ШумУл (Поварёнкина Наталья)
Правдивая история жизни и смерти Лилового (дракона) в земном мире, рассказанная им самим асам и людям в назидание
Рождённый драконом
1. Из дракона в человека
- Это стрела из персикового дерева. Он долго не протянет. Его силы перейдут к человеку, который сделал и пустил эту треклятую стрелу, – фея в обличье прекрасной девы-воительницы от бессилия хоть чем-то помочь крылатому гиганту, распластавшемуся перед ней, опустилась на колени и, роняя слёзы, погладила Лилового (дракона) по рогатой голове.
- А кто дерево посадил? К тому тоже силы перейдут? – Жёлтый, как обычно, острил. Фея, как обычно, не оценила.
- Тебе лишь бы зубоскалить, - удар с разворота каблуком в челюсть стёр ухмылку с жёлтой безрогой и безбородой морды дракона. Феи гор не отличаются сдержанностью. А эта, обречённая на пожизненное пребывание среди людей, была просто взрывоопасна. И в мгновение ока вскакивала с колен, чтобы ударить.
- А если стрелу сделал один, а пустил другой? – Рыжий часто задавался вопросами и не стеснялся их задавать.
- Значит, силы разделятся, - фея знала это также хорошо, как и то, что стрелка, пустившего стрелу, кем бы он ни был, уже и след простыл. Окрылённый мощью дракона, он исчез, и не попадётся на глаза, как не ищи.
- Я найду обоих, - прохрипел испускающий дух Лиловый. – И они пожалеют...
- Ты станешь одним из них. Мы уже не отличим тебя. - Фея была безутешна. Рыжий и Жёлтый переглянулись: дракон станет человеком?
- Убивайте их всех! Я жажду мести... – дракон умер. Вместо него на вершине горы, продуваемой всеми ветрами, остался человек. Он лежал в той же позе, что и дракон - на боку, а из груди его торчала стрела.
Так я мог бы начать роман обо мне, если бы взялся его писать. Меня зовут Лиловый, я - дракон.
Я был им до того, как стал человеком, и остался им, несмотря на то что стал человеком. Я хочу рассказать вам свою историю, потому что она касается не только меня. Это и ваша история. Я не мастер художественного слова, и напишу всё, как было от своего лица, без прикрас и с авторской пунктуацией.
И я не привык отказывать себе, так что, если мне захочется писать так, будто это взято из книги, я так и сделаю. Понравится это кому-то или нет. А, если кто-то скажет, что мог бы написать и получше, пусть идёт к чёрту, потому что пока он говорит, я пишу, и делаю это со всем старанием, на какое только способен.
И ещё, если вы не хотите знать, как выглядите в глазах дракона, то не читайте дальше этого предложения. А если вы думаете, что готовы к взгляду со стороны, прочтите всё до конца, и убедитесь, что к этому нельзя подготовиться.
2. Он особенный
В романе дальше было бы так:
Жёлтый уже приготовился откусить человеку голову, но фея сапожком так ввинтила его чешуйчатый хвост, что дракон захлопнул пасть и прикусил язык.
- Что?! – всхлипнул Жёлтый. - Он сам сказал, убивайте их всех! К тому же, когда мне ещё так повезёт?
- Разинешь ещё раз свою кривую пасть, я вырву твой длинный язык, и заставлю его сожрать! Понял? - Фея свирепо сверкнула глазами. Жёлтый с ума сходил, когда она так злилась, а ещё от того, что она была без ума от Лилового. И ничего не изменилось, даже, когда тот испустил дух и стал голым куском мяса, обтянутым кожей. Это огорчало Жёлтого куда больше, чем перспектива остаться без языка. - Понял! - прикрикнула фея.
- Понял, я понял, - бросил он с раздражением и горечью. А потом обиженно добавил, - не такая уж она и кривая.
Вообще-то, пасть у него, действительно, была слегка перекошена.
- Я хочу пометить его, чтобы мы не убили его случайно.
- А что, он снова может стать собой? – спросил Рыжий. Жёлтый насторожился.
- Нет. Во всём мироздании не сыщется средства, чтобы вернуть его нам… вернуть его… мне.
У Жёлтого отлегло – в кои-то веки мироздание на его стороне. Теперь главное не упустить момент, и избавиться, наконец, от ненавистного соперника. Что ж, он умеет ждать.
- Я не хочу, чтобы кто-то из вас сожрал его, как кого-нибудь из этих слизняков - людишек. Он не такой как они. Он особенный. И со своими я договорюсь. Феи и духи стихий отзовутся на вежливую просьбу собрата. Не то, что люди.
