Варя.
Просыпаюсь с совершенно ясным ощущением, что что-то не так.
Рассеянно хлопаю глазами, оглядывая комнату. Устремляю взгляд в окно, за которым уже брезжат первые лучи ленивого зимнего солнца.
И тут до меня доходит, что именно не так.
Время! Чёрт, мы проспали.
Точней, не так.
Мы опять проспали!
Да ещё и в такой важный день!
Срываюсь с постели, босыми ногами шлёпаю по холодному полу. Находу заглядываю в люльку, где мирно посапывает Соня, обхватив пухлыми пальчиками уголок одеяльца.
Спасибо, что хоть сегодня ночью не было концертов, и мне даже удалось полноценно поспать.
Пара-тройка пробежек на кухню за бутылочкой со смесью — не в счёт.
Рывком открываю дверь в соседнюю комнату. Широко распахиваю плотно задёрнутые шторы.
Артём, завернувшись в одеяло, как в кокон, крепко спит. Ну, конечно, ему хоть война, хоть проспали — без разницы.
— Артём! Тёма! — Трясу его за плечо. — Вставай!
— Уйди, а…
— Твоя класснуха меня сожрёт!
— И почему это моя проблема? — Сонно бормочет, отворачиваясь от меня на другой бок.
— Грубиян мелкий! — Шиплю, срывая с него одеяло. — Быстро вставай! Бегом!
Он наконец приподнимается на локтях.
Не успев даже глаза продрать, запускает руку под подушку и вытаскивает телефон. Залипает.
Видок у брата, конечно, тот ещё: глаза красные, лицо помятое, волосы торчком.
— Опять до утра в комп пялился?
— Да нет… — Ворчит.
— Вижу, что нет. Клянусь, я отрублю тебе интернет!
— Не агрись, Командир. — Встаёт с постели и, не отрывая глаз от телефона, плетётся в ванную. — Я такую прогу придумал!
— В который раз я это слышу? Хакер недоделанный.
— Теперь — стопудово. Будем деньги лопатой грести. Вот только запущу её, и тебе вообще работать больше не придётся.
Да мне и так не придётся — как раз позавчера меня выперли из очередного бара, где я в ночную официанткой подрабатывала.
— Тёма, у тебя десять минут на сборы. Я пошла Соньку будить, — бросаю в закрывшуюся перед моим носом дверь в ванную.
Возвращаюсь в зал.
Соня уже проснулась, с этим она сама прекрасно справляется и без моей помощи.
Увидев меня, она улыбается, обнажая зубик. Один. Первый. Крошечный и белоснежный.
Беру её на ручки, пока она радостно гулит на своём языке.
— Здравствуй, принцесса моя. Ну, как ты поспала? Хорошо? — Целую тёплый лобик. — У нас с тобой сегодня важный день, не забыла?
Соня слюняво чмокает меня в подбородок.
— Понятно. Голодная?
Тащу Соньку на тесную кухоньку, усаживаю в высокий стульчик.
— Акулёнок ту-ру-ру-ру-ру… — Напеваю весело под нос, отвлекая ребёнка от чувства голода.
А то начнётся сейчас, знаю я её.
В чашку насыпаю овсяные хлопья для Тёмы, заливаю остатками молока. Открываю новую бутылку и готовлю смесь для Сони.
Тёма заходит. В мятой рубашке.
— Я тебе вчера погладила рубашку, где она?
— Там, где ты её оставила.
— Почему не надел?
— Она розовая. Не пойду я в ней.
— Не розовая она, а чуть с оттенком.
Ой, подумаешь, постирала случайно со своими красными носками…
— Я лучше в этой.
— А мне потом снова выговор слушать?
Тёма пожимает плечами, бросает полупустой рюкзак возле холодильника и усаживается за стол.
— Это ты так в школу собрался?
— Ага.
— У тебя сегодня физкультура. Где форма?
— Я искал вчера, не нашёл.
— Тём, ну как так? Мне что, начать твой портфель проверять, как в начальной школе? — Заливаю смесь в бутылочку, подаю Соне. — Ты почему такой раздолбай, а?
— А ты? — Огрызается.
Набираю побольше воздуха, чтобы вступить в полемику, но быстро сдуваюсь, как воздушный шарик.
Нет, сейчас моих моральных сил не хватит на битву с ним.
Да и хороший он, ладно уж. Единственная моя опора и поддержка.
Но противный и колючий иногда до зубного скрежета, впрочем, как и все подростки в четырнадцать.
Ему хочется свободы и приключений, драйва, эмоций и всего того, чем наполнена жизнь его сверстников, а вместо этого он вынужден сидеть дома и помогать мне с Сонькой, пока я выхожу в ночные смены.
Мужской руки ему не хватает, это факт.
Примирительно взъерошиваю волосы брата.
— Жуй свои хлопья. Мы уже везде опоздали.
— Мхм, — мычит угрюмо.
Сажусь напротив. Открываю последнюю баночку йогурта.
Тёма отправляет ложку хлопьев в рот.
— Фу! — Морщится. — Варя, молоко прокисло!
Тут же выхватывает бутылочку со смесью у Сони. Капает в ладонь пару капель. Подозрительно прищурившись, слизывает.
— Я ей новое открыла.
— А Артёму можно и скисшее, правильно, — возвращает бутылочку недовольной Соньке.
— Я же не специально. На вот, — отдаю ему свой йогурт.
— А ты?
— Я не голодная, — улыбаюсь.
Тёма недоверчиво переводит взгляд с йогурта на меня и обратно.
Двигает ко мне.
— Сама ешь. В столовке похаваю.
Ёжик мой.
— Пополам?
— Пополам, — соглашается.
Уперев подбородок в кулак, смотрит, как я съедаю свою половину.
— А пацанам мамы по утрам омлет жарят. Или кашу варят.
Делаю глубокий вдох, чтобы не сорваться снова в какую-нибудь неуместную сейчас эмоцию.
— Как же повезло пацанам, у которых есть мама. Очень жаль, что я не твоя мама, Артём. Может и кашу бы тебе сварила. — Передаю ему ложку и йогурт. — Ну что, кто ещё хочет упрекнуть меня в чём-нибудь с утра? Может ты, Соня?
Соня в ответ улыбается широко-широко и с упоением размазывает по щекам смесь.
— Ты, может, тоже недовольна тем, что я не твоя мама? Уж простите, дорогие мои. Могу напомнить, где ваши родители, но не хочу портить всем с утра настроение ещё больше.
Артём бросает на меня быстрый понурый взгляд.
Знаю я этот взгляд — он всегда так смотрит, когда чувствует себя виноватым. Но, конечно, извиняться он не станет.
Варя.
Здание «Синтезии» — это не офис. Это цитадель. Неприступная. Непобедимая.
Высокое стеклянное здание с идеально гладким фасадом отражает утреннее солнце так, что становится больно смотреть.
Дизайн минималистичный, современный, холодный — он как бы намекает, что сюда приходят только избранные.
Я пыталась найти вход сюда последние несколько месяцев, но он всегда был закрыт.
А сегодня…
Сегодня у меня есть шанс.
Станислав Сташевский, гений IT-сферы, миллиардер и редкостный засранец, объявил о поиске личной ассистентки.
Это единственная возможность для меня встретиться с ним лицом к лицу. И я намерена её использовать.
Глубоко вздыхаю, чтобы унять дрожь в теле.
Да начнётся штурм.
Вхожу в широкие стеклянные двери.
Вау…
Мраморный пол, сверкающий как ледяная гладь. Он отражает световые полосы, встроенные в стены. Полосы двигаются и переливаются, указывая направление, и я двигаюсь по ним осторожно, будто боюсь оставить отпечатки на этой идеальной поверхности.
Люди вокруг — часть футуристического пейзажа. Бесшумные, сосредоточенные, словно роботы.
У входа в холл — огромная эмблема Синтезии. Буквы, будто высеченные из металла, бросают вызов.
В этой упорядоченной линейной вселенной я чувствую себя чужой со своей автолюлькой в руках и слишком хаотичными мыслями в голове.
Но дальше начинается реальность: турникеты и хмурые охранники в чёрной форме.
— Доброе утро. У меня собеседование на должность ассис…
— Паспорт, — резко обрывает один из охранников.
Лезу в сумку за документами, протягиваю.
Он внимательно изучает их, потом скользит взглядом по мне — от головы до ног, задерживаясь на люльке с Соней.
— Это что?
— Ребёнок.
— Собеседование с ребёнком?
— Да. Просто не с кем оставить.
Он хмыкает, но возвращает паспорт вместе с пропуском.
— Лифт вон там. Этаж пятьдесят пять.
— Спасибо.
Прохожу через турникет, чувствую, как чужие взгляды буравят мне спину.
Соня шевелится. Её маленький кулачок поднимается вверх, будто она приветствует весь этот блестящий, пугающий мир.
— Спи, малышка, — шепчу я ей. — Это только начало.
Лифт несёт нас вверх.
Живот тянет от волнения.
Соня снова мирно спит в автолюльке, и я с завистью глазею на малышку, надеясь, что хотя бы чуточка её спокойствия передастся и мне.
Створки лифта распахиваются.
Оказываюсь в просторном, почти стерильном холле. Огромная стойка ресепшена блестит, как зеркало, и за ней сидит девушка — идеальная, как с обложки глянцевого журнала. Чёткий макияж, уложенные волосы, строгая, но подчёркивающая фигуру форма.
Решительно иду к ней.
— Здравствуйте. Я на собеседование к Сташевскому. Где он?
Она даже не смотрит на меня, лишь отточенным и плавным движением руки указывает куда-то в сторону.
— Присаживайтесь к остальным.
Взглядом следую за направлением её длинных пальцев.
В холле, уходящем вправо, в глубоких диванах и креслах, расставленных вдоль стен, сидят девушки. Красивые, длинноногие, роскошные. Настолько роскошные, что на долю секунды я начинаю сомневаться — а не перепутала ли собеседование с конкурсом красоты? Девушки словно вырезаны по одному шаблону: каблуки, облегающие платья, ровные спины и уложенные крупные локоны.
А главное — их слишком много.
Сглатываю.
Нехилая конкуренция.
Благо, что на самом деле мне не придётся бороться с ними за эту работу.
Снова поворачиваюсь к девушке на ресепшене.
—А когда я смогу поговорить со Сташевским лично?
Она наконец поднимает на меня взгляд, в котором читается смесь удивления и лёгкого пренебрежения.
— Вы сначала попробуйте пройти предварительное собеседование, — церемонно подчёркивает каждое слово. — А потом, может быть, Станислав Сергеевич вас примет.
Прекрасно. Просто прекрасно.
Подхватываю автолюльку, ощущая тяжесть не столько от веса, сколько от нервного напряжения. Присаживаюсь на свободное место в самом углу.
Девушки, сидящие поблизости, бросают на меня и Соню взгляды. Скептические, оценивающие, будто я неудачно забрела на чужую территорию.
Кто-то фыркает, прикрывая рот ладонью, а кто-то даже не пытается скрыть насмешку.
Один взгляд на мою «уставшую» одежду, на автолюльку в руках — и в воздухе будто повисает немой вопрос: «Ты-то здесь зачем?»
Я словно среди стаи гиен.
Соня ворочается во сне, и я подкачиваю люльку, продлевая сон.
Ну что, Варвара, ты сама выбрала этот бой. Придётся драться до конца.
Варя.
Я жду.
Волнение не отпускает, с каждой минутой накатывая всё сильнее.
Нервно комкаю край юбки, стараясь не смотреть по сторонам.
Может, зря я это затеяла? Ещё не поздно уйти…
Но нет, не время для малодушия. Я должна сделать это ради Сонечки.
Дверь открывается.
В холл выходит женщина. Высокая, худая, как трость, в строгом чёрном костюме. Волосы собраны в идеально гладкий пучок. Красивая, ухоженная, но черты лица резковаты, стервозны.
Она даже не смотрит на нас — её взгляд устремлён в планшет, который она держит в руке.
— Всем доброе утро, дамы. Меня зовут Ирина. Думаю, многие из вас, увидев зарплату, даже не удосужились дочитать требования к соискателям до конца, — останавливается она в самом центре и обводит нас серыми, как сталь, глазами. Голос громкий, командный. — Чтобы не отнимать друг у друга время, прямо сейчас мы отсеем профнепригодных.
Сжимаю пальцы на ручке люльки. Неприятный холодок пробегает по позвоночнику.
Женщина смотрит на экран планшета.
— Итак. Кто не знает языка программирования Питон, можете сразу идти.
Вдоль холла прокатывается лёгкое движение.
Девушки переглядываются.
Человек двадцать сразу отделяются и, шумно цокая каблуками, уходят.
— Отлично, — Ирина одухотворённо кивает. — Кто не понимает, что такое базовый алгоритм шифрования, может также покинуть помещение.
Ещё несколько девушек с возмущением покидают нас.
— А я думала, ассистентка — это просто кофе подавать… — слышу обрывок фразы одной из них.
— Если вы никогда не работали с системами искусственного интеллекта или хотя бы не пытались обучать нейросети, то вы, вероятно, не готовы к этой должности.
Очередная порция топмоделей гордо шествует к лифту.
Внутри меня всё съёживается.
Я не обладаю ни одним из этих навыков. Но мне ведь и не надо, правда?
Я не собираюсь тут работать.
Однако мне очень нужно попасть на личную встречу со Сташевским.
В огромном холле нас остаётся лишь пятеро.
Ирина удовлетворённо смотрит вслед уходящей группе девушек, словно только что лично вычистила этот холл от мусора.
— Прекрасно. Прежде чем вы сможете лично встретиться со Станиславом Сергеевичем, вам придётся выполнить тестовое задание. Вам пришлют код, в котором будет спрятана ошибка. У вас будет десять минут, чтобы найти её и исправить.
Моё сердце проваливается куда-то вниз.
Ошибка в коде? Прекрасно. А как выглядит вообще этот самый код?
Я их в глаза не видела!
— А можно пользоваться телефоном? — Поднимает руку одна из оставшихся девушек.
Ирина медленно переводит на неё взгляд, скользит им сверху вниз, будто оценивает всю степень её несостоятельности, и, не говоря ни слова, указывает на дверь.
Девушка краснеет и поспешно выходит.
— Кто-то ещё хочет задать тупой вопрос?
Опускаю взгляд.
Боюсь, что меня могут вычислить по одному только потерянному выражению лица.
Телефон вибрирует новым сообщением.
Открываю ссылку и попадаю в странный интерфейс: цифры, буквы, символы — всё летает по экрану, как в каком-то хакерском кино.
И что я должна с этим делать?
— Время пошло, — громко объявляет Ирина.
Чёрт, чёрт…
Делаю скрин экрана и быстро набираю сообщение брату.
Варя: Тёмик, срочно! Ты понимаешь в этом что-нибудь?
Ответ прилетает почти мгновенно.
Тёма: Изи.
Варя: По-русски, пожалуйста. Можешь найти ошибку?
Тёма: Дай десять минут.
Варя: У тебя есть пять.
Стараюсь делать вид, что внимательно вглядываюсь в экран, как и все остальные.
На самом деле просто пялюсь в символы, как идиотка.
Сердце грохочет где-то в горле. Ладони потеют. Волоски на руках встают дыбом.
Телефон снова вибрирует.
Тёма: Лови.
Переписываю то, что он прислал. Вбиваю исправленный код.
Ещё раз проверяю, словно могу что-то понять, и нажимаю кнопку «Отправить».
Ирина тут же поднимает глаза.
— Кто из вас Варвара Раевская?
— Это я, — собираюсь встать, но взгляд Ирины пригвождает меня к месту.
Я оглядываюсь по сторонам.
Девушек осталось немного, и большинство из них, похоже, окончательно сдались. Они тупо таращатся в экраны, явно не понимая, что делать с этим кодом. Думаю, они изначально рассчитывали, что их роскошные платья и идеальные укладки решат всё за них. Наверное, надеялись, что стоит им только попасть в кабинет Сташевского, и он будет сражён наповал их чарами.
Впрочем, две девушки действительно что-то усердно набирают на клавиатуре. Их пальцы летают, лица сосредоточенны.
Время истекает.
Ирина делает короткий взмах рукой, словно отсекает остаток секунд.
Её командный голос звучит резко, как удар плети.
— Стоп. Время. Игнатьева, хорошая попытка, но код не прочитался. Вы только что сожгли все наши гипотетические сервера. До свидания. Жукова, неплохо, но не конвенционально. Поменьше выделывайтесь на собеседованиях. До свидания. Все, кроме Раевской, до свидания. Варвара, вас я жду завтра к девяти на стажировку. Без ребёнка. До свидания.
— Подождите, а как же встреча со Сташевским?
