Лики зла

Отражение

Мой большой старый дом не пощадило всесильное время. Он стоял на вершине высокой чёрной скалы над вечно бушующим тёмным морем. Из остроконечных окон открывался вид на морскую даль, где никогда не было видно ни одного паруса. Корабли обходили это гиблое место стороной. Или нечто безумно злое отпугивало их от этого проклятого мыса. Мёртвое море. Даже длинные гряды волн не могли придать ему слабый признак жизни.

Сколько не помню, здесь всегда было темно и тихо, а рассудок терзала пронзительная тишина, не нарушаемая ничем. Мерное биение океана о твердь не доносилось из-за плотных стёкол. И даже свист морского ветра, терзающего старые камни и чахлые деревья в саду, не мог нарушить царства вечной тишины внутри дома.

Я шла по тёмному коридору и смотрела на картины предков, кои славой и оружием добыли величие нашего рода. Полотна были темны и почти безлики. Время осыпало краски с древних гобеленов. Только глаза ощущались на древних изображениях. И они всегда смотрели на меня, куда бы я ни шла. На последней картине в галерее всё-таки можно различить какое-то ясное изображение. Что-то похожее на молодую девушку. Нечто смутно знакомое чудилось в её облике. Какое-то неуловимое сходство с тем, кого я знала. Много лет назад. В другой жизни. Или в этой?

Большие часы в гостиной не отсчитывали время. Оно остановилось. Я не помнила, что было вчера, и не представляла что будет завтра. Здесь царила вечность. Каждое утро я просыпалась в огромной старинной постели под тёмными гобеленами, и вспоминала кто я. Но память была пуста, так же как пуст казался этот огромный древний дом, наводящий на меня величайший ужас и величайшую тоску.

Здесь не было никого, и в то же время кто-то был. Я ощущала это смутное присутствие по неясной тени в окне, по брошенной книге в библиотеке, по тихо открывающейся двери в спальне. Наверное, всё же кто-то заботился обо мне, иначе я бы не прожила так долго, любуясь вечно бушующим морем. Не прожила бы несколько сотен лет... И ещё я заметила в доме отсутствие зеркал. Это обстоятельство казалось мне странным, и вызывающим неподдельный интерес.

И однажды, не вынеся мук одиночества, страшной тайны и груза сомнений, я вышла наружу, но там оказалось не светлее чем в доме. Угрюмые мрачные тучи самых прихотливых очертаний, низко повисли над безжизненной местностью, которая могла служить декорациями к аду. Низкорослые уродливые деревья по краям дорожки из растрескавшихся плит, казалось, тянули свои чёрные узловатые ветви прямо в тёмное небо. Они раскачивались и цепляли тучи, стараясь остановить их в безумном беге на край земли. Меж плит торчала мёртвая чёрная трава, по виду которой можно было подумать что здесь прошли века.

Недалеко от дома виднелся старый разрушенный фонтан, изваянный из серого камня в виде странных фигур. Я подумала что на дне бассейна может быть немного воды, и я увижу в ней свой облик. Медленно направилась к нему, преодолевая странное притяжение. Что-то в доме, некая часть меня не хотела чтобы я узнала страшную тайну, чудовищный секрет, хранимый долгие годы в безвестье... Но всё-таки я преодолела сопротивление дома, и заглянула в тёмную гнилую воду на дне бассейна.

Там не было ничего. Ничего, кроме страшного мёртвого лика с глазами, чёрными как ночь. Это была та, вторая, плохая часть меня, из-за которой бессчётные годы я жила здесь, в страхе и скорби. И сейчас она поглотила меня. Навеки.

Красный отрядъ

1919 год. Западная Сибирь, Томская губерния, где-то далеко в тайге.

— Ну чё мужики, вдругорядь бахнем винишка? Петровна ведьма, знает как варить зелье. Больно хорошо шибает...

— Та неее...Ща уже комса скоро поедеть... Заряжай пля...

— Тай хрен на них, лей... Давай чарку.

Десяток вооружённых мужиков, одетых кто во что горазд, затаились у глухой лесной дороги. Явно кого-то выжидали, скрадывали в вечернем сумраке, коротая время за распитием деревенской самогонки и рассказами скабрезных историй. Временами, когда гогот становился слишком громким, на них цыкал низкорослый человек в форме ротмистра сибирского казачьего войска, по видимому, командир. Видно, что пользовался он немалой властью среди этого сброда и внушал немалый страх, ибо шум и веселье разом спадало, и далее смирные и тихие мужики вглядывались в начало дороги, змеившейся меж перелесков и гор.

