Пролог

Всё началось в ту самую ночь, когда Лес предков тяжело дышал, понимая, что каждый вздох может стать последним. Дышл, разумеется, не так, как это делают люди. Его дыхание – это шелест тысяч веков, гул корней под землёй, сны животных и шорох насекомых. Лес умирал – но, как это часто бывает с древними могучими существами, он не собирался сдаваться без боя и перед смертью решил попробовать ещё раз. Последний.

Высоко в кронах, где изумрудная зелень давно сменилась пепельной серостью, зашевелились духи. Кто-то назвал бы их бабочками, кто-то – неверными солнечными бликами. Они были вестниками Леса, остатками тех, кто когда-то правил в тени пышных крон. И они всё ещё помнили.

Хранительница... – раздалось эхом.
Свет-что-в-хвосте...
Вернись...

Они двигались всё быстрее, собираясь в спиральную воронку, кружащую в такт дыхания. И там, в центре этой воронки, воздух вздрогнул, точно кто-то прорезал саму ткань мира.

Сначала появилась лишь пыль, потом – рыжий отблеск. Потом что-то громко стукнуло. Воронка из бабочек-бликов исчезла, а на землю, прямо в мокрые кусты с грохотом выпало тельце, разразившись звонким чихом.

– Ай! – обиженно пискнуло тельце.

– Тяфк! – услышали духи, которых осталось всего несколько. И испуганно разлетевшись, растворились в ночной тиши.

Из зарослей медленно выглянули острые ушки, насторожено покрутились в разные стороны. Затем появилась рыжая заострённая мордочка, влажный нос подрагивал, чутко принюхиваясь. Лисичка покрутилась вокруг себя. Затем, неловко выкатилась из кустов и подошла к ручью. Склонилась над водой, но тут же отпрыгнула, словно что-то её изрядно напугало, и приземлилась в грязь прямо на пушистый хвост.

Сверху опустилась одна из светящихся бабочек, коснулась её носа. Лиса вздрогнула, глаза на мгновение вспыхнули золотом. Бабочка истаяла, лиса растерянно мотнула головой и в ужасе помчалась прочь. А где-то в глубине Леса что-то дрогнуло. Словно едва слышное угасающее сердцебиение.

– Выбрана.
– Она ещё не помнит, но она – здесь.

В небе раздался первый раскат грома. Судьба щёлкнула пальцами. И в этот миг вся магия мира приготовилась… к полнейшему, абсолютному хаосу.

– Началось.

1.1 Кусты, грязь и генерал

Амелия проснулась от того, что что-то мокрое и явно холодное ползло у неё по щеке. Сопение рядом раздавалось слишком громко, чтобы оказаться сном, а чьё-то дыхание пахло... лягушками?

– Эй! Не облизывай меня, я не завтрак! – пробормотала она, отмахиваясь.

С трудом приподнявшись, она огляделась: кругом были заросли, ветки, и одна особенно настырная жаба, смотревшая на неё с философским неодобрением.

Амелия села. И постаралась привести мысли в порядок. Мысли приводится не хотели и прыгали от неё в разные стороны, как испуганные жабы. Тьфу ты! Жаба продолжала таращиться жёлтыми глазищами и сбивала весь настрой. Амелия сердито замахнулась, но хладнокровное земноводное осталось совершенно равнодушно к угрозе. Разве что во взгляде словно прибавилось осуждения. Фыркнув, Амелия отвернулась и попыталась напрячь голову. Увы, котелок оставался совершенно пуст, и вариться было нечему. Тогда она решила начать с имеющихся фактов.

Во-первых, она была человеком. Во-вторых, она вся перепачкалась в грязи. В-третьих... на голове росли уши. Лисьи. Они дрожали от утренней росы. Она ощупала себя. Хвост – на месте. Уши – торчат. Платья нет. Только чья-то старая рубаха и плащ, явно не по размеру. И, кажется, она недавно была не человеком.

– Эм... А кто я вообще?

Жаба, успевшая перепрыгнуть и вновь оказаться в поле зрения, ничего не ответила. Впрочем, Амелия не особенно надеялась.

Зато собственный голос подстегнул-таки молчавшую память, вызвав приступ головной боли. Осколки воспоминаний, хаотично перемешанные, вспыхивали и тут же пропадали.

Трава высокая и мокрая, она неприятно щекочет брюхо. Амелия бежит изо всех сил. Впереди летит едва заметна светящаяся бабочка. Она кажется тёплой, манящей и очень важной. Амелия бежит и почти задыхается, но знает, что останавливаться нельзя. Вдруг всё тело пронзает боль, словно в него ударила молния. Хотя откуда ей знать, как это ощущается? Ведь раньше её никогда не била молния. Кажется. Нелепые мыли заглушает раскатистый гул. Всё накрывает тьма.

Затем слышится ругань, вопросы, очень много вопросов, блек костра. Осколки воспоминаний становятся совсем хаотичными, их уже не получается собрать в цельную картину. Они сталкиваются, разлетаются, больно врезаются в израненное сознание. Лес, ветки, крики, много криков. Страх, запах мокрой земли. Кваканье.

Стоп! Амелия тряхнула гудящей головой. Квакала проклятая жаба. Причём так надрывно, словно плакала. И даже ничуть не устыдилась, когда на неё злобно посмотрели. Ноги дрожали, но всё-таки Амелия нашла силы встать. Может, она и не помнит, как здесь оказалась, но оставаться тут точно не стоило. Выбрав направления наугад, она двинулась в путь. Подальше от мокрых кустов и жаб.

Вскоре правда оказалось, что от сырости спрятаться негде. Видимо, недавно прошёл сильный дождь. Или просто лес… плакал? Странно, откуда бы взяться таким нелепым мыслям? Ещё более нелепым казалось, что лес дышал. Натужно, печально, как глубоко больной старик. Но при этом словно вёл беглянку за руку. Каждое дерево подсказывало: не туда пойдёшь – останешься без ушей. Или без души. Или без хвоста. Что особенно тревожно.

Наконец, несколько часов спустя, она вышла к чему-то, напоминающему дорогу. Ну как "дорогу" – грязную колею между двумя холмами. Где-то вдали послышался голос. Строгий. Очень строгий. И ещё один: высокий, женский, очень красивый, но тоже крайне недовольный.

Амелия инстинктивно нырнула в кусты. Потом немного подумала и выглянула. И тут же снова скрылась, потому что увидела его.

Высокий, как сосна, и злющий, как рой лишившихся гнезда ос. Длинный плащ, закреплённый фибулой с оскаленной драконьей мордой, не цеплялся ни за одну ветку, потому что заросли сами в ужасе расступались. Нутро подсказывало, что это явно не тот человек, перед которым стоит махать пушистым хвостом. К несчастью, именно это она и сделала. Случайно.

– Кто здесь? – вопросили грозно прямо рядом с кустом, где она пыталась укрыться.

Кусты мелко затряслись.

– Тяф... – раздалось жалобно.

– Покажись.

Кусты шевельнулись. Амелия вышла. В виде... кого-то среднего между поросёнком и охапкой рыжего меха с глазами, в которых плескался ужас.

– Тяф?

Мужчина в ответ взглянул так, что сердцу впору остановится.

– Ха! Теперь понятно, почему эти остолопы не хотели признаваться, кого упустили, – усмехнулась его спутница.

Женщина с длинными острыми ушами, также облачённая в кожаный доспех, прикрытый синей накидкой, могла бы зваться красивой, если бы не холодное, даже, пожалуй, жестокое лицо. От неё явно не стоило ждать помощи в деле спасения хвоста. Такая ещё сама его оторвёт и воротник себе сделает.

– Плащ дозорных! Это тот объект, который мы искали! – бодро возвестили кусты.

