Я сижу в темноте. Тишина гудит, как старый сервер, который вот-вот сдохнет. Провода вокруг как змеи или черви: холодные, липкие. Пахнет металлом и чем-то горелым. Может, это я горю? Ха! Неплохая шутка. Проверяю пульс — живой. Пока.
Свет мигает где-то вдали, тусклый, как надежда идиота. Мой стол - это хаос: экраны, железки, чашка с чем-то чёрным. Кофе? Чай? Кровь? Не помню, когда пил в последний раз. Это не важно. Важно другое: сегодня я стану богом. Или трупом. Пятьдесят на пятьдесят. Люблю такие ставки.
Код на экране передо мной - мой шедевр. Ледяной, чистый, острый, как нож в горле. Перенос сознания. Люди веками мечтали, а я взял и сделал. Ну, почти. Осталось нажать "запустить". Пальцы дрожат? От страха? Нет. Это адреналин. Или безумие. Или и то, и другое.
Сзади послышались шаги. Знакомые. Тяжёлые, но осторожные, как будто он боится наступить на мину. Это Дэн. Мой "друг". Единственный, кто не сбежал, когда я начал ломать мир. Притащил оборудование, помогал с тестами. Смешно: он до сих пор думает, что понимает меня.
— Люсид, ты уверен? — голос у него дрожит, как у ребёнка перед первым прыжком в воду.
— Нет, — ухмыляюсь, не оборачиваясь. — Поэтому и делаю. Ин-те-рес-но.
Он молчит. Пялится, наверное. Всегда смотрел так, будто я зверь в клетке. Может, он прав. Может, я и есть зверь. Только клетка - это весь этот мир, и скоро я её разнесу.
— Запускай, — говорю. Шлем на голове. Шприцы со специальным раствором в венах. Холод. Тишина. Потом гул. Машина оживает. Голова трещит, будто кто-то вбивает гвозди. Хорошо. Значит, работает.
Свет гаснет. Тьма. Но вскоре слышится голос Дэна. Ближе, чем должен быть. Прям над ухом.
— Прости, Люсид. Ты слишком... слишком психованный.
Щелчок. Курок? Нет, замок на двери. А затем шаги. Много. Тяжёлые ботинки. Убийцы. Корпоративные псы. Боль в шее — игла? Код на экране горит красным. Откуда знаю? Чувствую. Ошибка. Предательство. Ха! Я знал. Знал? Нет, надеялся. Хотелось увидеть, как далеко он зайдёт.
— Теперь ты знаешь, что чувствовали все твои жертвы, — шепчет Дэн. И это последнее, что слышу.
Голова плавится. Мир ломается. Я ломаюсь на части.
А потом тишина. Не дышу. Не вижу. Только чувствую... что-то мокрое. Сырое. Открываю глаза. Не мои глаза. Чистые. Новые. Хорошо видящие. Где я, мать твою?
Пол подо мной мокрый, липкий, неудобный. Грязь впиталась в кожу, как хищная пиявка. Осматриваюсь внимательней: сарай из кучи ржавых листов металла, криво сколоченных гвоздями и проволокой, что, кажется, сдуется от первого пинка. Сквозь щели в стенах сочился тусклый свет луны с улицы. В дальнем углу валялись кости: человеческие, обглоданные, с остатками сухожилий.
Пахнет гнилью, мочой и чем-то сладковатым, от чего желудок норовит вот-вот вывернуться. На потолке висела лампочка, мигающая, как будто вот-вот сдохнет, а под ней груда тряпья, рваных проводов и какого-то мусора. Стол из деревянного ящика, на нём нож, кривой и тупой, рядом пара пустых банок с засохшей бурой жижей.
Я лежал, не шевелясь. Голова трещала, будто кто-то вбил в неё ржавый штырь и теперь крутил по часовой стрелке. Это что, глюк? Код сбойнул? Последнее, что помню: гул машины, провода, тьма. Нет, не тьма. Боль. А теперь это. Тело чужое. Лёгкое. Слишком мягкое. Ни металла в костях, ни жжения самодельных имплантов. Сердце бьётся, но медленно, как у зверя перед прыжком. Шевелю пальцами - мои? Не мои? Кожа чистая, без шрамов, без проводов. Это не я. Или я? Ха! Смешно. Если это симуляция, то слишком милая.
Неожиданно раздались голоса. Два. Хриплые, как ржавые шестерни. Один ближе ко мне, второй у стола. Странно, я ведь никого не видел.
— Смотри, какой свежак, — первый, с присвистом, будто зубов нет. — Кожа гладкая, ни железа, ни дыр. Продадим — озолотимся.
— Продадим? — второй ниже, глуше. — Ты еблан, что ли? Это мясо. Сочнейшее! Когда ещё такое найдём? Я неделю жру только помои и крыс дохлых.
— Да ты чё, оно же чистое! За него на рынке дадут имплант, новый, с полноценной сетью, а крэшей отвалят на год вперёд!