Ирина поджимает коротко губы.
— Этап собеседования не предусматривает встречи со Станиславом Сергеевичем.
Закипаю от негодования.
Нет, я просто так не уйду отсюда!
— Но мне необходимо! Мне нужно с ним поговорить!
Ирина демонстративно отворачивается.
— Не забудьте завтра взять паспорт.
— Я хочу его увидеть!
— Вы заставляете меня сомневаться в правильности своего выбора.
— Вы не понимаете! Это важно! Это…
— Варвара.
— Пускай заходит, — раздаётся из-за спины глубокий и уверенный мужской голос.
Замираю и оборачиваюсь.
В проёме двери стоит он.
Станислав Сташевский.
Высокий, широкоплечий, в идеально сидящем тёмно-сером костюме, но с расстёгнутой верней пуговицей рубашки. Часы на запястье поблёскивают, как маленький маяк, но вовсе не они привлекают мой взгляд.
Варя.
Кабинет Сташевского выглядит так, словно это не место для работы, а командный пункт: огромный стол из чёрного стекла, высокие окна, от которых захватывает дух, и массивное кожаное кресло, в котором, как король, уже сидит сам Станислав Сташевский.
Его взгляд ледяной, движения размеренные.
Он быстро щёлкает по клавиатуре, пару секунд всматривается в экран.
— Итак, вы хотите быть моей ассистенткой?
— Нет.
— Нет? — Медленно поднимает взгляд, изгибая густую бровь.
— Я здесь не для этого.
— Вы прошли собеседование, выполнили тестовое задание… Зачем же вы явились?
— У меня есть для вас новость, — ставлю автолюльку прямо на стол Сташевского. — Вот. Это ваша дочь.
Соня сладко спит. Длинные реснички подрагивают во сне.
Я ожидаю шока, гнева, хоть какого-то проявления эмоций. Но лицо Сташевского остаётся спокойным, словно я просто принесла чашку кофе.
Он, кажется, даже не удивлён.
— И что? — Наконец говорит он, склонив голову вбок.
— Как — что? Это ваша дочь… И она… И вы…
Боже, я готовилась к какой угодно реакции, но точно не к такой!
Сташевский откидывается на спинку кресла и сцепляет пальцы в замок за головой.
— Знаете, как вас там… Варвара? Вы представляете, сколько таких, как вы, приходит ко мне каждый год? Я должен верить каждой?
— Но я не лгу!
— Женщины считают меня идиотом. Забывают, что я не просто так заработал свои миллиарды. Они не упали на меня с неба, их не подарили мне на день рождения, не принесли на блюдечке. Они достались мне потому, что у меня есть мозги, которыми я пользуюсь. И именно поэтому, Варвара, я знаю, что это не мой ребёнок. Как и все те дети, которых мне таскали раньше в надежде на мою жалость. Но жалости во мне не ищите, она не входит в список моих добродетелей. К тому же, у меня отличная память на лица. Особенно тех, с кем я сплю. И вас я не помню.
Его слова отдают каким-то ледяным презрением.
Гордо поднимаю подбородок выше.
— Потому что вы со мной и не спали!
Он приподнимает уголок рта, будто я только что сказала что-то невероятно смешное.
— Всё становится ещё интереснее. Ладно, небольшой экскурс в физиологию. Вам рассказать, как появляются дети? Пестик и тычинка встречаются, ужинают, едут в гостиницу…
— Вы спали с моей сестрой! — Перебиваю. — Её зовут Марьяна.
— Марьяна… Марьяна… — Медленно проговаривает Сташевский, будто пробует имя на вкус. Затем откидывается назад. — Нет, не помню такой.
Сжимаю кулаки.
— Вы серьёзно?
— Абсолютно.
Он смотрит на Соню, потом на меня, и ухмылка медленно возвращается на своё место.
— Но вы знаете, Варвара, вы мне нравитесь. Если это был ваш способ привлечь внимание, то он сработал.
— Мне не нужно ваше внимание.
— Что тогда? Денег?
— Я лишь хочу, чтобы у ребёнка был отец.
Он смеётся коротко, почти беззвучно.
— О, увольте. Слишком сложно. Я не спешу стать отцом и никогда не стремился к размножению. Отцовство — это не то, о чём я мечтаю. Я лучше дам вам денег. Сколько? Сто? Двести?
Кровь приливает к щекам.
— Нет.
— Триста? Пятьсот? — Он снова ухмыляется, словно эта ситуация лишь забавляет его. — Окей, назовите вашу цену. Я помогу, честно. Я люблю заниматься благотворительностью.
— Вам что, так сложно допустить, что Соня — ваша дочь?
— Ещё как сложно. Потому что я знаю, что стоит за такими историями. Это не первый раз, когда мне приносят «моего ребёнка». Обычно за этим кроется желание получить долю от моего состояния.
— Вы меня даже не слушаете! Это не про деньги!
— Конечно, — с сарказмом. — Но, вот же странное дело… Все те женщины говорили то же самое.
Его ядовитый тон, его холодная манера говорить так, будто я очередная нищенка у ворот барина, обжигает стыдом сильнее, чем если бы он просто выгнал меня.
— Я похожа на попрошайку?
Сташевский лениво потягивается, будто разговор ему наскучил.
— Вы обманом проникли в мой офис. Притащили ребёнка. Давите на жалость, на совесть… Ради чего? Ради собственной выгоды. Кто же вы, если не попрошайка?
Пульс грохочет в ушах.
Кажется, я готова развернуться и уйти.
Но если я уйду сейчас, Соня потеряет даже этот крохотный шанс.
Варя.
Сташевский смотрит так холодно и равнодушно, словно уже сделал все выводы относительно меня и вынес окончательный вердикт.
И вердикт этот, увы, не в мою пользу.
— Ну что, вам больше нечего сказать? Наш разговор закончен?
Расправляю плечи, чтобы создать хотя бы иллюзию того, что я не считаю себя проигравшей в этой маленькой битве.
— Да, закончен.
— Отлично. — Сташевский тут же прилипает к экрану своего рабочего компьютера, теряя ко мне всяческий интерес. — Очень рад, что вы заглянули. Повеселили. Всего вам, Варвара!
— До завтра, Станислав Сергеевич.
— До завтра? — Откатывается от стола. Хмурый взгляд впивается мне между бровей.
— Ну да. Меня ведь приняли на работу, я правильно понимаю?
Его чёрная бровь дергается вверх, во взгляде появляется лёгкая тень озадаченности, которая, к слову, почти тут же сменяется напускным пренебрежением.
— Я думал, вы пришли сюда не для того, чтобы пройти собеседование.
— Вы правы. Моей главное целью была встреча с вами. Но это не значит, что работа мне не нужна. Тем более такая хорошо оплачиваемая. Так что, до завтра. — Позволяю улыбке едва заметно наметиться в уголках моих губ. — К тому же, я не заметила очереди желающих на вашу странную вакансию личной ассистентки с навыками хакера.
Гордо вздёрнув кончик носа к потолку, резко разворачиваюсь, пока Сташевский не въехал бульдозером в мой контраргумент.
Волосы в хвосте эффектно рассекают воздух.
Походкой от бедра иду на выход.
Тфу ты!
Останавливаюсь, закрываю глаза и мысленно ругаю себя за забывчивость. Возвращаюсь за Сонечкой.
Сташевский с интересом наблюдает за моим манёвром.
— Чуть не забыла… — забираю автолюльку. — До завтра.
Выхожу из кабинета.
Сташевский молча провожает меня взглядом.
Ну что ж, в целом всё прошло не так уж плохо. Могло быть и хуже.
А главное, теперь у нас с Соней есть повод каждый день мелькать перед Сташевским.
И пусть лесом идут они со своим «без ребёнка».
Я буду приходить сюда до тех пор, пока Сташевский не возьмёт на себя ответственность за Сонечку!
Прикрыв за собой дверь, прислоняюсь к стене и буквально растекаюсь по ней.
Сердце всё ещё истошно колотится где-то в горле.
Ощущения такие, словно из меня вынули душу, как следует встряхнули, провернули через мясорубку, подожгли, а потом вернули обратно в тело, сделав вид, что так оно и было.
Кайф… Не работодатель, а мечта!
Как я собралась работать бок о бок со Сташевским? Ведь должность личного ассистента предполагает очень тесную коммуникацию.
Сонино личико всё так же безмятежно и спокойно. Все волнения внешнего мира ей сейчас безразличны.
Но так и должно быть.
О ребёнке должны заботиться ответственные взрослые, но никак не наоборот.
Громкий голос, — металлический и командирский, — привлекает моё внимание.
Поднимаю взгляд.
У ресепшена, уперев одну руку в бок, стоит Ирина.
— Ещё один такой косяк, Насть, и вылетишь отсюда быстрей, чем пробка. Ты поняла меня? — Отчитывает она девушку за стойкой. — Вылетишь. Я лично этому посодействую и не посмотрю, что твой папа у нас руководит логистикой. Вечно покрывать твои ошибки он не сможет, а я уже устала выполнять работу, которую ты игнорируешь.
Настя кивает.
Её лицо, от которого отлила вся краска, цветом сейчас напоминает белое полотно.
Изящные тонкие пальцы конвульсивно сжимают папку, а пухлые губы подрагивают, будто она вот-вот расплачется.
В этом офисе все такие пираньи, да?
Смотрю на неё с нескрываемым сочувствием.
Бедняжка.
Однако как же хорошо, что я не на её месте. Если честно, Ирина вызывает во мне какой-то первобытный страх.
Ещё бы! Кажется, одним лишь взглядом она может испепелить целую толпу. Её можно использовать, как оружие массового поражения.
Опускаю голову, втягиваю шею в плечи и семеню к лифту, стараясь как можно быстрей пройти этот опасный участок.
— Варвара! Постойте-ка!
Останавливаюсь.
Нет, замираю, как олень в свете фар.
Прикрываю на миг глаза и медленно поворачиваюсь.
Ирина идёт ко мне. Её каблуки цокают, и каждый чёткий шаг отдаётся выстрелом мне в голову.
Мысленно прикидываю, каковы мои шансы раствориться в воздухе.
— Зачем вам была нужна встреча со Станиславом Сергеевичем? — Ирина останавливается в полуметре от меня.
Её глаза, сверкающие холодом, буквально впиваются мне между бровей.
От металлического голоса мурашки разбегаются по спине.
Сжимаю ручку автолюльки чуть сильнее.
— Это... Личное. И если позволите, личным оно и останется.
Ирина смотрит так, словно мой ответ только подтвердил её худшие догадки.
— Если планируете задержаться на этом месте, — говорит она с нажимом, выделяя каждое слово, — настоятельно рекомендую вам держать своё личное как можно дальше от работы.
Её взгляд на пару секунд задерживается на спящей Сонечке.
Губы чуть заметно вздрагивают, и мне даже кажется, что она вот-вот улыбнётся.
Но нет.
Ирина поднимает требовательный взгляд к моему лицу.
— Надеюсь, мы друг друга поняли. Я не люблю, когда кто-то создаёт проблемы Станиславу Сергеевичу. Потому что его проблемы — это мои проблемы. А всё, что доставляет мне дискомфорт, я устраняю.
Молча киваю, чувствуя себя школьницей, которую ругают за прогулы.
Резко развернувшись на каблуках, Ирина уходит.
Я стою ещё несколько секунд, не двигаясь, скованная непонятным ступором.
Делаю глубокий вдох и жму кнопку вызова лифта.
Спускаюсь вниз и с чувством невероятного облегчения покидаю этот заповедник, кишащий хищниками.
Морозный воздух бьёт в лицо, заполняет лёгкие, разгоняет туман в голове.
Иду к своей машине. Она очень выделяется здесь, на фоне наполированных до блеска спорткаров и элитных авто.
Варя.
Иду по пустому школьному коридору. Звуки моих шагов отражаются от стен и эхом поднимаются вверх.
Тихо. Урок идёт.
Сонька у меня на руках с любопытством оглядывается и улыбается, обнажая свой единственный зубик.
Подхожу к кабинету Елены Степановны.
Ноги ватные, колени подкашиваются от нервов.
Соня, словно чувствуя моё волнение, начинает кукситься и ёрзать, и я чуть подкидываю её, удобней устраивая на сгибе локтя.
Открываю дверь.
За первой партой, сгорбившись и опустив низко голову, сидит Артём. Рядом — Елена Степановна.
За учительским столом восседает мужчина в полицейской форме — крепкий, коротко стриженный, суровый.
Он привстаёт и чуть кивает в подобии приветствия.
— Алексей Купреев, старший лейтенант полиции. Отдел по борьбе с киберпреступностью. А вы, я так понимаю…
— Варвара Раевская, опекун Артёма Руднева. Его старшая сестра.
Кровь отливает от лица, ноги словно прирастают к полу, но я заставляю себя сделать несколько широких шагов. Занимаю место за соседней от брата партой.
Вид у Тёмы такой, будто он хочет провалиться под землю. Что, впрочем, меня не удивляет.
Я смотрю на него, но он избегает моего взгляда.
— Что он натворил?
Купреев открывает тонкую папку, переворачивает несколько исписанных мелким почерком листов.
— Ваш брат подозревается в неправомерном доступе к виртуальным данным крупной строительной фирмы «Т&К групп». Это подпадает под статью 272 Уголовного кодекса Российской Федерации.
Перед глазами всё плывёт.
Губы немеют, слова застревают в горле.
— У-у-уголовного? Я не ослышалась?
— Всё верно, — в голосе Купреева не читается ни единой эмоции. — Это серьёзное нарушение, за которое предусмотрен штраф до двухсот тысяч рублей или лишение свободы на срок до двух лет. Однако, учитывая возраст вашего подопечного, скорее всего, будет штраф и нелицеприятная пометка в личном деле.
Внутри меня всё обрывается.
Воздуха не хватает.
Сглатываю ком, вставший поперёк горла, и поворачиваюсь к брату.
— Артём, это правда? Ты что, кого-то взломал?
Он поднимает на меня взгляд — виноватый, напуганный.
Губы плотно сжаты, плечи опущены.
— Это Ромка меня забайтил, — бормочет тихо. — Я похвастался, что написал код, который может любую систему защиты обойти. Ромка мне не поверил. Сказал: докажи. Ну, я и…
— А почему Рома не здесь? — перебиваю я. Говорю громче, чем нужно, не справляясь с гневом. — Мне кажется, было бы справедливым допрашивать и его тоже.
Елена Степановна, всё это время молча сидевшая рядом, поправляет очки на переносице и мягко улыбается.
— Ну что ты, Варя, никто вас не допрашивает. Это просто беседа.
— Конечно, просто беседа, — фыркаю я, закипая. — И на «просто беседу» Рому мы не позвали, ведь у него папа в городской администрации работает, да? Его сыночку нельзя лепить нелицеприятные пометки в личное дело!
Моё сердце бешено колотится.
Соня ёрзает у меня на руках, хнычет. Прижимаю её к себе и чувствую, как накатывают слёзы.
Не позволяю им пролиться. Только не сейчас.
Сжимаю пальцы в кулаки, чтобы вернуть себе самообладание.
— Хорошо. И что дальше, лейтенант Купреев? Что будет дальше?
— Во многом это зависит от того, что решит пострадавшая сторона. Вам в любом случае придётся пару раз прийти в полицию для дачи показаний. Ну, и если дело дойдёт до суда, то…
Он разводит руками в стороны, словно показывая, что на этом этапе всё уже вне его компетенции.
Медленно встаю, стискивая Соньку, как спасательный круг.
— Хорошо, в таком случае, я буду ждать от вас повестки на допрос. И знаете, пускай эта пострадавшая сторона скажет спасибо моему брату за то, что он указал им на слабые места. Если их непоколебимо защищённые сервера может взломать семиклассник, то у меня для них очень плохие новости! — Кидаю взгляд на брата. — Тёма, пошли.
Он поднимается, притихший и необычайно молчаливый.
Подхватывает портфель, осторожно забирает Соню у меня из рук.
Выходим из кабинета, а я мысленно устраиваю себе выволочку за то, что снова полезла в драку.
Это уже рефлекс — не защищаться, а бить первой. Никогда не просить, не ждать, что кто-то заступится и придёт на помощь. Агрессия, дерзость, порой безумие. Это единственная рабочая стратегия для таких, как я, потому что иначе жестокий мир просто перемелет меня и выплюнет на обочину, как кучку биомусора.
Купреев догоняет меня в коридоре.
— Варвара, подождите!
Останавливаюсь и вздыхаю. Из сумки достаю ключи от машины, передаю Артёму.
— Иди. Усади Соню, я сейчас подойду.
Артём кивает и почти бегом направляется к выходу из школы.
Купреев останавливается рядом со мной.