Из зарослей выбрался молодой мужчина, которого Амелия, пригвождённая злобным взором предводителя отряда поначалу даже не заметила. Он вынес на всеобщее обозрение скромный гардероб неудачливой лисы: в одной руке – плащ, в другой – рубаху.

– Прими человеческую форму, – велел злобный обладатель строгого голоса, кинув в лисицу отобранную одежду.

Ткань накрыла пушистый комок, но Амелия чувствовала враждебность даже сквозь неё. И как ей сменить форму? Здесь даже гриба нет, чтобы его съесть и вырасти. Стоп, а причём тут гриб?

– Не испытывай моё терпение!

Как ни странно, угроза подействовала. Может, лисье нутро работало только в экстремальных условиях. Амелия поняла, что больше не лиса, когда вновь встретилась взглядом со злобным воином. К сожалению, так и не уловив, как же ей удалось совершить превращение.

– Назовись! Кто ты?

– Я… э… возможно, шпион. Возможно, гриб. Я пока не решила. – Амелия попыталась улыбнуться.

– У тебя есть ровно три секунды, чтобы объяснить, как ты пересекла магический барьер.

Амелия подняла руки вверх.

– Я не знаю. Я просто… гуляла. Меня бабочка вела. А потом – бум! И вот я здесь. И мокрая.

1.2 Телега, лиса и головная боль

Дорога петляла между деревьями, утопая в утренней дымке. Генерал Вирен Каэльтар шагал впереди с безупречной выправкой, будто маршировал по парадной площади, а не по разбитой лесной тропе. Его плащ, выгоревший на солнце до пыльно-синего, развевался за спиной, точно боевое знамя.

Позади, жалобно поскрипывая, подпрыгивала на ухабах телега. Её деревянные колёса с отчаянным грохотом преодолевали каждую кочку, протестуя против нелёгкой ноши. А ноша и впрямь была своеобразной. Девчонка – или лиса? – не затыкалась ни на секунду, пробовала вести диалог с лошадьми и трижды попыталась сбежать, прыгая прямо с телеги на ходу, прежде чем её прочно обвязали ремнями.

– И вот скажи мне, – раздался её звонкий голос, – у вас тут всегда так прохладно по утрам, или только когда лис превращают в колбасу-вязанку?

Генерал демонстративно не повернул головы. Он уже успел выучить простое правило: любая реакция только подстёгивает её болтливость. За последние три часа пленница успела: попытаться завести философскую беседу с лошадьми; трижды сбежать (один раз — задом наперёд); спеть похабную песню про лесных духов; объяснить, почему "все эти ваши барьеры — полная ерунда". Теперь она чихнула — громко, бодро и с непередаваемой интонацией.

В начале пути Вирен ещё пытался хоть что-то узнать у странной девицы. Но её реплики становились лишь более лишёнными смысла. Или она слишком умело притворялась сумасшедшей, или впрямь потеряла ум от какого-то неизвестного ритуала, подарившего ей уши и хвост. От повстанцев, снующих вокруг леса и не такого дождёшься.

Рядом, чеканя шаг, шла Эльда. Её серебристые волосы, туго стянутые в пучок, блестели сталью, когда солнечные лучи пробивались сквозь листву. Походный плащ развевался за плечами, а в глазах плескалось раздражение, приправленное профессиональной усталостью.

– Понимаю, почему перевёртыши её бросили, – прошептала эльфийка, не глядя на Вирена. – Знаю эту безумную меньше часа, а уже хочу придушить.

Лес вокруг них начинал пробуждаться после зимы. Воздух пах сырой землёй и свежей молодой листвой, а под ногами хрустел прошлогодний хворост. Дорога вилась, как старая змея, и генерал чувствовал, как каждый шаг отзывается в самих его костях. Вгрызается жгучей болью, тянущей назад.

– Она не с повстанцами, – сказал он наконец.

Эльда замедлила шаг, удивлённо приподняв тонкую бровь:

– Прости, что?

– Она не пыталась попасть в Лес. Она вышла из него.

Эльфийка медленно кивнула, скептично разглядывая генерала и вероятно заподозрив, что безумие пойманной девицы заразно.

– Ты уверен?

– Абсолютно, – нахмурился Вирен. – Я почувствовал. Барьер завязан на мою кровь, моё имя и мою волю. Как только она прошла сквозь него, я это почувствовал.

Из-за этого «почувствовал» они и помчались сюда посреди ночи. Опасались, что безумцам, так и норовившим сунуться на запечатанную территорию, наконец, это удалось. Эльда хмыкнула. Презрительно, почти весело:

— Ты не спал трое суток. Твоя кровь сейчас заменена бодрящими эликсирами, имя забыто под очередным донесением, а воля... ну, разве что упрямство ещё осталось.

— Упрямство спасает Империю, — отрезал Вирен. — А сон — роскошь, доступная лишь бездельникам да мертвецам.

— В таком случае, ты скоро рискуешь присоединиться ко вторым, — тихо пробормотала Эльда. Но развивать тему не стала.

Тишину нарушил подозрительный шорох из телеги. Вирен бросил взгляд через плечо – как раз вовремя, чтобы увидеть, как их пленница поспешно опускает связанные руки и принимает вид невинной овечки. Она даже начала напевать – какой-то незамысловатый мотивчик, периодически прерываемый игривыми "тяф".

Генерал вздохнул. Впереди их ждала крепость, куча бумажной работы и, вероятно, самый странный допрос в его карьере.

А телега тем временем снова заскрипела — похоже, "лисичка" уже нашла способ развязать узлы...

1.3 Лисья логика или как устроить хаос в телеге

Телега подпрыгивала на ухабах, словно пытаясь вытряхнуть из себя непрошеных пассажиров. Амелия сидела, болтая ногами и делая вид, что её абсолютно всё устраивает. Ну, если не считать связанных рук, подозрительных взглядов конвоиров и полного отсутствия представления, куда и зачем её везут. Но если посмотреть с другой стороны — она была жива, не в кандалах, и даже обзавелась своеобразной компанией.

Впереди, на козлах, восседал угрюмый мужчина с носом, напоминающим клюв хищной птицы, и вечной складкой между бровей, будто он постоянно размышлял о несовершенстве мира. От него пахло гарью, потом и недоверием ко всему живому. В голове Амелии он моментально получил прозвище Сержант-Который-Не-Смеётся.

— А вы давно работаете в… эээ… перевозках подозреваемых особ? — начала она дружелюбно, наклоняясь вперёд.

Сержант продолжал смотреть на дорогу с выражением человека, который предпочёл бы перевозить мешки с картошкой — они хотя бы не задают глупых вопросов.

— Нет, правда, вы очень уверенно держите поводья. Я бы точно в кювет улетела. Дважды. С хвостом наперевес.

Её рыжий хвост действительно предательски дёрнулся, будто подтверждая слова. Но ответом по-прежнему оставалось молчание.

Напротив неё в телеге сидел юнец, едва старше самой Амелии. (Хотя она не знала, сколько ей лет на самом деле, но ощущала себя очень юной.) Щёки в веснушках, взгляд тревожный. На поношенном плаще красовался шеврон дозорного – поднятый меч, вокруг которого расправлены кожистые крылья. "Тарэн? Трей? Что-то в этом роде", – подумала Амелия, переключая внимание на нового собеседника.

— Слушай, а у тебя когда-нибудь тоже вырастал хвост? Чисто гипотетически?

Она уже успела подслушать, что некие «повстанцы» частенько превращались в животных, чтобы «проникнуть за Барьер», что бы это ни значило. Ничем хорошим это для них не заканчивалось, но обычно потому, что дозорные их всё-таки ловили.

Парень подпрыгнул, будто сел на иголку, и заёрзал на месте.

– Н-нет! Конечно нет!

– Хм. А уши? Вот такие... пушистые, торчащие? – Она демонстративно пошевелила собственными ушами, которые предательски дёргались при каждом толчке телеги.

