Люблю тебя врагам назло

Глава 1

Ярослав

Меня зовут Ярослав, и я живу в детском доме.

Семнадцать лет назад моя мама родила меня и тут же написала отказную. Я был ей не нужен.

Я слышал, что младенцы много кричат. Может, поэтому она меня оставила? Не смогла выдержать моего ора? В таком случае она поторопилась с выводами. Очень скоро я понял, что плакать и звать на помощь бесполезно. Никто не придет. Никто не поможет.

Лет в семь я часто рассматривал себя в зеркале, пытаясь докопаться до сути: почему все же мама меня бросила? С чего взяла, что я "некачественный"? Может, ноги у меня были кривоваты? Или лицо слишком цвело веснушками? Ведь во всем остальном я был самым обычным, как все детдомовцы. Не лучше и не хуже. Русые волосы, зеленые глаза, две руки, две ноги.

Уже позже я узнал, что родительница отказалась от меня не из-за изъянов во внешности. Выяснилось, что она была наркозависимой и через пару лет после моего рождения повесилась. Мать не могла справиться со собственной никчемной жизнью, так зачем же породила еще одну? Почему не сделала аборт?

Вот, например, котят, которые никому не нужны, топят. Я считаю, это гуманно. Так почему же никто не проявит гуманности к человеческим детенышам, которые обречены на жизнь без любви?

Я бракованный товар.

Государственный иждивенец.

Человек без детства.

Беспризорник.

О том, что мир жесток и несправедлив, я узнал очень рано. В детском доме ночная нянечка нещадно лупила тех, кто писался ночью в кровать. Иди попробуй в темноте доберись до туалета и найди свой горшок. Помню, было очень страшно, да и писать хотелось нестерпимо. Но я все же шел. Шлепал босыми ногами по полу в ночи, упрашивая свой мочевой пузырь немного потерпеть. Уж очень не хотелось получать от нянечки по жопе.

Но мне не повезло. Даже в ту ночь, когда моя кровать была сухой, нянечка все равно огрела меня лопаткой. Так сказать, для профилактики.

Будучи круглым сиротой, я быстро понял простую истину: для того, чтобы жить, нужно вертеться. Доверять в этом мире никому нельзя. Каждый ищет выгоду только для себя, всех волнует исключительно своя задница. Ну, и, конечно, классика – выживает сильнейший. Поэтому если хочешь уцелеть, не стесняйся бить первым.

За свою жизнь я сменил несколько детских домов, и, как ни странно, порядки везде были примерно одинаковые: дедовщина, уважение к физической силе и пренебрежительное отношение к дисциплине.

Когда первый раз оказываешься в новом коллектив, нужно действовать быстро: вычисляешь, кто тут главный, подходишь к нему и даешь в морду. Надо постараться вырубить придурка, и тогда твоя жизнь будет менее говеной: заработаешь определенный авторитет, и тебя не загнобят на пустом месте. А если главный вырубит тебя, то, считай, не повезло. Будешь выполнять унизительные поручения и спать в шкафу.

У меня было по-всякому: и так, и эдак. В последнем детдоме я нахожусь уже шесть лет и довольно неплохо устроился. По роже почти не получаю, если только от своих и то за дело. Сейчас я уже старший, поэтому меня не трогают. Боятся.

Первый раз нос мне сломали лет в восемь. Признаться честно, это было не так уж и больно. Ну, по крайней мере, не больнее, чем ломать руку или получать сотрясение мозга. В последующие годы мой нос хрустел еще раза три. Очевидно, кость не всегда срасталась правильно, так что теперь я похож на бойца ММА. Но мне, по большому счету, плевать на свою внешность – в интернате не так уж много зеркал, поэтому видеть свою кривоносую рожу приходится нечасто.

Знаете, жизнь в детском доме заставляет принимать правила игры, даже если они тебе не очень нравятся. Не скажу, что я получал особое удовольствие от того, что макал Никиту Сидорова головой в унитаз. Или что мне было приятно толпой пинать лежащего на земле Олега Иванова. Но я рассуждал примерно так: меня макали, и я макаю, меня пинали, и я пинаю. Согласен, примитивно и жестоко. Ну а как иначе?

Дымить я начал лет в девять. Не так уж и рано по меркам детдома. Тогда все вокруг курили, и я, увы, не стал исключением. В моем неразвитом мозгу просто не возникло мысли, что можно делать что-то по-другому, не как все. Отличаться было невыгодно – если ты не в стаде, значит, ты враг. А врагов надо бить. Нещадно и безжалостно.

Мой первый поцелуй случился в одиннадцать. Помнится, ее звали Полиной. Она была на пару лет старше и много понимала в этом. Говоря откровенно, мне не очень понравилось целоваться с ней. От Полины исходил какой-то приторный, то ли цветочный, то ли медовый запах, и когда она прижималась ко мне всем телом, я начинал задыхаться. Уж не знаю, что это были за духи, но настоящие цветы так омерзительно никогда не пахнут. В этом я уверен.

Полина всегда очень густо красилась, и мне с трудом удавалось разглядеть ее саму за тоннами пудры и теней. А когда ее волосы цвета выжженной на солнце пшеницы касались моей шеи, мне делалось совсем дурно. Потому что они были очень сухие и кололись, словно солома.

Если честно, я тогда сильно разочаровался в отношениях с противоположным полом и недоумевал, чего все так с этим носятся. В жизни были вещи куда приятнее. Сникерс, например. Или холодное пиво в жару. Конечно, повзрослев, я немного поднаторел в этом деле, и иной раз мне правда случалось получать удовольствие от процесса, но я все равно считал поцелуи вещью переоцененной и излишне распиаренной.

Моего лучшего друга зовут Сева. Не поверите, но его судьба еще более дерьмовая, чем моя. Когда Севке было двенадцать, его усыновила супружеская пара, которая не имела своих детей.

Надо сказать, что подростки на рынке усыновления – товар второго сорта. Все стремятся взять к себе в семью новорожденного отказника или хотя бы малыша до трех лет. Такое желание вполне объяснимо: маленького ребенка гораздо легче изначально воспитать под себя, чем переделывать уже частично сформировавшегося тинейджера.

Но Севке повезло. У него была неимоверно милая мордашка: синие глаза, пепельные волосы и правильные черты лица. По меркам детдома друг был настоящим красавцем. А у красавцев всегда больше шансов понравиться взрослым.

Глава 2

Алиса

Меня зовут Алиса, и я хочу изменить этот мир к лучшему.

Я считаю, что каждый из нас может и должен делать что-то хорошее. Час состоит из минут, рубль из копеек, а счастливая реальность из маленьких добрых дел.

Наверное, в этом и состоит смысл жизни. Нужно стремиться к тому, чтобы после твоей смерти мир был чуть добрее, красивее и справедливее, чем до твоего рождения.

Мать Тереза, Далай-Лама, Нельсон Мандела – эти люди верили в важность добрых поступков. Они делали все, что в их силах, чтобы улучшить мир вокруг себя. И их вера в правое дело принесла свои плоды.

Когда я была ребенком, то стремилась всем «причинить» помощь. Мне казалось, что помогать – это самое благородное дело на свете. Я сыпала щедротами направо и налево, иногда забывая спросить людей о том, нуждаются они в моем содействии или нет. Мне казалось, это само собой разумеющееся и помощь нужна всем: бездомным животным, пенсионерам, школьным техничкам, одноклассникам, учителям. Я готова была делиться едой, временем, умениями и советами.

Последние, кстати, сослужили мне плохую службу. Оказалось, что непрошенный совет вызывает у людей неприязнь и даже агрессию. «Но я же всего лишь хотела помочь!» – недоуменно говорила я, когда сталкивалась с раздражением на лицах утомленных моими проповедями собеседников.

С возрастом я поняла, что навязчивость в любом ее проявлении отталкивает людей. Мой настрой стал более спокойным, душевные порывы не такими бурными, но от своих идей я так и не отказалась.

На данный момент я состою в самой крупной волонтерской организации в нашем городе: мы собираем деньги на лечение больных детей, навещаем пожилых людей в домах престарелых, кормим голодных животных и ездим с обучающими мастер-классами в детские дома.

От всего этого я чувствую себя по-настоящему счастливой и нужной.

К сожалению, никто в семье не разделяет моих взглядов. Ни мать, ни отец, ни даже сестры. Глядя на своих родственников, я порой думаю о том, что меня подменили в роддоме, настолько сильно я от них отличаюсь.

Нет, чисто внешнее сходство, конечно, отрицать сложно. Каштановые волосы, светло-карие глаза, пухлые губы – мы с сестрами копии отца и между собой очень похожи. Только вот самая старшая из нас, Белла, высокая и тощая, словно модель, а мы с Венерой, средней сестрой, коротышки.

Разница в возрасте у нас небольшая: Белле двадцать два, Венере двадцать, ну а мне вот-вот стукнет восемнадцать. Но, несмотря на это, мы никогда не были действительно близки. У Венеры и Беллы много общего: они вместе гуляют по магазинам, зачитываются глянцевыми журналами, дважды в месяц ходят на маникюр, а по выходным тусуются в лучших клубах нашего города.

Мне же это все неинтересно. Я не крашу ногти, да и вообще крашусь очень мало. Модным журналам предпочитаю книги. Причем желательно библиотечные, потому что они хранят историю.

Мне нравится представлять людей, которое читали книги до меня. Это могла быть пятиклассница, поссорившаяся с лучшей подругой и ищущая утешение в трогательной истории. Или молодой студент, который впервые в жизни влюбился, а захватывающий роман помогает ему подыскать нужные слова для описания чувств к той самой.

Читая, я всегда воображаю, как пятиклассница или студент пробегали по этим строкам до меня. О чем они думали? Коснулось ли написанное их души? Запомнилось ли оно им?

А еще я люблю нюхать книги. Говоря откровенно, они пахнут лучше, чем самые дорогие духи Беллы. Книги для меня – живые. Не знаю, к счастью или к сожалению, но именно они являются моими лучшими друзьями. Порой живущие на бумажных страницах истории кажутся мне гораздо умнее и интереснее сверстников, ведь, читая и размышляя над прочитанным, можно найти ответы даже на самые непростые вопросы.

Но не подумайте ничего такого! Я очень люблю людей! И моя любовь ничуть не меньше от того, что с ними мне обычно гораздо скучнее, чем с книгами. Все люди в душе добры и по-своему красивы. Просто иную красоту надо разглядеть. Я это знаю точно.

Что еще вам рассказать про себя? Ах да, чуть не забыла упомянуть родителей. Они у меня очень обеспеченные люди. Мы живем в большом красивом доме, расположенном в элитном коттеджном поселке. А еще у нас есть чудесный садик, за которым я с удовольствием ухаживаю.

Мой отец – успешный бизнесмен, а мама после замужества не работала ни дня. Денег у нас всегда было предостаточно. И на вещи, и на развлечения, и на путешествия. Правда иногда мне кажется, что отцовские доходы несколько испортили моих сестер. Порой они бывают слишком меркантильными: оценивают людей по одежде и не соглашаются встречаться с парнями без машины.

Хотя теперь времена их первых свиданий в прошлом. Обе сестры состоят в отношениях. Месяц назад Белла получила от своего Анатолия предложение руки и сердца, и теперь наша семья готовится к пышной свадьбе.

Анатолию тридцать четыре, и, по-моему, он уже начал лысеть. Вы знаете, у мужчин порой бывает так, что волосы надо лбом становятся очень-очень редкими и образуют форму сердечка. Со стороны это выглядит довольно забавно, но Беллу, кажется, не смущает. Может, потому что Анатолий, занимаясь строительством торговых центров, очень хорошо зарабатывает и ездит на автомобиле, который стоит как двухкомнатная квартира?

Но это так, мое предположение. Я вовсе не исключаю вероятность существования большой и светлой любви между ними.

Кстати, Венера, наверное, тоже скоро выйдет замуж. Ну, по крайней мере она говорит об этом не менее пятнадцати раз на дню. Серьезно, я считала. До помолвки Беллы эта цифра была в три раза меньше.

Венера уже довольно давно встречается с Федом. Он сын влиятельного банкира и в целом неплохой парень. Правда, частенько доводит сестру до слез тем, что регулярно тусуется в клубах в обществе сомнительных девиц. Но, с другой стороны, чего она ожидала от парня, с которым познакомилась в баре и переспала на втором свидании?

Глава 3

Ярослав

Семь утра. Подъем. Зарядка. Завтрак. Все, как всегда. Утренний распорядок за семнадцать лет жизни настолько прочно въелся в мой мозг, что вряд ли у меня когда-нибудь получится просыпаться в другое время.

– Чего от тебя директриса-то хочет? – склонившись над творожной запеканкой, спросил Сева.

– Без понятия, – пожал плечами я.

