Бабочкой никогда
Он уже не станет... Напрасно дрожит
Червяк на осеннем ветру.
Мацуо Басё
все герои и ситуации вымышлены
все совпадения случайны
главный антагонист романа - серийный убийца со всеми вытекающими. Автор не злоупотребляет подробными описаниями тревожных событий, но гнетущую атмосферу сохраняет, а по мере продвижения к концу истории даже наращивает.
поэтому! Особо впечатлительные, пожалуйста, не пугайтесь раньше времени :) хэппи энд будет, хоть и неоднозначный
приятного чтения!
Дворники скребли по лобовому стеклу.
В размытом свете фар дорога превратилась в рваную череду смазанных образов. Блики огней встречных машин, мягкая перебранка помех, сквозь которую пробивалась знакомая по бурной юности мелодия некогда популярного хита.
Амалия закинула ноги на приборную панель и подперла щеку кулаком. Бледная кожа ее ступней с аккуратными пятнами ярко-красных ногтей, словно далматинец, покрылась черными тенями, что оставили на поверхности окна неровные капли дождя.
- Сядь нормально.
Глеб вытянул руку и нажал на кнопку обогрева лобового стекла. Тихую мелодию поглотил шум выдуваемого в салон воздуха, и запотевание пошло на спад.
Амалия спрятала нижнюю половину лица в ворот толстовки и, не меняя положения, надавила на кнопку большим пальцем левой ноги, выключая обдув.
- Мне и так хорошо. Долго еще? Давай остановимся на заправке, хочу размяться.
Вместо ответа Глеб посмотрел в зеркало заднего вида.
Они были в пути чуть больше шести часов - столько заняла дорога от Краснодара до Сочи. Если бы выехали ночью, как он хотел, то уложились в пять, но Амалия была трусихой.
Впрочем, ею она и останется.
Глеб хлопнул жену по бедру. Не больно, но Амалия все равно возмутилась.
- Эй!
- Ноги! - повторил он. - Или хочешь нарваться на штраф?
Глеб обхватил руль двумя руками и снова чиркнул взглядом по зеркалу заднего вида. Туда, где в темноте южной ночи за ними от самого Сочи следовал старенький гранд чероки (среднеразмерный внедорожник, производимый американской компанией Крайстлер - прим. Автора).
- Разве здесь есть камеры?
Амалия вытянулась, но разглядеть что-либо в темноте дороги, изредка освещаемой фонарями, не смогла. Одна из причин, по которой ехать днем ей нравилось больше.
Старые добротные хозяйства с синим частоколом низеньких заборов сменяли особняки из желтого кирпича и песчаника. Амалия не имела ничего против роскоши курортных дворцов, но маленькие домики с покосившимися крышами и резными наличниками привлекали ее куда больше.
За ними стояли живые люди, быть может, несколько поколений людей, которые ютились на неровном клочке земли у подножия гор, и не собирались никуда уезжать.
Что привлекало их в такой жизни? Покой, уединенность или что-то другое? То, что ей, городской, было не понять?
Амалия провожала взглядом привязанных к колышкам коз и думала, что в простой жизни вдали от цивилизации были свои плюсы. И богачи, что возводили на серпантине помпезные дворцы, конечно, знали о них не понаслышке.
Она вздохнула и отвернулась к непроницаемому в темноте ночи окну. Дождь, который начался прошлым вечером, быстро превратился в ливень, что было вполне естественно для местности, зажатой между морем и горами.
- Надо было поменять дворники, - сказала Амалия больше от скуки, чем от желания надавить на больное.
Старенький лексус, на котором они отправились в путешествие, чтобы залечить душевные раны их молодой семьи, принадлежал Амалии.
И, к сожалению, в автомобилях Глеб разбирался не так хорошо, как, например, в цветах. Он мог с легкостью отличить Аглаонему от Сансевиерии, но с той же непосредственностью забыть помыть за собой кружку или вовремя залить омывающую жидкость в бачок.
Или поменять перед поездкой дворники.
- Опять начинаешь?
- Нет, просто мысли вслух. Может, переночуем в придорожном отеле?
На зависть всем подружкам муж часто дарил Амали цветы. Впрочем, их квартира по определению была зеленой, и даже в крошечном туалете на полке под водонагревателем стояло кашпо с Хамедореей (бамбуковая пальма, растет красивым кустарником с множеством стволов, что придает ей сходство с бамбуком. Изящные тонкие листья плохо переносят яркое освещение, - прим. Автора)
Краснодар,
следственное управление
Если бы мать увидела, какой беспорядок царил на Пашином рабочем столе, ее бы инфаркт хватил от обиды.
Столько лет воспитания дисциплины коту под хвост! Все эти чистые четверги, генеральные субботы и кулинарные воскресенья, когда Степанида Алексеевна готовила на неделю впрок, а его заставляла мыть потом за ней посуду.
Ведь еду нужно заслужить! И не было в мире большего блага, чем свободные от пыли книжные полки и сверкающие на солнце окна, что будили зависть у соседей.
Паша качнулся на стуле и опустил руку вниз, к карману куртки, что болталась на спинке. Вытащил новую пачку сигарет, сорвал пластиковую упаковку и открыл.
Аккуратно подцепил ногтем фольгу, но не вырвал, а лишь чуть расправил, чтобы на ладонь упала одна единственная сигарета.
Глубоко вздохнув, он бросил раскрытую пачку на стол и поднес фильтр к лицу. Заложил между носом и верхней губой и снова наполнил легкие призраками дыма, который ему не суждено было вдохнуть.
Аскезу нужно держать строго, либо не ввязываться в игры с собственной силой воли вовсе. Паша нашарил в кармане джинс антитабачный пластырь, и, продолжая вдыхать вкус табака, бумаги, клея и сигаретного фильтра, с отчаянным стоном налепил наклейку на предплечье.
Затем сел ровно, расслабил губы и, на лету поймав свой смертельно опасный наркотик, борьба с которым началась две недели назад, сжал в кулаке.
Табак просыпался сквозь пальцы на материалы дела, что лежали перед ним, и Паша тихо выругался, стряхнув остатки яда в урну.
Личность жертвы: не установлена.
Причина смерти: механические повреждения.
Паша провел кончиком языка по верхним зубам и вниз, к укромному местечку между щекой и нижней десной. Вкус снюса (жевательного табака - прим Автора) был ничем не хуже сигареты, но аскеза касалась и его.
Теперь ярость, что просыпалась в нем каждый раз, стоило глазам упасть на фотографии обезображенного женского тела, приходилось усмирять лишь усилием собственной воли.
Механические повреждения - он видел эту фразу десятки раз. Обычно ею отделывались очень уставшие от своей работы патологоанатомы, ведь она являлась частью инструкции, что упрощала взаимодействие между медиками и юристами, а заодно превращала некогда красивую, живую женщину в формальный набор атрибутов.
Механические повреждения не указывали на то, что скальп жертвы был аккуратно срезан с черепа и оставлен рядом с телом, а волосы тщательно расчесаны и заплетены в косу.
Паша сдвинул кончиком пальца скрепку и взял в руку цветную фотографию с места убийства.
Механические повреждения, черт бы их побрал!
Пустые глазницы женщины были набиты сырой землей, в которую до сих пор не пойманный им больной ублюдок высадил кремовые розы.
К моменту обнаружения тела бутоны завяли, разбросав по лицу жертвы сморщенные лепестки. И даже спустя год с момента убийства, разглядывая фотографии, Паша слышал их нежный, ласкающий аромат.
Согласно заключению патологоанатома причиной смерти стала асфиксия, но на шее жертвы не обнаружили характерных для удушения синяков. В крови не было следов наркотических веществ, да и само тело осталось нетронутым.
