Лисица-оборотень: когда охота идёт на тебя

1. Праздник в доме барона

Брат вышел из повозки и подал мне руку.

- Спину ровнее, ты сюда не развлекаться приехала, - мать больно щёлкнула веером между лопаток, когда я повернулась к ней спиной и поставила ногу на ступеньку, чтобы выйти из повозки.

Я тряхнула копной рыжих волос, но смолчала.

Дом барона располагался на вершине холма, одно стороной накренившегося крутым берегом над рекой, а другой стороной плавно спускающийся в густой лес.

Можно было дойти пешком, как мы с мамой и братом иногда делали. Праздник устраивали каждый раз в честь караванщиков. Последний караван пришёл три дня назад. Местная знать получала возможность пообщаться с иноземцами, заключить сделки, наладить связи. Барон – показать, что деревня у него под контролем и блеснуть изобилием. Все в округе должны знать, что наша деревня – богата. Все должны стремиться дружить с нами.

Но сегодня особый праздник – вернулся после десяти лет отсутствия старший сын барона. Только этим утром прибыл с небольшим лагерем – пронесся по центральной улице на гнедом коне.

И мать почувствовала шанс «сбыть» меня подороже. В конце концов задача женщины – привлечь самого богатого и властного мужчину, из женихов нашей деревни. И пока мать строила коварные планы, и плела кружева из уз крови, я просто хотела хорошо провести время на празднике.

На мне и матери – синие платья из плотного муслина. Ткань необычная – единственная в своём роде: плотная, держащая фигуру и в то же время нежная. Матовая, как и положена муслину, но переливающаяся, даже, скорее, мерцающая, при определенном падении света. Ткань обладала то ли особым оттенком, то ли особой текстурой – смотреть на неё было наслаждением для глаз. Взгляд останавливался и словно проваливался в мякоть ткани. И на душе становилось хорошо. Может дело в глубине оттенка, может в особом свойстве матовости. Один обрез стоит целое состояние. Ещё год назад нашей семье такая роскошь была не по карману. Но теперь мы можем себе позволить это богатство, и мать кичится. Каждый праздник в честь прибытия каравана наряжаемся в синие платья и притягиваем взгляды. Так что сегодня, помимо невесты на выданье я буду ещё и витриной для маминых переговоров с караванщиками. Дома – целый сундук синих отрезов. Самое время торговать и богатеть.

Сегодня, когда мы собирались на праздник, мама зашла ко мне, стала бережно расправлять рыжие локоны, раскладывать по плечам, чтобы они лучше подчеркивали красоту ткани. Мои рыжие волосы выгодно оттеняли ткань – как будто помещая сокровище в достойную золотую оправу. Заметив секущиеся кончики, мать подняла на меня возмущенный гневный взгляд. Иногда мне кажется, что она считает моё тело – своей собственностью, странным продолжением себя самой. А мои разум и волю – паразитами, препятствующими ей распоряжаться юным телом, считай, дорогой собственностью.

Эти мысли мелькают не часто. И, в отличии от многих моих ровесниц, чурающихся зла, старающихся отогнать и сгладить подобные мысли, я просто фиксирую их для себя и до поры до времени кладу на полочку внутри своего разума. Жизнь или подтвердит, или опровергнет мои догадки. К чему торопиться? Подождем фактов.

На этот раз сцены удалось избежать. Мать воровато глянула по сторонам и, приметив распахнутое окно, решила не привлекать негативного внимания к нашему семейству. Она любовно погладила синюю ткань и покинула комнату. Мы были готовы выезжать.

Ради этих синих тряпок, ну а по маминой версии – ради счастья и благополучия дочери – моей старшей сестры и будущих внуков, восемь месяцев назад мать выдала сестру замуж за герцога Синеборода, единственного производителя загадочной синей ткани – владельца секрета производства. Я видела его только однажды – в день свадьбы. Мрачный крупный мужчина, похожий на медведя настоял на скромной семейной церемонии – быстрой и немноголюдной. Барон, глава нашей деревни, благословил молодоженов прямо в своём саду, утвердил соответствующие документы. Синебород сгрёб мою сестру в охапку, грубо поцеловал – мне казалась он как дикое животное не целует, а треплет-терзает её голову, ухватывает зубами её губы. После церемонии, которая не продлилась и четверти часа – застолье. Жених не проронил ни слова, жадно ел мясо, терзая его на тот же манер, что и мою сестру во время поцелуя. Откушав, и не дав доесть моей сестре, быстро погрузился и отбыл в свои владения. Им предстояло три дня пути. И накануне, и во время свадьбы, мы с сестрой плакали. А мать все заискивающе стелилась перед новообретенным родственником и приговаривала:

- Слёзы счастья, мой господин! Барышни нынче пошли чувствительные. Это слёзы счастья. Мы так счастливы.

Синебород - многократный вдовец, чья борода посинела, как поговаривали, от той же краски, в которой он вымачивал свои изумительные ткани.

- Ты её погубила! – воскликнула я, стоило моей сестре, моей любимой Агате покинуть дом. – У него не жёны – мертвецы!