– Странно. Ведь только три дня назад из лагеря вернулись. Когда ты успел накосячить? – искренне недоумевал друг.

– Чего гадать? После завтрака и узнаю.

У меня и правда не было предположений, с чего это я вдруг понадобился директрисе нашего детского дома в августе, еще до начала занятий. С бухлом вроде не палился, Юлька из лагеря залететь не могла, сигареты не воровал.

Директриса была женщиной лет пятидесяти с короткими седыми волосами и вечно поджатыми губами. Наверное, ее рот деформировался из-за того, что ей по сто раз на дню приходилось разруливать всякие отстойные ситуации с воспитанниками, персоналом, полицией и многочисленными проверяющими органами, которые регулярно к нам наведывались.

Любопытно, что «проверку» больше всего интересовало соответствие условий нашего проживания всяким там гигиеническим и санитарным нормам. Например, они по какой-то причине сочли неправильным наличие цветов в горшках в девчачьих комнатах. Вот писку-то было. Но деваться некуда. "Проверка" сказала, значит, надо убрать.

Директриса ждала меня, откинувшись на спинку своего кожаного кресла. Ее серые глаза с прищуром быстро скользнули по мне, и она жестом пригласила меня сесть. Я опустился на стул.

– Калашников, у меня к тебе серьезный разговор, – начала она. – Не знаю, слышал ты или нет, но с этого учебного года в рамках проекта социализации, внедренного министерством образования, воспитанники сиротских учреждений получают возможность ходить в обычные общеобразовательные школы.

Она замолчала и выжидательно посмотрела на меня.

– Ага. Круто. И что дальше? – я нарушил тишину.

– Я приняла решение, что в одиннадцатый класс ты пойдешь в школу №18. С администрацией мы договорились.

– Ирина Петровна, вы меня простите, но вы в своем уме? – я возмущенно вскинул брови. – Мне один год до свободы, а вы хотите засунуть меня в какую-то стремную школу к...

– Прикуси язык, Калашников, – перебила директриса, слегка повысив голос.

Я замолчал и хмуро уставился в окно.

– Ярослав, я понимаю, что ты шокирован этой новостью, – уже более миролюбиво продолжила она. – Но пойми, для тебя это отличный шанс приобрести новые знакомства за стенами интерната, пообщаться с людьми из реального мира, понимаешь? Ты же потом собираешься поступать в институт. Так или иначе тебе придется войти в новое общество.

– Почему вы выбрали именно меня?

– В этом году мы отправим в общеобразовательные школы двенадцать воспитанников. Ты единственный одиннадцатиклассник, – сказала она. – Почему тебя? Думаю, ты и сам знаешь ответ.

– Хотите похвастаться моим талантом закидывать бычок в урну с расстояния трех метров? – с иронией поинтересовался я.

– Не ерничай, Калашников. Нина Юрьевна говорит, что у тебя феноменальные математические способности. И твои результаты в олимпиадах это подтверждают.

– А если я не хочу?

– Ярослав, давай так. Если ты без происшествий закончишь одиннадцатый класс в этой школе, я перепишу твое личное дело. И на выходе ты получишь документ, в котором не будет фигурировать ни воровство, ни поджоги, ни пребывание в психиатрической больнице. Плюс, дам хорошую рекомендацию для института.

Я поморщился. Вспоминать про психушку было неприятно. А все из уродины-воспы, которая накатала на меня жалобу, мол, я неуравновешенный и вообще шизофреник. Это у нее карательные меры такие были. Видите ли, я ее не слушался и подстрекал к непослушанию остальных. Вот она и разозлилась.

Пока разбирались с моим психическим здоровьем, мне кололи какие-то препараты, от которых хотелось вскрыть вены. И это, учитывая то, что вообще суицидальных наклонностей у меня никогда не было. Я хоть и считал свою жизнь никчемной, но расставаться с ней вовсе не хотелось. Инстинкт самосохранения, наверное.

Короче, эти две недели в психушке были худшими в моей жизни. Слава богу, диагноза типа олигофрении, который лепили всем направо и налево, мне удалось избежать. А вот упоминание о пребывании в лечебнице для душевнобольных в анкете осталось. Я не знал, могло ли это как-то повлиять на мое будущее, но все же мысль о чистом личном деле привлекла меня.

– Ладно, я согласен, – поразмыслив, ответил я. – Только можно мне теперь на наши идиотские театральные представления не ходить? Задолбало, честное слово.

После недолгих раздумий Ирина Петровна дала добро. В целом директриса мне нравилась. Она была у власти уже третий год, и к ней до сих пор не приклеилась ни одно прозвище. А это, знаете ли, о многом говорит.

До этого директором у нас был мужчина. Но он с девчонками каких-то дел наворотил… Якобы приглашал их себе домой, чтобы помогали ему с уборкой, а потом закрывался с ними и... Ну вы сами понимаете. В общем, там скандальное разбирательство было. Его уволили и вроде даже привлекли.

– Ну, чего она от тебя хотела? – Севка накинулся на меня, едва я успел войти в комнату.

– Теперь буду ходить в обычную школу с «домашними детками», – вздохнул я.

– Да ладно? – у друга отвисла челюсть.

– Ага. А взамен получу кристально чистое личное дело и рекомендации.

– Братан, это хреново, – он покачал головой. – Сразу говорю, школота тебя за своего не примет. По их мнению, ты неблагополучный беспризорник. А для них это почти то же самое, что зэк.

Сева знал, о чем говорил. Когда он семь месяцев жил в приемной семье, то ходил в обычную школу. Опыт ему не понравился. Все знали, что он бывший детдомовец и обходили его стороной.

– Ладно, выкручусь как-нибудь, – отмахнулся я. – В конце концов, это всего один год.

Глава 4

–

Ярослав

Первое сентября в новой школе директриса великодушно разрешила пропустить. Стоять с веником цветов и целый час слушать торжественные речи о ценности знаний мне не хотелось. Вместо этого мы с Севкой все утро проторчали в качалке. Народу там было по обыкновению немного: дети всегда предпочитают занятиям на тренажерах игры в телефоне. Но нам с Севкой, как ни странно, нравилось заниматься.

Дело в том, что после прихода к власти Ирины Петровны дисциплина в детдоме значительно улучшилась, и так безнаказанно махать кулаками, как раньше, уже не получалось. Поэтому приходилось спускать пар, тягая железо.

Утро следующего дня выдалось суматошным. Леха Шилов, наш местный психопат из соседней комнаты, проснулся не в духе и стал биться башкой об стену.

У него такое иногда случается: накроет, и ни с того ни с сего давай головой обо все подряд долбиться. Один раз даже сотрясение заработал. Леха, чтоб вы понимали, не дебил. Он тесты всякие проходил: умственное развитие в норме. Да и для окружающих безобиден. Просто нервы у парня ни к черту.

Но мы к Лехе привыкли. На его самоистязания уже давно никто внимания не обращает. Даже воспиталки. Помучается да перестанет. Если голову разобьет, в медпункт отведут. Ничего страшного.

Облачившись в белую рубашку и классические брюки, я направился в свою новую школу. Настроение было безмятежным и ровным. Я примерно представлял, что меня ждет, потому что общался с "домашними детками" в лагерях. Так что вряд ли мои засранцы-одноклассники смогут меня чем-то удивить.

С фасада новое учебное заведение напоминало гигантскую зефирку. Трехэтажное здание было выкрашено голубой, желтой и бледно-розовой красками. "Здравствуй, дорогая школа!" – гласила пафосная надпись над главным входом.

Я пришел пораньше, так как мне нужно было зачем-то зайти к директору. Наверное, для того, чтобы выслушать тираду о том, какая замечательная у них школа и как мне повезло сюда попасть.

Директор по имени Дмитрий Александрович оказался грузным лысеющим мужиком лет сорока. Его маленькие поросячьи глазки с любопытством скользнули по мне, когда я, постучав, просунул голову в кабинет.

– Проходи, Ярослав, присаживайся, – он указал мне на стул у стены, а сам начал расхаживать туда-сюда. – Наше учебное заведение является одним из лучших в городе и лучшим в районе. Мы высоко ценим знания, дисциплину и взаимопомощь. Эти понятия являются основополагающими в жизни школы.

Дмитрий Александрович сделал паузу и прошелся по мне внимательным взором, пытаясь оценить, доходит ли до меня смысл его слов.

Я спешно кивнул.

– Мы рады принять тебя в наш дружный коллектив, но взамен хотим уважения к правилам поведения и устоям, которые...

– Дмитрий Александрович, давайте я упрощу вам задачу, – перебил его я. – Я понимаю ваши опасения: детдомовец появляется в уютной и благоухающей школе. Вы переживаете о том, как бы я в своих навозных сапогах не натоптал на вашем светлом ковре, верно? Но я не тупой и осознаю, что к чему. Так же, как и вы, хочу, чтобы все прошло гладко. Я намерен спокойно отучиться последний год и пойти в жизнь. Проблемы мне не нужны.

Директор удовлетворенно покачал головой и, сказав еще пару-тройку формальностей, отпустил.

Здание школы оказалось большим и довольно запутанным, с множеством проходов, коридоров и лестниц. Нужный мне кабинет литературы я отыскал одновременно со звонком, поэтому, когда вошел в класс, остальные ученики уже заняли свои места. Я застыл в дверях, пытаясь найти, куда бы приземлиться.

– Ты Ярослав? Калашников? – обратилась ко мне учительница, оглядывая с ног до головы.

Это была довольно молодая женщина, с короткими черными волосами и живыми добрыми глазами.

– Да, здравствуйте.

– Здравствуй. Присаживайся вон туда, – она указала на парту в первом ряду по соседству с каким-то прыщавым очкариком с огромной копной рыжих волос.

Кивнув, я занял отведенное мне место, а рыжеволосый, как испуганный зверек, забился в самый дальний угол нашей парты. Я усмехнулся: очевидно, репутация детдомовца шла далеко впереди меня.

– Дорогие дети! – певучим голосом начала учительница.

– Ксения Степановна, ну какие же мы дети? Одиннадцатый класс как-никак, – насмешливо отозвался темноволосый коренастый парень со второго ряда.

– Вы для меня всегда будете детьми, Ковальчук. Даже, когда вам будет по тридцать, – улыбнулась женщина. – Я рада приветствовать вас в новом учебном году. Впереди непростое, но интересное время: экзамены, поступление в ВУЗы. Кто-то из вас, возможно, даже переедет в другой город. Так что давайте наш последний совместный год проведем максимально плодотворно и сразу настроимся на серьезную работу, хорошо?

Пока учительница вещала, я внимательно изучал взглядом окружающих. Они были холеными, счастливыми и почему-то казались мне младше детдомовских сверстников. Может, из-за выражения лиц? «Домашние детки» не смотрели исподлобья и совсем не выглядели настороженными, как большинство ребят из интерната.

Чуть позже мне стало ясно: мои новые одноклассники отличались от нас, детдомовцев, тем, что у них было детство. Нормальное счастливое детство с родителями, уютным домом и чувством защищенности. И это, безусловно, наложило свой отпечаток.

– Ребята, в этом году у нас в классе новый ученик, Ярослав Калашников, – объявила Ксения Степановна. – Ярослав, встань, пожалуйста, расскажи пару слов о себе. Чем ты увлекаешься? Какие предметы любишь? Какой спорт предпочитаешь?

Удрученно вздохнув, я нехотя поднялся на ноги. Если честно, мне уже порядком поднадоело вот это "Ярослав, расскажи о себе". В каждом новом коллективе одно и то же. Откуда взрослые взяли эту дурацкую моду? Ну что путного человек может поведать о себе, когда тридцать пар незнакомых глаз буравят его любопытными взглядами? Там не то что собраться с мыслями – языком ворочать трудно.

Глава 5

Алиса

– Лисенок, какое мне выбрать: красное или коралловое? – Белла носилась по комнате, примеряя то один, то другой наряд.

– Цвета почти одинаковые, – пожала я плечами. – Но у красного фасон лучше.

– Думаешь, коралловое полнит, да? – сестра озабоченно посмотрела в зеркало.

Алиса

– Лисенок, какое платье мне выбрать: красное или коралловое? – Белла носилась по комнате, примеряя то один, то другой наряд.

– Цвета почти одинаковые, – я пожала плечами. – Но у красного фасон лучше.

– Думаешь, коралловое полнит, да? – сестра озабоченно посмотрела в зеркало.

Я закатила глаза. Худая, как прутик, Белла все время переживала из-за своего веса. Создавалось впечатление, что набрать лишний килограмм для нее страшнее экзекуции.

– Я такого не говорила, – стараясь скрыть раздражение, отозвалась я.

– Лисенок, скажи честно, у меня толстые ноги, да? – на полном серьезе поинтересовалась сестра, которая при росте в сто семьдесят сантиметров весила пятьдесят килограммов.