Значит, жертва не сопротивлялась.
Он застал ее врасплох? Или они были знакомы?
Паша растер уставшее лицо ладонями и потянулся.
Нужно было отвлечься, сменить ход мысли, посмотреть на картину под другим углом.
Он встал и отработал любимую связку ударов: левый в корпус, левый в голову, уклон, левый боковой, правый боковой. Прижал локти к груди, закрывая челюсть и, уворачиваясь от воображаемого противника, снова выкинул вперед левый хук.
Если бы Паша был героем Голливудского блокбастера, то соорудил на стене кабинета “майндмап” - потратил кучу денег на печать фотографий жертв с цветами вместо глаз, воткнул в карту пару модных булавок там, где было совершено преступление, и связал их между собой красной нитью.
Или желтой, ему всегда нравился именно этот цвет - яркий, чистый, добрый. Цвет Солнца и дня, цвет безопасности и власти.
Паша вернулся к столу и достал из пачки новую сигарету, покрутил, заложил за ухо и навис над столом, накрывая своей тенью расследование, которое длилось без малого одиннадцать лет.
Максим назвал маньяка Майским жуком, но Потрошитель подошло бы ему куда больше. В любом случае, в одном напарник был прав - все убийства происходили с первого по тридцать первое мая, в разных частях города с никак не связанными друг с другом женщинами.
Возраст, вес, семейное положение, социальный статус, дети, цвет волос, размер груди - ничего не имело значения, кроме месяца убийства и живых цветов в раскуроченных глазницах.
Всегда разных, но тоже предпочитающих цвести с конца апреля по начало июня.
В прошлом году жертв стало десять. В этом году маньяк еще не проявил себя, хотя месяц уже подходил к концу.
- Почему ты не в машине?
От гнева в голосе Глеба не осталось и следа. Он приблизился к Амалии, поздоровался с незнакомцем и уставился на жену, в ожидании ответа.
- Я вышла в туалет.
- В мужской?
Амалия неопределенно пожала плечами.
- Да, в женском была очередь!
Она повернулась к незнакомцу спиной и в упор посмотрела на мужа, ментально требуя прекратить неудобный для нее разговор.
- Я просил меня дождаться, - вибрируя на низких частотах заметил Глеб. - Не нужно ходить ночью одной.
- Тут куча народу, посмотри, кафе битком!
Амалия махнула рукой в сторону заправки, а потом просияла, заметив в руках мужа купленное для нее угощение.
- Это мне? А в кофе добивали сахар? Как же вкусно пахнет!
Она забрала у Глеба латте и сосиску в тесте, поднялась на носочки, чтобы с благодарностью чмокнуть в щеку и, сделав глоток, направилась к машине.
Гениальный способ слить назревающий скандал. Амалия делала так постоянно, и, наверное, за это Глеб ее и любил - волшебное умение не раздувать из мухи слона.
Он обернулся к незнакомцу, что стал невольным свидетелем их перепалки, обменялся с ним молчаливыми и, кажется, все понимающими взглядами, и последовал за женой.
- Почему ты не послушалась? - спросил Глеб, когда они оказались в машине вдвоем.
- Я хотела в туалет, серьезно.
Пустой стаканчик из-под кофе стоял на приборной панели, и он молча убрал его в подстаканник.
- Ты знаешь, что мужской туалет запирается на щеколду изнутри?
Амалия, которая бросила в рот последний кусок хот-дога и потянулась за кофе мужа, равнодушно пожала плечами.
- И что? Фу, как ты можешь пить черный без сахара? Где вода?
Глеб вытащил из кармана водительской двери бутылку и протянул Амалии. Она сделала глоток, отбросила за спину длинные каштановые волосы и вздохнула.
- Можешь не продолжать, я все поняла. Все, о чем ты мне сейчас недвусмысленно намекаешь. И нет, я не думаю, что дальнобойщики могли зажать меня в углу и изнасиловать толпой. Ты доволен?
Глеб молчал, все так же буравя ее взглядом. И Амалия, которая за четыре года брака досконально изучила повадки мужа и знала, когда можно было дерзить, а когда изображать ласковую кошечку, надула губы.
- Я больше не буду уходить тебя не предупредив, обещаю. Ну, не злись.
Она облокотилась на подлокотник, разделявший их кресла и коротко чмокнула мужа в губы. Отодвинулась, хитро сощурив глаза, и поцеловала снова. И продолжала целовать до тех пор, пока его губы не раскрылись навстречу, а теплые мягкие ладони не зажали лицо в тиски.
- Я не хочу тебя потерять, - сказал Глеб, глядя Амалии в глаза. - Только не сейчас.
Напускное веселье вмиг слетело с ее лица. Непроизвольно низ живота свело судорогой, и она прижалась им к прохладной обивке подлокотника, чтобы хоть как-то унять боль, о которой муж, сам того не подозревая, напомнил ей.
- Больше не убегай.
- Не убегу.
- Что-нибудь еще нужно, пока мы здесь? - спросил Глеб, собирая оставшийся после перекуса мусор.
Амалия отрицательно покачала головой и перекинула через грудь ремень безопасности. Она не собиралась плакать, но дурные воспоминания, всплывшие так некстати, прогнать было почти невозможно.
Глеб выбросил мусор и вернулся за руль, пристегнулся, и они вырулили на дорогу. На развязке взяли правее, и спустя мгновение с проселочной дороги чуть дальше автозаправки, вгрызаясь колесами во влажную землю, вырвался старый гранд чероки.
До пункта назначения оставалось чуть меньше половины пути. Пропускной пункт Псоу на границе с Абхазией обещал встретить их рано утром. Глеб рассчитывал проскочить до утренних пробок, но с капризами Амалии ничего нельзя было планировать наверняка, хоть он и старался.
- Кто тот мужчина? - спросил Глеб, чуть погодя.
- С заправки? Без понятия, - она улыбнулась и взъерошила волосы мужа. - Ревнуешь?
- Нет.
- А мог бы.
Амалия спустила руку ниже, погладила бедро Глеба через спортивные брюки и двинулась пальцами дальше, наклоняясь вперед.
- Перестань, впереди сложный участок.
- Я просто хочу тебя поцеловать…
Она змеей юркнула под руль и потерлась щекой о живот мужа.
- Амалия, черт тебя дери, вернись на место и пристегни ремень!
Глеб никогда не кричал. Никогда не демонстрировал своих эмоций, ни радости, ни гнева, ни печали. Он был внимательным, исполнительным и прямолинейным, что с практической точки зрения делало его идеальным мужем, но иногда Амалия ловила себя на мысли, что эта холодная отстраненность ужасала ее.
Что было бы лучше, если Глеб хоть раз позволил себе выйти за рамки дозволенного и накричал на нее, высказал все, что накопилось внутри, как часто делала она.
Паша прибыл на границу с Абхазией в половине шестого утра. Оставил машину чуть поодаль от основной парковки и дороги, на которой уже выстроились в очередь машины отдыхающих, и заглушил мотор.
Потом достал из бардачка документы: паспорт, страховку и ПТС (паспорт транспортного средства - прим. Автора) вместе с водительским удостоверением и уже потянул на себя ручку двери, как вспомнил про табельное оружие.
С пистолетом через рамку металлоискателя не пройдешь. Он снова потянулся к бардачку и, подумав немного, спрятал ствол под сводом пластикового корпуса.
Затем проверил на месте ли служебная корочка и вышел в прохладу летнего утра, где солнце уже не пряталось за горизонтом, а асфальт, набравший за ночь воды, теперь парил, предрекая длинный и душный день.
На пятачке для курения было немноголюдно. Пара замученных дорогой бородатых мужиков да какой-то мажор в модных мокасинах и полосатой футболке поло.