— Попробуйте связаться с владельцем фирмы и объясните ему свою ситуацию, — протягивает листок бумаги с наспех накаляканными цифрами. — Учитывая ваше нестабильное положение и характеристики Артёма, вся эта история может очень усложнить вашу жизнь. Так что я настоятельно советую переговорить с Тамерланом Айдаровичем и объяснить ему всё, как есть. Уверен, он сможет вас понять и отзовёт заявление.
Смотрю на протянутую бумажку так, словно она излучает радиоактивные волны.
— Такие, как этот ваш Тамерлан Айдарович, никогда не встанут на мою сторону, — припечатываю холодно, но всё же забираю листок с номером.
Сминаю и кладу в карман.
Купреев никак не комментирует, лишь смотрит так, словно жалеет меня.
Но мне не нужна его жалость.
Выхожу из школы, чувствуя, как все силы уходят куда-то вниз, как тяжелеют ноги и наливается свинцом всё тело. Однако я упрямо держу голову высоко поднятой.
Никто не увидит, как я падаю.
Молча сажусь в машину.
Молча пристёгиваю ремень безопасности.
Молча завожу двигатель.
Молча выворачиваю на дорогу со школьной стоянки.
Варя.
Стою у плиты, помешивая суп.
Соня лежит на пледе рядом, увлечённо грызёт свою резиновую погремушку. Её довольное хрюканье и чмоканье — единственный звук, который нарушает гнетущую тишину и давящую атмосферу.
Дверь в комнату Артёма плотно закрыта.
Она закрыта с той минуты, как мы вернулись домой.
Он уметелил к себе, как только переступил порог.
Гордый. Упрямый. Ошибки не признаёт.
Украдкой поглядываю на эту дверь. Тяжесть конфликта между нами не даёт вздохнуть.
Я не люблю ругаться. Не люблю недосказанностей и обид, предпочитая открыто разговаривать о том, что не устраивает. Но Тёма совсем не такой, поэтому мне, как всегда, придётся сделать первый шаг к примирению.
Подхватываю Соньку с пола, целую в тёплую пушистую макушку и перекладываю в манеж.
— Посиди пару минут, хорошо?
С Соней мне повезло… Она совершенно спокойный ребёнок кроме тех случаев, когда голодна.
Подхожу к комнате брата и коротко стучу.
— Тём? Можно?
Ответа нет.
Осторожно приоткрываю дверь.
Артём, растянувшись на животе на постели, шустро набирает что-то в телефоне. Экран гаджета — единственный источник света в темноте. В ушах наушники, из которых долбит музыка.
Присаживаюсь на край матраса.
Провожу пальцами по его волосам, взъерошивая.
Музыка в наушниках тут же замолкает, однако Артём продолжает молчать. Даже не двигается.
— Ты замечательный мальчик, Тём, — тихо говорю я.
Он поворачивается на бок. В глазах всё тот же упрямый вызов.
— Только проблемный, да? — Ворчит.
— Все дети доставляют проблемы. Разница только в масштабе.
Смотрит на меня исподлобья.
— Это правда хороший код, Варь. Его бы доработать чутка, и его можно было бы продать за огромные деньги. Честно.
Вздыхаю.
— Такие вещи очень часто попадают не в те руки.
— Да какая разница, если у нас наконец будут деньги?
Моё сердце болезненно сжимается и обливается кровью.
Не должны дети думать о том, как прокормить семью. Не должны!
Это я. Я сама взвалила на себя эту ответственность, а теперь не справляюсь с ней.
— Мне жаль, что я не могу дать тебе это ощущение безопасности, в котором ты нуждаешься, Тём. Я знаю, зачем ты это делаешь. Ты хочешь мне помочь, да?
— Но делаю только хуже.
— Мы все ошибаемся.
— Я хочу, чтобы у Соньки был новый комбез, а не тот, что соседи отдали. И коляска… Чтобы колёса нормально ехали. И чтобы ты свои ботинки с дырой на подошве выкинула.
— У тебя светлая голова и очень доброе сердце. Твой талант должен приносить добро.
Тёма хмурится. Отворачивается к стене.
— А добро сможет обеспечить нас деньгами? Или нам так и придётся один йогурт на двоих есть?
Ложусь рядом, мягко обнимая его за плечи.
— Какая разница? Не в деньгах счастье, Тём. Счастье в семье. Мы должны ценить то, что у нас есть.
— Я теперь наказан, да?
— О, даже не сомневайся!
— Хочешь, месяц буду посуду мыть? — Примирительно.
— Нет, у меня для тебя будет другое задание. Я тут на работу устроилась…
— Да? Опять будешь по ночам подносы таскать?
— Нет, Тём, на нормальную. Только я без твоей помощи там и дня не продержусь.
Тёма цокает языком.
— Ладно, хэлпану…
Молчит. И я тоже.
Тишина длится так долго, что мне уже кажется, будто наш разговор подошёл к концу.
Но Тёма вдруг открывает рот.
— Прости, Командир, что подвёл тебя.
— Мы справимся, — уверенно сжимаю его плечо. — Мы что-нибудь обязательно придумаем. Всё, давай, выбирайся из своей норы. Суп уже готов.
Он ворчит что-то невнятное, но садится.
Смотрит на меня из-под своей чёлки, будто извиняясь, и я понимаю, что ещё не всё потеряно.
Мы справимся. Обязательно.
***
Ровно в девять часов следующего утра я делаю шаг из лифта, снова оказываясь в другом мире — мире новейших технологий и кровожадных хищников.
В офисе Сташевского какой-то хаос, все бегают, обмениваются документами.
Соня, висящая у меня на груди в кенгуру, энергично шевелит ручками и ножками в воздухе.
— Варвара! Вот вас-то я и ищу! — Громкий голос Ирины заставляет моё сердце испуганно встрепенуться. — Вы почему опоздали?
— Да я вроде…
— А почему ребёнок с вами? Я ведь сказала вчера.
— Да мне просто…
— Ладно, бегом, Станислав Сергеевич рвёт и мечет!
Несёмся по коридору, останавливается у двустворчатых дверей с табличкой «Переговорная №3».
Сташевский, гордо восседая во главе стола в широком кожаном кресле, выпрямляется. Его недовольный взгляд сначала сканирует меня, потом врезается в Соню и становится ещё более недовольным.
— Я могу начинать? — Взлетают его брови с упрёком. — Вы позволите, Варвара?
— Я?
— Одну лишь вас ждём. Итак, коллеги. Во-первых, в строю прибыло. Варвара — моя новая личная ассистентка. Необученная нейросеть. Потенциал есть, но пока сплошные баги и лишняя возня. Много от неё не ждите, надежд не возлагайте и сильно не привыкайте, надолго Варвара здесь не задержится.
Коллеги кидают на меня взгляды, полные насмешек.
Гад! Какой же ты подонок, Станислав Сергеевич!
— Во-вторых, на повестке дня у нас важная проблема. Как вы помните, пару недель назад мы установили новейшую систему защиты на сервера компании «Т&К групп». Вчера утром на систему была осуществлена атака, в результате которой хакеры проникли на сервер и получили доступ к конфиденциальной информации.
По переговорной прокатывается волна возбуждённого шёпота.
По моей спине, между лопаток, скатывается щекочущая капелька холодного пота.
Кошмар…
Тёма не просто взломал сервера, он взломал систему защиты Сташевского!
— Атаку произвели из средней школы, со школьного компьютера. Полиция отказывается предоставлять мне дополнительные данные об этом хакере, поэтому… — Сташевский, прищурившись, оглядывает коллег. — Поэтому сбором информации займётся кто-то из вас. Есть желающие?
Варя.
— Есть желающие? — Сташевский требовательным взглядом обводит переговорную в поисках жертвы.
Резко поднимаю руку вверх.
Я должна выбить себе это задание! Потому что если Сташевский узнает, что мой брат взломал его супер-гипер-мега-надёжную систему защиты, то наверняка пнёт меня под зад с должности своего личного ассистента. А работу мне сейчас терять нельзя ни в коем случае, потому что если дело дойдёт до суда и подключится опека, то отсутствие постоянной работы и приличного заработка сыграет явно не в мою пользу.
— Ну? Никто не хочет? — Снова спрашивает Сташевский.
Ещё сильней поднимаю руку. Встаю на носочки, хотя знаю — он и без того меня видит, но намеренно игнорирует.
— Я! Я хочу! Я! Пожалуйста, можно мне?
Сташевский хмурится.
Ещё раз обводит взглядом коллег.
Состряпав недовольное лицо, останавливается на мне.
— Что ж… За неимением лучшего, Варвара, поручаю это ответственное задание вам. Вы — в мой кабинет, остальные — свободны. Посидите и подумайте как следует, откуда у нас всех растут руки, раз наша хвалёная защита оказалась такой уязвимой. Жду от вас предложений по улучшению.
Он резко встаёт с кресла, которое по инерции ещё пару кругов вращается вокруг своей оси.
Широкими шагами идёт в свой кабинет, пока я мелко семеню, пытаясь поспеть за ним.
— Кофе готовить умеете? — Бросает через плечо.
— Растворимый, в турке, в финне, капсульный…
— Достаточно. С кофемашиной разберётесь, или провести ликбез?
— Разберусь.
Сташевский открывает дверь в свой кабинет, проходит к стене, жмёт какую-то кнопку и панель отъезжает в сторону, являя миру мини-бар.
— Подберите мне девушку на вечер. Хочется какой-нибудь экзотики сегодня. Может быть, мулатка?.. Да, мулатка подойдёт.
— Что? Подождите, вы имеете в виду…
— Женщину, Варвара. Я хочу провести сегодняшний вечер с женщиной. — Быстрым движением хватает чистый гранёный стакан, наливает из графина воду.
— И вы хотите, чтобы я подыскала для вас кандидатку?
— Что вас удивляет?
Да в общем-то всё…
— Почему бы просто не пригласить ту, с которой вам приятно?
— Они все одинаково скучны и тривиальны. Поиск отнимает драгоценное время, которое я лучше потрачу с пользой, поэтому поиск партнерш я уже давно делегировал личному ассистенту. Вы — личный ассистент, не так ли?
— Да…
— Значит, работайте, Варя. Я плачу вам за это деньги.
Сташевский подносит стакан с водой к губам. Жадно пьёт.
Не могу оторвать взгляда от его сурового профиля, от широких плеч, обтянутых оливковой рубашкой, что так ярко оттеняет бронзовый цвет кожи.
Его кадык вздрагивает на каждый глоток.
Он красивый мужчина, чего уж греха таить. И энергетика у него такая мощная, что у меня перехватывает дыхание каждый раз, когда он смотрит на меня своими пронзительно-тёмными глазами.
Вот как сейчас…
Сташевский, держа стакан в одной руке, вдруг переводит на меня взгляд. Облизывает влажные губы.
Глаза его спускаются ниже, на Соньку, болтающуюся в кенгуру.
— Почему он на меня так смотрит? — Кивает подбородком.
— Она. Это девочка.
— Это ребёнок, поэтому он. Так почему он смотрит?
Вздыхаю.
— Может быть, она тоже хочет пить.
— Может быть? — Со скепсисом взлетают его брови. — Вы даже не знаете, что ему нужно?
— Видите ли, очень сложно предугадать мысли полугодовалого ребёнка, — завожусь я.
Сонечка тянется ручками к воде.
Сташевский взмахивает стаканом перед её лицом, раздразнивая, но тут же разворачивается и отставляет его обратно в мини-бар.
Вот же гад! Как можно быть такой сволочью?
Собираюсь уже возмущаться вслух, но Станислав Сергеевич достаёт чистый стакан, наливает немного воды и протягивает мне.
— Напоите его.
— Не хотите сами попробовать?
Сташевский смотрит на меня так, будто я последняя идиотка на Земле.
— С чего бы мне этого хотеть?
Он садится за свой рабочий стол, включает компьютер, пока я неловко пытаюсь напоить Соню. Это не очень удобно учитывая то, что она повёрнута спиной ко мне.
— Ну, может быть потому, что она ваша дочь? И вам было бы интересно…
Сташевский смеётся.
Не весело, нет. Сухо и безжизненно, как над плохой шуткой.
— Я думал, мы закрыли эту тему.
— Знаете что? Раз уж у вас такая замечательная память… — Достаю телефон. Листаю снимки в галерее, пока не нахожу фото Марьяны. Оно старое, да, но мы не в тех отношениях с ней, чтобы каждый день обмениваться кадрами из жизни. — Вот. Посмотрите.
Отставляю стакан с водой на стол и тычу в лицо Станиславу Сергеевичу экран.
Сташевский, прищурившись, разглядывает фото. Щёлкает языком.
— Ах, Мари!
— Так вы помните её? — Не получается скрыть надежду в голосе.
Станислав Сергеевич улыбается довольно, как кот, наевшийся сметаны.
— Такое сложно забыть. Нужно сказать, ваша сестра весьма профессиональна во всём, что касается горизонтали. Впрочем, в вертикали она тоже ничего. И на столе…
Зажмуриваюсь брезгливо.
— Боже! Стоп. Всё, я… Я не хочу этого знать. Ну, теперь-то вы мне верите?
Сташевский качает головой.
— Варвара, я не отрицаю, что спал с вашей сестрой и, заметьте, не отрицал этого и вчера. Однако это вовсе не доказывает того, что он — мой ребёнок.
— Она! Это девочка!
— Мне глубоко наплевать, — выплёвывает он с таким выражением на лице, что я верю.
Да. Действительно наплевать.
— Почему вы так боитесь признать, что вероятность есть?
Станислав Сергеевич замирает, опираясь локтями в столешницу. Его глаза, тёмные и тяжёлые, сверлят меня так, словно пытаются проникнуть в самую глубину моих мыслей. Он медленно выпрямляется, щёлкая шейными позвонками.
— Боюсь признать?
— Да. Я думаю, вы боитесь взять на себя ответственность, потому что ребёнок может разрушить вашу привычную праздную жизнь, полную веселья, вечеринок и мулаток!
Варя.
Я так и сижу в холле, утопая в мягком чёрном диване. Растерянная, напуганная, после внезапной вспышки эмоций босса.
Но эмоции у него есть, и это ведь хорошо, да?
Да, но такие мне точно не унести... Слишком взрывоопасны, ядовиты.
Разговор со Сташевским пошёл не так, как я планировала.
Ладно уж, чего тут! Пока каждый наш разговор идёт по незапланированному сценарию и превращается с его стороны в конкурс красноречия и изощрённых унижений.
Мои пальцы всё ещё конвульсивно сжимают телефон с горящей на экране фотографией Марьяны.
А вдруг она ошиблась? Вдруг Сташевский — действительно не отец Сони, и тогда я сейчас, подобно сумасшедшей, пытаюсь навязать человеку не имеющего к нему никакой причастности ребёнка.
Но нет же, нет! Марьяна всегда была слишком осторожной в вопросах, касающихся контрацепции. И только со Станиславом Сергеевичем она позволила себе вольность, за которую поплатилась.
Она очень боялась потерять свой статус свободной и не обременённой хлопотами женщины.
Её жизнь всегда была как танец: лёгкий, изящный, завораживающий. Марьяна — птица в блестящих перьях, летящая вперёд, к ярким огням и красивой жизни. Неземная. Неприкасаемая, как редкий музейный экспонат.
Высокая, стройная, с модельной внешностью и длинными блестящими волосами, она тут же оказывалась в центре внимания там, где появлялась.
Марьяна рано поняла, что красота — её капитал. И как только выяснилось, что ухажёры могут быть ещё и богатыми, она потеряла интерес ко всему, что не касается устройства её беззаботного мира.
Семья?
Это лишнее!
Она легко избавляется от людей, даже от близких, словно обрезает ненужные ниточки.
А Соня...
От Сони она хотела избавиться сразу.
Я до сих пор помню тот разговор с такой поразительной точностью, что мурашки идут по коже. Марьяна смотрела на меня с холодной усталостью, будто я предлагаю ей что-то нелепое, невозможное.
Марьяна, в силу уверенности в собственной неуязвимости, узнала о беременности уже на приличном сроке. Настолько приличном, что аборт в её случае приравнивался к убийству.
Я этого допустить не могла.
Уговорить её оставить ребёнка было сложно, но я знала, что если не сделаю этого, то всю жизнь буду жалеть о том, что не настояла. Не знаю, откуда во мне взялись силы, чтобы взять на себя такую ответственность, но я была уверенна в одном: я буду для этого ребёнка той матерью, которой Марьяна никогда не станет.
Помню лицо Марьяны, когда она впервые увидела Сонечку. Ни тени нежности, ни намёка на материнские чувства. Для неё Соня была ошибкой, чем-то, что нужно исправить или забыть.
Четыре дня.