Но мать легкомысленно махнула рукой, мол девицы малосольные пошли – от любого сквозняка мрут как мухи. И добавила гордо:

- Моя Агата господина Синеборода не подведёт!

Так что теперь вместе с письмами сестры герцог Синяя Борода отправлял нам отрезы дорогой ткани.

Старшая сестра пристроена. Черед младшей – то есть мой.

Сегодня я должна была произвести фурор и, по маминой задумке, сразить сына барона – не зря она так обхаживала их семейство.

- Святые небеса, соберись! – мать выскочила из повозки вслед за мной, бросила на меня рассерженный взгляд, подобрала подолы и пошла впереди. Брат легко подхватил меня под руку, заговорчески подмигнул:

- Она, любя, - шепнул он.

Мой брат Крис – человек-солнце, лёгкий и добрый. Он всегда умел меня успокоить и развеселить. Я посмотрела на него и на душе сразу стало легче. Иногда, я думала, как у нашей матери, могли родится три таких славных ребенка как мы: Агата, Крис и я.

Конечно, мать любила нас. Как хозяйка любит грузди, которые закатывает в бочку. Или клубнику на грядке. Она взращивала нас и теперь хотела получить и высокую оценку труда – признание – она то вон какой знатный урожай из детей собрала. И деньги – богатого жениха для меня. И состоятельную супругу для брата.

2. Перекрёстки судьбы

Я быстро посмотрела в толпу – туда откуда шел взгляд. Но люди двигались, ходили и тот, кто смотрел на меня затерялся в толпе.

Мать осмотрела всех – и приметив платья из редкого синего муслина, удовлетворенно хмыкнула. Облачены в изделия Синей Броды были только баронесса, её дочери и богатая землевладелица – Ариадна. Мать довольно кивнула сама себе.

А я только покачала головой. Мама считала себя ровней тем, с кем может сравняться в нарядах и капиталах. Иногда я даже завидовала её цельности и непоколебимости. Если бы она была камнем, то без единой прожилки.

Зал представлял из себя квадратное помещение с высоким потолком. По всему периметру тянулся балкон – в общем-то второй этаж и представлял из себя внутренний балкон с пустотой по центру. Так что гости второго этажа опирались на перилла и смотрели на танцы и развлечения внизу. Я знала, что на втором этаже есть ещё и внешний балкон с видом на реку, горы и лес. Внешний балкон был достаточно просторным, чтобы устраивать там званные завтраки. Но со входа даже дверь, ведущую на этот балкон было не видно.

По всему залу были разбросаны небольшие столики с угощением. На возвышенности расположились музыканты: цымбалист, флейтист, трое с губными гармошками и один с обычной. На вскидку собралось около сотни гостей.

Среди собравшихся сразу можно было заметить караванщиков – их наряды были навеяны духом дальних стран: у одних строгие однотонные одежды в пол, которые превращали силуэт человека в грозную движущуюся башню; у других – цветастый велюр, расшитый деревянными и металлическими украшениями. Мелькнул и новый для меня образ – платье с меховыми вставками. Среди гостей я приметила и старого друга семьи – господина Фрола. Недели две назад он присоединился к каравану, который должен был пройти через земли Синей Бороды. И вот уже вернулся обратно. Странно, что не зашел. Сестра всегда передавала письма… Надо будет поговорить с ним. Хотя, когда я немного задумалась, припомнила, что матери, вроде бы передали на днях какую-то посылку. Неужто, это был господин Фрол, и он передал очередной синий образ? Тогда где письмо сестры? Она не могла упустить шанс, точно отправила бы весточку.

Я огляделась, но мать испарилась, а брат ворковал с восторженными служанками. На глазах у матери он себе такого не позволил бы. Она считала, что такое дружеское общение ставит его со слугами в один ряд. Ох, как горели глаза у этих юных бестий. Когда-то давно, как поговаривали, наша мать, сама будучи служанкой, вот также ворковала с нашим более знатным отцом. И теперь оберегала от подобной судьбы сына, словно разъярённая фурия.

Надо найти маму. И спросить, привезли ли ей ткань? И какие вести есть от сестры?

Я решила подняться на балкон и посмотреть сверху.

Но моя разведка не привела к результату. Маму в ее примечательном синем платье все ещё было не видать.

Зато, на балконе напротив, стояла Клара – осунувшаяся, с бледным лицом и густо припудренными, но от того не ставшие менее заметными, синяками под глазами. Она казалась тенью себя прежней. Когда, год назад, брат объявил о помолвке с ней, наша мать пришла в неистовство. В те времена с лица Клары не сходила улыбка, а мать ходила чернее тучи. У Клары были гладко расчесанные каштановые волосы, кончики которых она завивала, уложены в хвосты и красиво разложены по плечам. Нежные, как будто фарфоровые персиковые губы.

