Саша
— Он властно прижал меня к себе. Его ладонь медленно ласкала мою…
— Ё-мое…
Дверь в студию резко распахнулась, я аж вздрогнула.
На пороге стоял мужчина.
Высокий. Широкоплечий. И… опасный. Словно вышел прямо из той книги, которую я сейчас озвучивала.
Чёрный костюм, белая рубашка, расстёгнутая на одну пуговицу… Бровь со шрамом. И это хмурое выражение лица — как у альфа-самца, который не привык к отказам.
И взгляд соответствующий — хищный.
— Вы мешаете работе, — пробормотала я, чувствуя, как голос предательски дрожит.
Я. Актриса дубляжа. Потеряла дар речи.
Он провёл по мне взглядом — медленно, слишком внимательно — так, что захотелось прикрыться, хотя платье на мне было максимально целомудренное — длинное, без выреза, всё закрытое, и даже не сильно узкое. А под его взглядом ощущение, будто я только в белье. В самом развратном комплекте!
— Перерыв, — сказал он.
Голос.
Чёрт.
Вот это голос! Бархатный, с хрипотцой, до мурашек!
Тоже актёр дубляжа, не иначе! Таким голосом только горячие книжки озвучивать, честное слово! Хотя даже если он прочтёт налоговый кодекс — продажи взлетят.
— Э-э…
Да что же это, как научиться говорить обратно?
— Пе-ре-рыв у вас, — сказал он мне, как дуре, — пока я здесь, книги восемнадцать плюс не читаем.
— А вам нет восемнадцати? — брякнула я.
Но он только усмехнулся.
— Что там было дальше? — спросил, посмотрев на планшет с текстом, что стоял передо мной.
— В книге?
Он серьёзно кивнул.
— Так она... Она простонала его имя... — выдохнула я.
— Прямо простонала? — спросил он, а у самого глаза смеются. — Как это?
— Предлагаете, чтобы я про… простонала?
Он усмехнулся.
— Не в этот раз.
И ушёл.
А я стояла, красная до кончиков волос. А волосы у меня длинные, если что. Это много красноты!
Это я только на работе книжки такие откровенные озвучиваю, а в жизни у меня опыт более чем скромный.
— Серёж! — зашипела я в микрофон. — Это что за хмырь?!
— Саш, ты бы это…
— Этот хмырь, Сашенька, твой работодатель, — раздался в моих наушниках тот самый голос.
Я едва не уронила микрофон.
Ох как пробирает голос-то!
Я зажмурилась.
Ну надо же было так вляпаться!
— Я на обед! — быстро протарабанила и в панике сняла наушники, чтобы не вляпаться ещё больше.
Отсижусь в столовке, пока не уедет, а потом тихонько продолжу работать. Книжки Жени Громовой озвучивать.
Но только я собрала свои нехитрые пожитки: стакан тёплой воды, таблетки для горла, носовые платочки... Как в мою студию ворвался новый гость!
Ну прямо можно точку общепита открывать — не студия, а проходной двор!
На этот раз — малышка лет семи, похожая на маленькое розовое облачко. Или скорее на розовый ураган.
— Смотри какой рисунок! — она протянула мне картинку с каракулями, и я тут же присела на корточки, чтобы оказаться с девочкой на уровне глаз.
— Ммм... красота какая! Это торт? — спросила я, умиляясь рисунку четырёхэтажного кондитерского чуда, искрящегося блёстками.
— Ага! Тут мама, тут Горыныч, — она ткнула в фигурки жениха и невесты на вершине. — А здесь я!
“Я” оказалось маленьким человечком, нарисованным в углу страницы. Человечком, который этот торт видимо собирался залопать.
— Как твою маму зовут?
— Пока не знаю!
Неожиданный ответ…
— А папу зовут Горыныч? — переспросила я, смотря на девочку внимательнее.
Красивая-я-я-я... слов нет! И такая милая, что затискать хочется.
— Нет. Это дядя.
Малышка указала на ту самую дверь, за которой недавно исчез мистер «перерыв».
Неужели тот матёрый хищник с голосом, от которого мурашки по всему телу в страхе разбегаются, это и есть её дядя?
— Он ушёл вопросы решать! — нажаловалась девочка. — А я есть хочу.
— Ах вот оно что... — протянула я. — Ну пошли искать твоего Горыныча.
