Пролог

Бежать.

Быстро, тихо, хватая по пути нужные вещи, так, чтобы меня не заметили сотрудники службы безопасности императора — все, что мне оставалось.

Пальцы отчаянно дрожали, створка высокого шкафа в кабинете дяди, отгораживающая тайный проход в лабораторию, где хранилось самое ценное, не поддавалась.

«Забери, Адалин! Забери все, что сможешь унести», — шепнул мне лорд Актавиан, прежде чем втолкнул в узкий коридорчик для слуг, темный и пустой, ведь прислуги у нас уже давно не было.

И теперь, добравшись до его кабинета, я отчаянно пыталась попасть вниз. Туда, где дядя хранил то, чем в полной секретности занимался последние восемь лет.

Шаги.

Тяжелую поступь, бряцающие, по-хозяйски размашистые шаги лорда старшего дознавателя я слышала даже отсюда.

Оглядываться не было смысла. Но я все же оглянулась, видя, как светлая полоска под дверью мгновенно сменяется тенью.

Шкатулка!

Она так и осталась лежать на полке шкафа за спинкой дядиного кресла, и добраться я до нее уже не успевала.

Мне оставалось только смотреть, как медленно, почти издевательски медленно проворачивается тяжелая медная ручка двери.

Частящее сердце булькнуло в желудок, пальцы сильнее задёргали створку, привычно поддевая едва заметный рычажок в углу. Осталось только надавить плечом.

Длинную чёрную косу лорда Аттэртоуна, главного дознавателя имперского сыска, я разглядела в тонкую щель, едва успев прошмыгнуть в приоткрывшийся проход.

Смотреть дальше не стала — нужно успеть собрать все и выскользнуть незамеченной — только прислонилась спиной к шероховатой кладке стены, прижимая холодные пальцы к губам, заглушая шумный звук сованного дыхания.

Кровь: заметив ее, дышать я и вовсе перестала. Она тонким ручейком стекала из-под сорванного ногтя, тёплыми каплями оседала на губах. Магию использовать нельзя — заметят.

Но и кровь ищейки, натренированные за годы службы на корону, почуют.

Из-за шума в ушах я ничего не слышала, но не прислушиваться не могла: лорд дознаватель, кажется, не скрывал глумливого триумфа интонаций, и как бы дядюшка не ломал комедию, долго он не продержится.

Особенно, если Аттертоун и его сопровождающие решат применить особые методы допроса.

— Я все понимаю, лорд Морш, но доказательства вашей вины неоспоримы. И дозволение на обыск от его величества, равно как и на ваш арест, мы имеем. Так почему бы вам не выказать добрую волю и уважение к императору и просто не показать нам ваш чудный особняк? — доносилось глухое из-за стены, и я изо всех сил прислушивалась к разговору.

— Как пожелаете, лорд дознаватель, вот только позвольте уточнить, — дядя явно издевался в ответ, в его голосе слишком четко проступало нарочитое недоумение, — что именно мне, члену имперской гильдии артефакторов, инкриминируют, и что же вы желаете найти?..

Дальше я слушать не стала, времени просто не было.

Страх.

Он подкашивал ноги.

В желудке противно сжималась паника, и по лестнице я спускалась осторожно, несмотря на все заглушающие звуки артефакты.

Гладкие, обтёсанные за долгие годы ступени так и норовили уйти из-под ног, разжигать лампы казалось безумством.

Маленький светлячок сломленного кристалла — это все, чем мне пришлось ограничиться.

Времени оставалось не так уж и много. Если дядя, сыграв идиота, поведёт дознавателей сначала в основную, известную им по прошлым визитам лабораторию, то полчаса я выиграю, пока будут проводить обыск.

В сумку сгребала все, что видела, отдельно упаковывала сложные артефакты и заготовки — они могли войти в конфликт друг с другом, а жить мне еще хотелось.

