Говорят, что зимы в Российской империи самые суровые и беспощадные…
Соглашается Лэйн, что зима здесь не просто холодная — она всепроникающая: живущая в стенах домов, прячущаяся в складках тканей, забирающая тепло дыхания.
Особенно согласна Лэйн в те моменты, когда ей приходится выбираться из-под пуховых одеял ещё до того, как взошло солнце; когда она дрожит, стоя посреди холодной спальни, а огонь в камине давно угас, оставив в воздухе лишь слабый запах золы; когда служанка в полумраке помогает ей умыться в студеной воде и справиться с дневным туалетом.
Позволяет служанке надевать на себя бесконечные слои одежды — сперва тонкую рубашку из батиста, затем шерстяную нижнюю юбку и ещё одну, на этот раз шёлковую, с утеплённой подкладкой. Терпит, когда корсет затягивается плотно, подобно стальным обручам вокруг бочек, а сорочка с воротником-стойкой застёгивается под самое горло.
Едва может выдохнуть, когда оказывается в суконном платье глубокого винного цвета с широкими рукавами и меховой оторочкой, и, вздыхая, надевает поверх него тяжёлый тёмно-синий бархатный доломан [прим. автора - длинное дамское пальто особого покроя, похожее на гусарский мундир] с каракулевым воротником, застёгиваемый на серебряные пуговицы. Не забывает о меховой шапочке, платке и рукавицах.
Но стоит ей переступить порог гостиницы, как морозный воздух жалит щёки и нос, пробирается сквозь слои одежды, и, едва Лэйн выдыхает, её слова превращаются в лёгкий белый пар.
— Правду говорят…
Она встала так рано не по прихоти. Сегодня ей нужно попасть в один из филиалов Императорского архива. Она прекрасно понимает, что в залах, открытых для публичного пользования, не найдёт того, что ищет. Но ей нужно сделать видимость, сыграть свою роль.
А ищет она…
…то, что способно помочь ей расшифровать одну книгу.
Книгу, о которой она не знает почти ничего, кроме того, что её страницам не менее сотни лет. Книгу, чьи символы она может разобрать так же, как дитя разбирает первые буквы алфавита. Книгу, с которой связана её единственная надежда вспомнить, кто она такая.
Лэйн не помнит, откуда взялись её знания криптографии. Не знает, почему чувствует себя так, словно уже держала в руках эти древние страницы когда-то раньше. Единственное, что у неё есть — это задания. Письма, приходящие регулярно, в которых нет ничего лишнего, только указания: куда идти, что искать, какую работу выполнять.
И тот, кто присылает их.
Человек, которого она называет своим покровителем.
Не знает Лэйн, кто он на самом деле.
Уверена, что имя, которым он называет себя, не настоящее. Но он знает Лэйн. Знает, где её искать, знает, что ей нужно для выживания. Уже несколько лет Лэйн живет именно так, получая от него деньги, жильё, а главное — новые задания. И не может она отказать ему, потому что в этом всем… заключался смысл её жизни.
Каждый раз, отправляясь в новую поездку, расшифровывая новую страницу, Лэйн надеется, что ответы уже близко, что скоро она вспомнит, кем была до того, как проснулась в полном забытьи.
Потому что три года назад Лэйн очнулась в госпитале на окраине Парижа — без имени, без прошлого, без единой нити, ведущей к тому, кем она была.
Доктор сказал, что её нашли ночью на улице. Она была без сознания, и никто не знал, сколько времени провела на холоде.
Лэйн ничего не помнит.
Не знала, где родилась, кто были её родители, какие улицы когда-то называла домом…
Первые недели после пробуждения прошли как в тумане — она пыталась вспомнить хоть что-то, зацепиться за мельчайшую деталь. Но память оставалась глуха к её мольбам.
И тогда Лэйн начала замечать другое.
Отстранённость.
Она не чувствовала острого страха перед неизвестностью, не ощущала настоящей тревоги от того, что её жизнь началась с чистого листа. Скорее — странное гнетущее безразличие.
Апатию.
Даже когда её покровитель просто пришел к ней, предложил защиту, дал первое задание — расшифровать небольшую рукопись XVII века, найденную в итальянском монастыре, — Лэйн приняла это без удивления. Она просто знала, что должна это сделать. Потому что… а что ещё ей оставалось?
Так и началась новая жизнь Лэйн — из поездки в поездку, от одной расшифрованной рукописи к другой.
И теперь судьба привела её сюда.
В Ротков.
Город в заснеженной Сибири.
******
Естественно, сперва они прибыли в Петербург.
Ведь таков был порядок вещей. Сначала столица, затем — провинция. Лэйн и её покровитель представились обществу как отец и дочь — семья богатых промышленников из Америки. Буржуа с капиталом и связями, но без титулов.
Таких, как они, дворянство презирало, но, увы, было вынуждено принимать. Империя жила на их деньги: железные дороги, текстильные мануфактуры, угольные шахты — всё это теперь принадлежало купцам и заводчикам, людям, чей род едва ли мог похвастаться вековой историей, но чьи банковские счета были значимее титульных грамот.
И они прибыли как нельзя вовремя.
Декабрь. Начало бального сезона.
Кому-то это сулило месяцы нескончаемых празднеств, блеск свечей и бриллиантов, волнующие прикосновения в вальсе, долгожданные предложения руки и сердца. Для Лэйн это означало лишь одно — скуку.
Если бы ей было хоть немного не всё равно, если бы она не относилась с таким апатичным безразличием к методам, которые её покровитель считает нужным использовать, Лэйн, возможно, выказала свое несогласие. Сказала, что предпочла бы роль гувернантки или компаньонки. Занять положение почти прислуги, не привлекать внимание, но получить доступ к нужным им домам. Было бы быстрее. Было бы проще.
Но её покровитель знает больше, чем она.
Он всегда знал больше.
— Мужчины довольно примитивные создания, Лэйн, — часто повторяет он с лёгкой насмешкой. — Вскружи им голову, пусть ослепнут от страсти — и делай своё дело. Оставайся трезвой и думай о поставленной задаче.