— Лучше пошли искать еду! Я после балета ни-че-го ещё не ела. Дядя Боря в машине запрещает кушать.
Это Горыныч что ли дядя Боря?.. Ух не успеваю я переваривать информацию.
— Так ты балерина? Какая прелесть, — снова умилилась я, не умиляться этому чуду невозможно!
— Голодная балерина! — заявила девочка, и я засмеялась. — Тебя как зовут?
— Саша, — ответила я.
— А я Ляля!
— У тебя красивое имя.
— Ляля Горыновна! — гордо заявила малышка.
Так я и не поняла, что там за родственные связи у неё с Горынычем, почему Горыновна если Горыныч это дядя? И чей это всё-таки ребёнок?
Я взяла её за руку — ледяная! Да что ж тут с отоплением…
Сто раз уже просила руководство, чтобы принесли обогреватель, но им не до этого, а хозяин студии здесь и не появлялся никогда… До сегодняшнего дня.
— Ты, наверное, Снежная Королева, — серьёзно сказала Ляля.
— И мне, значит, нашлось место в твоём волшебном царстве, — усмехнулась я. — Почему это я Снежная Королева?
— Потому что живёшь в ледяном замке и волосы у тебя белые и длинные и ты красивая.
— Аргумент!
Мы направились к кабинету звукорежиссёра, но у двери я притормозила, потому что за ней кто-то ругался.
— Я тебя здесь посадил, чтобы ты мне сроки срывал? Почему режиссёр сериала звонит мне и говорит, что моя студия закрыта в часы работы? Мне что заняться нечем, кроме как выяснять, почему у тебя здесь рабочий процесс не отлажен?
Я тут же развернула девочку в другую сторону.
— В столовой подождём, заодно еды поищем.
Незачем ребёнку слушать, как взрослые ругаются.
— Злится, — вздохнула Ляля.
Но он по делу злился.
В этой студии действительно в последнее время было совсем не рабочее настроение — холодно, темно, аппаратура лагает... А позавчера я пришла к назначенному времени записи и прождала звукорежиссёра аж полтора часа. Может и хорошо, что этот Горыныч как следует нарычит на Серёжу. Лампочки вот в коридоре заменят наконец.
Демьян
Я услышал этот голос — и застыл.
Он врезался прямо в грудную клетку, а потом прокатился ниже по телу, вызывая нехорошее напряжение в штанах.
Как она это читала…
Хрипловато, медленно, капля за каплей.
Вот же пробрало!..
Нет. Наверняка зайду — а там женщина лет под пятьдесят с короткой стрижкой, в шерстяном свитере и с голосом, натренированным с юности.
Ну сто процентов.
Но проверить надо!
Резко распахнул дверь — и завис.
Тонкая. Нежная. Растерянная.
Большие глаза, светлые длинные волосы, и голос… Тот самый.
Вот ты где, моя личная катастрофа.
На долю секунды перед глазами вспыхнула сцена: я вдавливаю её в сиденье машины, платье — клочьями, и голос этот, только без микрофона — только для меня.
В этот момент я уже понял — моей будет, вот прям сегодня. Правда сегодня дел много напланировано... значит, на днях!
Ух какая. Охренел от собственных фантазий, споткнулся о какой-то провод в коридоре и выругался. Смачно выругался, да что здесь с лампочками! Не студия, а бомбоубежище!
Я же деньги выделял! Придётся выяснить на что они были потрачены.
Серёжу, звукорежиссёра, разнёс в режиме нон-стоп.
— Повышения хочешь? — уточнил в конце.
Мужик неуверенно кивнул, не ожидал, что после такого разноса услышит нечто подобное.
— Через неделю приеду, порядок наведёшь — останешься здесь главным.
— А если не смогу? — спросил тот неуверенно.
— Лучше смоги, — сказал я, глядя в глаза.
Он всё понял, подобрался сразу.
Когда вышел из режиссёрской, то увидел её. Мою будущую…
Сидит в столовке. С Лялей.
Так. Стоп.
Тут меня переклинило.
Секс — это секс.
А семья — это семья.
Я никогда одно в с другим не смешивал и начинать не собирался, но сейчас засомневался.
Когда парни зашли, а она — инстинктивно — прикрыла Лялю собой…
Что-то в груди дрогнуло.
Чёрт бы тебя побрал, Королева Снежная….
