Лилариэль. Проклятие Диких

Глава 1

Лилариэль

Тёплое утро окутывало комнату, а звуки прекрасного пения птиц нежно проникали в сонное сознание, но я не спешила открывать глаза, позволяя себе просто перевернуться на спину, растянувшись на мягкой постели так, будто хотела впитать в себя всю атмосферу спокойствия. Но расслабиться уже не получалось! Мысли о приближающемся дне совершеннолетия, словно неумолимые тени, нависали над головой, отказываясь оставить меня в покое.

С каждым мгновением моё воображение рисовало картины предстоящего праздника: цветущий, украшенный бантами сад, лёгкая, приятная музыка, и множество гостей, парящих в танце, под раскидистыми ветвями тысячелетнего тиса*. Но тут же в голове возникали сомнения: как он пройдёт? Будет ли так шикарен, как у старшего брата, который в отличие от меня, всегда получал желаемое? Или, мои родители, посчитав, что я не достойна такой помпезности, ограничатся семейным ужином в узком кругу?

Открыв глаза, перевернулась на бок, пытаясь сосредоточиться на приятных звуках, но напряжение в груди только усиливалось. И даже танцующий на стене солнечный зайчик, не смог отвлечь от не весёлых мыслей.

Выбравшись из нежных перин, присела на край кровати, и, устремив взгляд за раскрытую балконную дверь, поняла, что дворец ещё только начинает пробуждаться, а это значит, что у меня есть время навестить своих питомцев.

Подскочив, метнулась к боковой арке, где очень удобно притаилась дверь в гардероб и ванную комнату. Скользнула под душ, и смыв с себя остатки сна, и налёт ненужных волнений, устремилась к зеркалу.

Поймав в отражении чуть встревоженный взгляд, отмахнулась, понимая, что от меня и сейчас ничего не зависит — вряд ли отец прислушается к моим требованиям или желаниям, а мать так и вовсе, проигнорирует. Она довольно холодна, как к окружающим, так и к своей не единственной дочери, посмевшей родиться со слабым даром.

Не без труда расчесав длинные волосы, просушила их, и не заморачиваясь причёской, просто переплела их в косу. Ну а что, всё равно никто не увидит! Так что, подмигнув зеленоглазому отражению, отправилась на поиски одежды.

Гардероб встретил пёстрыми нарядами, тут же обрушив на меня палитру цветов, текстур и стилей. Каждое платье, каждая блуза казались живыми, готовыми рассказать свои истории о вечерах, наполненных смехом и танцами о трудных моментах, или и вовсе, о секретах, хранимых ото всей семи.

Вдобавок к ним, на полках стояли резные шкатулки, яркие и загадочные, скрывающие под своими крышками такое состояние, что многим и не снилось. Например, за одно эльфийское украшение в Саверии*, легко можно было приобрести дом в городе, или даже целую ферму с виноградниками. Но, не всем они по карману, так как каждое из них являлось не просто аксессуаром — оно носило в себе частичку магии.

С лёгким трепетом открыла шкатулку, рассматривая сияющие серьги с опалами. Как нельзя, кстати, в гардеробную, сквозь узкое окно, пробрались тоненькие солнечные лучики, они, лаская камни, заставляли их переливаться разными цветами. Казалось, эти драгоценности могут рассказать о путешествиях, о прогулках под звёздным небом, о шепоте леса. Невольно улыбнулась, вспоминая поездку в прибрежный город, и ночной побег к морю.

Но сейчас не об этом! Отложив шкатулку, быстро пробежалась взглядом по платьям, и выбрав самое простое на мой взгляд, аккуратно, стараясь не растрепать косу, надела его. Белоснежная ткань, скользнув по телу, принесла некую прохладу, но и она скоро ушла — стало так легко и приятно, что я, подхватив полы юбки, закружилась, а после, осмотрев ряды обуви, нашла то, что идеально дополняло образ.

Надев босоножки, и завязав золотые ленты, ещё раз осмотрела себя, и не удержавшись, подмигнула — пусть будет как будет, праздник совершеннолетия всё равно состоится, а каким он будет, не важно — главное после него, я буду свободной!

Да, именно этого я хочу! Освободиться из-под опеки родителей, и стать самостоятельной. Уйти из поместья, и жить своей жизнью, не думая о том, что скажут родители, и как они примут то или иное моё решение. Не будет больше снисходительных взглядов матери, и презрительных — отца. Я не буду чувствовать себя виноватой в том, что родилась не такой как все. Хотя в чём моя вина? В том, что боги не наделили меня сильным даром? Так я-то тут при чём? Да и не чувствую я какой-то ущербности, наоборот, вполне себе прекрасно лечу животных, а они в благодарность отогревают душу и сердце.

Приоткрыв дверь, осмотрелась, и не заметив никого вокруг, выскользнула в коридор, тут же стремясь поскорее покинуть его, чтобы не дай боги, не попасться на глаза матушки. Она категорически не приветствовала моего рвения помогать животным, считая, что силы следует тратить лишь на то, что принесёт какую либо прибыль. А моё занятие с её слов, пустая трата времени, и бессмысленная прихоть. Однако, с помощью сестры, я всё же выбила место рядом с загонами для лошадей, и теперь, малютка Илиндиль, с радостью посещает зверушек.

Лошади в загонах встретили меня приветственным ржанием, но я лишь помахала им рукой, отправляясь дальше — меня ждали более мелкие питомцы, которых обслуживали, не так охотно, как породистых скакунов. Действительно, зачем конюхам ухаживать за дикими и одомашненными животными, если им не оплачивается этот труд? Незачем! Поэтому, они частенько забывали о них, и мне приходилось сбегать, дабы спасёныши не страдали от голода.

Добравшись до вольеров, магией очистила домики питомцев, и накормив их, принялась за лечение недавно найденного в округе кролика — детёныш хоть и кушал сам, но перебитую лапку пришлось подлечить. И вот сейчас, в последний раз сосредоточившись на конечности, поняла, что мне удалось совершить очередное чудо. Правда к радости, прибавилась еще, и нотка грусти — в ближайшее время, выпустить своего пациента не получится, так как вскоре ожидалось начало королевской охоты. Он хоть и не сойдёт за трофей, но маленькое сердечко может не выдержать напряженной обстановки, так что, придётся немного подождать, а после, этого пушистика ждёт свобода.

Глава 2

Когда все дела были сделаны, я со спокойной совестью, отправилась назад, но у конюшни задержалась, наблюдая за тем, как молодой конюх, седлает непослушного перебирающего копытами, жемчужного коня. Не поняла? Сафарвала выводили лишь тогда, когда отец собирался по важным делам, в остальное же время, он предпочитал прогулки на Льёрне. Интересно, куда это он собрался?

— Лилариэль, — холодный тон отца, заставил замереть на месте, — что ты тут забыла? — мягкой, плавной походкой он подошел ближе, заставляя меня вскинуть голову. — Мать тебя обыскалась.

— Мне не спалось, отец, — расправив плечи, вытянулась, чтобы не получить очередной упрёк от родителя. — Поэтому я вышла подышать свежим воздухом, — врать не хотелось, но это стало уже привычкой, — но уже возвращаюсь.

— Следи за своим внешним видом, — холодный взгляд, прошелся по чуть смятому одеянию, и остановился на растрёпанной косе, — иначе придётся вновь приставить к тебе служанку и учителя, — о, нет! этого я точно не хотела! Мало того, что опять будут ходить за мной попятам, мешая заниматься своими делами, так ещё и эти уроки вышивания, этикета, танцев… — Так что приведи себя в порядок, пока мать не увидела тебя в неподобающем виде.

— Но…

— И вообще, что скажут уважаемые лиэры, узнав о твоих походах в конюшню, и возню с искалеченными, слабыми животными? Сколько тебе говорить — каждый занимает своё место! Слабым суждено погибнуть, а это значит, твои силы растрачены в пустую. Лучше бы сливала те крохи в кристаллы, отдавая дворцовому лекарю, а не занималась самодеятельностью.

Он не ожидал ответов — просто отвернулся и пошел к коню, опуская на его морду, затянутую в перчатку руку.

— Марш в покои! — весь вид батеньки говорил о том, что разговор окончен. Ему сейчас не до разборок, или даже не до выяснений деталей — просто вот так отдал приказ, и всё — выполняй.

Что ж, так тому и быть — возражать в таком случае, себе дороже. Но праздное любопытство, всё же взяло верх, и на некоторое время я зависла, разглядывая мужчин перед собой.

Невольно сравнивая, не могла не заметить явного преобладания отца над Тайлином. Его статная фигура возвышалась и впечатляла — каждый его жест демонстрировал власть и уверенность. Конюх же, как бы не старался выглядеть достойно, явно уступал лиэру Эрэндору не только в росте, но и в статусе, и во внешнем виде.

Передо мной раскрывался контраст между этими двумя фигурами. Отец, словно сияющий изумруд, привлекал внимание своим великолепным, расшитым золотом нарядом, демонстрируя им не только богатство, но и своё происхождение. Его одежды блистали на свету, а инкрустированные камни пуговиц подчёркивали утончённость и богатство.

В отличие от него, конюх выглядел скромно. Его простые, но аккуратные одежды не могли затмить той неземной грации и аристократического обаяния, которыми обладал Эрэндор.

Сафарвал всхрапнул, и я, очнувшись, поспешила исчезнуть, пока мой папенька не решил выместить на мне злость, за не выполненный приказ.

Оказавшись в комнате, быстро переоделась, и расчесав волосы, спустилась вниз, тут же сталкиваясь с матерью.

— Светлого неба, матушка, — растянув губы в дежурной, сдержанной улыбке, остановилась на последней ступеньке.

— Ты пропустила завтрак, — холодно констатировала она, не желая отвечать на приветствие. — На ужин, будь добра, не опаздывай — приедет Фирноил с семьёй.

— Будет только брат с женой? — я любила брата, а вот его надменную супругу терпеть не могла.

— А ты ещё кого-то ждёшь? — мать, только что собирающаяся уйти, обернулась, испытующе глядя прямо в глаза.

— Нет, просто хотела уточнить, чтобы определиться с нарядом, — сдержанно кивнув, она отвернулась, и уже игнорируя моё присутствие, давала указания выскочившей из-за двери служанке.

Слушать их разговор я не стала, просто прошла в столовую, а уже из неё, по привычке, попала на кухню, где у плиты обнаружилась Мириэль. Женщина, увидев меня, засуетилась, сразу же предлагая варианты завтрака. Но я не стала её нагружать своими желаниями — просто выбрала из того что уже имелось, и тихонько сидя у раскрытого окна, попивала сок, выжатый из плодов тиса, и лакомилась яблочным пирогом.

Мои мысли то и дело возвращались к скорому отъезду отца, и прибытию брата с женой. Неспроста это всё! Вот, правда, зачем Фирноилу приезжать на праздник заранее, если они с женой не так давно посещали замок? Уже соскучились? Ни капли не верю!

Ощущение, что происходит что-то не хорошее, так и витало в воздухе, заставляя меня перебирать возможные варианты предстоящих событий, и все они склонялись к празднику, или скорее к его отсутствию. Ведь не смотря на надежды, мать всё ещё не дала указаний на счёт приёма, или проведения банкета — я узнавала у кухарки, которая ясно дала понять, что распоряжений не поступало. Это значит, приглашенных будет мало, или их не будет вообще! Но тогда остаётся вопрос — что имел ввиду отец? Почему он упоминал о мнении лиэров, если они не планируют праздновать мой день рождения? И вообще, с какой стати, на моём торжестве, если оно состоится, должны присутствовать неизвестные мне мужчины?

Лиэр, лира — обращение к мужчине и женщине на Светлых землях.

Глава 3

Почти всё время до ужина, я провела в библиотеке. За долгие годы жизни, мне удалось изучить не малое количество рукописей и книг, где хоть как-то упоминалось о лекарском деле, и о магии исцеления. Некоторые работы и вовсе стали путеводной звездой в моих познаниях, поэтому, каждый раз, перечитывая их, я испытывала некий восторг, от понимания важности своего дара. Да — он невелик, но зная множество рецептов и имея связь с лесом, даже с крохами можно быть сильным.

Вот так и я, черпая из доступных источников информацию, частенько проводила время в лекарском крыле, наблюдая за тем, как уважаемый на всю округу целитель, подолгу трудится над восстановлением конечностей, после очередной охоты, или и вовсе, как вытаскивает юных охотников, образно говоря, с того света. В этом конечно есть и заслуга Священного леса, но и его силы заставляли меня с трепетом впитывать каждое движение, слово, или действие — всё это казалось очень важным.

Оторвавшись от строк, посмотрела в окно, понимая, что времени на сборы осталось не много, а это значит, что следует привести себя в порядок, и сделать это так, чтобы ни одна деталь, не вызвала недовольство родителей. Не хотелось при всех выслушивать упрёки и замечания, особенно давать повод Вийраль, обсуждать мои неудачи в высшем свете — она это может.

Отложив книгу, осторожно поднялась со своего места, и с сожалением отошла от стола. Тут царила атмосфера тишины и спокойствия, а там, за дверью… я не знала, что меня ждёт.

Коридор встретил меня мягким приглушенным светом, но белоснежный мраморный пол добавлял освещения. Было светло, и почему-то холодно. Возможно, это сказывалось напряжение, или ещё что-то, но, увы, стены замка с каждым годом становились словно чужими. А сейчас и вовсе давили на сознание, будто они знали, что вот-вот случится нечто непоправимое.

Остановившись возле одной из дверей, задержалась, услышав разговор. Голос Вийраль доносился будто издалека:

— … и что, она действительно выйдет за него? — начало разговора я явно пропустила, поэтому было не понятно, о ком вообще речь.

— Да, — спокойный голос матери, почему-то заставил вздрогнуть. — И уедет к мужу в Вил-Лин*.

Упоминание земель дроу и нагов, заставило передёрнуть плечами. Светлые не любили тот край, а посему, обходили его стороной, не желая посещать их города. Там нет природы, нет такого чистого воздуха как в светлых землях, и нет привычной культуры. Да даже то, что там правит жесткая беспринципная королева, уже отбивало желание сунуть туда свой нос.

Ходили слухи, что и мужчин они держат на своего рода поводке, то есть, руководят ими, как хотят, а те в свою очередь, выполняют все прихоти женщин. Вроде и неплохо звучит, но мы привыкли к другим устоям — у нас правит король. И законы… они другие, более мягкие что ли…

— Светлый лес, — вздохнула Вийраль. Я даже представила, как эта миниатюрная, но такая гадкая эльфийка, наигранно прикрыла своей изящной, увешанной украшениями ручкой, рот. — Не представляю, как там можно жить!

— Привыкнет, — коротко ответила мать, но всё же уточнила: — Тёмные хоть и живут обособленно, но всё же не Дикие. Так что, вместо хижины её ждут вполне себе приемлемые условия.

О, все духи леса, только Диких не хватало — эти варвары славятся своей силой и жестокостью, не смотря на то, что не имеют ни капли магии. О них слагают страшилки, и в человеческих городах, пугают ими детей. Но не только там вздрагивают от упоминаний об этом народе — они отметились везде! И даже светлый лес, в прошлом, частично зацепило их нашествие. Вот только нам повезло, а наги и дроу вступив в битву, потеряли не одну сотню сильных воинов. Для их численности, это была катастрофа!

Почему светлые не вступились за их народ? Я не знаю. Никаких записей о тех временах не сохранилось, или и вовсе не велось, дабы не разводить среди своего населения смуту. А возможно, наша семья просто не сочла нужным заиметь в свои владения хотя бы одну историю о Диких.

— Я слышала о том, что их город расположен под землёй, — голос Вийраль, вырвал меня из раздумий.

— Частично, — не согласилась родительница. — Их предки действительно предпочитали солнцу тёмные тоннели и пещеры, но сейчас всё немного изменилось — не так давно, дроу возвели город, и вполне себе комфортно существуют как под землёй, так и наверху, в обустроенных жилищах.

— Ох, — снова вздохнула Вираль, — хорошо, что у меня уже есть муж!

Женщины засмеялись и затихли. А я, решив, что ничего полезного не услышала, уже собиралась уйти, но тут жена брата поразила меня:

— Лилариэль уже сообщили о скором замужестве?

Я замерла, не в силах поверить своим ушам. Что? Какое замужество? С кем? Стоп! Так это они обо мне говорили всё это время?! И дроу… Но как такое может быть? Где такое видано?

В голове закружились мысли, а в сердце возросло беспокойство. Ноги держали меня на месте, будто корнями впивались в пол мраморного коридора. Нет! Этого не может быть! Они не могут так со мной поступить! Это ошибка! Или… я не так всё поняла…

Вил-Лин — объединённые земли дроу и нагов.

Глава 4

После услышанного, насилу заставила себя отойти от ненавистной двери — выдирая эфемерные корни, связывающие мои ноги с мраморным полом. Каждый шаг давался труднее, чем предыдущий, но я не замечая ничего вокруг, упорно шла прочь, стараясь как можно скорее оказаться подальше от в миг разрушенных планов. Но они словно отражаясь в стенах, сжимались вокруг меня, отнимая воздух и оставляя лишь невыносимую тяжесть в груди.

В какой-то момент, обессилив, прижалась лбом к холодной поверхности стены, пытаясь найти хоть каплю утешения в безмолвном камне.

«За что они так со мной?» — вопрос вертелся в голове, не давая покоя.

Каждый упрёк, каждый неприязненный взгляд, который я ловила на себе, словно указывал мне на место одной лишь тени в их идеальном мире. Я всегда старалась молчать, сглаживать углы, чтобы не расшатывать тонкие нити, связующие нас, думая, что так принесу хоть немного спокойствия в свою жизнь, но этого им оказалось мало…

Они решили отобрать у меня будущее, ни сказав при этом, ни слова! Чувство предательства, тисками сжимало грудь, не давая вдохнуть.

«Разве можно так легко распоряжаться моей судьбой?» — провела ладонью по холодной стене, пытаясь найти в ней поддержку, хотя понимала: никакая стена не сможет вернуть мне мир, который они забрали. Их принятое решение, вело к неизбежной пропасти, и заставляло испытывать подступающий страх — они решали, как мне жить, не учитывая ни моих чувств, ни желаний. Они просто не знали… или что ещё хуже, им было плевать на то, чего хочу я.

Холодный порыв ветра, из раскрытого окна, не принёс облегчения. Каждое, всё ещё звучавшее в памяти услышанное слово, эхом врезалось в уши, и заставляло сильнее сгибаться под тяжестью их значения. И я бы сломалась, упала тут, найдя в первом попавшемся углу пристанище, если бы не внезапно пришедшее понимание — им будет всё равно! А мне? Нет! Я не готова мириться с такой судьбой!

Сделав глубокий вдох, я попыталась выпрямить спину; надо двигаться дальше, пусть даже с такой ношей на плечах. Но сердце всё равно рвалось на куски, и каждый шаг к покоям, давался с огромным трудом.

Я понимала, что никогда не смогу изменить прошлое — это прожитый этап. Но вот на будущее я постараюсь повлиять. Следует только побороть страх и суметь доказать, что, не смотря на слабый дар, я всё ещё являюсь членом семьи Лаорэ, и имею такое же право на голос, как и они!

