Звук отказа в транзакции похож на осечку пистолета. Сухой, механический щелчок, за которым следует тишина.
— Пик-пик.
Алекс не моргнул. Он держал лицо. За последние полгода он научился этому идеально: слегка приподнятые брови, полуулыбка успешного человека, который просто забыл перекинуть кэш с инвестиционного счета на текущий.
— Попробуйте еще раз, — его голос был ровным, бархатным. — Чип иногда глючит.
Кассирша — женщина с лицом цвета несвежего теста и бейджиком «Гульнара» — даже не посмотрела на него. Она нажала кнопку с усталой обреченностью человека, который видит таких «успешных» по десять раз за смену.
— Пик-пик. «Отказ: Недостаточно средств».
Красные буквы на мутном сером экране терминала горели, как клеймо.
Очередь за спиной, до этого бывшая просто фоновым шумом, вдруг обрела плотность. Кто-то тяжело вздохнул. Шуршание пуховика. Цоканье языком. Алекс почувствовал, как этот коллективный вздох ударил его в затылок. Они всё поняли. Его дорогое бежевое пальто (купленное в рассрочку), его «Apple Watch» (реплика высокого качества), его кожаные ботинки (требующие ремонта) — всё это мгновенно превратилось в клоунский наряд.
В голове Алекса, как на бегущей строке биржи, проносились цифры.
Тинькофф: -428 рублей (тех. овердрафт за подписку на Яндекс).
Альфа: 0.00.
Кредитка Сбера: просрочка 6 дней, звонили утром, угрожали передать коллекторам.
В кармане: транспортная карта и зажигалка.
— Мужчина, вы задерживаете, — голос сзади был скрипучим, мужским.
Алекс опустил взгляд на ленту.
Пачка пельменей «Цезарь» (по акции). Банка сметаны. Бутылка виски (самого дешевого, но в красивой бутылке, чтобы заглушить вечернюю панику). И три апельсина.
Яркие, наглые, порнографически оранжевые шары. Он хотел их так сильно, что сводило челюсти. Витамины. Роскошь. Жизнь.
— Уберите апельсины и виски, — тихо сказал он. Улыбка сползла, обнажив что-то жалкое. — Оставьте пельмени.
Гульнара нажала отмену. Очередь выдохнула с презрением. «Нищеброд», — читалось в этом выдохе.
На улице ноябрьский дождь не падал, а висел в воздухе ледяной взвесью. Москва в такое время похожа на морг: серое небо, серый асфальт, серые лица.
Алекс сел на мокрую скамейку под козырьком закрытого киоска «Табак». Пакет с пельменями лежал на коленях, холодный и тяжелый, как мертвая птица.
Телефон завибрировал. На экране фото: улыбающаяся женщина на фоне ковра. «Мама».
Алекса скрутило. Физически. Желудок подпрыгнул к горлу. Он не мог говорить. Он не мог снова врать. Но палец привычно, на автомате, свайпнул вправо.
— Да, мам?
— Сашенька! — голос родной, теплый, из другого мира, где есть горячий чай и нет коллекторов. — Ну как ты там? Не звонишь совсем. Как работа? Тебя повысили, как обещали?
Алекс посмотрел на свои ботинки. Подошва на левом отклеилась, и туда затекала вода. Носок уже промок.
— Да, мам. Все супер. Просто... завал. Закрываем квартал. Сегодня вот переговоры были с китайцами, устал дико.
— Ой, ты мой золотой! — гордость в её голосе жгла, как кислота. — А папа тут статью про тебя читал, что сейчас айтишники в Москве как сыр в масле... Саш, слушай, тут такое дело... У папы зубы опять. Мост полетел. Мы думали кредит взять, но там проценты грабительские... Может, у тебя получится тысяч тридцать перекинуть? Мы отдадим с пенсии, честное слово.
Мир Алекса качнулся. Тридцать тысяч. Для неё это огромные деньги. Для него сейчас — это сумма, ради которой он готов продать почку.
Сказать правду? «Мам, я банкрот. Я безработный уже два месяца. Я живу на кредитки, чтобы оплачивать аренду квартиры, которая мне не по карману, просто чтобы вы думали, что я чего-то добился».
— Конечно, мам, — сказал он. Голос был твердым. Голос СЕО несуществующей корпорации. — Без проблем. Просто сейчас деньги на депозите, там срок через пару дней выходит. Я сразу скину. Не берите кредитов. Я всё решу.
— Спасибо, сынок! Я знала! Люблю тебя!
Он нажал «отбой».
Тишина навалилась бетонной плитой.
— Сука, — прошептал он. — Сука, сука, сука.
Он зашел в банковское приложение, просто чтобы убедиться. Чуда не случилось. Красные цифры. Он в яме. И земля уже сыплется сверху.
Он открыл Телеграм, чтобы отвлечься. Привычный ритуал думскроллинга: новости, курсы валют, успешный успех бывших одноклассников.
И тут, в одном канале он увидел этот пост.
Не реклама. Репост статьи с TechCrunch.
Заголовок: «IPO ДУШИ: Как приложение HUMANITY превращает людей в активы».
Алекс хмыкнул. «Очередной крипто-скам», — подумал он. — «NFT из людей? Серьезно?».
Но палец сам нажал на ссылку.
Статья была сухой, аналитической.
«DAO Humanity предлагает радикальное решение проблемы бедности и ментального выгорания. Пользователь проходит процедуру листинга (IPO), передавая 51% прав на принятие жизненных решений держателям токенов. Смарт-контракт контролирует финансы. Результат: за 2024 год „индекс человеческого капитала“ вырос на 300%. Люди-активы сообщают о снижении уровня кортизола и росте доходов...»
Алекс читал, и его цинизм давал трещины.
Он пролистал вниз, до комментариев. Там было видео.
Превью: парень, лет 25, сидит в дорогой машине. Лицо спокойное, взгляд расфокусированный.
Алекс нажал Play.
— Меня зовут Кевин, тикер KVN, — сказал парень с экрана. — Год назад я жил в гараже и торчал на ставках. Сегодня моя капитализация — 2 миллиона долларов. Вчера Акционеры проголосовали, чтобы я начал учить китайский. Я не хотел. Я ненавижу языки. Но я пошел на урок. И знаете что? Это было лучшее решение. Я счастлив, потому что мне больше не нужно бояться завтрашнего дня. У меня нет завтра. У меня есть только план.
Видео кончилось.
Алекс сидел под дождем. Вода капала с носа на экран.
Это бред. Это рабство. Это антиутопия, которой пугали в книжках.
Но почему тогда сердце так колотится? Почему в животе разливается странное, горячее чувство... зависти?