Грязь не была просто грязью в Королевстве Эльдария. Она была памятью. Впитывала дожди, кровь и проклятия, густела в липкую, дурно пахнущую кашу, которая цеплялась за сапоги с упорством грешной души. И именно от этой памяти всеми силами открещивался принц Альдер, наследник престола, чья душа, как и его замок, жаждала лишь стерильного порядка.
Воздух в тронном зале был неподвижным и надушённым, словно в гробнице дорогой усопшей. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь витражные стекла, рисовали на отполированном до зеркального блеска мраморе разноцветные пятна, бессильные перед холодной торжественностью зала. Альдер стоял у окна, наблюдая, как капли дождя, оставшиеся после утреннего ливня, скатываются по стеклу. Каждая оставляла за собой мутный след. Он сжал пальцы. Ему казалось, он чувствует эту влагу сквозь камень, эту вездесущую сырость, подтачивающую фундамент его мира.
— Ваше Высочество, совет ждёт вашего мнения по поводу сбора урожая в западных провинциях, — голос первого советника, лорда Каэла, прозвучал как скрип двери в гробницу.
Альдер медленно повернулся. Его взгляд скользнул по лицам советников, застывшим в почтительных масках, и упал на дубовый стол. На столе, рядом с картой провинций, стоял хрустальный кубок с вином. И прямо под ним, на отполированной древесине, расплывалось мокрое, липкое кольцо. Кто-то поставил кубок, не подложив подставку. Небрежность. Непозволительная, раздражающая, *грязная* небрежность.
Пальцы Альдера сжались в кулак. Он видел не просто лужу. Он видел, как влага впитывается в дерево, деформирует его, оставляет несмываемое пятно. Как та сырость за окном.
— Урожай, — его голос прозвучал резко, заставив советников вздрогнуть. — Собирать. Сушить. Хранить в проветриваемых амбарах. Или вы, лорд Каэл, предлагаете оставить его гнить под осенними дождями, чтобы к весне у нас вместо зерна была плесень, по которой можно будет изучать географию королевства?
В зале повисла тишина. Каэл, старый воин со шрамом через глаз, покраснел. Альдер поймал себя на мысли, что его раздражает даже то, как советник жуёт — небрежно, чуть чавкая. *Животное*. Но животные, по крайней мере, не притворяются.
— Прошу прощения, Ваше Высочество, — пробормотал Каэл. — Я лишь хотел сказать, что дожди…
— Дожди — это испытание, — перебил Альдер. — Испытание на прочность. Нашей инфраструктуры. Нашего терпения. Нашей чистоты. Я не потерплю гнили в своём королевстве. Ни в амбарах, ни в головах.
Он отдёрнул руку от стола, будто боясь прикоснуться. Его мир был хрустальным шаром, идеальным и хрупким. И он чувствовал, как извне что-то огромное и грязное давит на стекло, угрожая раздавить его в порошок. Этим «чем-то» было само королевство Эльдария — древнее, пропитанное магией, которую давно пора было упорядочить, как книги в библиотеке. Магия была таким же источником хаоса, как и дожди. Неконтролируемая энергия, порождающая чудовищ, проклятия и… болота.
Мысль о болотах заставила его содрогнуться. Запретные топи на южной границе были воплощением всего, что он ненавидел. Бесформенность, влага, гниение, кишащая жизнь. Туда не ступала нога цивилизованного человека. Туда боялись совать нос даже самые отчаянные охотники за сокровищами. Там царил хаос. И именно туда, спустя час, мчался Альдер на своём вороном жеребце по имени Ноктюрн.
Охота. Ежегодный ритуал, призванный продемонстрировать силу и доблесть короны. Альдер ненавидел его. Он ненавидел пот, липкую кровь на руках, землю, прилипающую к сапогам. Но это был долг. Спектакль для придворных, которые сейчас скакали за ним, весело перекликаясь, словно отправлялись на пикник, а не на убийство.
— Ваше Высочество, олень ушёл в чащу! — крикнул один из егерей.
Альдер лишь кивнул, пришпорив Ноктюрна. Он знал, что олень не туда побежал. Он почуял нечто другое. Тягучий, сладковато-гнилостный запах, плывущий с юга. Запах болота. Его личный вызов. Сегодня он не просто охотился. Он бежал. Бежал от духоты тронного зала, от мокрых кругов на столе, от собственной брезгливости, которая с годами превращалась в манию. Ему нужно было доказать самому себе, что он может столкнуться с грязью лицом к лицу и выйти победителем.