Всего четыре дня она была матерью, а потом исчезла, оставив мне мою Соню.
С тех пор Марьяна видела её лишь однажды, случайно, и даже тогда сделала вид, будто этот ребёнок не имеет к ней никакого отношения.
— Варвара? — Раздаётся голос Ирины совсем рядом и я поспешно убираю телефон в карман.
— Да?
— Вам уже показали ваш кабинет?
— Нет, я ещё…
— Идёмте.
Поправив лямку сумки на плече, следую за Ириной.
Шаги её размеренные, чёткие, и каждый из них отдаётся звоном у меня в мозгу.
— Вот, — Ирина толкает дверь, соседствующую с дверью кабинета Сташевского. Взмахивает рукой, будто открывает передо мной новый дивный мир. — Ваше рабочее место.
Мой кабинет…
Это слишком громкое название для небольшой комнатушки, под завязку заваленной хламом, но… Мой кабинет! Личный!
Вдоль стены тянется огромный стеллаж до потолка, заваленный папками, коробками и каким-то непонятным барахлом. Окно широкое, но почти не даёт света — тоже заставлено бумажным мусором.
— Прошлая ассистентка не справлялась с ведением хозяйства. Если вы разберёте всё это — получите плюс в карму и балл лично от меня.
— А рабочий ноутбук у меня будет?
— Да-да, он где-то... Где-то... — Ирина оглядывается, рассеяно разводит руками в стороны. — Где-то тут. Поищите.
Её взгляд, холодный, с требовательным прищуром, опускается на Соню, что самозабвенно дует пузыри из слюней у меня на груди в кенгуру.
— Что Станислав Сергеевич сказал вам по поводу ребёнка в офисе?
Пожимаю плечами.
— Ничего не сказал.
Ирина коротко поджимает губы, превращая их в суровую тонкую линию.
— Учтите, он терпеть не может, когда подчинённые слоняются без дела и отлынивают от работы. Даже если до поры до времени молчит. Вы можете просто вылететь отсюда одним днём. Так что постарайтесь не попадаться ему на глаза без веской причины.
Улыбаясь, послушно киваю.
О, если бы она знала, как часто я планирую попадаться Сташевскому на глаза, то вообще не совершила бы такой ошибки, как принятие меня на работу.
— Ладно, Варвара, разберите тут всё. Удачи.
Она выходит, оставив меня наедине с хаосом.
Расчистив себе кусочек свободного места на низком диванчике, присаживаюсь, чтобы покормить Соню.
В голове скачут мысли, молниеносно сменяя одна другую: нужно каким-то образом прикрыть братца, доказать Сташевскому его отцовство, ещё и мулатку найти этому невыносимому типу...
Ах, да, и купить билеты в тёплые края для своей кукушки, потому что скоро она улетит от меня, возмущённая ворохом невыполнимых задач.
Окинув взглядом фронт работы, тяжело вздыхаю.
Включаю негромко музыку на телефоне, чтобы веселей было и мне и Соньке. Приступаю к разбору завалов.
Удивительно, но это приводит меня в чувства и помогает вновь обрести почву под ногами. Простая, рутинная работа, хорошо знакомая рукам и голове, уводит мысли прочь из этого офиса, далеко-далеко от Сташевского и мулаток.
Замечаю ноутбук. Он лежит на самой верхней полке стеллажа, игриво зазывая меня блестящим уголком корпуса.
— Иди-ка сюда, мой хороший, — тянусь к нему, но не достаю. Очень уж высоко.
Подтаскиваю стул, встаю, но меня всё равно не хватает нескольких сантиметров роста.
Варя.
Стою перед дверью в кабинет Сташевского. Сердце долбит где-то в горле, потому что каждая наша встреча — ничем не прикрытая провокация с моей стороны. И боюсь, терпение босса вовсе не резиновое.
Стучусь тихо, тут же приоткрываю дверь
— Можно? — Заглядываю.
Сташевский не отрывает взгляда от экрана. Быстро-быстро что-то печатает.
— Можно, если осторожно, — бросает коротко, даже не взглянув в мою сторону.
Захожу. Поправляю Соньку, поудобней усаживая её в кенгуру.
— Я выполнила ваше задание, Станислав Сергеевич.
— Какое именно? Помнится, у вас их уже много скопилось.
— То, которое касается вашего... кхм… Досуга, — щёки предательски вспыхивают.
Раевская, прекрати краснеть! Тебе ж не четырнадцать!
Но я себя в присутствии Сташевского именно так и ощущаю — неопытным несмышлёным подростком.
— Ах, это задание! — Он расплывается в довольной улыбке, закладывает руки за голову и откидывается на спинку своего кресла. — Так-так, очень интересно! И что же вы для меня нашли?
— Я вам ссылку скинула, посмотрите.
— Куда вы мне её скинули?
— Ну, на рабочем столе была программа… И я нашла ваше имя…
Сташевский медленно опускает руки, приподнимает обалдевши бровь
— Вы что, отправили мне контакты эскортницы в корпоративном чате?
А, да?
Упс…
— Возможно, — выдавливаю я сквозь поджатые губы.
Но Сташевский, кажется, не злится. Напротив, его губы растягиваются ещё шире, словно эта ситуация его забавляет.
— Да уж, Варвара, с вами точно не соскучишься!
Он качает головой, поворачивается к экрану и щёлкает мышкой.
— Регистрацию требует, — сообщает он с лёгким раздражением в голосе. — Вы что, не могли скачать анкету и отправить мне уже готовую?
— Там несложно, — оправдываюсь. — Можете зайти с моего аккаунта, я уже создала. Варвара Раевская.
— Пароль.
— Пароль я вам не скажу, — хмурюсь я чуть возмущённо. — Он у меня один везде. Знаю я вас…
— И как же вы в таком случае предлагаете мне войти? Да я сейчас просто взломаю…
— Не нужно! Давайте, я сама…
Сташевский взмахивает рукой в сторону своего компьютера — жест ленивый, но настолько уверенный, что мне кажется, он только что предоставил мне полный контроль над миром.
Подхожу к его столу, но тут же сталкиваюсь с новой проблемой.
Пространства для меня просто нет.
Чтобы дотянуться до клавиатуры, мне приходится втиснуться между Станиславом Сергеевичем и столешницей.
Его колени оказываются слишком близко, мои бёдра почти зажаты между ними.
— Может, вы подвинетесь? — Спрашиваю осторожно, не глядя ему в глаза.
Он даже не шевелится.
— Нет. Зачем? Меня всё устраивает.
Сглатываю.
В кабинете резко становится слишком жарко.
Это неправильно.
Неправильно, что его колени прикасаются к моим бёдрам. Что его дыхание кажется таким близким. Что его взгляд вдруг становится слишком тяжёлым.
Я ощущаю его присутствие так остро, что каждое микродвижение воздуха в этой комнате проходит сквозь меня.
Стараюсь сосредоточиться на экране, но пальцы путаются на клавишах клавиатуры, промахиваясь.
Его рука мелькает где-то рядом — он отодвигает мышку, давая мне больше пространства, но при этом совсем не двигает корпус.
— Всё в порядке? — Его грудной голос звучит низко и слишком близко.
— Конечно.
Кожей ощущаю, что он смотрит. Что скользит по мне взглядом, задерживается, изучает.
И кажется, он всё понимает — мои эмоции, мою неловкость, напряжение, которое заставляет меня дышать чаще.
Клавиши под пальцами вдруг кажутся липкими, экран расплывается.
Всё, чего я хочу, — это закончить и уйти.
Но вместо этого я слышу, как он вдруг тихо усмехается.
— Вар-ва-ра, — произносит он с интонацией, в которой нет ничего конкретного или запретного, но она заставляет меня замереть.
Я поворачиваю голову и сталкиваюсь с его взглядом.
Тёмные глаза — глубокие, цепкие.
На миг кажется, что они видят во мне больше, чем я готова показать.
— Вы закончили? — Приподнимается насмешливо густая бровь.
Да уж… Варвара почти закончила.
Кабинет наполняет лёгкое напряжение.
Жарко. Невыносимо душно.
Быстро расстёгиваю верхнюю пуговицу блузки, оттягиваю воротник и дую себе на грудь, пытаясь остудить этот неуместный прилив неловкости.
Соня начинает извиваться, недовольная теснотой.
— Ладно, малышка, — бормочу, вытаскивая её из кенгуру и усаживая прямо на стол перед Сташевским.
Он тут же откатывается на своём кресле подальше, будто Соня прокажённая.
— Что с вами?
— Зачем ты его сюда посадила? — Голос его напряжённый, взгляд метает молнии.
— Сайт запрашивает код подтверждения, — объясняю, тыча в монитор. — Я сейчас за телефоном сбегаю, Соня пусть тут посидит.
— Он упадёт.
— Она, — поправляю раздражённо. — И нет, не упадёт. Она пока не слишком расторопная.
Но Соня тут же опровергает мои слова, резко заваливаясь с попы и приземляясь на ручки, выставленные перед собой.
Сташевский вскакивает, инстинктивно подаваясь к ней, чтобы поймать, но Соня остаётся лежать на столе, довольная манёвром.
— Видите? Не упала, — улыбаюсь обезоруживающе.
— Нет, — Сташевский качает головой. — Как-то это совсем не безопасно.
— Ладно, тогда… — Забираю Соню со стола и перекладываю её в руки Сташевского.
— Варвара! Заберите его немедленно!
— Это девочка!
— Да хоть единорог, мне наплевать! Заберите! — Поднимает её над собой, удерживая на вытянутых руках.
— Буквально одну минуту, Станислав Сергеевич! Я за телефоном и обратно! — Кидаю через плечо, уже бегом направляясь к выходу.
Захожу к себе, захлопываю дверь и картинно прислоняюсь к ней спиной.
Сердце колотится, но на лице расцветает улыбка.
Да, нужно признать, эта стратегия работает.
Варя.
Медленно выгребаю из кабинета Сташевского.
Витаю в каком-то тумане. Голова тяжёлая от мыслей.
Что с этим Сташевским не так? Он то игривый мартовский кот, обливающий меня густым дразнящем взглядом, как малиновым вареньем. То строгий начальник, требующий незамедлительного выполнения своих поручений. То холодный и циничный, то шутливый и дерзкий. То кончиками пальцев перебирает Сонькины волосюшки, то… Вот это!
Почему он так резко ушёл?
Нормально же всё было.
Даже Соня вроде его не сильно напугала. Или всё-таки напугала?
Пытаюсь разобраться в собственных ощущениях, но они запутанны сейчас, переплетены в липкую паутину.
— Варя! — Слышу звонкий голос.
Поднимаю голову.
За стойкой ресепшена, улыбаясь, стоит та самая Настя, которую вчера Ирина отчитывала, как провинившуюся школьницу, на глазах у всего офиса.
Подхожу.
— Ты Варя, да? Я ведь не ошиблась?
— Варя. А ты — Настя?
— Всё верно, — протягивает тонкую ладонь. — Наконец-то познакомились нормально, а то всё мимо друг дружки бегаем.
Пожимаю протянутую руку.
Пальцы у неё прохладные и тонкие. Маникюр свежий — предел моих мечтаний. Густые тёмные волосы собраны в высокий хвост на затылке, глаза чуть прищурены, будто она меня оценивает.
Красивая девочка, личико кукольное, возможно даже подправленное у хирурга или косметолога. Но гармонично, без откровенных переборов. Лишь идеальная правильность линий и черт тонко намекает на то, что вмешалась во всё это рука профессионала.
— Варь, а ты уже с кем-то здесь подружилась?
Хочется засмеяться в ответ на этот вопрос.
А это возможно? Здесь? В этом серпентарии?
У меня даже в более тепличных условиях с друзьями туго — мне просто не до них. Контекст моей жизни не подразумевает свободного времени на развлечения.
— Нет, я пока ни с кем…
— Не хочешь на обед вместе сходить? — Перебивает Настя.
Моргаю, застигнутая врасплох.
Сходить на обед? Со мной? Кто-то вообще хочет со мной дружить?
Ого…
— Я... Да, я с радостью.
— Хорошо, поболтаем хоть. Нам, девчонкам, лучше держаться вместе в этом офисе. Тут хищников больше, чем в саванне.
Я улыбаюсь, хотя совсем не уверена, что она шутит.
— Да, наверное...
Настя вдруг опускает взгляд на Соню, которая вцепилась в край рукава моей блузки и сосредоточенно пытается впихнуть теперь его в рот.
— Твоя малышка? — Чуть склонив голову к плечу.
На автомате Соню прижимаю к себе крепче.
— Моя.
— Какая лапочка! А сколько ей?
— Полгода, — все мышцы моего тела иррационально напрягаются.
Ничего с этой своей реакцией поделать не могу. Вопрос своих чужих детей для меня актуален, как никогда.
— Серьёзно? И ты работаешь? Варь, какая ты молодец! — Настя смотрит с таким восхищением, что я невольно чувствую себя героиней. — А где её папа?
— Папа?.. — Переспрашиваю лишь для того, чтобы потянуть время.
— Ну да, — Настя пожимает плечами. — Вы вместе? Помогает? Или ты всё одна тянешь?
Ах, вот почему я не завожу друзей…
— Мы справляемся, — отвечаю уклончиво.
Настя кивает, будто поняла всё, что хотела.
— Железная леди, значит? Уважаю. Не каждая смогла бы так.
Я лишь натянуто улыбаюсь и бегаю взглядом по стенам холла, судорожно соображая, на какую тему можно перевести разговор.
— А ты давно здесь работаешь?
Настя зажмуривает один глаз, проводя в уме расчёты.
— Год почти. Достаточно, чтобы привыкнуть к правилам джунглей. Тут ведь все друг друга подсиживают, ты знала? Шаг влево — расстрел. Накосячил — получи выговор. Ира, эта гиена, живьём сожрет и даже косточками не подавится. Одно утешение — Станислав Сергеевич. Наш гордый Лев.
Обалдеть, утешение…
Да я после каждой встречи с ним выхожу мокрая насквозь и забабашенная, словно меня только что на американских горках прокатили. Крышесносный взлёт, феерическое падение.
И в лепёшку об асфальт.
Настя смотрит на меня с хитринкой во взгляде.
— Ты к нему близко подобралась. Блат?
— В смысле? — Хмурюсь.
— Ну, на такое козырное место кого попало с улицы не берут, — объясняет, задумчиво покусывая пухлую нижнюю губу. — Обычно берут тех, за кого папенька подсуетится, пристроит чадо, надеясь, что сказка о Золушке станет реальностью. Ну, ты понимаешь… Прекрасный принц обратит внимание, бла-бла-бла.
Я фыркаю.
— Нет. У меня просто резюме было хорошее. Я пришла работать. Без всяких надежд на сказку.
Ох, вру, не краснея.
Но мне сказка не для меня нужна. Для Сонечки.
И принца нам не надо. Дайте лишь папу ребёнку, и я стану самым счастливым человеком на этой планете.
Настя улыбается, будто моим словам не верит, но ничего не отвечает.
Из другого конца коридора доносятся уверенные, твёрдые шаги.
Мы с Настей и Соней тут же устремляет туда всё своё внимание.
Ирина идёт рядом со Сташевским, который уже успел надеть пальто и готовится встать на лыжи, чтобы свинтить из офиса.
Они останавливаются у лифта, о чём-то тихо, но эмоционально переговариваются.
Сташевский бросает на меня быстрый взгляд. Потом ещё один.
Ирина следует его примеру.
Внутри что-то нервозно сжимается, сворачивается в тугой узел.
Сердце, спотыкаясь на очередном ударе, сбивается с ритма, а в животе тяжелеет пустота, чёрной дырой засасывающая всё вокруг.
Они… Они меня обсуждают? Что я такого сделала?
Невольно стискиваю зубы. Пальцы холодеют, колени подкашиваются.
Ирина подаётся ближе к Сташевскому, что-то шепчет, и оба они вдруг резко поворачиваются в мою сторону. Сташевский задумчиво кивает.
Их цепкие взгляды сканируют меня насквозь.
Опускаю голову, рефлекторно прижимая Соню к себе в порыве защитить от этого рентгеновского луча.
Неужели моя выходка с Соней стала последней каплей в чашу терпения Сташевского?
Варя.
Плетусь за Ириной в свой кабинет. С каждым шагом ноги становятся всё тяжелей, а сердце всё сильней разгоняется, проваливаясь в нервную тахикардию.
Ирина заходит в мой кабинет с видом, будто это её личная территория. Уверенно, не озираясь, усаживается на диван, закидывает стройные ноги одну на другую. Её узкие брюки подчёркивают безупречные линии бёдер, и я невольно сравниваю её фигуру со своей. Моя старенькая юбка стала мне свободна после того, как я невольно скинула ещё пару килограмм, и теперь она сильней прежнего напоминает мешок.