Паша прошел мимо лавочки, на которой молодая женщина, еще не растерявшая своей привлекательности, безуспешно пыталась успокоить двух горланящих близнецов, и толкнул дверь здания, в котором осуществлялся таможенный контроль.
Амалии нигде не было видно, но лексус стоял на парковке перед зданием контрольно-пропускного пункта. Значит, Вайнер еще не миновали паспортный контроль.
В кармане завибрировал телефон. Паша посмотрел на номер абонента и сбросил, переведя телефон в режим полета. Затем подошел к кофейному автомату, купил капучино и стал ждать.
Рано или поздно милое личико Амалии в обрамлении густых чуть вьющихся каштановых волос появится в толпе, и тогда…
Паша перехватил кофе другой рукой и потянулся за никотиновым пластырем. Надорвал зубами упаковку и за неимением другого открытого места на теле, прилепил чуть пониже шеи.
Клей по пути прихватил пару волосков на груди, и Паша со вздохом огорчения представил, как весело будет потом его отдирать.
Двери распахнулись, и вместе с мажором в здание вошла фигуристая блондинка в дорогом люксе. Паша проводил ее оценивающим взглядом и отхлебнул из бумажного стаканчика остывший кофе.
Ему нравились блондинки, белокурые милые ангелы с повадками феи и нежными голосами. Светлые волосы по непонятным для самого Паши причинам делали женщин более женственными и желанными в его глазах.
Парочка остановилась в конце очереди, и Паша не без удовольствия подумал, что на границе все равны, и даже деньги не в состоянии изменить единый порядок вещей.
А потом очередь прорезала Амалия. Маленькая женщина с каштановыми волосами, за жизнью которой он тайно наблюдал последние пять лет.
Ее бы и ирокез не испортил.
Паша бросил недопитый кофе в урну и подался вперед, забивая на инструкции, долг и правила. Забивая на все, что могло помешать ему добиться справедливости.
Аркадьевич, конечно, будет рвать и метать, но все равно прикроет его наглую подкаченную задницу, и, может быть, даже представит к награде.
Потому что он, Паша, прав.
И с помощью Управления или без, но он поймает этого больного ублюдка.
- Что происходит? Где мой муж?
Амалия остановилась перед дверью с надписью “личный досмотр”. Паша не расслышал, что ей ответил инспектор, но за стеной из стекла с матовым покрытием он хорошо видел край стола, на котором лежал кожаный чехол с инструментами, Глеба и двух таможенников.
- Я хочу войти! Вы не имеете права! - возмущалась Амалия, а Паша наблюдал и думал.
Наконец, он оторвался от колонны, за которой стоял, и подошел к инспектору на входе.
- Майор юстиции, старший следователь по особо важным делам, Макаров Павел Львович, где тут у вас главный?
Он сверкнул корочкой, и таможенник, которого формальность обращения сначала поставила в тупик, наконец, пришел в себя и передал информацию по рации.
- Понял, идемте за мной.
Он провел Пашу через длинный коридор внутри служебных помещений и, указав на дверь с лакированной пластиковой табличкой, ушел.
Паша коротко постучал и, на ходу обдумывая свои дальнейшие действия, вошел внутрь.
Начальник пограничного пропускного пункта сидел, склонившись над документами. Дорогая ручка оставляла одну размашистую подпись за другой. На стене напротив висело шесть больших плазменных мониторов, с которых велось наблюдение за дорогой, рамками металлоискателей, таможенными коридорами и комнатой личного досмотра.
Паша поджал губы.
Глеб все так же сидел за столом перед раскрытым пеналом с инструментами, напротив с протоколом в руках стоял инспектор, делая какие-то пометки, а второй таможенник что-то говорил, активно жестикулируя.
Амалию к мужу не пустили. Паша отвернулся от мониторов и поздоровался.
- По какому вопросу?
- Прошу оказать содействие в проведении следственных мероприятий.
Начальник таможни, не поднимая головы, протянул к Паше свободную руку, и тот не сразу сообразил, что начальник хотел получить официальную бумагу. Паша достал корочку и положил поверх разложенных на столе документов, прервав размашистую подпись на середине.
- Я думала, ты любишь цветы.
Низенькие домики по правую сторону от дороги постепенно сменял морской пейзаж, и Амалия смотрела на голубую поверхность воды, которая в солнечных лучах рассветного солнца рассыпалась серебряными искрами, и злилась.
- Я люблю цветы, - ровно ответил Глеб.
- И трупы животных? - уточнила она, не поворачивая головы.
- Чучела, - так же безэмоционально поправил Глеб. - Таксидермия - это искусство изготовления чучел животных. Просто хобби.
- О котором я ничего не знала.
- Не думал, что это важно, - пожал плечами Глеб, и Амалия обернулась.
- Ты знаешь обо мне все. Хорошее и плохое, - ее голос дрогнул. - А я о твоем увлечении трупами животных узнаю только сейчас. Зачем ты взял в отпуск инструменты для таксидермии?
О том, что Амалия никогда не видела в их квартире чучел или материалов для их изготовления, она промолчала. Хотя вопрос кружился на языке и жалил сознание, требуя быть высказанным, отпущенным на волю вместе с разочарованием и гневом.
- Я просто про них забыл, - Глеб улыбнулся. - Даже в голову не пришло, что из-за такой мелочи будет столько проблем.
Он сжал ее плечо, следом обхватил длинными сильными пальцами шею сзади и размял.
- Что ты расстроилась? Ну, потеряли пару часов, не страшно.
Чтобы ответить, Амалии пришлось собрать в кулак все силы. Всю накопившуюся за время в пути усталость, весь гнев на плохую погоду, которая и не думала меняться, и Глеба, которого впервые за четыре года она поймала на лжи.
- Ты мне соврал. Помнишь, - она буравила мужа тяжелым взглядом. - Перед тем, как ответить тебе да, я рассказала, через что мне пришлось пройти, - Амалия сжала ладони между колен и подалась вперед, уходя от его прикосновения. - Как трудно было потом вернуть себя, вернуться к нормальной жизни. И попросила только об одном: никогда мне не врать. Ты дал слово, Глеб.
- И я его сдержал, - спокойно ответил он.
Брови Амалии поползли вверх, глаза наполнились слезами, и она посмотрела на мужа.
- Что?
Он тоже отвлекся от дороги, чтобы посмотреть на Амалию.
- Ты не спрашивала, я не рассказывал. Если бы поинтересовалась, скрывать не стал, но ты была слишком занята собой и своими переживаниями, чтобы обращать внимание на кого-то еще. Недосказанность - это не ложь.
- Ты… не перекладывай всю вину на меня! Ты не знаешь, как это было! - сорвалась Амалия, переходя на крик. - Тебя там не было! Не тебя заставляли…
Она не закончила. Только выставила вперед руки со скрюченными пальцами и затрясла, словно пытаясь надавить на невидимую преграду.
Амалия снова попала в ловушку травмирующих воспоминаний. Шмыгнула носом, вытерла рукавом толстовки слезы и страх, который давно похоронила на дне своей души и который с легкой подачи мужа поднял голову и оскалился вновь.
- Это вообще никак не связано, - грубо перебил ее Глеб. - Пока я рядом, никто не причинит тебе вреда. Мы это уже обсуждали.
Он выдержал паузу, контролируя дорогу по боковым зеркалам, и добавил:
- Помнишь, я был рядом, когда ты потеряла ребенка…
- Мы, - поправила бесцветным голосом Амалия.
Глеб дернул руль, когда какой-то лихач, что пошел на обгон, не успел вернуться в свою полосу и подрезал их, и зло выругался.
