Лозьминские топи (цикл рассказов, 12+)

Пролог

Машина вынырнула из-под разлапистых елей и остановилась в облаке пыли. Здесь грунтовка, идущая по сухому гребню, подходила к самому краю болот – вокруг, сколько хватало глаз, расстилались полузаросшие торфяные топи с пятнами чёрной воды, окрашенная закатным розовым. Редкие чахлые сосенки торчали тут и там, далеко впереди синела полоска леса.

Заглушив мотор, из автомобиля выбрался молодой человек в шортах и безразмерной футболке, почесал модную столичную бородку. Упёр руки в бока и с любопытством оглядел окрестности. Блогеров и прочих хипстеров Виктор Андреевич со свойственным пожилым людям консерватизмом не жаловал, но за хорошие деньги – почему бы и не провести «экскурсию». Подождав, пока осядет пыль, он вышел следом.

– Живописно, – заметил блогер, доставая камеру. Он прицелился в видоискатель. – Это они и есть?

– Они, – подтвердил Виктор Андреевич. – Лозьминские топи, самый краешек. Туда километров девяносто, вширь под двести… Целая страна. Само собой, не сплошняком болота – там и острова есть, и лес, всего помаленьку. Вглубь не поведу, опасно это, но по краям кое-что покажу. Места гиблые, люди не селятся, ну и встречается… – он многозначительно поиграл пальцами, – всякое.

Молодой человек рассеянно покивал, снимая панораму на видео. Про «всякое» он и сам знал, насобирал слухов по крупицам, наслушался московского племянника Виктора Андреевича – по совету которого, ради «всякого», и приехал с заманчивым предложением. Откуда только денег столько у сопляка… Еще и волосы в синий покрасил, клоун.

– Вы здесь всю жизнь живётё?

– Всю. Мои родители из Рождественского были, его потом ещё затопили, когда водохранилище строили. Вот там-то, на дне, самое интересное и осталось, теперь уже не посмотришь. «И не проверишь», – усмехнулся про себя Виктор Андреевич. – Поговаривают, – он доверительно понизил голос, – что ради этого и затопили…

– Пойдём…те, Глеб, – Виктор Андреевич махнул рукой и спустился с дороги на каменистый, поросший мхом берег. Вон, смотрите, – он указал на гранитный, криво отёсанный камень высотой по колено. – В семидесятых эту дорогу строили на торфоразработки, здесь был круг из таких камней, а на камнях надписи выбиты… Всё сровняли, в основание дороги зарыли. Вот, один этот остался. Только местных расспрашивать бесполезно, никто ничего не расскажет…

Расспрашивать местных и правда было бесполезно. Главным образом потому, что историю про камни Виктор Андреевич выдумал сегодня утром, вспомнив про торчащий возле дороги валун. Коль скоро парнишке нужно «всякое», можно и пофантазировать, тем более когда за это хорошо платят. На одну пенсию не шибко проживёшь.

– Очень круто, – оживился Глеб, тряхнув синей шевелюрой, – у вас тут шикарный контент.

– Не жалуемся, – скромно согласился Виктор Андреевич.

Сделав пару селфи напоследок, блогер вернулся на дорогу.

– Виктор Андреевич? Вы идёте?

– Да-да, минутку…

Опустившись на одно колено, Виктор Андреевич для вида поправил шнурок. Потом привычно, как делал каждый день, опустил пальцы в тёмную торфяную воду и поочерёдно приложил к губам, глазам, ко лбу.

– Хвала богам тёмной воды, – прошептал он и, поднявшись, направился к автомобилю.

Кое-что богатому столичному дурачку он и правда покажет, раз Тёмные боги перестали баловать старика. Самую малость. Потом ещё немножко, за дополнительную плату. А потом… что ж, не он первый и не он последний сгинет в Лозьминских топях, где не ищет даже МЧС.

Четыре знака

Старая «копейка» дяди Гены желтела у ворот.

«Не лень ему мотаться…» – с тоской подумал Макс. Ноги гудели от дальней дороги. Два часа на электричке и столько же на автобусе по разбитым просёлкам глухого болотного края, – и нате вам, родственники. Сколько раз Макс просил: «Дядь Ген, ну зачем тебе старая дедова изба, продай мне свою долю», – тот отказывался наотрез и ездил за сотню вёрст из ухоженного коттеджа с садом и парниками – и ладно бы хоть яблоню тут подрезал или крыльцо починил, –  чем-то дни напролёт занимался, не пойми чем. «Вон и петли подправить надо, – вздохнул Макс, толкая калитку с налипшими листьями: осень в этом году выдалась ранней. – От дядьки не дождёшься…»

Он поднялся на крыльцо.

– Здрасьте, тёть Люда.

Дородная тётя Люда замерла с кастрюлей макарон в руках.

– О! Программист пожаловал, – прогремела она. – Алёнка! Глянь, кто при… Да сними ты свои наушники! Иди дуршлаг подержи!

Из комнаты высунулась двоюродная сестра – Алёнка, тоненькая и нескладная в свои одиннадцать лет.

– Макс! – подбежав, она повисла у Макса на шее. – Ты надолго?

– Как пойдёт, – уклончиво ответил Макс. Алёнка в нём души не чаяла, когда-то он подолгу возился с ней, совсем крохой – ещё когда дед был жив и родные собирались в этом доме. – Тёть Люда, а где… Тише ты, задушишь!