Рассматриваю её строгий профиль. Чуть вздёрнутые брови, слегка циничный изгиб губ.
Красивая женщина. Про таких говорят — породистая. Виден в ней и внутренний стержень, и внешний лоск.
Ирина оглядывает кабинет.
Её взгляд с претензией задерживается на стеллаже, на расставленных по цвету папках, на чистом столе и двух мусорных пакетах, сиротливо стоящих в углу.
— Неплохо, — бросает она, чуть приподняв одну бровь.
Я молчу.
Стою у порога и пытаюсь унять Соню, которая, как маленький индикатор, считывая мою нервозность, кукситься и извивается червячком. Пальчики ловят воздух, а розовые губки дрожат, будто она вот-вот разрыдается.
— Вы хорошо справились с задачей, Варвара. Вижу, что вы девушка исполнительная.
— Спасибо, я старалась, — сглатывая ком в горле, переминаюсь с ноги на ногу. В голосе моём проскальзывает робкая надежда на то, что этот разговор — не начало конца.
Ирина хмыкает, её губы чуть кривятся в подобии улыбки.
— Из вас мог бы выйти толк.
И вот это сослагательно наклонение определённо ничего хорошего для меня не означает…
— Но?..
— Но вы приносите много проблем Станиславу Сергеевичу. Не конкретно вы, а… — её взгляд опускается на Соню. — Всё, что доставляет неудобства Станиславу Сергеевичу, доставляет неудобства и мне. Его проблемы — мои проблемы. Однако…
Напрягаюсь, стараясь не выдавать своего страха.
Ирина выдерживает драматичную паузу. Чуть качает головой, словно размышляя, как лучше сформулировать свою мысль.
Соня тихонько хнычет, и я делаю робкий шаг вперёд.
Нужно что-то сказать, но язык словно к нёбу прилип. Облизываю пересохшие губы.
Давай, Варя, скажи уже. Ты должна попытаться.
Вылетишь отсюда — лишишься возможности додавить Сташевского!
— Ирина, я всё понимаю, просто…
Она резко поднимает руку, заставляя меня замолчать. Жест её медленный, плавный, но от его властности по спине пробегает холодок.
— Однако, его решения — не мои решения. Итак, что вам нужно?
Хмурю лоб.
— В каком смысле?
— Раз уж вы по какой-то причине не можете оставлять ребёнка дома, что вам нужно, чтобы девочке было комфортней проводить время с вами на рабочем месте?
Рассеянно моргаю. Мой рот открывается, но слов по-прежнему нет.
— Варвара?
— Ничего… Мне ничего не нужно.
— Не скромничайте, Варвара. Составьте список, вас снабдят всем необходимым.
— Это вовсе не обязательно…
— Не переживайте, все расходы компания берёт на себя, — её голос твёрдый, не предполагающий возражений. — Манеж, игрушки, стульчик для кормления?
— Это предложение Станислава Сергеевича?
Ирина смотрит на меня так, будто я задала самый странный вопрос в мире.
— А почему вас это так удивляет?
— Не знаю, просто он…
— Не производит впечатление отзывчивого человека? Это впечатление обманчиво, Варвара. Станислав Сергеевич регулярно оказывает помощь сотрудникам в сложных жизненных ситуациях. Даже похороны оплачивает. Вам никого похоронить не надо?
Разве что моё чувство собственного достоинства, думаю я, но вслух говорю другое.
— Боже, я думала, вы меня уволите сейчас…
Строгий взгляд Ирины словно высекает что-то внутри меня. Выжигает, как татуировку.
— Варвара, не думайте, что эта поблажка даёт вам право не выполнять свои рабочие обязанности. Как только вы перестанете приносить пользу компании, мы незамедлительно с вами попрощаемся.
Соня издаёт тихий звук, я машинально подкачиваю её, пружинясь в коленях.
— То, что вам позволено приходить сюда с ребёнком, не означает, что вы можете работать меньше. Напротив. Вы должны работать больше. Вдвое. Втрое больше. Чтобы оправдать затраченные на вас ресурсы.
— Я… Немного не понимаю…
— Чтобы понимать Сташевского, нужно знать его прошлое.
— А что там, в его прошлом?
— Если вы не в курсе, значит, вам это не нужно. Не лезьте туда. Там Ад и Израиль.
— Ладно…
Ирина встаёт, расправляя идеальные стрелки на своих брюках.
Подходит близко-близко, бросает странный взгляд на Сонечку.
— Я не знаю, почему он решил сделать это для вас. Его мысли порой не поддаются логике, а действия импульсивны и непредсказуемы. Однако не думайте, что это решение — проявление слабости. И не дёргайте тигра за усы. Я жду от вас список необходимых вещей. Пакеты с мусором не таскайте, их заберёт клининг.
Она делает лёгкий «пум» пальцем по кончику носа Соньки.
Сонька самозабвенно улыбается, а Ирина направляется к выходу.
Останавливается на мгновение в проёме двери, оборачивается.
— Кстати, Станислав Сергеевич ждёт от вас отчёт по инциденту в средней школе. Надеюсь, к завтрашнему утру он будет готов.
Она уходит, оставляя меня в полной растерянности.
Что же там такого в прошлом Сташевского, и почему в него лучше не лезть?
Неужели она думает, что меня можно шокировать историей успеха человека, рождённого с золотой ложкой во рту?
Или там есть что-то ещё?
Присаживаюсь за свой ноутбук…
Варя.
Перелопачиваю тонны виртуальных страниц в поисках обещанного «Ада и Израиля», однако ничего полезно или интересного о прошлом Сташевского не нахожу.
Не знаю даже, чего я там нарыть хотела…
Страшилки о том, что он кровь девственниц пьёт? Или о том, что младенцев на завтрак ест?
Да я и так это знаю, без всяких там подтверждений.
С лёгким философским раздражением откидываюсь в кресле, прижимаю к себе закимарившую Соньку.
В дверь тихонько стучат.
— Варь? — Заглядывает Настя. — Идёшь?
— Куда?
— На обед. Договорились же…
— А, да. Иду.
Хватаю бутылочку со смесью и выбегаю. Стараюсь не отставать от Насти.
— Экскурсию тебе уже провели? — Оборачивается через плечо, не сбавляя хода.
— Нет.
— Значит так, — начинает она деловито. — Если решишь остаться здесь на подольше, держись подальше от некоторых персонажей.
— Каких?
— Да практически от всех, — беззаботно машет тонкой кистью.
Обескураженно хмурюсь, но Настя, видимо, считает свой ответ вполне исчерпывающим.
Она указывает рукой на длинный ряд кабинетов вдоль коридора.
— Вон там сидят аналитики. Зануды редкостные. С ними лучше не спорить — затянут в обсуждение и сломают тебе мозг.
На моём лице дежурит вежливая улыбка. Киваю, как китайский болванчик, стараясь казаться заинтересованной.
Сворачиваем за угол.
— А там — айтишники, — продолжает она, кивком указывая на ещё один блок. — Ребята в целом нормальные, но ты к ним только за помощью ходи. Всё остальное им неинтересно. Да и слишком они друг на друга похожи — джинсы, футболки, наушники. Будто по одному чертежу сделаны. А вот там, — она снова кивает вперёд, — маркетинг. С ними вообще не связывайся. Особенно с девочками. Они все на антидепрессантах и вечно на грани нервного срыва.
— Весело у вас тут, — замечаю сдержанно.
Настя смеётся.
— Ага. Прямо цирк. Только без клоунов.
Мы делаем круг по офису и возвращаемся в знакомый холл с ресепшеном, за которым сейчас сидит другая девочка — почти Настина копия, только рыженькая.
Видимо, не только айтишников тут по одним лекалам штампуют.
Настя притормаживает перед лифтом и нажимает кнопку вызова.
Я чувствую себя немного неуютно после её быстрой и пристрастной экскурсии.
— А кто-то нормальный здесь есть?
— Нормальный? Ты знаешь, тут всё относительно, — Настя ухмыляется. — Кто-то может и нормальный, пока ты не перейдёшь ему дорогу.
Молчу, пытаясь переварить услышанное и поймать двойное дно, пока мы заходим в лифт. Настя нажимает на кнопку. Кабина чуть дёргается и опускается вниз. Соня фыркает, недовольно ворочается в кенгуру.
Тихонько её подкачиваю, не обращая внимания на взгляд Насти.
— Она у тебя спокойная.
— Когда как, — улыбаюсь натянуто.
— Интересно, почему вообще тебе сюда с ребёнком приходить позволено?
— Не знаю. Может, Станислав Сергеевич решил поиграть в благотворителя.
— Так это его решение?
Поднимаю на Настю взгляд.
— Да. А чьё ещё?
— Я думала, наша гиена подсуетилась. Она детей любит. У неё своих двое.
Ирина? Любит детей?
У неё есть дети?
И почему-то эта новость шокирует меня до глубины души.
Интересно, какая она мама?
— Слушай, — вдруг произносит Настя и кладёт руку мне на плечо, беспардонно вторгаясь в моё личное пространство. — А всё же, где её папа?
— Я не люблю это обсуждать. Это личное.
Настя пожимает плечами, как будто ничего такого и не спросила.
— Ладно, не хочешь — не рассказывай. Просто любопытно.
Двери лифта открываются, и мы выходим в просторный кафетерий.
Пространство кажется светлым и уютным, с мягкими диванами вдоль стен и рядами столиков. Настя уверенно ведёт меня к витринам и кассе.
— Берём что-нибудь быстрое. Если что, двумя этажами ниже тут есть ресторан, с шеф-поваром и супердесертами. Но туда лучше не соваться в конце недели — не протолкнуться.
Киваю, разглядывая витрину.
Настя берёт себе салат и сливочную пасту, я — кофе и небольшой кусок пирога.
Сонька тянется к моей еде. Тоже голодная уже.
Усаживаемся за столик почти в центре кафетерия.
Успеваю лишь вручить Соньке бутылочку и пригубить кофе, когда из-за спины раздаётся громкий голос.
— Привет, девчонки!
Поднимаю взгляд.
К нам, изящно лавируя между столиками, идёт мужчина. Высокий, ухоженный, с нарочито небрежной прической, зафиксированной гелем, и ослепительно белой улыбкой.
— Аблонский, — шепчет Настя, закатывая глаза.
— Собственной персоной, — он полностью игнорирует её реакцию. Тянет ладонь. — Ты новенькая?
— Варя, — пожимаю.
— Варя. Очень… Крайне… Чертовски приятно! Насть, ты почему такой брильянт мимо меня протащила?
— Давай только без своих шуточек, — язвит Настя. — Не позорь нас перед новенькой.
— Да кто шутит? — Он улыбается одной стороной губ, разворачивает свободный стул за нашим столиком к себе и седлает его, как коня. — Константин Аблонский. Просто Костя. Руководитель отдела маркетинга и славный малый. А кто эта юная принцесса?
Он тянется к Соне, но та недовольно фыркает. Ревностно перехватывает бутылочку со смесью покрепче.
— Она не очень любит незнакомых, — предупреждаю.
— О, я её понимаю. Ну как, нравится у нас?
— Пока не знаю. Офис красивый, но куда важней коллектив.
— Верно. И с коллективом тебя никто лучше меня не познакомит. Бросай эту зануду, я сам тебе всё здесь покажу.
— Кость, отвали, — Настя морщится, небрежно взмахивая в воздухе пальцами. — Не видишь, мы обедаем?
— Так я же не мешаю.
— Я серьёзно. Дай девочкам поесть спокойно.
Взгляд Насти говорит лучше любых слов. И Костя, помявшись пару секунд, обречённо выдыхает.
— Ладно, обедайте. Варь, но если что, обращайся. Я всегда к твоим услугам.
Варя.
Захожу в подъезд.
Лифт не работает.
Ну, естественно!
Смотрю на тускло мигающую кнопку вызова, надеясь, что это какая-то ошибка. Но вместо того, чтобы исправиться и порадовать меня сомнительным комфортом, лампочка гаснет окончательно, оставляя лишь раздражающее отражение моей уставшей физиономии на грязной металлической панели.
— Вот зараза, — шепчу себе под нос и разворачиваюсь к лестнице.
Соня посапывает в автолюльке. Её тёплое дыхание тихо вторит моим шагам. Еле волочу ноги по ступенькам, чувствуя, как каждое движение отзывается тупой болью в пояснице.
Не привыкла я столько сидеть.
Кажется, даже двенадцатичасовая смена с тяжёлым подносом в руках давалась мне проще.
Ещё пара пролётов, и я дома…
Но этажом ниже наше я встречаю препятствие — дверь резко открывается, и дорогу мне преграждает баба Валя. Её серое платье с выцветшим рисунком выглядит, как знамя затянувшейся войны с подъездной несправедливостью.
Караулила что ли у глазка?
Впрочем, ничего нового.
— Опять накурили в подъезде! — Возмущается она, упирая руки в бока. — Дышать нечем! В квартиру тянет!
— И вам добрый вечер, баб Валь, — вежливо киваю, хотя сил нет даже на это.
— Какой же он добрый? Запах чуешь? — Её глаза блестят с подозрением. — Это твой Артём опять накурил!
— Артём не курит.
— Значит, дружки его! — В голосе бабули злорадная победа, будто она только что разгадала заговор мирового масштаба.
Еле сдерживаюсь, чтобы не вступить в перепалку.
— У него нет дружков, баб Валь.
Кто? Ромка? Да он сюда на пушечный выстрел не подойдёт. Вообще не знаю, что общего может быть у моего Тёмы и сына местного главы администрации.
А других друзей у Тёмы нет. Он, как и я, не интересен им из-за своей загруженности семейными обязанностями. Ни погулять, ни затусить…
— Да-да, рассказывай мне! Кто-то же курит! Ты, небось, сама и куришь!
Качаю устало головой, протискиваюсь мимо разоряющейся баб Вали. Поднимаюсь к своей двери, чувствуя, что силы вот-вот меня покинут.
Открываю ключом замок и вваливаюсь в квартиру.
Из комнаты слышны звуки виртуальной стрельбы. Артём, конечно, уже дома. Наушники на голове, лицо сосредоточенное — снова в своём мире. И я не хочу его оттуда дёргать.
Ставлю люльку с Соней на пол, аккуратно вытаскиваю её и перекладываю в кроватку. Она даже не просыпается. Тоже уработалась.
На кухне сразу берусь за ужин.
Гречка с сосисками — частый гость в нашем меню. Быстро, просто и, главное, питательно.
Но мысли мои почему-то далеки от ужина.
Они вновь и вновь возвращаются к Сташевскому, и я по-девичьи вздыхаю, прислонившись бедром к плите.
Я давно себе не позволяла таких мыслей. Они непривычны мне, а потому совершенно никак не желают органично вписываться в стандартную схему.
Сташевский, как ни крути, очень привлекательный мужчина.
Да.
А ещё он старше тебя, Варя, лет на пятнадцать. И в его глазах что ты, что Соня — две сопливые девчонки в подгузниках.
А ведь он почему-то всё же позволил Соне остаться. И не просто позволил, но и открыто заявил о намерениях сделать наше пребывание в офисе более комфортным. Это должно что-то значить.
Броня дала брешь? Стальной корпус пошёл трещинами? Мы с Сонькой на верном пути?
Хочется наивно думать, что да. Что шанс на успех есть, и очень скоро мы так близко подкрадёмся к сердцу Сташевского, что он и жизни без нас представить не сможет.
Точней, без Сони, конечно!
Однако, его внимание мне льстит.
— Варь, а где кетчуп? — Раздаётся голос Тёмы, и я вздрагиваю.
Он стоит у стола, ловко вращая телефон в пальцах.
— На верхней полке, — вытираю машинально руки о полотенце.
Он молча достаёт бутылку, садится за стол, ковыряет вилкой в тарелке.
Я тоже ковыряюсь и задумчиво улыбаюсь своим мыслям.
А они всё витают вокруг Сташевского.
Этот напряжённый момент в его кабинете, когда я оказалась зажата между его колен…
Ох…
Снова бросает в жар. Щёки пылают.
Как мне работать с ним бок о бок, если реакции моего тела такие однозначные? А я такая топорная в делах амурных, что даже не умею их скрывать. И Сташевский, разумеется, считывает меня, как открытую книгу.
— Ты чего? — Со скепсисом поднимает Тёма бровь.
— Чего?
— Улыбаешься так…
— Как?
— Как тупица.
— Сам тупица, — стираю улыбку с лица.
Тёма, прищурившись, рассматривает меня через зубчики поднятой в воздух вилки.
— С мужиком познакомилась?
— Глупости не говори.
— То-о-очно! Ну, кто он? — Тёма с любопытством подаётся вперёд через стол.