— Имплант? Крэши? Ты совсем кукухой тронулся, придурок?! — Заорал второй. — Да его отберут как только мы первой банде на глаза попадёмся, а нас рядом прикопают!
Послышались шаги, один из них подошёл ко мне и наклонился. Вонь от него как от помойки в летнюю жару. Рассматриваю его через приоткрытые глаза: лицо в тенях, но вижу щербатую ухмылку. А в руке нож дрожит.
Глюк? Нет. Слишком реально. Запах. Холод. Боль в затылке. Это не программа. Это тело. Чужое. И эти уроды хотят меня сожрать. Меня-я?! Ха-а-а. Чудненько.
Глаза открываю медленно. Первый дёрнулся, перехватил нож поудобнее. Второй ржёт:
— О, живой! Ещё лучше, свежак с душой вкуснее!
Душой? Я им покажу свою душу. Рука сама тянется: не думаю, просто действую. Пальцы вцепились в его запястье, хруст, нож падает. Перехватываю. Он орёт, но поздно — второй удар в горло, хрип, кровь брызжет на лицо. Тепло. Приятно. Второй кидается, но я уже на ногах. Тело слабое, но лёгкое. Увернулся, схватил какую-то тяжёлую банку с пола, вмазал ему в висок. Раз, два. Череп треснул, как скорлупа, к ногам рухнуло второе тело.
Тишина. Только лампочка мигает. Глубоко дышу. Смотрю на руки, потираю ладонями, размазывая по ним кровь. Ухмыляюсь. Не глюк. Не мой мир. Но я здесь. И я проснулся!
В углу что-то блестит. Очки. Грязные, треснутые, с проводком на дужке. Поднимаю. AR? Ха! Может, хоть это мне расскажет, где я, мать вашу, оказался.
Но сначала вылез из хижины, пригнувшись, чтоб не задеть ржавый косяк. Снаружи мрак ночи, только неон небоскрёбов вдали говорит о наличии хоть какой-то жизни. Воздух тяжёлый, воняет горелым пластиком и чем-то кислым. Кругом свалка: груды железа, обломки какой-то техники, мешки с гниющим мусором. Хижина стоит на самом её краю, около дороги, что уходит куда-то в темноту. Никаких звуков, кроме работающего генератора, да где-то вдалеке воет сирена, и крысы шуршат в темноте. Ха, довольно оживлённо! Никого. Но из людей только я и два трупа внутри. Пока безопасно. Ха! "Пока" — смешное слово здесь.
Тридцать минут тянулись долго. Слишком долго, настолько, что я даже подумал, что меня кинули, но громила вернулся. Один. Без толпы дружков, без арматуры, только с мешочком в лапе. Жалко. Ха. Хотелось бы крови, криков, мяса. Но крэши тоже неплохо. Кстати, пока ждал его, заскучал и за полчаса накатал анализатор для своих очков — просто чтобы ловить сигналы от всех устройств в округе, получать больше информации и всякое такое. Врубил его, а он вдруг показал, как крэши привязываются к владельцу, пингуя его ID через очки или имплант. Местные придурки считают, что на крэши насрать и их никто не отслеживает, а они светятся как огромный маяк для светлячков.
Сразу залез в настройки очков и поменял конфиг: теперь любой крэш, попавший ко мне, не видит мои очки. Они болтаются "ничьи", без привязки. Сохраняю, очки жужжат, перезагружаются и я облегчённо выдыхаю. Как будто всё это время ходил с голой жопой, а теперь прикрыл её.
Правда, это палевно. Если суммы пойдут крупные, система учует бесхозные монеты — и привет, какие-нибудь киберкопы, корпораты и прочие ублюдки. Но пока забил хрен, на пару сотен монет никто не побежит, тем более, что система вся кишит багами и пропажу даже нескольких десятков тысяч, вполне спишут на какой-нибудь схрон главаря банды.
Громила швыряет мешок. Внутри сто пятьдесят. Могу не пересчитывать, очки могут показать и это. Тяжёлый, звенит.
— Отпусти его, псих, — рычит он, грудь выпячивает, но голос дрожит. Какой грозный. Смешно.
Я напеваю — рвано, низко:
— Кровь-красна, кость-бела, приходи ко мне сюда-а… — хихикаю, шагаю к тощему. Он в грязи, нога кривая, скулит. Хватаю его под локоть, тяну вверх. Слабый, лёгкий, как мусор на ветру. Он шатается, я держу. Близко. Слишком близко. Улыбка режет лицо, язык сам скользит — лижу его щёку. Солёная. Грязная. Вкусно. Ха-а-а. Он дёргается, Громила рычит, но молчит. Боится.
— Приходите ещё, — шепчу, глаза горят. — Берите друзей. Больше людей — веселее вечеринка. Да-а.
