Лишняя

Глава 1

– Эх, Таюшка, мало хорошего в том, чтобы быть омегой.

– Почему?

– Сложно, родная. Да, ты составишь прекрасную пару любому оборотню. Вы влюбитесь. Поженитесь. Родите детишек. Муж будет тебя боготворить, носить на руках, холить и защищать. Ты станешь для супруга той самой, единственной и неповторимой. Самочкой. Девочкой. Спутницей жизни.

– Но? Я чувствую, что за всеми красивыми словами, которые ты только что озвучила, непременно последует продолжение, которое меня не порадует.

– К сожалению, звездочка моя, так есть.

– Объясни же скорее, в чем подвох?

– Подвох в том, что ни одна омежка никогда не заменит оборотню его истинную пару. Вот в чем ужас положения.

– Подожди… ты хочешь сказать, что если мой муж, с которым я проживу много лет, рожу волчат и буду счастлива, в один не самый прекрасный день вдруг повстречает половинку своей души, он… бросит меня и детей? Откажется от нас? И выберет её?

– Да, Таюшка. Он. Выберет. Истинную.

Мама тяжело вздыхает и отводит взгляд. Но как гладила меня по голове, так и продолжает гладить. Словно нежными прикосновениями старается разогнать тучи, что вместе с холодом поселяются внутри тела после ее слов.

– Ты… ты это точно знаешь? – голос дрожит, как не стараюсь казаться спокойной.

– К сожалению, милая. Истинная любовь всегда побеждает лунное притяжение омег, пусть последнее тоже очень сильно, ведь даровано самой богиней.

– Омеги… истинные… – в горле пересыхает, но я все равно продолжаю мысль, что вспышкой рождается в голове, – м-мама, ты же тоже омега... и говоришь, что точно знаешь. Скажи, мой отец… он точно погиб? Или всё-таки он… нас…

Как не пытаюсь вытолкнуть с губ слово «бросил», ничего не выходит. Страшное, оно застревает на языке и упирается.

– Твой папа встретил свою пару, Таюшка.

– И выбрал ее?

Сердце пронзает ядовитая стрела.

Думать, что папа погиб, выполняя свою работу, – было всегда больно. Знать теперь, что он взвешенно и равнодушно отказался от жены и дочки, оставив нас одних барахтаться в жестоком мире, без денег, сил, поддержки, а сам беззаботно пошел дальше: создал новую семью с истинной оборотницей, родил с ней себе новых, прекрасных и любимых детей, – больнее в сотню раз.

Жутко.

Обидно до горьких слез, которые скользят по щекам.

– Прости, родная, что молчала раньше. Не хотела тебя расстраивать, пока ты была маленькая.

Маленькая. Большая. Столь ли важен возраст, если предательство отца так и остается предательством?

– И он… – голос пропадает, но я заставляю себя говорить дальше. Хочу за один раз выяснить все подробно, чтобы после никогда больше не возвращаться к этой теме, – он никогда не хотел вернуться назад? К тебе? Ко мне? Не звонил? Не писал? Не интересовался? Не плакался, что совершил глупость, уйдя и бросив… нас?

– Никогда.

– Жестоко, мамочка.

– Знаю, доченька. Поэтому умоляю тебя: не спеши с выбором пары. Будь очень аккуратна. Не повторяй мою ошибку. Сделай все правильно.

– Разве ж могут омежки поступать правильно?

– Конечно, милая. Ты просто не торопись влюбляться. Не открывай душу красивым речам обычных оборотней. Жди своего… истинного. Не чужого, Таюшка, только своего и именно ему дари свое сердечко. Вот идеальное решение для таких, как мы…

– Обязательно, мамочка. Я не совершу ошибки…

Всего пара заполошных ударов сердца, миг, один взмах ресниц, а перед мысленным взором проносится целый вечер и тот самый долгий судьбоносный разговор, который состоялся у нас с мамой много лет назад, когда она еще была жива.

Странно, почему же я его так легко забыла?

Почему нарушила собственное обещание?

Зачем поверила Стиву?

С чего вдруг очаровалась сладкими речами, что буду для него луной, воздухом, небом, солнцем и всем-всем-всем, чем пожелаю?

На кой вручила в его загребущие руки свое сердечко, подарила тело, душу, всю себя?

Отчего не подвергла сомнениям заверения, что никто кроме меня ему никогда не будет нужен?

Зачем приняла за правду нашептанные на ушко слова, что я – лучшая? Единственная? Любимая? Идеальная?

Всё потому, что дурочка наивная, которая очень боялась остаться одна и до дрожи хотела жить, хотела любить и быть любимой в ответ…

Теперь, в день регистрации нашего со Стивом брака, стоя у зеркала в белом подвенечном платье в комнате отдыха, куда забежала на минутку, чтобы освежиться перед началом церемонии, и глядя в глаза молодой красивой, а главное, уверенной в себе незнакомки, проскользнувшей без приглашения за мной следом, я интуитивно ощущаю, что всё.

Мое время вышло, а та сказка, то светлое счастливое будущее, которое я сама себе придумала, доживает последние мгновения и вот-вот растает, как туман поутру.

Глава 2

В себя прихожу на очень короткий срок.

– Вы в реанимации. Сейчас поставим капельницу – станет легче, – сообщает бестелесный голос равнодушным тоном, когда я дергаюсь, пытаясь приподняться.

Куда там?

Безуспешно.

Слабость дикая. Руки не слушаются, ног не чувствую.

Тело ощущается странно. Как мое и не мое одновременно. Я чувствую, что его ломает и корежит. Внутри болят и стонут сотни мышц и костей, о существовании которых я прежде не догадывалась. Мало этого, по венам вместо крови струится огненная лава. Она жжет и жрет меня изнутри. И в то же время все это будто происходит за стеклом – с моим организмом, но будто отдельно от меня.

Как так?

Не понимаю.

– Значит, я выжила? – еле шевелю потрескавшимися губами. Делаю вывод, отталкиваясь от самочувствия. Если бы умерла, наверное, воспринимала бы все иначе.

– Да, поздравляю.

Это издевка? Нет?

Не могу уловить по интонации.

В голове вата. Картинка перед глазами плывет и смазывается. Из-за яркого света люминесцентных ламп постоянно набегают слезы, а веки опускаются.

Слабость.

Дурацкая слабость накатывает. Но мозг-то работает.

Да, работает. И картинки последних событий подкидывает одну за другой. Одну за другой.

Покадрово. Ярко. Жутко. Жестко.

Акцентируя внимание на словах оборотниц, выражении их глаз, лиц. Действиях.

Снова становится немилосердно страшно, что дыхание спирает.

Секунда. Две.

Щелчок, и мозг переключается на иное. Диагностирует собственный очень слабый резерв и дальше пустоту.

Пустоту?

Почему пустоту?

Прошибает потом. Бросает в жар. В холод. Снова в жар. Потряхивает. В груди нестерпимо ломится сердце.

Почему я будто неправильная внутри? Так, словно выпотрошена?

Это же… ошибка?

Правда, ошибка? Ну, пожалуйста!

Разлепив совершенно сухие губы, беззвучно ими шевелю, а затем задаю самый главный вопрос:

– Что с моим малышом?

Я маниакально хочу услышать позитивный ответ, который придаст мне сил. Подарит надежду жить дальше и бороться со сложностями безжалостного мира.

Хотя почему мне? Нам!

Мы будем бороться. Мы. Со Стивом. Ведь у нас есть наше будущее. Наш ребенок. Наше чудо. Наше сокровище.

Все будет хорошо. Будет же? Ну, пожалуйста, матушка-Луна. Умоляю!

– Беременность, к сожалению, сохранить не удалось.

Ровный монотонный голос лупит наотмашь. Фантомной рукой сдавливает горло и перекрывает кислород.

– Что?

Задыхаюсь.

– Вы слишком сильно ударились, когда упали с лестницы.

С лестницы? С какой лестницы? Что за бред?

– Я не падала. Вы путаете.

– Я повторяю лишь то, что мне сказали, – настаивает голос. – Вы пришли на чужую свадьбу. Устроили некрасивую сцену перед женихом и невестой. Кричали, угрожали, скандалили. Вам показалось этого мало, и вы САМИ бросились с лестницы.

От диких слов поднимается тошнота. Глаза затягивает туманом. Сердце рвется на ошметки. Душа на части разлетается.

– Нет… Ну, нет же! Не-е-е-ет! Ложь!

Это была моя свадьба! Я не убивала своего ребенка!

Вопль рвется из самого нутра.

Он настолько дикий и ненормальный, что пугает не только присутствующих рядом медиков, но и меня саму.

– Успокоительное. Срочно! Двойную дозу коли. Не хватало, чтобы она и у нас что-то вытворила.

Кажется, меня удерживают. Наваливаются сверху. Давят. Колют. Что-то говорят-говорят-говорят. Слова звучат фоном. Я на них не сосредотачиваюсь. Белый шум и только.

Неважно.

Уже ничего неважно.

Больше ничего нет. Моей теплой искорки под сердцем нет. И меня, кажется, тоже больше не существует.

Только боль. Единственная, кто остался со мной. И не сдается.

Как так? Я – мертвая. А боль – живая.

***

Следующие недели я провожу на больничной койке в государственной клинике. Это не моя прихоть. Врачи настаивают, что реабилитация – дело затяжное.

Проблема не в физическом состоянии. Синяки, ссадины, трещины в ребрах, сотрясение и другие не запомнившиеся мне последствия встречи с Зариной Мининой заживают относительно быстро. Белый халат уверяет, что всего за десять дней.

Я не отслеживаю.

Десять, так десять. Мне все равно.

Для меня время застыло еще в той точке, когда я узнала о гибели моего малыша. Остальное перестало иметь значение.

Глава 3

Слова Лобова-старшего не расходятся с делом. Меня действительно на протяжении следующих дней выводят из апатично-сонливого состояния.

Уколы, после которых вырубалась на пять-шесть часов, прекращаются. Капельницы по-прежнему ставят, но те содержат исключительно витаминный раствор.

Еще вчера молчаливые, бездушные медсестры и врачи после ухода Карена Лобова меняются по щелчку пальцев. Только что из кожи вон не лезут, стараясь угодить.

Они то и дело курсируют по очереди в мою палату, то в попытке разговорить, то угостить яблочком, пирожком, то поинтересоваться настроением. Неустанно информируют обо всех действиях, с помощью которых очищают мой организм после стресса, и сочувствуют, сочувствуют, сочувствуют.

Стресса… миленько.

Именно так все кругом называют мою якобы попытку самоубиться, упав с лестницы. Впрочем, я не спорю. Какая, в принципе, разница, что думают оборотни, о которых я навсегда забуду, как только покину стены этой здравницы.

Плевать мне на них. И на их неискреннее сочувствие, которое так легко продается и покупается, тоже.

Больше заботит своя судьба, которая в свете откровений несостоявшегося свекра выглядит мрачной и пугающей.

С некоторых пор я – больше не яркая оптимистка. Не девочка, уповающая на светлое безоблачное будущее. Не наивная самочка с душой нараспашку и открытым любящим сердцем.

Я – обожженная жизнью реалистка, уже не верящая в слова «просто так» и бескорыстные добрые чувства без выгоды.

Жестокий урок не прошел бесследно. Да и слова Лобова-старшего я услышала, осознала и приняла на веру сразу. От и до.

И то, что Стив умыл руки при первых же трудностях.

И то, что с радостью женился на своей истинной.

И то, что ребенок от обычной оборотницы, пусть и омеги, ему не нужен.

И то, что Карен Заурович меня возжелал в любовницы лично для себя.

И то, что бабуля может пострадать, если я стану дурить.