— Чшшш... гнида... вон они... — нишкнул на соратников тощий лысый мужик в папахе и грязной кавказской бекеше, заскорузлыми, грубыми пальцами досылая патрон в патронник кавалерийской винтовки.

Средь леса послышался хор неровных голосов, юношески-звонких. Встревоженная сова с гуканьем свалилась с одинокой сосны куда-то в высокую траву.

— Мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем!— издалека донёсся отзвук песни, эхом метавшийся в ложбине.

— Фрол, режь сразу первых, а мы докончим с остатними, — стальным, не терпящим прекословья голосом отдал распоряженье командир и взвёл курок на нагане. Белки жестоких глаз сверкнули из-под казацкого вихра. Пулемётчик прицелился между прогалинами в кустах.

В сумраке показался небольшой отряд. Примерно два десятка молодых людей, почти подростков, маршировали по лесной дороге и громко пели. Два парня в первом ряду несли большой кумачовый транспарант с надписью "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" У некоторых было оружие. Дрянное, плохое... Охотничьи ружья, иногда наганы, браунинги. Но большинство вооружены вилами, дрекольем, какой-то дрянью... Среди парней маршировали две девушки, одетые по-городскому, как студентки-курсистки, в кожаных тужурках и красных юбках.

Сухой пулемётный треск прервал песню. Следом неровно забахали выстрелы трёхлинеек из глубины леса. Отряд комсомольцев, попавший в засаду, пробовал отстреливаться, но в скором времени многие были убиты. Раненые громко стонали, катаясь в пыли и пытаясь отползти по залитой кровью земле прочь, хотя бы в придорожную траву. Напрасно.

— В девок, та в девок-то не стреляйте уже, ироды! — визгливым бабским голосом орал рябой длиннобородый мужик, поправляя грязный рваный зипун, заправленный в вонючие штаны и стреляя куда попало. — Спытать охота кралю. Сколько уже без баб-то. Посильничать бы!

— В атаку, в атаку, бога вашу мать! — прорычал командир бандитов, вырвал шашку из ножен и, бешено матерясь, срубая ветки, полез через кусты напролом. Следом за ним, раздвигая прикладами заросли, ринулись засадчики.

Вся дорога завалена мёртвыми телами, остро пахло свежей кровью. Несколько раненых подняли вверх руки, впрочем, понимая, что лучше бы они умерли со всеми. Навряд ли их участь была лёгкой. Одна из девушек была убита шальной пулей. Вторая отступила к лесу, и пыталась отмахиваться вилами от жадных цепких рук, но мгновенно была обезоружена, повалена на землю и обездвижена.

— Вашьродь, энтот комсак командир у них, — к ротмистру подтащили раненого парня лет восемнадцати. Пули пробили ему руку и ногу. Впрочем, раны были нетяжёлые. Комсомолец с ненавистью смотрел в глаза атамана.

— Тьфу на тебя, кровопивец, утрись, падло, — плевок комсомольца попал прямо в лицо.

— А ты смел, — ротмистр пальцем коснулся слюны на своём лице и попробовал её на вкус. А потом тщательно собрал слюну с лица пальцем и обсосал его, холодно глядя в глаза красному командиру.

Это простое действие, но до крайности нелепое, внушило смертный ужас комсомольцу. Он вдруг понял, к какому безумцу попал в плен, и задёргался всем телом, пытаясь вырваться, но крепкие мужицкие руки держали как капкан.

— Посмотрим, такая ли смелая твоя подружка, — ротмистр едва заметно мотнул головой, и в то же время бандиты стали рвать одежду на кричащей девушке, а потом потащили её обнажённое тело в кусты.

— Мотри, Фрол, какая гладкая да ладная...

— Та городская поди с земского. Аль сросточка ещё... Ничёёё... Тихо, тихо, малая...

— Оставьте Варю в покое, сволочи! Сволочи! Сволочи! Гады! — комсомолец рвался из последних сил, стараясь преодолеть капкан удерживающих его рук, но все попытки освободиться были напрасны. В бессилии парень поник, опустив голову на грудь.

— Но и тебе скучать не придётся, — ротмистр острием шашки поднял голову комсомольца и посмотрел в его искажённые страшной мукой бессилия глаза. — Для тебя, мальчик мой, приготовлена не менее замечательная участь, красный орёлик...

2021 год. Западная Сибирь. Кемеровская область. Село Атаманово.