— С нами поедешь, у нас сегодня проверка аудиостудий, — отрезал я, прикидывая, как бы отсадить её в отдельную тачку.
Лялю — к водителю, ей на занятия пора. А Сашу — со мной в джип. Ей тоже пора. Ко мне.
— Но я не доела, — возмутилась Ляля.
Я посмотрел — реально, жует гречку из контейнера. Где взяла? Королева выдала? Заботливая какая…
— В ресторан заедем. Выберешь, что захочешь.
Повернулся уходить — и чувствую этот взгляд в спину.
Стоит, упрямая.
— Королевам особое приглашение требуется? — кинул я. А губы какие сочные… — Так я сейчас выпишу.
— Я не закончила работу, — упрямо сказала вредная девчонка.
Да закончила ты. Упертая. Скоро точно кончишь.
Сколько ей? Где-то двадцать с копейками, судя по глазам. Не больше.
— Уверена? — спросил, прищурившись.
Она кивнула.
Ну ладно. Не хочешь — не надо.
У меня с женским полом никогда проблем не было. Не одна, так другая. Но сегодня точно надо будет с кем-то встретиться.
Стал перебирать в голове претенденток, а в мыслях снова Королева эта вкусная.
Такая светлая, чистая, будто совсем невинная. Принцесса, а не королева. С глазами своими большущими и эмоциями искренними… Давненько же я таких женщин не встречал!
Или играет? Актриса же…
Вышел в коридор, пошёл мимо этого Серёжи недоделанного. Бросил на него уничижительный взгляд. И поймал себя на мысли, что не хочется мне эту снежинку здесь с ним оставлять. Почему-то представил, как он лапает её своими сальными руками, гундит ей в ухо….
— Нет, бл... Я передумал. Ты уволен, никакого второго шанса. Миша, Толя, проследите, чтобы Сергей собрал личные вещи и сдал ключи.
Обернулся — девчонка смотрела на меня во все глаза, которые как льдинки, только внутри пламя.
— Работа на сегодня окончена, поехали.
Она так и стояла посреди тёмного коридора.
У них что тут совсем лампочек нет?!
Взял её за руку и потянул за собой. А у неё рука холодная, прямо ледышка.
— Замёрзла?
— Ага.
Накинул ей на плечи пиджак.
И тут же захотел сорвать с неё всё остальное.
Да что за нахер?!
Ресторан оказался дорогим. Слишком дорогим для того, чтобы я чувствовала себя спокойно.
Огромные окна, золотистый свет, тихий джаз и белоснежные скатерти, к которым страшно прикоснуться. Я чувствовала себя случайной прохожей, попавшей на приём к королевской семье.
— Садись рядом со мной, Саша, — сказал Горыныч… ну, то есть этот умопомрачительный мужчина, кем бы он ни был.
Голос ровный, но в нём была эта опасная, вкрадчивая интонация, из-за которой внутри всё предательски дрожало. Я тихо опустилась на мягкий диванчик, Ляля устроилась напротив, тут же без стеснения положив локти на стол и уставившись на меня своими огромными голубыми глазами.
— А у тебя мама есть? — сходу спросила она.
— Есть, конечно, — растерянно улыбнулась я.
— А папа?
— Тоже есть.
— А муж?
Я улыбнулась. Ну допрос!
Краем глаза увидела, что Горыныч тоже заинтересованно на меня посмотрел.
— Нет, мужа пока нет, — сказала я и отпила воды из стакана.
— А почему ты без мужа? — продолжила Ляля допрос, заставив меня поперхнуться уже второй раз за столь непродолжительное время нашего знакомства.
— Ляля, — низко сказал Горыныч, и его грозное замечание на секунду сделало весь ресторан тише.
Но малышке, похоже, всё равно — только заинтересованнее уставилась на меня.
— Я вот думаю, — продолжила она, качая ногами под столом, — может, ты нам подходишь.
— Подхожу для чего? — осторожно спросила я.
— Горыныч ищет мне няню! — важно ответила Ляля. — А то у нас никто не выдерживает! Тётя Катя Петровна три дня продержалась, тётя Рита — один вечер, а та, которая в бассейне утонула, вообще сбежала!
— А как она утонувшая смогла сбежать? — хохотнула я.
— Ой, это такая весёлая история! — оживилась Ляля, но договорить не успела — к нам подошёл официант.