Кукловод хочет иметь улыбчивую куклу Таю и прет напролом, наглядно демонстрируя силы и серьезность намерений. Сначала организует мне на месяц состояние полуовоща в закрытой клинике, позже разрешает вновь стать похожей на разумное существо.

От щедрости незваного покровителя хочется плеваться.

От его власти скрыться подальше, исчезнуть, раствориться.

От неограниченных возможностей волком выть, пусть я и так волчица.

А возможности у помешавшегося на мне двуликого огромные. Далеко ходить, чтобы их оценить, не надо. Достаточно взглянуть на одноместную комфортабельную палату с личным санузлом и небольшой, но все же душевой зоной. Таких в нашем крыле всего две. Вторая, к слову, пустая.

Это я узнаю, когда больше не занятый бесконечным сном мозг постепенно включается в работу, и у меня появляется время бодрствовать, а заодно выходить на прогулку в коридор. Благо подходящий повод тоже находится.

Я отдаю улыбчивым медсестричкам все то, что ежедневно в больших бумажных пакетах доставляет мне в палату бугай-телохранитель Карена Зауровича. Фрукты, конфеты, сладости, выпечку и прочую снедь. Даже соки и воду. Всё подчистую. Дожидаюсь, пока молчаливый пугающий меня двуликий выставит все на тумбочку и тихо покинет палату, выжидаю десять минут, на всякий случай, и, подхватив ненужные мне подачки, тащу подарочки в комнатку персонала.

Вот уж где деликатесам радуются от души. Не скупятся на естественные улыбки и громкие похвалы.

Но, главное, сквозь пальцы смотрят на мои перемещения по крылу этажа и не цепляются, когда я то замираю у окна, изучая обстановку и прилегающую территорию, то ненавязчиво и вроде между делом заглядываю в другие палаты, где больные лежат по две, четыре, а то и шесть персон, то захожу в общий туалет в конце коридора. И это при наличии своего собственного, расположенного прямо в палате.

Просто туалет оказывается довольно примечательным местом. Сквозной, длинный, общий на два крыла этого этажа. Им то я и пользуюсь в день выписки, чтобы самостоятельно покинуть больницу.

На удивление, провернуть задуманное мне удается довольно легко.

В десять утра я по традиции дожидаюсь пакетов, в которых на этот раз помимо сладостей присутствует одежда и обувь. Киваю охраннику Лобова, который впервые нарушает молчание и предупреждает, что ждет меня в коридоре. Переодеваюсь в новые вещи. Тут без вариантов. Свадебное платье, в котором доставили в день покушения, давно утилизировано, а сбегать в ночнушке и халате медучреждения – не вижу смысла.

Затем подхватываю фруктовый набор и привычным путем перемещаюсь в медсестринскую. С искусственной улыбкой вручаю презент, выслушиваю благодарности персонала и пожелания больше не болеть, а затем забираю заранее выписанные на мое имя медицинские документы, а заодно телефон одной из работниц.

Вернувшись в палату, вхожу в приложение такси и заказываю машину. Прошу подъехать не с главного входа, а со стороны парковки. Подобное я пару раз видела, когда гуляла в коридоре и выглядывала в окно.

Остальное – дело техники. Телохранитель Лобова не высказывает ни слова против, когда я прошу минутку и бегу в общий туалет. Остается ждать под дверью.

Глава 4

– Добрый вечер, Аша Мирсовна, – проявляет чудеса доброжелательности гость. – Я ненадолго. Минут на пятнадцать, не больше. Просто хотел поговорить с вашей внучкой.

Слишком мягко стелет. Слишком учтиво улыбается.

Не к добру.

Переглядываемся с бабушкой, пока он не видит.

Она незаметно опускает и поднимает веки, давая мне молчаливое согласие и поддержку, говорит Карену Зауровичу что-то нейтральное.

Я же краем сознания отмечаю, насколько разительный контраст составляют эти двое, присутствующие вместе со мной на кухне.

Лобов. Сильный, здоровый оборотень. Подтянутый, одетый с иголочки, с легкой небритостью на лице и уверенностью во взгляде. Пропитанный слабым запахом терпкого парфюма. Приятным, но все равно тошным, потому что принадлежит ему. Желающий завести себе племенную самочку и готовый использовать для этого любые возможности.

И бабушка с уставшим взглядом, лишним весом, больными ногами. В чистом, но давно пережившем свою вторую молодость халате. Пахнущая свежей румяной сдобой и корицей, всем тем, с чем ассоциируется в моем представлении дом. Родная, понимающая и горящая неуемным желанием спасти единственную внучку от участи быть постельной игрушкой зажравшегося чиновника.

Совершенно разные.

Сила против слабости. Богатство против бедности. Здоровье против болезни.

Но… ошибается тот, кто думает, будто у моей любимой родственницы нет никаких сильных сторон. Они есть. Их просто нужно чувствовать и видеть сердцем.

Силы воли, хитрости и упорства ей не занимать. И в этих качествах я уверенно признаю ее однозначным лидером.

– Что ж, не буду вам мешать, – спокойно произносит бабуля и медленно, шаркая подошвами домашних туфель, покидает кухню.

Провожаю ее взглядом и краем глаза ловлю раскованное движение крепкой кисти.

На стол с тихим шорохом опускается связка ключей и карта. Черная, непримечательная на первый взгляд. До тех самых пор, пока на пластиковую поверхность не падает луч света и не преломляется, открывая взору матово-глянцевые переплетения линий. Даже в их изгибах я вижу наличие денег, больших денег.

– Что это?

Не то, чтобы сильно глодал интерес, но понимать, чего добивается гость, хочется.

– Ключи от апартаментов в Элада-Холле и пропуск.

Отец Стива называет самый престижный район города.

Да что там. Самый высокоразвитый деловой центр с жильем ультра премиум класса, сверх безопасностью и полным обеспечением всеми возможными структурами и досугово-развлекательными центрами, включая закрытые и открытые спортивные площадки, бассейны, в том числе на крыше одного из небоскребов под стеклянным куполом, оранжереи, галереи, моллы, детские клубы, здравницы и довольно большой парковый массив, где двуликие при желании могут не только размять лапы, но даже устроить охоту-развлечение.

Город в городе. В общем, всё-всё-всё, что только душенька желает у богатейших из богачей.

И, судя по поблескивающим на столе ключам и жадному взгляду гостя, Тая Леева с некоторых пор тоже входит в перечень услуг.

– Квартирка небольшая, но тебе понравится. Я уверен, – Лобов еще раз окидывает неприязненным взглядом окружающую его обстановку кухни. – Гардероб подберут за пару дней. Я высказал предпочтения. Мерки можешь не называть, сам знаю. Твои вещи тебе не понадобятся, чемоданы не пакуй, – прикусываю изнутри щеку, чтобы сдержаться и ничего не ответить. Не матюгнуться. – С доставкой продуктов вопрос решен. Курьер станет привозить, как только заселишься. Сразу предупреждаю: никаких гостей и, более того, ночевок посторонних. Я хочу чувствовать в доме только твой запах. Работа тебе тоже больше не нужна. Этот вопрос улажу сам, не волнуйся. Не хочу видеть измотанную и уставшую любовницу, мне требуется свежая и цветущая. Поэтому на фитнес-центры и бабские спа-салоны даю добро. Как переедешь, погуляешь по району, присмотришь. Позже скинешь названия, я решу с оплатой. Ах, да, запиши мой номер телефона, чтобы всегда быть на связи.

– Нет, – мотаю головой.

На большее меня просто не хватает.

Еще чуть-чуть и разорвет от злобы и ненависти. Ишь какой молодец выискался, все распланировал, всё учел. Сам. Мне осталось только отключить собственное «я» и подстроиться. Заодно порепетировать дышать по его расписанию и тапочки в зубах приносить, когда соизволит почтить вниманием.

– Что нет? – интересуется.

Проницательный взгляд проникает в душу.

– Всё нет. Заберите, – указываю подбородком на ключи и карту.

Не хочу до них дотрагиваться. Даже случайно, пока ставлю перед гостем заказанный им чай. Кажется, одного касания будет достаточно, чтобы почувствовать себя испачканной.

Лобов на слова не реагирует, но довольно растягивает губы, почувствовав насыщенный аромат горячего напитка. Зеленый чай с жасмином, тот самый, какой он назвал.

Мысленно кривлюсь от раздутого самомнения гостя. Зря он думает, что я пожелала ему угодить. Вовсе нет. Нисколько.

Просто по странному совпадению именно данный сорт всегда хранится в доме. Экономя на многих вещах, на этот напиток мы не скупимся. Точнее, я не скуплюсь, потому что его обожает бабушка.

Глава 5

Меня накрывает паникой.

Дикой. Необузданной. Той, что наваливается пыльным покрывалом и целиком затмевает собой реальность.

Теряя ориентиры, не контролируя силу, не чувствуя под ладонями дорогой ткани мужского пиджака, но всячески желая вывернуться из цепких лап неприятного оборотня, стремясь добыть свободу и сделать-таки полноценный вдох, начинаю безудержно сопротивляться.

Отталкиваю своего пленителя. Упираюсь кулаками. Пинаюсь, верчусь и извиваюсь. Колочу по груди. Использую все доступные в арсенале средства, только бы вырваться из сковывающих объятий.

Ничего не осознаю… не соизмеряю… не сдерживаюсь. И в тот момент, когда Лобов надумывает завершить поцелуй и отклоняется, тело действует интуитивно. В защитной реакции моя рука взлетает вверх и отвешивает пощечину.

Хлесткую.

Смачную.

Такую, что звонкий хлопок сотрясает стены.

Замираем оба.

Я смотрю на него со страхом, забывая, что нужно дышать.

Он на меня, угрожающе побелев и раздувая ноздри.

– Никогда так больше не делай, – произносит пугающе-ровно спустя пару растянутых до бесконечности мгновений. Качается вперед и, прикоснувшись губами к кромке моего уха, добавляет. – Я стерпел один-единственный раз.

От обжигающего дыхания сердце срывается в дикий галоп, тело колотит. Вдоль позвоночника пробегает ледяная поземка. Мне тошно и дурно, а еще присутствует шок, что я смогла поднять руку на живое существо.

Омежка, которая решила подраться – это же нонсенс!

В шквале противоречивых эмоций единственное, что из себя выдавливаю: пару раз медленно киваю. И вмиг замираю, когда он тянется к той руке, которой его ударила, и плотно обхватывает запястье.

Не сжимает.

Не причиняет боль.

Но интуитивно я жду, что это вот-вот произойдет. С секунды на секунду.

Ожидание подобно маленькой смерти. От напряжения звенит в ушах.

– Отпустите, Карен Заурович, – негромко выталкиваю из себя слова, чтобы, не допусти богиня, не услышала и не заволновалась бабушка.

Дико неприятно, что мой голос вибрирует и ломается, выдавая неуверенность. Именно ее я бы желала скрыть всей душой.

Показывать страх – последнее дело. Особенно таким самцам, как он. Но даже то, что с силой прикусываю щеку изнутри, чтобы переключиться и сконцентрироваться на боли, тем самым подавив дрожь, не помогает. Во рту появляется неприятный металлический привкус, на этом всё. Озноб не проходит.

Дергаю руку в попытке вернуть себе собственное запястье.

– Тая, я просил называть меня просто по имени, – Лобов не только не отпускает, но принимается поглаживать большим пальцем чувствительную кожу.

– Я не могу! Не могу! – мотаю головой в тихо назревающей истерике.

Просил он. Смех, да и только. Жаль, нерадостный. Такие манипуляторы и диктаторы, как Лобов, просить не умеют, в их копилке сплошные требования и распоряжения.

– Можешь, – давит взглядом, а потом приказывает. – Повторяй за мной: Карен!

– Нет!

Отказываюсь.