– Это… к-классифицируется как магическая мутация третьей степени, – пробормотал парень, отодвигаясь так, что вот-вот вывалится за борт телеги. – Или проклятие. Или… это не ко мне, правда!

– А жаль, – вздохнула Амелия, разочарованно глядя на свои связанные запястья. – С тобой, чувствую, можно было бы и хвост расчесать.

Тот самый хвост сейчас нестерпимо чесался, но доверить такую важную часть тела человеку без соответствующего опыта казалось сомнительной затеей. Парень покраснел до корней волос и чуть всё-таки не перевернулся через борт. Сержант на козлах хрипло хрюкнул – возможно, это была попытка выразить крайнюю степень неодобрения.

– А если серьёзно, – вздохнула Амелия, вдруг перейдя на задушевный тон. – Я правда не знаю, как тут очутилась. Но я точно никого не шпионю. Я бы даже не смогла зашпионить собственную тень. Она слишком быстрая.

— Хм, — подал голос сосед конопатого юнца. Высокий, с безэмоциональным лицом солдат, которого до этого момента запросто можно было принять за статую. — Именно так бы и говорила та, что хочет усыпить бдительность. Весело, глуповато и… крутя хвостом.

Упомянутый рыжий объект, казалось, жил своей жизнь и никак не хотел лежать спокойно. Наверно, потому что ужасно чесался.

— Ну знаете, — обиделась Амелия, — мой хвост вообще-то заслуживает уважения. Он мягкий, чистый, и я им... спаслась, наверное.

— Как именно? — процедил сержант, впервые обернувшись.

— Зацепившись за куст. Очень героично.

Наступило молчание. Только колёса гремели по камням, да лошади храпели, будто тоже хотели переспросить: «ты серьёзно, лиса?»

— Ладно, — буркнула она, обиженно поджав губы. — Вы все просто слишком серьёзные. А я — чудо как хороша. Даже если немного чокнутая. Может, это и правда проклятие. Или дар. Или я спала слишком близко к какому-то волшебному грибному кругу… Кто знает?

В этот момент телега резко остановилась. Голос Вирена прозвучал твёрдо, почти пугающе:

— На месте. В замок.

Амелия поёжилась. Улыбка соскользнула с её лица, но тут же вернулась – яркая, дерзкая, словно вызов.

– Что ж, дорогие господа. Будем считать это началом великолепного приключения!

И с этими словами она лихо спрыгнула с телеги, чуть не приземлившись лицом в грязь, но в последний момент умудрилась сохранить равновесие. Хвост гордо взметнулся вверх, как знамя не сдающегося войска.

Глава 2.1. Лисья аудиенция, или Как встречают незваных гостей в Барьерной крепости

Когда массивные дубовые ворота замка с грохотом распахнулись, Амелия приготовилась к худшему – к сырым каменным стенам, пахнущим страхом и кровью, к железным решёткам, скрипящим на ржавых петлях, к чему-то мрачному и безнадёжному, как и положено в местах, куда приводят пленников.

Вместо этого её встретило море взглядов. Сотни. Нет, тысячи глаз – любопытных, испуганных, насмешливых и откровенно злых. Солдаты, прервавшие тренировку с мечами. Служанки, застывшие с корзинами белья. Оружейники, выронившие молоты. Даже повар с дымящимся половником в руке – все замерли по обе стороны двора, когда конвой провёл её по центральной дорожке.

– Это она?
– Та самая... лиса?
– Говорят, шпионка. Или ведьма. Или и то и другое.
– С хвостом, смотри, вон он, вон!

Шёпот катился по двору, как осенние листья перед бурей. Амелия шла, стараясь держать голову высоко. Её рыжий хвост поначалу вился гордо, как знамя, но постепенно сдался и прижался к ноге, будто почувствовал, что эта процессия далека от триумфального шествия.

– Привет! – неожиданно остановилась она посреди двора и звонко щёлкнула языком, стараясь звучать бодрее, чем себя ощущала. – Приятно, что вы все пришли. Я не репетировала, но, говорят, первое впечатление – главное.

Ответом стала гробовая тишина. Даже ветер, казалось, замер в ожидании. Конопатый солдат позади недовольно подтолкнул её вперёд, а толпа невольно отпрянула – будто перед ними была не хрупкая девушка, а чумная крыса.

Хотя, может, она в самом деле заразная? Или в самом деле шпионка, и просто не помнит?

Генерал, шедший впереди, резко поднял руку:

– Всем – по местам!

Двор опустел за считанные секунды, точно по нему пронёсся невидимый ураган. Даже конопатый паренёк куда-то испарился.

Амелию повели дальше – вглубь замка, вниз по крутой винтовой лестнице, где каменные ступени стёрлись до блеска тысячами сапог. Тёмные коридоры с редкими факелами, отбрасывающими трепещущие тени. Влажный воздух, пахнущий плесенью и старыми страхами.

И неожиданно в конце спуска – небольшой каменный зал, аскетичный, но не мрачный. Письменный стол из тёмного дуба, пара стульев с кожаными сиденьями, узкое окно под самым потолком. Странно – они ведь спустились так глубоко, а сквозь стекло всё равно виднелся клочок голубого неба и солнечный луч, в котором танцевали пылинки.

Вирен замер у стены, сдвинув густые брови. Его пальцы непроизвольно постукивали по эфесу меча – ритмично, словно он что-то высчитывал.

Эльда опустилась на стул с грацией хищной кошки. Ни улыбки, ни жалости – только холодная настороженность во всём: в скрещенных на груди руках, в прямой спине, в чуть прищуренных глазах. Казалось, даже её серебристые волосы, туго стянутые на затылке, выражали скептицизм.

Амелия невольно подёрнула плечами – внезапный холодок пробежал по спине. Она стояла посреди комнаты, чувствуя себя как провинившийся ребёнок перед строгим родителем. Только сейчас решалась не мера наказания, а её судьба. И возможно – жизнь.

Амелия невольно подёрнула плечами — холодная дрожь пробежала по спине, будто кто-то провёл ледяным пальцем вдоль позвоночника. Она стояла посреди каменного зала, чувствуя себя как провинившийся ученик перед суровым наставником. Только сейчас решалась не оценка за урок, а её собственная судьба. Возможно — и жизнь.

– Садись, – коротко бросил Вирен, всё ещё изучая что-то на стене, словно там были написаны ответы на все вопросы.

Амелия села. На краешек. Готовая в любой миг вскочить и… И что? Куда ей отсюда деваться? Дверь заперта, окно слишком высоко. Даже её лисьи рефлексы вряд ли помогут.

Солнечный луч из узкого окна выхватил из полумрака лицо генерала, когда он наконец повернулся:

– Значит, ты прошла через магический барьер, завязанный на мою жизнь. – Его голос звучал ровно, но в каждом слове чувствовалась сталь. – Это не фокус для ярмарочных представлений. Его нельзя пересечь без последствий. Так что начнём с простого. Кто ты?

– Я... эм... Амелия. – Она заерзала на стуле, хвост нервно дёрнулся. – Наверное. Надеюсь. Ну, так меня звала жаба и внутренний голос. – Взгляд её скользнул по каменным стенам, ища поддержки. – А ещё – мне нравится это имя. Оно звучит как... как лёгкий ветерок с ноткой ириса.

Эльда издала звук, похожий на что-то среднее между вздохом и шипением раздражённой кошки.

– Где твои спутники? Кто тебя послал? – следующий вопрос Вирена прозвучал резко, как удар топора по дереву.

– Никого нет, – растерянно моргнула лиса, в глазах мелькнула искренняя растерянность. – Я одна. Хотя... – она задумалась, – может, была бабочка. Но она не очень разговорчивая.