– Да, и целлюлит на попе видно, – съязвила я, наслаждаясь ее испуганным лицом.

Иногда мне казалось, что худые женщины специально спрашивают: "А не толстая ли я?", чтобы лишний раз нарваться на комплимент. "Нет, что ты, ты совсем не толстая! Ты настолько худая, что даже немного просвечиваешь!"

Они это хотят услышать?

Дверь в комнату Беллы распахнулась, и на пороге появилась мама – как всегда, подтянутая, ухоженная, в обтягивающем спортивном костюмчике.

– Как дела, мои девочки? – пропела она, присаживаясь рядом со мной.

– Мама, помоги выбрать платье! Толя подъедет через пятнадцать минут, а я еще волосы не уложила! – Белла была в панике.

Родительница быстро помогла старшей дочери с выбором, успокоила ее нервы порой-тройкой льстивых фраз и даже подобрала туфли к платью. От мамы толку, определенно, было больше, чем от меня. Она разбиралась в моде, днями напролет мониторила последние тренды и говорила с моими сестрами на одном языке.

– Спасибо, мамочка! – звонко чмокнув родительницу в щеку, Белла упорхнула на свидание со своим престарелым Анатолием.

А мы с мамой остались наедине.

– Как первый день учебы, Лисенок? – ласково спросила она, поглаживая меня по спине.

– Отлично, к нам в класс пришел новый мальчик, – с энтузиазмом начала я. – Он из детдома. Говорят, для таких ребят это отличная возможность. Они ведь там...

– Из детдома? – настороженно перебила мама.

– Ага, – кивнула я.

– И какой он из себя? – в ее тоне сквозило подозрение.

– Ну… Хороший. Приятный.

Разумеется, я соврала. Ведь ни хорошим, ни приятным мой новый одноклассник не был.

Когда первого сентября Ксения Степановна объявила, что с нами будет учиться мальчик из детского дома, я обрадовалась. С волонтерами мы не раз ездили в сиротские учреждения, и ребята там всегда были такими тихими, забитыми, скованными… Так что от одного лишь упоминания о детдоме мое сердце наполнялось жалостью.

И хотя дети, которых мы навещали, были гораздо младше, после слов Ксении Степановны я почему-то решила, что этот новенький Ярослав наверняка будет таким же. Скромным, смущенным, робким. Я пообещала себе, что буду поддерживать его. И, если все пойдет гладко, постараюсь стать его другом.

Однако на деле Калашников оказался полной противоположностью тому образу, который я нарисовала у себя в голове. Высокий, подкаченный, с короткой стрижкой и крупными чертами лица – он походил на настоящего головореза. Я прямо физически ощущала опасность, исходящую от него.

А когда я рассказывала стихотворение на литературе, он смотрел на меня так нагло, дерзко и в упор, что я невольно стушевалась… Под его стальным, пробирающим до мурашек взглядом, в котором, как мне показалось, читалась едва уловимая злоба, мне хотелось съежиться до наноразмеров.

Но… Моей маме об этом знать необязательно. Она у меня и так слишком эмоциональная. К тому же первое впечатление о человеке часто бывает обманчивым, поэтому я решила не спешить с навешиванием ярлыков и выводами.

– А почему этого мальчика посадили именно в ваш класс? – обеспокоенно продолжала родительница.

– Не знаю. Да и какая разница? Я считаю, что такие ребята не должны быть изолированными. Им следует учиться в обычной школе, общаться с детьми из обычных семей, ходить к ним гости. Ну, чтобы получать представление о нормальной жизни за пределами...

– Что ты несешь, Алиса? – родительница опять меня перебила. – Какие гости? Все эти дети – будущие уголовники. Раз приведешь такого в дом, потом столового серебра или ювелирных украшений не досчитаешься!

Я ошарашенно замолчала. Господи, ну что за мракобесие? И где только мама набралась этих оскорбительных стереотипов?

Я попыталась вразумить ее. Говорила, что нельзя грести всех детдомовских под одну гребенку. Что люди разные, и каждому нужен шанс. Но, к сожалению, родительница меня не слушала. Упрямо и как-то по-детски стояла на своем.

С грустью осознав, что мне ее не переубедить, я вздохнула и пошла в свою комнату делать уроки. Однако даже за ужином мама никак не могла отойти от этой темы.

– Саш, представляешь, в Алисин класс перевели мальчишку-беспризорника? – раскладывая еду по тарелкам, сообщила она.

Несмотря на наличие домработницы, родительница почти всегда готовила сама. Ей нравилось это делать.

– И что? – после рабочего дня отец выглядел уставшим.

– Как это что, Саш? Эти дети – угроза для нормального общества! Откуда, мы знаем, что у них в голове?

– Не все выходцы из детских домов – преступники, мама! Абрамович, Шатунов, Русланова – эти люди реализовались в жизни и добились успеха! – с обидой вставила я.

Да-да, после неприятного дневного разговора я прочитала несколько статей в Интернете и припасла парочку козырей.

Глава 6

Алиса

На следующий день перед первым уроком я пересеклась с новеньким в раздевалке. Повесила свою легкую куртку на крючок, а потом, разворачиваясь, чуть не впечаталась носом ему в грудь. От парня исходил запах сигарет, прибитый ароматом мятной жвачки.

– Привет! – он улыбнулся, и взгляд его зеленых глаз коснулся моего лица.

– Здравствуй, – пропищала я, стараясь обойти внушительных размеров фигуру.

– Какой у нас сейчас урок? – поинтересовался Ярослав. – Я еще расписание не выучил.

– Биология, – сосредоточенно глядя себе под ноги, ответила я.

Почему-то в присутствии этого парня мне становилось не по себе. Нервы натягивались тугой тетивой, а к щекам приливал стыдливый румянец. Стараясь совладать с внезапным смущением, я торопливо направилась на занятие, а Калашников шел рядом, без всякого стеснения продолжая меня разглядывать.

– Чего ты так смотришь? – не выдержала я.

Перед лестницей он уступил мне дорогу, а сам двинулся следом. Клянусь, я чувствовала его наглый взгляд своей пятой точкой!

– Просто любуюсь. А что, нельзя? – донесся до меня его низкий голос.

– Нельзя! – выпалила я и ускорилась.

Но Ярослав не отставал. Мы с ним зашли в класс практически одновременно, и я тут же нырнула на свое место, стремясь оказаться как можно дальше от его парализующей энергетики.

– Он похож на опасного дикого зверя, – мечтательно протянула Наташа Одинцова, моя соседка по парте. – Как бы я хотела стать его жертвой…

– Ты о ком? – недоуменно бросила я, доставая из сумки учебник, тетрадь и пенал.

– О новеньком, конечно, – вздохнула она.

– Ната, ты серьезно? – я не поверила своим ушам. – Он тебе что, как парень нравится?

– Да-а-а. Тебе не кажется, что он похож на Ачи из "Три метра над уровнем неба"?

– Чего-чего? – не поняла я.

– Чаво-чаво, – передразнила Наташа. – Фильм такой. «Три метра над уровнем неба». Не смотрела, что ли?

– Нет, – поморщившись, ответила я.

– Ну и зря. Там, между прочим, страсть, боль, слезы – прям ух. Не то что у тебя с твоим Артемом, пенсионерские отношения.

– Ничего не пенсионерские! – возмутилась я. – Просто мы оба взрослые люди. Зачем нам попусту тратить нервные клетки?

– Вот я и говорю, «взрослые люди», «нервные клетки»… Вы с ним как бабулька с дедулькой! Даже интим вам не нужен.

– Ната, – сурово произнесла я. – Во-первых, это не твое дело. А, во-вторых, ожидание демонстрирует серьезность наших намерений...

– Бла-бла-бла, – перебила языкастая соседка. – Да вы все равно уже решили пожениться, разве нет? Зачем тянуть?

– Ничего ты не понимаешь! – надулась я.

Нас с Одинцовой нельзя было назвать лучшими подругами, но, в целом, мы были довольно близки. По крайней мере, я общалась с ней теснее, чем с другими одноклассниками. Иногда мы проводили вместе свободное время: ходили по магазинам и пили молочные коктейли в торговом центре. А еще Наташа была одной из немногих, с кем я обсуждала свою личную жизнь.

После уроков мне позвонил мой парень, Артем Старицкий. Он хотел встретиться и попросил подождать его около школы. Я не стала возражать, потому что никаких особенных планов на вечер у меня не было.

Взяв из гардероба свои вещи, я вышла в просторный школьный холл на первом этаже и, к своему удивлению, у кабинета директора заметила маму. Рядом с ней стояли родители моих одноклассников, всего человек пять.

– Мамочка, привет! Ты чего тут? – спросила я, приближаясь.

– Мы по делу, Лисенок, не обращай внимания, – суетливым жестом родительница пригладила мои волосы.

– Вы к директору?

– Да. Это насчет, – она замялась, – некоторых организационных моментов… Не бери в голову.

Я кивнула.

В замешательстве отошла от скучковавшихся родителей и села на скамейку неподалеку. Чтобы скоротать время в ожидании Артема, я открыла групповой волонтерский чат и тут же увидела сообщения о том, что через неделю на выходных будет организована поездка в дом престарелых «Белово».

Встрепенувшись, я поспешила написать, что тоже еду. В этом доме престарелых я была уже трижды. Там жили замечательные бабушки и дедушки, с которыми мы всегда тепло общались. Как же будет здорово снова их всех увидеть!

Погрузившись в переписку с волонтерами, я совсем отключилась от реальности. Однако многоголосый шепот группы родителей во главе с моей мамой неожиданно привлек внимание:

– Посмотрите, это он, мне его вчера Кирюша после уроков показал, – прошипела мама Кирилла Демидова. – На вид настоящий хулиган!

Я проследила за настороженными взглядами взрослых и, к своему удивлению, увидела Ярослава Калашникова, который шел мимо них по коридору, на ходу натягивая на свободную джинсовую куртку.

– Да уж, рубашка навыпуск… Весь расхлябанный! – поддержала мама Лиды Сорокиной.

Что за глупости? С рубашкой навыпуск ходила добрая половина старшеклассников. Почему им можно, а Ярослав сразу "расхлябанный"?

Поднявшийся среди родителей гомон был таким громким, что Калашников, переобувающийся на соседней скамейке, вне всяких сомнений, слышал каждое нелестное слово в свой адрес.

Засунув кеды в мешок, парень обернулся и долгим взглядом посмотрел на ядовито перешептывающихся взрослых. Я не видела его лица, но заметила, как на секунду они затравленно притихли. Затем Калашников как ни в чем не бывало застегнул рюкзак и, накинув его на плечо, неторопливо направился к выходу.

«Ох, звереныш, видели, как на нас посмотрел?», «Хулиганье!», «Потерянный для общества!» – раздалось до неприличия громкое шипение ему вслед.

Но парень больше не обернулся.

Жаркая волна испанского стыда накрыла меня с головой. К щекам прилила бурлящая кровь, а руки мелко задрожали.

– Он же вас слышал! – я подскочила к родителям, едва Калашников скрылся за дверью. – Вы же взрослые! Как вам не совестно?

– Алиса! – мама слегка повысила голос. – Тебя это не касается! Иди домой!

Глава 7

Ярослав

Первая неделя в новой школе прошла довольно сносно. Как ни странно, я даже немного сдружился с ботаном Павликом. Надо же хоть с кем-то общаться, верно? Остальные одноклассники обходили меня стороной. Но я даже был этому рад. Меньше контактов с "домашними детками" – меньше проблем.

Однажды, уходя из школы, я слышал, как их мамашки обсуждали меня, стоя у кабинета директора. Наверное, хотели выкинуть из школы. Но, судя по тому, что за этим ничего не последовало, их планы обломились.

Мамашки были злобные, словно гадюки. Переживали за своих ненаглядных детенышей. Но мне по барабану, что они говорят. Их слова в мой адрес звучали почти что как ласка. Ну, по крайней мере, по сравнению с тем, что я слышал раньше.

В пятницу последним уроком была физкультура. В раздевалке пацаны обсуждали компьютерные игры и политику. О девчонках ни слова. Такие задроты.

Когда я вышел на школьный стадион, то первым делом обратил внимание на Алису Малыгину. Точнее на ее упругую задницу в обтягивающих лосинах. Она была одной из немногих девчонок на моей памяти, у которых вид сзади и вид спереди были одинаково хороши.

После нескольких кругов пробежки физрук, Олег Иванович, отправил одноклассниц отрабатывать волейбольные подачи, а парням разрешил поиграть в баскетбол.

Когда два капитана, Тарасов и Демидов, формировали команды, по очереди выбирая игроков, меня к себе брать никто не торопился. Даже худосочный Павлик и жирный Илья были распределены раньше, чем я.

Детский сад, ей-богу.