И вот, полгода назад, дочь баронессы и лучшая подруга Клары – златокудрая Инесса стала проявлять к брату знаки внимания. Много позже я узнала, что моя мать, пользуясь тем, что сын стал больше времени проводить в компании Клары, а ради соблюдения приличий и в компании её подруги Инессы, стала активно сближаться и с самой баронессой. Мол, раз наши дети дружат… А подарки правящей семье в виде отрезов синей ткани только укрепили дружбу. Как говорила мама – дружить надо уметь, а ещё – дружба – это самое дорогое, и чтобы не разориться, друзей надо тщательно выбирать и держать в ограниченном количестве, иначе разоришься. И, укрепившись на правах щедрого друга семьи, мать нашептала и дочке, и самой баронессе, что мол Кларе надо утереть нос, много она о себе возомнила, и что всего, чего достойна Клара уж точно достойна сама Инесса.

В общем, мать смогла развязать конкуренцию между подругами. Когда узнала, я не стала ввязываться. Пила чаи, стуча серебряной ложечкой о край фарфоровой чашки в гостях у правящей семьи. И помалкивала. А мать разваливала большую любовь моего брата. Брата я, конечно, предупредила. Но сложно устоять, когда на тебя обращает внимание золотая девочка. Это льстит. Да, мой брат добрый повеса. И он, то ли к счастью, то ли к сожалению, не обладает ни волей, ни железными принципами. Он плывет по жизни как по реке удовольствий, и срывает плоды с нависших над руслом ветвей. Упала в его руки сочная-спелая Клара. И он сделал то, чего она хотела – объявил о помолвке. Раз – и жизнь бросает в его руки новый спелый фрукт – златовласку. Чего отказываться?

Хотя, какой ещё мог вырасти сын у матери-диктатора? У матери, которая не терпела возражений и подавляла любой намёк на бунт. На таком поле волевым качествам не вызреть.

Тем более, мы с братом видели, как Агата – старшая из нас, пыталась бунтовать. И мать её сломала. Она даже в мыслях перестала ей перечить. Принимала её волю как свою.

Брат предпочел плыть по течению. Куда заносит его родительская воля, там он и будет пировать. А если вдруг набезобразничает и потеряет границы – мать их восстановит и приберет за ним, так что своими границами можно даже не обзаводиться. Просто жить и ни в чем себе не отказывать.

А я спряталась – свернулась клубочком внутри себя, внешне соглашалась с матерью, не перечила ей, но действовать старалась по-своему. И уж точно имела своё, просто не высказанное мнение.

Помню, как она днями и неделями, неделями и месяцами топтала меня за однажды сказанную фразу про мёртвых жён Синей Бороды.

Однажды зажала в угол и шипела в лицо:

3. Баллада

Музыканты заиграли известную балладу – красивые переливы сочетались с танцевальным ритмом. Гости оживились и потянулись на первый этаж, чтобы потанцевать. Цымбалист завел песню-легенду о лисице-оборотне, которая каждое новолуние сбрасывает мех и обращается прекрасной девушкой. она идёт на охоту под покрывалом тьмы, как под сенью черного пушного хвоста. В припеве музыканты призывали слушателей опасаться прекрасного лика и чёрного сердца, призывали не идти призрачными ночными тропами за соблазном. Призывали любить добрых хохотушек и верить своим женам.

Я подумала про свою мать, про баронессу, про юную Инессу. Не приведи небеса довериться таким женам.

Поток людей, за которыми я думала спрятаться от Клары, стал совсем жидким – люди хотели танцевать, и я увидела, что она идет ко мне. А вот чего я не ожила, так что толпа с противоположенной стороны расступится, как воды реки, и я увижу, что там, где роняла слёзы Клара, в тени стоял человек. Он сделал шаг из тени – молодой барон Сандр-Эммануэль беззастенчиво смотрел на меня – высокий, худой, с узкими бедрами, размашистыми плечами и широченными руками. Жилистый и бледный, с черными слегка вьющимися волосами по плечо и темно-серыми глазами. Он облизнул меня хищным взглядом. Я слегка покраснела. Помнила его ещё в детстве, мальчишкой. Мы не играли вместе, тогда ещё до дружбы с семьёй барона было далеко и в их дом мы были не вхожи. А потом он уехал. Как говорили - учиться. И теперь вот вернулся, опасный и (я не могла этого не признать) по особенному красивый, какой-то злой мужской красотой. Красотой, которая кусает.

Так, ну внимание я его привлекла. Почему же мне страшно, а не радостно?

Да и не похож он на человека, который по-робости, или нерасторопности, будет, как мой брат, по полгода тянуть, переплывая из-под одной юбки под другую.

Баллада перешла к финальному куплету, о безжалостном пламене, которое отражается в глазах лисы-оборотня, когда она предстает в образе красивой женщины. Пламя это можно увидеть только если долго и пристально смотреть в лживые глаза. Только если быть с собой честным. И только если заприметив пламя испугаться и отпрянуть, а не мотыльком полететь на него.

И в последнем припеве, вместо повторения старого, как и положено в этой балладе, музыканты обратились к девушкам. Тем тоже не стоило расслабляться. Ведь коварная лиса может и укусить. А укус лисы-оборотня может разбудить безжалостное пламя в глазах любой женщины.

