Лягушка в кипятке

1

Покачиваясь на тонких каблуках, она рассматривает картины в приёмной.

Я знаю, кто она.

Любовница моего мужа.

Я знаю, что она хочет мне сказать.

«Ваш муж любит меня», «Я жду от него ребёнка», «Он с вами разведётся» — всё вместе или по отдельности. Возможно, другими словами.

Молодая, стройная, красивая. Здоровая.

— Валентина Александровна! — подскакивает со своего места Маша, мой секретарь, увидев, что я стою в дверях. — Из «Бизнес-Консалтинг» прислали к встрече документы, они у вас на столе, и вот эти договора подпишите, пожалуйста. Юристы согласовали на наших условиях.

Я встречаюсь глазами с «гостьей», что оборачивается на галдёж секретаря, мы пару секунд изучаем друг друга, а потом я опускаю глаза в бумаги.

— Давно она здесь? — тихо спрашиваю секретаря, ставя росчерки.

— Минут пятнадцать, — так же тихо отвечает Маша, переворачивая листы.

— Представилась?

— Нет. Сказала по личному вопросу. Я предупредила, что вы на совещании и я не буду вас беспокоить. Она ответила, что подождёт. Простите, надо было её выставить?

— Нет, нет. Всё в порядке, — закрываю я папку. — «Бизнес-Консалтинг» согласуй на завтра.

— До или после обеда?

— Лучше до.

Сдерживаюсь машинально что-нибудь поправить: волосы, блузку, юбку и вхожу в приёмную.

— Валентина? — шагает ко мне девушка.

— Александровна, — взмахом руки приглашаю её в кабинет.

— Я… — теребит она ремешок сумочки, когда дверь за её спиной закрывается, — любовница вашего мужа.

Равнодушно подхожу к столу. Равнодушно перебираю бумаги, что уже наложили стопой.

— Имя у любовницы моего мужа есть?

Документы, что нужно просмотреть — в одну сторону, письма — в другую.

— Я Женя. Евгения, — прочищает она горло.

— Очень приятно, Евгения, — выуживаю из груды бумаг те самые от «Бизнес-Консалтинг». Ну наконец-то! — И зачем я вам понадобилась?

— Вы вообще слышали, что я сказала? — нервничает девушка.

Так, ничего особенного. Ни рыба ни мясо. Не уродина, но не красавица. Талия тонкая, но волосёнки жиденькие. Фигурка вроде неплоха, но мордашка простовата. Нос курносый. Брови видно за версту. А вот интеллект… интеллект надо постараться, чтобы найти.

— Вы любовница моего мужа, — поднимаю я глаза. — Что-то ещё?

— А этого недостаточно? — передёргивает она конопатыми плечиками.

— Для чего?

— Для всего, — лицо у неё, что называют «с субтитрами». На нём читается всё. Возмущение. Недоумение. «Чего непонятного?» — тоже словно звучит.

— Что вы понимаете под словом «всё»? — я демонстративно смотрю на часы. — У меня через десять минут встреча, но я надеюсь, вы уложитесь?

Я вру, встреча через час, но девчонке и пяти минут хватит.

— Вам всё равно, что муж вам изменяет? — взрывается она.

Как же хочется сказать: «Нет. Это ранит. Обижает. Убивает. До сих пор разбивает мне сердце».

Ответить: «Мне пятьдесят, я старею, и это чертовски больно — терять красоту и молодость. Да, неизбежно. Но больно всё равно».

Объяснить: мужчины стареют иначе. Природой в мужчину заложен «эффект новизны»: острое желание он испытывает только к новой партнёрше. Вся их жизнь — борьба с собой и тестикулами. Тестикулы требуют спариваться и искать партнёршу помоложе. А морально-волевые — хранить верность единственной женщине, уважать её и заботиться. И как бы нам ни хотелось перекроить мужчин на свой лад, придумать, какими они должны быть, и требовать, чтобы соответствовали — мужчины другие. Редкие женщины это понимают, но и нам от этого не легче.

Конечно, всего этого я не скажу.

— А вы пришли узнать о моих чувствах? — усмехаюсь я.

— Я пришла сказать, что жду от него ребёнка. И мой ребёнок не будет расти без отца.

— Очень рада за вашего ребёнка. Безотцовщина — это, действительно, плохо. Я вот, например, росла без отца — он всегда был на работе. И знаете, очень завидовала девочкам, у которых были папы, что проводили с ними не только редкие выходные. А вы росли с отцом?

— Вы издеваетесь? — таращит она на меня тщательно накрашенные глаза, закипая от досады.