– Давай, девочка. Я знаю, у тебя все получится.

Карие глаза полны снисходительности и предвкушения. Но не только. В них клубятся и резкость, и грубость, и жестокость, и одержимость, и жажда добиться желаемого. Дикий коктейль из адских потребностей.

– Не-е-ет, – упираюсь.

– Упря-а-а-амая, – тянет, смакуя. Медленно проводит языком по нижней губе, отчего она начинает блестеть влагой, и усмехается. – Твоё сопротивление, Тая, меня еще больше заводит. Ты не представляешь, с каким огромным удовольствием я буду тебя укрощать, лапочка моя ненаглядная.

С трудом проталкиваю в легкие воздух.

Он чокнутый. Больной на всю голову.

Но, к сожалению для меня, реальность это не меняет. Если завтра-послезавтра не исчезну, сам он не остановится, действительно превратит меня в свою личную игрушку. Куклу, в которую будет играть, пока интересна. Одевать, раздевать, пользовать, пачкать.

Без сожалений. Без ограничений. Без цензуры. Без мыслей, что за омерзительные поступки когда-нибудь обязательно придется нести ответственность. Если ни перед законом, то перед Луноликой богиней уж точно.

А позже, вполне возможно, он меня сотрет. Насовсем.

Почему нет?

Была, а потом исчезну. От моего малыша он же избавился. И от меня сможет, не сомневаюсь, если дам повод.

– Как вы так можете?! – шепчу убито.

Обнимаю себя за плечи ладонями, по максимуму стараясь от него закрыться, отгородиться. Мне настолько противно… точно он в грязь меня окунает.

Нервы на пределе.

Я вся на пределе.

А ему хоть бы хны. Смотрит жадно, собственнически. Маньячным взглядом ласкает.

Уверен гад, что обложил со всех сторон. Что никуда от него не сбегу, никуда не денусь. Его буду. Никак иначе.

– Я же невестой вашего сына была, – напоминаю срывающимся шепотом. – Я Стиву принадлежала. Его любила. Его малыша носила под сердцем.

Глава 6

Засыпаю травяной сбор в заварочный чайник, добавляют корочки лимона, мяту и лесные ягоды, заливаю всё кипятком. Перемешиваю, закрываю крышкой и накидываю сверху плотное вафельное полотенце. Нужно выждать пятнадцать минут, чтобы отвар настоялся.

Переключаюсь на пирожки. Перекладываю несколько из большого блюда на картонную тарелку и отправляю в духовой шкаф, чтобы подогреть. Расставляю на столе чашки, сахарницу. Кладу ложечки.

Последовательность действий настолько привычна, что руки справляются без участия мозга. Он занят другим. В голове, как в растревоженном улье, роятся неугомонные тяжелые думы.

Сегодня уже вторник. Время близится к обеду, а новостей, которых мы так с бабулей ждем, пока нет.

И это беспокоит. Меня. Но не мою обожаемую родственницу.

– Таюшка, все будет хорошо. Отставить панику, – негромко произносит она, подбадривая теплой улыбкой. Та сияет не только на тонких бледно-розовых губах, но и отражается в глазах, взирающих на меня с любовью и нежностью.

Бабуля сидит в любимом кресле возле окна, прикрыв ноги клетчатой шалью, хотя на улице стоят теплые летние деньки, и ловко орудует спицами. Пальцы ее так и бегают, так и бегают. Ловкие, неугомонные, удивительно гибкие. Накидывают петли, поддевают и протаскивают нежно-голубую нить, а затем отлаженным движением закрывают петли и принимаются за следующий, аналогичный предыдущему шаг.

Щелк. Щелк. Щелк.

Мерный тихий цокот спиц успокаивает.

– Ты такая сильная, не то, что я. Я тебя обожаю, – признаюсь, отвлекаясь от наблюдения за четкими движениями родных рук, сокращаю между нами расстояние и обнимаю свою обожаемую родственницу.

Если бы не она… сомневаюсь, что держалась бы так спокойно. Давно бы сдалась и начала носиться по потолку и заламывать руки.

А так, ничего. Держусь. Равняюсь на великолепную Ашу Мирсовну, всегда встречающую неприятности с высоко поднятой головой.

– Ну-ну, милая, – обнимает она в ответ и ласково поглаживает по плечу, – ты тоже очень сильная. Я точно знаю, поверь своей старушке на слово. А то, что растерялась немного – это не беда. Все мы время от времени испытываем неуверенность.

– Даже ты?

– Конечно, Таюшка. Я же живая, – подмигивает. – А тебе напоминание: никогда даже в мыслях на себя не наговаривай. Не умаляй собственных достоинств. Верь в свои силы и принципы. И тогда все будет получаться. Поняла?

– Да.

– Вот и правильно. Мы справимся, внученька. Всегда держи в голове, что мы справимся, и не переживай.

– А если…

Сцепляю руки перед собой и потираю похолодевшие ладони. Из-за нервов они время от времени мерзнут.

– А вот о плохом нечего думать! – рубит на корню бабуля мои заполошные страхи. – Кликать зло – последнее дело. Все получится, не сомневайся. Омежки друг друга не бросают. Это главное правило таких как мы.

Улыбаюсь ей, проникаясь уверенностью. И, как назло, именно в этот момент вспыхивает экран телефона.

На автомате дотягиваюсь. Небрежно пробегаюсь глазами… о матушка-Луна! Отнимаю руку как ошпаренная. Тут же потрясенно сажусь на первый попавшийся стул и притягиваю колени к груди. Гляжу на телефон, как на ядовитую змею.

Нет! Только не это!

Заставляю себя вновь взять мобильный и прочесть сообщение.

«Тая, добрый день. Мне стало известно, что вчера ты посещала офис, чтобы уволиться… именно в то время, когда там был Стив. Надеюсь, эта не была попытка с твоей стороны встретиться с моим сыном за моей спиной. Но в любом случае, я меняю нашу договоренность. Жду тебя в квартире уже сегодня. Не позднее десяти вечера. Твой Карен»

Подрагивающей рукой протягиваю телефон бабуле, а когда та кивает, что прочитала, блокирую экран и запихиваю подальше.

Сердце колотится, как ненормальное. Пытаюсь его усмирить, но не выходит. Дурно.

Не могу дышать. И думать не могу о том, что если наш план провалится, то Лобов уже сегодня вечером вновь станет меня трогать! Мерзко.

Карен…

Фу! От одного только его имени коробит! А от близкого нахождения… да я же умру.

Хватит!

Резко одергиваю себя. Ничего он мне не сделает, потому что не успеет. У нас все получится. Раз бабуля верит, то и я верю.

К черту Лобова!

К черту его слабака-сыночка!

Всё у меня будет хорошо!

– Бабуля, а давай пить чай? – подрываюсь на ноги и начинаю вертеться, чтобы разлить напиток по чашкам и достать подогретую сдобу.

Пока наслаждаемся терпким ароматом крепко заваренного напитка, еще раз проговариваем все нюансы.

– Нервничать будешь только на начальном этапе, когда выходишь из дома, Тая. Это даже важно. Твоя паника будет уместна и правдоподобна. Уверена, головорезы Лобова, которые за тобой следят и всё докладывают начальству, этот момент не упустят. Не зря же про Стива в сообщении Карен упомянул. Значит, они сделали акцент на возможной встрече, как мы и планировали. Зато пропустили то, что ты не только одним днем уволилась и получила компенсации, но и стерла все свои следы, а заодно закрыла и обналичила все счета.

Глава 7

– Ну всё, пора, – кивает мне бабуля, когда в дверь раздается странный стук: два громких удара – пауза – три коротких – пауза – еще три коротких.

Потом достает из кармана маленькую круглую баночку, высыпает из нее на ладонь две продолговатые капсулы бледно-серого цвета и, проглотив их, обильно запивает водой из бутылки.

Переглядываемся.

– Звонить? – уточняю, чувствуя, как потеют ладошки.

Вот он. Переломный момент. Финал прошлого и старт будущего.

Мой выбор, когда я должна определиться: рискнуть и вырваться из-под власти озабоченного двуликого, чтобы обрести свободу, или сложить лапки и сдаться, став безвольной куклой под гнетом тирана.

– Звони, Тая.

Категоричности и бесстрашия у бабушки не занимать.

Сила и упрямство светятся в ее остром взгляде. Непоколебимость и мощь чувствуются в уверенных движениях. Дерзость и решительность поглядывают в гордо вскинутом подбородке.

Целую секунду с восхищением смотрю в ореховые, как у меня, глаза. Пропитываюсь и заряжаюсь близкой по духу энергией, а затем, подбадриваемая улыбкой, киваю, беру в руки телефон и набираю номер неотложки.

Дожидаюсь соединения, следом стандартного приветствия сотрудника медучреждения и на полную мощность включаю актерское мастерство. Жалобно всхлипывая, рассказываю, что пожилой женщине вдруг резко стало плохо, и, заикаясь, прошу выслать бригаду экстренной помощи по домашнему адресу.

Я настолько ярко вживаюсь в роль мечущейся в испуге родственницы, что осознаю текущие ручьем слезы, только ощутив щекотку на щеках. Смахиваю их ладонью, а они все катятся и катятся, не переставая. Как полноводная река, вдруг вышедшая из берегов.

Внутри вымысел переплетается с реальностью, обида на Лобова вскипает до небес, а еще меня размалывает на части от боли скорого расставания с той единственной, по кому я буду ужасно скучать, потому что люблю и безоговорочно доверяю.

Мне очень тяжело понимать, что дальше наши пути с бабулей расходятся. На долгие годы. Дай матушка-богиня сил, чтобы не навсегда.

С сегодняшнего дня мне придется стать самостоятельной на все сто процентов. Пусть я и раньше ей была, но всегда знала, что за плечом есть поддержка родного существа.

Теперь же я стану одиночкой. Мне больше не на кого будет опереться. Не у кого попросить совета. Не с кем поделиться радостями и печалями. Нам нельзя будет общаться друг с другом по телефону. Переписываться письмами и в сети – тем более. Ничего нельзя, чтобы обхитрить богача с неограниченной властью и обеим жить в спокойствии.

Последний раз горько всхлипнув, выслушиваю слова поддержки и заверения, что скорая уже в пути и прибудет в течение двадцати минут. Благодарю, сбрасываю вызов и, шумно выдохнув, ликвидирую с лица всю сырость.

Пока сырости достаточно.

Бабуля, приподняв бровь и качнув в знак поддержки головой, поднимает вверх большой палец. Ага, оценила спектакль. После чего резво подскакивает на ноги, будто те никогда не болели, и семенит к входной двери.

Что за гость пришел – я не в курсе и узнавать не спешу. Меня просили не высовываться, предупредив заранее: «Меньше знаешь, крепче спишь!» И я держу слово. Не высовываюсь.

Провожаю ее взглядом и забираюсь на табурет. Достаю с верней полки высокого шкафа заранее собранную в поездку сумку и еще раз изучаю содержимое.

Нет, я прекрасно помню всё, что лежит внутри, до последней мелочи. Просто этим себя успокаиваю. Там упаковано лишь самое необходимое: сменное белье, бутылка воды, пара питательных батончиков, мини-аптечка и наличность. Никаких банковских карт, никаких гаджетов, даже самых простеньких. А документы…

– Держи, милая. Вот твои новые метрики, – протягивает вернувшаяся Аша Мирсовна комплект: паспорт, водительские права, диплом об учебе и страховку. – Я просила сменить имя и фамилию на созвучные, чтобы тебе не пришлось долго к ним привыкать. Кажется, вышло неплохо.

Открываю еще похрустывающий жесткой корочкой документ. Убеждаюсь, что он совершенно такой же, как был прежний. Прямо один в один.