Я должна найти способ заявить о себе, о своих чувствах и желаниях, даже если придётся потерять то, что не раз считала «домом».

Оказавшись в своей комнате, ощутила прилив решимости. Настало время показать всем, кто я есть на самом деле! Я не просто смазливая пустышка, как иногда выражалась мать, в разговорах полных презрения. Я — Лилариэль Лаорэ, и моя кровь тому подтверждение!

Проследовав в ванную, первым делом подошла к зеркалу, и мельком взглянув на осунувшееся лицо, открыла кран: набрав в ладони холодной жидкости, умылась, чувствуя, как с ней уходит пелена. Вода смыла не только следы усталости, но и сомнения. Я должна выглядеть так, чтобы каждый, кто посмотрит на меня, увидел неуёмное достоинство и гордость!

Расчесав волосы, почувствовала, как длинные золотые локоны, струясь по плечам, ложатся на спину и грудь. Руки сами собой потянулись к сияющим прядям, и уже через некоторое время, я заметила, как на гладком шелке, появились замысловатые переплетения, которые скреплялись драгоценными фамильными заколками, придавая причёске завершающий вид.

Когда пришла пора выбрать наряд, я с лёгкостью прошла в гардеробную, и осмотрев ряд платьев, остановила взгляд на изумрудном. Зелёный цвет — это не просто оттенок, это символ моего рода, несущий в себе глубинный смысл и силу. Он напоминал о лесах, в которых я провела детство и юность, о роскошной листве, шуршащей на ветру, о солнечных лучах, пробивающихся сквозь ветви и играющих на мягкой земле. Этот цвет был смыслом жизни, гармонии и единства с природой.

Леса нашего края были полны жизни: птицы наполняли воздух мелодиями, а ветер разносил запах свежести и земли. Каждый раз, когда я оказывалась под покровом зелёных деревьев, ощущала, как моё сердце наполняется лёгкостью, словно я смогла сбросить оковы, которые связывали меня с ожиданиями других. Я чувствовала, что принадлежу этому месту, этому цвету, и, сейчас, надев это платье, я отдаю дань традиции.

Зелёный так же символизирует свободу — свободу быть собой, идти своим путём и не боятся заявлять о своих желаниях. Он говорил о том, что, не смотря на всё, что я пережила, в моих венах течёт кровь предков, которые боролись за право жить на своей земле, любить без условностей и мечтать о большем. Этот оттенок, переливаясь на свету, мог стать отражением моих надежд и стремлений.

Когда образ был завершен, я смотрела на своё отражение в изумрудном платье, и видела не просто ткань, надетую на своё тело — я видела олицетворение всего, что было в моей душе. Зелёный цвет был сейчас моим щитом, моей гордостью и напоминанием о том, что, несмотря на холодное безразличие, с которым я сталкивалась, во мне всё ещё живёт искра настоящей эльфийской силы. Я всё ещё являюсь дочерью лесов, полей и рек, и это даёт мне смелость идти вперёд, сражаясь за свои права и мечты.

Глава 5

В ожидании, застыла у окна, и так ушла в свои мысли, что даже не заметила появления служанки. Лишь только её голос, нарушивший тишину, заставил обернуться.

— Ужин готов, — девушка, чуть склонив голову, стояла у раскрытой двери. — Лиэр Эрэндор приказал позвать вас.

Сердце забилось быстрее. Вот и наступил тот момент, когда я просто не смогу дальше прятаться в скрывающей меня ранее тени — это время прошло! И сейчас, следует признать, что вопреки всем переживаниям и тревогам — я должна быть сильной, иначе над моим будущим нависнет угроза в виде замужества с дроу.

Почему я так не хочу этого союза? Потому что мы с тёмными абсолютно разные: другая культура, законы, понятия, и жизненные устои. Да и лес… его там практически нет! Большую часть Вил-Лина занимает скалистая и песчаная местность, а это значит, я буду слаба — мне не из чего будет черпать силы, и что ещё хуже — неизвестно, как повлияет эта обстановка на жизнь в общем. Неспроста ведь за всю историю существования Светлых земель, не было ни единого упоминания о таком мезальянсе.

В раздумьях, оставив позади коридор, спускаясь по холодной, мраморной лестнице, я не могла не обратить внимания на изящные, сотворённые руками мастеров-эльфов, перила. Каждый изгиб и завиток, аккуратно и с любовью вырезанные из светлого дерева, напоминали о магии и гармонии природы. В их форме прекрасно сочетались плавные линии и утончённые детали: листья, цветы и даже причудливые фигурки, будто бы застывшие в танце, запечатлённые на гладкой поверхности.

Перила переливались мягким светом, подчёркивая их нежную текстуру и деликатные узоры, словно дождевые капли, игриво струящиеся по зелёным листьям. Каждая деталь, от мелких прожилок до грациозных изгибов, словно рассказывая древние истории, о лунных ночах и лесных заклинаниях манила взгляд и будоражила воображение.

Я провела рукой по холодной поверхности, ощущая, как прохлада дерева контрастировала с теплом исходящим от моего сердца. Это творение искусства, словно охраняя мой путь, указывало нужное направление. Закрыв на мгновение глаза, собралась с силами, и в следующий момент шагнула вперёд, к раскрытой двери малого банкетного зала.

Внутри слышались голоса — они то тихо обволакивали пространство, смягчая углы тревоги, то вдруг взрывались детским смехом Илиндиль, оглушая меня беззаботностью. Жизнь шла своим чередом, наполняя зал светом и радостью, но эта атмосфера казалась мне чуждой. Я была напряжена и собрана, как струна, готовая к звучанию, но никогда ранее не звучавшая.

Собравшись с мыслями, я сделала шаг вперёд. Сердце в груди забилось сильнее, но выдавать волнение было ни к чему, поэтому гордо вскинув голову, шагнула к столу.

Разговоры вмиг прекратились, и все взгляды семьи, скрестившись на мне, будто хотели толкнуть меня в бездну. Я почувствовала, как взгляд каждого из них пронизывая острыми стрелами, проникал прямо в душу. Этот момент, словно замер; даже воздух стал тяжелым и напряженным, как натянутая струна.

— Лилариэль, — сестрёнка, не замечая ничего вокруг, с детской непосредственностью, соскочила со своего места, бросившись ко мне навстречу. Она, в отличие от остальных, была рада моему появлению.

— Илиндиль, — строгий голос матери, холодным ветром разнёсся по залу, заставляя малышку немедленно замереть на месте, — твой учитель не справляется со своими обязанностями, если до сих пор, юная лира не знакома с правилами поведения за столом.

С лица сестрёнки исчезла улыбка, и я заметила, как в её глазах отразилась непонятная грусть. Виновато посмотрев на меня, девчушка вернулась на место, словно невидимые нити обязательств, притягивали её обратно к столу. Опустив взгляд в тарелку, Илиндиль старательно делала вид, что потеряла там что-то важное, будто всё, что у неё было на сердце, затерялось среди крошек и еды.

Я не могла не ощутить болезненного укола в груди. Эта детская непосредственность, её искренность и желание быть рядом так контрастировала с напряженной атмосферой, царящей в зале. Илиндиль всегда была той, кто привносил свет в мои дни, кто мог на мгновение забыть правила и ожидания, и сейчас мне было больно видеть, как она снова подстраивалась под жестокие реалии взрослой жизни.

Каждый момент тишины вокруг становился всё более удушающим. Она продолжала всматриваться в свою тарелку, её маленькие ручки сжались в кулачки, словно стараясь защитить себя от этого давления. Я могла почувствовать её внутренний конфликт — так хотелось снова смеяться, быть беззаботной, но реальность требовала другого.

Собравшись с силами, я решила не позволить этой тишине утопить меня окончательно:

— Ярких звёзд, — голос к счастью не дрогнул. — Матушка, отец, — добавила я, признавая их присутствие, и делая несколько шагов вперёд, присела на своё место.

Обратив внимание на брата и его жену, натянуто улыбнулась:

— Фирноил, Вийраль, рада видеть вас, — проигнорировав брезгливый взгляд девушки, и выслушав сдержанное приветствие брата, посмотрела на родителей, ожидая, когда же они возьмут слово. Но они молчали!

Мать, отвернувшись, отставила бокал с золотистой жидкостью, и некоторое время неподвижно наблюдала, как его содержимое колебалось, образуя небольшие волны. Будто это было интереснее, чем разговор с дочерью. А отец, ковыряясь в своей тарелке с салатом, выглядел углублённым в размышления, явно застряв между делами и навалившимися проблемами. Каждое его движение отдавалось в моей душе резкими ударами. Он был тем, кто обычно принимает решения и озвучивает их. Но сейчас он медлил, будто взвешивал что-то важное и значимое. И я даже знала о чём его мысли, вот только в голове вертелся лишь один вопрос — известит ли он меня о браке, или решит умолчать об этом до определённого времени?

Глава 6

— Лилариэль, — оторвавшись от созерцания содержимого тарелки, отец одарил меня холодным, изучающим взглядом. — Твоё совершеннолетие будет отмечаться в узком кругу, — глазами он обозначил присутствующих, как будто указывая, кто именно будет на торжестве. — Но это не значит, что тебе не стоит готовиться. Напротив, ты должна выглядеть достойно, чтобы привлечь внимание гостей.

— Гостей? — я насторожилась, внутренне готовясь к продолжению.

— Именно! — с этими словами он отложил приборы, и его внимание переключилось на мать, но она, видимо, не желая брать участие в разговоре, откинулась на спинку стула, предпочитая роль зрителя. — К нам пожалуют гости из ближайших земель.

Его голубые глаза, пронзая насквозь, словно искали истинные намерения, скрытые глубоко в моём сердце. Я чувствовала, как от этого взгляда стало зябко и мерзко, но с усилием сдержала желание передёрнуть плечами.

— И каким образом эти приглашенные относятся к узкому кругу? — сжав под столом ткань платья, старалась сохранять спокойствие, но внутри всё начинало закипать. Все эти слова о «гостях» вызывали тревогу, так как мне было известно, кто именно собирается пожаловать к нам в дом. Вот только интересно, как дроу беспрепятственно пересекут границу, и как их встретят на светлых землях?

— Тебя это не должно волновать! — отец поднялся так резко, что кресло со скрежетом проехалось по полу. Захотелось скривиться, но я снова сдержалась. — Однако скажу прямо — их мнение важно для нашего рода. Необходимо укрепить связи, и твоё совершеннолетие — идеальный повод для этого. Тебе предстоит стать связующим звеном между нашими землями.

Эти слова, будто холодным лезвием прошлись по сердцу. «Связующее звено» — звучало как ещё одна роль, которую должна была сыграть «родовая кукла», привязанная к ожиданиям, но не имеющая права на свои собственные мечты. Я стиснула кулаки под столом, пытаясь подавить нарастающее чувство отчаяния.

— И как же я стану этим звеном? — не удержалась я от недовольства, и в голосе моём проскользнули нотки гнева. «Почему он не говорит прямо о том, что собирается выдать меня замуж насильно?» — И самое главное, с какими землями вы пытаетесь укрепить связь?

На этот раз, мой вопрос повис в воздухе, словно вызов. Отец, в свою очередь, замедлил свои движения, а после и вовсе опёрся на стол руками. Его глаза, то и дело пробегали по моему лицу, изучая реакцию. Я чувствовала, как растёт напряжение — это был момент, когда всё может измениться, когда мои слова могли либо стать катализатором перемен, либо окончательно укрепить между нами стены.

— Мы говорим о соседних землях, — произнёс он, — о Вил-Лине. Они могут принести много пользы нашему народу. Это не только политическое решение — это шанс обеспечить процветание.

— За мой счёт? — не удержалась я от резкого вопроса.

Отец казалось, не ожидал такого ответа. Его сверкающие раздражением глаза на мгновение сузились, и сейчас было неясно, задумался ли он над моими словами, или придумывал, как наказать за дерзость.

Напряжение нарастало — даже Илиндиль, тихо сидящая, за столом, взглянула на меня с неподдельным интересом, а Вийраль, переглянувшись с матерью, дёрнула мужа за рукав, будто намекая тому, что пора бы вмешаться. Вот только я не уверена, что Фирноил встанет на мою сторону — скорее всего, он поддержит отца!

— Лилариэль, — внезапно произнёс брат, притягивая к себе все присутствующие взгляды. — Ты должна понимать, что это не просто вопрос твоего комфорта — это обязательства, которые касаются всего рода.

Что… что он сказал? И это мой брат называется? Он знает — он всё знает и ничего не делает с этим! Я не могла сдержаться!

— Тогда почему ты не исполнил обязательства перед своим народом? — резко поднявшись, устремила злой взгляд на Фирноила. — Что тебе помешало — женитьба на Вийраль? Так ты мог отменить свадьбу, и жениться на представительнице дроу! Тем более, у тебя было больше шансов приспособиться в Вей-Лине, а я, со слабым даром! Как мне там жить? Об этом никто не подумал?

Мой голос звучал резко, как будто ножом разрезая напряжение в зале. Я видела, как его лицо стало мрачным, а глаза сузились от удивления и, возможно, даже от чувства вины. Все присутствующие замерли, и даже мать, повернув голову, одарила меня вниманием.

— Да как ты смеешь?! — заверещала Вийраль, подскакивая с места. Она казалось, готова была наброситься на меня, но брат её удержал, схватив за руку. — Я высокородная представительница знатного рода, с открытым даром и полным резервом сил! — продолжила она, источая всем своим видом злобу. — А ты кто? Пустышка! Позор своей семьи!

Каждое её слово больно впивалось в сознание, словно острые шипы, заставляя сердце колотиться в груди от гнева и унижения. Но ей было всё равно! Она просто продолжала атаковать, не обращая внимания на последствия своих слов. Её высокомерие и злоба слегка вытеснили из меня последние остатки сдержанности.

— Успокойся, Вийраль, — произнёс брат, не выпуская её руки. — Ты не можешь так говорить — она всё же моя сестра, — его протест был неуверенным и вялым, и что самое обидное — абсолютно бесполезным.

— Она не имеет никакого права спорить с нами! — не сдавалась жена брата. — Ей сделали одолжение, заключив договор с дроу, а эта зазнайка решила показать свой характер! И когда? В преддверии собственной свадьбы! Да тебе, не смотря на магическое уродство, оказали честь, а ты дура выступаешь!

Слова её звучали как удар, но на этот раз, я не собиралась отступать. В ней слишком много высокомерия и надменности и, наверное, благодаря этому, она выложила все факты на стол, дабы уколоть меня ещё сильнее. Но эффект был другим — я почувствовала, что это именно то, чего мне не хватало — явная правда о том, что происходило за спиной.

Что ж, вот и озвучено то, что я хотела услышать. В глубине души я всегда знала, что отношения между нами — это не просто придирки, но и причина, по которой у меня не было никакого контроля над своей судьбой — они меня презирали! За отсутствия нужного дара, я стала изгоем — позором нашего рода и семьи. Вот тебе и семейные узы…

Глава 7

Родители, переглянувшись, недовольно уставились на Вийраль. Похоже, они не собирались открывать мне всю правду, надеясь на то, что я как обычно приму всё как данное.

— Вы не имеете права решать за меня! — произнесла я, не желая отступать. — Тем более ты, — указала на сверкающую глазами девушку. — По твоим венам не течёт королевская кровь рода Лаорэ, а это значит, что твоё слово тут пустой звук! И за высказывания по поводу «уродства» ты должна быть наказана!

Я была уверена, что отец ничего не скажет Вийраль, однако если опираться на закон — он должен собрать семейный совет, и выбрать наказание за оскорбление.

— Уродство — это то, что находится у тебя в душе! — мой голос звенел как сталь. — Ты кичишься статусом и родом, но внутри остаёшься жалкой и ничтожной. Твоя ненависть — вот что действительно лишает тебя достоинства.

С каждым произнесённым словом я чувствовала нарастающую мощь внутри себя. А вот Вийраль… выглядела от моих слов так, будто я нанесла ей удар в самое сердце. Её лицо исказилось, и она, вновь хотела было двинуться ко мне и, наверное, ударить, но Фирноил, преградил ей путь.

— Она посмела обидеть меня?! — закричала она, стараясь отпихнуть брата.

— Да, я посмела! — воскликнула я в ответ, чувствуя, как всё внутри клокочет от адреналина. — Я устала молчать и терпеть это безобразие! Неужели нельзя поговорить нормально, рассказать, обсудить, в конце концов?! — перевела взгляд на родителей, ожидая от них ответа.

— Тут нечего обсуждать! — ударив по столу ладонями, наконец, опомнилась мать. Посуда жалобно зазвенела, и несколько приборов упали на пол, но это не привлекло внимание. — Уже всё решено — договор подписан, условия озвучены! Так что хочешь ты того или нет, тебе предстоит отправиться в Вил-Лин, — мазнув по мне раздраженным взглядом, она уже хотела отойти от стола, но обернулась, указав Илиндиль на дверь, а после, будто невзначай, добавила: — Жених приедет к празднику, так что не теряй зря время — подготовься, не только ко дню рождения, но и в дорогу.

Её слова прозвучали как приговор, накрывший меня тяжелым грузом отчаяния. И толку было выступать?! Меня всё равно никто не услышал — им по-прежнему плевать…

Опустив от безысходности руки, с гордо поднятой головой, проследила за тем, как Вийраль, самодовольно улыбнувшись, подхватила брата под руку и, распрощавшись с отцом, чинно проплыла мимо меня, демонстрируя своё превосходство.

Мы остались с отцом наедине. Казалось, длинный стол, разделяющий нас, служил некой бронированной стеной. Его взгляд, холодным лезвием, разрезал эту преграду, проникая прямо во внутренности, словно пытаясь обнажить все мои страхи и сомнения.

«Светлый лес, за что мне всё это?» — пронзила мысль, но она мгновенно исчезла, когда ледяной голос отца, разорвал тишину:

— Ты, наверное, не знаешь, — произнёс он, оттолкнувшись от стола и сложив руки на груди. — Но это я уговорил мать не бросать тебя в лесу после рождения…

От его слов, по всему телу пробежали противные, липкие мурашки. Я с трудом могла поверить в то, что услышала. Нет… это не может быть правдой — он просто хочет сделать мне ещё больней.

— Как знал, что однажды, бракованный ребёнок сможет послужить нашей семье. И вот, вскоре этот день настанет! Ты отплатишь за все годы роскошной жизни во дворце, и даже, за свой искалеченный, никчёмный питомник. И попробуй только выкинуть что-то — я уничтожу всё, что тебе дорого! Так что будь паинькой и продолжай играть роль безмозглой, бесправной дурочки, иначе… — он демонстративно провёл пальцами по шее, показывая, что именно меня ожидает, если я ещё раз открою рот и выкажу неуважение к величественному роду Лаорэ.

Эти угрозы пронзили насквозь, заставляя ещё не остывший гнев смешаться со страхом. Однако всё внутри противилось этому, как будто моя душа резко восстала против его слов. Нет! Я не стану заложницей чужих планов!

Придётся побыть слабой в глазах отца, но я не сдамся! Внутри будто разгоралась искра, которую ни один из «семьи» не сможет погасить! А пока, буду наблюдать, и составлять план, способный вывести меня из этого тупика.