Музыка стихла, но лишь для того, чтобы поставить точку в красивой старинной балладе. И дальше музыканты разразились заводной танцевальной мелодией.

Клара приближалась. Взгляд молодого барона обжигал. И я поспешила к лестнице, слиться с толпой танцующих.

Мысли бежали от Клары, и от барона и цеплялись за балладу – прятались в ней.

Кто-то в деревне верил, что лисы-оборотни и вправду существуют, боятся чеснока и брани. Мол если бросить головкой чеснока в такую девушку и знатно отругать самыми бранными словами, она зашипит и в чертах лица проступят лисьи.

Другие считали, что лисы-оборотни перевелись давным-давно и всё это пережитки былых времен – длинные тени прошлого.

Мама только рукой махала на все эти россказни. Считала их признаком глупости недалеких, необразованных и напуганных людей. Мол все вокруг у них во всем виноваты. Они уж и лисицу-оборотня придумать готовы, лишь бы от работы отлынивать и блуд оправдывать.

Ещё мать считала, что люди, сломанные жизнью, на долю которых выпало много бед, смертей и болезней, начинают видеть призраки в тенях. И проклятия в простудах.

Мимо меня промелькнула чужестранка, в расшитом мехом платье. Словно лиса на мягких лапках. И я подумала, что было бы здорово хоть раз в жизни увидеть настоящее чудо – да хоть пусть и черное – такое как лиса-оборотень. А ещё подумала, что надо бы с этой чужестранкой познакомиться.

Краем глаза я видела, что Клара следует за мной, сокращая дистанцию, и как же я была рада, когда на моем пути вырос Джонни – мой старый поклонник. Он распахнул руки в приветственных объятиях…

Чужестранка. Нарисовано dream

4. Неожиданно близкое знакомство

Мы обнялись. И я защебетала как никогда приветливо. Клара остановилась. И не решилась вторгаться в наш с Джонни разговор.

Мама называла его запасным вариантом – если в жизни что пойдет не так – можно обратиться к нему. И не раз наставляла: даже не думай сближаться! Пусть облизывается на тебя издалека. Он тебе не ровня! Точнее, ровня. Но нам то нужен муж на ступень выше. А лучше – на десяток ступеней. Ну а если уж засидишься в старых девах или несчастье какое – обратишься к нему. Им ты можешь пользоваться – так что нет смысла расточать на него время и ресурсы. Он и так твой. Такие чувства всегда лучше придерживать, не давать угаснуть, но и не давать надежд. И тогда у тебя всегда будет верный человек на подхвате.

Я разговаривала с Джонни, ждала, пока Клара отойдёт подальше. А прямо передо мной и за спиной Джонни, мой брат преподнёс пирожное чужеземке, с которой я так хотела познакомиться.

Я бросила молниеносный взгляд на баронессу, и не ошиблась, - она, стояла у одного из столов, общалась с местным мясником, но я перехватила момент, как она метнула быстрый злой взгляд на брата, флиртующего с чужеземкой. И только сейчас мою голову пронзила четкая и ясная мысль: она ревнует.

Я быстро глянула на Инессу. Та напротив любовалась братом, как будто гордилась им: вот, посмотрите какой он у меня, всем нужен, а он мой. Девушка упивалась собственной властью. Она как будто уже владела им.

Я вежливо хоть и немного торопливо завершила беседу с Джони и приблизилась к брату, но не успела познакомиться с чужестранкой, она улизнула – в момент сорвалась и присоединилась к танцу.

Бежевая ткань платья с нежно-розовым еле заметным узором, как будто платье испещряли блёклые письмена. И мех, рыжевато-охровый, тонкими полосками тянулся вдоль швов, обрамлял рукава, подол и вырез. Узкий пояс завершался меховыми помпонами, узкие туфли из короткого блестящего чёрного меха. И замшевые ленты в тёмных волосах. Она танцевала, а пояс извивался, продолжая движения, как лисий хвост. То ли женщина, то ли лисица, она как будто иллюстрировала балладу, под которую плясала. Ножка-лапка то и дело выглядывала из-под подола. Бойкие движения, сильное тело и непроницаемое лунное лицо с замершим выражением. Женщина, или фарфоровая кукла?

Хищный взгляд, улыбка-оскал на замершем лунном лице… И в то же время из-под непроницаемой маски лица как будто просвечивала, проглядывала горячая душа, женщины жадной и жаждущей. Жаждущей чего? Любви? Крови? Приключений?

Чужестранка стала для меня магнитом. Почему? Что было в ней? Что она мне давала? Надежду? На что? На то, что в её далёкой стране можно быть свободной? Можно… Я не могла сформулировать. Просто надеялась, что, последовав за ней смогу сбросить с плеч тяжесть, невидимый груз, который заставляет все время быть в напряжении.

Казалось, женщина в мехах с лунным лицом танцевала мечту.

Я смотрела на неё, как заворожённая, из забытья выбил меня Трой, он по свойски толкнул меня в бок и хохотнул:

- Посмотри, как пляшет!

Я огляделась, пытаясь стряхнуть таящее наваждение. И заметила, как завороженно смотрят на пляшущую чужестранку многие женщины.