– Ого, как здорово, – комментирую, вчитываясь в свое новое имя. – Была Тая Леева, а стала Тальяна Буклеева. Прикольно. Мне нравится.

– А фотография?

– Тоже миленькая, – разглядываю себя измененную.

На снимке я выгляжу иначе. Старше. Волосы заметно темнее и уже не достигают поясницы, как в настоящий момент. Коротко и дерзко подстрижены. Из-за этого лицо кажется уже и скуластее, а глаза темнее и глубже.

Но так даже лучше.

– Я непременно забегу в салон и сделаю прическу точь-в-точь, – ставлю себе дополнительную задачу.

Бабуля кивает, поддерживая идею.

Все оставшееся время мы с ней не расстаемся. Сидим, прижавшись к друг дружке, держимся за руки и практически не разговариваем.

Да нам и не надо, мы чувствуем нашу связь без слов.

– Я буду очень-очень по тебе скучать, – произношу одними губами, когда с улицы раздается звук приближающейся сирены неотложной помощи.

– Я тоже, Таюшка. Береги себя, моя девочка, и верь: все будет хорошо.

Глава 8

Четыре года спустя

– Тальяна, милая, выручай, нам твоя помощь требуется, – Тисовна заглядывает в небольшую каморку, прилегающую к процедурному кабинету, где я выполняю рутинную, но любимую мною работу – мою и стерилизую инструменты.

– Опять Сэм? – уточняю, не оборачиваясь и не спеша срываться с места.

Вместо этого, прикусив кончик языка, наклоняюсь над биксом и аккуратно подцепляю щипцами предпоследнюю иголку. Засовываю ее в крафт-пакет, запечатываю и откладываю в сторону. Туда, где уже скопилась приличная горка аналогичных.

– Конечно, он, – слышу в голосе нашей поселковой фельдшерицы ехидную улыбку. – Кто ж еще будет так настойчиво терпеть боль и ждать одну-единственную спасительницу, которой доверяет.

Улыбаюсь в ответ.

Тисовна не сердится и не ревнует, просто подкалывает в своей излюбленной манере. Как делает, дай Луноликая памяти, на протяжении последних трех с половиной лет.

С того самого раза, когда один маленький неугомонный оборотень решил удрать подальше от родительского дома в поисках приключений на свою мохнатую попу. И нашел их, как оказалось, довольно быстро. Когда несся по лесу, не глядя по сторонам, случайно поскользнулся на влажной после дождя листве и свалился с пригорка в овраг, угодив прямиком в густые заросли терновника.

В итоге сильно подрал себе шкурку и подвернул лапу, а попутно нацеплял колючих шипов везде, где только можно и нельзя. Включая теплый бархатный нос.

Нашли его тогда быстро и без раздумий потащили в медпункт. На всякий…

Вот только как назло, Тисовна, единственная медичка на многие километры вокруг, в тот день отсутствовала. Уезжала с семьей по своим личным делам, какие у нее время от времени случаются, и обещалась вернуться не раньше следующего вечера.

В амбулатории находилась я одна. Ни разу не медик и даже не санитарка, а всего лишь помощница на добровольных началах, занимающаяся обработкой инструментов.

Однако, данный факт не смутил ни переволновавшихся отца с матерью, ни самого волчонка. Последний вообще был дико настойчив: скулил, порыкивал и, как магнитик, тянулся к моим рукам, не реагируя на просьбы обернуться. И так вышло, что именно мне выпала честь заниматься маленьким неугомонным пациентом, а заодно попутно держать связь и консультироваться с Тисовной по телефону.

Всё закончилось удачно.

Пацаненка я подлечила. Благо, обработать раны антисептиком труда не составило, забинтовать лапу тем более, а ставить уколы я научилась еще в школе, когда бабуле каждые три месяца прописывали витаминные комплексы.

И все бы ничего, помогла и помогла, разошлись, забыли, но…

Но через сутки, когда Сэма привезли на осмотр к вернувшейся из поездки фельдшерице, а заодно решили снять повязки, выяснилось, что все раны, большие и малые, подчистую затянулись.

Не осталось ни следа, ни намека.

Увидев «чудо», конечно, регенерацию двуликих никто в сторону отметать не стал. Но даже с натяжкой вышло уж слишком по времени скоро. Подозрительно скоро. И единственным объяснением могло быть только то, что я…

В общем, Тисовна, одна из тех двух женщин, которых четыре года назад я встретила в поезде и позже уговорила прихватить меня с собой, обещая не быть проблемой; кто сдал мне жилье умерших родителей за символическую плату; кто взял к себе в помощницы, чтобы таким образом аккуратно со всеми перезнакомить и превратить из чужачки в свою местную, что в удаленном от цивилизации поселении является особенно ценным… именно она спустя шесть месяцев догадалась, кто я есть на самом деле.

Догадалась, но не рассказала эту тайну ни одной живой душе, ни единой. И не потому что я попросила, хотя попросила, конечно же. А потому что она сама по себе очень чуткая и понимающая женщина.

Но еще чуток ехидная. Этого не отнять. Оттого изредка, смеясь и подкалывая, пока никто не видит и не слышит, она стала называть меня неправильной омежкой. А все по причине того, что помогать другим, делясь энергией и подпитывая силами Луноликой, как подтвердил случай с Сэмом, я не разучилась, но потеряла ту самую очевидную отличительную черту жемчужины богини – притягательный аромат.

Да, за полгода, через которые меня рассекретили, он так у меня и не восстановился. Как нет его и поныне, спустя четыре года.

И такое положение неправильной омежки меня не просто устраивает. Я кайфую, я дышу, я парю, испытывая дикий восторг каждый прожитый день.

Еще бы!

Я больше не маяк для одиноких самцов. Не цель. И не средство.

Мужчины не смотрят на меня голодным взглядом, как на сочный кусок мяса. Они не чувствуют мою особенность. Они не догадываются, что я легко могу составить им идеальную пару и подарить многочисленное потомство.

Они видят перед собой обычную двуликую, одну из многих. Воспринимают спокойно и ровно.

А я ощущаю не иначе как высшее благо.

Мне больше не нужно скрываться и дрожать, ожидая, что еще один ненормальный слетит с катушек и захочет меня присвоить. Не нужно маскироваться. Не нужно ходить и оглядываться.

Я без страха передвигаюсь по улицам по утрам и вечерам. Я живу в доме на окраине поселка, и не испытываю ни капли дискомфорта. Я счастлива в одиночестве.

Глава 9

После ухода мальчишек в амбулатории долго не задерживаюсь. Моя посильная помощь на сегодня оказана, да и любопытство удовлетворено. К тому же Тисовну пришла проведать ее давняя подруга, а я не люблю мешать чужим разговорам.

Накидываю поверх толстовки утепленную жилетку и дождевик. Сняв балетки, обуваю на ноги резиновые сапоги. А заметив оседающие на оконном стекле крупные капли дождя, следом натягиваю на голову капюшон.

До дома путь неблизкий, не хочется по-глупому намокать и простывать.

– Счастливо оставаться, – желаю женщинам, прежде чем переступить порог.

Успевшие увлечься разговором, они обе тем не менее оборачиваются, окидывая меня удивительно похожими теплыми взглядами.

– Рада была повидаться, Тальяна, – отзывается немолодая гостья Ирхи.

– Взаимно.

Кивком подтверждаю аналогичные чувства.

– Спасибо, Таюш. Хороших выходных, – а это уже Тисовна. – До понедельника, дорогая.

– Ага. Буду после обеда, – предупреждаю и следом обмениваюсь с фельдшерицей понимающими улыбками.

Знаю, что она и так не забыла про этот важный для меня нюанс. Еще бы. Ведь все несколько лет, сколько здесь подрабатываю, в первый рабочий день недели всегда прихожу в одно и то же время. Но и себя сложно переделать. Привычка ставить в известность – вторая натура.

– Договорились.

Повесив сумку на плечо, выхожу на крыльцо и на пару мгновений притормаживаю на ступенях под козырьком. Запрокидываю голову и, прикрыв ресницами глаза, делаю медленный глубокий вдох.

Ум-м-м, хорошо.

Насыщенный кислородом и влагой лесной воздух заполняет легкие до предела. До колкого жжения за ребрами и слегка закружившейся головы. Взбадривает энергией и наполняет тело силой. И вместе с тем окружает безмятежностью и дарит покой и умиротворение. В душе растекается комфортное равновесие.

То, что доктор прописал.

Хмыкнув, поглубже прячусь в капюшон и, слегка втянув голову в плечи и наклонив тело вперед, делаю первый шаг в разгулявшуюся стихию. Петляя, как заяц, миную многочисленные лужи и держу путь в сторону дома.

Дожди нынче зарядили, будь здоров. Будто кто-то сверху выдумал, что идея выдать трехмесячную норму осадков за пару недель в нашем тихом крае – очень удачное решение.

И вот теперь нас заливает. Непрерывно.

Но, что интересно, местных это не напрягает, как и меня. Не отменяет запланированных ими дел, и жизнь в Заречном идет своим чередом.

Подумаешь, сыро. Это ж временно. Зато после обязательно будет солнце.

Шустро переставляя ноги, еще раз прокручиваю в голове то, что рассказала Тисовна про Тайлера. Вернее, про его мать, которую знала с ее рождения и до того момента, как та исчезла из поселка в неизвестном направлении.

– Бирина нашей местной звездой была. Уж очень красивая девка уродилась. Как куколка. Высокая, стройная, с огненной гривой шелковистых волос и глазами с поволокой. Жаль, нос сильно задирала и других принижала, не жалея колкостей. Эдакая принцесса с дурным нравом. Потому и подруг не имела, а парней уже сама отшивала. Всем заявляла, что в мегаполис уедет и замуж за богатого выйдет. Местным нищебродам рядом с ней делать нечего. И ведь уехала. Никого не предупредив. Даже родителей. Ох, как те переживали и резко по здоровью сдали, когда она их бросила. Поздний ребенок и, несмотря на дурной характер, любимый… Они без нее шесть лет протянули, а потом все. Ушли друг за другом в чертоги Луноликой в течение полугода. Эта вертихвостка и на похороны не приехала, хотя точно знаю, что весточку ей отсылали. С одной девчонкой она все же мало-мальски общалась. И теперь вот такой сюрприз – вернулась пару недель назад обратно, с мальчонкой, и поселилась в заброшенном отчем доме у озера. Правда, одно осталось неизменно – по-прежнему гордячка. Ни с кем не общается, никого в дом не пускает. Даже здоровается через раз сквозь зубы.

– И все равно это не объясняет, откуда у Тайлера синяки, – повторяю себе под нос тот же самый вопрос, который задала Тисовне, когда та закончила повествование, и на который она не смогла дать ответ, после чего возвращаюсь в настоящее.

Обтираю ноги об лежащий у двери местного магазина коврик, распахиваю дверь и переступаю порог.

– Добрый день, – здороваюсь со всеми сразу, чувствуя, как чуть озябшее от резкого ветра тело обволакивает мягкое тепло.

Помимо продавщицы у витрины стоят две оборотницы, что-то негромко обсуждая, и еще одна у прилавка, придерживая раскрытый пакет.

– Здравствуй, Тальяна, – звонко приветствует меня Стайла, ловко перемещаясь между стеллажами и выкладывая перед покупательницей называемые той продукты. – Ты сегодня пораньше. В амбулатории тишина? Больных нет?

– Верно. Слава богине, все здоровы, – киваю, чуть дернув вверх уголки губ, и занимаю очередь.

К разговорам и тому, что просят подать, особо не прислушиваюсь, мне важнее не забыть, за чем я сама пришла. Потому даже немного вздрагиваю, когда слышу:

– Что, Стайла, эта выскочка и с тобой больше не общается? Не говорит, на кой в поселок вернулась?