Фея извлекла стрелу из раны в груди человека, тот не пошевелился. Острие блеснуло лиловым, а на теле осталась отметина – звезда из трёх лучей. Фея тряхнула над головой человека стрелой с парой капель драконьей крови на острие, и прядь чёрных волос у левого виска, куда попали капли, окрасилась в сочный лиловый цвет.
- Не слишком броско? - обеспокоился Рыжий.
- В самый раз. Эти дикари падки на всё яркое, так и они будут знать, что он особенный.
- А что будет знать он? Он будет помнить, кем был рождён? – озадачился Рыжий.
- Очень на это надеюсь.
Наверное, я не должен был помнить себя драконом. Хотя в таком случае сходит на нет весь перевоспитательный эффект превращения, если он, конечно, подразумевался.
Вот представьте – одно дело ты просто проживаешь свою жизнь, как можешь. И совсем другое, когда ты проживаешь жизнь в шкуре одного из тех, кем до превращения мог запросто пообедать. И больше знаешь о том, каковы люди на вкус, чем о том, что им по вкусу.
Я так и не понял, ради чего со мной проделали этот фокус. Я знаю, кто и зачем это сделал. Но я так и не понял сути превращения. Дело даже не во мне. Ну, был бы на моём месте любой другой дракон. Для чего из дракона делать человека? Зачем вообще из кого-то делать того, кем он не является?
Так или иначе, я помнил себя драконом, потому что, во-первых, фея с самого начала не давала мне об этом забыть. А во-вторых, я этого и не забывал.
Я, к примеру, помню, как моя мать, речь о моей драконьей матери, человеческой, как вы понимаете, у меня не было, уж не знаю, хорошо это или плохо, так вот, я помню, как она звала меня Тёмкой. Хотя я не был Чёрным, как она. Отец подкачал, вернее, его прапрадед – Красный. И в семье поголовных Чёрных моя шкура отливала красно-фиолетовым – лиловым.
Сам по себе цвет никак не характеризует дракона. Но ясно, что моя мать хотела бы, чтобы и я был Чёрным. И это, как мне кажется, могло повлиять на мой характер. Моя судьба, наверное, сложилась бы иначе, если бы я родился Чёрным, а не жил с чувством вины за не тот цвет шкуры.
Все, кроме матери, называли меня Лиловый - по цвету шкуры и крови. Среди драконов это принято, что очень удобно, и никак нас не унижает, а в вашем мире это называется расизмом и считается оскорблением.
В день, когда я обнаружил себя человеком, мне было странно думать о себе как о драконе. Впрочем, и как бывшему дракону мне было странно думать о себе как о человеке.
А что я должен был думать? У меня было две ноги, две руки, голое без единой чешуйки тело. Мой прекрасный хвост и не менее прекрасные крылья приказали долго жить. Борода, правда, осталась, но это была уже не та борода – из роскошной, тонкого волоса, струящейся до самого моего брюха - о, как она развевалась в полёте, особенно в облаках; она превратилась в торчащие во все стороны колючие заросли. И рога исчезли. Забавную вещь я потом услышал от вас о рогах, вернее о тех, кого ими "наделяют".
Я смутно помню сам момент превращения. Две силы спорили во мне - нечто распирало изнутри, и в то же время что-то с той же силой налегало снаружи. Я не знал, разорвёт меня или раздавит. В любом случае, я готовился отправиться в небытие вслед за моим хвостом, крыльями и бородой.
Сейчас я понимаю, что пребывал между смертью дракона и жизнью человека. И пока один не испустил дух, другой не сделал первый вдох.
3. Первый вдох
Стрелу, которую фея только что извлекла из раны на груди человека, она медленно занесла над ним и с такой силой обрушилась, что Рыжий решил, фея пронзит человека насквозь. В глазах Жёлтого вспыхнула надежда.
Но стрела всего лишь воткнулась в землю, мелко задрожав оперением. С ясного неба раздался гром. Человек вздрогнул, открыл глаза и сделал свой первый вдох в жизни. Лёгкие обожгло холодом, какой может быть только высоко в горах; превозмогая боль, человек с шумом выдохнул и задышал.
- Здесь из стрелы, сделанной, чтобы убить дракона, которым ты был, вырастет персиковое дерево, - проговорила фея, - отныне и до скончания века ты связан с ним. Пока дерево процветает, ты неуязвим. Ничто и никто не сломит тебя, пока дерево держится корнями за землю, а ветвями за небо, и плоды его наливаются солнцем, а на вкус сладко горчат.