— Никто. Нет никакого мужика.
— Мне-то не ври.
— Жуй давай, пока не остыло.
— Варь, ну чё ты!
— У меня нет времени на эту ерунду.
— Не скажешь сама, я твои переписки взломаю, — улыбается, хитрец.
Подвожу фигу ему к носу.
— Во, видал? Отрублю инет и телефон заберу.
— Тогда сама колись. Мы же семья, да? А какие тайны могут быть от семьи? Ну скажи, Варька!
Что сказать? Что я залипла на Стаса Сташевского?
Но братец даже не знает ещё, что я на него работаю.
Ну его.
Этих двоих нужно держать как можно дальше друг от друга.
— Ну Варь, ну скажи, скажи… — Канючит по-детски.
— Костя! — Бросаю на Тёму хмурый взгляд. — Доволен?
— Кринж…
— Сам ты кринж.
Почему-то даже просто имя Сташевского произнести не могу, без всяких уточняющих подробностей. Будто сама себя обмануть пытаюсь.
В голове всплывает туманный образ Аблонского. Нет, он симпатичный, конечно, но слишком уж лощёный. Не в моём вкусе такие мужчины.
«Конечно, в твоём вкусе Станислав Сергеевич, это мы уже поняли», — добавляет язвительно внутренний голос. Никак заткнуться не хочет, зараза.
Но то, что Сташевский кажется мне привлекательным внешне, совершенно ничего не значит.
Варя.
Ночь тянется бесконечно.
Сон то рассыпается, то снова порабощает меня, оставляя за собой горячий след фантазий.
Лежу в постели, но ощущаю себя не здесь.
Я в его кабинете.
Сташевский смотрит на меня сверху вниз, в его взгляде — дикое, почти животное желание, от которого перехватывает дыхание. Его длинные пальцы обхватывают мои бедра, притягивают к себе. Плавно задирают подол юбки вверх.
— Варвара… — Его голос глубокий, обволакивающий. Он звучит где-то в моей голове.
Его ладони исследуют моё тело, скользят по коже, по каждому крутому изгибу, оставляя за собой обжигающие дорожки. Чувствую жар его дыхания на своей шее. Горячие, влажные поцелуи, заставляющие меня дрожать и покрываться мурашками.
Его губы находят мои, захватывают в плен.
Колени предательски подкашиваются.
Мои руки сами собой обвивают его шею. Он крепче прижимает меня к себе, и я чувствую каждую мышцу в его огромном теле.
Через меня словно пропускают разряд электрического тока…
От его взгляда плавит. И внутренняя сила, горящая в этих глазах, подкупает ничуть не меньше, а может даже больше, чем сила физическая.
Хочу потеряться в этом моменте, раствориться в нём, но...
Резкий толчок сердца, вспышка сознания — и я открываю глаза.
За окном совсем темно ещё. Соня тихонечко сопит в своей кроватке.
— Чёрт… — Шепчу в пустоту, растирая помятое лицо.
Этот демон мне теперь ещё и сниться будет? Мало мне его в офисе...
Р-р-р! проклятие какое-то!
Кажется, я крупно влипла.
Мне бы доспать свои законные два часа, но сна ни в одном глазу. Не удивительно, после той пошлятины, что мне всю ночь беззастенчиво транслировал мозг.
Готовлю себе растворимый кофе.
И, раз уже времени у меня с утра предостаточно, решаю потратить его с пользой — на работу сегодня приду, как на праздник!
***
В офисе меня поджидает сюрприз.
Открываю дверь кабинета и замираю на пороге.
Возле моего стола стоит большой манеж с мягкими бортиками. Рядом — высокий стульчик для кормления. А ещё ящик с игрушками, которые, судя по виду, не самые дешёвые.
— Вот это да, — выдыхаю и аккуратно ставлю автолюльку с Соней на пол.
Сонька открывает глаза, осматривается. Тянет лапки к ярким игрушкам.
— Ну-ка, попробуем… — пересаживаю её в манеж. Она тут же хватает первую попавшуюся игрушку — красного медвежонка, — и начинает вертеть его в руках. Суёт силиконовое ухо в рот.
Пока ребёнок увлечён новым, я усаживаюсь за стол.
Да, так определённо лучше. Всё же, когда на твоей шее беспрерывно висит восемь килограмм, это не может не ощущаться к концу дня.
Но долго радоваться мне не приходится.
Как только я открываю ноутбук, рабочие задачи нападают на меня, как голодная стая.
Таблицы, отчёты, срочные письма — всё это требует моего внимания.
Углубляюсь в работу, изредка поглядывая на Соню.
Она занята игрушками и, кажется, совершенно счастлива.
— Данные за позапрошлый год… — бормочу под нос, вчитываясь в документ.
Где эти данные искать в виртуальных базах я понятия не имею. Но точно знаю, что видела что-то похожее в одной из папок.
Пытаюсь вспомнить, куда её положила. Взгляд падает на стеллаж.
Пролистываю несколько папок в поисках нужных бумаг. Всё не то… Поднимаюсь постепенно выше и выше.
На цыпочках тянусь вверх. Кончики пальцев почти дотрагиваются до края папки, но мне не хватает буквально сантиметра.
— Иди сюда, моя хорошая… — Чуть подпрыгиваю.
В ту же секунду что-то твёрдое накрывает меня сзади.
Горячее дыхание опаляет кожу, и я мгновенно напрягаюсь.
Две ладони впечатываются в стеллаж возле моей головы, лишая меня путей к отступлению.
Медленно… Очень медленно поворачиваюсь.
Встречаю взгляд Станислава Сергеевича. В нём пьяная смесь эмоций. Целый взрывоопасный коктейль.
Пытаюсь что-то сказать, но слова застревают в горле.
Он тоже молчит.
Его взгляд скользит по моему лицу, замирает на губах, но лишь на пару секунд. Затем он спускается ниже, к скромному декольте. Ласкает жаром талию и бёдра.
Свожу колени вместе.
Дыхание моё сбивается, а сердце грохочет так, словно решило проломить грудную клетку.
Мне не в чем его винить, сама я тоже готова ломануться через стену отсюда, но ноги врастают в пол.
— Что вы делаете? — Вырывается у меня шёпотом.
— Варвара… — его голос снова обволакивает меня, точно как в моих снах.
Ладонь Сташевского взлетает в воздух, ловит меня за подбородок. Большой палец неласково сминает губы.
Он приближается, и мне кажется, что он сейчас поцелует меня.
Вот-вот… Сейчас…
Облизываюсь.
На губах солоноватый привкус его кожи.
Задыхаюсь.
Пульс истошно долбит в ушах…
Зависаем оба в странной прострации.
Соня громко долбит погремушкой о пол, заливисто хохоча.
Сташевский отступает на полшага. Нырнув под его рукой, отхожу на безопасное расстояние. Обнимаю себя руками за плечи.
Что это вообще было?
— Для меня так старались? — Снова окидывает он взглядом мой прикид, но уже не так, как пару секунд назад.
В его глазах теперь нет желания, лишь неприкрытое раздражение. Даже злость.
Словно я ему на новые белые кроссовки наступила.
— Нет, я…
— Вы нашли этого негодяя? — Резко меняет тему.
Делаю глубокий вдох, пытаясь вернуться в реальность.
— Да, — прячу взгляд. — Это… Это мальчик. Школьник.
— Школьник? — С сарказмом вздёргивается густая бровь. — Хотите, чтобы я в это поверил?
— Это правда.
— Что ж… Я хочу с ним побеседовать.
— Нельзя. Его отец в администрации работает, и вам лучше…
Сташевский хмурится.
— Мне наплевать. Мне нужно поговорить с этим парнем. Собирайтесь.
— Зачем?
— Вы ведь пробили всю инфу? Просмотрели соцсети? Знаете, как он выглядит?
Варя.
— Тём, привет. Рома в школе? — Одной рукой пытаюсь утрамбовать Сонькину брыкающуюся ножку в комбинезон.
Она явно настроена на борьбу, и это становится дополнительным испытанием.
— Ну да, в школе. А что?
— Ты должен мне помочь. Мой босс хочет… — Прижимаю телефон плечом к уху, освобождая руку. Соня капризно извивается, никуда от новых игрушек она уезжать не хочет. — Босс хочет обсудить с ним вопрос взлома системы безопасности.
— С Ромой? — В голосе брата слышится явное недоумение. — Почему твой босс? Почему с ним?
Перевожу дыхание.
Соня снова вырывается, и я одной рукой пытаюсь натянуть на неё шапочку.
— Потому что я сказала, что это он взломал!
— Варя! — С резким осуждающим возмущением. — Но это же не Рома! Он бы такой код в жизни не написал!
— Да мне плевать, — осаждаю резко и тут же содрогаюсь от осознания, насколько холодно прозвучали мои слова. Они как будто принадлежат не мне. Словно это не я говорю, а кто-то другой.
Сташевский, например.
Закрываю глаза на секунду, прогоняя это чувство.
— Ты должен объяснить Роме азы... Не знаю, расскажи ему, как это работает. Кратко. Ты понял меня?
— Почему бы нам не сказать ему правду? Я готов нести ответственность.
Упакованную Соньку укладываю в автолюльку, вручаю яркую погремушку.
— А я не готова. Я понимаю, что тебя разрывает от гордости за то, какой крутой код ты написал, но если мы скажем правду, меня уволят. С вероятностью девяносто девять процентов. А если я потеряю работу... — Замолкаю. Внутри всё переворачивается от страха. — Если я потеряю работу, то могу потерять и тебя, если вдруг это дело примет серьёзный оборот. Ты понимаешь?
Тёма молчит.
Его молчание — это самое худшее.
Оно как будто осуждает меня за каждое слово, которое я только что сказала.
— Пускай никто ничего не знает пока, — смягчаю тон. — Нам так будет безопасней.
— Варя... — Тёма вздыхает.
— Ты обещаешь мне, Тём?
Пауза тянется дольше, чем мне хотелось бы.
— Ладно, обещаю, — наконец говорит он, но в его голосе нет уверенности. — Но какое твоему боссу вообще дело до системы защиты Сташевского?
Открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент дверь кабинета приоткрывается.
— Варя, вы готовы?
Вздрагиваю, едва не роняя телефон.
Сташевский стоит в дверях — высокий, уверенный, решительно настроенный. Не дожидаясь моего ответа, подхватывает автолюльку с Соней.
— Да, — киваю запоздало, с трудом выдавливая из себя улыбку.
Он кивает в ответ и выходит за дверь.
— Тём, прошу тебя, всё должно пройти гладко, — шепчу в трубку, прежде чем сбросить вызов.
Швыряю телефон в сумку. Руки трясутся.
Всё будет хорошо, внушаю себе.
Но ощущение, что всё непременно пойдёт прахом от этого не исчезает.
Несусь в холл, догоняя Сташевского и Соню.
Лифт подъезжает, двери мягко открываются.
Вместе заходим внутрь. Стоим плечом к плечу, так близко, что мне приходится невольно следить за своим дыханием, чтобы не задеть его локтем.
Прямо перед нами — зеркальная панель, занимающая всю стену лифта. Отражение слишком честное, обнажающее каждую деталь. Переноска с Соней в сильных мужских руках Сташевского выглядит почти как декорация, но удивительно гармоничная.
— Давайте мне, — протягивая руку к автолюльке.
— Сам донесу, — отрезает.
И это очень приятно — когда кто-то может забрать на себя часть твоей ноши, пусть и на совсем короткий отрезок пути.
Наши взгляды встречаются в отражении. Моё дыхание на мгновение сбивается.
В его глазах снова что-то, чего я не могу понять.
Теплота? Любопытство? Или это просто игра света?
Но под этим взглядом мне хочется прикрыться руками. Иррационально ощущаю себя совершенно голой.
У него там что, рентген?!
Украдкой смотрю на себя в зеркале. Ну и видок...
Щёки пунцовые, лихорадочно горят. Глаза дикие. По шее и груди расползаются красные пятна — это нервное. Зато губы бледные, едва заметно подрагивают, словно хотят что-то сказать, но не могут решиться.
Сташевский всё ещё смотрит. Спокойно, уверенно, будто изучает картину в музее.
Внутри меня вспыхивает раздражение.
«Смотри на себя!» — мысленно обрываю я его, но на деле лишь отворачиваюсь.
Лифт останавливается, и мы выходим. На улице я на автомате направляюсь к своей машине, но не успеваю сделать и пары шагов, как Сташевский, словно ребёнка, ловит меня за капюшон куртки, меняя траекторию движения.
— Не туда, Варвара. Поедем на моей.
Его машина — Мерседес премиум-класса, во всей своей роскоши. Чёрная, обтекаемая, наполированная до почти нереалистичного блеска.
Сташевский ловко пристёгивает автолюльку на заднее сиденье. Движения его так точны, будто он делает это каждый день.
Стою чуть в стороне, наблюдая и чувствую себя лишней.
Когда он заканчивает, открывает переднюю дверь и жестом приглашает меня сесть. Неловко устраиваюсь на пассажирском сидении, пока он обходит машину, садится за руль и запускает двигатель.
— У вас уже был опыт? — Кивая на автолюльку.
— Катал пару раз ребятню друзей. Говорите адрес.
Называю адрес школы, в которой учится Тёма, и машина с визгом срывается с места.
Колёса едва слышно скользят по асфальту, а мне кажется, что сердце моё гудит громче двигателя.
Разглядываю Сташевского исподтишка.
Прямой нос, волевой подбородок, поросший двухдневной щетиной. Плотно сжатые губы, пальцы крепко стискивают руль.
Линии его профиля строгие, но в них есть что-то завораживающее, почти гипнотическое.
— Чего вы так на меня смотрите? — Спрашивает он, не отрывая взгляда от дороги.
То есть вот настолько громко я думаю?
— А когда мы встретимся с этим мальчиком, — перехватываю я его вопрос своим, пытаясь скрыть смущение, — что вы собираетесь делать?
— Встряхну его как следует, чтобы из его головы выпали мысли взламывать чужие системы.
Варя.
Сидим в машине у школы.
Сташевский хмурится, сверяясь с фотографией Ромы в соцсети, которую я ему показала. Его пальцы сжимают мой телефон, а взгляд прыгает от экрана к лицам детей, вываливающихся гурьбой на крыльцо.
— Может, не надо? — Нарушаю я напряжённую тишину.
Он не отвечает, только кивает головой на толпу школьников, внимательно вглядываясь.
Наконец, его взгляд останавливается, глаза прищуриваются.
Замечаю Тёму и Рому, выходящих на крыльцо.
Без шапки оба… Убью, нафиг!
Сташевский, встрепенувшись, передаёт мне телефон и, отстегнув ремень, тянется к дверной ручке.
— Сидите здесь, я сейчас.
— Подождите! — Хватаю его за рукав пальто.
— Что ещё, Варвара? — Закатываются от раздражения его глаза.
— Может, всё же не стоит? Он несовершеннолетний, а вы — незнакомый ему взрослый, который ловит его возле школы и зовёт в машину. Это, знаете ли, порицается у нас в обществе.
Сташевский открывает рот, чтобы что-то сказать, но я перебиваю:
— Да, я знаю, что вам плевать. Но, может быть, всё же отказаться от этой идеи?
Он вздыхает, обводит задумчивым взглядом школьный двор.
— Хорошо. А если мы сядем где-нибудь в кафе, это будет менее подозрительным?
Он не сдастся и не отступит, да?
— Тогда… Тогда я сама приглашу его туда, — заявляю твёрдо и выскакиваю из машины, пока Сташевский не успел меня остановить.
Тёма с Ромой стоят, разглядывая что-то в телефоне.
— Привет, — подхожу к ним. Понижаю голос. — Так, парни, сейчас вы должны сделать вид, что мы не знакомы.
— Варь, ты ку-ку.
— Шапка где? — Зыркаю строго на Тёму.
Молча достаёт из кармана и натягивает на голову.
— Рома, мой босс хочет угостить тебя мороженым. Как тебе идея?
Тёма и Рома синхронно морщатся.
— Мы продаёмся только за бургеры.
— Ты, Артём, с нами не пойдёшь, — предупреждаю я.
— Ещё чего! Пойду.
— Нет!
— Ромка плавает в инфе, кто ему подсказывать будет? — Парирует Тёма.
От раздражения сжимаю кулаки.
— Ладно, — сдаюсь. — Куда нам подъехать?
Тёма косится через моё плечо, разглядывая машину Сташевского. Присвистывает.
— Нифига у тебя на чём босс катается…
— Адрес скажи, Тём.
— За углом есть бургерная, можно там сесть.
— Окей. Рома, тоже шапку.
Возвращаюсь в машину.
— Ну что? — Сташевский внимательно меня разглядывает.