– Нет. Молчит. Будто мы вообще незнакомы и за одной партой десять лет не сидели, – тяжко вздыхает продавщица.

Глава 10

По заведенной мною традиции каждая вторая и четвертая суббота месяца начинается с побудки в четыре утра и коротких сборов.

Разложив приготовленную с вечера еду по контейнерам, убираю те в рюкзак и добавляю флягу с водой, хлеб, смену белья и еще кое-какие мелочи вроде спичек и свечей, имеющие обыкновение быстро заканчиваться в сторожке, куда планирую отправиться в ближайшие пятнадцать минут. Отношу мешок в коридор и замираю, прислушиваясь к неспокойным ощущениям, зудящим под ребрами.

Что еще такое?

Интуиция, которая раньше особо не баловала встречами, а позже и вовсе будто покинула, когда судьба свела с семейством Лобовых, назойливо подталкивает прихватить в дорогу аптечку. И пусть разыгравшееся внутреннее чутье вызывает недоверие наравне с удивлением, не отмахиваюсь и ему уступаю. Запаковываю бинты и лекарства в герметичный мягкий бокс и убираю в отдельный боковой карман рюкзака.

После, более-менее спокойная, иду одеваться.

Облачение в походную одежду много времени не занимает. Да и вещи для этого подобраны самые удобные. Плотные брюки с отталкивающей влагу пропиткой, чтобы не вымокнуть в лесу в первые же пять минут, мягкий теплый свитер под горло, шапка, перчатки и дутая куртка с капюшоном. На ноги – шерстяные носки, связанные заботливыми руками бабули и подаренные практически перед самым с ней расставанием, и легкие утеплённые резиновые сапоги.

Притопнув ногами, убеждаюсь, что мне удобно, и напоследок осматриваюсь. Телефон и ноутбук, лежащие на круглом столе возле окна, привлекают внимание блестящими в свете неярких ламп глянцевыми боками, но я их игнорирую. Гаджеты остаются дома, потому что в походе совсем ни к чему.

Во-первых, лишний груз в карманах и на мои не особо крепкие плечи. Во-вторых, в укромной сторожке, спрятанной в непроходимой чаще на дальнем берегу озера, где пробуду следующие два дня, нет электричества и связь почти не ловит.

К тому же, что самое важное, я иду не развлекаться, а преследую вполне конкретную цель – перевоплотиться в Тайлу и дать ей возможность побыть самой собой и порезвиться.

Моей волчице, как и всем двуликим без исключения, требуется единение с природой, простор и свобода действий, ночная гонка под луной и выброс звериного адреналина. И все это в строжайших условиях безопасности и полной уверенности, что никто не сможет раскусить скрытую внутри суть омеги. Никто не станет подглядывать и докучать. Никто не нападет и не пожелает присвоить, навязывая собственные эгоистические интересы.

Да, с некоторых пор безопасность – это моё всё.

Основа основ.

И даже если кому-то может показаться перебором, неважно. У меня есть причины бояться. Слишком жестоким оказался урок. Слишком ярко отложилось в памяти то, что сотворили Лобовы и Минина. Чтоб им, бездушным монстрам, икалось и не спалось.

Конспирация доведена до автоматизма. В лес ухожу спозаранку, до первых лучей восходящего солнца, пока весь поселок еще спит, и путь держу туда, куда ни местные, ни чужаки никогда не суются. Слишком места за озером неприветливые, дремучие и болотами затянутые. Не то что на технике проехать, пешком ступить страшно.

Да и молва про них нехорошая ходит.

Положа руку на сердце, сама бы я ни в жизнь не рискнула в тот валежник лезть, смелости не ахти, но Тисовна (да-да, снова этой женщине моя огромная благодарность) открыла глаза на правду и помогла. По секрету поведала, что непроходимость за озером ложная, и тропинку тайную показала. Сопроводила по ней, миновав все лихие опасности, и даже к небольшой сторожке вывела, позже поведав, откуда она там взялась.

Оказывается, в домике много лет назад жил ее родной дедушка, ставший отшельником, когда от старости умерла его истинная пара. Не желая, чтобы хоть кто-то нарушал его тишину и уединение, он запретил, пока жив, расчищать территорию, принадлежащую ему по праву сильного, а всех непослушных проучил, нагнав жути и страху.

Со временем смельчаков соваться на рожон совсем не осталось, и даже смерть оборотня привычки местных не изменила. Благо кругом и так хороших мест полно.

Зато мне там – самое оно. Раздолье. Вот и хожу в непролазные дебри в любое время года, несмотря на жару и зной, метель или холод, снег или дождь, град или ветер. Знаю, пугливой омежке там вполне безопасно. Местные ни за что не сунутся, а чужаки и подавно.

Перед тем, как выйти за порог, проверяю краны и выключатели, закидываю на плечи рюкзак и ступаю на крыльцо. Запираю дверь и, привычным движением подскочив на маленькую скамеечку, стоящую поблизости, прячу ключ за верхней планкой наличника. Удобно и никогда не потеряешь. Тисовна научила.

В несколько шагов пересекаю дворик, проскальзываю через калитку невысокого заборчика на улицу и бесшумно поворачиваю вертушок.

Всё, справилась. Можно идти.

Но что-то будто останавливает. Велит не спешить и осмотреться.

Потребности не противлюсь. Сжав лямки рюкзака, оборачиваюсь и окидываю дом внимательным взглядом.

Хм, прощальным?

От странной мысли, проскочившей в голове, замираю.

Становится не по себе. А то самое предчувствие, которое чуть раньше побудило прихватить с собой аптечку, мурчащей кошечкой сворачивается в области груди, будто все, что нужно, уже сделано.

Глава 11

«Как ты, Тайла, не устала?»

«Нет, я счастлива и полна сил!»

«Значит, возвращение в сторожку пока откладывается? Ничего, что уже ночь?»

«Конечно, ничего, Тая. Мы же с тобой отлично в темноте видим, не прибедняйся. Дай мне еще немного свободы, ведь завтра вечером уже придется вновь возвращаться в поселок»

«Хорошо. И куда ты хочешь направиться?»

«На запад. Вдоль озера до предгорий»

«К водопаду?»

«Да!»

«О, здорово, я совсем не против тоже там побывать. Места невероятно красивые!»

«Точно! И кажется, будто в сказку попадаешь, правда?»

Усмехаюсь.

«Тайла, ты у меня не грозная волчица, а романтичная мечтательница!»

«Ой, Тая, а разве сама далеко ушла?!»

Переговариваясь и подтрунивая друг над другом, мы с моей второй сущностью бесшумной стрелой проносимся по просеке и, достигнув уже известного ориентира – огромного многовекового тиса, учитывая высоту кроны и толщину ствола, резко забираем вправо.

Теперь скорость приходится снизить.

Густые кустарники, разросшиеся будто на дрожжах, с то и дело цепляющимися за шкуру ветками, корявые пни, огромные кособокие муравейники и поваленный сухостой с опасными, торчащими во все стороны острыми сучьями, лихо тормозят потребности и не дают разогнаться, как хочется. Впрочем, Тайле и в таком варианте прогулка очень нравится. Как и мне.

Перебирая лапами, волчица ведет ушами, чутко улавливая всё, что происходит вокруг. Наклоняет голову чуть вбок, вытягивает шею, изредка припадает к земле. И постоянно проверяет запахи, втягивая в себя ни с чем несравнимый воздух леса. Насыщенный прелой травой, опавшей листвой, корой деревьев, сыростью, а еще орехами и грибами.

Ум-м-м, великолепно.

В какой-то момент, мой зверь вдруг замирает, напрягается всем телом и пригибается. Почти не дышит, подрагивая от нетерпения, и водит мордочкой. А в следующую секунду делает резкий рывок и, оттолкнувшись, прыгает вперед и вбок, стараясь лапами зажать мышку, спешащую закопаться в норе под выпирающими из мягкого грунта корнями огромной сосны.

«Охотница! Отстань от малявки!»

Смеюсь, когда мелкий грызун юрко шарахается от «злого хищника» в сторону, ни в какую не желая поддаваться, а моя вторая сущность, впавшая в азарт и детство, носится за ним по пятам.

Из стороны в сторону. Влево. Вправо. Вперед. Вбок. Назад. Опять вперед.

«Тайла, угомонись, разбойница! У зверька сейчас разрыв сердца будет. А ты сытая, раз. И все равно сырым мясом не питаешься, два»

«Зато развлекаюсь!»

Довольно фыркает белоснежная красавица. Встряхнувшись с головы до хвоста, она, как ни в чем не бывало, возвращается к месту, с которого решила похулиганить, и устремляется вперед. К кромке леса, упирающейся в озеро. Где проходимость более высокая.

Еще около получаса пролетает в интенсивном движении, а затем глазам открывается невероятный вид. Ошеломляющий. Великолепный. Самый красивый из тех, что мне когда-либо доводилось видеть.

С громким гулом поток, берущий начало где-то далеко-далеко в горах и разрастающийся в этом месте до размеров неширокой, но бурной речушки, обрушивается с четырехметровой высоты вниз. На камни. А затем с шумом и брызгами, извиваясь и пенясь, устремляется дальше, в низину, чтобы спустя непродолжительное время впасть в озеро и там затеряться.

«Вау! Богиня Луна, как же здесь красиво!»

«И умиротворенно»

Поддакивает мне волчица, заскакивая на высокий черный камень, куда не долетает водная пыль. Вытягивает передние лапы и подгребает под себя задние, плюхается на пузо и, опустив мордочку, довольно вздыхает.

«Хорошо и уединенно. Всю жизнь бы так прожила»

Над головой черное бескрайнее небо сверкает тысячами ярких и не очень звезд. Почти полная луна обливает все вокруг таинственным тусклым светом. В воздухе звенит легкий ночной морозец и благодать.

«Я бы тоже, Тайла. Но не уверена, что получится. Лобов слишком жесток и деспотичен, слишком привык, что все ему подчиняются, чтобы запросто спустить с рук мой побег. Для него это – плевок в лицо. Не верю, что он отступит. Нет, этот гад будет вынюхивать до конца»

Озвучиваю то, о чем думала много бессонных ночей.

«Думаешь, он нас и здесь отыщет?»

«Не знаю. Предчувствия у меня странные. Но почему-то, когда о плохом думаю, в голове образ Тайлера возникает, а не отца Стива»

«Хм, подозрительно»

О, я бы еще и не так сказала. Этот маленький волчок с первого дня знакомства непонятным образом пробрался внутрь меня и странно беспокоит, как и пугающее происхождение синяков на его тоненьких ручках.

Ну не может же Бирина его привязывать? Она же мать. Женщина, в конце концов. Созидательница и хранительница очага. Но, с другой стороны, больше-то некому. С ними никто не живет. Так Тисовна сказала, а она всё про всех знает.

Глава 12

Тайлер лежит на земле. Забившись в самую гущу мохнатых веток старой ели, поджав длинные ноги к груди и свернувшись в беззащитный клубок.

И пусть я не вижу его лица, узнаю мгновенно. По длинным темным прядкам волос, скрывающим от меня глаза. По худенькой немного нескладной фигуре в одних только спортивных штанах и футболке с коротким рукавом. По тощим ручонкам, на запястьях которых в свете луны белеют ободранные остатки веревки. По запаху, который уловила многие сотни метров отсюда.

То, что мальчонка без сознания становится понятно сразу. Слишком много шума создала Тайла, пробираясь в слабо защищенное укрытие, чтобы ее нельзя было не услышать. А Тайлер не только не пошевелился, чтобы проверить, кто нарушает его одиночество, но даже ни разу не вздрогнул и не издал ни звука.

И это плохо.

Очень и очень плохо.