— Выбирай, что хочешь, — сказал Горыныч, слегка наклонившись ко мне и пододвигая меню в кожаной обложке.
Эх, как же пахнет от этого мужчины… И голос этот низкий, спокойный, но с вкрадчивой хрипотцой, от которой пальчики на ногах сами собой поджимаются.
Я опустила глаза в меню и сразу об этом пожалела.
— Эм…
Цены не кусались — они нападали на мой кошелёк огромной кровожадной стаей и разрывали его на куски.
— Саша, — его взгляд поймал мой, и я мгновенно перестала моргать. — Обед на мне.
Я хотела возразить, но прикусила язык. В конце концов, я сама бы в такой ресторан ни за что бы не пошла, а значит, ничего, что мой обед оплатит приглашающая сторона. Тем более работодатель. Можно сказать, мы на рабочей встрече за счет компании.
— Я буду макароны с сыром! — радостно заявила Ляля, листая своё меню так, будто там был комикс, а не блюда с четырёхзначными ценниками.
— Может, лучше что-то полезное? — осторожно спросила я. — Салатик, например, или супчик.
— Фу, супчик, — скорчила она гримасу и скрестила руки на груди.
— А витамины? — мягко улыбнулась я. — Чтобы волосы росли быстрее, а кожа блестела, как у принцессы.
Девочка задумалась.
— Если съем салат, будут волосы, как у Рапунцель?
— Почти, — кивнула я серьёзно. — Надо ещё морковный сок добавить.
Ляля глубокомысленно подперла щёку, затем решительно ткнула пальцем в меню:
— Тогда цезарь. Но без этих зелёных штук, которые как трава. И морковный сок.
Я улыбнулась и поймала взгляд Горыныча.
Он сидел, чуть откинувшись на спинку, пальцы лениво обнимали бокал, взгляд — тяжёлый, внимательный.
Секунда, другая, и я вдруг почувствовала, что мои щеки предательски теплеют. Да ещё и официант принял заказ и отошёл, а Ляля нашла детскую зону и ускакала играть.
Мы с Горынычем остались вдвоём. Взгляд его был как прикосновение.
Срочно надо было что-то говорить. Он же меня просто раздевает этим взглядом!
— А где лялина мама? — спросила я чересчур оптимистично и сразу же поняла, что не стоило.
— Моя сестра… год назад умерла.
Слова прозвучали спокойно, будто он просто констатировал факт, но в его голосе что-то хрустнуло.
Я растерялась:
— Мне… очень жаль, — сказала я искренне.
— Не нужно, — коротко сказал он, но взгляд его метнулся к Ляле — и там было столько боли, что у меня перехватило горло.
— Поэтому вы ищете няню? — тихо спросила я.
— Поэтому, — подтвердил он, снова возвращая себе привычную холодную маску. — Ляля всех доводит. Вчера ушла шестая няня за полгода.
Я отвела глаза, дав ему пространство, хотя нет-нет, но чувствовала, что он внимательно меня разглядывает. Молча. И тишина между нами была такой плотной, что её можно было мазать на хлеб.
Снежная королева
Горыныч сказал Ляле какие-то кодовые слова и та с радостью согласилась пойти на свои занятия, что проходили в большом и красивом детском центре.
Мы подъехали к самому входу. Малышка обняла меня на прощание, сказала почему-то “до вечера”, а потом, всё ещё в моей кофте и с новой фенечкой на запястье убежала к зданию.
Я смотрела, как женщина лет пятидесяти берёт её за руку и ведёт внутрь, и сердце моё сжималось. Слишком быстро привыкла к этой малышке. Надо же... не ожидала от себя такого.
Жаль, что мы скорее всего больше не увидимся.
А на кофту… на кофту плевать, пусть у Ляли останется что-то от меня. Хотя бы ещё на пару часов.
— Едем, — бросил Горыныч коротко.
Я очнулась от мыслей. Теперь — только мы вдвоём. И настроение в машине как-то ощутимо поменялось… Быть с ним наедине было... опасно. В прямом и переносном смысле.
Я молчала. Сидела с прямой спиной, вцепившись в ремень безопасности. Смотрела в окно, но картинка за стеклом расплывалась — не от скорости, а от того, что в голове творился полный хаос.