— Разве я сказала что-то оскорбительное? — деланно удивляюсь я.

— Ваш муж со мной спит, а вы хотите знать, был ли у меня отец?

— Учитывая, что мой муж по возрасту как раз годится вам в отцы, думаю, это сыграло немаловажную роль, раз вы выбрали именно его. Как-то это называется, — нарочито задумываюсь, — тяга к взрослым состоятельным мужчинам, какой-то синдром, запамятовала. Хотя знаю подходящие вашему случаю синонимы. Расчёт. Корысть. Жадность.

— Да как вы?.. — взрывается она. — Мы с Юрой любим друг друга! И я не какая-то дешёвка, падкая на деньги.

— Ну-ну, не надо так расстраиваться, — откладываю я документы, что всё это время держала в руках. — Конечно, вы не дешёвка. Вон и сумочка фирменная. И платьице дорогое. Юрочка любит наряжать свои игрушки. Но, боюсь, придётся вас разочаровать: вы не первая у него такая красивая. И не последняя, — даже с сочувствием вздыхаю я. — Но со мной он не разведётся. Напрасно вы, милая, рассчитывали, что я вспылю, соберу свои вещички и уйду в туман, оставив вам трёхэтажный дом, квартиру в центре, красивые суммы на счетах и компанию, которую создала с ноля. Этого тоже не будет. А знаете, что будет?

Она гордо вскидывает голову.

— Ничего. Вы отправитесь обратно в свой Подзалупинск с дитём под сердцем, от кого бы вы его, милая, ни нагуляли.

— Да как вы смеете! Это ребёнок вашего мужа.

— Мой муж бесплоден, деточка. Уже лет двадцать как. Так что, увы, собирай свои вещички, свои и те, что тебе купил Юрочка, и чтобы я тебя больше не видела. А увижу, пеняй на себя.

— И что вы сделаете? — бросает она с вызовом.

— Ну, я много чего могу. Могу вежливо попросить тебя уволить. Кем ты там работаешь: официанткой в «Таверне»? Не думаю, что Армен откажет Валентине Самойловой.

— Откуда… вы… знаете? — запинается она.

2

Двадцать пять лет назад…

Я открыла дверь квартиры, оставив за порогом пакеты.

Ушла с работы пораньше. Накупила продуктов, чтобы приготовить праздничный ужин. Всяких глупостей: шариков с надписями, торт, детские пинетки.

Мы так долго ждали две полоски, что я хотела не просто вручить мужу тест, я хотела, чтобы это стало событием, маленьким праздником.

— Ну что мы, как подростки какие-то, — услышала я обиженный голос подруги. — Всё прячемся. Встречаемся тайно. Урывками. Может, пора уже сказать твоей жене?

Я замерла на пороге. Подруге Кате я на всякий случай оставила ключи от нашей квартиры. Но не думала, что она будет использовать её для своих интимных встреч, когда нас нет дома.

Вроде мы на такое не договаривались.

Она была замужем за моим братом, но не сложилось — разошлись, теперь заново устраивала личную жизнь. И вроде не жалко, квартира большая, места много (а я услышала её голос из гостевой спальни, не из хозяйской), но могла бы и спросить, прежде чем водить сюда своих мужиков.

Я уже собралась пойти на кухню. Не стеснятся же мне непрошенных гостей в собственной квартире. Просто не буду им мешать. Но подруге ответил знакомый голос.

— Ничего мы не будем ей говорить. И не вздумай даже поднимать эту тему.

— Но почему, Юр? Нам же хорошо вместе. Мы не чужие друг другу. А хочешь, я тебе ребёночка рожу?

— Ребёнка я хочу от жены. А тебя я хочу трахать. Когда хочу. И как хочу, пока жене нельзя. Мы договаривались, Кать.

— Я помню, помню. Но о чём бы мы ни договаривались, с тех пор многое изменилось.

С тех пор? Я стояла в коридоре не дыша.

— Ты стал хорошо зарабатывать. Валя так и не смогла родить. В первый раз ты хотел отомстить. Потом изнывал от недотраха, когда она уехала. Теперь: пока жене нельзя. Всё это давно переросло во что-то большее, тебе не кажется? Зачем она тебе, когда есть я?

— Зачем? — он усмехнулся. — А зачем мне воздух? Зачем мне солнечный свет? Я люблю её, Кать. Я любил её всегда. И буду любить.

— Любишь её, а трахаешь меня? Ты же понимаешь, что разобьёшь ей сердце, если она узнает.

— Она поймёт.

— А если нет?

— Тогда мы расстанемся. И может, даже разведёмся. Но я снова её завоюю. И снова на ней женюсь.