— Иди в покои Лилариэль, — проследив за удаляющейся фигурой, хотела уже обессиленно упасть на стул, но замерла, от вновь прозвучавшего голоса: — И не высовывайся оттуда до самого праздника.

Опустившись на своё место, окинула взглядом накрытый всякими яствами стол. Есть не хотелось — чувство голода пропало ещё с того момента, как удалось подслушать разговор о браке. Поэтому просто отметив, что аппетит покинул не только меня, плеснула в бокал немного сока и, сделав пару глотков, откинулась на спинку стула, позволяя своим мыслям погрузиться в пучину раздумий.

В ушах всё ещё звенели слова отца: «… это я уговорил мать не бросать тебя в лесу после рождения…» Эта мысль ядовитой змеёй впивалась в сознание. Меня хотели вышвырнуть сразу после того, как я появилась на свет… «бракованная»…

Слёзы сами собой скатились по щекам, прочерчивая на идеальной коже влажные дорожки. Я не спешила их вытирать — у меня не было сил поднять руки.

Вокруг всё ощущалось неестественным, как будто весь мир замер, пока я погружалась в свою собственную тьму. Стены казались слишком высокими и давящими, а нависающий потолок, и вовсе грозился обрушиться на меня всеми ожиданиями «семьи».

Затуманенный взгляд, снова мазнул по столу, заставляя скривиться от увиденного: все эти угощения, напоминали о предстоящем празднике, который послужит радостным событием для всех, но не для меня, потому что я в этот день буду исполнять роль «звена».

Дорогие читатели!

Рада приветствовать вас на страницах моей новой истории.

Если вам по душе мир, в который вы только что заглянули — зажгите для книги звёздочку или нажмите «Мне нравится». Это не просто жест с вашей стороны — это мощная поддержка, помогающая книге расти, а мне — вдохновляться и творить дальше.

Глава 8

Мысли в голове метались, как дикие звери в клетке, не находя выхода. Как можно быть такими жестокими? Как может семья, что должна поддерживать, ранит так глубоко? Каждый раз, когда я пыталась понять, за что я должна испытать всё это, новый поток слёз накатывался на глаза. Я чувствовала себя выброшенной на обочину жизни, словно неожиданно, меня лишили абсолютно всего: рода, который меня так и не принял; близких, решивших избавиться от обузы; дома, не являющегося таковым.

— Деточка, ну что ты, — раздался неожиданно ворвавшийся в моё одиночество, тёплый голос Мириэль. Я не заметила, как она вошла, но её присутствие заставило отвлечься от тяжелых дум. — Всё образуется!

Покачала головой, понимая, что это всего лишь утешение, которое, как и многие другие слова, не могло изменить холодной действительности. Все карты раскрыты — я должна стать разменной монетой, предметом договора, связующим звеном между моим родом и тем, кого они выбрали в мужья.

— Ты не понимаешь, что меня ждёт, — ответила я, стараясь скрыть свою уязвимость.

Теперь о моём замужестве будут говорить все. Я даже могла представить себе их шепотки и насмешливые взгляды, полные упрёков и осуждений. Каждый в замке будет обсуждать моё положение, и судачить о том, что средняя дочь сильнейшего рода Лаорэ — пустышка. Отец чётко дал понять, что наказывать никого не станет, а значит, завтрашний день может превратиться в невыносимую пытку! Хотя… куда ещё хуже.

— Дай мыслям немного улечься, — мягко сказала Мириэль, подходя ближе. Она положила руку мне на плечо, и легонько сжала его в жесте поддержки. Этот жест окутал теплом, хотя под тяжестью недавних событий, ощущения быстро улетучились. — А утром я загляну к тебе, и мы обязательно обсудим случившееся.

Я хотела отказаться, думая, что разговоры уже не имеют смысла, но язык словно прилип к нёбу. Пришлось отпить немного сока, прежде чем озвучить мысль:

— Да не о чем тут говорить, — тяжело поднялась, возвращая бокал на стол. Весь запал, с которым я шла на ужин, исчез, и сейчас, чувствуя себя полностью разбитой, хотела лишь одного — забиться куда-то в угол, и никого не видеть, упасть в объятия забытья и просто перестать существовать, по крайней мере, на какое-то время.

Мириэль, заметив моё состояние, лишь вздохнула.

— Лиэр Эрэндор, приказал подавать еду в твои покои, так что, с утра, как только разберусь с завтраком, обязательно загляну.

Её слова о завтраке и о том, что она придёт, чтобы поддержать меня, немного успокоили. Я знала, что Мириэль действительно заботится обо мне и дорожит нашим временем проведённым вместе. Она всегда была рядом, чувствовала, когда мне плохо, и умела найти правильные слова, чтобы утешить. И хотя я всё ещё страдала от чувства одиночества и предательства, в моей душе зажигалась малюсенькая искорка надежды. И эта искорка говорила, что, возможно, я смогу выбрать путь, а не следовать за чужими планами.

— Спасибо, — прошептала, ощущая, как бешено скачущее сердце, немного успокаивается. — Я буду ждать.

Оставаться в малом банкетном зале больше не хотелось, поэтому заметив, как слуги спешат убрать со стола остатки ужина, я направилась к себе, отбывать своего рода «наказание», которое сейчас казалось неизбежным.

На замок опустилась тишина. Кто-то уже спал, а другие, завершая свои дела, только собирались отдыхать. Я же, словно превратившись в призрака, медленно, беззвучно брела по пустынной лестнице. Её гладкие ступени знакомо отзывались под ногами, но не приносили облегчения. Даже перила, которые всегда притягивали внимание, остались в этот раз не замеченными — теперь, всё выглядело бездушно и чуждо, словно все прожитые годы, осыпавшиеся пеплом, поглотили красоту некогда величественного дворца.

Коридоры, поблекли и уже не радовали своей красотой, сейчас они вызывали чувство одиночества. Складывалось ощущение, будто я брожу по чужому дому, где нет места надеждам и мечтам.

Оказавшись в комнате, прикрыла за собой дверь, чувствуя, как ещё одна преграда, отделяющая меня от остального мира, окончательно закрылась. Пространство, которое когда-то служило укрытием и местом покоя, превратилось в полную тягостных воспоминаний, камеру. Прислонившись спиной к деревянному полотну, прикрыла глаза, стараясь унять бурю чувств, раздирающих мою душу на части. Гнев, страх, глубокое разочарование — всё это переплелось толстыми нитями, и сейчас, казалось не вырваться из этой сети. Она словно окутывая пространство, заставляла оставаться на месте. Казалось, сделай я шаг вперёд, и меня поглотит вся эта темнота.

«Нет! Я не хочу потерять себя!» — сделав глубокий вдох, отпрянула от двери. Сейчас не лучшее время, для того чтобы впадать в уныние! Следует решить, как мне быть дальше, и что сделать для того, чтобы навязанный жених сам отказался от свадьбы, или, в случае провала, как незаметно покинуть стены замка. Уверенна, отец уже дал распоряжение об усилении охраны всех входов и выходов, однако, у меня всё же остаётся одна лазейка. И если он упустит её из виду, я легко смогу оказаться на свободе.

Мысли о возможном побеге обдавали холодным волнением, но вместе с ними, всплывали и бесконечные вопросы: что делать дальше? Куда пойти? Где спрятаться? У меня нет никого, кто бы мог приютить, и защитить беглянку от рода Лаорэ. Никакая дружба или знакомство не спасут меня от гнева родителя.

Упав на кровать, ощутила всю безысходность своей ситуации — никто не посмеет перечить отцу, и тем более противостоять его напору. Он властитель Светлых земель, и здесь все подчиняются его воле. А я, как оказалось, являюсь лишь инструментом, оставленным для достижения его целей. Так что, вряд ли он откажется от своей задумки, и спокойно отпустит беглянку — уверенна, погоня начнётся в ту же минуту, как отцу донесут о моём побеге.

При мысли о том, что, скорее всего никто не поможет, меня охватило чувство полной беспомощности. Я не могла представить себе, как начать новую жизнь, когда всё что у меня есть — лишь собственные мечты и решимость. Осознание того, что ни одна из моих задумок не может существовать без поддержки, хотя бы одного, готового выйти за пределы преданности роду, союзника, омрачало.

Глава 9

Ночь выдалась тяжелой. Вдали звучали отголоски природы, а внутри меня всё ещё бушевал страх, и всепоглощающая тревога. Нет, не за себя — я думала о предстоящем разговоре с Мириэль, и возможных последствиях этого союза, который непременно наведёт тень на её будущее, и обязательно лишит тёплого местечка в замке. Отец в лучшем случае её выгонит, а в худшем… отправит в темницу. Нет! Следует решить всё самой!

Сон всё же одолел уставшее сознание, но от этого не становилось легче — беспокойное сновидение то и дело погружало меня в бурлящие воды океана, из которых не получалось выбраться. Тёмные волны, нависая над головой, с силой обрушивались вниз, придавливая своей тяжестью. Я пыталась вынырнуть, втянуть в лёгкие глоток свежего воздуха, но очередная волна, заставила захлебнуться и пойти на дно. Сил больше не осталось! Руки и ноги ослабли, и сейчас, глядя на удаляющееся беззвёздное небо, я понимала, что это конец.

Подскочив на кровати, некоторое время просто сидела, не понимая, где я и что происходит. Мокрая сорочка, прилипая к телу, приносила дискомфорт, а крупные капли, скатывающиеся по спине и груди, заставляли вздрагивать от неприятных ощущений. Казалось, на меня вылили ведро воды, или и того хуже, заставили водную стихию обрушиться потоком на ничего не понимающую эльфийку.

— Это был просто сон, — прошептала, поднимаясь с мокрой кровати. — Страшный сон…

Руки дрожали, как будто я действительно всё это время пыталась вынырнуть из тёмного, бурлящего омута, а ноги, подкашиваясь, всё же привели меня в ванную, где с трудом отлепив промокшую одежду, скинула её на пол. Шагнув под тёплые струи душа, сразу ощутила, как вода обнимает меня, смывая остатки ночного ужаса.

Приснится же… Передёрнув плечами, подставила лицо под поток воды, пытаясь хоть так избавиться от ненужного страха. Мне хватает и того, что сейчас происходит. А этот сон… он улетучится с первыми лучами солнца, оставляя после себя лишь напоминание, в виде мокрой постели. Кстати, надо бы приказать служанкам немного убраться.

Быстро привела себя в порядок, и вопреки приказу отца, осторожно, глядя по сторонам, покинула комнату, и стены замка. Следовало проверить своих подопечных — уверена, как только отец избавится от меня, та же участь ожидает и их. Вот только червячок сомнений не давал покоя: выпустит ли он их, или, желая отомстить, приговорит к смертной казни. Нет! Уж лучше, я сама с ними разберусь!

Во дворе, как и ожидалось, прибавилось стражи. Но она была не страшна, так как за все годы жизни, я хорошо ориентировалась на местности, и знала каждую дорожку как свои пять пальцев. Понимала, где можно пройти, и остаться незамеченной, а куда не стоит соваться, ибо сразу же буду обнаружена.

Двое стражников, оказавшись в опасной близости, заставили меня нырнуть в кусты, и до самых конюшен, пробираться по зелёным укрытиям. Да… не оценила я по достоинству желание отца выдать меня замуж. Видимо ему так припекло, что лишаться этого союза он не собирается, и даже больше — он уже считает его свершенным. Ну а что, договор ведь подписан, и осталась всего лишь малость — провести ритуал. Где я, конечно, могу при всех заявить, что не желаю этого брака. Вот только, что ожидает меня после отказа?

Прошмыгнув мимо конюшен, заметила, что стойло Сафарвала пустует. Неужто батенька так рано отправился навстречу гостям, или и вовсе будет ожидать их у границы, чтобы без проблем провести дроу на Светлые земли? Впрочем, не важно! Меня это не должно волновать.

Оказавшись на территории загонов, заметила как жемчужный жеребец, лениво подняв голову, проводил меня внимательным взглядом, до самого закутка с животными, а после, и вовсе, медленно подошел к ограде.

— Гордый конь самого Эрэндора Лаорэ снизошел до никчёмной эльфийки? — протянув руку, хотела было погладить его по морде, но вовремя одёрнула себя, вспоминая, что этот экземпляр, не подпускает никого, кроме отца. Конюхов же он терпит, однако, если что не понравится строптивцу, может укусить, или даже лягнуть, нанося тем увечья.

Помню, как в лекарское крыло принесли недавно поступившего на службу слугу, решившего, что все россказни о нраве Сафарвала выдумка. Так вот, пробравшись в конюшни, этот ушастый, не озаботившись о своей безопасности, решил угостить жемчужного сладеньким. И всё бы ничего, если бы по глупости, он не вошел в его стойло… В общем, проверка легенды стоила парню сломанных рёбер, и долгих причитаний лекаря, о том, каким безмозглым нужно было родиться, чтобы полезть к коню высокопочтенного лиэра. С того времени, служащие с ещё большей опаской косились на своевольного жеребца, и при случае, старались обходить его стороной.

— Иди, гуляй, пока есть такая возможность, — отмахнувшись от любопытного взгляда, подхватила охапку с сеном, и, разместив его в кормушки вольеров, вернулась за кормом.

Когда с кормёжкой было покончено, уделила немного времени каждому животному: погладила маленького оленёнка, тут же проверяя его здоровье, провела пальчиками по густой шерстке подросшего кабана, осмотрела семейство хорьков… Когда дошла до вольера с кроликом, остановилась. Не знаю почему, но этот маленький ушастик с самого попадания в мои руки, уж очень сильно запал в душу. Такой беззащитный, трогательный, и очень милый.

Подняв его на руки, выпустила частичку магии, окончательно убеждаясь, что малыш вполне готов отправиться в лес. Значит, завтра мы распрощаемся. План был таков, что уходить в любом случае придётся через загоны, поэтому, освободив животных, отправлюсь… в Лайсар. Он расположен прямо на берегу океана, и является портовым городом. Именно там, затерявшись, я смогу попасть на корабль. А дальше… скорее всего меня ждёт Саверия*.

В Светлых землях оставаться опасно — меня везде смогут найти стражники, или увидеть знакомые, которые за отдельную плату, обязательно выдадут всю доступную информацию. И тогда, по горячим следам, отец непременно найдёт меня, а это значит, что все старания будут напрасны.

Глава 10

Я устроилась на балкончике, прячась от назойливого утреннего шума, что понемногу наполнял двор. С высоты были видны первые слуги, спешащие по делам, стража, снующая туда-сюда вдоль вымощенных разноцветным камнем дорожек. Всё вокруг медленно просыпалось: ветер шевелил листву, капли росы, поблёскивали на лепестках цветов, где-то вдалеке щебетали птицы. Я словно растворилась в этом пробуждении, в покое, которого мне так не хватало.

— Вот ты где, — внезапно прозвучавший голос Мириэль, заставил вздрогнуть. Я так ушла в себя, что даже не заметила её присутствия. — А я уж подумала, что ты, нарушив запрет, отправилась к своим питомцам.

Смущённо улыбнувшись, жестом указала Мириэль на свободное кресло. Разговор обещал быть длинным, так что, держать женщину у двери было бы как минимум, невежливо, а как максимум — неразумно. Она всё же пришла не просто потому что ей приказали, а затем, чтоб поддержать меня.

Мириэль молча скользнула взглядом по балкону, затем, слегка кивнув, опустилась в кресло, поправив складки небесно-голубого платья.

— Рада тебя видеть, — призналась я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, почти обыденно, хотя внутри всё сжималось.

Думать о побеге — это одно. Легко строить планы в тишине и одиночестве, где никто не задаёт лишних вопросов. Но воплотить задуманное так, чтобы никто не пострадал, и чтобы никто не заподозрил — это уже совсем другое. Ответственность давила, невидимым грузом. Особенно перед ней — перед Мириэль.

Украдкой взглянула на её лицо, пытаясь угадать: Догадывается ли она, что я задумала? Или просто пришла выполнить свой долг, поддержать ненужную родственницу великого рода Лаорэ?

— Девочка моя, — заговорила она, поймав мой взгляд. Голос её был удивительно мягким, почти материнским, но в нём ощущалась скрытая боль и тревога. — Мне очень жаль, что твоя семья недооценивает то, что я нашла в тебе.

Я не отвела взгляд. Слова Мириэль прозвучали неожиданно откровенно, даже как-то болезненно. Она редко позволяла себе такую уязвимость.

— Ты мне за эти годы стала ближе, чем родная дочь, — горькая усмешка не скрылась от моих глаз, — которая давным-давно забыла о существовании матери.

Она на мгновенье замолчала, будто собираясь с духом, и лишь потом добавила:

— И сейчас, видя такую несправедливость, я просто не смогла сдержаться и промолчать. Прости, если перешла черту.

Сердце у меня ёкнуло. Эта женщина, столь сдержанная, иногда строгая, или милая, сейчас смотрела на меня с такой теплотой, что я не знала что сказать. За её словами скрывалось больше чем сочувствие…

— Мириэль… — не сдержав порыва, подалась вперёд, и едва заметным, но полным благодарности движением, коснулась её руки. — Когда мне было плохо, ты всегда была рядом. Поддерживала, даже тогда когда я сама не верила, что смогу выдержать очередной удар. А когда я ощущала радость — ты радовалась вместе со мной, будто это была твоя победа, и твой успех.

Я глубоко вдохнула, стараясь удержать голос от дрожи. В груди всё сжалось, и слова вырывались, как дыхание после долгого молчания.

— Так скажи… за что я должна тебя прощать? За ту заботу, которую не получала ни от кого другого? За то внимание, которое исходило только от тебя? Ты ведь знаешь, что в этом мире у меня никого нет ближе тебя.

Мириэль смотрела молча. Но в её взгляде я видела ту самую тишину, которая говорит больше слов. В глазах женщины отражалось многое: не только гордость за меня — за то кем я есть, несмотря ни на что, но и боль. Та, что затаилась где-то на границе души и памяти. Страх не за себя, нет — за меня, за то, что может случиться. И любовь. Ту, что редко называют вслух. Ту, что не нуждается в громких признаниях, потому что она отображается в жестах, в молчаливом присутствии, во взгляде, в простом прикосновении.

Я впервые по-настоящему поняла, насколько она важна для меня. Не как служанка или повариха, а как единственная эльфийка, которая видела меня насквозь, и всё равно оставалась рядом.

— Я безумно рада, что на моём жизненном пути встретилась именно ты, — сказала она тихо, накрывая мою руку своей ладонью. Её прикосновение было тёплым, ободряющим… и прощальным? — Но сейчас, я буду вынуждена настаивать на том, чтобы ты ушла.

Я вздрогнула, и подняла на неё взгляд, полный непонимания — мы ведь ещё не говорили о побеге…

Мириэль, заметив мою реакцию, поспешила пояснить:

— Твои родные… они ломают тебе жизнь. Ты должна это понять. Такое решение, не просто ошибка — это приговор! Светлые эльфы не находили покоя в землях Вил-Лина. И не из-за того, что там живут дроу или наги — нет! Проблема находится глубже. Эти земли, они расположены в аномальной зоне. Пространство само по себе там искажено, оно враждебно к нашему виду. Там жить — значит медленно угасать. Были прецеденты, но все они закончились плачевно.