...К северу от нашего дачного посёлка местность становилась похожа на типично-сибирскую. Постепенно из полей, засаженных картофелем и гречихой как бы незаметно вырастали пологие холмы, поросшие высокой травой, бояркой, черёмухой и калиной, плавно переходящие в невысокие горы, тянущиеся грядами в одном направлении.
Горы эти сплошь поросли смешанными лесами. Островки берёз и осин чередовались с чёрными, угрюмыми участками чернолесья, состоящего из ельника, лиственниц и сосен. Кое-где сквозь зелень леса проступали каменные осыпи — горы обнажали свой скелет чрез кожу и плоть почвы, перегноя и травы.

Место это было достаточно угрюмым в любую погоду, да и слава у него была дурная. Местные старожилы рассказывали что в годы гражданской войны здесь полностью погиб небольшой отряд комсомольцев, попавших в засаду к пьяным бандитам, называвшим себя партизанами, а на деле дезертирам атамана Семёнова, временно обосновавшимся лагерем в этих лесах.

Что там случилось, неизвестно. Свидетелей и очевидцев, понятное дело, уже нет. Но тёмные слухи рассказывали, как чуть не поседели от увиденного ужаса крестьяне, проезжавшие на следующий день в соседнее село и вызвавшие отряд чекистов. И как бывалые бойцы, прошедшие огонь и воду гражданской войны, и видевшие всякую жестокость и непотребство, курили одну за другой крепкие цигарки, и отводили взгляд от места бойни. Впрочем, это всё была легенда, тёмная страшная сказка, которую никогда не рассказывали на ночь в этих краях. Лишь мой дед, большой затейник и балагур, любил пугать всякой всячиной. И этот рассказ входил в число его любимых страшилок.

Жертва

—А ну, вставайте, мрази, хватит спать, не на курорте!

Сильный удар по рёбрам разбудил Хрита почище любого будильника. Измученное тело отозвалось болью. Голова пульсировала как колокол, и только через несколько секунд мужчина вспомнил, где он. Ничего хорошего. Мелькнули запоздалые злость и разочарование, что попался так легко, так просто, как сосунок, только закончивший учебку. Но время не отмотать назад. Теперь придётся думать на ходу, как выпутаться из этой передряги. А то, что он выпутается, сомнений не было.

Глаза с трудом открылись. Металлический пол подрагивал. Значит он на каком-то транспорте. Судя по едва заметной, но в то же время мощной низкой дрожи, это космический корабль. Скорее всего, тяжёлый крейсер А класса. Значит, всех пленных перевезли сюда.

— Стройся, мусор! И без сюрпризов!

Хриплый голос принадлежал несомненно кому-то из командиров Хтаа. Только у этих ублюдков были голоса такой тональности. Привыкшие к абсолютному подчинению. Привыкшие, что их боялись. Однако надо было поторопиться...

Превозмогая боль в избитом теле Хрит встал. Сначала на колени, а потом немного напрягшись и на ноги. Тошноту удалось подавить немалым усилием воли. Что ж... Почти порядок.

В этом помещении их был десяток. Никого из пленных Хрит не знал. Наверно они были из другого подразделения, а может, вообще не военные. Вдоль стен стояли вооруженные Хтаа в полном снаряжении. Эти подонки всё-таки боялись их. Боялись безоружных и слабых людей. Едва заметно Хрит улыбнулся.

— А ну пошли строем! По сторонам не смотреть! Друг с другом не разговаривать, мать вашу!

Снотворное. Они накачали их снотворным. Вот почему так долог был глубокий без пробуждения сон, и вот почему так сильно болит голова. А может быть в снотворное накачали наркотик.

Дверь с шипением растворилась в воздухе, и впустила пленных вместе с их охранниками в обширное помещение, во всю стену которого светился тёмный дисплей. Вернее... Хрит вгляделся в дисплей. Конечно же он не был тёмным. Кое-где по краям были видны какие-то всполохи. Чёрт... Это была чёрная дыра. Сверхмассивная чёрная дыра. Скорее всего Стрелец А. Они в центре Галактики? Сколько же они добирались сюда? Год ? Два? Сколько прошло реального времени?

Хрит решительно не помнил на какой планете его пленили. И не потому что сказывались проблемы с головой. Нет. Последнее время было столько боевых вылетов, что они складывались в дурную мозаику. Темный бесконечный сон. Да, он был уставшим. Потому и попал в плен. Иначе и быть не могло, при его-то профессионализме...