- Что!? - не скрывая ярости переспросил Глеб.
- Мы! - крикнула в ответ Амалия. - Ребенка потеряли мы!
- Мы чуть не улетели с дороги! - зло огрызнулся он. - Не отвлекай меня пустой болтовней, когда я за рулем!
Она окаменела.
- Наш ребенок не пустая болтовня… - с расстановкой проговорила Амалия.
Глеб провел языком по верхним зубам, считая про себя. Ровные белые зубы. Четыре резца, два клыка и восемь жевательных. С зубами мудрости было бы на два больше.
- Я совсем не это хотел сказать…
Он потянулся к Амалии рукой, успокаивая, но в его голосе она не услышала ни ноток извинения, ни сочувствия, поэтому дернула плечом, уворачиваясь.
- Не трогай меня!
Она щелкнула фиксатором ремня, отбросила в сторону и, не глядя на Глеба, перебралась на заднее сидение.
- Амалия, черт тебя подери! Немедленно пристегнись!
Она ничего не ответила. По старой привычке стянула с полки за сидением свернутый в рулон плюшевый плед, расправила, бурча что-то себе под нос, и легла спиной к движению, укрывшись с головой.
- Ты ведешь себя, как ребенок!
Глеб посмотрел в зеркало заднего вида, но жена не откликнулась. Из-под красного пледа торчал край серой толстовки, сбившейся у поясницы, и кромка белой хлопковой футболки.
Тонкая полоска бледной кожи, еще не познавшей в этом году загара, с мягким пушком вдоль позвоночника манила взгляд, но дорога шла на очередной поворот, и Глеб отвел глаза, думая о своем.
- Нельзя ездить в машине не пристегнутой! Сядь и накинь ремень!
Краснодар,
следственное управление
- Поучайте лучше ваших паучат.
Затем последовали гудки, и Максим бросил телефон на рабочий стол, заваленный бумагами. На этот раз он Пашу покрывать не станет.
Макс закрыл глаза и помассировал гудящие виски. Во Вселенной Уголовного розыска Паша был реинкарнацией Фродо, только самой безбашенной его версии, которая чтила Закон, но плевала на запреты и условности.
А он, Максим, конечно, выступал в роли Сэма - преданного напарника, который заведомо подстелит соломку там, куда мистер Паша Бэггинс решит вдруг упасть.
С той лишь разницей, что у Макса вместо плотного животика было четыре кубика пресса и стальные косые.
Телефон завибрировал от входящего сообщения, и Максим закатил глаза, когда увидел имя адресанта. Вот с Макаровым вечно так! Заваривает кашу, а ему, Максиму, потом расхлебывать.
Напарник подумал, что в воспитательных целях было бы неплохо один раз оставить Пашу с проблемой один на один, и тут же поймал себя на мысли, что не сможет.
Сколько они дружат, полжизни? Неплохой срок, чтобы съесть пуд соли.
Максим разблокировал телефон и ответил жене, что все забронировал, и отпуск они проведут на море, как и планировали. Пока писал, второй рукой дергал мышь, чтобы вывести компьютер из спящего режима и оплатить эти чертовы билеты.
Аня хотела в Абхазию - вот же прелестное совпадение. Хотя, чего он жаловался. Хорошо еще, что с его уровнем допуска к секретности вообще разрешали выезжать за границу.
В прошлом году пришлось отправить жену с ребенком отдыхать одних. Максим просто не мог сорваться: вел ОПГ (организованная преступная группа - прим. Автора), что промышляла вымогательствами и разбоем среди мелких предпринимателей.
Должны были брать на горячем, как такое перепоручить?
В итоге, всех повязали, а жена с ним еще неделю после возвращения не разговаривала. И даже никакого сувенира не привезла, хотя у алтаря все понимала и обещала быть терпеливой.
Максим вывел на экран сайт отеля и еще раз сверил с названием, что прислала Анечка. Красивое, тихое место - ему такие только во снах снились.
Он выбрал даты, и номер, перешел на вкладку бронирования, когда в дверь кабинет постучали и, не дожидаясь ответа, заглянули внутрь.
- Нашли еще один цветочек, - задыхаясь, пробасил Филимонов.
Грузный опер с густой седой бородой и лысой макушкой. В отделе его в лицо и за глаза называли Дедом Морозом, который шапку снял, а бороду забыл.
- Где? - спросил Максим, вставая.
- На пустыре за новым торговым центром. Женщина с собакой гуляла и обнаружила подарочек от Майского.
Маньяка вслух не было сказано, но Максиму достаточно было услышать “цветочек”.
- Аркадьевич злой, как черт, - добавил Филимонов. - Ждет Макарова на ковер.
Максим закрыл глаза. Да сколько можно-то!
- А точно наш маньяк? Личность жертвы установили?
- Точно, - опер вздохнул. - Такую жуть только он творит. На моей памяти, так точно.
Филимонову до пенсии остался год. Двадцать пять лет выслуги, хороший процент раскрытых преступлений, несколько грамот и даже имелся знак “Отличника следственных органов”.
Он заслужил отдых, а не вот это все.
Максим снял со спинки кресла ветровку и потянулся к мышке, чтобы выключить компьютер. Потом чертыхнулся, вспомнив, что так и завершил бронирование отеля и прикинул, сколько времени это займет и сколько у него есть на самом деле, прежде чем ребята внизу начнут возмущаться, и со вздохом закрыл все вкладки.
Закрывая кабинет на ключ, Максим думал, что наверняка вечером забудет, а завтра в отеле не окажется мест, и Аня снова обидится на него, исключив из досуга не только вкусные ужины, но и постель.
- Криминалисты уже на месте? - спросил Максим, занимая соседнее от водителя сидение.
Филимонов кивнул, и они вырулили на шоссе.
Дорога заняла чуть больше получаса, и за это время Максим, проклиная свои большие пальцы, все-таки умудрился оплатить гостиницу и переслать жене подтверждение бронирования.
Он был в состоянии пережить пару голодных вечеров, но не отсутствие ласки, которая с лихвой компенсировала все тяготы его работы и снимала стресс получше, чем любой алкоголь и сигареты, которые он терпеть не мог.
К их приезду на пустыре уже собралась толпа. Максим велел Филимонову разогнать зевак, а сам прошел за ленту оцепления и, миновав крутую насыпь, оставшуюся от строителей, что занимались прокладкой коммуникаций для торгового центра, опустился в небольшой овражек.
Земля здесь была влажной и мягкой, а густая трава вокруг тела плотно утоптанной. Максим осмотрелся.
- Следы нашли?
Женщина в белом комбинезоне встала и отошла в сторону, стянув перчатки.
- Я патологоанатом, а не следопыт.
Когда Глеб вышел из туалета, лексуса на парковке уже не было.
Он медленно подошел к тому месту, где в машине спала Амалия, обернулся по сторонам, словно сверяя в голове детали какой-то головоломки, а потом достал из кармана пачку сигарет и закурил.
Дождь усилился, и Глеб зашел под крышу автозаправочного комплекса.
- Здесь курить нельзя, - заправщик в светоотражающей жилетке поверх плотной старой толстовки кивнул в сторону закутка у туалета. - Вон там можно.
Глеб не стал спорить. Выпустил в небо над головой густой сизый дым и вернулся под дождь, чтобы спокойно дойти до указанного места и встать под узким жестяным козырьком с загнутым краем.
Черный гранд чероки стоял на месте.
Глеб выжал из сигареты максимум и только когда край фильтра обуглился и почернел, выбросил окурок в урну. Ярость, расплавленным свинцом стекла по гортани в желудок, и он достал из кармана джинс телефон.