На улице холод. А он мало того, что не в облике зверя, которому морозы нипочем, так еще лежит на голой промерзшей земле полураздетый.

И запах крови бьет по рецепторам. Ох, как же он пугает.

«Тайла, он же белый, как мел. И дыхание еле теплится»

Так и есть. Грудная клетка практически не двигается, пока ребенок делает короткие редкие вдохи-выдохи.

«Вижу, Тая. А еще вижу, что он сам сюда прибежал-приковылял. Кроме его, других запахов и следов нет. И шума преследования я не слышу»

Моя вторая сущность дергает ушами, прислушиваясь. Я же через ее глаза стараюсь рассмотреть рану. А когда понимаю…

«Матушка-Луна!»

Восклицаем с Тайлой практически одновременно, поминая богиню. Вся левая сторона от ребер до паха располосована и, судя по рисунку отметин, по боку ребенка прошлась когтистая лапа взрослого оборотня. И не поверхностно, царапнув лишь кожу, а жестоко и болезненно подрав мягкие ткани.

«Да что ж за тварь его покалечила? Не может же быть, чтобы родная мать так поступила?»

Вопросы волчицы волнуют и меня, но в первую очередь заботит то, что Тайлер никак не реагирует на присутствие чужого зверя поблизости. И даже на то, что Тайла несколько раз проходится шершавым языком по его щекам и шее, стараясь пробудить.

Ни сбившегося дыхания, ни хотя бы тихого стона, ни дерганья пальчиков.

Реакции ноль.

«Нельзя его тут оставлять!»

Выдаю то, что и так понятно. Вот только с дальнейшим получается загвоздка.

Мальчишку нужно перемещать в тепло и оказывать помощь. И так как он в теле человека, то именно в той последовательности, какую называю. Потому что холод и сырость при ослабленном организме – самые злейшие враги, в разы уменьшающие шансы на спасение.

Но как быть?

Волчица бездыханное тело мальчишки на себя не закинет, а волочить через кусты по земле, взявшись за малонадежную футболку зубами – полный бред. Повреждений окажется еще больше, да и те, что слегка затянулись коркой, вновь откроются, и сколько еще крови прольется – одна богиня знает.

Был бы он в теле волчонка… без проблем. За холку и вперед!

Но привести Тайлера в чувство, чтобы заставить обернуться, никак не выходит. Не реагирует, а время-то идет. Да что там?!

Кажется, будто оно бежит… утекает, как песок сквозь пальцы.

Думай, Тая, думай!

До сторожки – десять минут волчицей. Обратно сюда в теле человека – еще двадцать. Но никто не может дать гарантии, что эти полчаса мальчонка в холоде протянет. И если протянет, что я буду делать здесь, в темноте, пусть и с аптечкой?

К тому же то, что пока его никто не ищет – не показатель, что это не изменится позже. А если искать будет тот, кто его ранил?

Нет! Оставлять тут – не вариант.

«Оборачиваемся!» – принимаем с Тайлой совместное решение.

И уже меньше чем через минуту я ощущаю под голыми ногами все НЕ прелести колючих веток, да и холод мгновенно пробирает до костей.

«Дьявол! Давно я не попадала в ситуацию, когда совершенно голая носилась по лесу»

«Ты в нее никогда еще не попадала», – фыркает Тайла.

Посылаю лучики тепла своей сущности за поддержку и аккуратно просовываю подрагивающие руки под хрупкое замерзшее тельце ребенка.

Страшно. Как же страшно сделать что-нибудь не так.

– Терпи, маленький. Я тебя не брошу, – шепчу тихонько, касаясь губами холодного детского лба. – Всё будет хорошо.

Легкий аккуратный рывок, и малыш оказывается в воздухе, а через секунду прижат к груди. И от того, каким холодным он ощущается, снова становится страшно.

А если не справлюсь?!

Нет!

Нельзя думать о плохом. Вообще сейчас ни о чем негативном не нужно думать, главное – добраться до сторожки. А дальше будет видно.

У меня есть лекарства. В сторожке есть настойки из трав. Справимся!

Безвольное тельце поначалу кажущееся легким к концу пути, когда я, выдыхаясь, перехожу с легкого бега на быстрый шаг, уже довольно ощутимо оттягивает руки. Меня потряхивает от усталости и противоречивых ощущений.

Глава 13

Матушка-Луна, неужели я это делаю?

Неужели действительно иду в дом Тайлера, чтобы спасти его маму, которую «обижает плохой злой дядька»?

Я – перестраховщица и бояка, трусиха и идеалистка?

Да. Иду. Действительно.

Сама не до конца верю, что повелась на шантаж маленького, но упертого в своем желании пациента, ненадолго очнувшегося на рассвете и не угомонившегося, пока не получил обещание помощи. Хотя нет, конечно же я понимаю причину такого поступка. Зачем себе врать?

Она берет начало в прошлом, произошедшем со мной будто только вчера, когда никто… НИКТО!!!... не захотел меня слушать, не поверил в произвол всесильного, а если и поверил где-то глубоко в душе («Ха-ха!» – три раза!), идти и рисковать собственной шкурой ради меня не сподобился. Оставил наедине с горем и проблемами. Одну-одинёшеньку.

Поступить с Тайлером аналогично, так же хладнокровно и бездушно, я не смогла. Не смогла бросить его в его беде.

Догадываясь и ясно осознавая опасность, все равно согласилась помочь. И не потому, что поверила в собственную неуязвимость. Моя голова еще на плечах, и силы я соизмеряю реально. Просто пожалела ребенка, а еще постаралась удержать его в сторожке. Не позволить сбежать и наделать глупостей опрометчивым поступком, тем самым пустив насмарку мою работу и причинив еще больший вред своему здоровью. Ведь, едва очнувшись, этот бесстрашный герой собирался рвануть назад. Домой. К маме.

Мама.

Как много в этом слове?!

Да целый мир. Ради нее мы готовы и на подвиги, и на безрассудства.

Тайлер тоже был готов. Отчаянно. Люто. До смерти.

А я рисковать им – нет. Вот нет и всё!

Потому, поняв, что отговорить не выйдет, дала слово помочь, а в обратку взяла с него обещание – лежать и выздоравливать, никуда не выходя. Ждать нашего с Бириной возвращения.

Поклялся. Ну, проверим.

Правильно ли я сделала?

Судить самой сложно. Лишь матушка-Луна ведает, как оно в итоге будет. Но сколько не перематываю в голове ту ситуацию, вспоминая, с каким отчаянием смотрели на меня мутные глазенки ребенка, понимаю, что, вернись все назад, и я поступила бы так снова. Не отказала. Ни за что.

Стараясь быть максимально неслышной и незаметной, подкрадываюсь к забору дома Тайлера, который разглядывала чуть более суток назад. И только что головой не качаю.

Да уж, Луноликая, умеешь ты подкидывать задачки!

Еще вчера этот бастион казался мне неприступным. А уже сегодня я уверенно ищу в него вход. Внимательно отсчитываю десятую от воды доску и подхожу к ней. Обхватываю с двух сторон пальцами, слегка оттягивая на себя и плавно сдвигаю в сторону. С одиннадцатой поступаю аналогично.

Отлично!

Мой маленький друг предупреждал, что лаз будет небольшим, но, постаравшись, я смогу в него просочиться. И оказался прав.

Оглянувшись, убеждаюсь, что за спиной у меня никого нет, быстренько стягиваю дутую крутку, чтобы не мешала, и, присев на корточки, бочком протискиваюсь внутрь чужой территории. Замираю и прислушиваюсь. Ухо улавливает тихий плеск воды и неясный шум из дома – работающий телевизор. Больше ничего подозрительного.

«На улице точно никого нет», – подтверждает мое мнение Тайла, напрягая звериный слух.

Ладно. Это хорошо.

«Тайлер сказал, что в доме кроме Бирины только один чужак. Надеюсь, он не ошибся, потому что с двумя я точно не имею шансов на успех», – мысленно складываю вместе ладошки, а в реальности засовываю руку в карман и с силой стискиваю небольшой пузырек.

Он – мой единственный шанс провернуть немыслимое. Порошок, который находится внутри, позволит временно отключить сознание двуликого, действуя, как мощнейшее снотворное. Всего на полчаса, но этого по моим прикидкам должно хватить, чтобы сбежать. А дальше… дальше буду думать еще.

Аккуратно ступая, стараюсь отслеживать обстановку вокруг, но ничего опасного не замечаю. Даже дождь, как по заказу, закончился и не отвлекает шорохом. Миную сарай и навес, на треть заваленный поленьями, приближаюсь к углу большого мрачного дома и поворачиваю за угол.

Легкость попадания на территорию и сонная нега, витающая в воздухе, намекают выдохнуть, расслабиться и перестать всего бояться, но я им не поддаюсь.

Рано радоваться. Сперва нужно найти и вытащить «маму», после отвести ее к сыну и уж тогда…

Медленно, но верно двигаюсь прямо, к крытому двору, где раньше, когда были живы родители Бирины, обитала домашняя живность, а сейчас хранится лишь старый ненужный хлам и скисшая от времени солома.

Моя цель – неприметная низенькая дверца в основании фундамента, которая никогда не закрывается и, главное, ведет в жилую часть дома, минуя центральный вход. Именно через нее ночью сбежал Тайлер, спасая свою жизнь.

Жаль только, я не успела расспросить подробнее, как он смог это провернуть. Но пока действительно не было времени. Тай был еще слишком слаб для разговоров, а мне следовало спешить, чтобы он не нервничал.

Но я непременно исправлюсь и все разузнаю, когда вернусь назад. Потому что это нужно быть настоящим героем и смельчаком, чтобы обхитрить взрослого двуликого, особенно пребывающего в ипостаси зверя, и суметь скрыться от него раненым.

Глава 14

– Где он? – показываю пальцами на синяки, чтобы исключить недопонимание, кого под «он» я имею ввиду.

– Калеб? В комнате, – Бирина двумя шагами подступает ближе к выходу и машет в сторону дальней по коридору двери, – спит.

Сложив ладони под щекой, изображает сон.

Ох, неужели мне так может везти? Да это же просто чудо!

Богиня, этим непременно стоит воспользоваться. Зачем рисковать здоровьем и жизнью, встречаясь с бандитом, если можно сбежать по-тихому?

Но прежде чем я успеваю улыбнуться и потянуть оборотницу за собой, она закидывает меня вопросами.

– Тайлер как? Сильно пострадал?

– Сильно, но я помогла.

– А где он?

– У меня.

– Дома или в амбулатории? Ты же вроде там на побегушках?

Интересное определение помощи.

– Нет. Он не в поселке. В лесу.

Бирина прищуривается и что-то обдумывает.

– Он же раздетый умчался. Я оденусь и ему вещи соберу.

Хмурюсь.

Умчался? Правда?

Она точно про сына говорит? Того самого, что я нашла в лесу без сознания с распоротым боком? И почему ни одного уточняющего вопроса о его самочувствии не задает? Неужели всё равно?

Сдержанность женщины неприятно поражает.

Я бы извелась вся, будь это мой ребенок, пропавший в ночи. А она ничего, спокойна и холодна. Будто нервы имеет железные.

Отодвинув лишние эмоции на потом, открываю рот, чтобы уговорить ее бежать скорее и не терять в опасном доме ценные минуты, но она уже выскальзывает из кухни и ныряет в комнату наискосок.

Шустрая.

Оставшись одна в кухне, гашу шумный выдох. Сейчас явно не место и не время. Да и права Бирина, подумав про одежду. Пусть мне претит задержка, но на дворе не лето, она полураздета и босиком, да и Тайлера нужно утеплить.

Чтобы отвлечься, озираюсь по сторонам, разглядывая обстановку кухни.