В итоге, оставшись последним, я попал в команду Демидова. Первые минуты играл сдержанно, как бы вполсилы. Баскетбол – контактный и суровый вид спорта, так что при желании действовать на поле можно очень даже жестко. Но калечить нежных "домашних деток" в мои планы не входило.

До тех пор, пока я не понял, что эти засранцы играют не командой против команды, а все – против меня. Сначала мне показалось странным, что ребята из моей команды в упор не видели меня, когда, защищаясь от противников, я хотел установить с ними зрительный контакт и осуществить передачу. Из-за этого мне приходилось держать мяч при себе дольше положенного, и пару раз я неслабо получил локтями по голове.

– Антюшин, ты что творишь? Калашников же в твоей команде! Зачем ты от него убегаешь? – вопил ничего не понимающий физрук.

Они явно издевались надо мной, и это вывело меня из себя.

Хотят жести? Они, черт возьми, ее получат.

Я начал грубо распихивать одноклассников по сторонам. Намеревался закинуть как можно больше мячей в корзину противника, и помощь собственной команды в этом мне была не нужна. Я ловил момент, когда эти вялые поганцы завладевали мячом, а потом забирал его и в одиночку пробивался к цели.

– Калашников, ты что-то разошелся! Давай аккуратнее! – пытался усмирить меня физрук.

Кроме этого ему нечего было мне сказать. Несмотря на грубую игру, правила я знал хорошо и старался не «фолить». Хотя, конечно, без этого тоже не обошлось. В конце концов, моя «команда» победила с отрывом в восемь очков. Неплохой результат, учитывая то, что я был единственным, кто нормально играл.

После физкультуры в раздевалке стоял характерный запах пота и носков. Я неторопливо стягивал с себя мокрую футболку, когда за спиной услышал грубоватый голос Тарасова:

– Новенький, а ты не охренел?

Положив футболку в ящик, я медленно повернулся и ответил:

– Охренел, конечно. Ты разве не заметил?

– Ты здесь никто и звать тебя никак. Будешь тише воды, ниже травы, сделаем вид, что тебя не существует. Будешь выпендриваться – получишь по роже, – с видом хозяина жизни заявил Глеб.

– А по роже меня ты будешь хлыстать? Или мамку попросишь? – с улыбкой поинтересовался я.

– Че? – на туповатом лице Тарасова изобразилось непонимание.

– Мамки, говорю, ваши на неделе уже приходили. Защитить вас от меня хотели, – усмехнулся я. – Я почему интересуюсь: если мамка по роже лупить будет, я, может, и задумаюсь над твоим предложением. А если ты, то извини, не напугал.

– Я матери ничего не говорил, – поморщился Глеб. – А тебя предупредил, еще раз высунешься – пожалеешь.

Конечно, в детдоме за такое я бы, не задумываясь, врезал. Но в интернате мы все были на равных, а здесь в любой драке виноват был бы я. Поэтому не мог позволить себе роскошь навалять Тарасову.

– А с чего ты взял, что мне интересен твой треп? Ты сам-то кто? – огрызнулся я, начиная раздражаться. – Дуй давай отсюда, пока я добрый.

– Ты че меня пугаешь? – криво усмехнулся Тарасов, напрягая бицепсы.

– Че мне тебя пугать, Глебка? Я же не зеркало, – иронично отозвался я, застегивая рубашку.

– А ты, я смотрю, на словах у нас герой? – насмешливо вставил наблюдающий за нами Антюшин.

– Тебе лучше не знать, какой я герой на деле, – оскалился я.

– Только твоей матери-кукушке на это было насрать. Выкинула тебя, как мешок с мусором, и дело с концом, – ядовито произнес он.

– Да, ты прав, моя мать от меня отказалась. И дедулькиных денег у меня нет. И физиономии лощеной, по которой ни разу не били, – я вплотную приблизился к Антюшину и удовлетворенно почувствовал, что он напрягся. – А хочешь, я буду у тебя первым?

Последнюю фразу я произнес вкрадчиво, почти шепотом. Одноклассник вздрогнул и отшатнулся от меня.

– Отвали! – нервно бросил он.

– Отвалю. Не вопрос. Только и ты ко мне не приваливай.

Я закончил сборы под тяжелыми давящими взглядами одноклассников. Очевидно, теперь они ненавидели меня чуть больше, чем раньше. Будь я хлюпиком вроде Павлика, давно бы получил люлей. А пока они боялись. Так, как гиены боятся льва. Выжидательно, подбирая лучшее время и место для нападения.

Покинув раздевалку, я быстрым шагом направился выходу. Уже спускался по ступенькам, когда за моей спиной раздался голос Павлика:

– Ярослав, постой! Подожди!

Глава 8

Алиса

Я достала из шкафа ужасное пестрое платье и вздохнула: на вечеринке у Гущиных я буду вместо диско-шара. Если бы меня спросили, какого цвета подаренное мамой Артема одеяние, я бы не смогла ответить. Казалось, в нем присутствовали все цвета радуги. Натянув этот павлиний наряд, я расчесала волосы и покрыла ими грудь, чтобы хоть немного скрыть это пестрое безобразие.

Следующим шагом был макияж. Я нанесла гель для бровей, коснулась ресниц тушью, которая, кажется, засохла из-за редкого использования, и придала лицу румянца. После этих нехитрых манипуляций решила, что косметики на моем лице достаточно и я в общем-то готова к выходу в свет.

Однако Венера, ворвавшаяся в мою комнату без стука, очевидно, так не считала.

– Лисенок, ты теряешься на фоне этого платья! Накрасься поярче, а то как плесень, ей-богу, – критически оглядывая меня, заявила она.

– Чтобы не теряться на его фоне, нужно быть клоуном, а иначе никаких шансов, – проворчала я.

Венера подошла ко мне, по-хозяйски убрала мои волосы с лица, схватила тени и принялась орудовать. Косметики у меня много, больше половины тюбиков даже не открыты. В моем окружении само собой разумелось, что лучший подарок для девушки – это новая помада или духи. Поэтому такого добра у меня навалом.

После того, как Венера минут двадцать поколдовала надо мной, я правда стала выглядеть совсем по-другому. Девушка, смотрящая на меня из зеркала, была старше. Нос у нее был меньше, глаза больше, а губы сочнее. Однако обилие косметики на лице ощущалось как маска, и мне казалось, что из-за этого моя мимика стала скованной.

В скором времени за мной заехал Артем и сразу же оценил мое преображение.

– Алиса, это просто вау! Тебя не узнать! Выглядишь сногсшибательно! – воскликнул он, когда я села в машину.

– Тебе правда нравится? – недоверчиво спросила я.

– Да, конечно, ты просто шикарна! – Старицкий выражал неподдельное восхищение.

Пока мы ехали в гости, он периодически отрывал глаза от дороги, чтобы в очередной раз окатить меня восторженным взглядом. Давненько он мной так не любовался. Если честно, реакция парня на мой обновленный внешний вид слегка удивляла. Ведь, по большому счету, такая я – как бы и не я вовсе. Броская одежда, кричащий макияж – в реальной жизни мне все это чуждо. Я словно примерила личину малознакомой девушки, и, кажется, она нравилась моему парню куда больше.

Вечеринка проходила в большом загородном доме родителей Левы. У ворот были припаркованы дорогие, до блеска начищенные машины. Особняк Гущиных был выполнен в элегантном стиле Барокко – вычурно, пышно, с акцентом на высокий статус владельцев.

Оказавшись внутри, я увидела много нарядных людей. Между ними расхаживали официанты в черных фраках и услужливо предлагали гостям шампанское. Артем взял нам по бокалу, а затем мы двинулись в центр большого ярко освещенного зала, чтобы поздравить счастливую пару с помолвкой.

Лева с Мариной держались за руки и широко улыбались.

– Поздравляю с тем, что решились создать новую ячейку общества! – торжественно заявил Артем, хлопая друга по плечу.

– Вы следующие, – подмигнула мне Марина.

Чтобы скоротать время, я ходила от гостя к гостю и поддерживала светскую беседу, которая, как всегда, была пустой и формальной. Политика, налоговые режимы, размер государственного долга. Кто-то купил новый автомобиль, кто-то отдал ребенка в частный детсад, кто-то сделал укол ботокса.

Артем был в центре всеобщего внимания: он со знанием дела поддерживал любую тему, демонстрируя свое блестящее образование. Слушая его, я понимала, что не знаю и половины того, о чем идет речь. Спорт? Дышу ровно. Финансы? Скучно. Наука? Не разбираюсь.

Единственное, что мне было интересно обсуждать с его друзьями, – это литературу. Я много читала и была в курсе последних книжных новинок. Некоторые из присутствующих тоже были довольно сведущи в этом вопросе. Однако на этом список тем для обсуждения заканчивался.

Иногда я невольно задумывалась, что именно связывает нас с Артемом? Общих интересов немного. Взгляды на жизнь не всегда совпадали. И даже в еде предпочтения были разные: он обожал острое и не любил сладкое. А я, наоборот, от острого тут же начинала икать.

В обществе, которое предпочитал Старицкий, такие темы, как помощь бедным, социальные реформы, волонтерство, проблемы жестокого обращения с животными, никого не интересовали. В кругу его знакомых, казалось, никто и никогда не слышал о бедности. Здоровые и обеспеченные, они и не догадывались, как много людей по всей земле голодает, болеет и нуждается в помощи.

– Давай, Алиска, рассказывай, как у вас дела? – усевшись рядом со мной на диван, спросила Марина.

Она была миниатюрной улыбчивой блондинкой с большими синими глазами.

– Все хорошо, – улыбнулась я. – Говорят, Лева сделал тебе предложение на крыше во время романтического ужина?

– Да, мы были на свидании в отеле «Мариот». Живая музыка, повсюду лепестки роз, и тут он встает на одно колено и достает это, – она кокетливо продемонстрировала внушительного размера камень на безымянном пальце.

К ювелирным украшениям я была также равнодушна, как и к косметике, но, думаю, мои сестры оценили бы колечко.

– Красиво, – протянула я, из вежливости внимательно рассматривая бриллиант.

– Скажу тебе по секрету, если бы не малыш, – Марина перешла на шепот и аккуратно коснулась своего живота, – ждать мне этого кольца еще пару лет, не меньше.

– Ты беременна? – изумленно выдохнула я.

– Да. Но об этом пока мало, кто знает. Только родители и близкие друзья.

– Вот это да! Значит, вы решили поженится из-за... – я замялась, пытаясь подобрать правильные слова.

– Нет, ну не то, что бы прям только из-за ребенка. Просто ты же знаешь Левчика, любит потусить-погулять. А мне уже, между прочим, двадцать три. Не могла же я несколько лет ждать, пока он созреет?

Глава 9

Алиса

На следующей неделе Наташка Одинцова прожужжала мне все уши про Ярослава Калашникова. «Какие ноги!», «Какие руки!», «Какой торс!» – она беспрестанно восхищалась физиологией новенького и бесстыдно пялилась на него.

Кажется, для парня интерес моей соседки по парте не был секретом. Он ловил ее томные взоры и отвечал на них хищной вызывающей улыбкой. Иногда Калашников смотрел и на меня, и под его пристальным вниманием я начинала проявлять повышенный интерес к предметам, лежащим на моей парте. Ручка, ластик, линейка – я была готова изучать все, лишь бы не пересекаться с прожигающим взглядом его зеленых глаз.

Все мои одноклассники, за исключением, пожалуй, Наташки и Паши Корчагина, были настроены по отношению к новенькому довольно холодно и предпочитали делать вид, что его не существует.

Мне было обидно за Ярослава, ведь я искренне хотела, чтобы его радушно приняли в коллективе. И по-хорошему мне стоило бы начать с себя. Но почему-то рядом с этим парнем я лишалась дара членораздельной речи. Зажималась, смущалась и никак не могла выдавить из себя даже пару-тройку добрых слов.

Во вторник на алгебре после очередного разбора степенных функций Людмила Юрьевна спросила, ясен ли нам материал, и предложила порешать задания из ЕГЭ на эту тему.

Я удрученно вздохнула. Алгебра казалась мне монстром, который постоянно менял обличия. Начиналось все нормально: в примерах были только цифры. Едва я успела с ними разобраться, как стали появляться буквы. И тут понеслось: вечный поиск «икса» и «игрика», которые, словно Бонни и Клайд, постоянно находились в бегах.

Только я смирилась с буквами в математических задачках, как алгебра преподнесла мне очередной сюрприз: символы. Корни, интегралы, логарифмы – я чувствовала, что схожу с ума.

В общем, доходило до меня туго, и новую тему, признаться честно, я совсем не поняла. Надо будет разобрать все заново с репетитором, а потом еще самостоятельно посидеть над этим материалом пару часов.