Клара смотрела, роняя слёзы. Да и баронесса прижала бокал к груди и смотрела как будто сквозь танцовщицу, как будто видя в ней что-то своё. И… мама – смотрела с каким-то сожалением и как будто с внутренней борьбой, сведя брови и плотно сжав губы. Удивительно! Мама заметила кого-то, дружба с кем не сулила выгода. Хотя, как знать, может быть мать прикидывает, сможет ли чужестранка выкупить отрезы синей ткани?

Видимо, танцевала она какую-то общую мечту, а не только мою.

Но тут я обратила внимание на брата.

Брат смотрел завороженно. Его всегда манило новое, красивое и блестящее. И он не умел себе отказывать – только потакать своим желаниям. И мне почему-то стало тревожно за брата. Вот он, на пересечении взглядов: невеста и её семья, брошенная Клара (точнее, ее тень), хихикающие служанки и благородный молодняк, и вот теперь эта чужестранка. Как будто последняя капля. Как будто узел связался слишком просто и его остается только разрубить.

Пользуясь моментом, я подошла к матери.

- Есть вести от Агаты? – спросила я.

Мама, ещё зачарованная танцем, тряхнула плечами, посмотрела на меня исподлобья. Но сгруппироваться не успела:

- Н-н-нет, - протянула она. – Супруг отписался, что она приболела.

- И ты не сказала? – взбунтовала я, за что тут-же получила быструю пощёчину. И отступила.

- Яйцо курицу не учат. Нечего говорить. Приболела. Других вестей нет. Поправится, сама напишет.

Я кипела, и понимала, что или промолчу и отступлю, или сорвусь и уже не смогу замолчать.

Отступила. Быстро на второй этаж, юркнула на балкон с видом на природу. Там хихикала пара совсем юных подружек.

Стоял с бокалом представительный господин, о чем-то думал и смотрел в небо.

Я села на лавку у перилл, стала дышать глубже, чтобы успокоиться. И постаралась переключиться на потрясающий вид.

С балкона было видно бурную речку. Одним краем река омывала нашу деревушку. Другим билась о взлетающую вверх гору. Гора – часть стремящегося вверх хребта. А вокруг деревни – глухие, полные тайн леса. Где-то на вершинах хребтов прячется небольшое царство с бледной царевной. Иногда караванщики рассказывают о ней, как о белой лилии горного и холодного королевства.

Где-то там, за лесами и долами, по нашей стороне реки, каменное, белокаменное королевство. Ехать туда несколько месяцев. Именно оттуда вернулся Сандр-Эммануэль. Перенимал опыт, налаживал связи и искал друзей. Отправили ребёнок в обучение, в друзья юного принца. В их королевстве вроде традиция такая, чтобы в каждом уголке мира были друзья у белокаменного королевства. Если двигаться дальше, бесконечно долго, так долго, что зима туда не доходит, только жара и пески – там богатое, изобильное ханство, лишь однажды я видела караванщика-путешественника из тех земель.

5. Охота продолжается

Я подскочила, отвесила ему приветственный реверанс.

Он подошел к периллам, облокотился полубоком, скрестил руки на груди и беззастенчиво стал меня разглядывать – от подола вверх…

Я сглотнула.

Наконец, его взгляд дополз до лица, и он уставился мне прямо в глаза.

И только тут я поняла, что мы на балконе одни. Видимо, пока я смотрела на вид, девочки и господин покинули балкон.

Я почувствовала опасность, исходившую от этого широкоплечего мужчины.

- Испугалась? – спросил он самодовольно. – Меня не нужно бояться.

Я попыталась выскользнуть в сторону выхода, но он схватил меня за подбородок и поцелуем впился в губы, а когда отпустил, сказал глядя в лицо:

- Меня надо любить.

Я оторопела от поцелуя, стремительности происходящего и… запредельного хамства. И отвесила ему хлесткую пощёчину – наотмашь.

Быстро выбежала с балкона, вниз по лестнице, в толпу, меня выхватил Трой и протянул пирожное:

- Пробовала лимонные? Я такую вкуснятину никогда в жизни не ел! Говорят, приготовили по рецепту одной из караванщиц!

Я вцепилась в Троя, как в спасательный круг, мы встали около одного из столиков. Трой как всегда говорил что-то не слишком связно и перескакивая с тему на тему.

- Не успел этот хмырь вернуться, а все только о нем и говорят (Трой всегда ревностно относился к новым мужчинам, тем более видным – остро чувствовал конкуренцию). Говорят, вшивает драг камень в свои одежды каждый раз как соблазняет новую девушку. А на соблазненных потом смотрит как на грязь.

- Кто говорит? – почему то зло выпалила я.

- Да болтали тут с мужиками, из его… кто ж их знает, кто они – то ли друзья, то ли слуги, то ли охрана, то ли приспешники. Видела, как он вернулся? В общем, свита. Они травили байки про приключения этого Сандра в белокаменном королевстве, - Трой затолкал очередную тарталетку в рот и с удовольствием зажевал.

