - твердо сказала девушка, остановившись прямо перед экономкой.
Констанца неуверенно подняла глаза. В глазах женщины была неуверенность и затаенная вражда.
- Слушаюсь, госпожа, - сказала она глухим голосом.
- Нам надо с тобой договориться, как жить дальше, - спокойно произнесла Луминица. – Ведь теперь это надолго. Очень надолго. Навечно. Если ты, конечно, собираешься и дальше оставаться при Думитру.
Констанца чуть вздрогнула и потупила глаза, но Луминица успела заметить страх, мелькнувший в глазах женщины.