Я ловила каждое слово, будто от этого зависела моя жизнь. А может, так и было…

«Наше правительство знало? — мысль вспыхнула и обожгла изнутри. — Неужели они умышленно скрывали правду?» И самое страшное — отец… он ведь знал! Знал — и всё равно подписал этот договор! Так просто готов отдать меня в жены дроу, выслать в земли, где я медленно умру… как это вообще возможно?

В груди что-то оборвалось. Я почувствовала, как связующая нить рода, просто разорвалась — они все меня предали!

— Я думала об этом, — прошептала, чувствуя как дрожь в голосе, выдала мои страхи. — И теперь, после твоих слов, уверена — мне нужно бежать. По-другому нельзя.

Мириэль не перебивала. Только крепче сжала мою руку, будто передавала ту силу, которой самой так часто не хватало.

— Вот только… — я опустила взгляд, — где скрыться, я пока не знаю. Боюсь, стража найдёт меня раньше, чем я доберусь ло Лайсара. Если отец узнает, что я исчезла…

Я осеклась, осмотрелась, и стараясь унять дыхание, продолжила:

— Остаётся лишь надеяться на праздник, — именно на него я рассчитывала. — Все будут отвлечены речами, важными разговорами, и подношениями… Возможно, если сослаться на недомогание, удастся уйти раньше. Выиграть себе хотя бы полчаса, чтобы добраться до леса. А там, если лес будет ко мне благосклонен — выйти к портовому городу, и найти судно. Любое. Главное — покинуть эти земли, до того как они поймут, что меня больше нет, или до того, пока меня не нашли.

Глава 11

Утро началось совсем не так, как я его себе представляла. Я хотела встретить этот день на рассвете — в тишине, в окружении полюбившихся животных, а после, выпустив их на волю, отправиться к себе в комнату, чтобы завершить вчерашние сборы. Да, я не сидела без дела!

После того, как Мириэль ушла, меня накрыло странное ощущение пустоты. Будто вместе с ней из комнаты ушло что-то важное, ускользающее. Но я не позволила себе утонуть в этом чувстве. Наоборот — стиснув зубы, заставила себя подняться и начать приготовления.

Достала небольшую сумку и аккуратно, без спешки, сложила внутрь всё необходимое. Несколько вещей — только самое нужное. И, конечно, драгоценности. В условиях скорого побега, они станут не просто украшением — они будут моей свободой. Род Лаорэ даже не заметит потери. Для них это ничтожная капля в море богатства, а для меня, шанс прожить не просто месяц, а годы, быть независимой и свободной.

Без тени сожаления я выбрала самые недорогие и легко продаваемые украшения: серьги с лунным сапфиром, кольцо с чёрным опалом, ожерелье, которому завидовала сама тётушка Фаринаэль. Всё это отправилось в сумку, спрятанную в дальний угол гардеробной. Затем я подготовила самую простую и удобную одежду, ту, в которой можно быстро двигаться — и ещё быстрее исчезнуть.

Так закончился день, а новый… новый начался с подчинения. Вместо привычного обхода мне пришлось покорно отправиться в купальню. Сегодня у меня не было выбора. Сегодня — день моего совершеннолетия!

Меня вымыли тщательно, почти демонстративно — как витрину перед выставкой. Вода была горячей, душистой, с лепестками цветов и маслом, сладкий аромат которого будто впивался в кожу, напоминая: я должна быть идеальной. Затем последовали ароматы, натирания, шелест тканей, руки служанок, ловко укладывающие волосы в тугую, чересчур нарядную причёску.

Я не сопротивлялась. Внешне — нет! Но внутри всё сжималось.

Когда мне предложили платья, я едва ли сделала вид, что выбираю. Просто указала на изумрудное — единственное, в котором чувствовала себя хоть немного защищённой. Да, эта защита была иллюзорной, словно тонкая вуаль, не способная укрыть от реальности. Но всё же создавалось ощущение, что ткань, насыщенная глубоким зелёным оттенком, обвивает меня как щит. Щит от чужих взглядов, от лицемерных улыбок, от будущего, которое мне пытаются навязать.

Я смотрела на своё отражение в зеркале, и не узнавала себя. Передо мной стояла чужая эльфийка, наряженная, отполированная, готовая к… продаже. Вот только я не товар! И пусть вся семья празднует, пусть улыбаются окружающие и звучат фанфары — я знаю, что сегодня для меня вовсе не праздник. Сегодня день, когда мне придётся выбраться из клетки, прежде чем она захлопнется навсегда.

— Вижу, сэльваны* сотворили очередное чудо, — голос матери, холодом прошелся по коже. — Выглядишь вполне достойно. Однако стоило бы наряжаться не по моде Светлых земель, а по традиции Вил-Лина. Жаль не подумала об этом раньше — жениху было бы приятно видеть тебя в их одеяниях.

Каждое её слово пронзало грудь шипами. Я стояла молча, с прямой спиной и опущенным взглядом, но внутри всё клокотало. Хотелось закричать, сорвать с себя это платье, высказать ей всё, про «достоинство», про жениха, про этот фарс под видом обряда. Но я знала — это было бы безрассудно.

Слишком многое поставлено на карту. Одно неосторожное слово, и я потеряю шанс на свободу. Поэтому я молча сдерживала дрожь, выдающую бурю под спокойной маской.

— Твой будущий муж скоро прибудет, — произнесла она, будто мимоходом, даже не глядя в мою сторону. Словно говорила не со мной, а с пустым пространством. — Его, как почётного гостя, встречает сам Эрэндор. В сопровождении Фирноила, разумеется.

Голос её звучал спокойно, почти отстранённо, как будто это была не моя судьба, а простая формальность, которую нужно соблюсти. И конечно, она намеренно не назвала Эрэндора моим отцом — ещё один тонкий укол, брошенный с привычной жестокостью. Казалось, ей доставляло удовольствие вести этот монолог так, будто меня здесь вовсе не было.

— Так что приготовься встречать их у главного входа. И запомни — ты обязана понравиться дроу. А иначе… — её острый взгляд, клинком разрезал пространство, впиваясь прямо в сердце. Продолжения не потребовалось: я и без слов понимала, что именно может произойти, и что они могут сделать. — Тебя позовут.

С этими словами, даже не взглянув на меня, она развернулась и вышла, оставляя за собой холод и тишину, в которой звенела лишь моя злость.

Я стояла, едва сдерживая дыхание. Нет! Я не позволю этому союзу свершиться!

Время тянулось мучительно медленно. Я сидела словно на иголках, ощущая, как каждая минута ожидания впивается под кожу. Неведомый жених уже почти у порога, и сама мысль об этом сковывала дыхание. Но было и другое ощущение — ощущение грызущей изнутри вины. Мои животные находятся без еды и ухода! Я знала, что никто о них не позаботился — здесь они никому не нужны. А я… должна сидеть в комнате, как изящная статуэтка, и ждать своей судьбы?

Плевать! Плевать на всё и на всех!

Осторожно поднялась, прошла к двери и, прижавшись к холодному дереву, прислушалась. Тишина. Тихо, почти бесшумно, выскользнула из комнаты и, приподняв, струящуюся по ногам ткань платья, короткими перебежками устремилась на выход.

В коридорах изредка мелькали слуги — кто-то спешил с подносом, кто-то с тканями или свитками. Но к счастью, никто из них не заметил меня. Каждый раз, услышав шаги, я замирала, прижавшись к стене, затаиваясь за очередным напольным вазоном или скрываясь за поворотом. Сердце билось так громко, что казалось, его могут услышать.

Платье мешало: шуршало, цепляясь за углы. Приходилось удерживая ткань, сжимать подол в руке, чтобы не выдать себя лишним звуком. Шаг за шагом, взглядом выискивая укрытие за укрытием, я тенью двигалась вдоль стен. Напряжение в теле с каждым метром росло, но я не останавливалась.

Глава 12

— Лилариэль!

Я дёрнулась, будто от удара плетью. Нет… это был не просто голос отца — это был голос лиэра Эрэндора, властный, ледяной, не терпящий возражений.

Он стоял в проёме, перекрывая путь к отступлению. Его высокая, прямая фигура источала власть, от которой веяло холодом — не ледяным, а безжизненно-хрустальным, как от замёрзшего горного озера.

Его белые, как первый снег, волосы, были безупречно зачёсаны назад, и наверняка стянуты золотой нитью у затылка — ни единой выбившейся пряди. Лицо резкое, точёное, словно вырезанное из мрамора, несущее в себе красоту и беспощадность древней расы.

Но сейчас, эта красота искажалась. Губы скривились в презрительной усмешке, а голубые глаза, холодные как ледяные вершины северных гор, сверкали молниями ярости. В них не было ни тепла, ни сомнений — только гнев, который он не собирался сдерживать.

— Ты ослушалась приказа! — рявкнул он, заставляя меня медленно подняться с кроликом на руках. Он был последним, именно в его вольере заела защёлка, и теперь, мы остались вдвоём… лицом к лицу с чудовищем в образе отца. — Помнишь, что я тебе обещал?! — его голос сочился ядом. Он медленно обнажил клинок, и, словно хищник, стал приближаться ко мне.

— Нет, — прошептала дрожащими губами, прижимая ушастика к груди, — пожалуйста… прошу…

— Я давал тебе шанс! Но ты решила перечить моей воле, — лезвие блеснуло на солнце, и я хотела уже зажмурить глаза, но внезапно, из ближайшего к нему вольера высунулась рыжая мордочка. Лур… Мой Лур. Мой старый лис.

Он зарычал — как мог, как умел. И в следующее мгновение метнулся вперёд, вставая между мной и Эрэндором.

— Беги, — закричала, в отчаянии бросаясь в сторону защитника. Не знаю, на что я надеялась, но мой порыв оказался бесполезным. Один хищный взмах клинка — и всё замерло. Лур… рухнул. Мгновенно. Беззвучно. И только кровь — густая, алая вытекая из бездыханного тела, разливалась по сырой земле, как чернильное пятно по свитку. Она не впитывалась, будто сама природа отказывалась принимать эту жертву — была против этой смерти.

— Ненавижу! — вскрикнула я, но голос сорвался.

Всё закружилось. Перед глазами поплыли чёрные пятна. Слёзы жгли лицо, а в ушах зазвенела пустота. Я не слышала, что он кричал — мне было всё равно!

Бежать! Только бежать!

Как я проскочила, мимо разъярённого Эрэндора не помню. Но оказавшись в загоне, бросилась в сторону леса, краем глаза, замечая, что меня нагоняет стража и Сафарвал. Бежать!

Споткнувшись, я едва не рухнула на землю, выронив перепуганного кролика. Он, вывернувшись из рук, метнулся в сторону ограды, но чтобы скрыться, ещё оставалось пробежать достаточно большое расстояние. И только потом, ушастый, сможет обрести свободу.

Между тем, стражи приближались. Я слышала топот — тяжёлый, неумолимый, и копыта, глухо отбивающие ритм. Сердце сжалось. Ощущение безысходности накрыло с головой — мне не уйти! Всё что я делала, было зря. Побег, Лур, кролик… всё напрасно.

Вдруг мимо, с грохотом, пронёсся Сафарвал. Он, едва не сбив меня с ног, промчался как буря, но — без седока. Свободный. Сияющий в лучах солнца, словно призрачный дух, вырвавшийся из легенд.

Жеребец остановился чуть впереди, развернулся, и замер, глядя на меня. А я… задыхаясь от боли и усталости, стремилась скрыться от нагоняющей стражи. Шаги давались тяжело, дыхание давно сбилось, внутри всё пекло. Устремив взгляд вперёд, столкнулась с умными глазами коня. В них не было ни злости, ни отстранённости. Только внимание, и ожидание. Он ждал меня?

На мгновение мир сузился — только я, он и настигающая опасность за спиной. Краем глаза, заметила, как кролик всё же добравшись до ограды, нырнул под неё, и остановился. Сердце кольнуло страхом: он не должен оставаться рядом! Это чудовище его найдёт… как нашло Лура.

Топот позади, становился всё громче. Силы уходили. Я уже не чувствовала ног. Боль пульсировала в висках. Казалось ещё немного, и я просто упаду в траву. Но Сафарвал… он был рядом! Величественный, сверкающий жемчужным отливом, с гордо вскинутой головой. Его грива развивалась на ветру, а глаза будто ловили мой взгляд.

Вот он мой шанс! Мой выбор!

Из последних сил рванула вперёд. Конь оказался совсем близко, вот он, протяни руку, и прикоснись. Что я и сделала — ухватившись за уздечку, зарылась пальцами в шелковистую гриву, и чуть подпрыгнув, повисла на шее строптивого, боясь, что сейчас он взбрыкнёт, и я, просто не удержавшись, полечу вниз. Но этого не случилось! Сафарвал всхрапнув, направился в сторону ограды, и неожиданно прибавив ход, оставил преследователей позади.

— Барьер! — крикнула я, удерживаясь на нём из последних сил.

И Сафарвал понял! Он рванул вперёд, сотрясая землю копытами, и в несколько взмахов, преодолев расстояние до ограды — взлетел.

А дальше… Всё случилось слишком быстро. Во время приземления, пальцы соскользнули с уздечки, и в следующее мгновение я уже летела вниз, навстречу земле.

Удар был жестким — воздух выбило из лёгких, и я, тряпичной куклой, сбивая росу, прокатилась по траве. Всё затихло. Мир замер.

Последнее, что увидела сквозь пелену боли и надвигающейся темноты — испуганные глаза, застывшего на месте ушастика, совершенно не понимающего что только что произошло. И… жемчужный силуэт Сафарвала. Он медленно приближался ко мне, больше не сияя величием, а словно оплакивая то, что не сумел удержать. Его шаги были осторожны, почти неслышны, как у теней. Он брёл ко мне, и в его глазах я видела тревогу.

А потом — тёплая, тяжелая, безмолвная темнота, медленно окутала меня, словно мягкий покров, унося прочь от боли, страха и суеты этого мира. Она не пугала — напротив, забирала в свои ладони, убаюкивала, словно ночной ветер в листве, где уже не было нужды бежать или бороться.

Глава 13

Сквозь темноту медленно, с нарастающим раздражением, прорывался глухой, монотонный звук.

Он настойчиво терзал уши, выдёргивая из вязкой полудрёмы, где не существовало ни боли, ни страха — только покой, тяжелый и тёплый, как глубокий сон.

Но этот звук… он ломал тишину.

Ритмичный, повторяющийся, будто чьё-то дыхание рядом, слишком близко. Он стучал в мозг, раскачивал тело изнутри, заставляя всплывать к поверхности сознания.

В ушах зазвенело. Где-то внутри что-то дрогнуло. Тишина дала трещину.

Я попыталась открыть глаза, но веки словно налились свинцом, не желая подчиняться. Тело отозвалось резкой болью в спине, словно внутри вспыхнула жгучая искра.

— А-а… — глухо сорвалось с губ, и этот звук стал первым, что по-настоящему принадлежало мне.

Пальцы дёрнулись, ноги отозвались колкой волной иголок — так бывает, когда долго не двигаешься, и кровь возвращается в спящее тело. С каждым вдохом — боль! С каждым движением — стон. Губы потрескались, язык будто деревяшка. Горло пересохло, и даже воздух казался царапающим.

Сознание медленно возвращалось. И с ним вопросы, и страх.

— Тише, девонька, тише… — раздался рядом хрипловатый, дрожащий голос. Он заставил меня замереть, потому что я не слышала его ранее — и теперь, сквозь пелену боли и тумана, не понимала: кто это? Как старик мог оказаться в замке? Что он здесь делает, и как его вообще впустили?

— Всё будет хорошо, — продолжал он мягко говорить. — Полежишь немного, окрепнешь, и снова сможешь сесть в седло.

Почувствовала лёгкое похлопывание по руке, но так и не смогла открыть глаза, чтобы понять, где я, и что происходит?

— Коня я твоего пока в хлев загнал, — проговорил он с тихим смешком. — Уж больно шустрым оказался, еле управились. Хорошо сыновья Ойхи вернулись из города — сам бы я с ним не справился.

Сафарвал?! Хлев?

Мысль кольнула, обожгла. Какой ещё хлев? Где я? Что за Ойха? Какие сыновья? Почему Сафарвал не под охраной? И где мой кролик? Удалось ли ему сбежать? И… почему рядом не слышно стражи, не звенит металл, не гремят приказы?

Паника подступила резко, навалилась, как холодная волна.

Меня ведь наверняка схватила стража… отец… он, конечно же приказал… закрыть меня… В лекарском крыле? Или в подземелье? Это… это не может быть реальностью!

— Не волнуйся девонька, — снова заговорил старик, не замечая моих внутренних метаний. — Скоро полегчает. Травки Ойхи творят настоящие чудеса. Она и не таких на ноги ставила.

Я лежала, не в силах открыть глаза. Тело по-прежнему не слушалось, словно заключено в кокон из боли и усталости. Лишь слух оставался моим единственным проводником в реальность.

А старец всё говорил и говорил… Его голос был тёплым, немного хриплым, как потрескивающий очаг в сыром доме. Он мягко поглаживал по руке, и это прикосновение… оно не пугало. Наоборот — в нём было что-то обнадёживающее, будто он и правда знал, что я поправлюсь.

Он рассказывал о сыновьях той самой Ойхи, о том, как они помогают матери, как она лечит людей от ожогов, лихорадок, укусов зверей. Он говорил, будто сам с собой, не требуя ответа.

И вот уже будто невзначай, перешел на другую тему — о ярмарке в Карте, что состоится через несколько дней. Говорил, что собирается туда отвезти свой урожай ранних яблок. С гордостью отмечая, что в этом году плоды удались особенно сочными.

Яблоки. Ярмарка. Карт… Это звучало так дико — так по домашнему, по-человечески?! Будто я никогда не была ни в замке Лаорэ, ни в столичной Иории.

Неужели это правда? Неужели я… не там? Но если это так, то где же я на самом деле? И кто он, этот старец с тёплыми руками и бесконечными историями?

Ох, только бы очнуться… Только бы увидеть его лицо. Узнать, где я, и что теперь ждёт впереди?

Рассказ старика прервали приближающиеся шаги и уверенный стук трости о деревянный пол. Дверь скрипнула, впуская в комнату новый голос, в котором звучали усталость, твёрдость и закалённое годами терпение.

— Ох! — раздался резкий звук — что-то с глухим стуком ударилось о пол. — Измучил, небось, бедняжку своими бесконечными историями. Я же говорила — ей нужен покой! У тебя что, дел других нет?

Голос женщины был не юн, но и не стар, с хрипотцой, будто она много приказывала и мало спорила. Он не давал сомнения: в этой ситуации она главная!

Послышался скрип старой мебели, и я была уверена, что мой говорливый надзиратель поднялся с места. Он, торопливо что-то пробормотав, решил быстро ретироваться, пока не последовала ещё одна порция выговора.

Между тем, шаги стали ближе, а затем замерли у моего ложа. Трость постучала в последний раз и утихла. Я всё ещё не могла открыть глаза, но чувствовала — что-то изменилось. В комнате стало теплее — словно в неё вошла сама уверенность.