- Мужики, сплетники похуже дам, - высокомерно фыркнула я. И сама не поняла, почему вступаюсь за Сандра, который повел себя со мной грубо.

А Сандр тем временем появился в поле зрения. И стал с интересом и насмешкой на меня поглядывать.

Мать, чуйка которой работала безотказно и в одном, финансово-выгодном направлении, тут же появилась рядом, оттолкнула меня от Троя. И кивнула в сторону Сандра.

- С ума сошла! – зашипела мать – На тебя младший барон смотрит! Он же может подумать, что ты занята этим мужланом Троем! Так не долго и свой шанс прощелкать! – и тут лицо матери преобразилось елейной улыбкой. – Вы будете такой чудесной парой! Можно будет провести двойную свадьбу! Крис выйдет за дочь барона, а ты за сына! – мать посильнее сжала мою руку, как бы вдавливая эту мысль в мою голову.

Рыжий кабаноподобный Трой даже не успел понять, что происходит. Только что разговаривал со мной, а тут раз и упёрся взглядом в спину моей матери.

– Посмотри в ответ и улыбнись, - шептала мать, не шевеля губами, сквозь улыбку.

Кажется, я оказалась в ловушке. Думала закашляться, но представила расплату в виде домашней тирании и кисло улыбнулось глазеющему на меня сыну барон.

Он махнул головой, откидывая с лица пряди чёрных волос, оскалился в ответной улыбке, и неторопливым шагом направился ко мне.

Я захотела провалиться под пол.

Он наступал медленно. От чего что-то во мне замирало столбом. Каждый шаг – как пытка от неловкости и дискомфорта – я же только что ударила его, сбежала, потом улыбнулась. Как всё нелепо!

А он чувствовал мой дискомфорт и… смаковал?

Мать встретила его чуть ли не в полупоклоне своей елейной улыбкой.

- Позволите пригласить юную Саяну на танец, - он даже не глянул в сторону матери, сверлил меня своим мрачным и насмешливым взглядом проницательных серых глаз.

- Конечно, конечно, конечно! – мать, казалось, сейчас рассыплется от счастья, или растет как сахарная. Но подтолкнуть меня в руки хищника не забыла.

Я успела остановиться в полушаге от Сандра.

А он протянул руку.

Окружающие смотрели на нас. Мать всё ещё счастливо кивала. Я вложила свою руку в его. И он резко притянул меня к себе.

По телу разбежался жар. Я чуть слышно ахнула. И губы моего партнёра самодовольно дрогнули.

6. Танец

Молодой барон с силой прижал меня к себе. Жар его тела волной прошёлся по мне, щёки зарделись, а мне стало так неловко, что я не знала куда деть глаза. Я сопротивлялась – барон как будто выбил меня из моего-же тела, в попытках забрать себе контроль. И, наверное, полной победой для него было бы – повисни я бессильно тряпочкой в его руках. Но я не сдавалась – вела внутреннюю борьбу. И смогла зацепиться за ледяной островок в собственной душе, островок отбитый матерью. Островок, куда я пряталась, когда давление на меня достигало пика. Вмиг я расправила плечи, вскинула подбородок и мой взгляд стал непроницаемым. Внутри, в душе – я металась, но внешне держалась холодно и ровно – как будто каждый день танцую с баронами. Взгляд летел мимо Сандра. Но из-за стресса, все что попадало в поле зрения как будто происходило в замедленной съёмке и, видимо из-за стресса, впечаталось в память невероятно ярко. Я видела не гостей – а картинную галерею, где каждая сцена остается ярким сюжетом в голове:

- вот неодобрительно смотрит кабан-трой, рыжая чёлка нависает над глазами. О чём он думает? Вспоминает все эти разговоры с приспешниками Сандра про охоту на женские сердца и прелести?

- вот баронесса, смотрит на сына с гордостью и пока мы проносимся мимо неё переводит взгляд на моего брата. И взгляд наполняется теплом и… страстью? Я сама себе не верю. Неужели, она видит в моём брате не только аля-сына и жениха дочери? Успеваю выхватить взгляд брата… о Небо! Он флиртует с ней. В его глазах кокетливые огоньки. Моё сердце падает.

- очередное па, и вот в поле зрения – барон. Он смотрит на супругу и грозно сжимает массивный хрустальный бокал.

- хитрое лицо чужеземки в мехах – его искажает улыбка, она смотрит на меня и…. насмехается?

- мама – в ее глазах слёзы радости, она в восторге. Уверена, в ее голове уже играет свадебная музыка.

- Джонни смотрит щенячьими глазами, бедный Джонни со скамейки запасных.

- Клара, точнее её бледная тень, то что осталось – остальное она уже выплакала. Мой хищник, который кружит моё тело в танце, уже успел выпустить свои когти и в неё.

Я танцую безупречно, на автомате, как заводная кукла.