Стоит признать, вокруг есть, на чем заострить внимание. Кружевная скатерть на столе, вязанные сидушки на стульях, расписные горшки на подоконнике. Одна из стен помещения сплошь увешана деревянными досками ручной работы, обожженными и покрытыми лаком. На одних поражают красотой искусно вырезанные ножом пышные цветы, на других райские птицы, на третьих легко узнаваемые места Заречного: озеро на закате, лес в лучах солнца, опушка, утопающая в пушистых шапках снега, и даже пристань с лодочкой.

Красиво.

Когда-то в этом месте явно жили душа в душу и всё делали с любовью…

Тем грустнее смотреть не столько на запустение, сколько на безразличие новой хозяйки к былой красоте. В раковине гора немытой посуды, стол залит и заляпан непонятными пятнами, хлеб раскидан, весь пол покрыт толстым слоем грязи, а в углу ютятся два битком набитых мешка мусора, из которых так и тянет кислятиной.

Ужас. Ну и срач!

Так и хочется сказать: «Бирина, ну, ты же женщина! Нежели тебе не стыдно жить с ребенком в такой грязи?»

Впрочем, судить мне права не давали. Сама заявилась без приглашения.

А пора бы уже и честь знать.

Решив поторопить медлительную хозяйку, крадусь в комнату, где она скрылась, и будто на стену налетаю, когда первым, что бросается в глаза, оказывается кровать с металлическим каркасом. А в её изголовье привязаны веревки. Те самые, ошметки которых я несколько часов назад срезала с детских запястий.

Это что же выходит? Тайлера к кровати привязывают?

Кто? Зачем?

– Мой сын слишком беспокойный мальчик, а еще очень непослушный, – пожимает плечом оборотница, правильно определив, на что я смотрю. И во взгляде ни капли стыда, лишь слепая уверенность, что она в своем праве. – Я готова. Куда идти?

Сжимаю кулаки. Ух, как же меня потряхивает.

Беспокойный?

Непослушный?

А за собой она не пробовала следить? Идеальная, чтоб её!

Может тоже стоит уму-разуму поучить? Взять и привязать, например, к кухне? А вдруг хватит мозгов навести там уборку?

Но прежде чем успеваю сказать хоть слово, на весь дом раздается громоподобный бас:

– Бирина, лентяйка поганая, долго мне еще ждать своего завтрака? Думаешь, раз я уснул, то жрать перехочу?

Несмотря на созвучность мыслей с невидимым Калебом, замираю в испуге. Матушка-Луна, не успели! Проснулся. Ой-ой-ой-ой-ой!

Бирина тоже скукоживается, таращась на меня, и чуть ли не приседает от страха. Вся наносная уверенность стекает с нее, как капли дождя по стеклу.

Плохо! Очень плохо!

Еще не хватало, чтобы такое удачное начало побега было так глупо испоганено ее невменяемостью.

– Ответь ему, – подсказываю одними губами, дергая посильнее за руку.

Нечего тупить, нужно действовать.

Глава 15

Резкий рывок за шкирку, отчего высокий ворот свитера слегка придушивает, нарушая беспрепятственное поступление кислорода в легкие. Секунда полета с полной потерей ориентации. И жесткое приземление на пол в той самой комнате, где переодевалась и собирала вещи Тайлеру Бирина.

– О-о-ох! – болезненный стон сдержать не удается. Слишком сильно прикладываюсь затылком о деревянный настил.

Перед глазами слегка плывет, когда, опираясь на отбитые локти и стараясь абстрагироваться от звона в ушах, спешу подняться. Противостоять противнику в лежачем положении – последнее дело. Заведомо провальное. Так бесславно, без борьбы, я сдаваться не намерена.

Меня в сторожке Тайлер ждет, а еще его мама явно задолжала объяснения обо всем здесь происходящем.

Стиснув зубы, выпрямляюсь и в душе радуюсь тому, что Калеб не кидается с ходу меня добивать. Судя по грохоту и злым угрозам в другой части дома, в этот момент он тщетно пытается догнать оборотницу, которая для него важнее.

Почему тщетно?

Вопли: «А ну стой, мерзавка! Хуже будет! Всё равно, гадина, найду, и тогда ты очень пожалеешь!» отчетливо подсказывают: женщина успела проскочить через небольшую дверь пристройки и сбежать.

Хоть в этом плане все получилось.

Значит, теперь дело остается только за мной. Стараясь не терять драгоценное время, выскакиваю в коридор и устремляюсь к центральному выходу. Пусть совершенно не знаю планировки, но по наитию непременно выберусь.

Непродуманность идеи и свою ошибку осознаю моментально, когда вижу массивный амбарный замок.

Богиня! Да что за ужасы? Кто изнутри на такое запирается?

Ответа естественно не получаю, зато по шуму определяю, что двуликий возвращается.

Да что ж ты такой шустрый?

Не думая, заскакиваю в первую попавшуюся комнату, притворяю за собой дверь и чуть не плачу от радости, замечая пусть хлипкий, но все же запор. Ясно, что надолго огромного оборотня он не сдержит, но несколько минут мне подарит. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, как быть дальше, и останавливаю внимание на комоде у стены.

Сдвину, или нет? Массивный, зараза. А у меня есть выбор? Правильно, нет.

Действую.

Прикусив губу, наваливаюсь на мебель всем своим хлипким телом. Страх буквально толкает в спину и добавляет силы рукам. И в тот момент, когда в коридоре отчетливо раздаются тяжелые шаги и шумное дыхание, громоздкий предмет, казавшийся вросшим в пол, наконец, поддается и сдвигается.

Богиня, помоги. Хрипло дыша, выкладываюсь на полную и почти сползаю на пол без сил, когда затея удается.

Плюс одна баррикада. Плюс ещё несколько минут. Возможно.

А теперь пора уносить отсюда ноги. Через окно.

Оттолкнувшись, поднимаюсь с корточек и шагаю к спасению… и будто в стену врезаюсь. Решётка. Надёжная. Кованая. С крупными ячейками, но не настолько, чтобы я пролезла. Тьфу на тебя!

«Не может быть!»

Тайла, как и я, не верящая в жуткую подставу, умоляет проверить.

– Глухая, – убеждаюсь, распахнув окно, а через секунду слегка приседаю.

Дверь содрогается от удара. Первого. А затем второго. И еще одного… более сильного.

Ой, кажется, кому-то не понравился мой сюрприз.

Слышу приглушенную дверным полотном ругань, но, как могу, не обращаю на это внимания. Отскакиваю от окна и осматриваюсь в поисках возможного оружия.

Сдаваться вот так, с ходу, я не намерена.

Скудно как-то. Шкаф. Полупустой. Разве что уронить на кого-то. Стул деревянный. Хлипкий. По голове здоровяка им приложить можно, но поможет ли?..

Ладно, ставим поближе.

Дверь снова содрогается и трещит, но комод выдерживает, вызывая у меня чувство гордости. Какой замечательный предмет мебели. Дай богиня здоровья тому, кто его мастерил. Процесс взлома повторяется. Снова ругань.

А что у нас тут еще есть? Стараюсь не сильно дрожать.

Кровать как у Тайлера. Нет. Не поможет. Хоть и металлическая, но цельная. Мне ее даже не сдвинуть.

Дальше. Стол. Круглый. Нет. Мимо. Ножку отламывать – сил уже не хватит.

Ага, а вот ваза. Стеклянная. Толстая. Это очень хорошо. Передвинем.

Едва успеваю так сделать, как раздается новый удар, жуткий скрежет, и через мгновение разозленный до предела двуликий врывается в комнату. Ох, и жуткий он. Похожий на бешенное животное. Глаза сужены и пылают яростью. Обросшее щетиной лицо перекошено в уродливой гримасе, руки скрючены. И на их месте я четко вижу те самые когтистые лапы, пропоровшие бок Тайлера.

Поганец бессердечный!

Дикий страх, нагнанный периодом, когда Калеб рвался в комнату, резко трансформируется в злость. Тоже дикую. Когда желание отомстить за ребенка, испытавшего жуткую боль, перекрывает чувство самосохранения.

Ну держись, блохастый!

– А ну-ка иди сюда, – рыкает монстр, шагая в комнату, и последним резким ударом ноги, окончательно сдвигает комод с пути.

Глава 16

– Нужно торопиться. Форы – полчаса максимум. Дальше этот верзила очнется, – бросаю отрывистые фразы, стараясь не слишком показывать плачевность собственного состояния, и первой углубляюсь в чащу.

Шорох за спиной подсказывает, что мать Тайлера не отстает.

Беззвучно выдыхаю.

Спасибо богиня, что ей хватает ума иди следом, а не прыгать перед лицом, тормозя движение и устраивая допрос. Для этого сейчас не место и не время. Да и не хочу я особо рассказывать, как и что делала. Какой с того прок?

Никакого. Так и нечего сотрясать воздух.

Бирина в тишине выдерживает всего пять минут.

– Почему полчаса? Что ты сделала с Калебом? Откуда взялась в этом поселке? – несутся друг за другом ее вопросы. Пауза. И новая порция. – Почему молчишь? Как тебя зовут?

– Тая, – произношу негромко, отвечая лишь на последний. Притормаживаю возле упавшего ствола и, опершись на него, чтобы перевести дух, прислушиваюсь.

Звуков преследования точно нет. Зато ветер поднимается, и, несмотря на утро, становится сумрачно. Тяжелые свинцовые тучи, выползшие со стороны гор, усиленно затягивают все небо. Холодает.

Или это откат так действует?

Меня знобит от усталости. Даже теплая куртка не помогает.

– Скоро дождь пойдет. Для нас хорошо, – меняю тему на нейтральную, бросая в стороны оборотницы беглый взгляд.

В отличие от меня она нисколько не запыхалась, но в лесу ей явно не нравится. Морщит нос, поджимает губы и осматривается с пренебрежением.

– Почему ты не отвела Тайлера в амбулаторию? Зачем потащила в дебри? – игнорируя мои слова, задает новые вопросы.

И вот не пойму: это у нее голос такой, или она мне претензии предъявляет?

– Я не тащила его в дебри. Я его в них нашла, – стараюсь отвечать ровно и вновь начинаю движение. – В амбулаторию отвести не могла. Он истекал кровью и находился без сознания. Рисковать не стала. Тем более, в сторожке, до которой было ближе, имелась аптечка.

– А после он пришел в сознание?

– Да.

– И что говорил?

Ожидая ответа на последний вопрос, Бирина явно напрягается. Затылком чую. Но, не понимая, с чего вдруг, отмахиваюсь:

– Мы не разговаривали. Единственное, он все время просил спасти маму, иначе пойдет это делать сам.

– И ты так просто согласилась? – на оборотницу смотреть не нужно, чтобы считать ее эмоции. Она в шоке. – Какой-то незнакомый сопляк посылает тебя неизвестно куда, и ты идешь? Ну ты и странная.

Может и так, но объяснять ей, что с Тайлером познакомилась не ночью, а раньше, – не спешу, задаю свой вопрос:

– Кстати, как это произошло?

– Что именно?

– Рана. Калеб подрал Тайлера. За что?

Впервые вижу, как Бирина краснеет. Сначала думаю, что нервничает, но стоит ей раскрыть рот – понимаю: недовольна.

– Я же говорила, что он беспокойный и непослушный. Вот вчера не привязала, и результат на лицо. Тайлер сам виноват. Кто его просил лезть в спальню ко взрослым, когда они уединяются и отдыхают? Подумаешь, я слишком громко стонала. Этот глупец подумал, что Калеб делает мне больно, хотя всё было совершенно иначе. Думаю, ты меня понимаешь.