Постоянно прислушивалась: основная лаборатория находилась сразу за стеной и, пусть прохода между нею и этим тайным закутком не было, я все равно каждый раз вздрагивала, стоило сотрудникам сыска пройти за стеной.

Последним положила странный механизм, почти полностью готовый, но еще неактивный. Пусть лорд Актавиан и не просил забрать его, но оставить труд последних восьми лет дяди я не могла — все равно доберутся, не сейчас, так позже.

С тоской посмотрела на небольшой резной ларчик с мамиными украшениями — ее я не помнила, как и отца. Да и по рассказам дяди особой радости материнства как и родительской любви матушка ко мне не испытывала: постыдным плодам внебрачной связи, ставшим причиной нежеланного брака, такое не положено.

Не возьму.

К механизму, открывающему длинный извилистый проход в трущобы, подходила тихо и осторожно. Слишком страшно было активировать магией отпирающий артефакт, а потому я смотрела на непримечательную часть стены с подозрением.

И снова прислушивалась к глухому эху разговоров, доносящемуся из главной лаборатории дяди.

— …Как же, вы до сих пор живете один, лорд Морш? — издевательски тянул Аттертоун.

Его шаги я слышала тут же, за стеной в паре метров от выхода.

— Понимаю, мало кому захочется привести в дом, где погибли племянник и его жена, новую женщину… Хотя, в вашем плане, возможно, и первую…

— Погибли, лорд Аттертоун? Мне помнится, что племянника и его супругу убили ваши люди, приведя наказание в исполнение прямо в главном холле этого особняка.

Теперь голос дяди звучал много холоднее:

— За преступление, которое, к слову, никак не было подтверждено доказательствами, без суда…

Дослушивать не стала: историю гибели родителей я знала, пусть и не помнила ничего из того дня.

Присутствовала, так говорил дядя, видела все своими глазами, но не помнила.

И, наверное, хорошо, что не могла вспомнить ничего.

Потому как по лицу лорда Актавиана, стоило завести разговор на тему родителей, все можно было понять без долгих разъяснений. В вине родителей я почему-то не сомневалась, как и в вине дяди, слишком уж он скрывал то, чем занимался здесь.

1

— Лорд старший советник?

Сонный стражник, дёрнувшись, проснулся и таки окликнул шагнувшего из тени узкой лестницы лорда.

Тот, неприязненно поморщившись и закатив глаза, сначала остановился, потом вздохнул, и только после, совладав с собой и мигренью, сжимавшей голову тисками после шести часов допросов кряду, оглянулся.

И бросил негромко, махнув рукой в сторону тонущих во тьме казематов:

— К Моршу.

Лязг решёток — даже в императорской узнице все держалось на артефактах — вряд ли мог разбудить местных постояльцев: в каждой камере находились своеобразные глушилки, не пропускающие не только магию, но и какие-либо звуки.

Аттертоун, будучи первым дознавателем службы безопасности, с особой приязнью относился к разного рода пыткам заключённых, которые сам именовал экспериментами.

Использовал все, даже глухую тишину, порой действовавшую хуже самого громкого крика. Здесь раскалывались все.

Даже те, кому не в чем было признаться.

Звук шагов, гулом отдающийся под высокими потолками, заставлял морщиться. Форейн прикрыл глаза, ориентируясь по памяти и привычке.

А память на местные казематы у него была отменной, что нисколько не радовало его самого.

В основном камеры были пустыми — это он чувствовал, проходя мимо, даже не прибегая к привычному сканированию помещений.

Но его интересовала одна единственная, за поворотом, в углу. Словно Аттертоун хотел поиздеваться над Актавианом, засадив его подальше от людей и охраны.

Нужную клетку он заприметил не доходя: зеленоватое поле защиты, снабжённое ко всему прочему следилками и прослушкой, мягким зелёным светом заливало как саму камеру, так и пятачок узкого коридора перед ней.

И пленника, сгорбившегося, устало сидящего на нарах.