Я чувствую плотное, каменное тело моего партнёра и мучителя. Мышцы доведены тренировками до состояния невероятной плотности. Я чувствую его горячее дыхание на своей шее. Его губы размыкаются, и не шевеля ими он говорит еле слышно, так, чтобы услышала только я:

- Саяна, ражая бестия, что ты со мной делаешь! Теперь я не вижу других женщин. Есть только ты. Жди меня, жди каждую минуту. И я ворвусь в твою жизнь, чтобы сделать счастливой.

Я не чувствую в этих словах искренности.

Это не слова – а приманка охотника. В них фальш. И в них яд для меня. Он словно пытается заставить меня настроиться на определенный лад. Приказывает ждать, чтобы эта мысль засела у меня в голове. Он думает, я забуду его слова, и начну ждать словно сама этого захотела? Он дразнит меня. И он коварен.

Я молчу. Пусть его тело как будто из камня. У меня станет каменной душа.

Танец завершается. Он начинает размыкать объятия, но неожиданно смыкает их вновь, неожиданно и почти до боли, сопровождая действия тихим словом «жди».

Он что, пытается вместе с болью врезать эти слова в мою голову?

Я делаю небольшой поклон, отступая от партнера по танцу, как и предписано этикетом и бросаюсь к брату. Я должна предупредить его. Над ним сгущаются тучи.

- Опасно, братец, - ходишь по тонкому льду. И он уже скрипит – взгляд барона, его дочери, его жены и брошенной бывшей. Вот-вот лёд под тобой треснет, - говорю горячо и быстро, оттягивая брата в сторону.

Барон старший тем временем беседует с чужестранкой. Она явно вьётся вокруг него. Улыбается. Заискивает. А он нет-нет и бросит грозный взгляд на брата.

- Не волнуйся, - мой брать пьян и беспечен. – У меня осталось одно дельце, и можно отправляться домой. Я и сам подустал от этой вечеринки.

Он оставляет меня и берет под руку Инесс.

А меня находит мать:

– Узнаю свою кровь, моя девочка! Моя! – она в восторге – и тянет меня на улицу, в сад барона. - Но запомни, если он обхитрит тебя - то ты пыль, ты ничто. Ценна пока недоступна, - тон матери становится назидательным. - Получит своё – уничтожит тебя. Получит своё – значит ты не годишься в жены, не прошла проверку. Женщина такой влиятельной семьи должна уметь гнуть свою линию и хранить своё добро (что нажитое злато, что честь семьи). Так что молодой барон всяческими ухищрениями будет тебя испытывать – ты должна быть тверда – любовь и близость только после свадьбы. Порченный товар иначе выйдет. Даже своему Джонни не нужна станешь – вытрет о тебя ноги и пойдёт дальше.

Мы делаем круг по аллее. Я слушаю наставления матери. Как же я не хочу мужа, который меня испытывает. Но понимаю, что молодой барон скорее из мира матери, чем из моего. И тут стоит взять ее советы на вооружение.

Он точно тщеславный хищник. В нём нет любви. Но есть амбиции и жадность. Жаль, моя мать уже не юна. У неё были бы все шансы окрутить молодого барона – они бы говорили на одном языке.

- Прельщай его, дразни. Но даже не думай верить его словам, забудь про его чувства – у таких как он чувств нет, там камень вместо сердца. Смотри на поступки. В начале брак – потом все остальное. Иначе будем посыпать голову пеплом позора, - выдала мать напоследок, и оставила меня, видимо, в расчете на то, что Сандр подойдёт.

Я взбежала на балкон, с которого открывался вид на зал. Троя и Криса не было видно.

Зато я заметила барона старшего. Он был также на балконе напротив меня. Смотрел в сторону окна, ведущего на улицу. И я видела, как он непроизвольно сжимает бокал в руке все сильнее и сильнее. Раздался хруст, звон – бокал лопнул в его руке. Кровь и вино смешались на каменном полу.

«Пора уходить, - подумала я. – Надо только забрать Криса».

7. Ранняя гостья

Брата я так и не нашла. После разбитого бокала на празднике началась суматоха, гости начали суетно отбывать. Мать поймала меня за руку и увела с праздника.

- Но как же Крис? Ты нашла его? – спросила я, следуя за мамой.

- Дорогу домой он знает, - рявкнула мать. – Разберется. Да и дом барона уже почти его дом – пусть привыкает к семье.

Ночью я не сомкнула глаз.

Ранним утром спустилась в гостиную, чтобы встретить брата. Служанка, начавшая уборку в зале, молча перешла в другую комнату – прислугу мать муштровала, так что те без слов знали что и когда делать. Хотя, прислуга – это громко сказано: горничная, следившая за чистотой и порядком, молодая женщина – многодетная мать. Её муж добывал торф на болоте для нашей семьи.

Ещё кухарка – старшая дочь горничной. И управляющий – он вел бумаги, счета и дела семьи – как домашние так и на торфянике.

Брат так и не появился. Промаявшись пару часов в гостиной, я обошла дом – ни матери, ни брата я не нашла.

На кухне уже засуетилась кухарка.

Я спросила прислугу, выделили они маму? Или брата? Брата не видели, а мать, как оказалось, ушла, когда горничная только начала уборку.