Открыл приложение и долго ждал, сжимая крепкими пальцами экран, когда прогрузятся данные GPS (Global Positioning System — американская система глобального позиционирования, читается Джи Пи Эс - прим. Автора).
Ошибка сервера. Проверьте интернет соединение или перезагрузите страницу.
Глеб спрятал смартфон в карман и вытащил из пачки еще одну сигарету. Коснулся фильтром нижней губы и задумался, просчитывая что-то в голове. Потом прикурил и глубоко затянулся.
Двигатель чероки не работал и за тонированным стеклом нельзя было разглядеть, сидит ли водитель внутри или вышел отлить. Глеб достал третью сигарету и прикурил от предыдущей, сощурясь от слепящего света проехавшей мимо мазды.
Машины нескончаемым потоком прибывали на заправку, сменяя друг друга, как в калейдоскопе. Дорогие иномарки, неубиваемые волги, лады, крузаки и китайский ширпотреб - никто не задерживался на парковке дольше, чем на пару десятков минут.
Никто, кроме черного гранд чероки.
Обывателю могло показаться, что в этом не было ничего особенного, но Глеб знал, что перед ним тот же автомобиль, что преследовал их всю дорогу до Псоу.
И он знал, что, скорее всего, за рулем был Он, его самый ярый поклонник. Тот, кто положил последние шесть лет на алтарь его, Глеба, мастерства.
Вайнер посмотрел на тяжелое серое небо и выбросил в урну последний окурок. Осмотрелся и накинул на голову капюшон толстовки. Уверенно и спокойно обошел чероки по кругу и, заметив в замке зажигания ключи, дернул водительскую дверь.
Та без усилий подалась, и Глеб сел за руль. В салоне пахло кедровой свежестью, санитайзером и древесным мужским парфюмом.
Он сжал добротную оплетку руля, провел пальцами по шершавой коже и приборной панели без следов пыли или грязи. Заглянул в карман на двери: бутылка минералки и пачка влажных салфеток, вытащил и до щелчка задвинул обратно прикуриватель.
Заглянул в подлокотник, в котором царил лютый хаос и, несмотря на одолевшую его брезгливость, внимательно перебрал содержимое.
Пачки фальшивых денег для записок, три ручки, карандаш с обломанным стержнем, батарейки без упаковки, смятая пачка сигарет.
Глеб наклонился, ощупывая руками пространство под сидением, но кроме песка и пыли, ничего не нашел. Тогда он подался вперед и откинул крышку бардачка.
Внутри валялась старая гарантийная книжка в коричневых разводах то ли от кофе, то ли от машинного масла, пластиковый кейс с резиновой тряпкой от разводов и целая кипа бумаг о проведенных технических осмотрах. Глеб достал их и внимательно изучил.
По итогу, в машине не оказалось ничего, что могло бы помочь установить личность владельца чероки, кроме старой джинсовой куртки, что валялась на заднем сидении, и брелока в виде белого кимоно с черным поясом.
Похититель Амалии был спортсменом, а в том, что ее похитили, у Глеба не было ни единого сомнения. Впрочем, как и в причинах, по которым это произошло.
Он придвинул сидение ближе к рулю, отметив про себя в каком положении оно было до, но менять наклон спинки не стал. Затем провернул ключ в замке и накинул ремень безопасности.
Портмоне с документами и деньгами лежало в заднем кармане джинс, так что Глеб без труда сможет зарегистрироваться в гостинице и снять номер, но ежедневник со списком необходимых для дела покупок остался в лексусе.
Как и Амалия…
Он повторил про себя имя жены, так похожее на название редкого и прекрасного цветка, и тронулся с места. Ее он отыщет потом, когда обоснуется в Гагре и сыграет роль убитого горем мужа.
Вся Абхазия будет искать Амалию Вайнер, уж он об этом позаботиться. Отчаянный герой думал, что сможет ее защитить?
Что ж, скоро ему придется защищаться самому.
Глеб еще раз проверил через приложение, не покажется ли на карте лексус с телефоном жены на борту, и получив отрицательный ответ, тронулся в путь.
От заправки до Гагры было около двадцати с небольшим километров. При хорошей погоде и отсутствии плотного потока проехать это расстояние можно было меньше, чем за полчаса.
Но Глебу не повезло. Из-за дождя любители автомобильных путешествий растянулись по трассе паровозиком длиной в несколько километров.
- Долго я спала? Не пойму, как меня вырубило… я допью всю, ладно?
Паша молча протянул Амалии бутылку с водой и отбил звонок Максима.
В груди все сжалось от дурного предчувствия, но он успокоил себя. Объяснить ей причины этого странного поступка не составит труда, нужно только выбрать подходящее время.
Лучше всего, когда они окажутся в Гагре. Паша еще не позаботился о том, чтобы снять гостиницу, но он наделся, что даже несмотря на жаркий сезон, сможет найти место, чтобы разместить Амалию с комфортом.
- Долго я спала? Не поверишь, но хочу еще…
Она легла спиной к движению, заставив Пашу непроизвольно выдохнуть от облегчения и подавиться собственной слюной. Он закашлялся, и Амалия зябко поежилась, укрываясь пледом.
- Попей воды, а то у меня закончилась. Там в двери вроде была еще одна… что-то меня знобит.
Паша приставил кулак к губам и прочистил горло. Глаза наполнились слезами, но он сумел побороть новый приступ кашля. Проморгался и обхватил руль обеими руками.
- Может, мы простыли из-за кондиционера? - продолжила сонно рассуждать Амалия. - Не самое лучшее начало отпуска.
И, так как Паша опять ничего не ответил, она добавила:
- Мне приснился сон… про нашего сына. Я знаю, ты не любишь, когда я называю пол, ведь мы его так и не узнали, но просто моя интуиция… материнское чутье говорит, что это был сын. Только не перебивай и дай дорассказать, хорошо? - она сделала паузу, и Паша сглотнул.
Бросил долгий, тягучий, как патока, и такой же сложный, сотканный из невообразимого количества эмоций взгляд в зеркало заднего вида. Туда, где спина Амалии казалась маленьким горным хребтом под бархатным полотном пледа, и снова ничего не ответил.
Он знал, что пару недель назад она потеряла ребенка Глеба.
В деле, материалы которого Паша скрупулезно собирал за спиной Управления, пользуясь своими служебными полномочиями, хранились и не такие подробности личной жизни Амалии Вайнер.
Распечатки ее звонков, чеки из аптек, выписка из медицинской карты, когда она встала на учет на шестой неделе, и то страшное утро четверга, когда на УЗИ вынесли неутешительный вердикт.
Он был там с ней, не буквально, конечно, но как невидимая тень, спутник одинокой планеты, чье притяжение уже никогда не отпустит его на чужую орбиту.
Даже если бы она так решила, даже если бы он захотел.
Невидимый и неустанно бдящий.
Стремящийся во что бы то ни стало прекратить убийства, что терроризировали округу без малого одиннадцать лет.
Паша еще раз глянул на Амалию. Такая маленькая, хрупкая женщина, но как много ей пришлось пережить! Он знал, какой она любит чай и почему не ест сладкое. Где предпочитает брать мясо и какой размер обуви носит. Знал ее любимые магазины одежды и нижнего белья.
Неотступно следуя за Майским маньяком и не имея возможности добраться до него и обличить в совершенных злодеяниях, Паша шел по следу той, что каждую ночь засыпала на его плече, даже не подозревая, кому давала клятву в вечной любви и верности.
И Макаров смотрел на хрупкую спину этой маленькой, но, безусловно, храброй женщины, и жалел. Жалел о той жизни, что она проживала в неведении. О минутах горя и слабости, которые садист принес ей и, не желая отпускать, превратил в сладкий кошмар.