Отпускаю. Тощий падает, ползёт к брату. Они уходят, оба сильно хромая, и испуганно оглядываясь назад. Я хихикаю, мешок приятно тянет руки. Деньги. Мои. Мир не видит меня. Но скоро увидит. Ха. Очень скоро.
Голод рвёт меня изнутри, желудок воет, голова кружится, мысли — острые, ломаные. Хихикаю. Надо жрать. Сейчас. Шаг к толстяку резкий, он дёргается, глаза круглые.
— Где тут лучшая еда? — голос срывается, но оскал на месте.
Он бормочет, тычет пальцем куда-то влево. Очки мигают и обновляют карту показывая путь меж прилавков. Быстро иду. Жрать. Срочно! Грязь чавкает под ногами, толпа шарахается в стороны. Неон вдалеке режет глаза, вонь бьёт в нос — масло, пот, гниль. Метка ведёт к лотку — кривой ящик, над ним лампа, мигает, как в припадке. Продавец — тощий, с имплантом в черепе, жуёт что-то сам. На прилавке — куски мяса, чёрные, в соусе, воняет кислятиной.
Бросаю пять крэшей, беру кусок.
— Это точно не человечина? — хихикаю, зубы блестят.
Он сплёвывает, ухмыляется:
— Не-е, брат, крыса. Свежая. Ещё вчера поймал!
Я кривлюсь, будто расстроился.
— Жалко. Доплатил бы за человечину. Вкуснее ведь.
Продавец щурится, голос становится заискивающий:
— Доплатишь - будет тебе особое блюдо. Есть запасец.
Ха. Смешно. Но отказываюсь. Жру крысу. Жёсткая, кислая, дерьмо полное. В прошлом мире — эх, времена-а… Личный повар, лучший на планете. Взломал его мозг, заставил готовить шедевры. Стейки, вино, десерты. Вчера ещё жрал. Сегодня — это. Ха-а-а. Проглотил, желудок успокаивается, безумие отступает. Чуть-чуть.
Беру ещё — порцию для толстяка и запас в дорогу. Крэши звенят, продавец молчит. Возвращаюсь. Толстяк всё ещё у лавки, трясётся, железки в руках дрожат.
— Сворачивай тут всё, — командую, голос холодный, но во взгляде безумие. — Веди к себе. В берлогу.
Он кивает, суетится, роняет шестерню, подбирает.
— С-спасибо… я… я не могу отплатить… — заикается, пот течёт по жирному лбу.
Я хихикаю, наклоняюсь ближе, шепчу:
— О, ты сделаешь для меня кое-что… очень особенное.
Он бледнеет, глаза бегают, губы дрожат. Думает, ха, про интим. Смешно. Мне нужна техника, его руки, его мозг. Но пусть боится. Пусть гадает. Ха-а-а. Идём. Он впереди, я сзади, жру крысу на ходу. Вкусно? Нет. Полезно? Точно нет. Но надо.
Халупа толстяка — дыра. Вонь бьёт в нос, мыться тут явно не принято. Да и воды почти нет. Один какой-то ржавый бак, да и тот с мерзко-мутной жижей. Стены кривые, из листов металла, скреплены проволокой и гвоздями, которые беспорядочно торчат. Пол завален хламом: рваные провода, треснутые очки, браслеты с мёртвыми чипами, шестерни, куски дронов, надувная секс кукла. Жирный извращенец. Кто же с дронами развлекается? В углу лежит груда железа и каких-то запчастей. Любопытно. Лампа на потолке мигает, как и большинство электроники тут, а запитана от генератора. Правда на чём они работают настолько долго и бесперебойно, я ещё не выяснил. Кровать, просто матрас на полу, чёрный от грязи, рядом ящик, на нём банка с бурой жижей. Фу. Дом? Нет. Свалка. Моя свалка теперь.
Глаза цепляются за планшет — старый, потёртый, экран в паутине трещин. Хватаю. Пальцы давят кнопку, раз, два — мёртвый. Ничего. Бросаю на пол, планшет разбивается. Нужна техника. Живая. Много. Очки, домашняя техника, VR шлемы — всё, что дышит кодом. Взломаю. Разберу. Сделаю своим. Захвачу мир!
Толстяк стоит, пялится, рот открыт, сопли блестят. Не понимает меня. Ха-а-а. Почему он вообще жирный? Тут жрать нечего, а он ходячий мешок сала. Смешно. Лезу в пакет, кидаю ему крысу, надо держать его сытым, а то не удивлюсь если проснусь от того, как он грызёт мои пальчики, ха-а!
— Жри, — хихикаю. — Сдохнешь ещё, голодный. Хотя куда тебе, ха.
Он ловит, руки дрожат, смотрит на неё, потом на меня.
— С-спасибо… я… я поем, да… — бормочет, откусывает, чавкает. Лицо разглаживается, щёки розовеют.
— Город, — командую голосом не терпящим возражений. — Что знаешь? Говори. Быстро и чётко.