Лужи

Кукла

Что с тобой, молачливая, бледная кукла?
Отстранённо за всем наблюдаешь, как будто
Собираешься что-то сказать, но не можешь,
Потому что фарфор заменил тебе кожу.

Неподвижен зрачок под исстёршейся бровью,
Жутко платьице красное съедено молью,
Крошки-пальчики сжались в мужицкий кулак -
Ты скрываешь всё это, уйдя в полумрак.

Ты лежишь и не можешь вздохнуть по любви.
Принц из сказки ворота тюрьмы не открыл,
Фея палочкой не постучалась в окно,
Кудри-локоны пылью покрылись давно.

Не гуляешь в волшебном лесу, не поёшь,
Не увидит никто драгоценную брошь,
Не истопчешь на пышном балу каблуки.
Перестала подарком ты быть дорогим.

Что с тобой, молчаливая, бледная кукла?
Почему в тихой комнате так неуютно?
Никуда из неё тонким ножкам не деться,
Не стучит и не дышит стеклянное сердце.

Плач по востоку

Усмирила кровавую пустошь луна.
Одинокому страннику хочется ласки.
Неустанно несёт на себе колейхан
Его алчную жажду увидеться с сказкой.

Обветшалое сердце зовёт на восток
Залечить нанесённые страстью увечья,
Перестать стыть, как в русскую стужу росток,
Вернуть счастье, ушедшее так быстротечно.

Под копытами стонет песчаное море,
И лукавые звёзды моргают с небе.
Позабыв об ошибках, предательствах, боли,
Мчится он в белоснежное царство чудес.

Недовольно глядит молчаливый верблюд,
Потерявший в волшебных краях свою дочку.
Раздуваясь от смеха, шакалы орут,
Доедая остатки искромсанной бочки.

Когда солцне кусало, верблюды бежали
От беспомощных криков, девчоночьих мольб.
Что-то страшное их позади догоняло,
И из сотни горбов теперь бродит лишь горб.

Что-то долго рычало, гремело, ревело,
Забирало детей, как в чудовищных снах.
Озарялись багровые реки на белом-
Отпечаталось это в верблюжьих глазах.

Далеко-далеко восседает мечеть,
Где, не зная помады и свежести роз,
Исхудавшая девочка хочет прилечь,
Спрятав носик в чачване, промокшем от слёз.

Жёлтая комната

Так странно входить в эту комнату жёлтую,
Где люстра горит не сильнее лампадки,
На сером ковре оставлять свои тапки,
И взглядом уставшим вгрызаться в обои.
Огромный диван отзывается болью
В спине и раздавленной буднями шее.
Закрыто окно. Холодны батареи,
Обсыпанные волосатой мукою.
Мукою. А может, и мукой. Не знаю.
Но помню, что маленький кубик в углу
Ворчал непрерывно, неся ерунду,
Ворчал ежечасно, не переставая.
Давно, хоть трещит голова, что недавно.
Недавно тут стало безжалостно тихо.
Недавно иконы закрыли мне выход.
Недавно лишился морального права
На выбор: успеть или спиться к чертям.
Так вот не успел. Остаётся бутылка,
Где солнечный зайчик купается бликом.
Нетронутый хлеб. Одинокий стакан.
Недавно такой же стоял на могиле,
Которую быстро лопаты зарыли,
А я шевельнуться не мог, истукан.
Потом возвращался по грязной дороге
В машину. Уехать, не зная куда,
Малюя губами, что время вода,
Что шрамы проходят, угодно так Богу,
Что он не оставил своих полномочий
За кислую взятку лукавому змею,
Что правда нас там безвозмездно пригреют,
Простив нам грехи, богохульство и прочее.
Не может же всё оборваться вот так
Бесславно, ничтожно, в холодной земле?
Нельзя провести по любимой руке
Своей безобразной рукой никогда?
Не верю! Нам плохо жилось в этой жизни.
Не стану оправдывать глупую ругань,
Но мы заслужили хотя бы друг друга
Там после свечей и законченной тризны.
Ведь я-то живу. Иногда хорошо.
Но чаще не очень. С поломанным сном
Ползу, как ползёт по жуку колесо,
Неважно - на крест или толстый рожон,
Давно, но недавно пронзивший меня
Лучом желтизны, где разбился об люстру
Рассвет, и в бутылке пока что не пусто,
И давит, и давит виною стена.

Ночной туман

Старик-туман разлёгся вдоль дороги,
Любуясь обнажённою луной.
Ни лап деревьев, ни горящих окон
Не тронуть сквозь сиреневый покров.

Сычи стрекочут, спрятавшись в дупле.
Незримый дух уносит листья прочь,
И где-то там в непобедимой мгле
Вздыхает томно по кому-то ночь.