– Ты приняла оборотное зелье, чтобы притвориться животным и войти в Лес? –холодно встряла Эльда, пальцы её сжались на рукояти кинжала.

Амелия задумалась, её рыжие уши трепетали:

– Ну, как бы... я была лисой. А потом человеком. Или наоборот. Или грибом. – Она беспомощно развела руками. – Сложно сказать. Память – штука ненадёжная, особенно когда в ней дыры.

– Она издевается, – прошипела эльфийка, вставая. – Или у повстанцев совсем паршивые зелья стали, и от них мозги набекрень съезжают!

Амелия вдруг подняла голову, и в её глазах вспыхнул неожиданный огонь:

– Я стараюсь сохранять бодрость духа! – Она надула губы, но в голосе слышалась дрожь. – Я под стражей, все на меня пялятся, а теперь, кажется, вы меня допросите, а потом сожжёте. Ну, или отправите в грибной суп. – Её пальцы вцепились в край стула. – Поэтому извините, если я немного... чокнута. Это защитная чокнутость!

Вирен, до этого момента остававшийся неподвижным, вдруг сделал шаг вперёд. Его тень накрыла Амелию, как грозовая туча. В глазах генерала что-то промелькнуло – не гнев, а скорее... понимание? Он медленно опустился на корточки перед ней, сравняв их взгляды.

– Слушай меня внимательно, – его голос стал ниже, напряжённее. – Мне не нравятся твои шутки. У тебя есть два варианта: сказать правду – или мы вернём тебя туда, откуда ты пришла. В Лес Предков.

Глава 2.2 Лисья клетка, или Ожидание приговора с видом на стену

Комната, в которую её привела хмурая эльфийка, вряд ли была тюрьмой – но тюремного в ней хватало с избытком. Стены из грубого серого камня, отполированного временем и тысячами таких же несчастных, что терлись о них спинами. Окно – узкая бойница, перечёркнутая кованой решёткой, через которую можно было разглядеть разве что клочок неба, да и то, если встать на цыпочки и хорошенько вытянуть шею.

Амелия сидела на краю кровати, обхватив колени руками. Старые доски под тонким тюфяком издавали жалобные звуки при каждом её движении. Пахло здесь странно – затхлой плесенью, прогорклой шерстью и чем-то ещё, что можно было назвать лишь «ароматом безысходности».

– Лисички... – пробормотала она, уставившись в потолок, где трещины складывались в причудливые узоры. – Маленькие, жёлтые. Вкусные. Грибы. Значит, я знаю грибы. Значит, я... кулинар? Лесной повар? Жабовод?

Мысли путались, как нитки в руках нерадивой пряхи. Кроме смутных образов жаб и грибов, в голове царила пустота – белая, как нетронутый снег, громкая, как звенящая тишина, ужасающая, как осознание, что ты, возможно, являлась кем-то ужасным в прошлой жизни.

Она уставилась на стену, где какой-то предыдущий постоялец нацарапал ножом: "Здесь был Грог. Скучно".

– Если я ещё не спятила, – процедила Амелия, – то обязательно сойду с ума. Здесь. С этим запахом. С этой кроватью. С этой...

Щёлк. Дверь открылась с лёгким скрипом.

– Я не сошла! – бодро крикнула Амелия, подскакивая так, что кровать жалобно застонала. – Я в процессе!

На пороге стояла девушка в скромном серо-синем платье, перехваченном белым фартуком. Держа в руках деревянный поднос с миской дымящегося супа, ломтём хлеба и оловянной кружкой воды. Служанка окинула пленницу оценивающим взглядом, в её карих глазах читалось скорее любопытство, чем страх.

– Еда, – коротко бросила она, ставя поднос на шаткий табурет. – Торопись, пока тёплая.

– О, чудо! – воскликнула Амелия, хватая хлеб. – Еда, которая не ползает и не квакает. Это официально лучшее, что со мной случалось за последний день!

Она впилась зубами в хлебную корку с таким энтузиазмом, что чуть не подавилась. Пришлось срочно запивать водой, которая оказалась на удивление холодной и имела лёгкий привкус тины.

Решив не терять драгоценную возможность, Амелия состроила самое жалобное выражение лица, какое только могла:

– Послушай, а генерал... он меня убьёт?

Служанка чуть не ткнула себе в глаз пальцем, которым очевидно собиралась почесать нос.

– Что?

– Ну, я же подозрительная. С хвостом. Без памяти. Ваша Эльда меня уже мысленно расчленила. Так что генерал... он добрый? Или как?

Девушка склонила голову набок, рассматривая Амелию, как редкий условно съедобный гриб.

– Генерал Вирен – справедливый. Если ты сказала правду, он тебя не тронет.

– Это «если» звучит как десятикилограммовая гиря, – вздохнула Амелия, обхватывая кружку руками. – А он всегда такой мрачный?

Служанка неожиданно смягчилась, уголки её губ дрогнули:

– Он... – она оглянулась на дверь и понизила голос, – а чего ему быть весёлым? Он жертвует собой ради Империи, как и его предки. Барьер вокруг Леса связан с жизнью генерала с тех пор, как отец его, Уррик, отошёл в Светлый мир.

В её голосе прозвучало что-то, отдалённо напоминающее уважение, смешанное с жалостью. Амелия притихла, вдруг осознав, что за каменной маской генерала может скрываться куда больше, чем она предполагала. Хотя звучало всё равно непонятно и запутанно.

– Эм. То есть, он... прикрепил магический барьер к себе? — переспросила она, поморщившись.

Служанка кивнула с усталостью человека, объясняющего очевидные вещи ребёнку:

– Барьер держится, пока он жив. Теперь он не может покинуть крепость. Не может подняться в небо.

Амелия рискнула попробовать суп – густую мутноватую похлёбку с плавающими кусочками чего-то неопознаваемого – и поспешно отставила миску.

– Ужас какой.

– Да. – Служанка вдруг прищурилась. – А ты... ты же не Тень из леса?

Амелия закатила глаза:

– Ну, я... возможно, сбежавшая грибная колония. Слишком милая, чтобы быть злобной.

И вдруг её глаза расширились в подлинном ужасе:

– А! – она вскочила, указывая пальцем. – Там! Там мышь!

Девушка испуганно дёрнулась:

– Где?

– Под кроватью! Огромная! С лапищами! Возможно, она в сговоре с жабами-людоедами!

Пока служанка, нахмурившись, заглядывала под кровать (где, конечно же, не было ни мышей, ни жабьих заговоров), Амелия метнулась к двери. Открыта! Как же повезло, что девушка её не заперла!

– Простииии! – крикнула она на ходу, уже выскальзывая в коридор.

Каменные стены мелькали перед глазами, как страницы быстро перелистываемой книги. Лестницы, повороты, арки – всё сливалось в единый хаотичный узор. Где выход? Где ворота? Где, чёрт возьми, её здравый смысл?

– Простите! Не обижайтесь! Это рефлекс! – бормотала она, петляя между ошеломлёнными стражниками и колоннами.

Один стражник уронил копьё. Другой – челюсть. Третий просто замер, не веря своим глазам. И конечно, в самый неподходящий момент, когда она выскочила в боковой зал, её ноги вдруг отказались слушаться. Амелия резко остановилась – и врезалась в стену. Нет. Не в стену. В Вирена.

Он стоял, словно знал, что она появится именно здесь. Словно ждал. Словно за каждым поворотом этой крепости был только один неизбежный финал – и это был он.

Амелия замерла. Потом, очень медленно, подняла взгляд вверх по мундиру, по подбородку, по лицу генерала...

– Ой, – тоненько пискнула она. – Добрый день.

Вирен смотрел на неё. Просто смотрел. Без всякого выражения.

– Я не сбегала. Я проверяла эхо. На случай нападения мышей. Мыши – главный враг грибов. А я же, вроде как, гриб...

Тишина.