— Юр, ты дурак? Ты говоришь о любви, а сам трахаешь другую бабу.

— Тебя что-то не устраивает? — зазвенела пряжка ремня. Самойлов натягивал брюки. — Я тебя не держу. Могу трахать тебя, могу другую.

— Меня всё устраивает, — хмыкнула моя лучшая до сегодняшнего дня подруга. — Но меня достало врать твоей жене. Знаешь, если не ты, я сама ей скажу.

— Потеряешь подругу, — холодно ответил он.

— Думаешь, она выберет тебя? — усмехнулась Катерина.

— Она всегда выбирала меня.

— Кроме одного раза, — засмеялась подруга, — того самого, который ты ей так и не простил.

— Тебе пора, — видимо, кинул он ей вещи. В голосе звучал металл.

Я спохватилась, что подслушиваю.

И вместо того, чтобы открыть дверь в спальню и спросить: «Какого хрена здесь происходит?», осторожно вышла и закрыла за собой дверь.

Поспешно спустилась со всеми своими пакетами. Бросила их обратно в машину.

Вывернула со стоянки и припарковалась на другой стороне дороги, откуда был виден подъезд.

Мы всегда дружили. Я и Катя.

Вернее, я, Юрка и Катя. С архитектурного института.

Но она была влюблена в моего брата, а Самойлов всегда был мой. С Катей они чаще собачились, словно оспаривая право на меня. Вечно друг над другом издевались, посмеивались и, казалось, на дух друг друга не переваривали, пока…

Пока что?

У меня не было ответа на этот вопрос.

Я не могла ответить, когда это изменилось.

Я барабанила пальцами по рулю, пытаясь собраться с мыслями.

Какой раз он не мог мне простить? После чего пошёл и первый раз трахнул мою подругу?

На ум приходил только один случай. В далёком университетском прошлом я пошла на вечеринку без него, выпила лишнего и не запомнила, что было потом.

И хотя была уверена, что ничего не было, подруга убеждала меня в обратном.

— Кать, если я с кем и трахалась, — сидела я утром смурная с похмелья, с жуткой головной болью, а она отпаивала меня сладким чаем, — то это был акт некрофилии, и кто-то совокуплялся с моим мёртвым телом, которое мне в тот момент не принадлежало.

— Но для Самойлова всё было не так, — развела руками Катерина.

— Он что, всё видел? Своими глазами?

— Он тебя искал, — подруга неопределённо пожала плечами.

— Ну и хрен с ним, — сжала я виски. — Мы с Самойловым не пара. Он трахается с кем хочет, хоть и бегает за мной.

— Он так не считает. Он был в шоке.

— Ну и пусть катится. Я ничего ему не обещала. Ни любви, ни верности. Ни руки, ни сердца. Вот когда окольцует…

Я не придала тогда значения, откуда она так много знает.

Но неужели это уже тогда? Она сидела на моей кухне и ёрзала по стулу тем местом, где только что побывал член моего парня?

А потом Самойлов сделал мне предложение.

Прошло три года, как мы женаты.

Неужели каждый раз?.. — я потрясла головой, не веря, что каждый раз, когда он злится и ему надо спустить пар, он бегает к Катерине?

Хлопает дверями, уходит. А потом возвращается, проветрив голову, спустив, оказывается, не только пар, и мы спокойно говорим.

Мы всегда говорим. Обо всём. Открыто и честно.

Так, по крайней мере, думала я. А оказалось, у них есть своя грязная тайна.

Я увидела, как Катя выскочила из подъезда.

Вжала газ в пол, чтобы её нагнать.

Визг тормозов… Удар…

3

В тот день я потеряла не только ребёнка.

Я потеряла надежду родить.

В истории нашей семьи, подправленной нами обоими, в тот день я просто ехала с работы с подарками и радостной новостью, что собиралась сообщить мужу, не посмотрела в зеркало заднего вида, прежде чем перестроиться, и попала в аварию. Самойлов же заключил первый крупный контракт и приехал пораньше, чтобы приготовить ужин и отметить наш первый успех.

Эта авария стоила мне не только беременности.

Я сломала несколько костей, в том числе бедренную и тазовую, долгие месяцы была прикована к постели, заново училась ходить и рисковала остаться инвалидом.

Собственная строительная компания, что мы открыли, была моей мечтой, моим желанием и моей целью, но мы думали, я в деле, пока не рожу, а потом муж будет работать, а я сидеть дома с детьми.

Но жизнь распорядилась иначе.