Персики с этого дерева будут поддерживать твои силы, и продлевать дни. Не говори людям об этом дереве, если не хочешь, чтобы дни твои оборвались до срока. Никакое другое дерево или плод не заменит тебе этих плодов. И помни, ты - дракон, и люди - твои враги. Да будет так!
В небе снова раскатисто прогрохотало и ослепительная молния, с треском прорезав безупречную голубизну, ударила в стрелу.
Человека отбросило. Он не понял, был ли это крепкий пинок, или его отшвырнуло волной от заряда небесного электричества, а может и то, и другое. Фея тоже откатилась подальше от стрелы и припала к земле.
На глазах перепуганного человека - боль в груди от первого вдоха ещё была с ним, и голова раскалывалась от оглушительного грохота; стрела, торчащая из земли, вытянулась, а её оперение разветвилось. И пока дерево раздавалось вширь и ввысь, на ветках успели появиться и листья, и бутоны.
В воздухе разлился горьковато-медовый аромат – распустились белоснежные цветы. Но порыв ветра сорвал и унёс их нежные лепестки, явив взгляду плоды с рыжей бархатистой кожицей. Они увеличивались, пока крепкие ветви не склонились под их тяжестью.
Человек, раскрыв рот от удивления, молча взирал на это чудо. Фея обошла кругом дерева и направилась к человеку. Он невольно отстранился - притягательная воинственность этой красотки сбивала с толку. Она присела на одно колено и ткнула пальцем в отметину на груди человека.
- Помни, кто ты. Ты должен найти того или тех, кто сделал стрелу и пустил её тебе в грудь, когда ты был драконом. Не смей прощать! Найди и отомсти, - сказала она так, будто приказала, и тут же переменилась, - прости, что не смогла уберечь тебя. Я люблю тебя, даже в таком обличье. - И подарила человеку поцелуй, от которого голова у него пошла кругом, а от её острых зубок лиловая кровь проступила на губах. Он едва не задохнулся от сладкой боли.
- Если ты станешь забывать, кто ты, - фея слизнула капельки драконьей крови со своих губ, - твоя кровь и моя любовь напомнят тебе. - Она провела рукой по его волосам. - Лиловый всегда шёл тебе.
Человек подался вперёд, но земля, будто провалилась, и его качнуло. Фея встала.
- Прощай, я и так сказала тебе слишком много. – Она оседлала Рыжего. Дракон ждал рядом, человек только сейчас заметил его. – Я сделала, что могла. Тебе повезло, что я оказалась рядом. Если бы некому было воткнуть стрелу в землю, ты бы не задержался в этом мире дольше, чем на одну человеческую жизнь. А со стрелой в груди она была бы недолгой. Но дальше ты сам, - её голос дрогнул, она отвернулась и на глазах грозной феи блеснули слёзы. – Проживи жизнь в недостойном дракона облике достойно, - договорила она, и пришпорила Рыжего, уперев каблуки в его чешуйчатые бока.
Рыжий закрыл крылом солнце и, сделав пару взмахов, унёс прочь всадницу, подарившую человеку головокружительный поцелуй.
- Даже не мечтай о ней, - не удержался Жёлтый, не стерпев влюблённого взгляда, которым человек проводил фею. И этого, на вид нескладного, дракона человек заметил, только когда тот заговорил с ним.
Жёлтый расправил крылья – они различались по длине. Он кособоко подпрыгнул, ухнул всем телом вниз, как в яму провалился, но удержался, выровнялся, и не без изящества набрал высоту.
Пошатываясь, человек встал, утвердился ногами на земле и ощутил острое желание взмыть в небо. Он раскинул руки и смотрел вслед драконам, пока те не исчезли из вида. Он ждал, но всадница так и не обернулась.
Драконы его не пугали, а вот незнакомки он побаивался, вернее, испытывал трепет.
Трепет, это в точку! Это я хорошо сказал! Рядом с этой дамочкой мне делалось жутко. От её болтовни у меня звенело в ушах, а когда она вдруг замолкла и поцеловала меня, всё, что она наговорила, тут же вылетело у меня из головы. И я разом забыл всё на свете - и кем был, и кем стал.
Люди говорят красота спасёт мир – брехня! Это говорят те, кто не видел неземной красоты, вроде той, что поцеловала меня. Это стальная, безжалостная красота, от которой веет чем угодно, но только не миром. Уж поверьте мне.
Легко приблизив, она с той же порывистостью и оттолкнула меня. Я понял одно - я обязан ей. Она вынула из меня стрелу, она воткнула её в землю. Она растолковала мне про персиковое дерево, и она не дала мне забыть кто я. Её поцелуй я точно не забуду.