В классе поднялось несколько рук. Как всегда, Баширов и Корчагин. Они у нас математические гении. Наверняка налету все схватили. Не то, что я.

– У вас уже есть несколько оценок, – покачала головой Людмила Юрьевна. – Давайте дадим шанс другим.

Учительница принялась внимательно рассматривать классный журнал, а я мысленно молилась, чтобы она не вызвала меня. Жутко неприятно в нерешительности стоять у доски и невнятно блеять черт знает что.

– А давайте пригласим к доске Калашникова, – наконец сказала она, отрываясь от журнала. – Ярослав, тема новая, поэтому я буду тебя направлять, не переживай.

– Людмила Юрьевна, зачем так жестоко? – насмешливо поинтересовался Баширов. – Это его первый выход к доске. Кому приятно начинать с позора?

Математичка сверкнула жестким взглядом в сторону Игната, и парень, ухмыльнувшись, стал что-то писать в тетради.

Ярослав лениво поднялся и вразвалочку подошел к доске. Открыл пособие по ЕГЭ и несколько секунд сосредоточенно смотрел на задание. Затем он решительно схватил мел и переписал пример на доску.

Я потянулась к ручке, перелистнула тетрадную страницу и начала фиксировать номер задания. Торопиться было некуда. Наверняка Калашников долго будет мучиться с решением. Лично мне степенные функции показались очень замороченными.

Каково же было мое удивление, когда, подняв глаза на доску, я увидела на ней кучу непонятной писанины. Калашников яростно строчил решение. Создавалось впечатление, что его руки не поспевают за быстрым потоком мыслей.

Людмила Юрьевна тоже выглядела изумленной. Ее тонкие брови были приподняты, а слегка сощуренные глаза внимательно следили за надписями, появляющимися из-под руки Ярослава.

– Эм... Я не понял, а почему после третьего действия пропадает знаменатель? – вытянув голову вперед, спросил Паша Корчагин.

– Производная подлогарифмического выражения равна единице, поэтому данная скобка ни на что не повлияет, – спокойно пояснил Калашников и вскоре записал получившийся итоговый результат.

Я внимательно всматривалась в пример, осознавая, что новенький пропустил много действий, которые, видимо, показались ему примитивными. Он отметил только самые ключевые моменты. В итоге его решение стало короче раза в два.

Калашников справился с заданием за считанные минуты и, стряхнув с ладоней мел, вопросительно покосился на учительницу.

– Превосходно, Ярослав! – с легким замешательством в голосе произнесла Людмила Юрьевна. Ее взгляд все еще бегал по доске, словно в поисках подвоха. – В предыдущей школе вы уже проходили эту тему?

– Нет, но тут же ничего сложного, – пожал плечами парень.

– Спасибо, садись. Отлично, – оправившись от шока, кивнула учительница. – Кто следующий?

Калашников направился к своему месту, и я вдруг поймала себя на том, что пялюсь на него, широко распахнув глаза. Отворачиваться было поздно: он заметил мой взгляд. А затем лукаво улыбнулся одним лишь краешком рта.

На меня накатил стыд. Исходя из того, что Ярослав из детдома, я почему-то решила, что уровень его знаний гораздо ниже, чем у меня и моих одноклассников. Так же, вероятно, считал и Баширов, который кинул обидный комментарий перед выходом Калашникова к доске. Но этот парень натурально утер нам всем нос. Даже Паша не поспевал за ходом его решения.

Интересно, Ярославу просто повезло с примером? Или он и правда такой умный? В любом случай, надо побыстрее переписать его решение с доски, чтобы потом, не спеша, изучить его дома.

После урока я решила подойти к Калашникову и выразить свое восхищение. Наверняка ему стало бы приятно. И к тому же это был бы хороший повод продемонстрировать ему, что я дружески настроена.

Однако сразу после звонка Паша Корчагин прицепился к нему, как клещ. Нервно тыкал пальцем в тетрадь по алгебре и бесконечно поправлял очки на носу. Ярослав тоже выглядел заинтересованным и впервые за все время не обращал внимания на Наташкины мечтательные взгляды.

Глава 10

Ярослав

Эта Алиса Малыгина оказалась очень странной девчонкой. Как-то мы с ней шли после школы, и она всю дорогу втирала, что занимается благотворительностью. Мол, даже ездит к каким-то одиноким старикам и кормит их блинами. Прикиньте? Если бы до этого она весь день не вела себя вменяемо на уроках, я бы решил, что она чего-нибудь курнула.

Я никак не мог взять в толк, зачем девчонке, у которой денег куры не клюют, страдать такой фигней? На кой черт ей сдались эти старики? Они, должно быть, ужасно нудные. Знавал я раньше одного деда. Сторожем у нас в лагере работал. Такой надоедливый был, одни и те же истории по сто раз рассказывал. Медленно, долго, мучительно. Аж застрелиться хотелось.

Но самое непонятное во всей ситуации – это то, что я хрен знает зачем подписался ехать с ней к этим старым пердунам на следующих выходных. Без понятия, как так получилось…

Малыгина столь вдохновенно рассказывала эту чушь, что от волнения ее грудь начала вздыматься. Туда-сюда. А блузка была застегнута далеко не на последнюю пуговицу. Короче, нетрудно догадаться, куда обратилось все мое внимание и о чем я думал, когда соглашался на эту авантюру.

В пятницу Алиса написала мне, где и во сколько встречаемся в субботу. В этот момент я сидел в общем зале с ребятами и смотрел какую-то не особо смешную комедию по телику.

– Кто такая Алиса? – встрепенулась Аленка, сидящая рядом.

Как?! Как женщины могут, не глядя в телефон, увидеть, кто тебе пишет? Я абсолютно уверен, что она не отрывала глаз от телевизора!

– Одноклассница, – небрежно бросил я, пряча мобильник обратно в карман.

– Чего она от тебя хочет? – спросила она, подозрительно сощурившись.

Терпеть не могу эти бабские допросы, типа «Где был?», «Что пил?», «Кто писал?»

– А тебе-то какое дело? – спокойно ответил я.

– А что, нельзя поинтересоваться? – девушка с вызовом подняла брови.

– Ален, я устал, давай потом, – отмахнулся я, вставая с дивана.

– Я к тебе сегодня вечером не приду, – гордо вскинув голову, заявила она.

– Как хочешь, – я пожал плечами и отправился в свою комнату.

Малыгина написала, что встречаемся в семь утра, а значит, придется вставать на час раньше обычного. Я где-то слышал, что пожилые люди все время спят. Так зачем к ним тащиться в такую рань?

***

Когда я подошел к назначенному месту, то увидел Алису в компании каких-то умников и умниц, не иначе. Всего их было человек десять. Открытые лица, полные радостного предвкушения, широкие улыбки, блестящие глаза – создавалось впечатление, будто эти ребята собираются ехать не к старым занудам, а на один из тех пятизвездочных курортов с бесплатным бухлом и омарами, про которые я читал в Интернете.

Волонтеры были облачены в одинаковые белые футболки с изображением солнца. В руках они держали большие клетчатые сумки, а у одного парня за плечами висела гитара.

На Малыгиной красовались узкие голубые джинсы и белая бейсболка, из-под которой на спину и грудь спадали длинные шелковистые волосы цвета кофе с молоком. Красивое зрелище. Залипательное. Да и сама Алиса хороша. При взгляде на нее у меня аж дух на секунду перехватило.

Я поздоровался с присутствующими, и они стали по очереди протягивать мне раскрытые ладони, представляясь по имени. Впервые в жизни я встречал настолько дружелюбных людей. Они весело переговаривались между собой и выглядели абсолютно счастливыми.

– Рада, что ты пришел, – улыбнулась Алиса, шагая ко мне. – Я тебе и футболку с логотипом нашего фонда принесла. Наденешь?

Я без лишних слов снял свою серую майку и протянул руку за той, что приготовила Малыгина. Она смущенно опустила глаза в пол и подала мне одежду.

Теперь я стал одним из них. Таким же чокнутым, который стоит на остановке в семь утра в солнечной футболке и намеревается ехать к незнакомым старикам.

Через минут десять подполз пазик, и мы дружно залезли в старенький кряхтящий автобус. Оказалось, что дом престарелых находится в какой-то богом забытой глуши, и ехать до него не меньше часа. Кроме нас пассажиров в транспорте почте не было, поэтому ребята, рассевшись по местам, принялись шумно обсуждать план поездки.

Я опустился на сиденье рядом с Алисой. Повернувшись к пухлой рыжей девочке, которую, кажется, звали Лизой, она увлечено говорила:

– А после концерта и угощений просто непринужденно пообщаемся с ними, погуляем по территории.

Рыжеволосая кивала, соглашаясь с Алисой.

– Вы что, даже концерт подготовили? – удивился я.

– Да, это Алисина идея. Она даже заставила Антона гитару притащить, – усмехнулась Лиза.

– Ничего особенного, немного песен и стихов, – пояснила Малыгина. – Нам несложно, а им приятно будет.

– Слушай, а я до последнего не верил, что это все окажется правдой, – я пораженно покачал головой.

– Я знаю, – улыбнулась Алиса, ловким движением откидывая волосы за спину. – У тебя было такое выражение лица, будто я сказала, что дружу с инопланетянами.

– И давно ты этим занимаешься?

– Волонтерством? Давно, года четыре уже. Все началось с городского субботника, а дальше понеслось.

– И тебе это правда нравится? Ну, я имею в виду, общаться со стариками? – я хотел докопаться до истины.

– Очень! – с жаром подтвердила Алиса. – Но я ведь не только в дома престарелых езжу. Сейчас очень много, кому нужна помощь. Еще есть приюты для животных и детские дома, – упомянув место моего проживания, она метнула осторожный взгляд в мою сторону.

– Значит, ты была в детдоме? – оживился я.

– Да, только с ровесниками не общалась. Мы всегда посещали малышей.

– Ясно. И как впечатления?

– Ну, как сказать... Когда я приехала в первый раз, меня удивило, что в материальном плане все довольно неплохо. У детей много игрушек, некоторые из них современные и дорогие. Только вот мне показалось, что ребята с ними как-то не очень осторожно обращаются...

Глава 11

Алиса

Милые мои старички! Как я рада была всех их снова видеть! Думаю, нам правда удалось их немного развлечь. Ярослав, кстати, держался молодцом. Иногда, глядя на его приподнятые от удивления брови и недоуменно распахнутые глаза, я еле сдерживала смешок. Наверное, он вообще впервые общался с пожилыми людьми. Ведь у него не нет ни бабушек, ни дедушек.

На обратном пути мы с ним шли позади всей группы волонтеров, и я достала из рюкзака бутерброды.

– Будешь? – спросила, протягивая ему сверток.

– Давай, умираю с голоду, – радостно выдохнул Калашников.

Мы брели по узкой тропинке и наслаждались нежными прикосновениями солнца. Я всегда обожала лето и раннюю осень. Теплое, приветливое и невообразимо уютное время года. Не то что хмурая и вечно недовольная зима, которую я терпеть не могла. Холодно, зябко, зуб на зуб не попадает. От одних только воспоминаний о морозах мурашки по коже.

Дом престарелых «Белово» находился в потрясающе живописном месте. Здесь можно было писать вдохновляющие пейзажи, изображая русскую природу во всем ее скромном величии. Да, в наших краях не приживалась буйная растительность, характерная для Азии, не было пальм и лазурных вод, как в Южной Америке. Но в «белых березах» и «звонно чахнущих тополях» присутствовал свой неповторимый шарм. Красота нашей природы была неброской, утонченной, немного суровой, но от этого не менее восхитительной.

– Алиса, смотри! – голос Ярослава прорезал мои мысли. – Там за холмом что, река?

– Да, кажется, там есть небольшая речушка, – проследив за его взглядом, отозвалась я.

– Ка-айф! – радостно протянул он. – Пошли искупнемся! С меня уже тридцать три ручья стекло.

С этими словами парень сошел с дороги и двинулся по направлению к реке.

– Ты что, Калашников, мы же уезжаем! – я всплеснула руками. – Ребята нас ждать не будут…

– Брось, Малыгина, доедем без них! Когда еще такая погода будет? – не останавливаясь, бросил он через плечо. – Вот ты когда в последний раз купалась?

Меньше месяца назад я плавала в Средиземном море, но говорить об этом не стала. Ярослав уже удалился на приличное расстояние от тропинки, и я, еще пару секунд постояв в раздумьях, рванула за ним. На ходу написала Лизе сообщение, чтобы они ехали без нас.

Догнать парня было непросто, и я запыхалась. Теперь и по мне пот катился градом.

– Далась тебе эта река, – ворчала я, шагая по высокой траве. – Наверняка вода ледяная. Я вообще только ноги намочу, купальника-то у меня с собой нет.