Прежде ему не доводилось видеть Морша таким измождённым и словно бы отчаявшимся. Будто сама сила мага тлела глубоко внутри, пожирая его жизнь капля за каплей.

Аккуратный удар носком сапога по жердям решетки, чтобы привлечь внимание Актавиана, и тот, приподняв голову, выразительно кивнул, а после качнул головой в сторону поста стражи, поднимаясь с нар.

— Морш. Вы просили встречи. У меня не так много времени.

Взгляд глаза в глаза, долгий, тяжелый, и артефактор кивнул, подступая ближе.

Два шага, коротких и семенящих.

Длинные пальцы, грязные и в кровавых потёках, впились в предупреждающе завибрировавшие прутья.

Но Морш только ухмыльнулся этому, фыркнул насмешливо и закатил глаза.

«Отчаянный, как и всегда» — подумалось лорду главе тайного совета императора.

— У меня лишь одна просьба, советник: я хочу видеть доказательства, собранные по моему делу, перед казнью, — выдыхнул уверенно Актавиан, не отпуская взгляда Форейна.

«Нас слушают» — жестами руки добавил Морш, всмотревшись в темноту за спиной советника.

Тревога и беспокойство артефактора были вполне понятны Форейну.

Но даже без доступа к ментальному полю заключённого он чувствовал, что волнения артефактора никак не связаны с обвинениями и казнью.

Слишком знакомо горели темные глаза на осунувшемся лице, слишком много в них было боли.

Личной, мучающей и рвущей душу.

И как бы он не хотел ошибиться, но видеть подобное доводилось не раз и не два.

Форейн уже и сам сбился со счета и больше не пытался вспомнить имена, лица и подробности дел тех, в чьих глазах видел свое отражение, понимая, что это последнее воспоминание пленника.

— Не поблажку и снисхождение, не доследование, и даже не женщину…

Язвительности в тон Форейну приходилось добавлять усилием воли. А Актавиан, прекрасно знающий, что именно ждёт его завтра в полдень, только улыбался через силу.

— Всего лишь доказательства… Вы ведь знаете, что ваше дело было прикреплено к остальным о перевороте.

— И просить о подобном бессмысленно, я знаю, лорд Форейн, — устало оборвал его Морш.

Вот только посмотрел очень уж многозначительно.

— И тем не менее, я хочу видеть всю собранную информацию, — добавил он, выразительно опустив взгляд.

«Есть?» — жест руки осуждённого был однозначен.

Только сейчас Эштиар понял, как ждал этого момента.

Пальцы артефактора нетерпеливо скрипнули по шероховатым прутьям, и судорожный вздох заставил поторопиться.

Кажется, Актавиан ждал даже больше него самого, жадно следя за тем, как лорд вытаскивает из внутреннего кармана форменного мундира тайной службы небольшой, увенчанный кристаллами тубус.

Смотрел, как украшенная вязью вещица, больше напоминающая сувенир или игрушку, медленно и совершенно беспрепятственно просачивается сквозь зеленоватую защиту, никак не среагировавшую на вторжение.

Покрытые кровью пальцы, нервически дрогнув, крепко вцепились с другой стороны, и Форейн поднял напряжённый, выжидательный взгляд.

— Я рад, что ты пришёл, — облегченно, даже радостно выдохнул Морш, немного расслабляясь.

— Я не мог не прийти, — отрезал Форейн спокойно. — Ты же понимаешь, что все дела, хоть как-то связанные с переворотом, находятся на особом контроле у императора? Тебе никто не позволит сунуть нос в документы, Актавиан.

Морш только фыркнул весело в ответ и дёргано, широко улыбнулся.

Потёр свободной рукой бровь, задумчиво.

Почти ностальгически он посмотрел на тубус, протянутый между прутьями.

Вытянув пальцы, любовно огладил выступающую по цилиндру вязь, которую собственноручно выплавлял около двадцати лет назад.

Забавная вещичка и очень полезная, если знать как пользоваться.

Загрузка...