А я пытаюсь мысленно промотать в голове недавнюю сцену и понять, не выдала ли себя чем-нибудь.
— За углом бургерная, — тычу я пальцем вдоль улицы.
Сташевский коротко кивает, выворачивает руль, и мы направляемся туда.
Садимся за столик в углу. Соня радостно агукает в переноске, дёргая Станислава Сергеевича за рукава. Её весёлое настроение резко контрастирует с моим бешено колотящимся сердцем и ощущением надвигающейся беды.
Сташевский молчит, разглядывая что-то в своём телефоне. Изредка бросает на Соньку взгляды, значение которых я разгадать не могу.
Через пару минут дверь открывается, и заходят Тёма и Рома.
Тёма первым делом замечает Сташевского и буквально замирает на месте. Глаза его расширяются, занимая теперь почти всё место на шокированном лице.
Рома толкает его в плечо, и они подходят ближе. Усаживаются за столик, снимают куртки.
Рома тут же утыкается в меню, выбирая себе бургер.
Тёма же продолжает сверлить взглядом Сташевского, и я незаметно тыкаю его ногой под столом.
«Отвисни» — внушаю ему взглядом, сжимая зубы.
Сташевский смотрит на Рому и заговорщицки улыбается.
— Ну, друг, объясни мне, зачем ты это сделал?
Рома откидывается на спинку диванчика, делая вид, что абсолютно спокоен.
— Это ачивка, — бросает небрежно.
— Неплохая ачивка, — Сташевский холодной усмехается, скрещивает руки на груди. — Ладно, давай разберёмся по порядку. Какой код ты использовал?
— Ну... Это... Короче, я взял... Ну, генератор ключей, а потом... Ну, алгоритм.
Сташевский хмурится.
— Какой именно алгоритм?
Рома теряется, его взгляд рассеянно прыгает по нашим лицам.
— Э-э... Этот… Асимметричное шифрование.
— RSA? — Уточняет Сташевский.
Рома молчит, нервно теребя край своего худи.
— Нет, там была другая схема, — быстро говорит Тёма. — Он использовал атаку на метод Эль-Гамаля. Сначала получил параметры, потом через модульное уравнение пересчитал открытый ключ.
Сташевский переводит взгляд на Тёму.
— Вы оба занимаетесь этим?
— Нет! — Выпаливаю я слишком резко и громко.
— Варвара, помолчите. Получается, он сгенерировал свой ключ, подменил его в сессии, а затем атаковал сервер? — Станислав Сергеевич прищуривается. Снова смотрит на Рому. — Ты сам это придумал?
— Ну, да, сам придумал.
Тёма качает головой, едва сдерживаясь от того, чтобы не закатить глаза.
Сонька тянет ручки к нему, улыбаясь, но тот старается её игнорировать, хотя я вижу, как ему это даётся тяжело. Сташевский, кажется, тоже это замечает, потому что недовольно что-то бубнит.
— Так, вундеркинд, и что дальше?
— Ну, дальше… Взломал систему.
— Подробней.
— Э...
— Там была связка методов. Проблема в том, что у вас уязвимость в одном из протоколов проверки ключей. Когда сервер проверяет подпись, он делает это не напрямую, а через промежуточный вызов.
Прибью сейчас говнюка!
Сташевский слегка наклоняет голову, разглядывая Тёму.
— То есть вы с ним нашли уязвимость в схеме подтверждения?
— Нет, он... — Тёма осекается, понимая, что едва не выдал лишнего. — Ну да, типа того. Мы — то есть он — просто заменил часть цепочки вызовов.
— Конкретно какую часть?
Рома нервно сглатывает.
— Эээ... Ну, там этот... Хендшейк.
— Хендшейк, — насмешливо повторяет Сташевский. — Какой именно?
— Там шифрование на эллиптических кривых... или что-то такое... — Рома краснеет и заикается.
Варя.
Я иду к машине, как на казнь. Ватные ноги с трудом переставляются, поперёк горла стоит ком горечи, от которого у меня никак не выходит избавиться. В голове гудит, руки дрожат, и единственное моё желание сейчас — исчезнуть, провалиться под землю от стыда и страха.
Сташевский стоит возле машины, молча наблюдая за мной.
В его лице больше нет той злости, но это лишь пугает меня сильней.
Он выхватывает из моих рук переноску с Соней, пристегивает её на заднем сидении и открывает передо мной пассажирскую дверь.
— Садитесь, Варвара, — сухо и коротко.
Сглатываю и послушно устраиваюсь в кресле. Он обходит машину, садится за руль, заводит двигатель, и машина плавно трогается с места.
В салоне — гнетущая тишина.
Я не знаю, как начать разговор. Слова застревают в горле.
Любая попытка сказать что-то наверняка обернётся ещё большей катастрофой, но молчать дальше — это только сильней затягивать петлю на шее.
Мои потуги отыскать в голове что-то похожее на план действий оканчиваются провалом. Спутанные мысли беспокойно мечутся в стенках черепной коробки, не встречая на своём пути на грамма полезной информации.
Набираю в лёгкие воздуха, чтобы начать разговор, но Сташевский опережает меня.
— Варвара, я глубоко разочарован вашим поступком.
Мои плечи бессильно опускаются. Из меня словно разом выкачали весь кислород.
— Ругайтесь, я заслужила.
— Ругаться? Да вас бы выпороть, как маленькую, ей-богу!
— Я не хотела… — Шепчу.
— Мы с вами знакомы совсем немного, однако вы умудрились уже дважды обдурить меня. Сначала пробрались в мой офис и обманом устроились на работу, а потом скрыли от меня тот факт, что… — Он бросает на меня острый взгляд. — Артём — кто вам?
Комкаю нервно край куртки в пальцах.
— Брат.
— Скрыли то, что ваш брат и есть тот самый хитроумный взломщик.
Киваю. Щёки горят.
— Мне очень стыдно, — чувствую, как горло сдавливает узел вины и отчаяния.
— Когда эта новость дойдёт до прессы, меня выставят посмешищем. Вы поставили под сомнение мою репутацию, мой профессионализм. Компания понесёт убытки, если мы что-нибудь не предпримем.
— Я компенсирую...
— Компенсируете, — плотоядно щурится.
Сташевский не кричит, но оттого ещё тяжелей кажется этот разговор.
Мне гораздо проще было бы вынести его эмоции, нежели полное отсутствие эмоций. У меня нет никакого ориентира сейчас…
— Почему вы это сделали, Варя? — С холодным упрёком.
— Я защищала свою семью.
— Вы должны были сразу сказать мне правду, а не выдумывать странные схемы. Почему не сказали? Не доверяете?
— Нет, — роняю взгляд на свои сцепленные пальцы.
Сташевский хмурится.
— Обидно.
— Дело не в вас, — добавляю торопливо. — Я вообще мало кому доверяю. Простите.
— Мир не опасен, если ты сам не наделяешь его такими качествами.
Резко поворачиваю лицо к нему.
— Легко вам об этом рассуждать. У вас целый штат юристов и крупные суммы на счетах. Вам, может, и безопасно, а вот мне приходится каждый день биться за простые радости.
Осекаюсь, кусая губы.
Давай, Варюша, упрекай человека в его успехе. Замечательная тактика.
Но Сташевский не оскорбляется, лишь бросает на меня короткий, подозрительный взгляд.
— Брат живёт с вами?
— Да.
— И Соня?
— Да.
— А где родители?
Мои плечи напрягаются. Отворачиваюсь к окну.
— Я не хочу это обсуждать. Их нет.
— Их нет, потому что они умерли? Или потому, что они умерли для вас?
Морщусь.
— Какая разница? Вам всё равно не понять, как это — жить в вечном страхе, что даже то малое, чего ты смог достичь, может одним лишь точным щелчком судьбы сложиться, как карточный домик!
Зажмуриваюсь, ругая себя за излишнюю эмоциональность и эту вспышку.
— Вот тут вы ошибаетесь, — спокойно отвечает Станислав Сергеевич. — Я знаю об этом куда больше, чем вам кажется. Но вы ведь не поверите мне всё равно, да? Вам гораздо проще делать выводы о человеке, исходя из того, что вы видите своими глазами. Вам и в голову не приходит, что за прошлое стоит за его плечами, и из какого дерьма он выбрался.
Я молчу, не решаясь признаться, что уже попыталась покопаться в его прошлом, но ничего не нашла.
Сташевский тоже ничего не говорит, лишь источает какие-то нездоровые вибрации, от которых меня бросает то в жар, то в холод.
— Станислав Сергеевич, может быть, это не оправдание моему поступку, но… Я должна была защищать его, — говорю тихо, всё ещё надеясь пробить эту глухую стену непонимания между нами. — Если я потеряю работу, опека заберет у меня Тёму. А может, и Соню тоже. Они — моя семья. Они — единственное, что у меня есть ценного. И я сделаю невозможное, чтобы у них в жизни всё сложилось лучше, чем у меня.
— Даже обманете меня снова?
— Да, если это потребуется для защиты моей семьи.
Он не отвечает. Только сжимает руль чуть крепче, перебирая по нему длинными пальцами.
Тишина снова заполняет салон автомобиля, и я буквально слышу, как звенят мои натянутые до предела нервы.
Вот зачем ты, Варя? Нужно было честно-честно посмотреть ему в глаза и сказать, что никогда в жизни больше… Но он, наверное, имеет право знать, какая я и чего от меня можно ждать.
Мы доезжаем до офиса.
Сташевский останавливает машину, отстёгивает переноску с Соней и молча направляется в здание. Я плетусь за ним, низко опустив голову и вжав её в плечи.
В моём кабинете он ставит люльку на стол и разворачивается, чтобы уйти.
— Мне собирать вещи? — Спрашиваю едва слышно.
Он оборачивается.
— Что?
— Ну… Я ведь вас обманула. Дважды. Я теперь уволена?
Он глубоко вздыхает, словно его терпение держится на последнем волоске.
— Не бесите меня, Раевская. Работайте.
Поднимаю взгляд.
Сташевский делает шаг к выходу, но останавливается. Бросает через плечо:
Варя.
Сонька играет в манеже, перекидывая игрушки из одного уголка в другой. Она так увлечена своим занятием, что я даже на пару часов забываю о том, как сильно меня накрыл сегодняшний день.
Работа всегда помогает собраться.
Мои пальцы бойко стучат по клавишам. Контроль постепенно возвращается ко мне.
Нет ничего хуже, чем потерять контроль.
Ноутбук издаёт приглушённый сигнал, на экране всплывает уведомление.
Общее собрание через 15 минут.
Кидаю взгляд на Соньку — она счастлива и не подозревает, что нам снова придётся куда-то тащиться.
— Отлично, — бормочу себе под нос, уже предвкушая очередную порцию холодного профессионализма от Сташевского.
Почти сразу в дверь кабинета стучат.
— Варвара, — появляется в проёме голова Ирины. — Станислав Сергеевич нас собирает.
— Знаю, уже бегу.
Хватаю блокнот и ручку, пару самых тихих игрушек. Подхватываю Соньку на руки.
Она возмущается, не желая покидать свой уютный уголок. Брыкается и гневно выговаривает мне на своём младенческом.
— Увы, Сонечка, нам придётся немного потерпеть.
В переговорной уже многолюдно.
Сташевский сидит во главе стола, его цепкий взгляд скользит по каждому входящему. Крадусь вдоль стены, намереваясь занять место где-нибудь в уголке, подальше от этих пронзительных глаз, но короткий жест останавливает меня.
Без слов Станислав Сергеевич указывает мне на кресло по правую руку от себя.
Я не спорю. Кажется, никто и не осмелился бы спорить в такой ситуации на моём месте. Я теперь до конца жизни буду обязана за его милосердие к убогим.
Чувствую на себе взгляды коллег, в глазах которых я по-прежнему остаюсь необученной нейросетью. Стараюсь сосредоточиться на Соньке, чтобы не выглядеть потерянной.
Сташевский начинает совещание.
Он строг, требователен, но при этом удивительно экспрессивен сегодня в своих жестах и выражениях.
— Объясните мне, кто додумался сдать этот отчёт в таком виде? — Голос его прокатывается по переговорной раскатом грома. — Напоминаю, коллеги, что это документы для наших партнёров, а не конкурс детской живописи! Графики кривые, структура отсутствует, заголовки… Нет, вы просто посмотрите на это!
Он встаёт, тычет в огромный экран с диаграммами. Энергично размахивает руками.
— Вот тут — провал. Это данные за прошлый квартал, а вы почему-то вставили их вместо текущих. Вы вообще проверяете, что отправляете? К нам скоро делегация из Японии приедет, а вы мне предлагаете показывать вот это? Позорище, дамы и господа. Просто позорище.
Жесты его становятся всё шире. Сонька расплывается в восторженной улыбке, искренне считая, что попала на комедийное шоу.
— Ха! — Выдавливает она громко. Хохочет, веселится…
— Задумайтесь, коллеги! Даже полугодовалый ребёнок находит ваши каракули смешными.
Пытаюсь Соню подкачать на коленях, размахиваю у её носа игрушкой, однако выступление Сташевского она находит куда более впечатляющим. Её взгляд прикован к его рукам, к его уверенным движениям.
Шуршу листочками, прижимаю её к себе покрепче, но всё напрасно.
Соня явно решила, что наш страшный босс — самая интересная игрушка в комнате.
Чмокая губками, Соня тянет к Сташевскому пухлые ручки.
— Варвара, в чём дело? — Взгляд Станислава Сергеевича прикован к нам.
Я вздрагиваю.
— Кажется, Соне очень нравится, как вы двигаетесь. Она думает, это весело.
Он вскидывает удивлённо бровь.
— Весело, значит? А ну, дайте-ка её сюда.
Спорить не решаюсь. Да и бессмысленно — Сташевский сам протягивает руки и забирает Соню к себе.
Ну, допустим…
Мысленно молюсь, чтобы Соня не вытирала свои слюнявые пальчики о его дорогущий костюм. Я потом химчистку не потяну. Но кажется, Сташевский знает, что делает. Он уверенно усаживает Соню на сгибе своего локтя и поправляет маленький воротничок на кофточке.
Возвращается к своим графикам и продолжает совещание, как ни в чём не бывало.
— Мы работаем не ради процесса, а ради результата, — листает слайд и показывает на экран. — А сейчас что? Беспорядок и бардак. Не думал, что вас нужно контролировать, как маленьких и был неприятно удивлён, когда заглянул в отчёты. У нас есть четыре дня, чтобы это исправить.
Сонька счастливо тянет его за ухо. Корябает заторможенно пальчиками по щетинистому подбородку — такому удивительному для неё, совсем не похожему на мой и Тёмин.
Я вижу этот её хищный взгляд…
И да… Соня, размахнувшись как следует головой и открыв рот, впечатывается в щёку Сташевского, как маленькая рыбка-присоска. Смачно слюнявит.
Сташевский даже не моргает.
А я просто не могу оторвать глаз.
Вау…
Сонька выглядит крошечной на фоне его широкой груди. Она словно под защитой.
Под защитой родного папы, прямо у его сердца, пусть даже он сам пока в этом себе не признался.
Ведь так и должно быть. Маленьких принцесс должны оберегать сильные рыцари.
И его движения с ребёнком на руках такие правильные, такие естественные.
Ну мечта же, а не мужчина!
Сонька начинает что-то гулить, копируя интонации Сташевского, и он даже на мгновение улыбается, пальцем поддевая крошечный носик.
— Пожалуйста, младший сотрудник, не отвлекайтесь. Мы ещё не всем раздали люлей.
Я чувствую, как краснею.
Совещание длится бесконечно.
Соня, не переставая, дёргает его за галстук, потом вновь вцепляется в ухо. Сташевский же проявляет просто нечеловеческое терпение, позволяя ей все эти бесцеремонные манипуляции.
В какой-то момент она, утомлённая пламенной речью начальника, укладывается на его плечо головкой и замирает.
Ну вот, папочка, поздравляю! Вы впервые уложили свою дочь спать.
Сташевский неожиданно поворачивается ко мне.
— Варвара, что вы об этом думаете?
Непонимающе хлопаю глазами.
Чёрт. Кажется, я совершенно не о том думаю последние минут сорок…
Варя.
Открываю дверь в квартиру и буквально столбенею.
Запах…
Нет, не запах, а прямо таки ароматы!
И это точно не моих рук дело — я ничего съедобного с утра не готовила.
Быстро разуваюсь, скидываю куртку. Раздеваю Соньку, подхватываю на руки и с подозрением заглядываю на кухню.
Тёма стоит у плиты в фартуке, сосредоточенно что-то помешивает в кастрюле.
Приваливаюсь к дверному косяку.
— Что это ты делаешь?