Нет, не понимаю. Но оборотница, не замечая моей мимики, продолжает:

– Калеб был на самом разогреве, когда Тай, вращая бешеными глазами, влетел в спальню и бросился ему на спину. Естественно, мужчина себя не контролировал, вот и поранил мальчишку. А тот взял и сбежал. Но хорошо, что ты его нашла. И хорошо, что в поселке никто ничего не знает. Только сплетен мне не хватало.

Глупое ворчание пропускаю мимо ушей, но вычленяю самое главное. Ради этого даже останавливаюсь и оборачиваюсь:

– Подожди. Так почему ты сразу не сказала, что этот монстр – твой любовник, и спасать тебя не нужно?

– Почему не нужно? Нужно, – уверенно заявляет Бирина, еще и фыркает недовольно. А заметив мою приподнятую бровь, отмахивается. – Не бери в голову. Это личное. Да и времени объяснять у меня нет, сама сказала.

Да уж. Времени нет, это точно. Да и разговор странным выходит. Чем больше спрашиваю, тем сильнее запутываюсь в ее ответах и от этого лишь больше вопросов задать хочу.

Некоторое время идем молча.

Начинает накрапывать дождь. Сначала мелкий, почти незаметный, но с каждой минутой все более яростный, постепенно преходящий в ливень.

И вроде как можно было б в душе поворчать: грязь, слякоть, фу, но отчетливо понимаю, что погода – наше спасение. Вода смоет следы, уберет запахи. И, если этот Калеб – не ищейка, то вряд ли теперь нас найдет.

К сторожке приближаемся быстрым шагом, почти переходящим в бег, но все равно промокаем до нитки. Волчица первой ныряет в дверь, я за ней следом. Но на пороге она оборачивается и преграждает путь. Прежде чем пойти к сыну, шепчет:

– Нам с Тайлером из поселка надо будет выбраться незаметно. Поможешь?

Смотрим друг другу в глаза.

Глава 17

Стараясь не издавать ни звука, спускаю ноги на пол и, не надевая обуви, подхожу к окну.

На улице темень, хоть глаз выколи. Ничего не разобрать, как не напрягаюсь. Небо чёрное-пречёрное. Ни звездочки. Но стекло сухое, значит, правда дождя нет.

Тайла, ты что-нибудь чувствуешь?

Привычно обращаюсь за помощью ко второй половине.

Бирина недалеко. Метров двести – двести пятьдесят отсюда.

Получаю ответ спустя почти минуту.

Э-э-э, как ее прижало, раз она кустики ближе не нашла.

Так она не в кустиках, Тая. И не одна… О, возвращается.

Последнюю фразу пропускаю мимо ушей. За предпоследнюю цепляюсь. Вот оно – то, от чего сердце в пугливый галоп срывалось.

Не одна.

Только с кем?

Двуликие. Несколько… трое… да, точно, трое…

Кто?

Мужчины… Тяжелый мускусный запах. Непр-р-риятный… И этот тоже с ними…

Этот?

Калеб…

От нервов подкидывает. Ладони потеют, ноги дрожат. Даже холодный пол уже не смущает. Не до него совсем.

Сюда все идут? С ней?

Нет. Бирина одна возвращается. Другие… затаились, ждут…

Тайла вытягивает шею, водит ушами, напрягается, пытаясь уловить больше.

И что она?

Нервничает.

Богиня, я тоже. Особенно от того, что ничего не понимаю.

Оглядываюсь вокруг. Что делать? Куда бежать, если те, с кем виделась мать Тайлера, нагрянут? И как? Мальчонка ещё слаб. На руках нести?

Бросаю взгляд в сторону ребёнка.

Лежит лапочка на том же боку, как раньше. Расслабленный. Ладошка под щечкой. Посапывает тихонько. Чисто ангелок.

Слава богине, абсолютно спокойный.

«Он у меня буйный», – кривлю губы, мысленно передразнивая мамашу-врушку, и сжимаю кулаки.

Как дала бы подзатыльник нахалке, чтобы меньше гадостей болтала.

Не буйный он нисколько. И не беспокойный. Совершенно нормально спит. Как все детки. Не стонет, не лунатит, не набрасывается с кулаками и сбежать в отличие от нее не пытается.

Что делать будем, Тая? – напрягает уши Тайла. – Бирина через десять секунд появится.

Бросаю взгляд на дверь.

Из цельного дерева. Толстая, основательная. И засов имеется. Не хлипкий, штампованный. Надежный, кованный.

Неплохая защита за неимением возможности исчезнуть отсюда бесследно.

Пусть появляется. Будем наблюдать, – озвучиваю решение.

На носочках пересекаю комнату обратно к лавке. Ложусь и, повернувшись так, чтобы без помех всё видеть, прикрываю глаза.

Ну давай, дорогуша, жги! Посмотрим, что ты предпримешь.

Дверь с тихим скрипом отворяется, и оборотница заходит внутрь. Ступает крадучись и почти не дышит. Вглядывается.

Сначала в Тайлера. Потом в меня.

Лежу, дышу. Глубоко и размеренно. Но сложно. Как назло, то нос чешется, то глаз, то под боком что-то колет.

Моя б воля, извертелась вся. Но нельзя. Нужно дождаться действий Бирины. Пусть проявит себя. Подтвердит мои предположения, что не так она проста, как хочет казаться.

Белая и пушистая? Увидела, что не надо, у бандитов, теперь от них прячется?

Сомневаюсь. Ой, сомневаюсь.

Ладно, разберёмся. Сжимаю зубы и терплю неудобства. Двуликая же, будто специально, не спешит действовать. Стоит и не двигается…

А, нет. Ошибаюсь.

Тая, смотри-смотри, достает что-то.

Вижу. Запах знакомый.

Втягиваю тонкий аромат… мята, лаванда, розмарин и кислая нотка химдобавки.

Снотворное!

Догадываемся с волчицей одновременно.

А оборотница уже действует. Раскупоривает бутылек, отчего сладковатый запах становится гуще, и сбрызгивает платок. В два шага подлетает к Тайлеру и накрывает его нос пропитанной раствором тканью.

Вот ящерица облезлая! – рыкает Тайла. – Собственного сына не жалко.

Мысленно соглашаюсь и из последних сил сдерживаюсь, чтобы оставаться на месте. Жуть как хочется вскочить и устроить этой стерве трёпку, но желание понять, на что она еще способна, перевешивает.

Увидев же, как дамочка, ради которой я рисковала жизнью, бойко направляется к печи, без колебаний берет в руки стоящую в углу кочергу и оборачивается… обалдеваю.

Вот это поворот.

Неужели сможет ударить?

Женщина женщину?

Глава 18

– Больная! Как ты можешь рассуждать о продаже собственного сына? Так запросто?! – выплевываю, сидя на спине Бирины. – Да тебе голову лечить надо!

– Тебя, выскочка, спросить забыли! – огрызается она в ответ. – И вообще, слезь с меня, нахалка.

Выгибается и дергает задом, пытаясь скинуть.

– Завяжу и слезу, – легко сношу взбрыки «гусеницы», проверяя прочность узлов.

Единственное, что придумала, пока мать Тайлера была без сознания, это спеленать ее по рукам и ногам.

К счастью, липкая лента, которую приносила с собой полгода назад, желая кое-что подлатать в домике, так и осталась неиспользованной. А теперь, вот же повезло, пригодилась. Будто своего часа дождалась.

Я не только зафиксировала Бирине запястья, связав их за спиной. Так еще и ноги замотала, начиная от самых бедер. На всякий случай. Уж больно она агрессивная и шустрая для той, кто в собственном доме посуду и пол помыть не в состоянии, а теперь дергается, как припадочная.

– Какая же ты тупая девка. Эти двуликие, что сейчас пытаются сюда попасть, и поверь, они попадут, всё равно своего добьются. Вот только ты, идиотка, так просто не отделаешься! Потому что разозлила. Всех. Сильно. Время ценное наше тратишь. А ещё потому, что мальчики любят свежее мясо. А ты бабёнка симпатичная, – скалится сумасшедшая, сверкая глазами.

Понимаю, что манипулирует и давит.

Понимаю, что хочет запугать.

Стараюсь не поддаваться панике и пропускать бред мимо ушей.

А услышав, как бьётся стекло и раздаётся брань, вздрагиваю и продолжаю своё дело. Лишь на секунду прикрываю глаза и посылаю глубокую благодарность деду Тисовны на небо.

Молодец, дедушка, как чувствовал, когда сторожку строил, что окошко мелким нужно рубить. Чтобы ни одна бандитская рожа, даже если захочет, внутрь не пролезла. В плечах застряла.

– Заткнись, Бирина, – произношу тихо, не скрывая угрозы в голосе. – Иначе не просто ударю по поганому рту, а после заклею. Нет. Поступлю иначе. Медицинскими нитками зашью. Как твоему сыну рану. Только без обезбола.

Дергаю ее за кофту и переворачиваю на спину. Смотрю в упор, не сдерживая отвращения.

– Поняла?

– Не посмеешь.

Не знаю, что она видит в моих глазах, но огрызается уже без былой дерзости. Лишь кряхтит, отползая подальше, и, прислонившись к стене, замирает в полусидящем положении.

– А ты проверь, – подмигиваю.

Сглатывает. Смотрит с ненавистью, но рот больше открывать не спешит.

Зато меня несет.

– Хотя, знаешь, можно и другой вариант использовать. Весь тюбик снотворного в твою глотку запихнуть, не глядя на дозировку, и заставить проглотить. Чтобы вырубилась наверняка. Или насовсем.

– Ты чокнутая!

– На себя посмотри! Кто из нас детьми торгует?!

– Не твоё дело! – взвизгивает.

– Да что ты?! А как спасать твою шкуру от Калеба и выводить из поселка – так моё?

– Сама ввязалась. Я тебя не просила! Хотя ты и этого сделать не смогла. Они нашли нас раньше.

– И это очень хороший вопрос, – припечатываю.

Столько лет никого в этих местах не было, а тут так быстро вычислили. К тому же… чужаки.

– ЧТО. ТЫ. СДЕЛАЛА? – подлетаю к Бирине и дергаю ее за грудки.

Молчит.

Рычу и встряхиваю.

– Признавайся! Ну?!

– Метки на стволах оставляла, чтобы незаметно уйти, забрав Тайлера. Или ты что думала, мне от тебя зависеть нравится? Нет! Я – сама себе хозяйка!

– Хозяйка?! – кривлюсь, отходя подальше и тщательно вытирая руки об штаны.

Такую мерзавку трогать противно.

Грохот в очередной раз сотрясает входную дверь и доводит до трясучки. Дергаюсь и смотрю на ребенка, но тот никак на шум не реагирует.

Это пугает похлеще чужаков. Время идет, а Тайлер спит и спит. Я его уже и трясла, и водичкой умыла – всё без толку. Отключка полная.

– Какая дозировка была в снотворном? – вновь нависаю над отвратительной мамашей и вытаскиваю из ее кармана бутылёк.

Чистый. Ни одной этикетки нет.

– Не знаю, Калеб дал. Но Тай им, как и мне, живым нужен. Так что не смертельная. Пару часов продрыхнет и очнется. Хилый же.

И это она про собственного сына говорит.

Сжимаю кулаки, стараясь подавить несвойственную натуре агрессию.

Матушка-Луна, убила бы… честное слово… и неважно, что я – омежка, призванная нести свет и добро.

Когда такие вот гнилые существа с улыбкой на губах обсуждают продажу детей, еще и собственных, хочется закрыть глаза, выдохнуть и сделать мир чище именно их устранением.

– Слушай, Бирина, – приходит в голову многое объясняющая мысль, – а ты точно Тайлеру родная мать? Может, врёшь?

Вновь направляюсь к мальчику, проверяю пульс, дыхание, рану. А затем без спроса хватаю котомку оборотницы с вещами и вываливаю всё на кровать.