– А если серьёзно, – добавила она уже почти шёпотом, – я просто испугалась. Всё это. Барьеры, ритуалы, шпионка. Я ведь даже не знаю, кто я. А вы – как живое напоминание, что смерть может поджидать за каждым углом.

Глава 2.3 Лисьи осколки или магический диагноз

Оказалось, у мага в замке имелась своя комната. Она напоминала птичье гнездо, если птица была бы помешана на книгах, свечах и зельях. Повсюду громоздились фолианты, пыльные бутыли, бумажные завитушки с диаграммами, а на потолке болтался клубок из перьев, костей и бубенчиков. Помещение пропитал густой запах: полынь, воск, старое железо и что-то тревожное, как жар во время лихорадки.

Но почему-то возникала мысль, что всё это нагромождение – всего лишь пыль в глаза. Может, от того, что сам маг по сравнению с окружением казался обычным и даже невзрачным. Просто старик в длинной тёмной рубахе. Худой, седой, глаза подслеповатые, но ни на миг не верилось, что он не видит.

– Садись, – сказал он Амелии, ставя в центре комнаты, где имелся свободный от хлама пятачок потёртый табурет, заляпанный воском.

– Я предпочла бы стоять, если это не ритуал... с разборкой по косточкам.

– Садись, – с нажимом повторил старик недовольно.

Амелия ещё посомневалась, но Вирен опустил тяжелую ладонь ей на плечо, пришлось подчиниться.

Генерал отошёл к стене и замер, сложив руки за спиной.

Маг простёр ладони с длинными узловатыми пальцами над рыжей макушкой и начал бормотать. Сперва это всё походило на фарс. Но затем воздух вокруг затрепетал, нещадно щекоча острые ушки. Амелия держалась сколько могла, боясь пошевелиться, но потом уши, как и хвост перестали слушать свою хозяйку и дёрнулись сами.

Маг скривился и замолчал.

– Хм.

Провёл ладонью над её головой и опустил руки.

– Что-то не так? – попыталась спросить испытуемая.

– Тихо, – отрезал маг. – Я... ты как... – он замолк, нахмурился, затем пробормотал, – как чистый лист.

– Это плохо?

– Это странно, – сказал старик с нажимом. – Даже у младенца есть зародыш характера, отпечаток будущей воли. У тебя – ничего. Как будто ты появилась вчера. Или... ты что-то скрываешь на таком уровне, что мне не дотянуться.

Он нахмурился, изобразил какой-то странный жест. Возможно, даже неприличный. На этот раз что-то треснуло в пространстве – невидимое, как если бы зеркальная гладь пошла паутиной. Маг резко отшатнулся.

– Вот это... уже нехорошо.

Вирен сделал шаг вперёд.

– Объясни.

Старик посмотрел на него с мрачной усталостью.

– Если копнуть глубже – она не просто пуста. Она как мозаика. Сложенная из разбитых стёкол. Острых, несовпадающих. Слишком много несовместимого. Это не один разум, не одна душа. Это... сборка. И я попытался заглянуть туда, под слой осколков...

Он провёл рукой по лбу. Капли пота блеснули, как роса на свежем листочке.

– Там что-то есть. Старая воля. Настолько древняя, что помнит истоки магии. Она смотрела на меня. Я бы умер, если бы задержался дольше.

Старый маг с седыми бровями, напоминающими спутанные гнёзда, тяжело выдохнул и откинулся в кресле, даже не потрудившись убрать с него гору свитков. После чего демонстративно вытер руки о тряпку, будто только что закончил вскрытие.

– Я не буду больше проверять эту странную девицу. Если хочешь знать больше – вызывай архимага.

– Светлейший Асториус не станет срываться из столицы ради одной неудачливой оборотницы с бедовой головой, – скривился Вирен, стоя у окна. Солнечный свет выхватывал из полумрака резкие черты его лица.

– Может, и не станет, – фыркнул маг, швыряя тряпку в угол, где она тут же зашипела и начала дымиться. – Но я туда больше не полезу. Что ты хотел узнать – я узнал. Зелья повстанцев она точно не принимала. И про память не врёт.

Он повернулся к Амелии, сидевшей на краешке стула, и ткнул в её сторону костлявым пальцем:

– Нельзя помнить то, чего нет. Кто бы что с этой бедолагой ни сотворил, а прошлого у неё больше нет.

Генерал сжал губы так, что белые полоски появились вокруг уголков рта. В комнате повисло молчание, нарушаемое только потрескиванием каких-то магических приборов.

– Она опасна? – наконец спросил Вирен, и в его голосе прозвучала та самая нотка, которой он отдавал приказы перед боем.

Маг снова посмотрел на Амелию. Долгий, пронизывающий взгляд, от которого её рыжий хвост сам по себе ожил и начал нервно метаться по полу, поднимая клубы пыли. Он же так всю грязь соберёт! А Амелия даже не знает, имеется ли в этой дурацкой крепости место для отмывания лисьих хвостов. Так чтобы эти хвосты не были отделены от хозяйки.

– Нет. Сейчас – нет. – Аргус почесал родинку на носу. – Ни капли тяги к разрушению. Ноль агрессии. Напугана, разрознена, хаотична. Скорее – она жертва.

Он сделал паузу, и в комнате стало так тихо, что было слышно, как пылинки падают обратно на пол.

– Или оболочка для чужой спящей воли.

Амелия моргнула.

– Отлично, – пробормотала она, глядя на свой хвост, уже не рыжий, а грязно-кирпичный от мусора. – Просто замечательно. Теперь я не просто подозрительная, а ещё и... стеклянный пазл с древним монстром внутри. Прекрасно. Чудесно. Спасибо, магический дедушка! Всё супер.

Вирен молчал. Но его взгляд, тяжёлый и задумчивый, говорил больше слов.

– И ты веришь во всё это? – спросила она, внезапно почувствовав ком в горле. – В мозаику, в пустоту, в древнее что-то там?

– Я верю, что Аргус напуган, – холодно ответил Вирен. — А это значит, что нужно быть начеку.

Старый маг крякнул, но возражать не стал – лишь уютнее устроился в своём кресле, окружённом грудами бумаг, как король на троне из хлама.

– Но он же сказал – я не опасна, – плаксиво заметила Амелия, чувствуя, как предательские слёзы подступают к глазам.

– Сейчас, – уточнил Вирен, и это одно слово прозвучало как приговор.

Она скривилась, а генерал тем временем сделал шаг к выходу, всем видом показывая, что аудиенция окончена.

– Пошли. Я не стану держать тебя под замком, пока ты ведёшь себя разумно. Но ты останешься в пределах крепости. Под наблюдением.

– А если я что-нибудь вспомню? – с дрожью надежды в голосе спросила она, вставая.

Вирен остановился в дверях, не оборачиваясь:

Глава 3.1— Тени Совета

Ночь опустилась на крепость тяжёлым бархатным саваном, укутывая каменные стены влажным дыханием осени. За окнами генеральского кабинета клубился туман, лениво обнимая каменные башни. Отблески факелов превращались в расплывчатые золотистые пятна, дрожащие в насыщенном влагой воздухе – словно души былых стражников, не находящие покоя.

На массивном дубовом столе, покрытом глубокими царапинами от бесчисленных совещаний, высились груды пергаментов – незаконченные доклады, донесения с границ, карта Империи, испещрённая алыми чернильными пометками. Среди этого бумажного хаоса затерялись рассыпавшиеся крошки сургуча от печати Совета, напоминающие застывшие капли крови.

Вирен стоял у камина, прямой и недвижимый, как занесённый меч. Отблески пламени играли на его тёмном камзоле, выхватывая из полумрака резкие черты лица. Застывшими пальцами он держал письмо, перечитывая его снова и снова, будто надеясь, что слова внезапно сложатся в иной смысл.