– Зачем тебе купальник, Малыгина? – хрипло рассмеялся Ярослав. – Ты что, трусы с лифчиком не носишь?

– Трусы и лифчик – это вообще-то нижнее белье! – воскликнула я. – А купальник – это купальник.

– Ну а разница-то в чем? Кроме названия? – он игриво вскинул брови.

– Ну как... – его вопрос меня озадачил. – Разница... Она просто есть и все.

– Вот отсюда и растут ноги у шуток про женскую логику, – усмехнулся парень.

– Ну, слушай, когда одеваешь купальник, все окружающие знают, что на тебе плавательный костюм, и это не выглядит вызывающе. А когда ты ходишь в нижнем в белье, то ты просто полуголая. Как бы без причины. И из-за этого ощущаешь себя неловко, – попыталась объяснить я.

– Да вообще плевать, кто, что подумает, Алиса, – сказал Калашников. – Тем более, что из «окружающих» тут только я. А мне без разницы: купальник или нижнее белье.

В ответ я только лишь фыркнула.

Мы подошли к узкой реке с несильным течением. Вода была чистая и прозрачная. Подступ казался довольно пологим, камней было мало, и на дне виднелся золотистый речной песок.

Я остановилась в паре метров от тихо журчащей водяной глади и стала снимать кеды с носками, чтобы попробовать воду ногами. Ярослав скинул на землю рюкзак и стянул с себя майку, уже второй раз за день обнажая свой атлетический торс.

При взгляде на широкие загорелые плечи и кубики пресса на животе, я невольно залилась краской. Слишком уж совершенным казалось его тело. Калашников провел рукой по волосам, и я заметила, как прозрачные капельки пота струятся по его гладкой коже.

Затем парень принялся расстегивать ремень и стаскивать с себя джинсы. «Прекрати пялиться, сейчас он заметит! Хватит, Малыгина! Боже, да отвернись ты от него!» – орал на меня мой внутренний голос, но я все равно, как какая-то извращенка, украдкой косилась на Ярослава.

Оставшись в одних черных боксерах, Калашников подошел к воде. Я несмело направилась следом.

– А вода гораздо теплее, чем я думал! – заявил он, зайдя в реку по щиколотку. – Попробуй.

Я сделала шаг, и ступней коснулась приятная прохлада. Мое тело, изнывающее от жары, умоляло меня окунуться в освежающую реку.

Ярослав двинулся вперед и, оказавшись в воде по пояс, резко погрузился в нее с головой. Вынырнув, он смахнул с лица крупные капли и с довольной улыбкой повернулся ко мне:

– Вода обалденная! Иди сюда!

– Нет, спасибо, мне и тут неплохо, – проблеяла я, переступив с ноги на ногу.

Глава 12

Ярослав

Между людьми бывает два типа притяжения. Первый – как у двух магнитов с разноименными полюсами, когда они притягиваются друг к другу. Второй – как у магнита и железа, когда металл сам липнет к магниту.

Поначалу в нашем с Павликом общении преобладал первый тип. Но после моего злосчастного выхода к доске на алгебре Корчагин вцепился в меня мертвой хваткой, и отцепить его оказалось совершенно невозможным. Вот тут-то я и почувствовал себя магнитом, а сосед по парте все больше напоминал мне тонкий железный прутик.

«Ярослав, что ты думаешь по поводу алгоритмически неразрешимых задач?»

«Ты что-нибудь читал о проблемах дискретного логарифмирования?»

«Вчера встретил неоднозначное задание по формуле бинома Ньютона, хочу услышать твое мнение».

И так целыми днями.

Справедливости ради стоит признать, что Павлик был одним из немногих моих сверстников, а если уж быть до конца честным, то единственным, кто знал математику примерно на том же уровне, что и я.

Правда у Корчагина был совсем другой подход к изучению предмета. Он грыз гранит науки, рьяно впиваясь в него зубами. По ощущениям, Павлик учился круглосуточно. А один раз даже скинул мне какой-то пример в час ночи, представляете?

Очевидно, у него вообще не было личной жизни. И я сейчас говорю не только про девчонок.

То, что Пашка девственник, я понял с первого взгляда. Тут уж к гадалке не ходи. Чуть позже заметил, что он не только с противоположным полом, но и с пацанами не особо общается. А через пару недель с ужасом осознал, что я, походу, его единственный друг. Хотя наши отношения можно было назвать дружбой с огро-о-омной натяжкой.

Павлик не играл в компьютерные игры, не болел ни за кукую футбольную команду, и (тут я могу ошибаться) даже не смотрел порнуху. Короче, не занимался ничем, кроме получения новых знаний.

Я же, наоборот, относился к учебе довольно спокойно. Нет, конечно, я никогда не забивал на нее, но только по одной причине: мне реально было интересно. К тому же примерно в шестом классе я понял, что отношусь к категории ребят, которым тупо «дано». Называйте это способностью, талантом, одаренностью – как угодно. Но факт оставался фактом: мне, в отличие от большинства одноклассников, учиться было действительно легко.

Я улавливал новый материал налету, особенно если дело касалось математики, информатики или физики. Мой мозг работал четко и слаженно как часы. Стандартные примеры я щелкал как орешки, а вот усложненные или олимпиадные задания вызывали во мне искренние любопытство и азарт.

Собственно, именно поэтому Павлик ко мне и пристал. Нашей точкой соприкосновения стала математика, которую мы оба (ладно уж, чего душой кривить?) любили.

В среду Корчагин притащился в школу с кипой каких-то бумаг, которые тут же разложил на нашей парте.

– Ярослав, у меня потрясающая новость! – выпалил он, еле переводя дыхание.

– Валяй, – вздохнул я.

Если Павлик что-то захотел рассказать, его фиг остановишь.

– НИИ совместно с группой компаний «IGM» в этом году проведут олимпиады по математике и информатике. Участвовать могут ученики десятых и одиннадцатых классов. Для того, чтобы попасть на саму олимпиаду, надо пройти отборочный тур на их сайте, – возбужденно сообщил Корчагин.

– Сбавь обороты, Пашка. Что такое НИИ и группа компаний ай-джи... Как уж там? – нахмурился я.

– НИИ – это научно-исследовательский институт, а «IGM» – это один из крупнейших концернов в мире! В прошлом году он был лидером по расходам на инновационную деятельность по отношению к выручке.

– А... И что с того? – не понимая, чего Павлик так разволновался, спросил я.

– Ярослав, они проводят олимпиаду, по результатам которой трем победителям оплатят обучение в любом российском ВУЗе по специальности, связанной с их деятельностью. Также этих трех везунчиков возьмут на стажировку с возможностью дальнейшего трудоустройства. Это нереально крутая возможность! – Корчагин выглядел таким восторженным, будто уже выиграл эту олимпиаду. – Ты знаешь, где обучаются и повышают квалификацию специалисты этих компаний?

– Ну и где?

– В Штатах, в Китае, в Европе. Они впитывают самый передовой опыт!

– Прикольно, че, – я пожал плечами. – Хочешь попытать счастья?

– Само собой! Но ты тоже обязан поучаствовать!

Я поежился. Ох, не люблю слово "обязан".

– Да нет… Меня как-то не тянет, – я покачал головой и из вежливости добавил. – Ну а ты дерзай, чувак. Олимпиада-то онлайн будет?

– Все туры, кроме последнего, будут онлайн. А вот финал пройдет в Москве. Проезд, проживание, питание – все оплачено, – довольно улыбался Корчагин.

Упоминание о столице мгновенно меня взбодрило. Уж очень я любил этот город.

– А эти компании... Они тоже в Москве находятся? – поинтересовался я.

– Да у них по всему миру филиалы! А в Москве даже несколько офисов, насколько я знаю, – с гордостью произнес он.

С минуту я молчал. Размышлял, надо ли оно мне?

Дело в том, что я никогда всерьез не задумывался о своем будущем. Самым важным мне казалось распрощаться с детдомом, снять с себя ярлык беспризорника и поскорее начать новую жизнь. А вот мысли относительно того, чем я буду заниматься и как зарабатывать, редко посещали мою голову. Я слышал, что по закону мне положена квартира, но подробностей опять-таки не знал. Короче говоря, плана на дальнейшую жизнь у меня не было.

Глава 13

Алиса

Книги я люблю больше, чем кино. Фильмы напоминают мне короткий курортный роман, который заканчивается, едва начавшись. Только успеваешь полюбить героев, только втянешься в происходящее на экране... И через пару минут ба-бах: развязка и финал.

С книгами же все по-другому. Вы будто ходите на свидания. Обстоятельные, неспешные, полные глубины. Книга может лежать с тобой в кровати, нежиться в ванной или дышать свежим воздухом в саду.

Ты знакомишься с героями постепенно, не торопясь. Узнаешь новую черту их характера, а потом идешь в школу, гуляешь, думаешь. У тебя есть время понять, нравится тебе персонаж или не очень. Ты успеваешь сформировать о нем свое собственное мнение.

А затем вечером перед сном вы снова встречаетесь с книгой, и ваше общение расслабленно и уютно. Можно сколько угодно раз перечитывать понравившиеся диалоги или зацепившие фразы. Тебя никто не торопит, не навязывает свой темп. Ваш с книгой роман протекает плавно и естественно, как в обычной жизни.

В пятницу вечером я надела уютную пижамку с котиками, заплела волосы в косу и залезла под одеяло с книжкой в руках. «Виноваты звезды» – гласила надпись на обложке. Сегодня мне предстояло узнать, чем закончится история любви двух больных раком подростков. Я настроилась читать, не жалея слез, так как чутье подсказывало, что без них тут точно не обойдется.

Однако, едва я погрузилась в чтение, как раздался стук в дверь.

– Войдите, – нехотя отозвалась я.

На пороге появилась Венера. Вид у нее был взволнованный. Она заламывала длинные тонкие пальцы и нервно покусывала нижнюю губу.

– Лисенок, мне надо с тобой поговорить, – сказала она, закрывая за собой дверь и садясь на мою кровать.

– В чем дело? – спросила я, откладывая книгу.

Венера вздохнула, явно не зная, с чего начать. Ее напряжение по воздуху передавалось мне.

– Мельникова написала, что у Феда роман с танцовщицей из «Сандала», – с траурным видом сообщила она.

– Да ну? – я не поверила ушам.

– Короче, на прошлых выходных Лина была в «Сандале» и видела, как Фед зажимал какую-то сисястую танцовщицу у бара, – сестра чуть не плакала.

Ангелина Мельникова была «заклятой» подругой Венеры еще со школьной скамьи. Девушки формально дружили, но по факту все время соперничали, всячески стараясь уколоть друг друга.

Например, в детстве Венера часто рассказывала про Ангелину всякие небылицы за спиной, а при личном общении неизменно называла ее лучшей подругой. В отместку Мельникова проявляла повышенный интерес к парням, которые нравились моей сестре. И пару раз у них возникали нешуточные конфликты на этой почве. Но, несмотря ни на что, девушки продолжали общаться и проводить время в одной компании.

Знаю-знаю, попахивает извращением. Но так тоже бывает.

– А, может, Лина это специально сказала? – предположила я. – Завидует вашим с Федом отношениям?

– Я тоже так сначала подумала, – шмыгнула носом Венера. – Но потом она прислала мне это.

Сестра разблокировала свой телефон и поднесла его к моему лицу. На экране я увидела смазанное фото, где парень, действительно напоминающий Феда, то ли целовал в шею, то ли просто обнимал девушку, одетую в стринги и обшитый декоративными камнями лифчик. Так, как правило, одевались танцовщицы в ночных клубах.

– Ну... Тут не совсем понятно: то ли Фед, то ли просто похожий парень. Лица почти не видно, – неуверенно сказала я.

– Да, но я знаю, что в тот вечер Фед действительно был в «Сандале», – обреченно произнесла Венера. – Так что вероятность, что на фото именно он, довольно высока.

– Может, тебе стоит спросить у него обо всем напрямую? – предложила я, сочувственно поглаживая сестру по спине.

– Нет, Лисенок, у меня созрел план, – утерев слезы, заявила она. – Завтра мы пойдем с тобой в «Сандал» и проследим за Федом.

На секунду я потеряла дар речи. Не знаю, что меня больше поразило: абсурдность плана сестры или ее намерение взять с собой именно меня. Ведь я никогда не участвовала в так называемых «клубных марафонах»… Да и вообще была далека от тусовочной жизни.

– Эм... Венер, прости, конечно, но почему я? Тебе не кажется, что Белла или кто-нибудь из твоих подруг лучше подойдет на эту роль?

– Лисенок, – вздохнула она. – После того, как Толя сделал Белле предложение, она окончательно зазналась. Теперь, понимаешь ли, серьезная дама. Ведет себя так, будто не блевала с перепоя на вечеринках у одногруппников.