— Сейчас, милая, ты выпьешь лечебного сбора, и тебе станет легче, — прозвучало уже совсем рядом.

Тёплая, сухая рука осторожно протиснулась между подушкой и моей шеей, мягко приподнимая голову. Вслед за этим губ коснулась прохладная ёмкость.

Со стоном мои губы приоткрылись, и внутрь потекла тёплая, терпкая жидкость — с горечью луговых трав и туманной сладостью полевых кореньев. Будь я в силах — выплюнула бы эту гадость. Но сил не было… Оставалось только глотать, и слушать её голос:

— Давай, милая… ещё глоточек… вот так. Молодец.

Когда настой закончился, она медленно опустила мою голову обратно и, поправив подушку, провела ладонью по лбу. Прикосновение было сухим, чуть шершавым, но почему-то успокаивающим.

— На вечер я сделаю настой из сизого лашника, — продолжила она. — Так что ночью будешь спать, как младенец. Ни боль не побеспокоит, ни тревоги. Всё пройдёт.

Она замолчала на миг, а потом добавила уже почти шепотом:

— Утром, я обязательно навещу тебя. А пока… отдыхай.

Дорогие читатели! От всего сердца благодарю вас за лайки и поддержку❤️

Глава 14

До самого вечера я то проваливалась в дремоту, теряя тонкую связь с реальностью, то выныривала обратно — в мир звуков и шорохов, стараясь уловить хоть что-то знакомое. Но всё, что доносилось до слуха, было спокойным и простым: шелест листвы за окном, лай собак вдали, плеск воды, редкие, тихие, почти неразборчивые голоса, и глухой металлический звон, словно молот, методично бил по наковальне.

Старик больше не приходил. Видимо, всё же прислушался к голосу женщины и ушел по своим делам, оставив меня наедине с неведением.

Так прошел день. Методично, тягуче, как мёд по краю ложки.

Время текло незаметно, но что-то в воздухе подсказывало — вечер близко. Запахи стали другими: прохладнее, и примесью сырости и прелой травы, словно снаружи начинал опускаться тяжелый вечерний воздух. И тогда я услышала знакомый ритм — удары трости о деревянный пол. Они были медленными и уверенными, словно кто-то не спешил, но точно знал куда идёт.

Не знаю почему, но эти звуки не встревожили меня. Наоборот — я ждала её! Ждала этот размеренный стук трости, шагов, дыхания рядом… Хотела, чтобы она снова пришла и сделала всё возможное для того, чтобы я смогла открыть глаза, и не только услышать, но и увидеть этот мир, и тех кто меня окружает.

Я почувствовала, как дверь мягко открылась, скрипнула, — тихо, почти извиняющимся тоном. Комната наполнилась запахом сушеных трав, немного горьким, с еле уловимой ноткой мяты и ландыша. Он обволакивал, успокаивал, словно тёплый плед, заботливо накинутый на плечи.

Она вошла. Я знала это не по звукам — по ощущениям. Воздух вокруг изменился. В нём стало меньше тревоги, больше тепла. Рядом с моей кроватью зашуршала ткань — она видимо присела. Потом снова её ладонь. Тёплая, сухая, но не грубая. Осторожно коснулась моего запястья, как будто проверяя — здесь ли я, жива ли, слышу ли.

— Всё хорошо, девочка моя. Всё будет хорошо, — прозвучал её голос. Он был негромким, но в нём было столько твёрдой уверенности, что мне вдруг стало легче дышать.

— Не бойся. Всё что было — осталось позади. Здесь никто тебя не тронет и не обидит. Здесь ты — просто ты. А я — просто та, кто хочет тебе помочь. Без всяких условностей и принадлежностей.

Мне захотелось заплакать. Не от боли — от облегчения. Потому что впервые за долгое время я услышала не приказы, не угрозы, не холодное «нужно», а живое «хочу помочь».

— Ты сильная, я это сразу поняла, как только тебя сюда принесли. Такие как ты, не сдаются. Просто иногда им нужно немного… передохнуть. Но тот способ, что выбрала ты, довольно странный — умудриться слететь с такого коня… кощунство, — в её голосе промелькнула лёгкая, добрая усмешка.

Она убрала руку с моей, и, прикоснувшись ко лбу, осторожно убрала разметавшиеся волосы.

— Сейчас ты выпьешь настой, отдохнёшь, а завтра… — голос прозвучал чуть строже, но от этого не стал холоднее, — придётся тебе, милая, поработать.

К губам вновь прислонили сосуд. Травяной запах мгновенно защекотал ноздри, и я уже знала, что будет дальше. Горькая, терпкая жидкость, обжигающая язык и горло, влилась в рот, не спрашивая согласия. Я вздрогнула, но послушно проглотила.

— Спи, — сказала она тихо, когда убрала сосуд. — Набирайся сил. Завтра начнётся новый день.

Как ни странно, после ухода женщины сон действительно пришел быстро. Тело расслабилось под действием настоя, и я почти с благодарностью провалилась в тёплую, вязкую темноту. И всё было бы хорошо… если бы не сон.

Он настиг меня внезапно — тяжелый, пугающе знакомый. Я тонула! Барахталась, рвала воду руками, отчаянно пытаясь пробиться к поверхности, вдохнуть хоть глоток воздуха… но опять проиграла.

Безысходность сдавила грудь, паника росла, и в тот момент, когда очередная волна закрыла надо мной небо — я подскочила на кровати, вынырнув из сна, как из воды.

— Это просто сон… — хрипло прошептала, глядя в упор на шершавую дощатую стену.

Осознание медленно возвращалось. Я вижу! Темнота ушла. Осталась только лёгкая пелена перед глазами, но даже сквозь неё я различала очертания. Слава Светлому лесу — я вижу!

Передо мной открылась простая, невзрачная комната: шероховатые, местами потемневшие деревянные стены, обшарпанный пол с зазубринами, и окно — единственный источник света, напротив хлипкой двери с железной ручкой.

Мебели было немного, и вся она напоминала старые деревенские дома. В углу стоял потёртый, с расщеплённым углом, сундук, а у стены — моя кровать, с чистой, застиранной простынёй, и тонким, цветным одеялом. Рядом с ней расположился неустойчивый стул и небольшой деревянный столик, накрытый светлой, чистой, будто только что выстиранной, вязаной салфеткой.

В центре стола расположился глиняный кувшин, украшенный нежной росписью полевых цветов, и рядом с ним, такая же кружка.

Внезапное осознание накрыло с головой — я не в Светлых землях! И даже не на их границах…. Это Саверия — человеческое государство!

Мысль обрушилась, как ледяной поток, пронзив до костей. Вчерашний старик — человек. Его речь, манера, даже прикосновение — всё казалось другим, чужим. И та женщина…

Ох, Светлые, как я сюда попала, и что вообще происходит?

— Проснулась, милая?

Я не услышала шагов — мысли слишком громко шумели в голове, как бурлящая река после паводка. Но жалобный скрип двери вырвал меня из потока тревог и догадок.

На пороге маленькой комнаты показался человек. Тот самый, что накануне просидел рядом, терпеливо рассказывая о своей жизни, о сыновьях Ойхи, о яблоках, о простых вещах, которые тогда казались мне нереальными.

Он был рядом, когда я едва цеплялась за сознание, и его рука, мягко лежащая на моей, будто передавала через прикосновение силу и спокойствие. Он не дал мне утонуть в страхе.

— Да, — хрипло прошептала, и тут же закашлялась, словно воздух, наконец-то проникший в горло, решил напомнить, как долго я не говорила.

Старичок с неожиданной для своего возраста прыткостью подошел к столику. Ловко подхватил кувшин, налил воды в кружку, и, поднеся её ко мне, улыбнулся по-доброму, с искренним участием, будто рад был услышать мой голос.

Глава 15

Киран — так звали старика, ещё какое-то время неспешно рассказывал, как они меня нашли у старых, полуразрушенных камней, что некогда считались священным кругом Рэйна.

Он говорил об этом с уважением, почти с благоговением — о месте, куда в древности приносили подношения, где молились и просили помощи у Бога, что звался Отцом Света и считался заступником всего живого.

— Он не отказывал никому, — тихо произнёс Киран, — помогал своим детям, как умел. Любил их.

Но в какой-то момент всё изменилось. Молитвы оставались без ответа, или ответы стали такими редкими, что существа этого мира утратили веру в чудо.

Постепенно жители Ларэйна забыли дорогу к кругу. Так от былого священного места, остались лишь камни — молчаливые свидетели другого времени. И теперь они служат лишь напоминанием, о том, что когда-то всё было иначе. Ближе. Теплее. Настоящее.

В какой-то момент рассказа я задумалась. Ровные и тёплые слова Кирана, вдруг затихли, будто он почувствовал, что мне нужно осмыслить услышанное. А мне нужно было! Потому что я не понимала, почему меня нашли в том кругу. Я ведь хотела, просто перепрыгнув забор загона, спрятаться в лесу, укрыться там от преследования. И… сохранить жизнь, себе и кролику. А теперь что?

А теперь… придётся принять новые реалии. Научиться жить одной — я ведь этого хотела?! И моё желание… сбылось. Странным, невозможным образом мне удалось вырваться из-под гнёта семьи, из-под тяжести навязанного долга, из-под приговора, что звался замужеством по принуждению.

Свобода! Долгожданная, желанная, и такая пугающе пустая. Всё что я готовила для побега — одежда, украшения, план — всё осталось в замке. И теперь… я даже не знаю, с чего начать.

Но одно я знала точно: меня нашли и спасли простые люди. И если они здесь такие тёплые, отзывчивые, живые, возможно, у меня действительно есть шанс… найти своё место. Начать всё сначала. Жить так, как хочется мне.

— Спасибо вам… за заботу, — тихо прошептала я, протягивая руку к его сухой, чуть морщинистой руке. — Вы спасли мне жизнь, — и это действительно могло быть правдой. Кто знает, что случилось бы, останься я там, у старых камней… одна, без сознания, в лесу. В тех местах могли бродить и дикие звери, и люди с недобрыми намерениями. А может, сам лес решил бы забрать меня… навсегда. Я могла не дожить до этого утра. Но ещё жива! И всё это благодаря им.

— Я, Лила, — произнесла я, и в голосе услышала нечто новое — почти забытое ощущение уверенности в себе.

Старик тепло улыбнулся, ободряюще похлопав меня по руке.

— Вот и познакомились, — хохотнул он. — А я-то подумал, что и не признаешься, — невольно смутилась, опустив взгляд. Но на губах всё равно осталась тёплая, искренняя улыбка.

Мне был по-настоящему приятен этот человек. Он выглядел просто, даже скромно, но в его облике было что-то настоящее. Седая борода Кирана привлекала внимание: она была густой, аккуратно подстриженной, с лёгким серебряным отливом. Именно она, придавала старику вид сказочного хранителя или заступника леса. А лицо, с не глубокими морщинами, казалось мягким, будто прожитые годы не ожесточили его, напротив сделали мудрее и добрее. Что же до глаз… они напоминали утреннее небо, и излучали спокойствие, но в них одновременно таилась внутренняя сила. Сила, пришедшая через опыт, терпение и веру в людей.

Это был человек, рядом с которым хотелось молчать, слушать и доверять. И я поймала себя на мысли, что, пожалуй, не чувствовала себя так спокойно уже очень давно.

— Я так понимаю, о том, что случилось, лучше не спрашивать? — его голос прозвучал спокойно, без тени упрёка или настойчивости. Наоборот — в нём читалось понимание, как будто он знал, что иногда тишина лучший способ понять себя и суть происходящего.

Я молча покачала головой, подтверждая его догадку.

— Ну что ж… — мягко произнёс он, — заставлять тебя никто не станет. Захочешь излить душу, я всегда выслушаю. А пока… жить будешь у меня, — он немного помолчал, глядя куда-то в сторону, будто вспоминая: — Дочка моя давно уж померла… а внуков так и не случилось, — голос на мгновение стал глуше, но не горьким, скорее смиренно-тёплым, как у человека, давно принявшего своё прошлое. — Так что я даже рад твоему появлению. Правда.

Он вновь взглянул на меня, и в его глазах не было жалости — только доброе принятие.

— А дальше… ну, дальше ты сама решишь. Как жить, куда идти, кем быть. Но пока — просто живи. Здесь, под этой крышей.

Поблагодарив Кирана, я ещё некоторое время расспрашивала его о месте, куда попала, о нём самом, о женщине с твёрдым голосом — Ойхе, и, конечно же, о Сафарвале.

Старик отвечал охотно, с той открытой простотой, которая редко встречается у эльфов, и даже шутливо предложил:

— Пойдёшь, и сама проверишь своего коня. А то он такой резвый, что уже успел поломать часть стойла в амбаре. Всё норовит выбраться наружу.

Я улыбнулась, представив гордого, строптивого Сафарвала, с его жемчужной мастью и характером настоящего вольного духа, запертого между досками и стропилами. Но настоящим потрясением стало другое.

— А ещё, — добавил Киран, — с тобой нашли маленького кролика.

Он рассказал, как дрожащее, крошечное существо, упрямо не отходило от моего тела. Кролик хоть и боялся приближающегося старика, но прижав уши, не покидал меня, словно сам стал маленьким стражем, ищущим защиту в том, кто сам не мог себя защитить. Но он выжил! Он здесь.

Киран пояснил, что у него как раз разводится поголовье кролей, но моего отсадили отдельно — мол, хоть он и выглядит смирным, но по повадкам всё равно остаётся диким.

Так вот, теперь мой кролик дожидается свою хозяйку в отдельной клетке, и я уверена, мы скоро встретимся.

Глава 16

Это утро стало утром открытий. Не без усилий, но я всё же поднялась с постели. Ойха настояла. Сказав твёрдо, как она умеет:

— Пора начинать двигаться, девонька. Живём — значит, живём.

Киран, уловив в её голосе ту самую непререкаемую нотку, лишь усмехнулся, пожелал мне бодрости и покинул комнату.

Оставшись наедине с женщиной, я медленно, с осторожностью встала на ноги, и только тогда заметила: на мне была не моя одежда, а просторная ночная сорочка — сшитая из простой, но мягкой, приятно ложащейся к телу ткани.

Ойха, заметив моё удивление, пояснила просто:

— Платье твоё грязное было, да и вообще… тебя в порядок привести надо было. Так что вещи я постирала и сложила в сундук, — и сказала это так спокойно, будто забота о незнакомой девушке, было для неё дело обыденное, почти хозяйственное.

И действительно, открыв крышку сундука, я увидела свои вещи: аккуратно сложенные, выстираны, высушены. Даже украшения — мои драгоценности, надетые ранее на праздник — нашлись. Их бережно уложив в мешочек из плотной ткани, перевязали простым шнурком. Сверху всего этого, лежало простое длинное платье из серо-зелёной ткани и тонкий платок.

— У нас тут никто особо против эльфов ничего не имеет, но и в глаза светиться не стоит. Люди могут быть разными. Так что лучше быть осторожной.

Я слушала её, ощущая, как новый день, такая простая вещь, становится первым шагом в новую жизнь. Где есть платье, платок, и возможность выбирать, кем быть и как жить.

Так вот, начала я с омовения… Да, да, именно омовения — никакой ванны тут, разумеется, не нашлось. В крошечной, почти чуланной комнатке стояла широкая деревянная лохань, наполненная тёплой водой… только до середины.

Я сразу поняла, что это дело рук Кирана: он, скорее всего, сам натаскал воды, нагревая её по старинке, на очаге. Но видимо, заговорились мы с ним, и вода почти остыла. Ну что ж, и за это спасибо!

Не медля, скинула сорочку и опустилась в лохань, стараясь при этом не обращать внимания на прохладу. На полке нашлось душистое, травяное мыло, с терпким запахом мяты и сушеной лаванды. Я намылила руки, осторожно обмылась, при этом изо всех сил стараясь не расплескать пену — не хватало ещё прибавить забот старику. А вообще, следует привыкать к реалиям, и если мне дали кров, то стоит быть полезной, а не просто гостьей. Так что, надо бы научиться следить за всем самой, дабы Киран, вежливо не попросил меня покинуть его гостеприимный дом.

Прохладная вода освежила не только тело, но и мысли. И пусть само омовение было далеко от привычных мне условий, но я, к собственному удивлению, получила от него настоящее удовольствие.

Тепло дерева, терпкий аромат трав, шорох капель… Всё это словно очистило меня не только снаружи, но и изнутри. Будто с кожи смылись не просто следы падения, или болезни, а часть старой, прежней Лилариэль.

Обсушив тело мягким полотенцем, надела оставленные Ойхой простые, но чистые вещи — свободное платье и лёгкий платок, что скрыл уши и чужую для этих мест сущность. И уже бодро, чувствуя в себе какую-то лёгкость, выглянула за дверь.

Узкий коридор встретил меня запахом чего-то вкусного, возможно тушеных овощей, свежей лепёшки, или поджаренных трав. Аромат был таким насыщенным, домашним, что мой желудок тут же отозвался громким урчанием, напоминая, что в последний раз я ела вечером — в ту самую ночь, когда в последний раз видела Мириэль. А потом последовало утро и подготовка к празднику… бегство, Лур, его кровь… Сафарвал, падение…

Интересно, Эрэндор уже успокоился, или его гордость и упрямство не дадут ему покоя, пока он не найдёт меня? И будет ли он вообще искать? А если да — готова ли я быть найденной?

— Давай, смелее, — кивнула мне Ойха, едва завидев в проёме. Она указала на свободное место за столом, где уже стояла глиняная миска и кружка с паром. — Только тебя и ждали. Киран, вон, уже и по хозяйству успел немного управиться, пока мы с тобой болтали. А мне если честно, пора бы и домой.

Я удивлённо посмотрела на неё, присаживаясь на указанное место. Я-то думала, она живёт здесь, с Кираном… как старые родственники, или…

— А где ваш дом? — осторожно спросила я.

Ойха хмыкнула и отмахнулась рукой, будто мой вопрос был излишне серьёзен.

— Да вон, через дорогу, — женщина указала в сторону небольшого окошка, откуда виднелась узкая, заросшая по обочине травой, улочка. — Дом мой крайний. Ближе к лесу. Вот и хожу по утрам к старику — за ним приглядывать да тебе лекарства носить.

И только теперь я по-настоящему осознала, что она всё это время приходила, а не жила здесь, а значит, не была обязана ничего делать… но всё равно заботилась обо мне. И это почему-то особенно тронуло.

Еда была простой, но такой вкусной, что я невольно поймала себя на мысли, что давно не ела с таким аппетитом. Тушеные овощи были мягкими и сочными, с лёгкой пряной ноткой, и разбирались ложкой легко, а вкусом будто возвращали силы. А вот свежий хлеб, только что вынутый из печи, всё ещё хранил в себе тёплое дыхание теста и огня, казался мне почти волшебным. Я съела его до последней крошки, запивая горячим узваром, в котором угадывался шиповник, сухая груша, и что-то ещё, пряное, дающее напитку сладость.

После сытного завтрака я не сразу поднялась, а просто сидела и смотрела, как Ойха моет посуду. Нет, не из любопытства — просто… я училась.