–  А вон, на дворе чем-то гремел. Алёнка! Дуршлаг давай…

Тётя Люда на мгновение бросила взгляд на Макса, потом на кастрюлю, её брови чуть заметно дрогнули. Лишних гостей в их семье не жаловали. Макс выложил из рюкзака две банки тушёнки и пошёл искать дядьку.

– Макси-имка!

Дядя Гена щурился на солнце, как кот. Он и был похож на кота – круглолицый, усатый, всегда себе на уме.

– Здорово, здорово… А чего не предупредил?

«Чего не предупредил? Будто я не к деду в дом, а к тебе в гости собрался…» – подумал Макс и только пожал плечами в ответ.

– А я тут вот… – дядька сделал неопределённый жест. В руке он держал рулетку.

– Дядь Ген, давай, раз мы оба здесь, столбы у калитки заменим? Покосились уже.

– Конечно, надо менять, надо. Только давай, знаешь, отложим пока. Спину потянул, – дядька повёл плечом и поморщился.  – Вот созвонимся с тобой, договоримся – это же дело такое, сам понимаешь, это же ворота! – и заменим.

– Да у тебя каждый раз «потом», – усмехнулся Макс. – Ладно, сам сделаю…

 – Не-не-не, даже не думай! – всполошился дядька. – Тут вдвоём надо! Сядем, обмозгуем всё. Вот рука пройдёт, сразу тебе позвоню, и… Ты пока не трогай ничего. Пошли, пошли обедать, – он подтолкнул Макса к дому.

– Ты же сказал, спина?

– Ну так а что, – не смутился дядька, поднимаясь на крыльцо, – и рука, и спина, возраст уже! Много ты в свои двадцать пять понимаешь. Вот доживёшь до моих… О, тушёночка!

После обеда Макс налил чаю и вышел во двор. Сентябрьское солнце припекало макушку, а любимая чашка деда – синяя, с золотым ободком и треснувшей ручкой – грела ладони,  и казалось, что дед, как пять лет назад, стоит рядом, искоса поглядывает на Макса и чуть усмехается сквозь пушистые, похожие на еловые лапы седые усы чему-то своему, что только он один и знает на свете. После смерти деда, а потом матери Макс стал всё чаще приезжать в старый дом, и был бы рад не встречать здесь дядьку и его жену, но формально дядька был таким же полноправным наследником.

Макс сорвал листок смородины и бросил в чашку, как любил дед. Сел на скамью, которую они когда-то сделали вместе с дедом – вместо старой, которую они тоже сделали вместе, ещё когда Макс только учился держать в руках молоток. Из дома вышла Алёнка, поёжилась от прохладного ветра, присела рядышком. Макс снял куртку, накинул девочке на плечи.

– Скучно тебе здесь?

– Угу, – кивнула Алёнка.

– А чего тогда приезжаешь?

Та пожала плечами.

– Родители одну не оставляют… Мамка вон тоже не хочет, давно папке говорит – продай, мол, Максу свою долю, на кой нам этот дом сдался, за своим следить времени нет, а мы в эту глухомань ездим и ездим, ещё неизвестно, найдёшь или нет, может, там и нет ничего… А папка всё ищет да ищет. Два нашёл, ещё два надо, а нету. Ну, он мне-то об этом не рассказывал, конечно. Я подслушала, как они с мамкой спорили. Ты бы помог ему, Максик, а? Мы бы сюда ездить перестали, а ты бы дом себе забрал. Ну, выкупил или как это называется.

– С чем помочь-то? – не понял Макс.

– Ну, знаки эти найти. Которые дедушка Миша оставил. Папке две штуки осталось. Только ты не говори, что это я сказала, он ругаться будет.

Девочка повернула голову и встретилась взглядом с Максом. Её ресницы взметнулись вверх.

– Ты что, ничего не знаешь?

Макс не ответил.

– Ой… – Алёнка испуганно зажала рот ладонью, подскочила и исчезла в доме. – Папке не говори! – высунулась она на мгновение и скрылась.

Несколько минут Макс сидел, тупо моргая и пытаясь привести мысли в порядок. Дед оставил какие-то знаки, а дядька их ищет? Клад там, что ли? Да ну, что за бред…

В остывающем чае забарахталась осенняя муха, Макс машинально выплеснул его в траву. Теперь понятно, почему дядька всё время торчит на даче, и ведь за столько лет ни словом не обмолвился. Нормальный он по-своему мужик, только жадный до денег, даже с родными.

Подставлять проболтавшуюся Алёнку не хотелось, да и отвертится дядька от прямого ответа, не впервой, скажет, мол, «знать не знаю». Придётся хитростью. Макс вздохнул, ополоснул кружку в бочке с дождевой водой и поднялся в дом.

– Дядь Ген, пошли, покурим?

– Ты ж не куришь! – удивился дядька.

– Ты покуришь, я рядом постою, – миролюбиво предложил Макс. – Побеседуем…

Дядя Гена бросил взгляд на жену, задремавшую в кресле, и поднялся, отложив «Комсомолку».

– Ну, пойдём…

Они отошли к сараю, сели на нагретые солнцем брёвна.

– Поговорить хотел? – поинтересовался дядька, прикуривая. – Если опять про дом – долю не продам, сразу говорю! – Он затянулся и выпустил струю дыма. – Память – это святое!