Он оборачивается, стягивает наушники на шею.
— Ты что-то рано, Командир. Я позже тебя ждал.
Кладу Соню в манеж, заглядываю через плечо Тёмы в кастрюлю.
— Что это?
— Картошка, — чешет затылок. — Не похоже?
— Похоже.
— И котлеты ещё… — снимает он крышку со сковороды.
— Ого…
— Не надо было?
— Да нет, я просто… — Недоверчиво нюхаю воздух. — Я просто немного поражена.
— Я хотел тебя утешить как-то… Ну, после увольнения.
Закатываю глаза. Иду в зал.
— Выдыхай, гений, не уволили меня.
Прикрывшись дверцей шкафа, стягиваю с себя надоевшее узкое платье. Переодеваюсь в домашний уютный комплект из топа на тонких бретелях и шорт.
Ох, блаженство…
— Чо, правда?
— Да. Сташевский меня отчитал, конечно. Но в конце концов позволил остаться.
— Нам повезло…
Убираю волосы в хвост, возвращаюсь на кухню.
— Это ещё не значит, что с тебя сняли все обвинения, — добавляю строго. — Подай огурец, салат сделаю. Сташевский не пострадавший. Точнее, пострадало только его мужское эго, но за это нам не придётся отвечать перед законом. А вот перед этим Тамерланом… Или как его там. И нож нормальный дай, этот тупой совсем… В общем, придётся нам извиниться. Может, даже получится замять дело.
Тёма послушно тащит последний огурец, зелень. Отдаёт острый нож.
— Помидоров нет.
— Ничего, побольше укропа, майонезом зальём, и тоже вкусно будет.
— Но скажи же, Сташевского впечатлил мой код!
— Ты доиграешься, Тём. Это не шутки.
— Ладно, понял, больше не буду, — он поднимает руки, как будто сдаётся. — А что там с Сонькой? Работает твой план?
— Мне нужно время. Думаешь, это так быстро происходит?
— Короче, дочь он не признал?
— Нет, — прислоняюсь к столу бедром. — Но это вопрос времени. Он начинает оттаивать. Он уже держал Соню на руках. Дважды!
— О, прогресс, — фыркает Тёма. — Мда уж.
— Что? Не веришь?
— А ты сама?
— Верю, конечно. У нас всё получится, просто не нужно вешать нос.
Режу зелень. Широкий нож с мерным стуком опускается на пластиковую доску. Под его лезвием сочно грустят плотные стебельки.
Тёма, как загипнотизированный, смотрит на движения моих рук.
— А если Марьяна всё-таки ошиблась?
Нож замирает в воздухе.
Прикрываю глаза.
— Тём, ну она клялась мне, что ни с кем больше так не рисковала. У меня нет причин ей не верить.
— Да она сама может не знает просто… Ляпнула, а ты, тупица, уши развесила.
Отвешиваю брату шутливую затрещину.
— Тогда и Сташевский был дал мне от ворот поворот. Но он колеблется. Значит, тоже допускает такую вероятность. — Смешиваю салат в глубокой миске. Ставлю в центр обеденного стола. — Знаешь, может быть ты и прав. А может, права я. Но пока у меня есть хоть какая-то зацепка, хоть какой-то шанс на то, что у Соньки может быть настоящая семья, я буду бороться. А проблемы мы будем решать по мере их поступления, идёт?
Тёма раскладывает картошку с котлетами по тарелкам.
— А если она объявится?
— Кто?
— Марьяна.
— Не смеши, ей дела нет до собственной дочери. Сколько раз за полгода она приехала её навестить?
— Ноль.
— Ну, вот и ответ.
Тёма лезет пальцем в миску с салатом, подцепляя огуречную дольку.
Хлопаю по ладони.
— Нифига у тебя не получится, Командир. Не выглядит Сташевский как мужик, готовый стать батей.
— А вот и получится! Увидишь, он как миленький ещё прибежит и сам попросит об этом!
— Ну-ну! Вот прямо сюда прибежит, в этот клоповник…
По квартире разносится трель дверного звонка.
Замираем с Тёмой, словно нас застукали за чем-то незаконным. Переглядываемся.
— Тём, ты кого-то ждёшь?
— Нет, а ты?
— Нет…
На цыпочках крадусь из кухни, подхожу к двери и заглядываю в глазок.
Сердце делает кульбит в груди.
Открываю дверь.
— Здравствуйте, Станислав Сергеевич…
Варя.
Делаю шаг назад, приглашая Сташевского войти.
Он стоит на пороге, непривычно нерешительный.
Его аура привычной самоуверенности будто чуть приглушена.
— Да вы входите. У нас здесь никто не кусается.
Он поправляет пальто и наконец переступает порог.
Запираю за ним дверь.
Мне становится нестерпимо неловко.
Протискиваюсь между стеной и широкими плечами Сташевского. Скрещиваю руки на груди в желании укрыться от этого пронзающего насквозь взгляда, который скользит по моим открытым плечам, нескромному вырезу топа, ныряя в ложбинку груди. Спускается вниз к бедрам, коленям, щиколоткам.
Он будто трогает.
Это магия какая-то, но его взгляд я ощущаю физически, кожей.
В меня словно бьёт поток горячего воздуха — становится душно, лицо краснеет.
Я не помню мужчин, которые позволяли бы себе смотреть так же, без единого слова вгоняя меня в краску.
Облизываю сухие губы.
— Станислав Сергеевич, что-то случилось?
Он чуть заметно встряхивает головой, словно тоже скидывает с себя наваждение.
— Прошу простить меня за дерзость и наглость, но мне не терпелось обсудить с Артёмом детали нашей работы.
— А как вы узнали мой адрес?
Сташевский с вызовом вздёргивает бровь.
— А, точно… — рассеянно улыбаюсь.
Пора бы уже запомнить, что этот человек из-под земли достанет любую интересующую его информацию, не говоря уже о моём адресе, который есть в отделе кадров.
Взгляд Сташевского скользит по коридору, по старым, местами отходящим от стен обоям, по старенькой выцветшей мебели, по обуви, сваленной у стены.
Моё лицо буквально горит!
Вещи, к которым я привыкла, теперь кажутся убогими, словно этот его взгляд высвечивает все их недостатки. Мне стыдно за убитую тесную квартирку и за свой внешний вид.
И пахнет здесь не очень, я знаю. Этот запах отсюда не вытравливается.
А Сташевский, в своём дорогом пальто, на тысячу процентов состоящем из шерсти какого-нибудь мериноса, выглядит здесь крайне неуместно, будто его занесло сюда сквозняком.
— Проходите на кухню, — взмахиваю рукой в сторону, чтобы хоть как-то разрядить напряжение.
Иду первая. Сташевский следует за мной.
Тёма, сидящий за столом с открытым от шока ртом, моргает мне многозначительно.
Щёлкаю ему по нижней челюсти, чтобы варежку прикрыл…
Станислав Сергеевич мажет взглядом по нашему скромному ужину, дёргает нервно щекой.
— Вы собрались ужинать. Кажется, я не вовремя.
— Нет, всё нормально, присаживайтесь. Поужинайте с нами.
Поспешно накладываю в ещё одну тарелку картофельное пюре и котлету. Руки дрожат, ложка едва из них не выскакивает.
Сташевский со вздохом садится за стол. Колени его упираются в низкую столешницу. Да и сам он выглядит на фоне моей маленькой кухни немного нелепым, слишком большим, плечистым. Он словно с трудом здесь помещается.
Ужинаем.
Все втроем молчим, и только Сонька в манеже негромко гулит, вращая над собой погремушку.
Едим. Вернее, притворяться, что едим.
Стук вилок о приборы кажется мне оглушительным, но краем глаза я вижу, что Станислав Сергеевич даже не попробовал.
Он лишь разламывает котлету на кусочки и размазывает картофельное пюре по бортам тарелки.
Наверное, думает, что у нас тут кругом антисанитария.
— Вы не переживайте, посуда чистая.
Сташевский поднимает глаза. Снова дёргает раздражённо щекой.
Встаёт, ударяясь коленями с край стола.
— Где спит Соня?
Я киваю в зал.
— Там, в углу, в кроватке.
Он проходит в комнату, оглядывается. Указывает на узкую кровать.
— А здесь вы?
— Да.
— А это? — Кивает в сторону двери.
— Комната Артёма. Ему нужно своё пространство, чтобы учиться и высыпаться. Сонька иногда плачет по ночам.
Сташевский смотрит на меня долгим, немигающим взглядом.
— А где ваше личное пространство?
— Мне оно не нужно.
Поджимаю губы.
Сташевский бормочет какие-то проклятия себе под нос, резко разворачивается и идёт в коридор.
— Вы куда? — Следую за ним.
Он надевает ботинки, рывками сует руки в рукава пальто.
— Я поеду.
— А ужин?
— Спасибо, всё было очень вкусно, — не глядя в мою сторону.
— Но вы даже не притронулись…
Он останавливается. Поднимает на меня взгляд.
Набирает в лёгкие много воздуха, словно собирается сказать что-то важное. Но тут же выдыхает его. Прикусывает щёку изнутри.
— Я уверен, Варвара, что вы иначе просто не умеете.
Он уходит, оставляя после себя ощущение глухой тишины.
В каком-то немом отупении возвращаюсь на кухню.
— Что это с ним? — спрашивает Тёма, накалывая на вилку кусок котлеты.
— Понятия не имею…
***
Спустя пару часов я укладываю Соньку спать.
Принимаю душ и наконец падаю на кровать. Едва беру телефон в руки, чтобы поставить будильники, как он вибрирует.
Сообщение от Сташевского.
В нём какой-то незнакомый мне адрес, и первым делом я думаю о том, что это новое задание от эксцентричного босса — может быть, мне нужно будет вломиться туда завтра, или ещё что-то…
Не успеваю докрутить эту мысль — звонок.
Беру трубку.
— Да?
— Варвара, — голос Сташевского звучит напряжённо, — я взял на себя смелость подыскать для вас новое жильё.
Резко сажусь, словно меня током ударили.
— Вы что сделали?
— Адрес я отправил.
— Что? Зачем? Мы прекрасно…
— Варвара, — перебивает нетерпеливо, — я знаю, что вы прекрасно справляетесь и без моего вмешательства. Считайте это моей помощью сотруднику, оказавшемуся в затруднительной ситуации.
— Станислав Сергеевич, не стоило…
— Какой отдачи в работе я могу требовать от вас, если у вас даже нет собственного угла?
Горло сдавливает спазмом.
— Но я не смогу с вами рассчитаться, — сиплю.
Варя.
Всё вверх дном, по-другому и не скажешь.
Комната завалена коробками, сумками и пакетами, из которых торчат вещи, которым уже сто лет в обед. Моя любимая старая футболка валяется на кресле, а рядом с ней Тёма на четвереньках, роется в ящике с проводами. Откладывает нужные в сторону.
— Тём, ты уверен, что оно всё нам надо? — Поднимаю из коробки что-то безнадёжно запутанное и похожее на клубок змей.
— Не знаю, а вдруг это от чего-то важного? — Он поднимает голову и серьёзно смотрит на меня. Потом хихикает. — Хотя, может, и нет. Давай выбросим.
— Ну уж нет, ты сам сказал, что это важное, — швыряю провод в его сторону.
Он уклоняется, картинно падает на спину, делая вид, что его ранили, и через секунду в меня летит мягкий наполнитель из старой подушки.
— Эй! — Смеюсь и тоже хватаю горсть наполнителя.
Соня, сидящая в манеже, наблюдает за нашим импровизированным боем, хлопает в ладоши и радостно смеётся, поддерживая общий хаос.
Её весёлый смех — лучший саундтрек к нашему дню.
— Сейчас ты у меня получишь, засранец маленький!
Бросаюсь на Тёму. Месимся с ним, как маленькие, в куче хлама и разбросанной одежды.
Зажимаю голову Тёмы в локтевой захват, лохмачу волосы.
— Командир, так не честно! Я девчонок не бью!
— Очень зря! Проси пощады!
— Всё, сдаюсь! Пощади, о великий воин!
Отпускаю его.
Валимся на пол, пытаясь отдышаться. Залипаем на потолок и допотопную люстру.
— Варь, мы так ни за что не успеем.
— Всё успеем. — Вытираю слёзы смеха с уголков глаз.
— Неужели это правда?
Перекатываюсь на бок. Тёма тоже поворачивает лицо ко мне.
Улыбаемся. Не получается удержать радость внутри тела.
— Не знаю. Похоже на то.
— Не верю, что нам фортануло. Варь, мы же невезучие. Может, это сон?
— Ну ты же сам вчера видел ту квартиру. Она настоящая. И мы можем там жить, по крайней мере до тех пор, пока я работаю на Сташевского.
Вспоминаю наш новый дом. Даже от одного воспоминания по спине пробегает дрожь восторга.
Огромные панорамные окна, через которые виден парк. Светлая, просторная кухня-гостиная, в которой поместится всё, что я только могла себе представить.
Три комнаты.
Три!
И, главное, отдельная спальня для Сони. Целая детская, уже набитая до отказа игрушками и всем необходимым.
— Всё, продолжаем сборы. Через два часа грузчики приедут, нужно успеть собрать всё по коробкам и вынести мусор.
— Эх, мне бы подмастерье в помощь, — вздыхает Тёма и тащится к шкафу. Вытаскивает коробки с обувью.
— Давай, лентяй, последний рывок, — фыркаю, заглядывая в коробку. — Вот эти оставь.
— Они с дыркой на подошве. И есть просят, — Тёма подносит мне к лицу отклеенный носок ботинка.
— Вот когда я себе новые куплю, тогда и выброшу эти.
— Нет, — решительно встаёт Тёма и швыряет ботинки вместе с коробкой в гору мусора.
— Ты что творишь?
— Давно мечтал это сделать! Терпеть их не могу. Ты в них как бомжиха. Вот заплатит мне Сташевский денег, и я тебе сразу новые куплю. Первым же делом.
Расправляет важно грудь.
Самый светлый мой мальчик.
Ладно, так уж и быть. Нужно позволить ему почувствовать себя мужчиной.
— Хорошо, — сдаюсь. — Но если я к весне без обуви останусь, то утащу у тебя кроссовки, понял?
— Ты в них утонешь, Командир.
Соня тем временем ползает из угла в угол, то позвякивая погремушками, то с любопытством заглядывая в коробки. Её щёки красные от радости, а улыбка не сходит с лица.
— Глянь на неё. У неё уже новая жизнь началась.
— У нас у всех началась, — кивает Тёма.
Подхожу к столу, на котором лежит распечатка договора аренды, и пробегаю глазами по строчкам.
Я всё ещё не могу поверить, что это происходит с нами.
Эта квартира... Она слишком хороша, чтобы быть правдой.
Это идеал, мечта…
Сташевский вчера сам отвёз нас посмотреть её.
Его лицо было непроницаемым, но я видела, как он наблюдает за Соней, как следит за её реакцией, когда она забавно щурится от солнечного света, льющегося через огромные окна.
Он делал вид, что это всё просто его долг как работодателя, но я-то знаю.
Чувствую нутром, что он всё это затеял не просто так.
Он ведь не стал бы так стараться, если бы не принимал Соню всерьёз.
Если бы не начал её… Любить?
Очень громкое слово, конечно, но мне хочется дать своим глупым мечтам надежду.
В любом случае, как бы там ни было, всё идёт по плану.
Нет, всё даже лучше, чем по плану.
В моей груди разливается лёгкий трепет от предчувствия новой жизни, в которой будет куда меньше забот и проблем.
Ведь теперь у меня есть постоянная работа, хорошая квартира, очень достойная зарплата. А значит, как опекун я могу не переживать за то, что Тёму у меня заберут.
С остальными неприятностями я справлюсь.
— Варь, ты чего зависла? — Тёма щёлкает пальцами перед моим лицом.
— А? Да так… Думаю просто.
— О чём?
В порыве нежности обнимаю Тёму крепко-крепко.
— Я тебя так люблю, чертёнок мой.
— Командир… Ну чё ты… — Пытается отстраниться, ёжик. — Всё, давай без этих сантиментов, ладно?
Мы продолжаем разбирать шкафы, перебрасываясь шуточками.
Всё идёт как по маслу.
Я думаю лишь о том, что скоро начнётся новая версия нашей жизни.
Просторная квартира.
Новое пространство.
Новые перспективы.
Внезапный звонок в дверь заставляет нас с Тёмой устремить взгляд на настенные часы.
— Грузчики? — Хмурится Тёма.
— Рано они что-то.
Иду к двери, открываю.
— Здравствуйте! А мы вас позже жда…
На пороге стоит Марьяна. Чуть склонив голову к плечу, она улыбается мне холодно и отстранённо.
— Привет, сестрёнка.