Наблюдала, как она молча, с привычной сноровкой, моет миски, протирает кружки, ставит всё по местам. Как уверенно двигается, не создавая ни суеты, ни шума.

Я хотела запомнить. Чтобы потом облегчить жизнь Кирана. И… чтобы самой хоть немного стать частью этого дома. Не просто гостьей, не спасённой, а кем-то, кто тоже может быть полезен.

— Всё, у меня есть ещё дела, — Ойха вытерла руки о чистое полотенце и, повесив его на простой деревянный крючок у стены, добавила уже на ходу: — Если вдруг нужна будет помощь — обращайтесь. Я рядом.

Она кивнула мне коротко, но тепло, и не теряя времени, ушла в сторону двери, оставив за собой аромат полевых трав и деловитую энергетику.

Глава 17

Домик Кирана оказался скромным. Всего две — ну может, с натяжкой три комнаты. Одна из них была настолько крошечной, что её вполне можно было принять за кладовую или, на худой конец, гардеробную. Но мне хватало и той комнаты, что он мне выделил. Спасибо и на том — не каждый человек примет чужака, тем более не своей расы.

В остальном дом был прост: гостиная, совмещённая с кухней и нечто вроде столовой. Возле окна — деревянный стол и четыре стула, явно на случай редких гостей… таких как я сейчас. Хотя, честно говоря, не представляю, как такой общительный человек может жить один. Наверное, ему было очень скучно.

Мы вышли во дворик — небольшой, ухоженный, огороженный низким, деревянным, местами потемневшим от времени и слегка потрескавшимся, забором. Вокруг царила чистота и удивительный порядок. Каждое растение знало своё место, ни одной лишней ветки, ни сорняка.

Я невольно задержала взгляд на аккуратно подрезанных кустах и вычищенной дорожке, удивляясь тому, что один пожилой человек успевает за всем этим следить. Особенно живя почти на отшибе, вдали от людского гула.

— А вот там — амбар, — сказал Киран, ведя меня по выложенной камнями тропке. Он кивнул в сторону большого строения, сложенного из тёмных, обветренных досок. Вокруг амбара виднелись ограждения, за которыми, в высоких кучах скошенной травы, копошилась какая-то живность.

Замедлив шаг, удивлённо огляделась, не понимая, когда он только успел всё это сделать? Ведь всё утро мы провели за разговорами… Неужели он встал с рассветом? А может… с последними звёздами?

— А где загоны для кроликов? — поинтересовалась я, вглядываясь в окружение. Прищурилась, стараясь найти хоть что-то похожее на привычные для меня вольеры — такие, какие строили у замка, рядом с конюшней. Но ничего подобного не попадалось на глаза. Ни сеток, ни клеток. Лишь трава, лёгкий заборчик, да шевеление в тени. Будто кролики здесь жили… по собственной воле?

— Так они за хлевом живут, — махнул он рукой в том же направлении. — Да что рассказываю… сейчас сама всё увидишь. Вот только повидайся сначала со своим красавцем, порадуй его. А то, глядишь, переживает, где хозяйка затерялась.

Я кивнула, и поспешила за ним, стараясь не сбиться с шага. При этом, не забывая задавать вопросы — то о плодовом саде, что уютно раскинулся чуть поодаль от дома, то о кустарниках, высаженных в ровные, почти военные ряды. Даже вспомнила о доме Ойхи у леса.

Киран усмехнулся, не сбавляя хода, и лишь махнул в сторону пыльной дороги, поясняя, что её дом находится прямо у кромки леса.

Амбар встретил нас распахнутыми, высокими двустворчатыми дверьми, скрип которых отдавался в тишине, словно эхом прошлого. Уже с порога можно было разглядеть небрежно сколоченное стойло, и мощный, жемчужно-серебряный круп Сафарвала.

Он стоял напряженно, боком к выходу, с гордо поднятой головой, и глазами, пылающими немым протестом. В его осанке сквозило возмущение, словно всё вокруг оскорбляло само его существование.

Сафарвал не принимал действительность. Он не привык мириться. И всё его существо кричало о том, что мы не достойны его, но раз уж он здесь, то будьте добры, соответствуйте.

Увидев этого надутого упрямца, я рассмеялась. Ну конечно! Только он мог стоять в углу амбара, будто это тронный зал, и при этом презирать всё — от соломы до несчастной дверной петли.

— Ну здравствуй, величество, — усмехнулась, делая шаг ближе.

Он обиженно всхрапнул и… демонстративно повернулся ко мне задом. Его длинный, чуть растрёпанный хвост, взметнулся в воздух с грацией обиженной танцовщицы, что совсем недавно выступала при дворе.

Я фыркнула:

— Ну-ну, показывай характер. Всё равно я тебе очень благодарна.

Сафарвал дёрнул ушами, но гордо промолчал, явно намекая на то, что его внимание ещё нужно заслужить. А не вот так просто: пришла, увидела, и всё — он мой. Нет! Это не в духе коня — он другой!

Киран, всё это время наблюдавший за сценой с прищуром и еле сдерживаемой улыбкой, наконец, хмыкнул:

— Ну, если бы он умел хлопать дверью — то точно бы захлопнул их нам перед носом.

Мы рассмеялись, а Сафарвал, не разделяя нашего веселья, выразительно взмахнул хвостом ещё раз — с видом глубоко оскорблённой важности.

— Мы тебе яблочки принесли, — решила я подкупить упрямца. Уши его тут же дёрнулись, а голова медленно повернулась в мою сторону. — Вот, смотри… какие красивые, сочные, с капельками утренней росы… — продолжала я, словно соблазняя благородного лиэра, а не упрямого коня.

Я подошла к стойлу, наклонилась, упираясь на деревянное ограждение, и без тени страха протянула ладонь с яблоком. Сафарвал фыркнул, махнул головой, словно ещё раз хотел напомнить, кто тут в изгнании поневоле, но всё же… подался ближе. Медленно. Гордо. С достоинством.

Жемчужный дотянулся до яблока, осторожно прихватил его губами и, прожёвывая с видом почти обиженного учёного, медленно втянулся в процесс.

Я протянула ему второе, затем третье, замечая, что с каждым укусом его взгляд становился чуть мягче. Наконец он наклонил голову ниже, ткнулся мне в ладонь и выдохнул — тёплым, влажным, почти извиняющимся дыханием.

— Вот и всё, — прошептала я, поглаживая его между ушами. — Не так уж ты и зол, мой друг.

Он хмыкнул — именно так, как умеют только эльфийские кони: с лёгким укором, и ноткой превосходства. Будто намекая, чтоб я не забывала, кому обязана своей жизнью.

Киран, наблюдавший со стороны, фыркнул:

— Ну всё, ты почти прощена. Так что скоро он начнёт за тобой по двору таскаться. И даже не удивляйся, если утром он окажется на крыльце и будет ждать, когда ты ему гриву расчешешь.

Я тихо рассмеялась, прижимаясь лбом к его крупной, тёплой шее. Упрямец. Мой спаситель. Мой кусочек дома в этом чужом мире.

Глава 18

Сафарвал действительно стал моей тенью. Так что слова Кирана оказались пророческими: с того дня, как я пришла в себя, он буквально не отходил от меня ни на шаг, будто боялся потерять последнюю тонкую нить, связующую его с прежней, волшебной жизнью.

Он следовал за мной повсюду — в сад, где я вместе со стариком собирала наливные яблочки под шепот листьев; в хлев, где среди запахов сена и старого дерева он отыскал себе подругу — седую, медлительную кобылку по имени Гроза.

Она, хоть и была уже не молода, но всё равно, с доброй снисходительностью принимала его нелепые попытки вытащить её на прогулку. Так что пока Сафарвал носился по травке, блистая гривой и звеня копытами, она степенно вышагивала по высокому луговому ковру, изредка бросая на него немного строгий, но тёплый, взгляд.

А я тем временем кормила кроликов. Они жили в деревянных клетках, аккуратно выстроенных вдоль хлева, но небольшая вольная стайка — во главе с чёрным самцом, обустроила себе норы на ограждённой территории.

А мой маленький, ушастый спасёныш… Сначала его поселили в одной из клеток, за хлевом, но когда я, наконец, пришла в себя, Киран позволил ему остаться в доме. Конечно, не забыв напомнить, что вся забота о малыше ложится только на мои плечи. Впрочем, как и забота о Сафарвале.

Я не возражала. Более того — я радовалась. Радовалась самой возможности заботиться, выбирать, жить. Здесь, в этом доме с запахом сухих трав, где за окном шумят деревья, я была свободна.

Свободна от отца — и его нездорового желания выдать меня замуж за дроу, чтобы заключить союз, выгодный лишь ему. От матери — с её холодными, надменными взглядами, под которыми я всегда чувствовала себя недостойной. От брата… который, возможно, когда-то и хотел меня защитить, но так и не решился перечить отцу.

Семейство Лаорэ осталось далеко — на Светлых Землях. И я искренне надеюсь, что они меня не найдут. Потому что теперь я принадлежу только себе — и этой жизни, внезапно подаренной мне каким-то чудом.

— Лила! — позвал Киран, вырывая меня из собственных мыслей. — Завтра на заре я собираюсь в Карт.

Я как раз вылила ведёрко воды в поилки. Металлический звон разлился в тишине двора, когда я отставила ведро в сторону, разгибая спину. Старик стоял в солнечном пятне, довольный, с чуть раскрасневшимся лицом и привычной искоркой в глазах.

— Как… уже завтра? — переспросила я, чувствуя, как лёгкая тревога проклюнулась где-то под рёбрами. — Ярмарка?

Прошло всего четыре дня с тех пор, как я оказалась здесь. Только начала привыкать к тому, что Киран рядом — с его неспешной поступью, добродушным ворчанием, и умением появляться в нужный момент с кружкой настоя или пледом через плечо. А теперь он уезжает — на целых три дня? Оставляет меня одну?

— Да, деточка… — мягко усмехнулся он, и в его голосе прозвучала та деревенская простота, которой не мог научиться ни один эльф. — Надо повозку собрать, ягоды добрать, трав подсушить. Бабки в Карте любят свежий сбор. Пусть порадуют себя — осень на носу, а зима как всегда придёт неожиданно.

Он сказал это так, будто всё происходящее — не беда, не тревога, а просто очередной поворот колеса времени. А мне оставалось лишь кивнуть… и постараться справиться с одиночеством, которое вновь скреблось где-то в глубине, как испуганный зверёк.

— А может… я смогу поехать с тобой? — робко произнесла я, невольно сжав пальцами подол простого платья.

Старик на мгновение задержал взгляд, но затем мягко, почти с сожалением покачал головой. Я сразу поняла ответ — и сердце болезненно сжалось.

— Я бы и не против, Лила, честное слово, — сказал он, стараясь смягчить удар. — Но ты слишком уж приметная. А у нас, знаешь как… — он замолчал, потирая рукой шею, как будто и самому не нравились его слова. — Это тут, в деревне, все простые, да спокойные. А в Карте… там люд всякий. Боюсь, не уберегу тебя.

Я опустила глаза. В груди защемило что-то знакомое — ощущение, что решать за меня вновь будут другие. Вроде бы и свободна… но границы, оказывается, есть и здесь.

— Ну вот… — выдохнула горько, — а я-то думала, что это уже свобода. Оказалось — даже в человеческом королевстве чужаков не жалуют.

Я знала, как выгляжу со стороны. Даже если спрятать уши под платком, остальное не скроешь: рост выше большинства мужчин, тонкая почти прозрачная кожа, движения — будто струящаяся вода, неуловимые для грубого глаза.

Я отличалась от здешних женщин всем! Походкой, осанкой, и, наверное, самим взглядом. Они — земля. Я — ветер. И ветру здесь не слишком-то рады.

Я пожала плечами и, стараясь не выдавать расстройства, тихо предложила:

— Тогда я могу помочь тебе с ягодами… и травами.

Киран благодарно кивнул, и на его лице промелькнула тёплая улыбка. Он был добр, по-своему чуток. Я не хотела, чтобы этот старик, чувствовал вину — не он создал этот мир, не он сделал его недобрым к чужакам.

Ничего, справлюсь. За эти несколько дней его отсутствия займусь хозяйством: приберу в хлеву, переберу коренья, наведу порядок в кладовой. Может, даже попробую испечь пирог с яблоками, рецепт которого он продиктовал мне вчера, будто заранее готовился оставить меня одну.

А ещё… может, удастся выбраться к тем камням, у которых меня нашли. Может быть, именно там, у Священного круга Рэйна я найду ответ: ответ на то, почему я здесь, в этом королевстве, среди людей, с их хлебом, жаром печей и недоверием к тем, кто «не такой».

Может это сам Рэйн меня перенёс? Ведь, никто кроме него, не смог бы разорвать ткань мироздания и утащить меня с другого края мира. Но зачем? И почему сюда?

Собирая спелые ягоды в небольшие коробы, я думала обо всём: о доме, том, что остался далеко за океаном, о внезапном, почти бездумном побеге и, конечно же, о самом перемещении.

Мысли крутились, как рой мошек над кустами — навязчиво, беспорядочно. Ветер шевелил мои волосы, солнце касалось плеч, но ощущение было такое, будто я стою на краю чего-то неведомого. Как будто кто-то смотрит на меня из-за тонкой, невидимой завесы.

Глава 19

С первыми лучами солнца Киран отбыл в Карту — на ярмарку. Его старая, степенная лошадка медленно потянула за собой повозку, нагруженную под самый верх. А он сам, привычно устроившись на месте возничего, с видом короля торгового пути, лукаво помахал мне рукой, исчезая в клубах пыли.

Я стояла глядя ему вслед, и вдруг поняла, что тоски больше нет. Но и лёгкости… тоже. Да, Киран скрашивал одиночество. Его ворчание, сухие шутки и бесконечная доброта делали дни не такими серыми, но всё равно… я чувствовала себя чужой. Здесь, в этой уютной деревне, у подножья северного города Карт, я словно была временной гостьей — тенью среди домов.

Откуда это чувство — не знаю. Просто знала, просто… чувствовала. И сейчас, когда его повозка скрылась за изгибом дороги, растворяясь в пыли и солнечных лучах, мне казалось — я прощаюсь с ним навсегда.

Вернувшись в дом, я ещё какое-то время бродила по маленькому холлу, прислушиваясь к тишине, которой он наполнился после отъезда Кирана. Всё вокруг, казалось немного иным… тише, как будто само время затаилось.

Оставленные на столе кружки, блюдо со сладкими булочками, и всё ещё парующий чайник, стали напоминанием о том, что совсем недавно, он всё ещё сидел тут, пил горячий сбор, и рассказывал забавную историю о женщине из Карта. А сейчас… старик был на полпути в этот город, и вскоре, распродав весь товар, он вернётся, и тогда… А что тогда? Я вновь буду жить только в этом доме, не покидая пределы деревни…

Вернувшись в свою комнату, аккуратно взяла кролика, который лениво потянувшись, ткнулся носом в изгиб локтя.

— Прогуляемся, маленький? — ответа я не ждала, просто поглаживая спокойно устроившегося на руках ушастика, вышла во двор, где уже ждал Сафарвал. Он стоял у двери, с видом терпеливого стража, чей долг — ждать, пока хозяйка снова вспомнит, кто она и куда должна идти.

— Ну что, мой друг… вот и остались мы одни, — сказала я, зарываясь свободной рукой в шелковистую гриву. — Стоит, наверное, сперва управиться по хозяйству, а уже после, отправиться на поиски тех камней, у которых нас нашли.

Сафарвал, разумеется, ничего не ответил — только выразительно всхрапнул и, будто действительно понимая меня, медленно направился по тропинке в сторону хлева.

В общем, следующие пару часов прошли в заботах: я накормила всю живность, включая кролика, навела порядок на кухне, помыла кружки и, высушив их полотенцем, поставила на место.

Тем временем, солнце поднялось выше, заполняя двор мягким, золотистым светом. Так что, закончив дела, я быстро умылась, привела волосы в порядок, пряча уши под повязку, и подхватив ушастика, усадила его в холщовую сумку, перекидывая её через плечо.

— Ну что ж, — сказала я, выходя за порог. — Кажется пора.

Завидев меня, Сафаравл вновь оказался рядом. Так что мы без промедлений покинули двор, и вскоре, оставив позади деревню, мчались вперёд. Дома исчезли, заборы растаяли, осталась лишь небольшая пыльная тропа, ведущая в сторону леса, и та, судя по всему скоро закончится. Впереди нас ждала кромка зелени, там солнце уже играло тенями, создавая ощущение, будто сам воздух становится плотнее.

Я чувствовала, как с каждым шагом Сафарвала грудь сжимается сильнее. Не от страха… скорее от предвкушения. Будто я не просто еду, а возвращаюсь, куда-то, где меня ждут или, где я нужна.

Углубляясь в лес, я чувствовала его обволакивающее тепло. Оно манило, ласкало слух, зазывало приветственным шорохом листьев, запахом свежих трав, щебетом разноцветных птиц, шуршанием мелких зверей. Будто сама природа, радовалась возвращению своего дитя.

И вот когда деревья, словно по чьей-то невидимой воле, начали расступаться, впереди открылась узкая тропа, утопающая в диких цветах и шелестящих травах. Именно она, вела нас к небольшой, заросшей мягким мхом и редкой травой, поляне. А в её центре… нас ждал тот самый круг.

Камни, покрытые временем, мхом и трещинами, стояли, словно забытые стражи. Они были полуразрушены, местами осевшие, но, всё ещё сохраняли форму — как будто тянулись друг к другу, образуя безмолвное единство. И в самом центре круга — пустота.

Но не простая. Это была та самая пустота, что чувствуется в груди, когда сердце вспоминает что-то важное. Зона тишины. Тягучего покоя. Молчаливой силы.

Круг не звал — он ждал… меня.

Я медленно спешилась и, оставляя позади Сафарвала, прошла вперёд, останавливаясь у самой кромки священного круга. Сердце в этот момент забилось сильнее, дыхание стало поверхностным, внутри всё затрепетало от предвкушения.

Что я здесь найду? Или… кого?

Коснувшись ближайшего камня, медленно провела по нему ладонью, чувствуя, как под пальцами мягко пружинит тёплый мох. Он хранил в себе не только тепло начинающегося дня, но и что-то иное — глубинное, тихое, словно само сердце земли билось где-то под его поверхностью. На миг даже показалось, что прикосновение взаимно — камень отозвался едва уловимой дрожью, как будто узнал меня.

Сафарвал фыркнул за спиной, переступая с ноги на ногу, а кроль в сумке едва заметно зашевелился, будто тоже чувствуя, что вот-вот, что-то произойдёт.

Я обвела взглядом поляну, замечая, как ветер тихо шевелит траву, но в пределах круга она стояла неподвижно, как будто там действовали иные законы. И эти законы, неподвластны даже самой природе. А это значит…

Сафарвал тихо заржал, но не двинулся следом — он остался за границей камней, будто невидимая черта отрезала его от меня.

Я сделала шаг. Трава под ногами казалась чуть более упругой, воздух — плотнее, а звуки извне начали глохнуть. Только шелест в ушах и странный гул внутри, словно кто-то очень далеко звал меня по имени.