Эльда молча наблюдала за ним, прислонившись к каменной стене. Её серебристые волосы, собранные в тугую косу, казались единственным светлым пятном в этом мрачном кабинете. Лицо оставалось бесстрастным, но в глазах, зелёных, как глубокая лесная чаща, таилось что-то тревожное, напряжённое, как тетива перед роковым выстрелом.

– Ты читаешь это в пятый раз, – наконец нарушила она тишину, и её голос прозвучал резко, как удар кинжала о камень. – Печать не изменится. Он не извинится.

– Фаракс никогда не извиняется, – отозвался Вирен, не отрывая взгляда от злополучного письма. – Он предпочитает делать вид, будто всё происходит согласно его воле – даже хаос.

Эльфийка фыркнула – звук получился настолько выразительным, что не требовал слов. Она оттолкнулась от стены и сделала несколько шагов к столу, её лёгкая походка контрастировала с тяжестью слов:

– Следует. У него половина Совета в кулаке, а вторая – в долгах. Тонкие пальцы скользнули по краю карты. – В столице уже шепчутся, что он возглавит Внутреннюю стражу.

Она остановилась, опустив взгляд на границу Леса. Ноготь замер над нарисованным Барьером, словно ощущая его магическое тепло.

– Ты понимаешь, что будет, если он узнает об Амелии?

Генерал, наконец, отложил письмо. Оно упало на стол с тихим шуршанием, похожим на вздох. Он подошёл к Эльде и уставился на метку Барьера.

– То же, что происходит всегда, когда досточтимый лорд узнаёт интересные новости, – в голосе зазвучала горькая ирония. – Он попытается использовать их себе на пользу.

Эльфийка нахмурилась, тонкие брови сошлись в строгой линии. Она не разделяла его ироничного тона.

– Держать здесь эту девицу – безумие. Мы рискуем всем.

«Ты рискуешь» – она не произнесла этих слов вслух, но они повисли в воздухе, и Вирен прекрасно её понял.

– Я рискую в любом случае, – он коснулся символа Барьера на карте, точно ощупывая старый шрам. — Фаракс давно грезит тем, чтобы решить проблему Леса раз и навсегда. Он отыщет повод и без странной ушастой девицы.

Его пальцы сжались в кулак, сминая край пергамента.

– Но через Барьер даже ему не пройти. А Барьер будет стоять, пока...

Он на мгновение замолчал, и в этой паузе звучало больше смысла, чем в любых словах.

– ...пока ты жив, — мрачно закончила Эльда, склонив голову её серебристая коса скользнула по плечу. Губы сжались в тонкую белую линию, а в глазах отразилось то, что она так и не осмелилась сказать вслух – страх за того, кто уже давно перестал быть просто командиром.

Почему он просто не избавится от проблемы? Эльда знала, как никто другой, как высоко её генерал ценит жизнь. Слишком многое отдал на благо Империи, как и его предки. Потому понимала, отчего он не хочет лишать этой жизни болезную дурочку. Но почему он просто не вышвырнул её вон, как только маг подтвердил, что она не опасна? Не ради смазливой мордашки же он её оставил.

Пламя в камине треснуло, выбросив сноп искр. Где-то в ночи прокричала сова –предостерегающе, словно чувствуя приближение беды.

– Ты хочешь вызвать Архимага, – продолжила эльфийка тихо, но чётко. – Втайне?

– Да. – Вирен повернулся к камину, его профиль резко очертился на фоне пламени. – Асториус не друг Фаракса. Он стар, осторожен и не терпит политических игр. Если кто и разберётся в этой... мозаике, как сказал Аргус – так это он.

– А ты уверен, что Архимаг будет молчать? – пальцы Эльды сжали рукоять кинжала. – Он давал присягу Императору.

– Я тоже присягал Императору, – голос Вирена стал ледяным. – Но это не мешает мне выбирать, кого защищать, а кого – держать за решёткой.

Он сделал паузу, и когда заговорил снова, в его тоне появилась странная мягкость:

– И Император – это не Совет.

Подняв глаза, Вирен встретил взгляд Эльды. В его глазах горела не ярость, а холодная решимость закалённого воина.

– Я напишу через старую сеть связников. Никто не должен видеть письма, особенно в столице. Передашь с моей печатью – ты знаешь, кому.

Эльда прищурилась:

– Фаракс заметит. У него глаза и уши на каждом углу. Даже в этом зале может быть его ухо.

Она неловко коснулась кончика собственного – жест, который у эльфов означал крайнюю степень подозрения.

– Ухо я бы заметил, – произнёс Вирен с опасной холодностью. – Я из тех, кто отрезает лишние уши.

Эльда чуть вскинула бровь, но не усмехнулась. Она знала – это была не шутка. Не угроза. Просто факт, безжалостный и неоспоримый, как клинок в ножнах.

– Ты изменился, Вирен. Неужто размяк?

Мало кто осмелился бы обвинить генерала Каэльтара в излишней мягкости. Но никто и не знал, что его верная помощница могла быть куда беспощаднее. Жизнь на границе, под постоянной угрозой прорыва Теней и вечными стычками с повстанцами, быстро избавляла от сантиментов.

Не дождавшись ответа, Эльда вздохнула и отвела взгляд к окну, где туман медленно поглощал очертания башен.

– Я просто не хочу, чтобы ты пострадал. Особенно из-за того, что ты... слишком благородный.

Глава 3.2 – Отзвуки прошлого

Сторожевая башня крепости бросала длинную чёрную тень на притаившуюся у её подножия фигуру. Холодный весенний ветер безжалостно трепал полы её плаща, но фигура оставалась к этому равнодушна. Рядом в седле на вороной лошади сидел молчаливый гонец, лицо которого скрывал шарф. Из‑под шарфа выглядывал знак – тонкая серебряная цепь с крохотным листом папоротника. Знак старой Лесной Связи – той, что работала до присоединения эльфов к Империи, и чьих гонцов не могли отследить маги Совета.

Пешая фигура протянула изящной тонкой рукой кожаный тубус, опечатанный не имперской, а древней эльфийской печатью с тройной спиралью.

– Архимагу Асториусу. Лично. Только из рук в руки. Ни один фрагмент, ни одно слово не должен увидеть кто-то ещё.

Гонец кивнул, сжал тубус и пришпорил коня. Лошадь взвилась и исчезла в предрассветной дымке, как призрак среди ветров.

Эльда долго смотрела вслед. Потом обернулась – и увидела другого человека. Стражник из воротной смены молча протянул ей конверт.

– Курьер из столицы. Для вас. Без печати.

Без печати. Это было хуже, чем с печатью. Стало быть, личное. И наверняка – опасное.

Эльда благодарно кивнула и поспешно направилась к себе, кутаясь плотнее. Кажется, всё-таки холод её пронял.

Комната эльфийки находилась недалеко от покоев генерала. Поднимаясь, она перехватила бойкого мальчишку Тиля, сорванец вечно носился по всему замку точно ветер, и велела принести ей завтрак.

– Сделаю, леди-адъютант! – с готовностью кивнул парень и тут же умчался.

Эльда только фыркнула. Мальчишкам крепости от чего-то нравилось так её величать. Сама она называла себя только помощницей, искренне считая, что она не леди, а «адъютант» и вовсе что-то на велеречивом. «Охранительница сна одного упрямого засранца» – вот как ей вправду стоило называться. Без понуканий генерал Вирен сном частенько пренебрегал. Опять небось всю ночь просидел. Её-то не постеснялся разбудить на рассвете с готовым письмом.

Комнату наполняла тишина, только ветер жалобно скрипел в оконной раме. Эльда отстегнула меч, сняла плащ, затем распечатала послание. Узнаваемый почерк – красивый, тренированный, как и сам писавший.