— У меня к тебе только одна просьба, — сказала я Юре, когда он плакал в больнице у моей постели. — Заканчивай с Катей.

— Что заканчивать? — посмотрел он на меня хмуро.

— То, что вы никак не закончите. Ты был прав, я выбираю тебя и сделаю вид, что ничего про вас не знаю, но будь добр: не с ней.

— Не с ней? — удивился он.

— Ну где-то же тебе надо спускать пар, когда мы ругаемся, — усмехнулась я.

— Ты считаешь, мне надо… — начал он.

Я положила ладонь на его руку и покачала головой.

Всё это было ни к чему.

Я никогда не смогу родить ему ребёнка. Это был не диагноз — приговор.

Я, возможно, не смогу подняться с кровати — какой секс.

Мне ничего не осталось, кроме как занять себя работой.

Мои кости срослись. Я встала. Я заново научилась ходить.

Но я так боялась, что муж меня бросит, что научилась работать на опережение.

Он ещё только присматривался к очередной официантке, а мой детектив уже дежурил у её подъезда. Ещё думал, в какой гостинице снять номер, а я уже пригласила девчонку на собеседование.

Это было похоже на одержимость. Но я знала — это просто страх.

Страх его потерять. Страх больше никогда не коснуться его насмешливых губ, не вдохнуть его пьянящий запах, протянуть руку — и наткнуться на пустоту.

А потом он вдруг сказал, что хочет сделать вазэктомию.

— Зачем? — не поняла я.

Мы только что закончили заниматься сексом. Я с трудом дышала, он весь взмок.

— Я не хочу детей ни от кого, кроме тебя, — согнув локоть, подпёр он рукой голову, чтобы меня видеть. — И раз ты не можешь, то я тоже не буду.

— Но это же глупо. Жизнь долгая. Всё ещё может сто раз измениться. Я постарею. Ты влюбишься. И горько пожалеешь о том, что сделал.

— У тебя же нет выбора. Пусть и у меня не будет. Я не вчера это решил, Валь, — обнял он меня и подтянул к себе. — Я хочу быть с тобой.

— Со мной и немножко с ними, — улыбнулась я.

— Они — это другое. А ты — это ты.

— Ты же понимаешь, что относишься к женщинам потребительски. Девчонки ведь планы строят, мечтают, надеются. Презервативы иголками прокалывают. Киски бреют.

— Это их проблемы. Я никому ничего не обещаю. И, в конце концов, не остаюсь в долгу. Я их кормлю, одеваю, трахаю. Не один я получаю от этого удовольствие. Но знаешь, что интереснее всего? Тебя я хочу потом только сильней, — поползла его рука по моему бедру.

— Ты знаешь, что у нас совершенно больные отношения?

— Знаю. И мне плевать. Я люблю тебя такой, какая ты есть. И люблю тебя за то, что ты именно такая. Такой, какой ты была. Такой, какой стала. Такой, какой тебя сделал я.

4

Наше время…

Да, когда-то я боялась, что он меня бросит.

Потом — что не смогу так жить.

Но я всё смогла.

Смогла закончить архитектурный, хотя отец говорил, что я глупа как пробка и, вообще, работать, а тем более зарабатывать деньги — не для девочек. Девочка должна удачно выйти замуж. Чем обеспечит муж — то и её.

Создала собственную строительную фирму, когда свой строительный бизнес отец отдал моему брату, а меня оставил ни с чем.

Подняла компанию с нуля, сделав одной из крупнейших, стабильных и уважаемых.

Заслужила титул Железной леди, кровожадной, беспощадной и непримиримой.

Я смогла даже простить подругу. Целый год, пока она боролась с раком, оплачивала ей лучшие клиники и сидела у её постели, держа за руку, отвлекая разговорами, шутками и добрыми, жизнеутверждающими историями, как она поправится, и мы с ней поедем на ледоколе в Арктику, там будем кормить с руки пингвинов и дружить с белым медведем, или в Африку, где она обязательно влюбится в какого-нибудь покрытого татуировками аборигена, а меня съедят.

Увы, рак оказался сильнее.

Единственное, чего я не смогла — это стать матерью.

Но это счастье мне дарила племянница.

Верочка. Дочь предавшей меня подруги и жадного брата. Подруги, что спала с моим мужем. И брата, поступившего подло, скорее по слабохарактерности, но тоже, по сути, меня предавшего. Брата, что ещё при жизни отца, получил его бизнес, квартиру в центре столицы, и всё, что тот заработал и скопил, единолично. И не счёл нужным поделиться.

Их дочь стала моей отдушиной. Вот такая ирония.