Паша хотел, чтобы Амалия проснулась. Чтобы узнала правду и прозрела, и в то же время боялся момента, когда ему придется открыть ей глаза.
Ему потребовалось пять лет на то, чтобы понять, кто она такая. И Паша знал, что правда не принесет ей ничего хорошего.
- Ты слушаешь? - спросила Амалия, и он в ответ откашлялся.
- Хорошо, спасибо, что дал высказаться. Прошло не так много времени, но мне это было нужно. Правда.
Амалия замолчала, но ненадолго.
Высвободив из-под пледа руки, она растерла лицо и свернулась на сидении калачиком, все также не поворачиваясь к нему лицом.
- Я не говорила тебе, но на последней сессии психолог сказала, что для проживания боли потери, ее нужно проговорить. С кем-нибудь, кто может помочь и поддержать, а так как мы не успели никому сообщить… а потом и вовсе решили оставить все в прошлом, - она судорожно вздохнула. - Получается, что поговорить об этом я могу только с тобой.
Паша промычал что-то нечленораздельное, и Амалия улыбнулась, хоть он этого и не увидел.
- Я продолжаю винить в случившемся себя. Мне все время кажется, что я сделала что-то не так. Плохо питалась, плохо следила за собой, может быть, будь я чуть внимательнее к своему состоянию, - она набрала в легкие побольше воздуха. - Его сердечко бы не остановилась.
Паша до боли сжал руль и непроизвольно набрал скорость.
Он хотел прекратить этот разговор, остановить откровения Амалии насчет того, о чем она не имела ни малейшего представления, и не мог.
Не мог выдать себя и поставить операцию под угрозу, поэтому молчал и слушал, глотая горечь разочарования и злости, что предназначалась не ему.
- Я думала, ты поправишь меня, сказав “плод”, нет? - ее голова показалась из-под одеяла, но когда Амалия попыталась обернуться, то застонала и снова спряталась в своем плюшевом укрытии. - Меня мутит. Глеб, давай остановимся на следующей заправке? Хочу подышать свежим воздухом.
Гагра встретила Глеба робким солнцем, доверчивым и наивным, как и его жена пять лет назад, когда они только познакомились.
Маленькая, напуганная жизнью молодая женщина, которая не верила никому и только в его терпеливых и добрых руках смогла раскрыться и оставить прошлое в чулане памяти.
Глеб заехал на парковку перед небольшим отелем, главное здание которого было построено в греческом стиле. Белый фасад с высокими колоннами у входа и шестью отдельными бунгало, каждый со своим небольшим садом и общим бассейном на территории.
Из окон бунгало открывался прекрасный вид на море и цветущую магнолию вдоль ровных мощеных грубо отесанным булыжником дорожек. Среди зеленых ветвей пальм и вечнозеленых туй можно было легко затеряться, отправившись на поиски сладких поцелуев.
Глеб заглушил мотор и вышел на улицу. Он позаимствовал у бывшего хозяина авто темные солнечные очки и налегке вошел в фойе гостиничного комплекса. Положил на стойку регистрации свой паспорт и одарил администратора приветливой улыбкой:
- Вайнер, я бронировал онлайн.
- Добрый день и добро пожаловать в Гагру. Одну минуту, пожалуйста.
Паспорт исчез в руках девушки, и Глеб осмотрелся. Холл был светлым и просторным и, несмотря на старенький ремонт, очень чистым и уютным. То ли благодаря многочисленным растениям в кадках, что занимали почти все свободное пространство вокруг импровизированной зоны ожидания с многочисленными диванами, пуфами и креслами, то ли из-за пестрой обивки последних.
Из посетителей в холле была только пожилая пара, что весьма азартно играла в подкидного дурака. Глеб полоснул старуху в яркой полупрозрачной накидке равнодушным взглядом и повернулся к девушке, что как раз закончила оформлять документы.
- Ваша бронь подтверждена. Спасибо, что выбрали наш комплекс. Завтрак включен в счет, расписание будет ждать вас в номере вместе с комплиментами от отеля. Вы заезжаете один или с супругой?
Глеб улыбнулся, заставив девушку покраснеть. Проблем в общении с противоположным полом он никогда не испытывал. Женщины сами тянулись к нему.
Не все, но конкретный типаж. И так же, как трудолюбивая пчела слышала запах плодоносящего цветка за многие километры, Глеб безошибочно выделял из общей массы “своих” женщин.
К его сожалению и к удаче последней, милая администратор с горбинкой на носу и раскосыми глазами к числу его избранных не относилась.
- Жена задержится у родственников на пару дней и присоединится ко мне позже.
- Понимаю. Вас предупредили, что перерасчет оплаты в случае заезда меньшего количества гостей не производится?
- Конечно, можете об этом не беспокоиться.
- Тогда, пожалуйста, не забудьте принести ее паспорт для оформления при заселении. Вам нужна помощь с багажом?
Глеб отрицательно покачал головой и забрал карточку от шестого домика. Поблагодарив девушку за помощь, он обошел стойку регистрации по кругу и вышел с противоположной стороны здания, на освещенную летним солнцем площадку с птичьей клеткой в центре.
Вокруг клетки был оборудован фонтан в локоть шириной, который мешал детям дотянуться до экзотических птиц, а последних снабжал чистой питьевой водой.
Во все стороны от клетки расходились лучами дорожки, что вели к столовой, бассейну и домикам на правой стороне, ближе к морю. Своего пляжа у гостиницы не было, но до общественного рукой подать, так что Глеба это не особенно беспокоило.
Он прошел мимо попугаев на крайнюю аллею и совсем скоро оказался перед нужным коттеджем. Открыл дверь карточкой и осмотрелся.
Небольшая гостиная совмещенная с кухней, холодильник, чайник, кондиционер. Спальня за двойными раздвижными дверями. Один телевизор и балкон с кофейным столиком и двумя стульями.
Чудесное место для отдыха двух влюбленных.
Глеб плотно закрыл окно и задернул шторы. Включил кондиционер на охлаждение, и сел в кресло. Достал телефон и вбил в поисковик адрес ближайшего охотничьего магазина. Когда поиск не дал результата, изменил запрос на рыболовный, и, пальцем проследив маршрут по карте, понял, что сможет дойти до него пешком.
После дождя на улице стояла духота и, захватив из машины кепку с эмблемой клуба вольных единоборств, Глеб отправился вверх по улице.
Рыболовный магазин располагался в одном квартале от отделения полиции, и, проходя мимо него, Вайнер непроизвольно засмотрелся на старый цоколь с кое-где отвалившейся штукатуркой, железные двери с облупившейся по краю краской и проржавевшие в местах креплений решетки на окнах.
По мере того, как он двигался вперед, в его голове рождался план, и, толкая дверь рыболовного магазина, Глеб уже знал, куда заглянет после.
Как найдет Амалию и заставит дотошного следака заплатить за то, что тот посмел украсть цветок, который принадлежала ему одному.
А потом он покажет Амалии красоту мира такой, какой видит ее сам. Ведь она заслуживает этого как никто другой.
Увидеть мир его глазами.
Почувствовать превосходство его страсти на кончиках пальцев, совершенство его гения, что творит, невзирая на обстоятельства и преграды, встающие на пути.
От удара Паша не потерял сознание, спас ремень безопасности, но ему все равно потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.
Руки были в крови, осколки лобового стекла рассыпались по салону, и он сжал голову ладонями, чтобы унять свист в ушах, только не помогло.
Двигатель лексуса не подавал признаков жизни, но Паша слышал тяжелый запах дыма и смазки. До пожара вряд ли дойдет, но вот осталась ли машина на ходу, он был не уверен.