Неожиданно, в дверь позвонили. Гулко разнесся по дому звон медного колокола – гость на пороге потянул за шнур, который качнул колокол с другой стороны порога.

- Крис! – выдохнула я, и побежала открывать дверь

Какого-же было моё удивление, когда в дверях я увидела… иноземку.

- Люсиль, - она вежливо улыбнулась.

- Саяна, - вымолвила я.

- Мы познакомились вчера на празднике, но так и не были друг другу представлены, - доброжелательно сказала восточная красавица.

На ней было новое, тёмно-синее платье и накидка с меховой отделкой.

- Да, конечно, я помню. По какому вопросу Вы решили нас посетить? – я старалась быть вежливой, но волнение за брата делало меня хмурой и недружелюбной.

- Вчера мы договорились о встрече с Вашей матерью, я зайду?

- Да, конечно, - я сделала шаг назад, пропуская гостью. – Матери, к сожалению, нет дома… - я замялась. – Она отбыла по… делам. И, вероятно, задерживается, - я пожала плечами.

Я хотела гостье предложить зайти в другой раз, но она уже скинула накидку и опередила меня с фразой:

- Ничего страшного, я подожду.

Мы переместились в зал.

Гостья расположилась на софе. Я – в кресле-ракушке.

Воцарилось молчание. Я широко раскинула руки, привычно занимая расслабленно-доминирующую позицию хозяйки дома. Но не могла сдержаться – нервно теребила пальцами обшивку. Гостья села изящно, не опираясь на спинку, держа вытянутую осанку и расправленные плечи.

Воцарилось неловкое молчание. Гостья разглядывала убранство комнаты. А меня раздражало ее присутствие. Я не могла дождаться брата. И Люсиль словно почувствовала мои мысли, слегка покачала плечами и сложила руки на коленях.

– Вы – жаворонок, а Крис – сова? – спросила Люсиль.

Я удивленно посмотрела на гостью.

– Он ещё спит? – с улыбкой пояснила свой вопрос гостья.

– Н..н..нет, - я сомневалась, стоит ли обсуждать семейные дела и волнение за брата по сути с незнакомкой, от которой неизвестно чего ждать.

Гостья молчала, ожидая продолжения, не заполняя неловкую паузу.

- Нет, он не спит, - твёрдо сказала я. И моя фраза не предполагала продолжения.

- Хорошо, - ответила гостья, окинула взглядом комнату. – У вашей семьи есть вкус. Здесь уютно.

И дальше она заговорила, зажурчала мягкой, выверенной, как музыкальная композиция, речью, втягивая меня потихоньку, разворачивая и удлиняя мои ответы мягкими и настойчивыми уточнениями, не давая мне спрятаться за односложными ответами.

По началу мне казалось, что в этом разговоре гостья тянет меня, как упирающегося телёнка. А потом я и сама не заметила, как втянулась.

Гостья рассказывала о дальних странах, путешествиях с караванщиками. О своей родной стране. О том, как год назад присоединилась к караванщикам, в расчёте найти новых друзей и улучшить положение собственной семьи.

- У вас путешествуют женщина? Не мужчины?

- У нас нет четкого разделения. Кто больше хочет, кто талантливее, тот и отправляется в путь – супруг или супруга решают в паре. Или не в паре, - гостья хитро улыбнулась.

- Не в паре? – озадачилась я.

- Конечно, - закивала гостья. – У мужа может быть несколько жен. А у жены – мужей. Кто родовитее, чья кровь выше и знатнее, тот и волен брать больше супругов. Ну, для мужчин – не обязательно вступать в брак, можно пополнить свой гарем.

Как в танце на празднике барона Люсиль мягко ступала в своих туфлях-лапках, так теперь оня мягко вышагивала в разговоре, бросая намёки. Я стала спрашивать, кто она в своей семье? Жена, единственная? Не единственная? Наложница в гареме? Или вовсе ещё не замужем и остается частью родительской семьи. Но Люсиль мастерски уклонялась, жеманно смеялась вместо ответов и качала головой.

- В другой раз, Саяна, отвечу тебе в другой раз. Не всё сразу, - мурлыкала она. – Скажу только, что власть и любовь гуляют под руку. Подчиниться мужчине и служить ему без оглядки, не смея ревновать и приказывать, требовать и учинять скандал – великое счастье. Также как взять власть над мужским сердцем и почувствовать, что он готов приклонить колено и служить.

- Не похоже на любовь, - я не чувствовала в словах гостьи тепла, добра. Скорее воображение рисовало каменного идола, или горный храм, куда уходишь истязать тело и душу, через страдание открывать дверь к неким новым состояниям. Любовь как служение, - эта мысль заняла меня. Я как будто пыталась распробовать новый вкус.

- Хоть тут, хоть на другом краю зачарованного леса, - продолжала иноземка. - Женщина определяется востребованностью у мужчин – в этом единственное ее призвание.

Я заметила в руках гостьи красивую металлическую коробочку, украшенную разноцветными камнями.

- Я принесла угощение, - заговорила гостья. – Чай с моей родины, хочу угостить моего нового друга в этом краю, тебя, Саяна.