До сих пор не понимаю, как у Игоря с Катей могла родиться такая хорошая, светлая девочка. И как моя гулящая подруга умудрилась забеременеть от бывшего мужа, но факт есть факт: она умерла, оставив ему малышку-дочку.

— Тёть Валь, — тихо позвала Верочка, заглянув в мой кабинет.

— Пора? — открыла я глаза. Посмотрела на часы.

Показалось на секунду, что задремала — так глубоко погрузилась в свои воспоминания, но до встречи ещё было время.

Я потёрла виски. Голова гудела, как вагонное депо.

— Рано, тёть Валь, — так же шёпотом сказала Верочка.

При подчинённых она себе фамильярность не позволяла. На людях мы с ней исключительно на «вы» и по имени-отчеству, но в моём кабинете можно и «тёть Валь».

— Я тебе чай принесла, — поставила она на стол поднос. — Как ты любишь. Травяной.

— Моя ж ты спасительница, — Я подвинула к себе чашку. Вдохнула аромат. — Посиди со мной немного. Расскажи, как у тебя дела. Как учёба?

— Да, ничего. Справляюсь, — устроилась она на стуле напротив. — Диплом вот начала писать. По наследственным делам.

Верочка заканчивала юридический, и я взяла её к себе в юротдел осваиваться, практиковаться.

— Вот как, — я кивнула и отхлебнула чай.

Необычный. Горьковатый, но в то же время освежающий. С привкусом можжевельника и в то же время лесной земляники. Да, травяные чаи я любила, но такой пила первый раз.

— Интересное оно, наследственное право? — спросила я, сделав ещё глоток.

— Из всего, что мы проходили, наследственное мне нравится больше всего. Тёть Валь, — сглотнула она, — хотела спросить. Мне нужны реальные примеры, на которых я буду строить защиту диплома. Можно я в том числе возьму твой?

— В каком смысле? — не поняла я.

— У тебя очень интересный случай. Большой бизнес и отсутствие прямых наследников. Использую для примера «наследования по закону».

— Ну, вообще-то, у меня есть муж, — прищурила я один глаз.

— Я знаю, — хитро прищурилась она в ответ. — И у него собственный бизнес. Я же правильно понимаю, что твоя компания, скорее архитектурное бюро: дизайн, проектирование, сметы. А его занимается непосредственно строительством, отделкой, исполнением ваших заказов.

Я кивнула. Если сильно упростить, можно сказать и так, хотя то, что она назвала «бюро» — всего лишь верхушка айсберга, всего лишь один из бизнесов холдинга, которым я руководила.

И лет десять назад мы с Самойловым действительно поделили бизнес, хотя внешне он до сих пор выглядел единым. Если всё так же, на пальцах пояснить для Верочки суть независимости наших бизнесов: я могла отдавать свои проекты другим подрядчикам, Самойлов работать с другими заказчиками и не обязательно брать мои проекты.

Я даже в его бухгалтерию не лезла, как, впрочем, и он в мою, но вряд ли ей было это интересно. Как и то, что помимо основного бизнеса, я вкладывала деньги в другие проекты, да и речь сейчас шла не об этом.

— Теоретически твой муж может отказаться от наследства или быть лишён его по завещанию, — сказала Верочка. — Как…

Она постеснялась добавить: как тебя (то есть меня) исключили из завещания деда. Я не смогла претендовать даже на часть его активов. Хоть я и не пыталась — и всё наследовал отец Верочки.

— Так и возьми для примера своего отца, — хмыкнула я.

— Отца я уже взяла. Его я использую для показа другого случая. Для «наследования по завещанию», когда право наследования переходит к государству. Государство в отличие от других наследников отказаться от наследования не может, и, например, в случае выморочности имущества, будет рассчитываться в том числе и по долгам. А твой случай… в общем, я ещё не решила, для какого примера его использую. Если у тебя нет завещания, могу составить сама.

— А если есть? — всё ещё с лёгким прищуром спросила я.

— Можешь сделать для меня копию? Твоё имя я, конечно, упоминать не буду. Ну, пожалуйста, — подняла она бровки домиком. — Тёть Валь, ну это же диплом. Там важны не факты, а детали.

— Ладно, — улыбнулась я, — попрошу адвоката, пусть сделает для тебя копию.

— Спасибо! — перегнулась она через стол, чтобы чмокнуть меня в щёку. — Люблю тебя! Побежала.

— Как у вас с Федей-то дела? — остановила я её в дверях.

Мне показалось, она выглядит немного озабоченно. Хмурая морщинка на лбу. Опущенные уголки губ. И дело совсем не в дипломе.