В голосе Венеры сквозило раздражение. Она шумно выпустила воздух через нос и продолжила:

– Я буду с тобой откровенной. Из всего моего окружения я могу доверять только тебе. Ну и маме, конечно. Но маме я говорить ничего не хочу, пока на сто процентов не буду уверена в том, это все правда. Ты же знаешь, она и так недолюбливает Феда, – почти шепотом проговорила сестра. – Все мои подруги хоть внешне и посочувствуют мне, но в глубине души будут злорадствовать. Станут смаковать подробности, мол, ха-ха-ха, Венере Малыгиной изменил парень, которого она любила. А я не хочу доставлять им это удовольствие, понимаешь? По крайней мере, до тех пор, пока есть хоть малюсенький шанс, что информация про Феда и ту шлюшку – фейк.

Венера замолчала. Ее взгляд пылал суровой решимостью.

– Ну а Белла? Она же не такая, не будет злорадствовать, – тихо возразила я.

– Возможно, что нет. Но я так и вижу, как она свысока и жалостливо смотрит на меня. Ведь у нее-то есть Толя, взрослый солидный мужчина. Не то, что мой Фед, клубный мальчик и прожигатель жизни, – слегка покачав головой, отозвалась она. – Но я люблю его. Правда люблю. И ничего с собой поделать не могу. Понимаю, что по-хорошему тоже надо найти кого-нибудь а-ля Анатолий. Тогда будет мне и замужество, и статус в обществе, и уважение окружающих. Но я без любви не могу, Лисенок. Я без любви сдохну.

Я уважала сестру за то, что она выбирает жить так, как чувствует, а не так, как положено. Но все же ее план слежки казался мне безумным.

Глава 14

Ярослав

Как-то вечером мне неожиданно написал Павлик и пригласил к себе домой в субботу, чтобы вместе подготовиться к олимпиаде. Я согласился. Но, откровенно говоря, вовсе не из-за математики.

Дело в том, что меня как магнитом тянуло в гости к «домашним деткам». Мне нравилось смотреть на уютные квартиры, в которых они жили вместе с родителями. Несколько раз, когда я ходил к семьям, то замечал у них совершенно особенную атмосферу тепла и уюта. Запах домашней еды смешивался с душевными разговорами. Люди называли друг друга по имени, и это было прекрасно.

В детском доме к нам очень редко обращались персонально, только если накосячишь. А в обычных случая мы слышали либо «вы все», либо «эй, ты». Как правило, именно с этих слов начинались предложения воспиталок и других работников приюта. Никакой индивидуальности и исключительности. Лишь бездушное и обобщенное.

Павлик жил в девятиэтажке недалеко от школы. Квартира была небольшая, но чистая и с хорошим ремонтом. Вместе с одноклассником на пороге меня встречала его мать, стройная кучерявая женщина лет сорока. Вот, значит, в кого Корчагин пошел волосами.

Родительница была приветлива, дружелюбна и показалась мне совсем непохожей на тех истеричных мамашек, которые приходили по мою душу к директору в начале года. При встрече она представилась Еленой Федоровной.

Когда мы с Павликом позанимались часа два, я почувствовал, что с меня хватит. А вот мой напарник, напротив, только вошел вкус: его глаза горели, он то и дело взволнованно поправлял очки и говорил о показательных неравенствах с каким-то странным придыханием.

– Слушай, Паш, а ты вообще о чем-нибудь, кроме алгебры, думаешь? – не выдержав, спросил я.

– Эм... Ну, конечно, меня все предметы, по которым я ЕГЭ сдаю, интересуют. Больше всего, конечно, смущает русский, его ведь обязательно сдавать надо, а у меня хроническая неграмотность...

– Да я не про учебу, – перебил я. – Спорт какой-нибудь, может, любишь? Марки собираешь?

– Ну со спортом у меня проблемы, – он покачал головой. – Я же астматик.

Я замечал, что порой Павлик достает из рюкзака какое-то лекарство, напоминающее ингалятор, и орошает им горло, делая при этом глубокий вдох. Поначалу я думал, что он просто простужен, но, когда Корчагин продолжал пользоваться средством уже несколько недель, я смекнул, что дело тут не в ОРВИ.

– Хреново, – посочувствовал я. – И что, из-за этого тебе противопоказана любая физическая активность?

– Нет, не противопоказана. Даже желательна. Я и на физкультуру ведь вместе со всеми хожу. Олег Иванович меня жалеет, закрывает глаза на мои низкие показатели. Наверное, видит, что я правда стараюсь. Но от этого толку мало... Просто я такой хлипкий, что ничего, кроме плаванья, у меня нормально не получается. Поэтому два раза в неделю я посещаю бассейн, – грустно сообщил Павлик.

Я попытался по-новому взглянуть на Корчагина: худенькие плечи, свисающие, точно плети, руки, неразвитая грудная клетка. Его голова с копной густых, вьющихся волос казалась очень большой относительно тела, поэтому он сам чем-то напоминал чупа-чупс на тоненькой палочке.

– А, может, тебе надо как-то, ну, подкачаться, что ли? – предложил я.

– Мама не разрешает. Говорит, что мышцы в мужчине не главное. А для здоровья школьной физкультуры и бассейна вполне достаточно, – Павлик выглядел удрученным.

– А батя твой что говорит?

– Папа? Он с мамой никогда не спорит, особенно в вопросах моего воспитания.

– Ясно, – я откинулся на спинку стула и закинул руки за голову. – А с девчонками у тебя как? Нравится кто-нибудь?

Щеки Павлика налились пунцово-красным.

– Нравится. Только это бессмысленно. Мне все равно ничего не светит, – с нотками безнадежности в голосе отозвался он.

– Почему? Некоторые девчонки любят ботаноидов, – философски заметил я.

Павлик оскорбленно зыркнул на меня, очевидно, обидевшись на прозвище.

– Ой, да ладно, а то ты не знал, что ты главный умник в классе, – усмехнулся я.

– Наверное, – вздохнул он. – Только той, кто мне нравится, отличники точно неинтересны. Ее привлекают парни вроде тебя: крупные, курящие, с ореолом агрессивной мужественности.

– Хулиганье, короче, – кивнул я. – На Наташку Одинцову, что ли, запал?

Павлик часто заморгал и нервно заерзал на стуле.

– С ч-чего ты взял? – заикаясь, спросил он.

– Да я же вижу, как ты на нее пялишься. Я в первую неделю понял, что тебе в школе интересны только две вещи: алгебра и Наташка, – усмехнулся я.

– Да, нравится она мне. Я с пятого класса в нее влюблен, – признался Павлик.

– Губа у тебя не дура. Наташка – девушка видная, – рассмеялся я, изобразив руками ее внушительных размеров буфера.

Корчагин посмотрел на меня презрительно и даже с долей злобы.

– Наташа – самая красивая женщина на свете, – запальчиво заявил он, расправляя плечи.

– Да кто ж спорит, чувак? – примирительно улыбнулся я.

– Ну а ты? У тебя, наверное, девчонок вагон и маленькая тележка? – завистливо протянул Павлик.

– Я не жалуюсь.

– А ты... Ты уже... Ну... Делал... Это... – формулируя свой вопрос, Корчагин успел покраснеть, побледнеть и снова покраснеть.

– Трахался? – подсказал я.

Павлик кивнул.

– Ну да, – еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, ответил я.

По-моему, Корчагин не то, чтобы сексом никогда не занимался, он и слова «секс» никогда не произносил.

– И как? – полюбопытствовал он, вытягивая шею.

– Да нормально, Паш, нормально, – я все-таки рассмеялся.

Чувствовал себя словно препод по половому воспитанию перед пятиклашкой.

– А мне кажется, я так и помру девственником, – с горечью отозвался Корчагин.

Я хотел сказать ему что-то ободряющее, но не был силен в утешающих речах. В конце концов, проблема отсутствия женского внимания передо мной никогда не стояла. Да и знакомых с такой бедой до Павлика у меня не было.

Глава 15

Алиса

В субботу я весь день была не нервах из-за предстоящего похода в клуб. Едва я открыла глаза утром, как меня бросило в жар от осознания того, на что я вчера вечером подписалась. Клуб, парик, слежка – от каждого из этих слов мне становилось дурно.

Венера не разделяла моего волнения и, напротив, была настроена крайне решительно. О нашем дерзком плане мы естественно никому не сказали и за завтраком, на котором собралась вся семья, сидели словно две заговорщицы, бросая друг на друга многозначительные взгляды.

– Ну что, Алиса, ты готова к пижамной вечеринке у Лены Пудушкиной? – с улыбкой спросила мама.

Лена была институтской приятельницей Венеры. Вот, значит, куда отпросила меня моя хитрая сестрица. Она не сказала матери, что тащит меня в клуб, а сочинила байку про пижамную вечеринку. Но деваться было некуда, пришлось подыграть.

– Да, жду с нетерпением, – проблеяла я.

Я боялась, что дрожащий голос выдаст мою ложь, ведь врать я совсем не умела. Тем более родителям. Порой я, конечно, их обманывала, но в совершенно безобидных и незначительных вопросах. А вот утаивать от мамы поход в ночной клуб казалось мне преступным.

– Сходи, тебе полезно, – родительница погладила меня по волосам. – Развейся там, а то одни книжки и волонтерство в голове.

Мама совершенно не ждала от меня подвоха. Наверное, поэтому и не заметила, как краска прилила к моему лицу.

– А мы с Беллой устроим свой девичник, да, дорогая? Можно фильм какой-нибудь посмотреть, – родительница перевела взгляд на старшую сестру.

– А папа где будет? – отпивая чай из тонкой фарфоровой чашки, спросила Белла.

– У меня сегодня бизнес-партнеры из Питера прилетают, будем работать допоздна. А потом, может, свожу их в ресторан, – ответил отец, с аппетитом уминая яичницу.

После завтрака мне позвонил Артем и сообщил, что собирается на мальчишник к Левчику.

– Сегодня не увидимся, но я буду скучать, малыш, – ласковым голосом проговорил он.

– Я тоже, – выдавила я, думая о том, что я-то его сегодня увижу, а вот он меня, надеюсь, нет.

Вечером, как и договаривались, я пришла в комнату к Венере, где привычный порядок сменился хаосом: повсюду валялась одежда вперемешку с шелковыми подушками. Сестра бегала туда-сюда в коротком полупрозрачном халатике, и вид у нее был крайне озабоченный.

– Давай, Лисенок, накрасим тебя, да поярче, – торопливо сказала она, жестом приглашая меня сесть за свой туалетный столик.

– А сумка зачем? – спросила я, кивнув на огромный саквояж, стоящий на кровати.

– Вещи туда сложим, – пояснила сестра. – Не можем же мы из дома в париках да при параде выйти, мама сразу почует неладное. Я тебя сейчас накрашу, а ты старайся близко к ней не подходить, чтобы не вызывать подозрений, поняла?

Я кивнула, и Венера принялась колдовать надо мной. На этот раз раскрас был настолько боевой, что я едва узнала себя в зеркале. Глаза в стиле «смоки», алые губы, бронзовая кожа – девушке в отражении было не меньше двадцати пяти лет.

– Ох, ну и старит же меня косметика, – поморщилась я.

– Я специально так накрасила, – отмахнулась она. – Сегодня ты не ты, забыла? Нас не должны узнать.

Сама Венера была накрашена не менее броско, но для нее это было привычным делом.

– Так, вроде все собрала, – сестра оглядела комнату, а затем ее взгляд остановился на мне. – Переодеваться не надо, твой спортивный костюмчик – как раз то, что нужно. Платье наденешь в машине. Ну, погнали!

Венера схватила сумку с кровати и подтолкнула меня к выходу.

– Накинь капюшон, – шепнула она, когда мы проходили мимо гостиной, в которой мама с Беллой смотрели телевизор.

– Мамочка, пока! Хорошо вам провести вечер, – раздался беззаботный голос Венеры.

– Сейчас я вас провожу, – отозвалась родительница, и боковым зрением я увидела, как она поднимается с дивана.

– Не надо, мы уже ушли, – крикнула Венера и буквально пинками начала выталкивать меня наружу.

Единственное, что я успела сделать, это засунуть ноги в кроссовки. А уже через секунду сестра за руку тащила меня к своей машине.

– Лене привет!

Мама все-таки вышла на крыльцо, но мы уже удалились на приличное расстояние, так что разглядеть наши разрисованные лица она вряд ли бы смогла.

– Передам, – отозвалась Венера, садясь в машину.

Еле дождавшись, пока автоматические ворота откроются на нужную ширину, сестра дала по газам, и мы покинули территорию дома.

– Уф, пронесло, – расслабленно произнесла она. – Сейчас отъедем от дома и будем переодеваться.