Он резко свернул с тропы, углубившись в старую, заброшенную чащу. Крики свиты быстро затихли позади, поглощённые густым мшистым лесом. Воздух стал тяжёлым, влажным. Солнце едва пробивалось сквозь переплетение крон, окрашивая все в зеленовато-болотные тона. Тишина была неестественной, звенящей. Давление на хрустальный шар его мира нарастало.
И вот он увидел его. Границу. Ровная, ухоженная земля обрывалась, как будто ножом срезанная, уступая место зыбкой, пузырящейся поверхности топи. Заболоченный край, поросший чахлыми, кривыми деревьями, укутанными в клочья серого мха, растянулся насколько хватало глаз. Воздух звенел от мошкары и пения невидимых существ, звук которых был похож на скрежет зубов.
Альдер спешился, с отвращением глядя на то, как копыто Ноктюрна погружается в мягкую почву у самой кромки. Он привязал коня к сухому суку, чувствуя, как каждый нерв в его теле кричит, требуя вернуться назад, в чистоту и порядок.
— Ты победил, — прошептал он, обращаясь к болоту. — Ты существуешь. Но я пришёл посмотреть тебе в глаза.
Он сделал шаг. Ещё один. Сапог с хлюпающим, отвратительным звуком утонул в чёрной жиже. По спине побежали мурашки. Он заставил себя идти дальше, пробираясь между кочками, с которых, словно слезы, стекала мутная вода. Он не знал, что ищет. Может быть, надеялся найти здесь какой-то артефакт, доказательство того, что даже в этом хаосе можно навести порядок. Или просто хотел испытать себя.
Именно тогда он увидел её.
На большой плоской лилии, лежавшей на поверхности тёмной воды, сидела лягушка. Но такая лягушка, каких Альдер никогда не видел. Она была крупнее обычной, её кожа отливала не просто зелёным, а каким-то глубоким, почти металлическим изумрудным оттенком. И глаза… Боги, глаза. Они были огромными, умными и сияли ярким, чистым изумрудным светом, словно два отполированных камня.
Тишина, последовавшая за словами лягушки – нет, Лиры – была густой, звенящей и невыносимой. Давление, которое Альдер чувствовал на своём хрустальном мире, сжалось в тугой, грязный комок в его горле. Слово «полизать» эхом отдавалось в его черепе, вызывая непроизвольный спазм глотательных мышц.
Он смотрел на земноводное, сидевшее на лилии с видом королевы на троне, и его разум отчаянно искал лазейку. Ошибка в переводе со старого наречия? Галлюцинация, которая вот-вот рассеется? Но изумрудные глаза Лиры смотрели на него с такой ясной, уставшей реальностью, что все надежды рушились.
— Ты не шутишь, — наконец прошипел Альдер. Это был не вопрос, а констатация краха его прежней жизни.
— Моя способность шутить ограничивается сарказмом и язвительными комментариями, — ответила Лира. — Прямые шутки требуют слишком много энергии. А её у меня уходит на то, чтобы не впасть в экзистенциальный ужас от собственного существования. Так что, нет. Не шучу.
Альдер медленно, будто каждое движение причиняло ему физическую боль, опустился на корточки. Грязь с противным чмоканьем облепила его сапоги.
— Я не могу этого сделать, — повторил он, но теперь в его голосе звучала не столько брезгливость, сколько отчаянная мольба. — Ты же понимаешь? Я наследник престола. Моё достоинство…
— …будет непоправимо запятнано, если кто-то узнает, что ты лизал лягушку в запретном болоте, — закончила за него Лира. — Согласна. Это ужасный пиар-ход. Но, если подумать, какой у тебя выбор? Оставить меня здесь и жить с мыслью, что ты мог спасти принцессу, но предпочёл сохранить мнимое достоинство? Это ведь тоже не лучшая история для будущего короля. «Король, который бросил даму в беде». Звучит не по-рыцарски.
Она била точно в цель. Альдер был пойман в ловушку собственного воспитания. Доброта и долг боролись в нём с патологической чистоплотностью. Проиграть не могла ни одна из сторон.
— Может быть, есть другой способ? — слабо надеясь, предложил он. — Заговор? Зелье? Испытание силой?