На середину каюты вышел командир Хтаа. Был он самый здоровый и высокий из этих мразей. Хрит чувствовал, как через маску их оглядывают жестокие глаза.

— Долго я с вами разговаривать не буду. Я считаю вашу расу ниже червей. Однако мне надо рассказать о сути задания. Как вы видите, мы в центре нашей галактики. До горизонта событий чёрный дыры пять световых лет. Через тысячу лет Сарнат, красный карлик, на орбите которого мы сейчас находимся, упадёт на неё. Наверное, этот факт позволил вашей расе считать, что безымянная планета Сарната — самое надёжное место во вселенной, чтобы спрятать вашего архистратига. Но это не так. Мы нашли. И ваша задача — убить его.

Командир Хтаа сделал паузу для значительности своей тирады, а потом продолжил.

— У вас нет выхода. Если хотите подохнуть как собаки — говорите сейчас, ваши гнилые черепушки будут отстрелены прямо здесь.

Мозг Хрита лихорадочно думал. Почему эти мрази сами не хотят лететь туда? Есть в этом какой-то смысл, какой-то подвох. Скорей всего, в воздухе безымянной планеты присутствует токсин, убивающий инопланетян, или ещё некое пассивное оружие защиты. Они могут подвергнуть планету тотальной орбитальной бомбардировке. Но и здесь всё не так просто. Почему-то они не делают этого. Или делали, но обожглись... Что-то тут не так...

— Вот. Я так и думал, что среди вашего стада есть благоразумные особи, — с удовлетворением отметил командир Хтаа. — Но вы ж не думаете, что мы отпустим вас просто так, без сюрпризов. Для стада нужен кнут. Или хотя бы некий мотиватор. Вроде этого. Эта неприятная штука — маяк вашего глобального местонахождения на планете, и в то же время средство связи. Мы засунем их прямо в ваши мозги. Не пытайтесь их достать. Маяки будут надёжно имплантированы под подкорку вашего убогого мозга.

Вам дадут снайперское автоматическое оружие. Оружие вашей расы. Вы устроите засаду и всех убьёте, на кого мы укажем. И да. Если что-то пойдёт не так, прямо с орбиты, с этого корабля, мы выстрелим в эту игрушку разрывной пулей. А сейчас пошли вон.

Хрит не успел дёрнуться, как мощный удар в затылок вырубил его напрочь. Сознание медленно провалилось в темноту.

Тряска и гул вынудили его очнуться. Небольшой орбитальный транспорт спускался к безымянной планете. У бортов, лицами друг к другу сидели десять человек. Десять предателей. Которые должны будут ликвидировать главный разум своей расы. Хрит посмотрел на дисплей. Корабль, с которого они спускались, был не один. Рядом с ним на орбите вращались гигантские обломки. Похоже, весь флот Хтаа был здесь. Кто-то играючи раскидал корабли в пространстве. Некая сила колоссальной мощности покончила с их флотом.

Но кто же потрудился так? Насколько Хрит помнил, в этом дальнем глухом секторе никогда не было крупных кораблей их расы. Да и про архистратига он слышал давно и мельком. Якобы это некий центральный разум, координировавший войну с Хтаа, и причинивший захватчикам колоссальный ущерб. Возможно, старые сказки говорили и правду. Обломки кораблей на орбите были тому свидетельством.

Хрит задумался об их положении. Оно было незавидным, что уж там... Он физически чувствовал как внутри его мозга сидела чертовщина, через которую кукловоды на орбите могли видеть и слышать то же, что видел и слышал он. Хорошо хоть, мысли не могли читать, хотя, чёрт их знает. Возможно, и это было им доступно. Твари могли и не раскрыть сразу все карты. Интересно, сколько у него времени на всё про всё?

Бессмертный

История сия, уважаемые дамы и господа, весьма интересна и поучительна, особенно для умов юных поколений, кои мне, увы, не суждено более никогда узреть лично и поведать оным цепь диковинных событий, приведших меня к нынешнему чудовищному концу.

Моё имя сэр Джонатан Иезекииль Вудсвилл. Род наш преуспел ещё во времена Кромвеля, и с тех пор более всего занимался мореходством, кораблестроением и сдачей морских судов внаем всем, у кого были деньги, начиная с каперов Его Величества и заканчивая капитанами Ост-Индской компании, торгующей золотом, специями и рабами во всех частях света.