Остановившись в самом центре круга, подняла взгляд в небо, пытаясь расслышать слова, но они ускользали, становились тише… и шелестящее «Лилариель» стало единственным, что заполняло слух.

— Я не понимаю… — прошептала, опускаясь на колени, зарываясь пальцами в шелковистую траву. — Зачем я здесь? Для чего меня перенесли? И… какова цена твоей помощи?

Глава 20

Сколько времени я ещё просидела в этом кругу, погруженная в безмолвие — не знаю. Будто сама стала частью этой тишины, частью камней, травы и воздуха. Но в какой-то момент внутри что-то щёлкнуло, возвращая меня в реальность. Глубоко вздохнув, поднялась с земли и, успокаивающе поглаживая кролика через ткань сумки, медленно вышла за границу камней.

Там, на краю поляны, нервно перебирая копытами и недовольно фыркая, ждал Сафарвал. Его жемчужная грива поблёскивала в солнечных лучах, а в глазах читалось нетерпение, будто он готов был увезти меня отсюда прямо сейчас — подальше от слишком много знающей тишины.

— Поехали домой, — тихо сказала я, проводя ладонью по тёплой шее Сафарвала. Похлопав его по боку, легко запрыгнула в седло и, поправив задравшуюся, чуть мешающую юбку платья, прошептала: — Пока… домой…

Всю обратную дорогу пыталась понять, какое я отношение имею к Диким? Почему именно я должна им помочь? И как вообще смогу, если сама сейчас нахожусь в подвешенном состоянии? Настоящего дома у меня нет, а то, что сейчас — всего лишь временное пристанище. Да и вообще у меня ничего нет, кроме кроля в сумке, Сафарвала, платья, и нескольких украшений…

Ведь если так подумать, не буду же я всю жизнь прятаться в этой деревне, боясь показаться в городе. И уж тем более не хотелось навлечь беду на Кирана — он и так чуть ещё больше не поседел, когда я только заикнулась, что хочу поехать с ним в Карт.

А что будет дальше? Вдруг жителям деревни всё же не понравится такое соседство? Как тогда поступит старик?

Нет, за эти дни я не заметила ни одного косого взгляда, не услышала ни одного шепотка за спиной. Но ведь меня видели далеко не все, а только те, кто изредка добирался до окраины. А вдруг остальные будут не столь сдержанными?

Вот, например, Ойха и её взрослые сыновья. Да, они разглядывали меня как диковинку — с интересом, но без враждебности. Даже немного уважительно. И это при том, что одному из них пришлось тащить меня, бессознательную, из леса на руках. А потом ещё и гоняться за Сафарвалом, который всеми силами демонстрировал, что его место — где угодно, только не в этом амбаре.

Была и ещё одна соседка… Арила, кажется. По утрам она приносила Кирану парное молоко в глиняном кувшине с крышкой и ещё тёплые булочки, от которых по дому сразу начинало пахнуть праздником.

И вот в один из первых дней пребывания в этом доме, завидев меня на пороге, она надолго задержалась, расспрашивая старика о чём-то. А потом, бросив на меня внимательный, чуть прищуренный взгляд, развернулась и ушла.

С тех пор я её не встречала, но по появляющемуся по утрам кувшину знала — Арила по-прежнему заходила. Но делала это в то время, пока я ещё спала. А это значит, или не хотела больше видеть чужачку, или… да бог его знает, что у неё в голове. Может и вовсе имеет виды на Кирана, а тут я, неизвестно откуда свалилась ему на голову, помешав их сближению.

В общем, моё пребывание в деревне и так казалось зыбким, а тут ещё эти Дикие… И как они вообще могут прийти? Их земли — за океаном, на далёком материке, где раскинулось драконье королевство.

Неужели Рэйн прямо сказал о том, что будут набеги? От одной только мысли об этом, всё внутри похолодело. Если так, значит, беды не избежать — ни деревне, ни мне. А я ведь так привыкла к тишине здешних мест…

Может, стоит предупредить местных? Или хотя бы Ойху? Она ведь, вроде, женщина здравомыслящая… вряд ли сразу решит, что я свихнулась, если скажу о таком.

Хотя… а вдруг скажу — а ничего не произойдёт? Тогда всё, как говорит старик — хана. На меня посмотрят, как на сумасшедшую, и в итоге, по возвращению Кирана ещё и выдворят из деревни на все четыре стороны.

И что тогда? В лес идти и жить у Священного круга отшельницей? Или сразу к Диким? Брр…

Передёрнув плечами, заметила вдалеке первые заборчики и крыши. Деревня словно выплывала из тумана, становясь с каждым шагом Сафарвала всё ближе. И вот теперь, внутри уже крутилось то самое чувство противоречия. Что делать? Свернуть к Ойхе прямо сейчас, пока решимость не сбежала, или сначала вернуться домой, перевести дух, обдумать всё… а уж потом явиться к женщине с серьёзным разговором? Или… вообще дождаться Кирана? С ним, может, и разговаривать будет проще — он-то точно не станет пялиться как на неразумную.

Когда Сафарвал ступил на пыльную деревенскую дорогу, я уже твёрдо решила, что сначала наведу порядок в голове, а уж потом будут разговоры. Крохи услышанного от Рэйна путались между собой, и меня терзало ощущение, что я могла понять его совсем не так, как он имел ввиду. Так что поднять лишний шум из-за собственной ошибки — удовольствие сомнительное.

Поэтому медленно приближаясь к знакомому домику, я почти физически чувствовала запах будущего покоя: заварю травяной сбор, налью его в кружку, устроюсь на крыльце, где непременно объявится мой вездесущий конь и полюбившийся кролик, с которым ну ни как не хотелось расставаться.

А дальше… спрыгнув на землю, с благодарностью потрепала коня по гриве и, пообещав расседлать его позже, медленно побрела к крыльцу, желая снять уже сумку, и освободить кролика. Но прямо у двери замерла: издалека донеслись странные звуки и обрывки грубых голосов.

Жемчужный фыркнул, навострил уши и, не дожидаясь меня, двинулся за угол, к дороге. И уже спустя мгновенье, воздух разорвало истеричное ржание и тяжелый стук копыт.

Я кинулась к углу дома и застыла. На пыльной дороге были трое. Один держал Сафарвала за поводья, а второй, здоровенный, с гривой рыжих волос — натягивал на его шею верёвочную удавку.

— Оставь его! — заорала я, бросаясь вперёд. Пальцы вцепились в жесткую верёвку, пытаясь вырвать её из рук громилы. — Он мой!

Рыжий заржал, будто я сказала что-то уморительное.

— Глянь-ка, какая смелая! — он обернулся к третьему, стоявшему в тени у добротной повозки. — Закар, как думаешь, такая дерзкая игрушка развеселит каганов*?

Закар медленно поднял глаза, смерив меня взглядом, в котором насмешка и холод скользнули, как лезвие ножа.

Глава 21

Рыжий, бросив уже затянувшуюся петлю на шее Сафарвала, резко схватил меня за запястье:

— Гляди-ка, Скар, какие у неё длинные, изящные пальчики, — мёртвая хватка стальными тисками сжала мою руку так, что суставы заныли. — Не деревенской работе такие ручки, а золото перебирать да камни драгоценные гладить, — он склонился ближе, и в его глазах блеснуло что-то откровенно мерзкое. — Хотя…и другое можно ими перебирать, — ухмыльнувшись, он с наглой медлительностью прижал мою ладонь себе ниже пояса, демонстративно дёрнув бровью, чтобы остальные не пропустили этого жеста.

Его ржание и довольные ухмылки товарищей прожигали меня не хуже самого прикосновения. Внутри всё скрутило, отвращение смешалось с глухим страхом и злостью. Я рванулась, собираясь ударить его свободной рукой, но рыжий перехватил её в воздухе, словно забавляясь моими потугами.

В следующее мгновенье меня резко развернули и прижали к широкой груди. Сильная рука обхватила меня поперёк, словно железный обруч, а вторая удерживала за запястье.

— Не помни подарочек, — послышалось со стороны того самого Скара, что всё это время, удерживал возмущённого коня за край верёвки.

— Отпусти! — рыкнула я, пытаясь вырваться и, хоть как-то, наступить ему на ногу, но он лишь сильнее прижимал меня к себе.

— Ну-ну, дёргайся, малышка, — ухмыльнулся рыжий. — Так даже интереснее.

— Отпусти меня! — снова рванулась, но хватка только усилилась.

Сафарвал, чувствуя моё отчаяние, бил копытами по земле и резко мотал головой, пытаясь сбросить удавку. Но у него ничего не получалось, и конь, стараясь повернуться хотя бы боком, несколько раз пробовал лягнуть захватчиков, на что те лишь ржали, будто всё происходящее для них являлось забавой. Для них, но не для нас!

Страх и ужас сковывал меня по рукам и ногам. Я не понимала что происходит, и кто эти наглые громилы, способные так легко вторгнуться в чужую жизнь.

— Дикие! Дикие! — всклокоченная женщина в рваном переднике промчалась мимо, даже не взглянув в мою сторону. Паника в её глазах резанула сильнее верёвки на шее коня. Дикие? Это Дикие? Но они же… почти как люди! Почти… Вот только рост, плечи, руки… Я в его лапах казалась ребёнком, игрушкой, которую можно сжать в кулаке.

— Это ещё что такое? — в сумке завозился притихший ранее кролик. — Что там у тебя? — рыжий дёрнул за лямку и, заглянув внутрь сумки, довольно осклабился: — А деваха с сюрпризом, — хохотнул он. — Уже и ужин принесла. Мелкий правда, но для закуски сойдёт.

Всё внутри похолодело от этих слов. Но ещё больше нарастающую панику усилил появившийся из-за поворота четвёртый Дикий — высокий, плечистый, с косой, перехваченной кожаным шнуром. В руках он держал обмотанный грубой тканью мешок, откуда доносился подозрительный металлический звон.

— Чего возитесь? — его голос был низким и нетерпеливым. — Всё собранно, пора на корабль, ветер не ждёт.

Закар, всё ещё прислонившийся к повозке, бросил на него ленивый взгляд:

— Нашли кое-что интересное.

— Интересное оставьте для каганов, — хмыкнул новоприбывший, окинув меня быстрым, оценивающим взглядом, словно оценивая, сгожусь ли я на роль «кое-чего интересного». — Или тащите её в дом, если так чешется.

— Нет! — оборвал Закар. — Она поедет с нами!

От этих слов холодок пробежал по спине. Значит, всё это время они не просто издевались, а уже решили мою судьбу…

Рыжый, вернув на место лямку сумки, потащил меня вперёд, к повозке, а Сафарвал, встав на дыбы, пронзительно заржал, будто звал кого-то на помощь. Но, если это и в самом деле Дикие… это было бесполезно — никто не придёт.

Жемчужный рванулся вперёд, едва не опрокинув рыжего, и я, на секунду почувствовав как тот чуть ослабил захват. Ударила его локтем в рёбра. Вот только этого оказалось мало! Громила, лишь хмыкнул, перехватил меня покрепче, и уже донёс до повозки, как вдалеке раздались крики:

— Готовьте оружие! Набег Диких!

— Помогите! — хрипло сорвалось с моих губ. Но мой голос утонул в хохоте этих четверых.

Никто не пришел на него! Никто не схватил меня за руку, не встал между мной и этими чудовищами. Люди прятались за ставнями и дверями, и ни один, не вышел с оружием — все охраняли лишь своё спокойствие. Внутри дома… внутри семьи. Им не было дела до чужачки.

— Шевелись, — рыкнул четвёртый, подталкивая рыжего. — Мы и так задержались.

Меня бросили в повозку так резко, что я ударившись плечом о деревянный борт, застонала… От боли, от досады, от того, что такая слабая, и беспомощная. От того, что на этот раз, не могу помочь никому. Даже Сафарвалу, которого ждала та же участь что и меня. Нападающие не собирались оставлять добычу — они возьмут всё, что считают своим.

На руки опустилась верёвка. Скар, скалясь, завязал её так туго, что я, почувствовав жжение, зашипела. Однако исправлять он ничего не стал. Просто крикнул своим, что всё готово, и отошел в сторону, прежде ещё раз осмотрев меня и, рвано дышащего коня, который, не желая мириться с реалиями, всё ещё мотая головой, натягивал удавку ещё сильнее.

Колёса повозки скрипнули, и она тронулась с места. Деревня медленно уплывала назад — заборчики, крыши, крошечные окна сейчас закрытые ставнями… всё оставалось позади.

Всю дорогу, я искала взглядом хоть одного спасителя, но… на улицах уже никого не было. Только ветер гонял пыль, да мои крики, разносились по округе. Всё было зря…

В груди разрастался липкий, холодный ужас. Я не знала, куда меня везут, зачем, и что со мной сделают дальше...

Глава 22

Повозка тряслась на кочках, колёса скрипели, а сухая пыль, клубами поднимаясь вверх, оседала на волосы, лицо и одежду. Я слышала ровное, тяжелое дыхание Сафарвала сбоку, и каждый раз, когда верёвка на его шее натягивалась, он глухо ржал, будто пытался удержать равновесие. Но бежать ему было некуда — так же, как и мне.

Деревня осталась позади. Последний покосившийся забор давно мелькнул за спиной, и теперь нас окружали только выжженные солнцем поля, да дикие кусты, прячущие в своей тени ящерок и пыль. Где-то вдали кричала одинокая птица.

Я ещё пыталась вслушиваться в звуки, надеясь уловить топот преследователей, крики, хотя бы что-то… Но вместо этого слышала лишь гул голосов моих похитителей и скрежет повозки.

На перекрёстке пыльных дорог нас поджидала ещё одна группа. Их было пятеро, и все — такие же высокие, крепкие, чужие. Один из них тащил на плече бочонок, а другой держал за косу темноволосую девушку, у которой лицо было в грязи и слезах. Она шла, спотыкаясь, но ни разу не попыталась вырваться — видимо, уже поняла, что это бессмысленно.

— О, смотрите-ка, Закар привёз игрушку, — один из второй группы, с косматой бородой, сверкнул зубами в ухмылке. — Каганы будут довольны.

— Игрушка ещё и с конём, — лениво добавил Закар, подталкивая Сафарвала вперёд, чтобы тот оказался на виду. — Местные, похоже, за неё драться не захотели.

Они смеялись и обменивались короткими фразами, словно речь шла не о живых, разумных существах, а о товаре, который везут на продажу. Их наглость обжигала сильнее верёвок на запястьях. Даже между собой они не стеснялись обсуждать, кому что достанется, как будто мы не живые а, в самом деле, просто вещи.

Я смотрела на вторую пленницу и ловила себя на мысли, что в её глазах вижу то же самое, что сейчас творится у меня внутри — пустота. Не крик, не мольба, не слёзы — пустота. Потому что кричать было уже бессмысленно. Однако, я всё ещё надеялась, что где-то за горизонтом появятся всадники, или что прямо сейчас кто-то из деревни решиться на погоню… Но с каждой минутой эта вера таяла, растворяясь в жарком мареве дороги. Если помощь и придёт, то слишком поздно…

Дикие переглядываясь и смеясь, увозили нас всё дальше. Дальше от спасения, от того, что стало за несколько дней привычным, от… такого доброго и заботливого Кирана.

Дорога постепенно уходила вниз, и вместе с жарким пылевым воздухом в лицо стал тянуть лёгкий ветерок. Он пах солью, водорослями и чем-то тяжелым, ржавым — запахом который я знала лишь по редким вылазкам в портовый город Лайсар. И сейчас, этот запах становился всё сильнее.

Сафарвал настороженно фыркал, то и дело кося глазом на горизонт, будто и сам понимал, что нас ведут туда, откуда дороги назад уже не будет. Я тоже подняла взгляд — и увидела море. Оно простиралось до самого края мира, темнея от надвигающихся облаков, и было совсем не таким, как на ярких рисунках купцов. Холодное, тяжелое, с волнами, которые били в прибрежные камни, словно пытались их сломать.

А чуть дальше, у кромки каменистого берега, возвышался корабль. Я ожидала увидеть парусник… но это было что-то иное. Тёмный, длинный, с высоко поднятыми носом и кормой, увенчанными резными головами животных. Парус был свёрнут, но даже сложенный, казался огромным, и ткань его была тёмно-алой, словно напитанной кровью. Борты же, обиты железом, местами виднелись вмятины, царапины, следы от сражений. Этот корабль выглядел не как средство передвижения, а как хищник, замерший в ожидании броска.

У широкого деревянного трапа копошились мужчины. Некоторые тащили тюки, мешки, бочонки. Другие загоняли в трюм коз и овец, чьё испуганное блеяние сливалось с шумом моря. Каждый был занят своими делами.

— Живо, — рыжий, резко выдернув меня из повозки поставил на ноги. Но те так затекли, что едва коснувшись земли подкосились, и лишь его рука, вздёрнувшая меня вверх, не дала упасть. — Корабль не будет ждать.

— Осторожней с ней, — хмыкнул Скар, проверяя верёвки на моих руках. — Смотри не упусти.

— От меня не уйдёт, — подтолкнув меня в спину, рыжий навис надо мной как скала. Казалось, бросься я назад, то врежусь в неё и разобьюсь… насмерть.

Я шла чуть впереди них, слыша при этом лишь шум волн и стук собственного сердца. Спасение казалось уже не просто далёким, а невозможным. Море, корабль, чужой берег… Даже если я сбегу сейчас, то куда? По пыльной дороге обратно в деревню, которая уже закрыла передо мной «двери»? Или в море, где я утону, прежде чем успею доплыть до берега?

С каждым шагом к ненавистному трапу мне казалось, что я перестаю быть собой. Потому что меня снова используют как вещь. Сначала родители, потом Бог, а теперь что… Дикие?

Трап оказался широким, но шершавым, с зазубринами в досках, которые цепляли подол моего повидавшего жизни платья. Я шла по нему медленно, стараясь не споткнуться — не потому, что боялась упасть, а потому что слишком ясно понимала: на этой палубе меня ждёт худшее.

Сафарвала вели рядом, держа за ту же верёвку-удавку. Он упрямился, рывками мотал головой, но двое Диких тащили его так, будто это был не гордый конь, а просто лишний тюк.

Когда мы поднялись, на палубе стало тесно. Несколько мужчин остановились от работы, разглядывая меня. Их взгляды были тяжёлыми и оценивающими. В них было всё: любопытство, наглость и тот самый звериный прищур, от которого хотелось свернуться в комок.

— Ну и ну, — протянул один, коренастый, со шрамом через всё лицо. — Гляньте, какую диковинку нам привели.

— Таким диковинкам, место только у каганов в услужении, — хмыкнул другой, поигрывая кинжалом в руке. — Интересно, сколько она продержится, прежде чем затопит палубу слезами?

— Я ставлю на одну ночь, — вмешался третий, и по палубе разнёсся глухой смешок. — Хотя… если её сразу же отдать Арвану, то и полдня не выдержит.

Слова били по нервам, словно пощёчины. Я старалась не смотреть ни на кого, держа взгляд на досках под ногами, но это не спасало от ощущения, что с меня уже сняли одежду и теперь рассматривают, что было под ней.