Его присутствие ощущалось слишком остро. Кожей, ребрами, каждой нервной клеткой. В голове шумело, внутри всё перешло в аварийный режим.
Запах кожи в салоне смешивался с чем-то его собственным — тёплым, опасным, вызывающим желание подчиниться.
И ещё этот пиджак на мне. Его пиджак.
Я чувствовала каждый его брошенный на меня взгляд. На самом деле, казалось, он вообще не отрывал от меня глаз, сканировал меня, считывал.
— Расслабься, — усмехнулся он негромко, поймав моё отражение в стекле. — Садись удобнее. Ты сейчас не на съёмочной площадке.
Удобно... ага!
Да с этим мужчиной даже молчание ощущалось как прикосновение! Опасное. Горячее. Нежелательное — и всё же пугающе желанное.
— Может, тогда перестанете на меня так смотреть? — спросила я тихо, не поворачивая головы.
— Как будто мысленно уже раздеваю тебя? — его голос стал ниже, обволакивающим.
Я резко повернула голову — хотела показать, что не смущаюсь.
Но не вышло.
Он откинулся в кресле, раскинув руки на подлокотниках, как будто сидел на троне.
Взгляд хищный, ленивый.
Щетина подчёркивала резкие скулы, губы — чуть приоткрытые, как у мужчины, который только что кого-то целовал… или только собирается это сделать.
Под рубашкой, чуть расстёгнутой на вороте, угадывались рельефные мышцы
Уголок его губ дёрнулся — не улыбка, нет. Только намёк на неё.
Бёдра расслаблены, ноги расставлены.
Мой взгляд скользнул ниже — и я замерла.
Под плотной тканью брюк — внушительный бугор.
Он даже не прикрывал его — демонстрировал.
Но следующие слова вообще заставили меня замереть.
— Медленно стягиваю с тебя пиджак, расстёгиваю молнию на твоём платье, смотрю как оно падает к твоим ногам, вдыхаю твой аромат, притягиваю к себе и...
— Хватит!..
Я вспыхнула как спичка. Чёрт! Да ему нравится мучить меня!
Щёки горели, низ живота сводило от возбуждения, бельё намокло.
— Оставим темы восемнадцать плюс, — я взяла себя в руки, прямо посмотрела на Горыныча и даже улыбнулась. — Мы же на работе.
Но он так смотрел, что мне пришлось свести колени, чтобы утихомирить пожар, который полыхал внутри.
Зря я это сделала.
От этого движения стало только хуже. И ещё, это движение не укрылось от Горыныча. Мужчина бросил взгляд на мои бёдра и усмехнулся.
Господи, Саша, держись.
Да, он красивый. Да, запах у него — просто гормональная бомба!
Но у него явно очередь из женщин, готовых за секунду броситься к нему на колени.
А я? Я даже ресницы не накрасила сегодня.
— Я думал, твоя работа как раз и состоит в том, чтобы озвучивать такие вот сцены.
— У вас хорошо выходит, не пробовали себя в озвучке? — спросила я излишне весело, будто меня нисколько не волновало всё, что он говорил.
— Нет, я предпочитаю действовать, а не притворяться, — лениво протянул он, и это “действовать” будто слизнуло весь воздух из салона.
Он прищурился и хищно повернул голову.
— Ммм… — этим его низким хриплым голосом.
— Что? — спросила я, сглотнув.
— Представляю, как ты сидишь на мне, — проговорил он лениво, будто рассуждая вслух, — платье задрано, дыхание сбилось, пальцы вцепились в моё плечо...
Глаза стали темнее. Глубже. Опаснее.
Его голос обволакивал лучше любого прикосновения. Как будто жар его слов ложился прямо под кожу, между рёбер, заставляя сердце колотиться сильнее.
Студия была небольшой. Свет приглушён.
Я сидела на столе, будто именно для этого он тут и стоял. Холодная поверхность столешницы обжигала кожу сквозь тонкую ткань платья, но горячее дыхание Горыныча сразу всё перекрывало.
Его пальцы скользнули выше, а мой мозг уже начал писать завещание. Рука исследовала внутреннюю сторону бедра. Не спеша. Будто проверяя, правда ли я так возбуждена, как ему кажется.
Правда.
Только ему об этом знать не обязательно!
Я задохнулась. Всё внутри будто взорвалось.