Минут через семь Венера припарковалась на каком-то пустыре и вышла из автомобиля. Я последовала за ней. Осенний вечерний воздух моментально вызвал мурашки. Поеживаясь, я наблюдала за тем, как сестра извлекает из сумки одежду и обувь.

Мне досталось бессовестно короткое красное платье и черные туфли на высоченных шпильках.

– Ты смерти моей хочешь, – простонала я, рассматривая вызывающий наряд.

– Давай-давай, переодевайся.

Венера затолкала меня на заднее сиденье, и я, ворча и причитая, принялась стягивать с себя свой бархатный спортивный костюм с енотами.

Сестрица в свою очередь нарядилась в странного вида комбинезон, больше напоминающий сценический костюм гимнастки. Только со штанами.

– Новое, – горделиво повертелась она, демонстрируя свой прикид. – Фед его не видел.

Я вздохнула, но комментировать наряд не стала. В конце концов, мода – это стихия моих сестер. А я в этом полный профан.

Закончив с переодеванием, мы приступили к парикам. Когда Венера извлекла на свет божий первое волосатое чудо, я не удержалась от сдавленного вскрика.

– Розовые волосы! Они розовые! – зашипела я. – Ты хочешь остаться незамеченной, разгуливая по клубу с волосами цвета марганцовки?!

– Расслабься, даже в таком образе я буду не самой экстравагантной девушкой в «Сандале». Вот увидишь, публика там эпатажная, – беспечно ответила она.

Глава 16

Алиса

Утро наступило резко и болезненно. Обрушилось лавиной неприятных воспоминаний о вчерашнем вечере. Я распахнула глаза, посверлила взглядом белый глянцевый потолок и снова прикрыла веки. Мне совсем не хотелось просыпаться в такой реальности. Хотелось забыть ее, как нелепый ночной кошмар.

– Лисенок, для кожи вредно спать с таким слоем косметики. Давай скорее в душ, и поедем домой, – рядом послышался жалостливый голос Венеры. – Время уже первый час...

Ночевать мы действительно остались у Лены Пудушкиной, которая была в курсе нашего плана и милостливо пустила нас в дом среди ночи.

Я нехотя поднялась с постели и поплелась в ванную. Ноги после вчерашнего гудели, а голова была чугунная. Увидев в зеркале свое отражение, я вздрогнула. "Спасите! Чужие в доме!" – испуганно завопил мой внутренний голос. Но я успокоила его, пояснив, что именно так выглядит макияж по утрам, если его не смывать с вечера.

Приняв душ, я почувствовала себя гораздо лучше. А после завтрака мы с Венерой собрались и поехали домой.

Мама встретила нас в хорошем настроении и принялась расспрашивать, как прошла пижамная вечеринка. Венера своим искусным враньем избавила меня от необходимости что-либо отвечать. Мне оставалось только улыбаться и поддакивать ее байкам, которые звучали на удивление правдоподобно.

Папа тоже был дома. Лежал на диване с ноутбуком на коленях и выглядел вполне умиротворенным.

– Ань, не забудь, что в шесть мы уже должны выйти из дома, – обратился он к маме, не отрывая глаз от экрана.

– Хорошо, – отозвалась она.

А затем с довольной улыбкой пояснила, что отец пригласил ее сегодня в театр. Именно на ту постановку, которую она давно мечтала посетить.

Услышав это, я нервно сглотнула. Какой впечатляющий цинизм! Только вчера развлекался с любовницей, а сегодня уже радует жену. Мой отец – просто мастер перевоплощений.

На душе было погано, хоть вешайся. Общаться ни с кем не хотелось, притворяться, будто все хорошо, – тоже. Дождавшись удобного случая, я улизнула в свою комнату, чтобы наконец избавиться от вымученной неестественной улыбки и свободно предаться отчаянию.

Мне нужно было прожить этот негатив наедине с собой. Проанализировать, обдумать, принять. Чтобы потом сделать глубокий вдох и с выдохом выпустить его наружу.

Ярослав

Знаете, что мне нравится в девчонках? Ну, конечно, знаете, это же очевидно. Красота, мягкий голос, милая улыбка. Я предпочитаю миниатюрных девочек с крохотными ручками, которые полностью помещаются в моих больших ладонях.

Люблю, когда волосы пахнут шампунем (если шампунь, конечно, не слишком приторный) и заплетены в косу, аккуратно уложенную на плече. Это красиво и женственно. А еще мне нравятся острые коленки и веснушки на лице. Обожаю, когда девчонки не пользуются косметикой и выглядят естественно.

А знаете, что я терпеть в них не могу? Когда они делают мозги. Но, чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что эта способность вшита в женщин на каком-то глубинном генетическом уровне.

Все мои подруги (хотя им больше нравилось, когда я называл их своими девушками) поначалу были ангельскими созданиями. Но стоило нам узнать друг друга получше, как они показывали свое истинное лицо: бесконечное выяснение отношений, ревность, скандалы, хлопанье дверьми и оскорбления.

Не подумайте, я совсем не против ссор. Красивые девчонки в гневе обычно жутко сексуальны. К тому же после ругачки непременно наступает этап примирения. А этот процесс может быть о-очень упоительным.

Но, как правило, со временем накал страстей спадает. И остается тупое нудное "мозгоделание" без перчинки.

Кажется, именно такая стадия отношений наступила у нас с Аленкой. Первое время после летнего перерыва нам было интересно вместе, но в последние недели я начал понимать, почему не звонил ей почти три месяца.

Алена была дурой.

Не подумайте, я не собирался ее оскорблять! Просто она реально была пустоголовой. Ее не интересовало ничего, кроме собственной персоны, сплетен и новостей про каких-то певцов и актеров. Она была настолько скучной, что, сидя в ее компании, я все чаще недоумевал, как же я раньше этого не замечал?

В воскресенье, я закрылся в компьютерном зале и попросил Севку никого туда не пускать, чтобы наконец пройти тестирование для олимпиады, на которую сагитировал Павлик. Несмотря на то, что в запасе у меня было еще пять дней, я все же решил побыстрее отстреляться. В конце концов, это даже не тур олимпиады, а всего лишь отборочные на нее. Так что вряд ли задания будут сверхсложными.

Однако, едва я успел пройти регистрацию, как раздался настойчивый стук в дверь. Я вознамерился не реагировать, но звук повторился. Я подошел к двери, и до меня донеслись голоса из коридора:

– Ты меня за идиотку держишь? Какая еще олимпиада? Ты думаешь, я поверю, что он там один, а не с девкой? – вопила Алена.

– Ты реально чокнутая! – негодовал Сева. – Зачем ему запираться с бабами в компьютерном классе?!

Я нехотя отворил дверь и недовольно посмотрел на Аленку. По-любому не угомонится, пока не увидит все своими глазами.

– Я занимаюсь гребнной математикой, Алена! Чего ты разоралась? – раздраженно спросил я.

Девушка приблизилась и просунула голову в компьютерный класс для того, чтобы убедиться в правдивости моих слов. Никого там не обнаружив, она виновато улыбнулась и сказала:

– Я скучаю, Ярик. В последнее время ты совсем пропал: не заходишь, не звонишь.

– Мне просто некогда, много дел по учебе, – ответил я.

– Ты не соскучился по мне? – спросила она, обвивая руками мою шею.

Ее лицо было очень близко, но я не почувствовал ничего: ни трепета, ни желания. Я просто хотел, чтобы она ушла. Оставила меня в покое, чтобы я мог спокойно пройти тестирование по математике.

– Ален, – я прочистил горло. – Не буду врать: я не соскучился. Думаю, сейчас я бы хотел побыть один. Мне не нужны отношения.

Глава 17

Алиса

Из-за похода в ночной клуб мой режим был сбит, и в воскресенье я долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, пытаясь прогнать уныние и навязчивые мысли об увиденном в «Сандале». В итоге в понедельник я не выспалась и весь день ходила как сонная муха.

Последним уроком у нас была литература, и я всеми силами старалась сосредоточиться на занятии. Но спать хотелось настолько нестерпимо, что я украдкой нет-нет да клевала носом.

– У нас осталось только два человека, которые не рассказали выученные за лето стихотворения, – бодрый голос Ксении Степановны вывел меня из дремотного состояния. – Калашников и Субботина. Ну что, молодые люди, кто из вас первый?

Лиля Субботина вышла к доске и на одном дыхании прочитала стихотворение Лермонтова. Без пауз, без эмоций, без жизни – скверно, одним словом.

Когда настала очередь Калашникова, он поднялся и пружинящей походкой направился к доске. Развернувшись к классу, он впился в меня пристальным взглядом и начал:

Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Что? Он выбрал Есенина? Как здорово!

Был я весь – как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.

Нет, серьезно, почему он на меня так смотрит?

Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.

Ох, какие красивые слова... А голос у Калашникова будто создан для того, чтобы читать стихи Есенина!

Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.

А-а-а! У меня мурашки по коже! Он настолько хорошо декламирует, что я вся дрожу! Почему мне кажется, что эти строки обращены ко мне?

Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.

Ярослав не отрывает от меня пронизывающего до костей взгляда. Стихи Есенина и глаза Калашникова – это настоящее чудо, от которого обнажается мое сердце…

Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Тишина. Весь класс в шоке.

Калашников, что ты делаешь с нами? Сначала алгебра, теперь литература. Неужели правду говорят, что талантливый человек талантлив во всем?

– Ярослав, ты... Ты молодец! – Ксения Степановна глядела на него с неподдельным изумлением. – Почему ты выбрал именно это стихотворение? Оно твое любимое?

– Думаю, теперь станет, – усмехнулся парень. – Один хороший человек сказал мне, что Есенин – его любимый поэт. Я начал листать сборник его стихотворени и наткнулся на это. Мне откликнулось.

Когда Калашников шел обратно к своему месту, наши взгляды встретились и он едва заметно подмигнул мне. Я опустила глаза и почувствовала, что краснею. Обжигающий жар прилил к щекам, но это было приятное ощущение.

Надо же! Ярослав запомнил мои слова про Есенина...

После звонка ко мне подошла Леся Самойлова и что-то долго втирала про анализ «Темных аллей». Одноклассница так же, как и я, собиралась сдавать ЕГЭ по литературе.

Из-за нее я задержалась и вышла из кабинета одной из последних. Внутри все зудело от нестерпимого желания поговорить с Калашниковым, но он, как правило, очень быстро уходил из школы. Так что, наверное, опоздала.

Подгоняемая призрачной надеждой, я спешно спустилась на первый этаж, вытащила из гардероба пальто и, на ходу просовывая руки в рукава, выбежала на школьное крыльцо.

Уличный пейзаж был раскрашен золотом. Нарядный ковер из багряных, рыжих и желтых листьев устилал землю, резко контрастируя с ясным ярко-голубым небом. Лучи теплого, но уже не жаркого солнца весело скакали по жухлой траве, а опьяненные хорошей погодой школьники разгуливали по двору в куртках нараспашку.

Я огляделась по сторонам и заметила плечистую фигуру Калашникова метрах в пятидесяти от меня. Прибавив шагу, я ускорилась, чтобы нагнать его.

– Есенин, значит? – с улыбкой бросила я, приближаясь.

– Ага, тебе понравилось? – Ярослав обернулся и притормозил, чтобы поравняться со мной.

– Не то слово! Ты определенно прочувствовал настроение стихотворения!

– Когда я читал его, думал о тебе, Малыгина, – глубоко вдыхая осенний воздух, признался Калашников.

Я слегка растерялась.

Может, он не понял, что стихотворение о любви? Но это вряд ли… А если понял, то почему говорит, что думал обо мне?..

От этих мыслей пульс участился, а щеки снова опалило жаром. Я по привычке засунула в рот кончик волос и принялась его жевать.

– Я смотрю, вы с Пашей Корчагиным подружились? – я решила сменить смущающую меня тему на другую, более безопасную.

– Да, он неплохой малый, – кивнул Ярослав. – А у тебя кто лучшая подруга? Наташка?

– Я бы не сказала, – задумчиво отозвалась я. – Хотя… Наверное, да. Ведь ближе нее у меня подружек нет. Поэтому, стало быть, лучшая. А у тебя есть лучший друг?

– Да, Севкой зовут.

– Он тоже из детдома?

– Ну а откуда же еще? – усмехнулся Калашников.

Да, действительно. Вопрос глупый.

– Ярослав, я давно хотела спросить, – неуверенно начала я, – почему ты оказался в детском доме? Родители умерли?

– Отца у меня никогда не было. Ну, по крайней мере, я ничего про него не знаю. А мать была наркоманкой и, родив меня, сразу написала отказ. Но ее уже давно в живых нет. Так что да, можно сказать, родители умерли, – пугающе спокойно ответил он.

От услышанного я похолодела. Ни в чем неповинный младенец, едва успев прийти в этот мир, сразу стал невообразимо одиноким. Как это все-таки ужасно!