При оных занятиях, неблаговидных с точки зрения благочестия и нравственности, мировоззрение и догмы пуританских предков отдалились от нашего рода. К моему рождению широкая слава, повествующая о дурных обычаях семейства Вудсвилл распространилась далеко от семейное поместья, кое непрерывно богатело и прирастало территориями, разоряя всё, до чего дотянулись грязные лапы его обитателей.

С детства и отрочества я погряз в дурных привычках и непотребстве. С тем и вошёл во взрослую жизнь. Пока грешный отец мой зарабатывал и преумножал семейное достояние, я проматывал его в ночных заведениях и самых отвратительных кабаках Лондона, забросив учёбу в университете, тем не менее регулярно получая средства на своё содержание из рук ничего не подозревающих родителей.

Извращённая тяга к безумству и пороку иногда заносила меня в такие чудовищные места, представить существование которых не мог даже самый изощрённый в отвратительных деяниях мозг закоренелого лондонского преступника и убийцы.

Я как сейчас помню этот мрачный тёмный вечер, начавшийся рано из-за мерзкой непогоды. Кривая окраинная улица. Проститутки, бродяги в лохмотьях, телеги с грудами брусчатки. Этот чёртов дождь, сыпящий из низких свинцовых туч прямо на булыжники мостовой перед тускло освещённым входом в китайскую курильню под названием "Вечная жизнь". Я ступил на порог, как будто шагнул в ад. Так и было. Три дня прошли незаметно, и когда я усталый от извращений и мерзостей, вышел обратно на свет божий, перед входом увидел оборванную цыганку-нищенку, чудом избежавшую работного дома. Вся в жалких лохмотьях, она стояла перед китайским вертепом и просила милостыню неизвестно у кого, протягивая костлявую ладонь поперёк пустой улицы.

— Сэр, подайте пенс бедной несчастной женщине на кусочек хлеба и стаканчик пива! — гнусаво протянула она, неведомо каким образом угадав моё присутствие.

Демон ярости завладел мной и я, неожиданно для самого себя несколько раз сильно ударил тростью с медным набалдашником по тщедушному телу старой ведьмы, а потом плюнул в её закрытые бельмами глаза, из которых уходила жизнь и на которые падал всё тот же серый лондонский дождь.

— Даже ради вечной жизни я не дам тебе ни один пенс, старая мразь! — заорал я и раскроил голову несчастной, а потом спокойно отправился домой, не видя что за мной из мрачной подворотни наблюдают чьи-то темные быстрые глаза, сверкающие белками во тьме.

Ночью со мной случился апоплексический удар. Мой несчастный мозг, до отказа нагруженный непотребствами в течении последних нескольких недель, не выдержал и разорвался, залившись кровью. Я успел лишь удивиться, выронив сигару из руки и уронить на пол голую молодую прелестницу, сидевшую у меня на колене. А потом я умер.

Но, как оказалось, не совсем... Через какое-то время я очнулся от странного скребущего звука. Нечто странное хрустело у меня в голове. Я попробовал пошевелиться, однако не получилось. Руки и ноги не слушались меня. Да и зрение похоже что покинуло навек. С ужасом я почувствовал что веки совершенно не шевелятся. Я ничего не видел, кроме абсолютной тьмы. И не слышал, кроме отвратительного скрежещущего звука.

Лишь потом я догадался, что это за звук. Черви. Они поедали мой мозг. Поэтому я слышал звук их жвал, перемалывающих моё тело. Потом я думал много о чём, будучи слеп, нем и недвижим, погребённый под семью фунтами сырой земли, рядом с фамильным склепом. Через полсотни лет слух понемногу вернулся ко мне. Я слышал многое. Грохот неведомых машин, сносящих старое кладбище. Громкие взрывы и рёв сирен ещё через полсотни лет. Там шла война. И снова грохот неведомых машин через следующие полсотни лет. А потом звуки стройки, перемешиваемого цемента и голоса рабочих. Через какое-то время я услышал звуки людей, ходящих за покупками по огромному торговому центру, как они назвали то, что построили. Смех детей, звуки какого-то непонятного мне кино.

Я всё это слышал, погребённый на глубине в семь футов. Ведь я давно уже мёртв. Лишь мерзкое колдовство цыган, подсмотревших как я убил их мать, сделало меня бессмертным. И теперь долгие миллиарды лет, до скончания нашей вселенной, моя душа будет внутри изъеденного червями скелета, заточённого в тисовый гроб с орнаментом Вудсвиллов на крышке. Я получил вечную жизнь совершенно бесплатно.