— Не надо... — выдохнула я, не веря, что смогла хоть что-то произнести вслух.
— Надо, — он приближался, и я уже поставила обе руки назад, чтобы не упасть.
Он навис надо мной, как тень, как опасность. Его ладони крепко сомкнулись на моей талии, притягивая меня ближе. Вклинился между коленей, задирая платье.
Да такого не бывает!
Он что всерьёз готов сейчас вот это… прямо здесь?!
Бёдра мои дрожали, колени были слабыми, будто превратились в вату. Я пыталась упереться ему в грудь, но это всё равно что стараться сдвинуть стену!
В следующее мгновение я уже лежала на столе, а он склонился надо мной, прижимая своим телом.
— Блядь, какая ты вкусная…
Его рука сжала мою пятую точку так, что меня прострелило желанием.
— Невкусная — кожа да кости!.. — голос мой предательски сорвался.
— Вот попробую и узнаю.
Его губы коснулись кожи, и я вздрогнула.
Он провёл губами по моей щеке, к уху. Я попыталась отвернуться, но он удержал лицо ладонью, взглядом прожигая насквозь.
— Скажи, что не хочешь меня. Скажи — и я отойду. Только помни, что врать нехорошо.
Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова.
Сердце билось так громко, что заглушало всё остальное.
Тепло его тела, его твёрдость между моих ног, жар пальцев, дразняще скользнувших под подол платья…
— Я… я не… — слова путались, дыхание сбивалось, мысли рушились, как карточный домик.
Горыныч медленно, нарочно медленно, расстегнул первую пуговицу на моей груди, она сдалась без боя, платье, похоже, решило сотрудничать с врагом.
Если он расстегнёт ещё одну — я сломаюсь!
Именно это осознание вернуло мне контроль.
Я резко дёрнулась, рука задела штатив — дорогущий микрофон рухнул на пол с грохотом. Сердце в пятки.
Пока он отвлёкся на звук, я соскользнула со стола и, не раздумывая, рванула к двери. Там на стене — красная кнопка.
Я ударила по ней, словно это могло спасти меня от собственных чувств.
Сработала тревога. Сирена взвыла. Вспыхнули аварийные огни.
— Саша! — рявкнул он, а я уже мчалась по коридору.
На звук бежали охранники.
— В студии! — выкрикнула я, смело мчась прямо на них. — Горынычу плохо! Он… он упал! Вызовите скорую!
И тут на нас с потолка полила вода!
Чёрт, зачем в помещении, полном оборудования, такая пожарка!?
Охранники бросились внутрь, я — в сторону выхода, сбрасывая с плеча его пиджак, будто стряхивала его руки, его запах, его прикосновения.
Дверь наружу — открыта. Воздух хлестанул в лицо, словно пощёчина. Свежий. Свободный. Живой.
Я пулей вылетела во двор. Где выход? Где, чёрт возьми, ворота?!
Увидела калитку, за ней остановка, автобус — как спасение. Неважно куда. Лишь бы подальше отсюда. Прямо сейчас!
Я рванула к калитке, проскочила на улицу — и в тот же миг автобус, полный людей, начал закрывать двери.
— Подождите! — крикнула я, подбегая. — Пожалуйста!
Водитель вздохнул, открыл снова. Я влетела внутрь — и сразу в гул голосов, запах чужих тел, духоту.
Места не было. Ни одного. Только стоячие, и то — впритык. Я протиснулась вглубь, спряталась за спинами, сделала вид, что ничего особенного не случилось.
Но грудь вздымалась от рваного дыхания.
Выглянула в окно — снаружи на остановку выскочили охранники. Один, второй. Бегло окинули остановку глазами — и промчались дальше, в сторону перекрёстка.
Я вжалась в поручень, отвернувшись от окна. Сердце колотилось, ладони скользили от пота.
В салоне было тесно.
Прямо передо мной стоял мужик лет пятидесяти и пялился в вырез моего платья.
Чёрт, пуговицы!.. Я отвернулась и быстро застегнула расстёгнутые Горынычем пуговки.
Горело всё. И лицо. И грудь. И между ног.
Глупая девчонка.
Я едва не позволила ему…
А ведь хотела. Чёрт возьми, хотела. Хотела, чтобы он трогал, чтобы шептал, чтобы… взял меня прямо там! Посреди рабочего дня в какой-то чужой студии.