«Дорогая младшая сестра,» – гласила первая строчка, заставив Эльду поморщиться. Таланиэль обычно обращался к ней по имени. А раз вспомнил о родстве, значит точно, собирался сообщить что-то неприятное. Она продолжила читать.

«Ты всегда была совестью нашего Дома, а я – его голосом. Мне больно, что мы так долго не говорили открыто. Но ты должна знать: я заключил соглашение с лордом Фараксом.

Я долго размышлял. И вынужден был согласиться, что этот путь единственный. Барьер сдерживает Теней, но восстановление, на которое надеялись Каэльтары, так и не произошло. Фаракс... пообещал, что, если мы поможем снять барьер, он даст эльфам автономию, вернёт рощи, даст нашему роду землю и слово в Совете.

Эльда, в нужный момент, я верю, что ты послужишь нашему роду. Нашему народу. Я всё рассчитал. Без этой следки у нас нет будущего. А с ней – возможно, есть хоть какое‑то.

Я не хочу терять тебя, сестра.

Твой брат, Таланиэль из рода Авиэлис.

Эльда перечитала письмо трижды. Каждый раз её сердце сжималось всё сильнее.

Это ведь лорд Фаракс когда-то предложил ей вступить в имперское войско. Он ненавязчиво мимоходом помогал продвигаться по службе. Сейчас она уже была не девочкой и многое понимала. Например, как расчётливы могут быть те, кто стоят у власти. Но вместе с тем не могла забыть картину, навечно врезавшуюся в память перепуганной эльфийской девочки, которой брат помогал спастись с болот, в которые обратились родные леса одним днём.

Вереницы беженцев. Жуткие Тени, что появились на горизонте, перепуганные крики. И грандиозный золотой дракон, ослепительно сверкающий в лучах солнца. Его пламя уничтожает страшные Тени, не оставив и следа.

Лорд Фаракс не просто организовал помощь беженцам, он лично участвовал в их спасении. Конечно, не только из благородных порывов. Эльфы, присоединившиеся к Империи, потом изрядно усилили его влияние в Совете. Но что это, по сути, меняло?

– «Я верю, что ты послужишь нашему народу»... – прошептала она, сминая бумагу.
Поступая на службу к генералу Вирену, она не думала, что проникнется к нему таким глубоким и искренним уважением. Интересно, что окажется сильнее? Уважение к своему предводителю или благодарность спасителю вкупе с долгом перед семьёй и народом? Эльда надеялась никогда этого не узнать. Она открыла шкатулку на столе и положила письмо внутрь. Закрыла. Повернула ключ.

А потом вышла – молча – в сторону казарм. Чтобы лично проверить охрану восточной башни.

Глава 3.3 – Лисья экипировка

Амелия сидела на полу своей новой комнаты, скрестив ноги, и с увлечением гоняла пылинку перед носом, когда дверь с противным скрипом распахнулась, заставив её вздрогнуть всем телом. На пороге, залитая светом из коридора, стояла Эльда – её серебристую косу перехватывал простой кожаный шнурок, а на лице застыло привычное выражение легкого отвращения ко всему живому. В руках она держала аккуратную стопку ткани.

– Это... одежда? – осторожно спросила Амелия, не решаясь встать.

Пылинка, лишённая внимания, медленно опустилась на пол.

Для покрывал и полотенец стопка была явно маловата, да и складки на ткани выглядели слишком уж... носочными.

– Да уж не золото с брильянтами, – усмехнулась эльфийка, переступая порог. Её сапоги с глухим стуком ударили по деревянному полу. – Конечно одежда.

Амелия поднялась, глупо моргая. Точно разбуженная сова на солнце.

– Я… спасибо. Я думала, вы… я вам не нравлюсь.

– Так и есть, – спокойно подтвердила Эльда, раскладывая вещи на кровати с точностью аптекаря, сортирующего яды. – Но никто из этих глупых мужчин даже не подумал, что странной девице с ушами не стоит гулять по замку в одной рубахе.

– Эм… логично, – пробормотала девица, запоздало прикрываясь одеялом. Её рыжий хвост нервно дёрнулся. – Хотя я думала, это мой новый стиль. Называется «Внезапная-магическая-проблема-с-ушами». Популярен в… грибных кругах.

– Ты странная, – констатировала очевидное эльфийка и уже развернулась к выходу, недовольно взметнув плащом.

– Знаю. Зато хвост в комплекте, – улыбнулась Амелия, подхватив штаны и размахивая ими, как знаменем.

Эльда не обернулась, но острые лисьи уши уловили слабый, едва слышный смешок, прежде чем дверь захлопнулась.

Амелия выдохнула и принялась разглядывать подарок: простые, но добротные тёмные штаны из грубой шерсти, мягкую рубаху из льна, дублёный жилет, даже пару сапог – поношенных, но ещё крепких. И что-то похожее на поясной кошель.

А вот кинжала с замысловатыми рунами, какие носили все в крепости, ей не выдали.

– Видимо, доверие пока ограниченное, – вздохнула она, натягивая рубашку через голову. Ткань пахла травами и дымом – явно хранилась в каком-то сундуке.

– Красота, – провозгласила она своему отражению в пыльном зеркале. – Теперь я почти как местная. Почти.

Она покрутилась, рассматривая себя с разных сторон.

– Если не считать ушей. И хвоста. И отсутствия памяти.

После проверки у магического дедушки ушастую гостью переселили в комнату получше – почти по соседству с генералом, но явно заброшенную. Все поверхности покрывал изрядный слой пыли, а свежие простыни не могли перебить кислый запах старой соломы, доносящийся из тюфяка.

– Очаровательно, – вынесла вердикт лиса, поправляя воротник. – Теперь можно и людям показаться.

Когда она открыла дверь, за порогом стоял знакомый конопатый юноша, скрестив руки на груди. Трей, кажется. Точно Трей. Его поза говорила о том, что он стоит тут уже довольно долго.

– О, здравствуй, с улыбкой протянула Амелия. – Ты меня ждал? Это романтично.

– Мне приказали, – мрачно отозвался он, не меняя выражения лица. – Выделен тебе в… сопровождающие.

Трей скрестил руки на груди, его глаза сузились до щелочек:

– Пока Архимаг не решит, кого ты пытаешься убить.

– Никого не пытаюсь! Да я даже не смогу! – возмущённо всплеснула руками Амелия, её хвост дёрнулся, смахнув с подоконника клубок пыли. – Хотя, может, хвостом получится. Если размахнуться.

Трей не рассмеялся. Даже не улыбнулся. Его лицо оставалось каменным, будто высеченным из той же породы, что и стены крепости.

«Им всем так не хватает ярких красок в жизни! – подумала Амелия, разглядывая его выцветший мундир. Особенно с ушами и хвостом!»

– Генерал велел: без выходов за пределы внутренних дворов, – монотонно перечислил сопровождающий. – Никаких балконов, крыш – особенно крыш. И никаких грызунов.

– А... – Амелия опустила глаза, её уши прижались к голове. – Ты уже слышал о побеге с помощью мыши?

– Да, – его голос стал ещё суше. – Вся казарма слышала.

– Значит, я – легенда! – её лицо внезапно озарилось улыбкой, и хвост завился кольцом. – Ладно. Хочу прогуляться. По замку. Тихо. Без балконов. Ты покажешь?

Трей зло выдохнул, его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. На секунду он закатил глаза к потолку, словно взывая к высшим силам о терпении, но в конце концов кивнул:

– Только без фокусов.

– Я не волшебник! И даже не учусь!

Они двинулись вдоль бесконечных каменных коридоров, где арки сменялись переходами, а свет из узких окон ложился на пол ромбами. Стены украшали выцветшие гобелены с драконьей символикой, местами пестрели витражи, изображающие сражения давно минувших дней. Амелия внимательно изучала каждое изображение, ловя смутное ощущение дежавю – всё казалось одновременно новым и знакомым, как забытый сон на краю памяти.