— О, милый, наивный принц, — Лира покачала головой. — Ты так мило веришь в сказки. Нет. Проклятия, особенно столь… креативные, как у Морганы, работают по строгим правилам. Это символ. Гордыня должна быть унижена. Твоё — физически. Моя… ну, моя и так уже втоптана в эту грязь. Ритуал должен быть совершён. Вся соль именно в его отвратительности.
Альдер закрыл глаза, пытаясь собраться с духом. Он представлял себя на турнире, лицом к лицу с закованным в сталь рыцарем. Это было проще. Там были чёткие правила. Здесь же правила устанавливала какая-то сумасшедшая ведьма, издевавшаяся над самими основами мироздания.
— Хорошо, — выдохнул он, не открывая глаз. — Но… с чего начать?
Прозвучавший вслед за этим вздох Лиры был полон такого неподдельного страдания, что Альдер рефлекторно приоткрыл веки.
— Боги, — простонала она. — Ты даже этого не знаешь. Ладно. Считай это королевским указом. Подойди ближе. Но, ради всего святого, не дыши на меня. От тебя пахнет замком и страхом. Смешано, надо сказать, не лучшим образом.
Альдер, краснея от унижения, подполз ближе. Запах болота – сладковатый, гнилостный – ударил в нос с новой силой. Теперь к нему примешивался и её собственный аромат – влажной земли, тины и чего-то древнего, дикого.
— Теперь, — скомандовала Лира с видом опытного дрессировщика, — представь, что я не лягушка. Я… редкий цветок. Или драгоценный камень. Который нужно… очистить. Да, звучит не лучше. Ладно, просто сделай это. Быстро. Как глотаешь горькое лекарство.
Альдер сглотнул комок в горле. Его сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди и сбежать обратно в замок. Он медленно, с тремором в руке, наклонился. Лицо его было искажено гримасой предвкушаемой пытки.
— Подожди! — внезапно крикнула Лира.
Альдер замер в сантиметре от её зелёной спины.
— Что?! — вырвалось у него с рычанием.
— Ты собираешься лизать меня *тут*? — с неподдельным ужасом спросила она. — В середину спины? Милый мой, ты что, никогда лягушек не лизал? Хотя какой я задаю дурацкий вопрос. Конечно, не лизал.
— А где, по-твоему, надо?! — взревел Альдер, отскакивая и чуть не падая в воду.
— Ну, я не эксперт по ритуальному лизанию, но логика подсказывает! — парировала Лира, её изумрудные глаза сверкали от возмущения. — Голова! Макушка! Лоб! Место, где, условно, находится разум, душа, все такое! А не то место, куда мне порой садятся стрекозы! Это же элементарно!
Альдер смотрел на неё, не в силах вымолвить ни слова. Он, выпускник лучших академий Эльдарии, знаток этикета и стратегии, только что получил выговор за неправильную технику лизания земноводных. Его щеки пылали.
— Хорошо! — просипел он. — Голова! Прекрасно!
Он снова наклонился, целясь в пространство между её глазами. Его язык, абсолютно сухой от нервного напряжения, казался ему куском грубого сукна.
— И не высовывай его, как змея! — послышался очередной сапожный комментарий. — Это же не дуэль на шпагах! Короткое, быстрое движение! Как будто пробуешь мороженое, которое тебе не нравится!
— МОЖЕТ, ТЫ САМА ЭТО СДЕЛАЕШЬ? — сорвался наконец Альдер.
Наступила пауза.
— Проклятие, увы, не позволяет, — с притворной скорбью ответила Лира. — Иначе я бы уже лет двадцать назад сама себя вылизывала до блеска, как кот. Ладно, ладно. Извини. Делай как знаешь. Просто… сделай.
Альдер глубоко вдохнул, закрыл глаза и, отключив все мыслительные процессы, резко рванулся вперёд.
Это было хуже, чем он мог представить.
Кожа была не просто холодной и влажной. Она была бугристой, шероховатой. На языке остался вкус… пруда. Старого, илистого пруда, тины, чего-то минерального и горького. Он почувствовал, как по его позвоночнику пробегает судорога, а желудок предпринял отчаянную попытку подняться в горло.
Он отпрянул, давясь и сплёвывая, пытаясь избавиться от вкуса, который въедался в вкусовые рецепторы, словно кислота.
— Фу… Боги… — хрипел он, вытирая рот рукавом. — Это ужасно…