Макаров потянулся к фиксатору ремня безопасности. Пальцы были скользкими от крови, и он не сразу справился с защелкой, а когда все-таки смог отстегнуться, вдруг вспомнил, почему у машины не было лобового стекла.
- Амалия… - прохрипел и сам не узнал собственный голос. - Амалия! - повторил Паша чуть громче и, так как дверь со стороны водителя заклинило, выбрался из салона через дыру в лобовом. - Господи…
Из стога сена, в который лексус уперся мордой, торчали только ноги в заляпанных кровью штанах. Паша бросился вперед, разбросал влажное колючее сено и, добравшись до Амалии, первым делом приложил палец к сонной артерии.
Жилка едва заметно билась под пальцами.
- Черт, девочка, только дыши… милая, только не уходи вот так…
Еще не веря, что страшное обошло их стороной, Паша прислонился ухом к лицу Амалии и только уловив слабое дыхание, судорожно выдохнул, уронив буйную голову ей на грудь.
- Как же ты меня напугала, девочка…
Паша отпустил Амалию и пошарил по карманам. Телефона нигде не было, как и времени на его поиски. Он снова выругался и, прежде чем поднять ее на руки, осторожно ощупал на предмет скрытых переломов.
Паша знал, что время уходит, но боялся навредить Амалии еще сильнее. Даже в отсутствие переломов, у нее могло начаться внутреннее кровотечение, и Макаров не учился на врача, чтобы диагностировать такие повреждения.
Паша оглянулся на лексус. Придется рискнуть.
Он спрыгнул с капота на землю, морщась от острой боли в бедре, и дернул на себя водительскую дверь. Та подалась только со второго раза. Паша завел двигатель и заметил под педалью газа свой телефон.
Экран треснул, но смартфон еще работал. Макаров забил в поисковик ближайшую больницу - пять километров.
Всего пять километров!
Он обернулся на дорогу: две встречные полосы, обочина узкая, так что проезжую тачку не остановишь, но обрыв не такой крутой, и лексус сможет на него забраться, если взять хороший разгон.
Паша газанул, проверяя работу движка и, стянув с заднего сидения плед, обмотал им правую руку. Работая быстро, он разбил оставшееся в пазах лобового стекло и вырвал большие осколки, которые могли оторваться и влететь в салон при движении.
Затем разложил переднее сидение и аккуратно, словно фарфоровую, перенес на него Амалию. Пристегнул ремнем безопасности и накрыл одеялам, которое до этого предварительно хорошо вытряхнул, опасаясь мелких осколков.
Потом сел за руль и пристегнулся.
- Держись, маленькая, сейчас доставим тебя в больницу.
От вида безвольно упавшей на плечо головы, у него сжалось сердце, и Паша зло дернул ручку автоматической коробки на себя. Двигатель взревел, и полный привод внедорожника всеми четырьмя колесами вгрызся во влажную землю.
Комья застучали по металлу дверей, и лексус рванул с места. Паша правильно рассчитал угол, время и скорость, так что когда разбитый нос автомобиля вынырнул на проезжую часть, рядом не было других машин.
Колеса, к которым налипла мокрая грязь, на асфальте пошли юзом, но Макаров смог выровнять машину и помчался в ближайшую больницу.
Ветер бил в лицо, выжимая из глаз слезы.
Амалия от тряски безвольной куклой сползала по сиденью вниз, а Паша гнал вперед на максимально допустимой скорости, считая про себя секунды и боясь не успеть.
Он не знал, где конкретно они попали в аварию, но был уверен, что до Гагры они не доехали. Наконец, навигатор оповестил, что до конца маршрута меньше ста метров, и Паша увидел в конце улицы белое здание с красным крестом.
Влетев на парковку и изрядно напугав охранника в маленькой будке на въезде, он выскочил из машины, не удосужившись ее заглушить, и крикнул курившим у входа санитарам:
- Моей жене нужна помощь! Скорее!
Его голос, такой уверенный и низкий, мгновенно привел их в чувство. Побросав недокуренные сигареты, мужчины подогнали к лексусу каталку, и Паша аккуратно положил на нее Амалию. Непроизвольно коснулся окровавленной щеки пальцами и рвано выдохнул.
Санитары оттеснили его, и Амалия скрылась за распашными дверями больницы. Паша какое-то время, ошарашенный собственной смелостью, стоял у входа, а потом бросился за ними.
На вопрос, почему он назвал Амалию своей женой, Макаров не смог бы ответить даже самому себе.
- Авария, срочно готовьте реанимацию. Чья кровь? Да я откуда знаю, ее или нет! Привез тут один угорелый! С начала в повороты залетают под двести, а потом у дверей плачут: “Спасите!”
Обрывки фраз негодующего врача произвели на Пашу вытрезвительный эффект. Всё вместе: похищение Амалии, и авария, угнанная машина и причиненный ее здоровью вред превратились в один ком непредвиденных обстоятельств, которые он не сможет объяснить даже Максиму.
11 лет назад,
Краснодар
- Парни, у нас мокруха (полицейский жаргон - убийство - прим. Автора). Выдвигаемся сейчас, участковый на панике несет какую-то чушь про пропавшие глаза.
Филимонов, крепкий мужик около тридцати с уже наметившимся животиком и цепким взглядом бывалого оперативника, ворвался в приемную и, схватив с рабочего стула пиджак, накинул на плечи.
Темные пятна под мышками рубашки на мгновение мелькнули перед Пашиным взором, и исчезли, оставив на память еле уловимый кислый запах пота.
- В смысле, глаза пропали? Свидетелей что ли потеряли? - уточнил Астахов, вставая.
Он работал в следственном комитете с нулевых, когда тот еще был частью прокуратуры, и всегда действовал по инструкции: дела на столе не бросать, компьютер, выходя из помещения, блокировать или выключать.
Все важные документы сдавать в архив либо прятать в сейф, если дело в разработке. Даже если это бытовуха и вероятность подлога отсутствует. Тем более, если преступление по тяжким и особо тяжким статьям.
Он сложил бумаги в папку, завязал аккуратный бантик и спрятал в сейф у стены.
- Если я правильно понял, то участковый говорил буквально, - ответил Филимонов, и они переглянулись.
Все, что выходила за рамки “обычного” состава, всегда дурно пахло. Кухонные поножовщины, пьяные драки, бизнес-разборки, воры в законе и другие виды дел, с которыми им приходилось иметь дело, легко становились на процессуальные рельсы и редко переквалифицировались во что-то серьезное.
Висяки или по-другому глухари случались редко, и не только портили отделу статистику раскрываемости, но и знатно трепали нервы.
Потому что, как правило, за такими делами стояли монстры в человеческом обличии. Хитрые, изворотливые и совершенно лишенные эмпатии и сострадания к роду человеческому. То, что они творили со своими жертвами наводило ужас даже на бывалых криминалистов, не говоря о зеленых юнцах, которые кроме фоток на компьютере в жизни ничего толком и не видели.
Филимонов остановил напарника в дверях и кивнул на Пашу, который усердно переносил содержимое бумажных дел в компьютер.
- Саш, а если там серийник? - усомнился Виктор.
- Полгода бумажки туда-сюда тасует, сколько можно? Парень хочет быть следователем, пора ему начать вникать в особенности профессии. Макаров, бросай волокиту, поедешь с нами.
Паша поднял голову от монитора и расплылся в счастливой улыбке. Астахова передернуло.
- Зря ты это затеял. Ему бы сначала на кухне побывать (кухня - бытовое преступление на полицейском жаргоне - прим. Автора), а потом уже на безглазые трупы смотреть.
- Не учи старших работу работать, - оборвал Астахов и гаркнул. - Живее собирайся, Макаров! Опоздавших мы не ждем!
И вышел вон.