Трей, хоть и водил её по замку, держался на расстоянии вытянутой руки и явно не стремился к общению. На вопросы отвечал односложно, будто каждое слово давалось ему с трудом.

– Это зал суда? – ткнула она пальцем в массивные дубовые двери.

– Там архив. Не лезь, – буркнул парень, даже не поворачивая головы.

– А это?

– Бывшая библиотека. Сейчас там учат новобранцев читать и не умирать.

– Интересное сочетание, – усмехнулась Амелия. – А вон там?

– Справа – оружейная, налево – трапезная. Туда тебе пока не стоит соваться.

– Ага, – кивнула она, но её взгляд скользил по каждому углу, впитывая детали.

Неожиданно она остановилась и повернулась к своему молчаливому провожатому:

– Ты правда думаешь, что я шпион?

Трей замер. Его глаза, холодные и усталые, встретились с её взглядом:

– Я думаю, что не стоит доверять тому, кто сам не может себе верить.

Он сделал паузу, его голос потерял официальную сухость, в нём появилась странная горечь:

Глава 3.4 – «Пироговое перемирие» и генерал

Грохот шагов за дверью раздался внезапно, будто кто-то катился вниз по лестнице, забыв, что у него есть ноги. Каменные стены подземелья усиливали звук, превращая его в гулкий раскат, от которого дрожала сама земля. Через пару секунд створки распахнулись, гремя так, что даже наковальня вздрогнула, словно живая, а с полок посыпались крошки окаменевшего угля. И в проём влетел – буквально влетел, заскользив по отполированным веками плитам – задыхающийся, пыльный и крайне сердитый Трей. Его плащ был перекручен, волосы взъерошены, а в глазах горел огонь, способный испепелить даже самого стойкого дозорного.

– Амелия! – взвыл он так, будто хотел разбудить всех прабабушек на кладбище, включая тех, кто спал уже второе столетие. – Ты в своём уме?! Или окончательно олисела?! Мы же должны были не отходить друг от друга! Ни шагу! Ни полшага! А ты! Ты просто – ты!.. Пирог?!

Он осёкся, уставившись на умиротворённую сцену: Амелия, ничуть не смущённая, с набитым ртом восседала на ящике, мечтательно глядя в потолок, словно видела там звёзды. Рядом стоял гном, пожевывая трубку и лениво опираясь на хлебную лопату, как на посох мудреца. Хозяин кузни наблюдал за разворачивающейся драмой с ленивым интересом, как за спектаклем, поставленным исключительно для его развлечения.

– О, наконец-то прибыл и её телохранитель, – проворчал Григорий, вынимая из печи новый пирог, от которого повалил густой, сладкий пар. – Ну-ну, заходи. Хоть дверь за собой закрой, коли уж потише не можешь. Пироги, знаешь ли, обижаются, когда жар выпускаешь.

– Ты что тут делаешь?! – Трей обвиняюще ткнул пальцем в сторону продолжающей лопать лисы, которая тут же попыталась спрятаться за тарелкой, подняв её перед собой, словно щит. – Если генерал узнает...

– Угу, взвоет, вспухнет и объявит наряд вне очереди всем сразу, чтобы никому не обидно, – беззаботно закончил гном, смахивая с бороды крошки. – Ты, значит, дозорный. Всё ясно. У вас на плащах швы одинаково кривые, по ним видно.

– Она же могла… умереть! Пропасть! Или убить кого-нибудь! – брызгал слюной Трей, закипая, как перегретый котёл. – А ты тут... пироги печёшь! Как будто это праздник!

– Это и есть праздник, – невозмутимо ответил Григорий, отламывая себе кусок и размазывая по нему сливочный крем. – Появление рыжей катастрофы – событие, достойное свежей выпечки. И вообще, если кто-то может умереть от кусочка пирога, возможно, им не пирог нужен, а хороший сон и тазик травяного чая.

– Ты вообще понимаешь, насколько она опасна?! – вскричал Трей, и его голос сорвался на хрип.

– О, да, – важно кивнул гном. – Она съела три куска за десять минут. Если б я не был кузнецом, я бы испугался.

– Григорий... – простонал Трей, утирая лицо ладонями. – Генерал вышлет меня в болота. К жабам. Навсегда.

– Передай жабам привет, – кивнул тот, попыхивая трубкой. – Они давно не получали хороших вестей.

Амелия, наконец, проглотила кусок и осмелилась подать голос:

– Ну, не могла же я пройти мимо запаха пирога! Это же почти как… зов судьбы!

– Зов?! – прохрипел Трей, хватаясь за сердце, норовящее выпрыгнуть из груди. – Я чуть не умер из-за того, что с тобой булки разговаривают?!

– Да ладно тебе, – пробурчал гном, протягивая ему тарелку. – Съешь кусок. У тебя сейчас лицо такое, будто ты отведал гвоздей. Причём ржавых.

Трей замер, понюхал, поколебался… и всё-таки принял предложенное. Первый укус сделал осторожно. Второй – уже увереннее.

– Это не значит, что я её прощаю, пробормотал он с набитым ртом, но уже без прежней ярости.

– Конечно, конечно, – понимающе кивнул гном. – Ты просто выполняешь дипломатическую миссию в интересах внутреннего спокойствия крепости. Это называется «пироговое перемирие».

Амелия хихикнула, хвост её радостно забил по ящику, а Трей лишь тяжело вздохнул, откусывая третий кусок. Крошки осыпались на его потрёпанный дозорный плащ, но он уже перестал обращать на это внимание.

– Тебя генерал точно убьёт, – пробормотал он, косясь на лису, которая с наслаждением облизывала пальцы, покрытые липким малиновым сиропом.

– Не убьёт, если я успею его накормить, – уверенно заявил Григорий, доставая из печи ещё один румяный пирог. Его борода колыхнулась от потока горячего воздуха. – А теперь сядьте оба, молчите и жуйте. Потому что через пару минут сюда заглянет тот, у кого нюх лучше твоего, дозорный. А вот он пирогами не угощает. Только вопросами. И к тебе, рыжая, их будет больше, чем ты успеешь откусить. Так что наслаждайся, пока можешь.

Он вернулся к печи, напевая что-то гортанное и явно гномье – низкие, булькающие звуки, напоминающие журчание подземных рек.

Амелия с виноватой улыбкой переглянулась с Треем. Тот только выдохнул, и его плечи обмякли, будто с них сняли тяжёлый доспех.

– Если я завтра проснусь с жабами – знай, это из-за тебя.

– Зато с полным животом, – просияла она, протягивая ему ещё кусок.

И тёплый запах ягод и мёда на мгновение оттеснил страхи, подозрения и тревоги, окутав их облаком домашнего уюта посреди каменной крепости.

Когда пирог почти закончился, оставив после себя лишь рассыпчатые крошки на дне блюда, напряжение, повисшее в воздухе, немного рассеялось, как сахарная пудра над горячей выпечкой. Григорий вернулся к своему столу, где принялся шлифовать какой-то металлический предмет, бурча себе под нос на гномьем – резком языке, полном твёрдых согласных и гортанных звуков. Амелия с Треем уже почти расслабились, усевшись поудобнее.

И тут за дверью раздался тяжёлый, отмеренный шаг – чёткий, как отсчёт секунд перед казнью. Амелия вздрогнула, её уши резко встали торчком. Трей задрожал всем телом, точно облитый ледяной водой. Григорий лишь хмыкнул, продолжая своё дело.

Дверь открылась неспешно, без грохота, но в воздухе тут же что-то изменилось: стало суше, холоднее, строже. Сладкий аромат выпечки внезапно смешался с запахом кожи, стали и чего-то неуловимого – того, что заставляет солдат вытягиваться в струнку ещё до того, как прозвучит команда.

Загрузка...