Глава 23

Меня вели вперёд, к тёмному проёму в палубе, откуда тянуло сыростью и тяжелым запахом смолы, соли и чего-то затхлого. Широкие доски под ногами глухо отдавали в пятки вибрацией, а с каждого бока я ощущала чужое, слишком близкое и навязчивое дыхание.

У самого трапа в трюм, рыжий, тот самый, что всё время ухмылялся, резко дёрнул за мою сумку.

— А ну-ка, дай ка её сюда, — его грубые и крепкие пальцы, сомкнулись на лямке.

— Не тронь! — сорвалось у меня почти рыком. Я вцепилась в ткань так, что костяшки побелели. В груди всё сжалось, от безнадёги, вот сейчас он не отстанет, и отберёт последнее, что осталось мне от нормальной жизни.

Рыжий, усмехаясь, потянул сильнее.

— Да брось, девка, что тебе с ней? Всё равно потом всё пойдёт к нам.

— Кастер, — лениво вмешался Закар, с таким тоном, что рыжий нехотя замер. — Оставь девчонке её зверька. Пусть порадуется хотя бы тому, что осталось.

— Чего? — Кастер, зло зыркнул на него, не желая соглашаться. — Да этот мелкий кролик даже на суп не сгодится.

— Я сказал, оставь, — взгляд Закара стал тяжелым, будто стальным. — После разговора с каганом решим, что с этим всем делать.

Кастер отдёрнул руку, будто и не прикасался вовсе, но при этом ухмылка с его лица не исчезла. Даже жутковато стало.

— Ладно, радуйся, красотка, — сказал он, глядя на меня, — но недолго.

Я прижала сумку к себе, как ребёнка, и, стиснув зубы, шагнула в темноту. Внутри трюма воздух оказался плотным, влажным, с привкусом ржавчины и старой древесины. Внизу слышалось тихое шуршание, а это значит, кто-то уже был здесь, в этой тесной клетке из досок и железа.

Внизу было душно, темно и тесно. Когда глаза привыкли к полумраку, я разглядела силуэты примерно десяти девушек, сбившихся в кучу. Кто-то сидел молча, обхватив колени, кто-то тихо всхлипывал, уткнувшись лицом в ладони. Запах страха, соли и старой соломы стоял густой, вязкий, как трюмный воздух.

В дальнем углу я узнала её — ту самую с чёрной косой, которую видела на перекрёстке. Её платье было порвано на плече, губы искусаны до крови, а глаза — тёмные, полные глухой ярости и усталости. Она посмотрела на меня, будто проверяя, есть ли во мне ещё силы, или я уже сломалась. И, не дождавшись ответа, снова уткнулась лбом в колени.

Я нашла себе место там, где от крошечного иллюминатора падал узкий срез солнечного света. Присела на жесткую, слипшуюся солому, прижимая сумку с кроликом к себе, будто это могло хоть как-то защитить.

В этот момент, когда все звуки отошли на второй план, где-то глубоко в сознании отозвались слова бога, о Диких «Тебе не стоит бояться. Почувствуй сердцем то, что прежде было недоступно никому. Помоги им… сними заклятье нагини и принеси мир в их сердца».

Ну да, не стоит бояться… Да они здоровенные, сильные и бесстрашные. Вон даже местных нисколечко не боялись, хотя… те как трусливые мыши, спрятались по домам, не спеша даже носа показать из-за тяжелых дверей, которые, кстати говоря, вряд ли бы защитили их от этой горы мышц. Но ведь есть не только деревенские! Девчонку же откуда-то привели. Может она городская? Впрочем, ей всё равно не повезло… как и мне.

Между тем, доски корабля глухо застонали, послышался ритмичный плеск волн о борт. И с каждым этим плеском, приходило осознание — деревня осталась далеко, и никакого спасения ни для меня, ни для этих девушек нет.

Крики и топот над головой постепенно стихли, уступив место размеренному скрипу корабельных снастей и плеску воды. Я уже начала привыкать к этому монотонному звуку, когда сверху послышался громкий смех и тяжелые шаги по трапу.

В проёме люка показалась массивная фигура Кастера. Он спускался медленно, словно нарочно давая нам время ощутить нарастающее напряжение.

— Ну что, пташки, — протянул он, спрыгивая на нижнюю ступень, оглядывая нас, как скотину на торге, — как устроились? Тепло тут? Уютно? — Он рассмеялся, и смех прозвучал грубо, с хрипотцой, от него по спине пробежал неприятный холодок.

В небольшом деревянном чане, что он держал, хлюпнула вода, брызги полетели во все стороны, но ему было всё равно. Шагнув вперёд, он нарочито медленно прошел вдоль стены, задевая носком сапога солому, на которой мы сидели.

— Пить хотите? — в его голосе прозвучали ехидные нотки. — Так за это ведь платить надо… правда? — он остановился возле девушки с чёрной косой, наклонился так близко, что я видела, как напряглись её плечи. — Скажи, красавица, что ты мне дашь за глоток воды? — он провёл костяшками пальцев по её щеке, и та резко одёрнула голову.

Кастер засмеялся громче, словно её отвращение только веселило его.

— Ну, ладно, думай, — бросил он, направляясь в мою сторону. — А ты что молчишь, длинноногая? — его взгляд, скользнул от моего лица, к сидящему на коленях кролику, которого я тут же прикрыла руками. — Всё ещё прячешь свою зверушку? — он чуть наклонился, протянул руку, но почти у самого уха кролика, одёрнул её. — Ладно, пусть пока сидит. Но скоро, будь уверенна, каган решит его судьбу.

— Кто захочет пить, приползёт ко мне на коленях, — с этими словами, он поднялся наверх, демонстративно ставя чан на пол, за дверью, которая тут же захлопнулась.

В трюме снова стало тихо, только слышно было, как кто-то из девушек всхлипывает в темноте. Да я и сама присоединилась бы к ней, вот только слова тех Диких, не позволяли мне этого сделать. Пусть не думают, что своими ставками могут определить чью-либо судьбу. Тем более у меня ещё осталось то, за что можно побороться, даже не смотря на то, что я осталась в море наедине с этими дикарями.

Как долго я сидела, вжавшись спиной в холодные доски трюма, ощущая, как корабль лениво покачивается на волнах, не знаю. Но тёплое, пушистое тельце кролика на руках, не давало скатиться в чёрную яму безнадёги. Да и он сам, будто чувствуя опасность, не отходил от меня ни на шаг, словно здесь и сейчас, я была единственной его защитой. Да уж… защитница из меня вышла так себе… в который раз.

Глава 24

Тёплое, ровное дыхание кроля, покачивание корабля, и усталость, свалившаяся на плечи тяжелым грузом, сделали своё дело — в какой-то момент я забылась в тревожном сне, где снились мне Светлые земли, с их волшебным, живым лесом, белые стены дворца, высокие, покрытые золотой вязью арки, солнце, мягко ложащееся на мраморные ступени. Мать, как обычно холодная, с идеальной осанкой и лицом, на котором не увидишь ни единой эмоции. Отец — надменный, вечно смотрящий сверху вниз, в глазах его сверкала злоба, перемешанная с ненавистью, в которой я так и не научилась жить.

Брат, Фирноил, стоял рядом с ним. Его взгляд скользил по мне так, будто я сделала что-то ужасное. А рядом с ним — Вийраль, его жена. Тонкая, гибкая, с ухмылкой, которая всегда казалась острее ножа. Она чуть склонила голову, и в её глазах мелькнула ехидная насмешка, как тогда, в столовой, где собралась вся семья, и где ей, было позволено больше чем мне.

Но за их спинами я видела солнечное пятно, и в нём — Илиндиль. Маленькая, в белом платьице, с распущенными белоснежными волосами. Она со смехом бежала ко мне распахнув руки и, я уже почти успела шагнуть к ней… Но перед глазами мелькнул Лур. Рыжая шелковистая шерстка, добрые, но хитрые глаза… застывшие в вечности по вине отца. Он убил его! Убил моего лиса! И сейчас с его сияющего клинка, на сырую землю падали тягучие, ярко алые капли крови. От вида мёртвого зверька, я задохнулась. Воздух будто перекрыли, крик застрял в горле, и руки… они сжимали пустоту, образовавшуюся после исчезновения Лура.

Из сна вырвалась резким рывком. Сердце от увиденного, колотилось в груди пойманной птицей, и некоторое время, я просто не могла понять, где нахожусь, и что вообще происходит. Доски подо мной, запах сырой соломы, приглушенное покачивание… явно это не дом. Не Светлые земли… Корабль!

И только после осознания, я смогла услышать тихий, прерывистый плач. Приподнявшись, огляделась вокруг. В дальнем углу трюма две девушки сидели, обнявшись, их плечи вздрагивали в такт всхлипам. Ещё несколько смотрели в пол, словно боялись поднять глаза. Свет луны из крошечного иллюминатора падал на их бледные, усталые, полные той же обречённости, что и я ощущала внутри, лица.

Кроль тихо пошевелился на моих руках, и я прижала его к себе, словно это могло хоть немного защитить нас обоих от того, что ждёт впереди.

Сидящая рядом Арена, посмотрев на меня, еле заметно кивнула в сторону кролика:

— Можно погладить? — получив молчаливое согласие в виде жеста, девушка, протянув тонкую ручку, провела ею по спине вздрогнувшего кролика. — Странно, что они не отобрали его.

— Оставили, до решения кагана, — прошептала я, — кто бы это ни был, но видимо только он может или отобрать у меня зверька, или… — думать о том, что будет, если заберут ушастого, я не хотела, поэтому просто замолчала, разглядывая чуть расслабившуюся девушку. Но молчание долго не продлилось, мы заговорили о другом. О доме, оказалось, она жила в маленьком поселении, у самой границы города, о семье, тут, конечно же, девушка поведала больше о своей, потому что я не особо хотела распространяться о том, что являюсь дочерью правителя Светлых земель, и о том, что ждёт нас впереди.

Но одно нас объединяло — мы обе не знали, что ждёт нас за океаном. Арена пожала плечами:

— Никто не знает.

— Но, возможно не так всё и плохо, — возразила я, не желая думать о самом худшем. — Может нам повезёт, и мы сможем выжить в этих новых условиях. Ведь если бы хотели убить — давно бы это сделали.

— Лила, — на её лице появилась горькая усмешка, — мы обе можем стать постельными игрушками этих дикарей, и за это им абсолютно ничего не будет.

В воздухе вновь повисло молчание. Арена, откинувшись на холодную стенку, прикрыла глаза, а я просто сидела, уставившись на кролика, который устроившись на руках, периодически шевелил ушами, будто прислушиваясь к чему-то своему. Его тепло оттесняло холод от мыслей, но это было лишь временное спасение.

Я не заметила, в какой момент полумрак в трюме стал чуть светлее. Сквозь щёлку между досками и мутный иллюминатор пробивался бледный рассвет. Лунный свет уходил, и вместе с ним растворялась тишина.

Сначала сверху донёсся приглушенный гул — глухие шаги по палубе, скрип мачтовых канатов, резкий лай короткой команды. Потом слышались мужские, громкие, чуть хриплые ото сна голоса, а это значило, что Дикие просыпались, и начинался наш новый день на корабле.

Где-то наверху кто-то зевнул так, что это прозвучало почти как рык. Потом прозвучал хриплый, утренний, но всё такой же наглый и чужой, смех. Обрывки фраз, шарканье по палубе, и плеск волн.

Внутри что-то сжалось от осознание того, что скоро, эти дикари спустятся вниз, и тихая ночь, может превратиться в ужасный, полный тревоги день.

Скрип тяжелого засова над головой заставил всех внутри замереть. Люк открылся резко, с глухим стуком, и внутрь, болезненно ударив по глазам, хлынул утренний свет. На фоне этого сияния вырисовывались массивные силуэты наших похитителей.

— Ну что, куклы, утро доброе, — протянул один из Диких, тот самый рыжий, Кастер, и его зубастая ухмылка стала ещё шире, когда он заметил, как девушки невольно жмутся друг к другу. — Глянь, Закар, целые и невредимые, хоть сейчас к столу подавай.

— Сначала помыть, — лениво отозвался русоволосый Закар, спускаясь за ним по трапу и глядя вниз так, будто рассматривал товар на прилавке. — Каган любит, когда его подарки блестят, а не пахнут соломой и трюмом.

— О, — вставил третий, с косой, тот, что вчера торопил их на корабль, — давайте сначала накормим. На пустой желудок впечатлений меньше.

Кастер хохотнул, облокотившись на стену:

— Не переживайте, девоньки, завтрак будет щедрым. Может, даже сладости дадим… если хорошо себя поведёте.

Кто-то из девушек всхлипнул, и это только развеселило его.

— Да ну их кормить, — фыркнул четвёртый, чей голос был грубее остальных. — Сначала в бочки с водой, а там как каган решит.

Глава 25

— Ну что, птички, — протянул Кастер, хлопнув в ладони, — поднимайтесь! Каган ждёт чистых и красивых, а не облепленных соломой.

Никто не двинулся. Тогда косой коротко рявкнул:

— Живо филейную часть подняли!

Началось копошение, и Дикие, не дожидаясь пока одна за другой девушки поднимутся, начали вздёргивать их вверх, а затем, хватая их под локти или за плечи, подталкивали каждую вверх. Их движения были резкие, но сдержанные — ровно настолько, чтобы не оставалось синяков, однако чувствовалось, что любое сопротивление обернётся грубостью.

Когда подошла моя очередь, Кастер «любезно» протянул руку, но, как только я ухватилась, резко дёрнул, будто проверяя, удержусь ли я на ногах.

— Смотри-ка, — хмыкнул он, — крепкая, не рассыпалась. Может, даже весь путь выдержишь. — Надобности в ответе не было, поэтому, чтобы меня не толкали, сама поднялась по трапу.

На палубе утренний ветер ударил в лицо, и я зажмурилась, наполняя лёгкие свежим, морским воздухом. Солнце уже поднималось, заливая всё золотистым светом, и на его фоне громилы казались ещё больше.

По пути к носовой части, где, судя по всему, находилась «купальня», Дикие не упускали случая поддеть или унизить:

— Эй, Закар, гляди, эта златовласая сама бы нас всех выкупала, — сказал один, с прищуром разглядывая меня.

— Или лично кагана, — отозвался другой. — Может, у него найдётся для неё особая бочка, ну или и без неё будет не плохо. Ведро воды, мокрая одежда, и каюта кагана.

Хохот разнёсся по палубе, но этого им оказалось мало:

— И горячая ночка, — Дикий, со шрамом на пол лица, демонстративно прижавшись к деревянной мачте, задвигал бёдрами, показывая своим товарищам, чем же горяча была бы эта ночь. Я отвернулась, тут же замечая, как Кастер, проходя мимо одной из девушек, резко дёрнул за кончик её растрёпанной косы:

— Глянь, Закар, длинная. Можно верёвку сплести.

Закар лишь усмехнулся, но заметив, что та побледнела, бросил в сторону рыжего:

— Оставь её.

Тем временем, мы остановились перед небольшой дверцей у самого борта. Косой распахнул её, и в лицо пахнуло свежей водой и влажным деревом. Внутри, можно было увидеть несколько больших деревянных ёмкостей, наполненных водой, вёдра, стоящие по углам, и целая гора одежды, сваленная в одном из углов — всё вперемешку, от простых рубах до более нарядных платьев, но явно чужих и ношеных.

— Вот ваша «купальня», — с кривой усмешкой сказал Кастер, облокотившись о косяк. — Мойтесь, выбирайте тряпки, и чтоб без глупостей, а то накажут всех.

— Мы ждём снаружи, — добавил Закар, но его тон ясно говорил, что если они захотят, смогут войти без приглашения.

Они переглянулись, хмыкнули и, закрыв дверь, оставили нас внутри, среди запаха дерева, прохладной воды и чужой, судя по всему, чистой одежды.

Внутри «купальне» сперва стояла тишина. Только плеск воды в бочках и тихое дыхание десятка девушек. Каждая будто ждала, что кто-то первый решиться подойти, но никто не спешил.

Я поставила кроля на пол — он недовольно шевельнул ушами, но остался рядом, словно понимал, что отходить нельзя. Медленно подошла к ближайшей ёмкости, сразу же проверяя, тёплая ли вода, однако почувствовав прохладу, тихо вздохнула, понимая, что такой можно лишь слегка обмыться. Да и волосы мочить нельзя — останусь без повязки, все сразу поймут, почему я так выделяюсь. А возможно, они уже догадываются, или знают наверняка, просто не афишируют.

Первой решилась та самая черноволосая, Арена. Не глядя ни на кого, она сняла верхнюю рубаху и, сжав губы, погрузила руки в воду, будто хотела смыть с себя не грязь, а всё, что случилось. Её плечи дрожали, но я поняла, что это не от холода.

За ней потянулись остальные. Кто-то мылся молча, пытаясь тщательно стереть всю налипшую пыль, а кто-то наоборот — плескал воду на себя, стараясь поскорее закончить.

Я выбрала себе угол, чтобы спиной быть к двери. Омыла руки и лицо, чувствуя, как отступает липкая тяжесть от ночи, но вместо облегчения внутри росло другое — острое осознание того, что всё это делается не ради нашего комфорта. Нас просто готовят.

Когда все более-менее привели себя в порядок, настала очередь одежды. Гора тряпок в углу выглядела почти издёвкой. Среди них попадались аккуратные льняные платья, крестьянские юбки, мужские рубахи, даже какие-то вышитые корсеты, но всё было чужое, носившееся, хоть и чистое.

Я перебирала вещи пальцами, стараясь не задумываться, кому они принадлежали до меня. В конце выбрала простое платье из тонкой ткани и длинную тёмную накидку — она хотя бы могла скрыть руки, и в случае прохлады, хоть немного согреть.

— Тебе идёт, — негромко сказала Арена, поправляя на себе чужую юбку. В её голосе не было ни зависти, ни подкола, просто констатация.

— Тебе тоже, — кивнула я, стараясь как можно скорее, забрать свою сумку, и поместить в неё голодного, возмущённого кролика.

За дверью послышались голоса Диких, и девушки, поспешив облачиться, скучковались в углу у двери, надеясь на то, что их больше не будут хватать за руки. Я подошла к Арене.

Дверь «купальни» распахнулась, и в проём заглянул Кастер. Его ухмылка скользнула по каждой из нас, задерживаясь на Арене и мне.

— Ну, птички, марш! Каган ждёт сытых и чистых, — и, будто специально, обвёл руками, намекая на то, что мы теперь без прежней, пыльной защиты.

Мы шли цепочкой по узкому проходу, и каждый шаг сопровождался колкими репликами.

— Гляди, Скар, эти уже к нам привыкли. Может домой поедут добровольно? — хохотнул один.

— Добровольно? Только если мы им понравимся, — лениво ответил другой, и это вызвало новый взрыв смеха.

— Не переживайте, девы, — Кастер обернулся к нам, — завтрак будет тёплый, а после состоится помывка души и тела у нашего кагана.

Мы вышли на палубу. Утро было свежим, но в тени парусов и канатов всё равно стоял тяжелый запах моря и смолы. Нас провели в кают-компанию, где на длинных столах уже стояли деревянные мыски с густой похлёбкой, ломтями хлеба и кувшинами воды.