Паша быстро, насколько позволяли трясущиеся от возбуждения руки, спрятал документы в сейф, заблокировал компьютер и, опечатав кабинет, на ходу сдал ключ на вахту, черкнув в книге кривую каракулю вместо подписи.
Зеленая нива, заведенная, ждала его у крыльца. Паша прыгнул заднее сидение и обхватил руками подголовник за спиной водителя, и Астахов Александр Семенович, что сидел за рулем, строго приказал:
- Пристегнись!
Паша послушно накинул ремень, и следователи выехали на место преступления.
- Других подробностей участковый не счел нужным сообщить? - спросил Александра Филимонов.
- Остальное он приберег для особо впечатлительных, - Астахов обернулся и подмигнул Паше. - Пакет с собой возьми. Заблюешь ботинки, назад пешком пойдешь, я тебя в салон не пущу.
Филимонов улыбнулся, и Паша, который чувствовал воодушевление от того, что его взяли на первое серьезное дело, насупился:
- Я крепкий вообще-то. И на вскрытии три раза был. Два в университете, и еще раз уже на службе.
Астахов покачал головой.
- Тоже мне, достижение! Ты бы еще нам про поход в театр рассказал, - он посмотрел на Пашу через зеркало заднего вида. - Женщину убили, Макаров. Молодую и при жизни наверняка красивую.
Он посмотрел на посуровевший профиль Филимонова и продолжил.
- Но не просто лишили жизни, а с особой жестокостью, если у нее и правда глаз не оказалось, - Паша сглотнул. - Может быть, даже надругались над телом. До или после смерти, это нам потом патологоанатом расскажет.
- Саш, прекращай, а! И так на душе тошно, еще шуточки твои, - Филимонова передернуло, и он повернулся к Паше. - На место приедем, особо не топчись, у криминалистов под ногами не мешайся. А, если заметишь что, зови нас. И сам ничего руками не трогай!
Паша покраснел от злости. Старший товарищ озвучивал очевидные вещи, как будто он был несмышленым ребенком, а не полноправным участником следственных мероприятий.
- Да знаю я! - огрызнулся Макаров и отвернулся к окну. - Не первый день на свете живу.
Последний комментарий позабавил обоих мужчин, и Паша окончательно разозлился. Пока они ехали на место преступления его живой и отзывчивый ум рисовал картины триумфального расследования, в котором именно он, Паша, найдет недостающие улики и вычислит преступника буквально по двум следам.
Из полицейского участка Глеб вышел с чувством исполненного долга.
Отыгранный им спектакль под названием “Убитый горем муж” возымел действие, несмотря на бюрократические проволочки, связанные с другим гражданством.
Куда бы бравый следователь не увез Амалию, их найдут. По машине или по фотографиям жены, но правосудие восторжествует.
Он перешел дорогу на зеленый и неспешным шагом направился в сторону гостиницы. Необходимость притворяться, что испытывает эмоции, которых на самом деле в его душе никогда не существовало, отпала, и Глеб посвятил оставшееся время пути обдумыванию корректировок давно созревшего в его голове плана.
Одинокие вечерние часы Глеб с удовольствием посвятит изучению особенностей работы с тем, что лежало в пакете с логотипом рыболовного магазина, и когда придет время, сделает все идеально.
Чтобы никто не усомнился - он на свободе.
И он вернулся.
Глеб толкнул дверь номера плечом и положил пакет на тумбу у входа. Разулся и, напевая под нос один из этюдов Моцарта, отправился в душ.
На столике со встроенной по центру раковиной, стояла деревянная статуэтка бульдога размером с его ладонь. С выпученными глазами и высунутым смешным языком.
Белая краска с неровно окрашенных клыков облупилась, но кашпо в основании черепа с лиловыми анютиными глазками компенсировала халтурную дешевизну экспозиции.
Глеб обмотал полотенце вокруг бедер и забрал статуэтку с собой в гостиную. Затем придвинул к креслу журнальный столик, по пути прихватив из холла пакет, и вывалил его содержимое на столешницу.
Долго искал пульт, чтобы включить новостной канал, и пока спутниковая антенна ловила сигнал, помыл и порезал оставленные в корзине специально для них фрукты.
Наконец, закончив со всеми приготовлениями, Глеб сел в кресло и взял в руки короткий нож с плотной удобной рукоятью и коротким серповидным лезвием.
Продавец заверил, что это лучшее приспособление для чистки рыбы, но у Глеба на этот счет было свое мнение. Он аккуратно вытащил из бульдога маленькое пластиковое кашпо с анютиными глазками и поставил на заранее приготовленную чистую тарелку.
Стряхнул в нее остатки земли, что скопились на дне деревянной фигуры, и посадил бульдога на колени. Стер подушечками больших пальцев пыль с коричневых щёк, ощутив шершавую на ощупь поверхность грубо отесанного дерева, и взял со стола корнцанг (рыболовный зажим для извлечения крючков - прим. Автора)
Просунул пальцы в круглые отверстия, развел и соединил зажимы. Хирургический корнцанг в руке лежал, как литой, и был сделан из цельного куска медицинского алюминия.
Этот же имел прорезиненные ручки, под которыми непременно будет скапливаться грязь. А грязь - это следы, улики, неопровержимые доказательства.
Глеб подцепил ногтем край оплетки, но она подалась лишь на пару миллиметров. Под рукой не было ножниц с тонким острием, чтобы надсечь резину и избавиться от нее навсегда, и он оставил решение этого вопроса на потом.
Поставил кашпо на ладонь и вытянул руку, поворачивая к свету то одной, то другой стороной.
Отличный образец для того, чтобы отточить свое мастерство. Он отложил корнцанг и взял в руки короткий нож. Коснулся лезвием мягкой древесины и аккуратно срезал верхний слой.
- Сегодня на трассе Псоу-Гагра произошло дорожно-транспортное происшествие. Турист из России не справился с управлением и вылетел в кювет. Машина протаранила невысокое ограждение и въехала в стог сена. По уточненным данным, пострадала только пассажирка иномарки. Ее отправили в Чагрипш, в ближайшую к месту аварии больницу.
Глеб перевел взгляд на экран, и нижняя челюсть опустилась, обнажив частые ровные зубы. На фоне обшарпанного входа в деревенскую больницу стоял не менее помятый лексус Амалии. Без лобового стекла, заляпанный грязью, с глубокими царапинами на передних дверях и смятой с одной стороной крышей.
Вайнер до боли сжал нож в ладони.
Ярость при мысли, что в аварии пострадала его Амалия поглотила разум.
Его жена! Его Цветок! Разбит и обезображен!
Глеб встал, собрал инструменты в пакет и спрятал между диванными подушками. Потом оделся и двинулся в обратный путь.
Чагрипш находился всего в нескольких километрах от Гагры. Он доберется в больницу быстрее, чем сонные туристы доедят второй завтрак.
Но все оказалось даже хуже, чем Глеб воображал. Помятый лексус в реальности выглядел как дорогая игрушка, сломанная жестоким великаном.
Вайнер обошел машину по кругу, заглянул через разбитое лобое внутрь и удивился, что никто не позарился на оставленные в салоне вещи. Но, дернув ручку двери на себя понял, что следак оставил лексус на сигнализацию.
Он окинул хищным взглядом старые деревянные рамы узких оконных проемов здания больницы.
- Кто не спрятался, я не виноват, - пробурчал под нос Глеб и вошел в приемный покой.
Внутри было душно и людно. Пахло потом, хлоркой и лекарствами. Глеб протиснулся мимо пожилой пары в инвалидных креслах, раскорячившейся на весь коридор, и постучал пальцем в прозрачный пластик, что отделял окошко регистратуры от основного зала.